Текст книги "Последний шанс (ЛП)"

Автор книги: Сара Грандер Руиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ты опять начал ходить к психотерапевту? – спрашивает он.

– Первый приём был вчера.

– Хорошо. И… что бы посоветовал тебе твой терапевт? Тебе, правда, нужно пойти домой?

Я какое-то время смотрю на своего брата.

– Я не понимаю.

– Боже, я так непонятно говорю? Ты сказал, что тебе нужно домой. Тебе, и правда, это нужно или…

– Я не о том, – говорю я. – Я не понимаю… это.

Он смотрит на меня пустым взглядом.

– Тебя. Я не понимаю тебя, – я вжимаюсь в стул и скрещиваю руки на груди. – Это не похоже на заботу, когда ты пытаешься начать делать то, что якобы должен делать. А я-то надеялся, что ты продолжишь мне помогать.

Олли закатывает глаза.

– Ты, серьёзно, этого хочешь?

"Да", – хочу сказать я, но когда открываю рот, из него вылетают слова правды:

– Нет.

– Тогда чего ты хочешь, Джеки?

– Я же сказал, что уже не знаю.

– А я думаю, знаешь.

Олли удерживает мой взгляд. Я хочу отвернуться, но не могу. Олли суровый и грубый, но он максимально мне предан.

– Я хочу поправиться, – говорю я.

– Если ты сейчас уйдёшь домой, это приблизит тебя к выздоровлению?

Я качаю головой.

– Тогда не иди домой, Джеки. Останься. Хотя бы ненадолго.

– Я не знаю, смогу ли.

– Сможешь.

Я больше не могу смотреть на Олли. Я не привык к такому. Я не привык к тому, что он на меня давит.

– А знаешь, почему ты должен остаться? – говорит Олли.

– Потому что экспозиционная терапия невероятно эффективна.

– Да, именно. Но это не единственная причина.

– Продолжай.

Олли ставит руки на стол и наклоняется вперед.

– Если ты уйдёшь, ты оставишь здесь всё, что когда-либо хотел. Ты видишь, что творится в зале?

– Там куча народу, но…

– Там не куча народу, Джеки. Паб ожил. В этом разница. Я знаю, что меня долго здесь не было, но я тоже вырос в этом пабе. Я помню, как тут было, когда этим местом управлял папа, и да, иногда тут была куча народу, но он никогда не был живым. Сюда можно было сходить, но это место никогда не было твоим. Ты превратил этот паб в такое место, которое может стать твоим, Джеки. Ты и Рэйн.

Рэйн.

– Чёрт, она уже, наверное, играет, верно?

Олли улыбается.

– И ты пропустишь выступление своей девочки. Это причина номер два, из-за которой ты должен остаться.

– Ох, заткни уже пасть, Олли Волли.

– И не собираюсь.

Мы какое-то время смотрим друг на друга.

– Ну, ладно, я останусь. Но не знаю, сколько я смогу продержаться.

– Ты сможешь продержаться долго, если захочешь.

– Как же ты раздражаешь, – говорю я ему.

– Уж я-то знаю. И это явно наследственное. А теперь тащи свою задницу в зал. Нам ещё пабом управлять.

Глава 23

Рэйн

За последний год я выступала в таких местах, которые даже не могла себе представить – на Тауэрском мосту в Лондоне, на мосту Пон-Нёф в Париже, на Карловом мосту в Праге. Мостов было, правда, очень много. Но сейчас я смотрю на знакомые лица, и меня не покидает мысль, что "Ирландец" – моё любимое место.

Когда мой сет заканчивается, я оказываюсь в бесконечном потоке разговоров. И только когда паб закрывается, я, наконец, иду искать Джека, который пропал, как только я закончила играть свою последнюю песню. Сначала я решила, что он ушёл домой, не попрощавшись. На кухне тихо, не считая звука бегущей воды в раковине, у которой убирается Рошин. Его офис пуст. Я уже готова сдаться и подняться наверх, как вдруг замечаю, что задняя дверь паба слегка приоткрыта.

Джек поднимает голову, когда я раскрываю дверь и сажусь рядом с ним на верхней ступеньке. Он сгорбился, руки зажаты между коленями. Он медленно сгибает переплетённые пальцы, и я понимаю, что он сдерживается, чтобы не начать выбивать ими один из своих ритмов. Мне начинает казаться, что в его беспокойстве есть моя вина. Он хотел, чтобы я сыграла свою песню, а я… просто не смогла. Как только я сказала, что у меня есть ещё одна песня и начала играть первые аккорды, я увидела лица людей, сидящих за столами напротив меня, людей, которых я узнала и полюбила, людей, любовь которых я так хотела заслужить, и мои пальцы начали играть нечто иное. Чью-то другую песню.

