Текст книги "Последний шанс (ЛП)"

Автор книги: Сара Грандер Руиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Переводчик: Siberian_forest

Редакторы: Siberian_forest, Marina_lovat,

Gosha_77

Глава 1

Рэйн

Когда я вхожу в паб, первое, что замечаю, это музыка. Она энергичная, с многослойным вокалом и громкими басами, что заставляет меня начать подпевать, хотя я и не знаю слов. "Ирландец" оказался не очень заполненным, что не характерно для ирландских пабов в пятницу вечером, но может быть здесь это нормально. Единственное, что мне известно про Коб, так это то, что именно его порт оказался последним, куда заходил "Титаник" перед тем, как затонуть. А ещё, по словам женщины, которую я встретила в Дублине, и которая зарабатывала себе на жизнь танцами с обручем, местный терминал для круизных судов – отличное место для заработка.

Я прохожу через всё помещение и сажусь за барную стойку, после чего, заказываю стакан "Гинесса" у вежливого, но угрюмого на вид бармена. Достав из кармана пальто телефон, я открываю приложение для поиска песен. Когда экран телефона не загорается, я инстинктивно тянусь за огромным рюкзаком, с которым не расстаюсь, но затем вспоминаю, что при мне его больше нет. Как и моей гитары. И дорожного футляра, в котором я переносила своё оборудование. Которого у меня тоже больше нет. Ни уличного комбика¹. Ни стойки для микрофона. Ни зарядки для телефона.

Обычно я достаточно спокойно переживаю кризисы, вероятно, потому что они частенько со мной случаются. Но сейчас, после безуспешных поисков своих украденных вещей посреди январской стужи, моё лицо так сильно онемело от холода. Я чувствую, что ещё немного и сорвусь, как слишком сильно натянутая гитарная струна.

Проблема: я застряла в городе, о котором ничего не знаю, а из вещей у меня – лишь содержимое моих карманов. Бальзам для губ. Билет на поезд из Дублина в Коб. Полиэтиленовый пакет на застёжке с наличными из моего футляра для гитары. Ножной тамбурин. Старые салфетки с текстами песен. Старые чеки с текстами песен. Кусочек жвачки, завёрнутый в помятый чек (точнее множество чеков). И, слава тебе Господи, паспорт и телефон.

А решение? Мне ещё предстоит его найти.

Когда песня заканчивается, я мирюсь с тем фактом, что никогда не узнаю её названия. А также с тем, что после года, проведённого за границей, мне, скорее всего, придётся вернуться в Бостон раньше, чем я планировала.

Бармен наполняет мой стакан наполовину, но затем отставляет его в сторону и исчезает на кухне. Пока я жду его, я осматриваю помещение паба. Он чистенький и светлый, но почти не украшен. Если не считать двух флагов Ирландии, мелового меню и пары чёрно-белых фотографий кораблей и каких-то зданий, можно сказать, что он вообще никак не украшен. Тут и посетителей-то почти нет. Мне стоило найти более оживлённое место, чтобы отвлечься, но теперь, когда я уже села, мне уже совсем не хочется вставать.

Бармен возвращается через несколько минут и ставит передо мной стакан с пивом.

– Пожалуйста, дорогая, – говорит он.

Я благодарю его, но он только фыркает и снова исчезает на кухне.

Пока я пью пиво, я не перестаю стучать пальцем по своему мёртвому телефону. Я не хочу звонить родителям, но мне придётся это сделать. Я больше не могу это откладывать. Я пытаюсь сосредоточиться на музыке, которая доносится сверху, но негативные мысли не перестают крутиться в голове. Я думаю о том, как же это будет унизительно – позвонить родителям и попросить их о помощи. А потом вернуться домой и поселиться у них до тех пор, пока я снова не встану на ноги. А ещё выслушивать от них унизительное: "Мы же говорили".

Допив пиво, я начинаю мотивировать себя на то, чтобы найти какой-нибудь магазин, где продают мобильные телефоны, как вдруг меня привлекает неожиданное шевеление справа от меня. Я поворачиваюсь и обнаруживаю на барном стуле рядом с собой самого огромного чёрного кота, которого я когда-либо видела.

– Ого, приветик, – говорю я.