– Прости, – говорю я и легонько прижимаюсь плечом к его плечу.

Джек вглядывается в моё лицо, словно не понимает, за что я извиняюсь.

– Моя песня… я её не сыграла.

– Всё в порядке. Я не должен был на тебя давить. Я просто надеялся…

Он замолкает, а затем отворачивается от меня и проводит рукой по волосам. Я замечаю рукоять кинжала на его шее, и мне хочется провести по ней пальцами.

– Ты просто надеялся… на что?

Он снова переплетает пальцы.

– Не на что… Я просто надеялся, что ты хорошо проведёшь время, вот и всё.

– Я хорошо его провела.

– Хорошо.

Я сомневаюсь, что это всё, на что он надеялся, потому что он кажется таким… грустным. Он улыбается мне, но я не знаю, как на это реагировать. Я думаю о билетах в Лондон, которые купила, но уже понимаю, что он не в состоянии туда поехать. Маленькая часть меня всё ещё надеется, что я ошибаюсь, и, к сожалению, мне хватает этого небольшого проблеска надежды, чтобы открыть рот.

Я опускаю глаза на свои ботинки и замечаю, что начала теребить растрёпанный конец одного из шнурков.

– Ты когда-нибудь хотел просто… сбежать от всего этого?

Какое-то время он молчит. Я чувствую, как его внимание тоже перемещается на мои ботинки, поэтому отпускаю порванный шнурок и перемещаю руки в карман-кенгуру его худи.

– Постоянно, – говорит он, и толкает меня плечом. – Наверное, здорово жить по своим собственным правилам.

– Неплохо.

Я шевелю пальцами ног в ботинках. Голос разума говорит мне не упоминать Лондон и путешествия, но слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю себя остановить.

– Ты бы мог, если бы захотел. Сбежать от всего этого. Может быть, мы могли бы поехать на денёк в Лондон? Я бы показала тебе свои любимые места для выступлений.

Сердце начинает колотиться в груди, когда я смотрю на Джека. На его лице отражается боль, и я начинаю чувствовать себя такой же побитой и потрёпанной, как мои походные ботинки.

– Забудь. Это была глупая идея.

– Рэйн…

– Да кому они нужны эти места для выступлений? Они не стоят того, чтобы тратиться на билет на самолёт.

Джек накрывает мою щёку рукой, и абсолютная уверенность, которая чувствуется в его прикосновении, заставляет меня замереть.

– Это не глупо. Я хочу увидеть твои любимые рынки, и парки, и мосты, и всё, что ты хочешь мне показать.

– Правда?

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

– Конечно, хочу.

– Тогда поехали со мной, – говорю я.

И как только я произношу эти слова, печаль снова окрашивает лицо Джека, и мне хочется взять их назад.

– Я бы очень этого хотел, – бормочет он. – Но…

– Не нужно объяснять, – говорю я.

Моё лицо начинает гореть от стыда. Я отворачиваюсь, и его рука падает с моей щеки.

– Я просто не думала.

– Я бы очень хотел отправиться в путешествие, но…

– У тебя здесь настоящая жизнь, – говорю я. – У тебя здесь паб и твоя семья. Ты не можешь… таскаться где попало, как я.

– Рэйн.

– Я попросила тебя поехать со мной не по-настоящему, – говорю я. – Я просто болтала. Это ничего не значит.

– Рэйн, подожди и посмотри на меня.

Я не хочу на него смотреть, но всё равно это делаю. Он заводит прядь волос мне за ухо.

– Даже если бы у меня не было паба, я не представляю, как бы я мог поехать с тобой. Я не очень хорошо переношу неопределённость. Я бы хотел, чтобы это было не так. И я также хотел бы сказать тебе, что однажды смогу с этим справиться, но я не знаю, смогу ли.

Он улыбается мне нежной, но грустной улыбкой.

– Прости, что не смогу быть тем, кто разделит с тобой все эти приключения.

– Но, может быть, ты когда-нибудь сможешь это сделать. Конечно, не сейчас, но может быть однажды.

– Может быть, – говорит он. – Но до этого момента могут пройти годы.

– Или несколько месяцев.

– Или это не случится никогда.

– Я знаю, что нескольких сеансов у психотерапевта недостаточно, но ты сам сказал, что терапия изменила твою жизнь.

– Так и есть. И я знаю, что она поможет. Но я не знаю, насколько, и не знаю, сколько времени это займёт. Я не хочу, чтобы ты ждала того, что может никогда не произойти.

– У нас могут быть отношения на расстоянии. Я буду приезжать сюда раз в месяц или типа того.

Джек качает головой.

– Я не могу тебя об этом просить. Это было бы нечестно.

– Я не против…

– Это никогда не пройдёт полностью, Рэйн. Всегда будут ремиссии и откаты.

– Я знаю.

– Ты заслуживаешь лучшего, – говорит он.

– Дерьмо собачье.

Меня охватывает гнев, и я отворачиваюсь. Я не знаю, почему он это делает. Почему отрицает всё, чего он заслуживает, почему думает, что не может быть счастливым.

Джек вздыхает. Он хватает мой подбородок, и я не сопротивляюсь, когда он заставляет меня посмотреть на него.

– Ты встретишь кого-нибудь такого же смелого и безрассудного, как ты сама, и вы проживёте чудесную жизнь.

– Джек.

Он наклоняется ближе и шепчет:

– И чтобы ты знала, я уже ненавижу этого парня.

Джек целует меня. И как только его губы отрываются от моих, меня накрывает чувство потери, которое мне ещё только суждено испытать, и слёзы, которые я пыталась сдерживать, начинают стекать по щекам.

– Вот дерьмо, – шепчу я.

Джек вытирает мои слёзы.

– Я всё равно тебе не подхожу. Постоянно довожу тебя до слёз.

– Ой, всё доводит меня до слёз, – говорю я. – Очень хорошая чашка кофе может довести меня до слёз. Это не значит, что она мне не подходит.

Я утыкаюсь лицом в его плечо. Джек обхватывает меня рукой и прижимает к себе.

– Ты самый нелепый человек, которого я когда-либо встречал, – говорит он.

– И я очень серьёзно отношусь к своей роли.

– Хватит воровать мои шутки.

– Джек?

– Хм-м-м?

Я поднимаю к нему лицо.

– Ты обещаешь не ездить в Токио без меня?

– Обещаю.

Я вытягиваю мизинец, чтобы закрепить обещание, а он берёт мою руку в свою, и я взвизгиваю, когда он сажает меня к себе на колени. Он целует меня в подбородок, а затем хватает мою руку и целует мой локоть.

– Что ты делаешь?

– Хочу убедиться, что ничего не пропустил, – говорит он, и целует мой другой локоть. Когда он отрывается от меня, он приковывает меня суровым взглядом. – Ну, хватит грустить.

– А то что?

– А не то ты уволена, – говорит он.

– Ой, прекрати.

Мне хочется максимально насладиться этим временем, проведённым вместе с ним, хотя его осталось не так много. Рядом с Джеком я вспоминаю о своих самых лучших днях. Идеальных днях с идеальной погодой. Когда я смотрю на него, и его руки легонько обнимают меня за талию, я чувствую себя так, словно подставила лицо солнцу. Словно я стою посреди нового города, но почему-то чувствую себя как дома.

Глава 24

Свой последний вечер в Кобе я провожу в "Ирландце". Я сижу на том же самом стуле, на котором сидела в свой первый визит сюда. Я почти не вставала с него с тех пор, как закончилась моя смена, а это было почти четыре часа назад. Ифа, которая заняла место за барной стойкой после того, как Олли ушёл домой в пять часов, не слезает с моих ушей с тех пор, как пришла сюда. Я пытаюсь следить за разговором, но неожиданно мой телефон начинает вибрировать на барной стойке, и на экране высвечивается входящее сообщение от Джека.

ДЖЕК:

Задерживаюсь. Скоро буду.

– Ты в порядке, девочка? – спрашивает Ифа.

Какое-то мгновение я всё ещё смотрю на сообщение, после чего выключаю экран телефона, ничего не ответив Джеку, и поднимаю глаза на Ифу, которая ставит передо мной очередной стакан с пивом. Я начинаю подозревать, что она пытается меня напоить, чтобы я опоздала на самолет. Когда я спрашиваю её об этом, она отвечает только: "Кто-то решил, что всё про всех знает?" – и подмигивает мне.

Весь вечер я то включаюсь в разговоры, которые меня окружают, то отключаюсь от них. Из игровой комнаты раздаётся звук падающей "Дженги", за которым следует волна смеха. Я вспоминаю свой первый вечер в Кобе, и о том, что первой вещью, которую я заметила, войдя сюда, была музыка, играющая над головой. Я не могу не расчувствоваться, когда понимаю, как сильно здесь всё поменялось. Я провела здесь совсем немного времени, но уже хорошо знаю это место. Я знаю о происхождении каждой вещи, что висит на стене. Я знаю, в каких играх недостаёт деталей. Какие посетители заходят сюда и когда. Я точно знаю, какую песню Дэйв сыграет первой, когда достанет свою гитару, и мне хорошо знакомо выражение лица Ифы, когда она вспоминает особенно хорошую сплетню.