Кот лениво машет хвостом и смотрит на меня своими огромными зелёными глазами.

Может быть, на меня так подействовало пиво, но мне кажется, что я уже влюблена в этого кота. Помахав перед ним рукой, я говорю:

– Какой ты пушистик! Но ты немного опоздал. Сегодня со мной уже случилось всё самое плохое, что только могло случиться. По крайней мере, я на это надеюсь.

Кот смотрит на меня, а затем издаёт мурлыкающий звук, который напоминает щебетание птицы.

– Готова поспорить, тебе всё время не везёт, ага? Хотя нет. Ты, наверное, очень счастливый кот.

Кот снова начинает мурлыкать. Он трётся мордой о мою руку, поэтому я решаю его почесать.

– К слову об удаче, у тебя случайно нет зарядки для телефона, пушистик? Или ты девочка?

Я чуть не падаю со стула, когда мне отвечает чей-то голос:

– У него нет зарядки, но она обычно есть за барной стойкой.

Я поднимаю глаза и вижу, как на стул по другую сторону от кота опускается мужчина. Он снимает с головы шапку, засовывает её в карман пальто и проводит рукой по тёмным волосам. Когда он поворачивается ко мне лицом, я решаю, что была права. Этот кот – везунчик. С такими ясно-голубыми глазами и непринуждённым выражением лица этот мужчина выглядит… очень сексуально.

Он ставит локоть на барную стойку, приняв чересчур небрежную, но при этом уверенную позу, точно он владелец этого заведения. Он само воплощение секса, и я уверена, что он об этом знает. Я смотрю на локон, который прикрывает его глаза, на чёрное полупальто, чёрные джинсы и чёрные кожаные ботинки, и решаю, что мне безумно нравится этот образ плохого парня.

– Мне нравятся твои…

Вообще всё.

– Ботинки, – говорю я, и мне тут же хочется ударить себя по лицу.

Неужели я не могла придумать чего-то получше, чем "Мне нравятся твои ботинки"? Похоже, я так и не научилась общаться с тех пор, как уехала из дома.

– Спасибо, – говорит мужчина.

Он одаривает меня удивлённой улыбкой, и я вскоре понимаю, что кот отодвинулся от меня, и я уже пару секунд почёсываю воздух. Я хватаю бокал и делаю глоток, но там осталось лишь несколько капель жидкости. Чего бы я ни пыталась добиться (пусть даже это что-то совсем маленькое, крошечное, почти нереальное), всё пошло прахом.

Мужчина убирает волосы с глаз и смотрит на мои потрёпанные походные ботинки с выцветшими красными шнурками.

– Твои ботинки мне тоже нравятся, – говорит он.

Не могу понять, он это серьёзно или нет. Этим ботинкам порядком досталось. На самом деле мне уже нужны новые, хотя дома мне, вероятно, не понадобятся походные ботинки. Благодаря своим связям родители найдут мне офисную работу в какой-нибудь клинике, и вместо походных ботинок мне придётся купить что-то более солидное, хотя я не понимаю, почему туфли на каблуках и лодочки на низком каблуке считаются более солидными, чем обувь с нескользящей подошвой и супинатором.

Мужчина кивает на кота.

– Он мальчик, но ты можешь называть его так, как пожелаешь. Ему всё равно. Ты согласен, Принцесса Уродина?

Я шевелю пальцами в своих невероятно солидных, хотя и потрепанных, ботинках.

– Вот это имечко.

Он игриво мне улыбается.

– Вообще-то его зовут Себастьян, но "пушистик" тоже сойдёт.

Я много раз фантазировала о том, как я встречаю симпатичного местного парня, и у нас начинается головокружительный роман, но ни в одной из этих фантазий симпатичный парень не заставал меня за разговором с котом.

– Ты же не будешь отрицать, что он пушистый, – говорю я. – Это научный факт.

– Да-да. У нас тут великолепный представитель вида Котикус пушистикус, который является самым свирепым и, осмелюсь предположить, самым пушистым из рода кошачьих.

Когда Себастьян начинает мурлыкать, он чешет кота между ушами, после чего поднимает на меня глаза.

– Так что насчёт зарядки для телефона. Ты хотела её одолжить?