Я знаю, каково это – сидеть на полу перед камином, бросив ботинки рядом с собой, и не чувствовать на себе странных взглядов. Я знаю, что если порву на маленькие кусочки салфетку из стопки, которая лежит на барной стойке, я могу просто сложить их в ближайшую пустую тарелку, свою или чужую. Я знаю, что кто-то может присоединиться ко мне, если я пою сама по себе. Как и знаю, что услышу, как кто-то громко зовёт меня по имени с другого конца зала, как только войду в дверь паба.

Я знаю, каково это быть здесь, не в качестве туриста или прохожего, а в качестве своего человека.

Чем больше времени проходит, тем сильнее мне хочется разрыдаться. Когда Рошин зовёт Ифу с кухни, я сползаю со своего стула и выхожу на улицу в надежде, что небольшой круг по кварталу не даст мне снова выставить себя дурой на публике. С каждым новым шагом я пытаюсь напоминать себе о том, что всё это было частью моего плана. Я должна была остановиться здесь ненадолго. Да я вообще не должна была здесь останавливаться.

Я заворачиваю за угол, и когда замечаю собор, я останавливаюсь и смотрю на то, как он сияет над городом. Я стою там недолго. Всего лишь какое-то мгновение. Это лишь короткая остановка перед большим путешествием куда-то ещё.

Джек ждёт меня у двери паба, когда я возвращаюсь.

– А вот и ты. Сейчас объявят последний напиток, все тебя ждут.

– Почему все меня ждут?

– Не переживай об этом.

Я прищуриваю глаза.

– Ты заставляешь меня нервничать.

– Не нервничай.

Он целует меня в лоб, берёт за руку и заводит внутрь. Я удивляюсь, когда понимаю, что Джек не шутил. Внутри собрались все. И не только Ифа и Рошин, но и завсегдатаи, которые уже были в пабе, когда я пошла прогуляться. Дэйв и Нина, и даже Олли (который и так уже провёл здесь целый день) сидят рядом друг с другом у барной стойки.

– А вот и наша Рэйн, – кричит Ифа, заметив меня. – А я-то думала, куда ты убежала?

– Что вы все здесь делаете? Разве мы не закрываемся через пять минут?

Джек не успевает ответить на мой вопрос, потому что Нина спрыгивает со стула и подбегает ко мне.

– Я украду твою девушку, – говорит она Джеку, берёт меня под руку и тащит к барной стойке, несмотря на то, что Джек и я и так уже направлялись к ней.

Я не знаю, с чем связано это сборище, но когда Нина заставляет меня занять свободный стул рядом с ней, она шепчет мне, поиграв бровями:

– Готова запереться в пабе в первый раз?

– Серьёзно?

Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джека, но тот занят тем, что запирает дверь и закрывает окна. Я, конечно, слышала о подобной практике в пабах, но никогда не была тому свидетелем. Последний напиток объявляют в "Ирландце" в одиннадцать тридцать в будние дни, как и в большинстве пабов Ирландии. Но иногда, когда люди ещё не готовы отправляться домой, владелец паба или бармен продлевают вечеринку. Как только наступает время закрытия, все, кто не в курсе, уходят, после чего дверь запирают, окна закрывают, а те, кто остаются внутри, наслаждаются ещё парой раундов. Мой дедушка часто рассказывал мне об этом, и мне всегда хотелось это увидеть. Но такое происходит редко и обычно в этом участвуют в основном местные.

Остаток вечера оказывается наполнен историями, смехом и музыкой. А когда Дэйв просит меня поиграть на гитаре, я уже настолько пьяна, что мне хватает смелости сыграть свою песню. Как только Дэйв начинает меня хвалить, и я замечаю выражение лица Джека, мне становится так неловко, а эмоции настолько переполняют меня, что, закончив песню, я больше не могу сыграть ни аккорда.

Уже довольно поздно, когда я начинаю прощаться со всеми со слезами на глазах. В итоге в пабе остаёмся только я, Джек и Себастьян. Джек исчезает в офисе и возвращается с тремя небольшими подарками, которые он кладёт на барную сойку.

– Что это? – спрашиваю я.

– Небольшие прощальные подарки, – говорит он.

Он опускается на стул рядом со мной и протягивает мне один из них.

– Вот. Сначала открой этот.

Я не знаю, что сказать, поэтому ничего не говорю. Я разрываю упаковку первого подарка и начинаю смеяться, увидев новые ярко-красные шнурки.

– Тебе они нужны, – говорит он. – Ты не можешь разъезжать по миру в тех потрёпанных шнурках.

Я смотрю на свои ботинки.