Точно. Я стучу пальцем по экрану своего мёртвого телефона и вздыхаю.

– Я не хочу никого напрягать.

– Я знаком с владельцем, – говорит мужчина. – Он не будет против.

И прежде чем я успеваю сказать ему, чтобы он не беспокоился, мужчина перекидывает руку через барную стойку и начинает сосредоточенно искать на ощупь зарядку.

– Я серьёзно, не стоит беспокоиться. Я просто…

– Вот, – говорит он и с победоносным выражением лица опускается на стул, держа в руке зарядку для телефона.

Я перевожу взгляд с него на зарядку. Я не привыкла одалживать чужие вещи без спросу. Чёрт, я их в принципе не трогаю, даже если они мне мешают (Этот трудный урок я усвоила, когда на меня наорали в хостеле). Но бармена нигде не видно, а мне, и правда, нужна зарядка. Я уже пропустила последний поезд в Корк, где находится ближайший хостел, и не представляю, как я доберусь до него без телефона.

– Ты точно уверен, что владелец не будет против?

– Точно.

Когда мужчина протягивает мне зарядку, кот захватывает её лапой.

– Перестань, Себыч.

Кот мяукает и оставляет зарядку в покое, а мужчина отдаёт её мне.

– Под барной стойкой есть розетка, – говорит он.

– Спасибо.

Я втыкаю зарядку в розетку, и когда значок аккумулятора загорается на моём телефоне, я испытываю облегчение и одновременно ужас. Я больше не могу откладывать звонок родителям. Может быть, кот может каким-то волшебным образом наколдовать мои пропавшие вещи, если я очень его попрошу?

Я начинаю искать хостелы, которым требуются работники, а мужчина снимает с себя пальто и вешает его на крючок рядом с барной стойкой. Он закатывает рукава своей чёрной рубашки, и моё внимание привлекают цветные татуировки, которые покрывают его предплечья. Я заключаю, что всё его тело, должно быть, покрыто татуировками, потому, что замечаю рукоять кинжала, которая выглядывает из-под воротника его рубашки.

Положив телефон на барную стойку, я поворачиваюсь к нему.

– Они все что-то значат?

Мужчина смотрит на меня так, словно не понимает, о чём я говорю.

– Твои татуировки, – объясняю я.

– О, – он вытягивает перед собой руки, словно никогда не видел их раньше. – Значат.

Он кладёт руку на барную стойку.

– Вот эта означает, – говорит он, указывая на изображение рыжего кота, окружённого цветами, – что я люблю кошек.

Я осматриваю его руку. На ней так много татуировок, что я даже не знаю, с какой начать. Трёхглавый дракон. Стакан с пивом. Химическая формула какого-то вещества, название которого я не могу вспомнить в данный момент, потому что мой мозг, по всей видимости, перестал функционировать.

– Даже не знаю, шутишь ты или нет.

Он чешет Себастьяна за ухом.

– Я никогда не шучу по поводу своих тату, – говорит он. – Я действительно люблю кошек.

Мне хочется расспросить его поподробнее насчёт кошек и узнать, изображает ли эта татуировка какого-то конкретного кота, но прежде чем я успеваю это сделать, Себастьян зевает и спрыгивает со стула. Он пересекает помещение бара, затем оборачивается, смотрит на нас своими зелёными глазами, после чего исчезает в другом помещении.

– Кажется, я ему наскучила, – говорю я.

– Не-е, – отвечает мужчина. – В тебе должно быть что-то интересное. Себастьян сидит далеко не с каждым.

А затем он смотрит на меня так, что в моём мозгу происходит короткое замыкание.

– Ты флиртуешь со мной?

Когда мужчина начинает смеяться, мне тоже хочется рассмеяться.

– Нет, но я могу, если хочешь.

Я уверена, что это шутка, но после всего того, что сегодня произошло, я чувствую себя скорее разбитой, чем сексуальной. К тому же татуированные красавцы-ирландцы не каждый день флиртуют со мной, даже в шутку. Так что, кто я такая, чтобы отказывать Вселенной, когда она посылает мне что-то хорошее?

– А знаешь что? Я бы не отказалась. У меня сегодня был плохой день.

Я поудобнее устраиваюсь на стуле и засовываю одну ногу себе под попу.

– Если, конечно, ты говорил серьёзно.

Улыбка приподнимает его губы, и он осматривает меня.

– Я серьёзно, – говорит он.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

– Ну, давай посмотрим, на что ты способен.

Когда он пересаживается на стул, стоящий рядом со мной, моё сердце начинает стучать точно метроном, которому задали слишком быстрый темп.

– Дай мне, пожалуйста, свою руку, – говорит он.

– Зачем?

Я опускаю глаза на его протянутую руку и замечаю, что даже внутренняя сторона его плеча заполнена цветом. Его тату выглядят так, словно они не должны сочетаться, но почему-то сочетаются – две конфеты в форме сердца, ножницы, привидения из "Пак-Мана"².

– Я не могу тебе сказать. Это часть флирта.

Половина моего мозга говорит, что это плохая идея. Но другой его половине всё равно. Когда он улыбается, я решаю послушать вторую половину и говорю первой заткнуться.

Я помещаю свою руку в его ладонь, и от этого прикосновения моя кожа покрывается мурашками. Я знаю, что это часть игры во флирт, но когда путешествуешь по миру в одиночку, нечасто удаётся касаться людей. За исключением парижского метро, но это совершенно другая история. Если моя кожа что-то и пытается сказать в такие моменты, то это слова из песни "Don’t Stand So Close to Me"³.

Мужчина переворачивает мою руку так, что теперь она лежит ладонью вверх в его руке.

– Посмотрим…

Он слегка проводит указательным пальцем по центру моей ладони.

– Интересно. Здесь сказано, что ты очень красивая.

Это довольно банальный "подкат", но я всё равно улыбаюсь.

– Как это мило со стороны моей ладони.

Мужчина поднимает на меня глаза.

– Между прочим, я тоже думаю, что ты очень красивая.

– Я рада, что у вас с неё полное взаимопонимание, – говорю я как бы между прочим, хотя на самом деле, я уже начала таять, как тот энергетический батончик, оказавшийся на дне моего рюкзака.

Он смеется, а затем снова смотрит на мою руку.

– Скоро тебя ожидает приключение, которое изменит твою жизнь. Звучит весело.

– Или жутко.

Он качает головой.

– Тут совершенно точно сказано, что это будет веселое приключение.

Он подставляет мою ладонь под свет барной лампы, висящей над нами.

– У тебя творческая душа. Как у художника.

Он щурится и смотрит на меня.

– Ты музыкант?

Если ранее я думала, что моё сердце билось слишком часто, то это было ничто по сравнению с тем, как оно бьётся сейчас.

– Откуда ты знаешь?

– Это написано на твоей руке.

Я смотрю на свою ладонь.

– Не знаю, пытался ли ты добиться именно такого эффекта, но сейчас мне немного не по себе.

– Не волнуйся.

Он нежно проводит по кончикам моих пальцев.

– Я делал татуировки многим музыкантам. Тебя выдали мозоли. И из твоего кармана торчит тамбурин. Он звенит каждый раз, когда ты двигаешься.

Я смотрю на свой карман, где, конечно же, лежит мой тамбурин, который прекрасно видно.

– Ты татуировщик?

– Типа того.

И прежде, чем я успеваю спросить, что это значит, он говорит:

– Мне продолжать? Или тебе всё ещё не по себе?

– Больше нет, – говорю я, хотя мне по-прежнему очень не по себе… из-за того, каким сильным и каким внезапным оказывается моё влечение к этому мужчине.

– Хорошо.

Он снова опускает глаза на мою ладонь.

– А вот это мне нравится. Тут сказано, что ты встретишь незнакомца. Очаровательного незнакомца с голубыми глазами. И я бы сказал, ярким характером.

Выражение его лица становится игривым, когда он поднимает на меня глаза.

– Хотя это можно по-разному трактовать.

Я оглядываю его татуировки.

– Как скажешь.

– Этот таинственный незнакомец должен быть где-то под метр восемьдесят, и он очень хорошо умеет флиртовать. А ещё он любит бублики. Но только не с изюмом. Ему больше нравятся с маком. И он невероятно привлекательный. Твоя ладонь говорит, что это самый красивый парень во всей Ирландии, хотя это, конечно, преувеличение, поэтому сойдёмся на том, что он самый красивый парень в Корке.