– Я думала, тебе нравятся мои потрёпанные ботинки вместе с их потрёпанными шнурками, – говорю я.

Джек берет мою ногу, кладет себе на колени и начинает развязывать шнурки.

– Это так, но твоя безопасность – мой главный приоритет, а эти шнурки не отвечают требованиям безопасности

– Это смешно, – говорю я. – Спасибо.

Себастьян прыгает мне на колени и начинает тихонько урчать, в то время как Джек меняет шнурки на одном ботинке, а затем на втором. Он убирает старые шнурки на пустой стул позади себя, после чего передаёт мне второй подарок. Я тянусь за подарком, стараясь не потревожить Себастьяна, но всё бесполезно, и вальяжно потянувшись, Себастьян быстро перепрыгивает с моих колен на колени Джека.

Вторым подарком оказывается крошечный красный блокнот на спирали размером с мою ладонь. Я провожу рукой по обложке, после чего бросаю на Джека недоумённый взгляд.

– Это для некрасивого, – говорит он.

Я ничего не говорю, потому что пока что ничего не понимаю.

– Открой следующий, – говорит он и кивает на последний подарок.

Когда я разворачиваю его, то удивляюсь, когда обнаруживаю ещё один блокнот. Он более красивый, чем первый. Обложка выполнена из мягкой кожи насыщенного коричневого цвета. Я провожу пальцем по словам, которые выгравированы по центру: "Песни", – а ниже "Рэйн Харт". Моё имя.

– Где ты это достал?

Если Джек мне и отвечает, то я его не слышу. Я открываю блокнот и читаю надпись, написанную почерком Джека на первой странице: "Для 40 твоих лучших хитов, ciaróg".

Я переворачиваю страницу и понимаю, что это не простой блокнот. Бумага внутри не совсем обычная.

– Я подумал, что это сэкономит тебе время, – говорит он. – Если тебе не придется рисовать все эти линии для… музыкальной бумаги? Я не знаю, как она называется.

– Нотная бумага, – бормочу я, а затем, взглянув на простой красный блокнот, спрашиваю.

– Зачем два?

– Ты сказала, что у тебя был блокнот, в который ты записывала идеи для песен, но тебе не хотелось, чтобы записи в нём были неаккуратными. Поэтому ты сначала пишешь на чеках и листочках.

– Верно.

– Но ты постоянно теряешь листочки со своими идеями, и вот я подумал, что тебе нужен один блокнот для некрасивых записей, где ты могла бы хранить все идеи в одном месте. А потом ты могла бы переписать их в другой блокнот, когда будешь готова.

Я смотрю на него.

– Джек, это…

– Слишком?

– Нет.

Я провожу рукой по гладкой кожаной поверхности блокнота.

– Это идеально.

– Тебе завтра рано вставать? – говорит Джек, когда я веду его наверх, а затем в кровать.

– Я могу поспать в самолете, – говорю я. – Теперь, когда у меня больше нет босса, у меня куча времени на то, чтобы выспаться.

***

В итоге Джек засыпает, а я лежу рядом с ним и вспоминаю о том, как моя сестра плакала в аэропорту. Если она заплакала, прощаясь со мной, своей сестрой, которую она определённо ещё увидит, то как теперь должна я, чемпион по плачу, попрощаться с Джеком и не расклеиться? Я, вероятно, буду плакать всю дорогу по пути к зоне досмотра. Где привлеку внимание, и меня отправят на дополнительный досмотр. Это будет унизительно. Для меня, но и для Джека, вероятно, тоже.

Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой.

В пять утра я выскальзываю из кровати. Себастьян мяукает, когда я дохожу до двери, поэтому я прошу его помолчать, так как не хочу разбудить Джека. Себастьян следует за мной в гостиную, где у двери меня ожидают чемодан, чехол с гитарой и рюкзак. Я расстёгиваю карман на рюкзаке, достаю блокнот для некрасивых записей, который подарил мне вчера вечером Джек. Себастьян следует за мной, когда я прохожу на кухню и сажусь за стол.

Я знаю, что не смогу проститься с ним, не потеряв самообладания. Поэтому я решаю ему написать.

Глава 25

Джек

Проснувшись, я вижу Себастьяна у себя перед носом.

– Ты пытаешься меня задушить? – говорю я и прогоняю его с себя.

Когда он начинает мурлыкать, я прошу его замолчать, так как не хочу, чтобы он разбудил Рэйн. Ей предстоит долгий день.

Рэйн. Я вытягиваю руку, но не чувствую её рядом с собой. Я начинаю быстро моргать, чтобы окончательно проснуться, но в комнате ярче, чем должно быть. Я хватаю телефон с прикроватного столика и резко сажусь. Уже почти десять. Я выхожу из комнаты и начинаю её искать, хотя и знаю, что её здесь нет. Себастьян следует за мной, и я чуть не спотыкаюсь, когда он пробегает у меня между ног.

– Может, хватит уже, Себыч?

Я осматриваю гостиную. Её ботинки больше не свалены в кучу у двери, но я замечаю один из её скомканных носков рядом с телевизором.

Себастьян снова начинает мурлыкать. Я поворачиваюсь на звук и замечаю, что он сидит на кухонном столе и смотрит на меня.

– Иду, иду. Господи, ты ведешь себя так, словно я не кормил тебя несколько лет.

Но когда я захожу на кухню, чтобы наполнить его миску, Себастьян не следует за мной, как он это обычно делает. Он продолжает сидеть на кухонном столе и смотреть на меня так, словно он никогда раньше не встречал такого непонятливого человека. Он снова начинает мурлыкать, и когда я пересекаю кухню, чтобы попытаться выяснить, что, чёрт возьми, не так с моим котом, то замечаю на столе письмо. Почерк Рэйн.

Кёриг,

Я знаю, что ты хотел отвезти меня в аэропорт, но не думаю, что смогу проститься с тобой. Поэтому я решила поехать поездом. Прости.

Я всё думала о том, как в нашу первую встречу ты говорил о том, чтобы подыскать для меня удобное местечко для работы. Я знаю, что так и не приняла твоего предложения, но только потому что ты, сам того не зная, нашёл его для меня. Каждый раз, когда ты напоминал мне о том, что пора поесть, или обсуждал со мной мои идеи, или проверял факты для викторины. Ты знал, что мне нужно, даже без моего участия.

Ты, конечно, не тот коллега, который ведет себя исключительно профессионально, но ты невероятный босс, и я думаю, что спустя некоторое время, с «Ирландцем» всё будет хорошо, потому что ты – сердце этого места. И НЕ СМЕЙ ДАЖЕ ОТМАХИВАТЬСЯ ОТ МОЕГО КОМПЛИМЕНТА! Я сейчас серьёзна на все сто процентов. Каждый, кто входит в эту дверь, обожает тебя. Разве могут они не прийти снова? Мне кажется, что твоя суперспособность заключается в том, что ты знаешь, что надо людям. НЕ СМЕЙСЯ. ЭТО НЕ ШУТКА. Ты дал Рошин возможность поработать у вас, когда она не была уверена в том, что хочет пойти в кулинарную школу. Ты дал работу Ифе с удобным расписанием, чтобы она могла содержать детей после смерти мужа. Ты оставил свою жизнь в Дублине, чтобы заботиться о маме, заботиться об этом месте, даже несмотря на то, что имел полное право этого не делать.

Но, Джек, пожалуйста, не забывай заботиться и о себе тоже. Я уже чувствую, как ты закатываешь глаза, хотя я ещё даже не закончила писать это письмо. И я говорю не о твоём ОКР. Я говорю о тебе. Будь эгоистом. Купи себе дюжину бубликов с маком и ни с кем не делись. Потрать пару часов на то, чтобы построить домик для кота из футболки. Возьми выходной, чтобы почитать какую-нибудь дурацкую книгу, которую ты забудешь сразу же, как только закончишь читать последнюю страницу. Создавай глупое и бесполезное, но важное искусство. Ты заслуживаешь всего самого хорошего, даже когда тебя посещают тёмные мысли. Ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливым, даже когда ты не в порядке.

И любви… её ты тоже заслуживаешь.

Увидимся в Токио.

Ciaróg

Я сажусь за стол, когда заканчиваю читать письмо, и чешу Себастьяна между ушами.

– Прости, что рассердился на тебя. Знаешь, ты очень хороший кот.

Он прижимается к моей руке и мяукает.

– Знаю, – говорю я. – Я тоже уже скучаю по ней.

Мне кажется, что я буду скучать по ней еще долгое-долгое время.

***

РЭЙН:

Доброе утро из Вены! Твоя квартира испортила меня, и в хостеле уже не то. (Пушистик самый лучший сосед, который у меня когда-либо был, даже при том, что он постоянно опрокидывает чашки).

ДЖЕК:

Угадай, сколько твоих носков я уже нашёл с тех пор, как ты уехала.

РЭЙН:

Ноль. Я всегда очень тщательно собираюсь.

ДЖЕК:

Так я поэтому нашел ярко-розовый носок рядом с телевизором?

РЭЙН:

Это был прощальный подарок для Себастьяна.

ДЖЕК:

Он говорит спасибо.

И спасибо за письмо.

И ещё, ты украла мой худи?

РЭЙН:

Может быть.