– Звучит классно. Надеюсь, он скоро здесь появится.

Мужчина обиженно смотрит на меня, а затем снова опускает взгляд на мою ладонь.

– О, а в самом ближайшем будущем твой ланч съест чайка.

Я издаю смешок.

– Это ты так решил отомстить?

Он выпрямляется на стуле, но продолжает держать мою руку.

– А причём тут месть? Я говорю, что вижу. Так что не надо стрелять в посланника, принёсшего дурную весть.

Между нами воцаряется тишина, и мы просто смотрим друг на друга, а затем он выпускает мою руку и отстраняется от меня.

– Ну как? – спрашивает он.

– Идеально, – говорю я. – Я обязательно оставлю о тебе великолепный отзыв на "Трипэдвайзере". Десять из десяти.

– Я ценю твою похвалу, но максимальная оценка на "Трипэдвайзере" – пять звёзд.

– Значит, десять из пяти.

Отлично, теперь я несу чушь. Я беру с барной стойки салфетку и начинаю разглаживать пальцами её края. Мне нужно чем-то занять руки, потому что… меня переполняют эмоции. Точнее одна эмоция – что-то сродни воодушевлению или восторгу. Каких-нибудь пару минут назад я чувствовала изнеможение. А теперь моё тело буквально вибрирует от переполнившей его энергии. Если бы это было социально приемлемо, я бы намотала пару кругов по этому помещению.

– Спасибо, что развеселил… Боже, я даже не знаю твоего имени.

– Джек, – говорит он.

– Спасибо тебе, Джек. Я должна тебе бублик. С маком. Не с изюмом.

– Мне казалось, что это я должен флиртовать.

Он начинает играть с подстаканником и раскручивает его один, два, три, четыре раза.

– Как тебя зовут?

– Рэйн.

– Это сокращённое от?..

– Лоррэйн, но Рэйн звучит круче.

– Лоррэйн довольно милое имя.

– Мне больше нравится Рэйн.

Он широко улыбается мне.

– Как хочешь, Лоррэйн.

– Да, я так хочу.

– Ну, тогда – приятно познакомиться, Рэйн.

Он останавливает подстаканник и затем смотрит на меня.

– Не возражаешь, если я продолжу флиртовать с тобой и угощу тебя чем-нибудь?

У меня был невероятно дерьмовый день, но хотя бы события начали развиваться в более позитивном ключе.

– С такой работой как у меня ни в коем случае нельзя отказываться от бесплатной выпивки, – говорю я. – Да и вообще от чего бы то ни было бесплатного. Конечно, кроме наркотиков. Мне на удивление часто предлагают бесплатные наркотики.

Джек приподнимает брови.

– Не в том смысле, что я покупаю наркотики. Нет. Я хотела сказать, что я не принимаю наркотики, ни платные, ни бесплатные.

Я замолкаю и делаю быстрый вдох.

– То есть я хочу сказать, что, да, ты можешь угостить меня, хотя ты уже, наверное, не хочешь.

Он на мгновение задерживается на мне взглядом, а затем отвечает:

– Я всё ещё хочу тебя угостить.

– Ох, это хорошая новость.

Он ставит локоть на барную стойку и подпирает щёку рукой. На костяшках его пальцев вытатуировано слово "LAST". Я бросаю взгляд на его левую руку, которая всё ещё теребит подстаканник. На ней красуется надпись "CALL". "LAST CALL" – последний шанс или последний заказ, который объявляет бармен перед закрытием бара. Похоже, ирландцы действительно очень любят свои пабы.

– Так где ты конкретно работаешь? – спрашивает он. – Играешь в группе?

– О, нет, я играю одна. Бродячий музыкант.

Я никогда не знала, как объяснить, кем я работаю. Большинство людей – включая моих родителей – вообще не считают это работой.

– Звучит очень необычно, но, по сути, я просто уличный музыкант.

– Готов поспорить, у тебя накопилось множество интересных историй, – говорит он.

– О, их слишком много, но я не уверена, что они стоят того.

– Если они хотя бы наполовину такие же интересные, как ты, уверен, они того стоят.

Не знаю, откуда взялся этот парень, но я рада, что он здесь оказался. Я уже собираюсь сказать ему об этом, но с кухни возвращается бармен и встаёт напротив нас с хмурым выражением лица.

– Что ты здесь делаешь, Джеки? – спрашивает он. – В пятницу вечером? Я же сказал тебе пойти и повеселиться где-нибудь.

Джек улыбается ему.

– Я веселюсь, Олли Волли. Покупаю этой девушке выпить.

Бармен смотрит на меня.

– Просто Олли, – говорит он. – Я имел в виду… пойти и повеселиться в другом месте, – добавляет он. – С людьми своего возраста.

Джек поворачивается ко мне.

– Надеюсь, ты не против, если я спрошу, Рэйн. А сколько тебе лет?

– Я не против.

Я никогда не понимала, почему некоторые люди могут быть против.

– Мне двадцать восемь.

– Ты это слышал, Олли Волли? Рэйн всего лишь на год старше меня.

Олли игнорирует его ответ.

– Если ты разрешаешь этому идиоту купить себе выпить, советую заказать самый дорогой напиток.

Какими бы ни были отношения между Олли и Джеком, за ними очень забавно наблюдать.

– Может быть, в другой раз. Думаю, я выпью ещё стакан "Гинесса", если можно.

Олли фыркает. Он забирает с барной стойки пустой стакан и берёт чистый.

– А ты не собираешься спросить у меня, чего бы хотелось мне? – говорит Джек.

Олли отставляет стакан в сторону.

– Собираюсь, – говорит он и уходит.

Я провела в Ирландии всего неделю, но мне хватило этого времени, чтобы понять: если ирландец говорит "собираюсь", он совершенно точно не собирается.

– Веришь или нет, но он любит меня как брата, – говорит Джек.

– Это заметно. Именно так вела себя моя сестра в последний раз, когда я с ней разговаривала.

Клара и я абсолютно разные, как по внешности, так и по характеру. Её каштановые волосы всегда аккуратно уложены, а я уже много лет как оставила затею усмирить свои рыжие кудряшки. Из макияжа на моём лице лишь бальзам для губ, тогда как Клара не выходит из дома, не нанеся консилер, которым она замазывает свои веснушки. Это одна из немногих черт, которая делает нас похожими. Несмотря на то, что Клара на два года меня младше, она всегда ведёт себя как старшая сестра. Она всегда подписывает и рассылает благодарственные письма, а когда наша бабушка шлёт нам деньги на Рождество, она откладывает их, а не наполняет корзину онлайн магазина виниловыми наклейками. Клара получает так много приглашений – на вечеринки, посиделки, свадьбы – что ей приходится сверяться со своим ежедневником, чтобы убедиться, что она не занята, прежде чем ответить на приглашение (что она тоже обычно делает).

Она не всегда была такой идеальной. Когда мы были детьми, мы всё время попадали в переделки. Но потом мы повзрослели, и наши отношения изменились. Каким-то образом Клара выросла, а я нет. Она уже полгода как обучается на первом курсе медицинской школы, и у неё отлично получается, судя по словам родителей, которые тоже врачи. А вот меня отчислили из медицинской школы, и я стала уличным музыкантом. Так что в семье доктора Харта, я самая странная. Полнейшая неудачница.

– Ты сказала, что у тебя был плохой день, – говорит Джек. – Могу я спросить, почему?

Я оглядываю его оценивающим взглядом. Похоже, ему действительно это интересно. Так почему бы мне не рассказать ему? Я никогда не была скрытной и не хранила никаких секретов от людей. Я не понимаю, почему люди так много скрывают о себе. К тому же, проведя весь прошлый год в разъездах, я привыкла выворачивать душу перед незнакомцами.

"Ты не можешь считать каждого встречного своим другом", – предупреждает меня мой внутренний голос.

Но я ничего не могу с собой поделать. Если мне кто-то нравится, мне неважно, знакома ли я с ним пять минут или пять лет. Я считаю такого человека другом, пока он не докажет обратное.

И вот этот Джек… он мне нравится.

Глава 2

Когда Джек разворачивается ко мне, я чувствую, как наши колени соприкасаются.

– Это довольно забавная история, – говорю я.

По правде говоря, я не считаю её забавной. И я также не хочу об этом говорить, но эта история крутилась у меня в голове на протяжении последних пары часов, поэтому если я расскажу её кому-то, я могу обратить всё в шутку. Я могу посмеяться над собой, и Джек тоже посмеётся, а потом мы с ним вместе сделаем акцент на том, насколько это смешная история и на том, что я могла бы сделать, но не сделала.

– Вчера я стритовала на Графтон Стрит в Дублине и встретила одну девушку по имени Криста, – начинаю я. – Она выступает с обручами, и это лучшее выступление, что я когда-либо видела. У неё есть такие светящиеся обручи, и когда она крутит девять или десять обручей одновременно это… просто невероятно.

То, как загоралось лицо Кристы, когда она рассказывала мне о своей любви к обручам, напоминает мне о том, как я чувствую себя, когда беру в руки свою гитару. Пока я её слушала, мне стало интересно, выгляжу ли я такой же счастливой, когда говорю о музыке. И если это так, то почему члены моей семьи не понимают, что я просто не могу заниматься ничем другим?

– Ты можешь себе это представить? – говорю я Джеку. – Она так сильно любит свои обручи, что сделала это делом своей жизни. Некоторые считают это глупым или детским занятием, а она превратила это в работу. А ведь благодаря ей она может путешествовать по миру. И людям это нравится! У неё много последователей и…

Я вдруг понимаю, что отклонилась от темы.

– Извини. Суть вот в чём. Она сказала мне, что терминал для круизных судов в Кобе – отличное место для заработка. Поэтому я приехала сюда из Дублина сегодня утром и нашла для себя точку…

– Точку?

– Ну, место, где я работаю… то есть выступаю.

– Ясно. Продолжай.

Джек внимательно смотрит на меня. И он даже не поднимает глаза, когда Олли заканчивает наполнять мой стакан пивом и ставит его передо мной.

– Я ждала круизный лайнер всё утро, но ни один не пришёл, – говорю я.

– Потому что сейчас январь, круизы начинаются только в апреле.

– О, тогда это многое объясняет.

Мои щёки краснеют от смущения, и я опускаю глаза на своё пиво в надежде скрыть лицо под волосами. Мне должно быть всё равно. Любой мог допустить такую оплошность. Хотя я уверена, что многие начали бы с более тщательного исследования, а не ограничились бы просмотром парочки досок объявлений прежде, чем отправиться в новое место.

Если бы я более подробно изучила вопрос, а не купила бы спонтанно билет до Коба, я, вероятно, отправилась бы в другой город и не попала бы в этот переплёт. Но в этом-то и заключается прелесть моего кочевого существования. Я могу делать, что захочу, и свидетелями моих заключений станут лишь люди, которых я встречаю в дороге и которых больше никогда не увижу. А ещё я двадцать восемь лет прожила с СДВГ⁴, поэтому настолько привыкла совершать эти маленькие ошибки и невольно расстраивать ими своих близких, что даже самые крошечные оплошности кажутся гигантскими, потому что напоминают мне о том, что я никогда не оправдываю чужих ожиданий.

– Так что произошло потом? – спрашивает Джек.

Верно. Я отпиваю пиво, а затем снова беру салфетку.

– Я решила свернуться где-то в час и попробовать поискать место получше, поближе к парку. У меня был походный чехол, в котором я носила всё своё оборудование – уличный комбик, стойку для микрофона и так далее. А все остальные вещи, кроме гитары, я ношу в огромном рюкзаке, который беру с собой везде. Он весит не менее сорока фунтов.

Джек качает головой.

– Ох уж эти американцы со своими единицами измерения.

– Смысл в том, что он очень тяжёлый.

– Я понял.

– Я очень торопилась добраться до парка пораньше, чтобы захватить обеденное время, и собрала почти все вещи, как вдруг кто-то сказал мне, что я кое-что обронила. Я повернулась и, конечно же, увидела парня, который держал один из моих кабелей. Я была уверена, что уже сложила его, но не стала задумываться. Я поблагодарила его и протянула руку за кабелем, но вместо того, чтобы отдать его мне, он схватил меня за руку и повалил на землю, после чего убежал со всеми моими вещами.

– Это произошло здесь? В Кобе?

Я киваю, а затем кладу салфетку на барную стойку и делаю ещё один глоток пива. Мне нужно взять себя в руки, так как если я продолжу говорить прямо сейчас, я могу расплакаться, а я ненавижу плакать на глазах у других людей, хотя это происходит постоянно. В последний год я несколько раз попадала в нехорошие ситуации, но такого со мной ещё не случалось. Буквально пару мгновений назад я протягивала руку незнакомцу, и вот я уже лежу на земле. Но как бы я ни злилась на парня, который украл мои вещи, на себя я сержусь гораздо сильнее. Я совершила подряд несколько ошибок. Мне стоило лучше изучить ситуацию перед тем, как приезжать в Коб. Я знаю, что мне нельзя поворачиваться спиной к своим вещам даже на секунду. Я не должна была ставить себя в такое положение, в котором я оказывалась одинокой и беззащитной. Это было глупо и безрассудно, и мне ещё повезло, что тому парню были нужны только мои вещи.

– Придя в себя, я побежала за ним следом, – говорю я. – Но он успел убежать довольно далеко, а к моей ноге был всё ещё привязан тамбурин.

Я кладу тамбурин на ботинок и начинаю трясти ногой, чтобы создать комический эффект.

– Не очень-то помогает разогнаться. В общем, я потеряла его из виду, и теперь, – говорю я, ещё раз тряхнув ногой, – это практически всё, что у меня осталось.

Я жду, когда Джек рассмеётся, но он этого не делает. Он хмурит брови и говорит:

– И что здесь смешного?

– Ты когда-нибудь видел, как кто-нибудь бегает вот с этим? – я снова трясу ногой. – Я нет, но думаю, что это выглядит абсолютно нелепо.

Я засовываю тамбурин обратно в карман и морщусь, когда мой локоть пронзает боль.

Джек смотрит на меня.

– Ты что-то себе повредила?

– Всего пара синяков. Локоть, копчик и эго.

– Ты разговаривала с полицейскими? – он смотрит на мой локоть. – Ходила к врачу? Может быть, тебе стоит осмотреть локоть? Что если он сломан?

– О, он не так сильно болит. И да, я уже подала заявление в полицию, но… Не знаю… они не показались мне оптимистично настроенными. Последние три часа я ходила по району, пытаясь найти хоть какие-то следы своих вещей, но безуспешно.

Джек ритмично стучит пальцами по барной стойке.

– Ты уверена, что с твоей рукой всё в порядке? Если перелом небольшой, ты можешь его даже не почувствовать. Рука не опухла?

Я задираю рукав своего худи и несколько раз распрямляю руку.

– Видишь? Всё в порядке.

Джек выглядит так, словно хочет сказать что-то ещё, но только кивает и снова начинает выстукивать пальцами всё тот же ритм.

– И что ты собираешься теперь делать? – спрашивает он.

Я беру в руки салфетку и провожу пальцами по каждой из её сторон.

– Наверное, поеду в Корк, а оттуда полечу домой. Я не могу себе позволить остаться здесь в надежде на то, что мои вещи объявятся. Я не планировала возвращаться домой… вообще, но не думаю, что у меня есть хоть какой-то выбор. Уверена, что родители разрешат мне пожить с ними, и мне, на самом деле, очень повезло, что у меня есть этот вариант, но…

Я качаю головой, глядя на салфетку, которую, не переставая, кручу у себя в руках.

– Ты не хочешь жить со своими родителями? – спрашивает Джек.

– Просто они меня не понимают. Они всегда надеялись на то, что мы с сестрой станем врачами, как они. В общем-то, моя сестра как раз этим занимается. Она учится в медицинской школе. Поэтому когда я уехала из дома и стала уличным музыкантом…

Я издаю смешок, а Джек улыбается.

– Ага, им это не очень понравилось. Они сказали мне, что я совершаю ошибку, теряю несколько лет учебы, выбрасываю на помойку свой потенциал. Сказали, что я пожалею. Может быть, это ошибка. Но я не жалею. Если я поеду к ним, они будут пытаться нарушить все мои планы и впихнуть меня в свои. Я переживаю, что если позволю им помочь мне, я сдамся. А я просто не готова отказаться от музыки и путешествий. По крайней мере, не сейчас.