ДЖЕК:

Я ожидаю, что ты его вернёшь.

Лично.

РЭЙН:

Я привезу его обратно, когда приеду за своей татуировкой.

АПРЕЛЬ

ДЖЕК:

Новости по Пушистику – 14:23 по ирландскому времени / 15:23 по берлинскому времени. Сидит на твоём любимом стуле и скучает по тебе.

РЭЙН:

Новости по Рэйн – Стою напротив очень болтливого мужчины в автобусе и тоже скучаю по Пушистику. И по тебе.

ДЖЕК:

Если он тебя достаёт, позвони мне, и я притворюсь твоим парнем. Можешь сказать ему, что я всё время ношу с собой огромный нож.

РЭЙН:

Я так понимаю, терапия проходит успешно.

Это у тебя нож в кармане штанов? Или ты настолько рад меня видеть?

ДЖЕК:

Как неприлично с твоей стороны.

РЭЙН:

Именно поэтому у меня никогда не будет настоящей работы.

ДЖЕК:

У тебя есть настоящая работа.

РЭЙН:

Ладно, значит, нормальной работы.

ДЖЕК:

Так лучше.

Но вернёмся к парню в автобусе.

РЭЙН:

Его зовут Элиас.

Он высокий, хорошо говорит, одет с иголочки.

А ещё ему восемьдесят, и он, не переставая, говорит о своей последней жене, хотя возможно просто пересказывает мне сюжет «Дневника памяти». Пока рано делать выводы.

МАЙ

РЭЙН:

Я просто оставлю здесь этот файл и убегу подальше. Спасибки, покааааа.

ДЖЕК:

Это… законченная версия оригинальной песни Рэйн Харт?

РЭЙН:

Нет.

ДЖЕК:

Думаю, да.

РЭЙН:

Нет, это не так.

ДЖЕК:

Я почти уверен, что так оно и есть.

РЭЙН:

Если тебе нравится, то да. Но если нет, то это не моя песня.

ДЖЕК:

Спасибо за новый рингтон.

РЭЙН:

Только попробуй!

ДЖЕК:

Слишком поздно. Хотя знаешь, для будильника тоже идеально подойдёт.

РЭЙН:

Хочешь просыпаться под звуки моего голоса?

ДЖЕК:

Может быть.

РЭЙН:

Надеюсь, не потому, что он настолько скрипучий, что мотивирует тебя встать с кровати.

ДЖЕК:

Рэйн. Он чудесный.

РЭЙН:

Вовсе нет.

ДЖЕК:

Он, правда, чудесный.

ИЮНЬ

РЭЙН:

ДЖЕК О БОЖЕ ТЫ НИКОГДА НЕ ПОВЕРИШЬ В ТО, ЧТО СЕЙЧАС ПРОИЗОШЛО

ДЖЕК:

Очень известный музыкальный продюсер случайно оказался в Копенгагене, услышал, как ты играешь одну из своих песен, и ты подписала великолепный контракт на запись альбома.

РЭЙН:

НЕТ

Хотя, я, кажется, начала играть некоторые из своих вещей…

ДЖЕК:

Правда?

РЭЙН:

В общем… не мог бы ты попытаться УГАДАТЬ, ЧТО СО МНОЙ ТОЛЬКО ЧТО ПРОИЗОШЛО?

ДЖЕК:

Я озадачен.

РЭЙН:

ЧАЙКА.

ТОЛЬКО ЧТО.

СЪЕЛА.

МОЙ.

ОБЕД.

ДЖЕК:

Ты шутишь.

РЭЙН:

Я отправлю тебе фото. Наглая чайка ест хот-дог.

ДЖЕК:

Ого. Как… невоспитанно.

РЭЙН:

Ты предсказал это в тот вечер, когда мы познакомились! Помнишь?

ДЖЕК:

Конечно, помню.

РЭЙН:

Ты – экстрасенс.

ДЖЕК:

Думаю, да.

РЭЙН:

У тебя есть для меня ещё какие-нибудь предсказания?

ДЖЕК:

Хммм.

Вообще-то есть.

РЭЙН:

Продолжай.

ДЖЕК:

Предсказываю: красивый, обворожительный и чудесный мужчина угостит тебя сегодня вечером ужином.

РЭЙН:

Ха ха.

ДЖЕК:

Даже не сомневайся, ciaróg. Я кое-что знаю.

РЭЙН:

Это ты только что отправил мне пятьдесят евро через PayPal?

ДЖЕК:

Говорю же, я кое-что знаю. А вот тебе ссылка на ресторан с пятью звездами на «Трипэдвайзере».

ИЮЛЬ

РЭЙН:

С Днём рождения, Кёриг! Наконец-то ты стал таким же старым и мудрым, как я.

ДЖЕК:

Помудрел на целых четыре месяца.

РЭЙН:

Ты получил мой подарок?

ДЖЕК:

???

РЭЙН:

Подожди.

Ладно, он ещё в пути.

ДЖЕК:

Что в пути?

?

Эй???

Рэйн.

Лоррэйн.

Я буду писать тебе до тех пор, пока ты не ответишь.

Лоррэйн Сьюзан Харт.

РЭЙН:

Терпение!

ДЖЕК:

Я не хочу терпеть.

Почему кто-то стучится ко мне в дверь?

РЭЙН:

ДЖЕК:

Лоррэйн.

РЭЙН:

ДЖЕК:

И как я должен съесть все эти бублики???

РЭЙН:

А это уже ТВОЯ проблема.

Ну что, теперь все твои загаданные желания сбылись?

ДЖЕК:

Где ты сейчас?

РЭЙН:

В Амстердаме.

ДЖЕК:

Тогда нет. Даже близко.

АВГУСТ

ДЖЕК:

Ты призрак?

РЭЙН:

????

ДЖЕК:

Только так я могу объяснить то, что я ВСЁ ЕЩЁ нахожу твои носки через пять месяцев после твоего отъезда.

Либо ты обладаешь способностью к телепортации, о которой я не знал.

РЭЙН:

С чего ты взял, что это МОИ носки? Это могут быть носки какой-то другой женщины, которая побывала у тебя в квартире.

ДЖЕК:

На том носке, который я только что нашёл за коробкой у себя в кладовке, изображены авокадо.

И ты последняя женщина, которая здесь была.

РЭЙН:

Целых пять месяцев?

О, Боже. Я имела в виду, что прошло целых пять месяцев с тех пор, как я уехала.

А не то, что у тебя пять месяцев не было секса!

Твоя квартира ведь не единственное место, где ты мог бы заняться с кем-то сексом.

И ты, конечно же, можешь заниматься сексом столько, сколько захочешь. И где захочешь. Если это, конечно, законно.

Ох, это звучит ещё хуже.

В общем… зачем ты рылся в кладовке?

ДЖЕК:

Доставал свои тату-машинки.

И у меня никого не было.

Если тебе интересно.

РЭЙН:

О.

И у меня.

Если тебе интересно.

СЕНТЯБРЬ

ДЖЕК:

Угадай что?

РЭЙН:

У тебя развилась сильная любовь к фламенко.

ДЖЕК:

…

РЭЙН:

Я в Мадриде.

ДЖЕК:

Точно.

К сожалению, у меня не развилось сильной любви к фламенко.

РЭЙН:

Проклятье.

А что тогда?

ДЖЕК:

Я открыл записи.

РЭЙН:

Продолжаешь записывать идеи для паба?

ДЖЕК:

Не те записи.

РЭЙН:

…

О!

Ты снова начал делать татуировки?????

ДЖЕК!!!!!!

КЁРРРРРИИИГГГГГГ!!!!!!

ДЖЕК:

Мне следовало тебе позвонить.

РЭЙН:

ДЖЕК КЁРИГ ДАНН!!!!!!

Когда моя запись?

ДЖЕК:

Когда захочешь.

РЭЙН:

ДЖЕЕЕЕЕККККККККККККК

ДЖЕК:

Я тебе позвоню.

РЭЙН:

Не могу говорить. Я собираюсь.

ДЖЕК:

Куда?

РЭЙН:

В КОБ!

ДЖЕК:

Ты это несерьёзно.

РЭЙН:

Спорим?

ДЖЕК:

Ты, и правда, планируешь приехать в Ирландию… сейчас?

РЭЙН:

Ну, не прямо сейчас. Мне надо дождаться вылета, Джек.

ДЖЕК:

Тебе необязательно всё бросать и лететь в Ирландию за тем, чтобы сделать тату.

РЭЙН:

Обязательно! Когда люди прознают, что Джек Данн снова начал делать татуировки, они начнут стучаться в твою дверь, чтобы записаться. Если я не поспешу, ты не сможешь найти для меня время.

ДЖЕК:

Не говори глупостей.

Я всегда найду для тебя время.

Подожди.

Не надо.

РЭЙН:

Где-то я это уже слышала.

ДЖЕК:

Проклятье, Лоррэйн.

РЭЙН:

А теперь серьёзно… Тут есть один дневной рейс. Я приземлюсь в Корке в 22:20.

Но я могу приехать в другое время. Ты, вероятно, занят. Не хочу вторгаться в твою жизнь.

ДЖЕК:

Бронируй.

РЭЙН:

Правда?

ДЖЕК: