Текст книги "Перья, которые кровоточат (ЛП)"

Автор книги: Сана Кхатри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

67.

Пронзительный звук выстрела достигает моих ушей, как раз в тот момент, когда Варша кричит:

–Дорран, нет!

Я смотрю на него и вижу, что он едва не был застрелен моим отцом.

Мейв тянет меня назад, и когда я борюсь с его хваткой, он усиливает ее и тянет меня назад еще дальше.

–Не пытайся наделать глупостей, – говорит он мне. –Дорран знает, что делает; я, блядь, не могу позволить тебе пострадать.

–Я говорил тебе не трогать ее! – Дорран плюет в папу, затем бьет его кулаком в живот.

Он наклоняется вперед, но на удивление быстро восстанавливается.

–Стойте, мать вашу, на месте! – Говорит Джейс охранникам. –Или мой брат вскроет этого старого ублюдка прежде, чем кто-либо из вас успеет моргнуть.

Они выглядят неуверенными, но когда папа кивает им, они отступают.

–Ты забываешь свое место, Дорран, – говорит он, затем стонет и кладет руку на живот. –Ты забываешь, кто обеспечивал тебя и твоих питомцев все эти годы.

–За то, что проветриваешь свое грязное белье, чтобы твои наманикюренные пальчики оставались чистыми? Поверь мне, Чейз, я знаю. ‐ Дорран бросается отцу в лицо. –Но дело в том, что Сигнетт значит для меня больше, чем ты или твои деньги. Она дополняет меня. Это то, на что никто и никогда не был способен.

–Она станет твоим концом; концом всего, что ты создал для себя, и всего, чем ты являешься.

–О, Чейз. ‐ Дорран улыбается, затем хихикает. –Положи меня в гребаную могилу и смотри, как я возвращаюсь к жизни с малейшим вздохом, который она делает от моего имени. Сигнетт – это мое начало, и если ей суждено стать моим концом, то я уйду чертовски счастливым человеком, уверяю тебя.

Папа разглядывает его, затем наклоняет голову набок.

–Нет, если я убью ее первым. ‐ Он направляет глок на меня, и прежде чем я понимаю, что происходит, он стреляет в мою сторону.

Я втягиваю воздух и жду удара, боли, но этого не происходит. То, что происходит вместо этого, гораздо более мучительно, чем я когда-либо могла себе представить, что такое пулевое ранение.

Мейв встал передо мной, и я смотрю, совершенно обескураженная, как он получает пулю, которая предназначалась мне, прямо в центр своего горла. Она выходит через заднюю часть его шеи, и когда из меня вырывается крик, он падает на пол с тяжелым стуком.

–Ублюдок! – Дорран кричит, и я вижу вспышку, когда он бьет моего отца в челюсть, но я слишком сломлена, чтобы что-то сделать, кроме как упасть на колени перед Мейвом.

Перед его телом.

–Мейв…– Я встряхиваю его, но он не реагирует на меня.

Он всегда откликается на меня.

Мое зрение затуманено; я дрожу с головы до пят. Меня тошнит, но мне также нужно, чтобы он, блядь, ответил мне.

–Мейв, пожалуйста. – Я снова встряхиваю его, затем смотрю в его широко открытые глаза, которые смотрят в никуда, и на густую струйку крови, которая собирается под ним и просачивается на подол моего платья. –Мейв.

Он остается неподвижным. Настолько неподвижным, что на минуту это парализует меня.

–Мейв… – Из меня вырывается рыдание, и оно достаточно громкое, чтобы потрясти меня и заставить мое тело дрожать сильнее. –Мейв, пожалуйста… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. ‐ Я трясу его еще раз, но ничего не происходит. Это не будит его; это не заставляет его посмотреть на меня. И это потому, что он ушел.

Мейв мертв.

Вот так просто его у меня забрали. Мой постоянный телохранитель, мой лучший друг. Мужчина, который всегда слушал меня, несмотря ни на что. Мужчина, который любил меня такой, какая я есть – с недостатками и всем прочим. Который заставил меня увидеть то, чего я иначе бы не увидела. Который сражался за меня и со мной всякий раз, когда считал, что я неправа. Мужчина, который был моей тенью, который всегда стоял у меня за спиной, даже когда я просила его не делать этого. Все, что мне нужно было бы сделать, это оглянуться через плечо, и он был бы там. Он был бы там...

Больше нет.

Я кладу руку ему на сердце, и мое практически разрывается, когда я не чувствую ни единого сердцебиения под своей ладонью.

–Я люблю тебя, – говорю я сквозь слезы. –Я знаю, что никогда не говорила этого, но я люблю тебя, Мэйв. И всегда буду. ‐ Я ненадолго закрываю глаза, когда не могу смотреть на него, лежащего вот так. –Прости. Мне так, блядь, жаль. ‐ Осознание того, что он мертв из-за меня, причиняет такую боль, но я знаю, что он не хотел бы, чтобы я винила себя, поэтому я должна стараться не делать этого. И хотя я не заслуживаю ни единого вздоха, который делаю прямо сейчас, я буду продолжать делать это, потому что именно из-за них Мейв отказался от своего. И я не могу допустить, чтобы его жертва оказалась напрасной.

Где-то разбивается стекло, заставляя меня открыть глаза. Я смотрю вперед и вижу, что Дорран повалил моего отца на пол. Вокруг них осколки стекла и разлитое виски, и каждый раз, когда папа пытается ускользнуть от Доррана, он оттаскивает его назад и бьет сильнее, чем раньше.

Охранники, которые всего несколько минут назад направляли свое оружие на меня и остальных, теперь опустили его и вместо этого смотрят на Мейва с такой же болью, которую испытываю я. Эти люди, может быть, и работали на моего отца, но они были частью команды Мейва. Они ждали от него приказов, и я уверена, что они уважали его больше, чем моего отца.

Дорран встает – его руки в порезах от стекла – и хватает моего отца за воротник, прежде чем поднять его на ноги. Я вижу, что теперь у него синяки на лице и шее, но они все равно ничто по сравнению с тем, что он сделал с Мейвом.

–Я не буду торопиться с тобой, – скрипит зубами Дорран. –Сниму с тебя кожу дюйм за гребаным дюймом, пока ты не начнешь умолять меня убить тебя. И ты увидишь, Чейз, насколько безжалостным я могу быть, когда кто-то издевается надо мной или моей семьей.

–Ты мясник, – усмехается папа. –Ни больше, ни меньше.

Дорран толкает его так, что тот спотыкается.

–По крайней мере, я не мелочный одиночка, а?

Папа стонет, и я слишком поздно замечаю, что он оставил свой глок на полу, а вместо него держит в руке осколок стекла. Прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы предупредить Доррана, папа уже поднимает руку, чтобы полоснуть осколком по лицу Доррана.

Последний издает удивленный звук, отходя от моего отца, и когда он прикасается рукой к правой щеке, прежде чем убрать ее, я замечаю, что она испачкана кровью.

–Ледж!– крикнула я. Джейс подбегает к Доррану, и пока он занят тем, что пытается оттащить Доррана от моего отца, последний поднимает руки и приставляет острый край осколка сбоку к шее Джейса.

–Нет! – Я кричу, затем, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги.

Это не может происходить прямо сейчас. Этого не может быть… Этого не может.

–Джей, нет! – Алекс бросается к своему мужу, и Джейс падает на него. Он булькает кровью, прижимая ладонь к ране, и его широко раскрытые, потрясенные глаза остекленели. Он хватает Доррана, который так побледнел, что я боюсь, что он упадет в обморок.

–Джей... ‐ Он опускается на колени рядом с ним и берет его свободную руку. –Брат.

Мы с Варшей присоединяемся к ним, и взгляд Джейса останавливается на мне.

–Присматривай за ним, – одними губами произносит он. –Пожалуйста.

Я качаю головой, и когда слезы затуманивают зрение, я смахиваю их и придвигаюсь к нему поближе.

–Ты будешь здесь, чтобы сделать это сам, ты, блядь, слышишь меня? – Говорю я ему. –Я сегодня уже потеряла одного друга. Я не могу потерять еще одного.

Дорран молча смотрит на Джейса. На его лице ничего не выражается, но щеки мокры от слез. Несколько из них падают на его кровоточащий порез, но он не вздрагивает.

Джейс задыхается, и хватка на его шее ослабевает. Секунду спустя его рука расслабляется, а затем и плечи. Его веки закрываются, а грудь перестает двигаться.

–Нет... ‐ Шепчет Алекс. Его дыхание становится тяжелым, когда он дергает своего мужа. –Блядь, нет, черт возьми! – Теперь он плачет, как и Варша и я. Но Дорран... Он продолжает смотреть на Джейса.

Как обычный, заурядный день может превратиться во что-то настолько катастрофически неправильное? Как вы можете иметь все, что хотели в один момент, а затем у вас это отнимают в следующий? В этом нет смысла.

Это нихуя не имеет смысла.

–Джей. ‐ Алекс снова дергает его, затем прикасается своим лбом ко лбу Джейса, когда тот плачет сильнее. –Малыш, пожалуйста, не делай этого со мной. Джей… Детка...

Варша обнимает его одной рукой и прижимает к себе, все время держа одну руку на поникшем плече Джейса.

Папа смеется. Он запыхался, но все равно смеется.

–Мученики, эти дураки. ‐ Он смеется еще громче, затем указывает на Мейва. –Они погибли, защищая тех, кого вообще не должно было быть в живых.

Во мне закипает гнев. Настолько, что все, что я могу видеть, – это его самодовольное лицо, и как мне хочется стереть с него победное выражение.

Я касаюсь бедра Доррана, но он остается как есть. Итак, я вытаскиваю то, что мне от него нужно, из переднего кармана его джинсов, а затем оставляю его в покое. Мое платье запутывается в лодыжках, когда я поднимаюсь на ноги, но мне удается не упасть. Моя голова такая тяжелая, что я хочу сесть обратно, но я не могу – не прямо сейчас. Вместо этого я направляюсь к отцу, пытаясь сохранить равновесие, и в тот момент, когда он видит меня, он перестает смеяться.

–Прежде чем ты решишь сделать что-нибудь идиотское, знай, что у меня здесь дюжина охранников, готовых разорвать тебя на части прямо там, где ты стоишь, – угрожает он, затем ухмыляется. –И любого, кто попытается спасти тебя.

Я издаю фырканье, и его веселье исчезает.

–Ты действительно думаешь, что эти люди будут защищать тебя после того, как ты только что убил человека, которого они уважали и за которым следовали? – Я моргаю от рези в глазах. –Если уж на то пошло, я бы поспорила, что они будут более чем готовы помочь мне разорвать тебя на части.

Он оглядывает нас, и то, что он видит, заставляет его немного побледнеть.

–Ты думаешь, что ты такой умный и могущественный, не так ли? – говорю я ему. –Ты думаешь, что, убив тех, кто больше всего значил для нас с Дорраном, ты доказал свою гребаную точку зрения? – Я подхожу ближе к нему, зная, что он мне не ответит. –Но все, что ты сделал, папа, это подписал себе смертный приговор.

Он хмыкает.

–Правда? – Он хихикает, затем морщится и хватается за живот. –И кто именно приведет в исполнение этот мой приговор?

–Я так рада, что ты спросил, – говорю я ему, затем щелчком открываю складной нож Доррана.

Взгляд отца падает на оружие в моей руке, затем поднимается, чтобы встретиться с моим. Что-то меняется в нем, и, несмотря на то, что это радикально, я не могу точно сказать, что именно.

–Тогда сделай это; какого черта ты ждешь, дочь? – В нем, в его позе чувствуется готовность. Как будто он ожидал, что это произойдет, или, скорее, он хотел, чтобы это произошло.

Крик вырывается из меня, когда я вонзаю складной нож прямо в середину его груди.

Глаза отца расширяются от удара, и его глазницы начинают краснеть. Его лицо покрывается пятнами, а лоб и шея покрыты потом от того, как сильно он напрягается.

–Я хочу сосчитать все, что ты сделал неправильно сегодня, но я не буду, – говорю я. –И ты знаешь, почему это? – Я поворачиваю рукоятку лезвия, и он хрипит от боли, которую, я знаю, причиняю ему. –Потому что я точно знаю, что это только заставит тебя злорадствовать, даже в эти последние гребаные моменты твоей жизни.

В фойе воцаряется абсолютная тишина, и становится ясно, что прямо сейчас все взгляды прикованы ко мне.

Папа снова хрипит, и я вижу, что изо рта у него капает слюна на подбородок.

–Больно, не так ли? – Я медленно вытаскиваю из него лезвие, и он пытается отшатнуться от меня. Однако я не позволяю ему этого и бью его по яйцам, отчего он падает на шезлонг позади себя.

Я встаю между его раздвинутых ног, затем наклоняюсь так, чтобы наши лица оказались на одной линии. Он кажется сбитым с толку и не в себе, и его глаза лихорадочно бегают по сторонам, но остаются расфокусированными. Его дыхание значительно замедлилось, и я знаю, что попала ему прямо в сердце.

–Посмотри на меня, – шиплю я, и когда он не делает этого, я даю ему пощечину и дергаю его за подбородок вперед. –Посмотри на меня, черт возьми, ты, придурок. Я хочу, чтобы ты не спускал с меня этого угасающего взгляда. Я хочу, чтобы ты знал, что я та, кто поставил тебя на твои чертовы колени; кто поставил точку в бесконечной главе Чейза Адлера. ‐ Я вонзаю лезвие в то же место и ухмыляюсь, когда он бьется в конвульсиях подо мной. Его ноги дергаются, рот открывается и закрывается, когда он пытается что-то сказать, а затем, наконец, к счастью, он прекращает свои протесты и становится полностью неподвижным.

Справедливости никогда не следует ожидать – ни от жизни, ни от окружающих вас людей. Это то, что нужно взять, будь то силой или практичностью. Но дело в том, что такие люди, как мой отец, не понимают рациональности. Они так привыкли получать все, чего желают, что забывают о неизбежных последствиях своих действий. Время от времени их нужно спускать на землю или, возможно, утаскивать на глубину шести футов.

Я осматриваю его сверху донизу, затем вытираю складной нож о его футболку.

–За Мейва и за Джейса. И за то, что моя мать более двух десятилетий позволяла обращаться со мной как с дерьмом. ‐ Я выпрямляюсь и отхожу от его тела. –Пусть тебя разорвет на кусочки, папа, – говорю я, затем поворачиваюсь к нему спиной.

68.

Джейс мертв. И как бы больно ни было думать об этом, позволять словам звучать у меня в голове, это не изменит того факта, что сегодня я потерял своего брата. Человек, который понимал меня лучше, чем кто-либо когда-либо; человек, который защищал меня так яростно, что в конце концов это стоило ему жизни.

Жизнь, которая была намного ценнее моей.

Я не из тех, кто зацикливается на вещах – или людях, если уж на то пошло. Но Джейс – он и я были связаны. Он был продолжением моей тьмы, моей морали. Он уравновешивал меня, и я знал, что если бы мне понадобился его совет или его присутствие, все, что мне нужно было бы сделать, это посмотреть в сторону, и он был бы там, чтобы направлять меня, останавливать меня, если бы я собирался все испортить. Но больше нет, и боли от этой правды достаточно, чтобы сжать меня изнутри. Это ошеломило меня до такой степени, что все кажется стесненным, и я не знаю, как избавиться от этого гребаного груза. От вины и потери. Это слишком много, слишком сильно.

Рядом с поместьем раздается серия выстрелов, которые выводят меня из транса.

–Что, черт возьми, это было? – Спрашивает Варша.

Алекс ничего не говорит; он погружен в свои мысли, прижимая Джейса к груди.

–Будем надеяться, что это Соло, – говорю я, затем прикасаюсь к шраму на правой щеке, только чтобы вздрогнуть от его нежности. Сейчас кровоточит не так сильно, но жжет чертовски больно.

Я убираю руку от лица и оборачиваюсь, и замечаю, как один из охранников – кажется, Маверик назвал его Эштоном – отводит Сигнетт в сторону, когда пуля каким-то образом попадает в люстру, свисающую с потолка. Он что-то говорит ей, затем жестом показывает остальным следовать за ним на улицу. Раздаются крики, еще выстрелы, а затем я слышу голос, говорящий:

–Маверик мертв. Он погиб, защищая людей в этом поместье. Стрельба в тех, кто пришел им на помощь, противоречит всему, чему он нас учил, и всему, за что он выступал. Я хочу, чтобы вы, ребята, отступили, и если кто-то хочет ослушаться меня, они могут выйти вперед и дать об этом знать.

Значит, Соло здесь.

Слова охранника вызывают бурный ропот среди тех, кто находится в саду. Я не могу слышать или понимать, о чем они говорят, поэтому вместо этого снова смотрю на Сигнетт.

Сейчас она сидит на полу, рядом с телом Маверика. Ее руки и большая часть платья покрыты кровью – как Чейза, так и Маверика. На ее щеках румянец, как будто она раскраснелась или что-то в этом роде, а волосы вокруг нее в потном беспорядке. Она смотрит на свои руки и проводит подушечкой большого пальца по рукоятке моего выкидного ножа. Я не помню, когда или как она забрала его у меня, но опять же, я был совершенно не в себе, когда Чейз напал на Джейса, так что я бы все равно не узнал.

Шум снаружи прекращается. Наступает тишина, но она ненадолго. Я слышу шаги, поднимающиеся по лестнице поместья, а затем...

–Дор?

У Варши вырывается вздох, но он быстро превращается во всхлип. Алекс даже не реагирует; он остается таким, какой есть.

Соло почти бежит ко мне, а Эдди прямо за ним. С ними парень, которого я раньше не видел, но в накрахмаленном синем костюме, в наушниках и с пистолетом в руке он выглядит как сотрудник службы безопасности или что-то в этом роде.

–Дор? – Соло опускается передо мной на колени и кладет руку мне на плечо. –Что, черт возьми, здесь произошло?

Эдди оглядывает фойе с широко раскрытыми глазами и слишком шокированным лицом.

–Святое дерьмо, – шепчет он, затем вытаскивает телефон из кожаной куртки, прежде чем поднести его к уху.

–Джейс мертв, – говорю я Соло, затем сглатываю и смотрю на него. –Чейз и Маверик тоже мертвы.

Его лицо морщится.

–Дорран...

–Мой брат мертв, Соло, – впервые говорю я вслух, и это отстой. Это чертовски больно. Это заставляет меня хотеть рвать, но это также заставляет меня хотеть кричать до тех пор, пока я не перестану.

Глаза Соло затуманиваются, но он шмыгает носом и смотрит на Алекса и Джейса. Первый сейчас плачет, и его слезы окрашивают бледнеющую щеку Джейса.

–Мне так жаль, что я не пришел раньше, – говорит Соло, затем берет Джейса за руку, прежде чем склонить голову. –Черт возьми, хотел бы я убить Чейза прямо сейчас.

–К сожалению, на это нет шансов, поскольку он уже почти мертв, – говорит Эдди, затем подходит к нам ближе. –А вам, ребята, нужно убираться отсюда. Сейчас.

–Я не собираюсь оставлять Джейса здесь, – говорю я ему.

–Я доставлю вам тело, как только смогу.

Тело...

Я вскакиваю на ноги так быстро, что у меня на мгновение кружится голова, но мне удается заехать Эдди по лицу, не упав на задницу.

–Какого хрена ты его только что назвал телом? – Я злюсь на него.

Он хмурится, и выражение его лица смягчается.

–Прости, я не это имел в виду. ‐ Он вздыхает и касается моей руки. –Это сила привычки, чувак. Серьезно, мне жаль.

Мое горло сжимается, но я прочищаю его и коротко киваю ему. Нет смысла вымещать на нем свое раздражение. Он всего лишь пытается помочь.

Я отступаю назад и вижу, что Соло пытается оттащить Сигнетт от Маверика. Она пытается оттолкнуть его, но он не сдается.

–Еще две минуты, – умоляет она его. –Пожалуйста, дай мне посмотреть на него еще две минуты. ‐ Она начинает плакать, и хотя я пытаюсь, я не могу сдержать своих слез. Несколько капель стекают на мой шрам и на челюсть, и я позволяю им.

Сколько может выдержать сломленный человек, прежде чем достигнет своего предела? Сколько они могут давить, и давить, и давить, пока не устанут от этого, от проигрыша?

–Возьми себя в руки и смирись с тем фактом, что его больше нет, малыш, – говорит Соло Сигнетт. –Потому что он действительно такой; Маверик ушел.

Она толкает его в грудь раз, другой и когда он забирает у нее мой складной нож, прежде чем схватить ее за запястья, она позволяет ему притянуть себя в объятия.

–Будь сильной ради него, – призывает он. –Потому что это не то, как он хотел бы, чтобы ты вела себя по крайней мере, для него. И мы с тобой оба это знаем.

Она плачет в его рубашку, пачкая ее кровью и слезами.

–Он не должен был уходить, – шепчет она, затем качает головой. –Он не может быть мертвым.

–Ты живешь в мире, где ты не можешь надеяться, что все всегда будет идти по плану, малыш. Это твоя правда – та, которую ты должна знать наизусть. ‐ Он обнимает ее крепче, и я вижу, как сильно он старается держать себя в руках.

Наблюдая за ними вот так, я понимаю, что Соло знал раньше меня, что Сигнетт нуждалась в этом; нуждалась в заверении и объятиях. Возможно, это не сотворит чудес против того, что она потеряла, но это поможет ей увидеть, что на ее стороне есть люди, которые не позволят ей сломаться. Жесткая любовь Соло может показаться ей непосильной прямо сейчас, но я уверен, что Сигнетт оценит это в ближайшие дни.

Честно говоря, для меня это тоже урок, каким бы горьким он ни был на вкус.

–Соло, – раздается голос Эдди.

Когда Соло смотрит на него, он кивает головой в сторону незнакомца.

–Ему и его команде здесь есть над чем поработать. Мы должны уходить.

–Кто ты? – Я спрашиваю парня.

Это Аарав, – отвечает за него Эдди. –Он начальник службы безопасности Романа Вашингтона.

–Роман Вашингтон?

–Он папин оппонент на выборах, – объясняет Сигнетт, отойдя от Соло.

–Прости, ты только что сказала папа? – Соло говорит, уставившись на нее, а затем продолжает: –О, мой гребаный Бог.

Сигнетт проводит тыльной стороной ладони под носом.

–Да.

Эдди выглядит так, будто он закончил с нами и со всем остальным, но он моргает и запускает пальцы в волосы, прежде чем жестом указать на Аарава.

–Хм, так что да. Роман и Чейз борются за место сенатора на выборах, но теперь, когда Чейз мертв, Роман, скорее всего, будет назначен новым сенатором Риверсайда. Если ему не бросит вызов кто-нибудь из семьи Чейза, – начинает он, затем кивает в сторону Сигнетт. –Соло был уверен, что Чейз умрет сегодня, поэтому мы с ним заключили с Романом сделку, от которой он не смог бы отказаться, даже если бы захотел.

–Какая сделка? – Спрашивает Сигнетт.

Эдди складывает руки на груди.

–Роман уже некоторое время хотел смерти твоего...отца, но ему не нравится идея пачкать руки. Соло и я использовали это в наших интересах и предложили ему взять на себя всю ответственность за убийство Чейза, и, в свою очередь, мы гарантировали, что ты не будешь оспаривать у него место сенатора на выборах в следующем году.

–Но я все равно не хочу баллотироваться на эту должность.

–Это здорово и все такое, но все еще остается вопрос о том, что Чейз мертв, не так ли? Итак, чтобы отвести подозрения и полицию от наших хвостов, давайте позволим Роману оставаться в иллюзии, что ты отказалась от участия в выборах только потому, что он согласился на наш срок. – Он бросает взгляд на Аарава. –Ты ведь не скажешь своему боссу, верно?

Аарав пожимает плечами.

–Я уверен, что он согласился бы взять на себя ответственность за смерть Чейза независимо от того, что решила мисс Адлер.

Я качаю головой. Черт, это уже слишком; мой мозг не справляется с этим дерьмом.

–Я не понимаю, – говорю я. –Роман просто так согласился на это? Зачем ему это делать? Разве это не дисквалифицировало бы его или, я не знаю, привело бы к его аресту?

Эдди бросает на меня усталый взгляд.

–Нет, Дорран, это не помогло бы –. И это потому, что нынешний шериф – человек Романа. Роман лично помог ему получить повышение и неоднократно оказывал финансовую помощь. Позволить Роману взять на себя вину за смерть Чейза работает в нашу пользу, потому что он практически неприкасаем, так что не будет ни дела, ни какого-либо расследования, и инцидент войдет в историю как случайная перестрелка, которую невозможно отследить. Пресса, люди, элита – никто не будет подвергать сомнению Романа. А закон? – Он усмехается. –У него слишком глубоко завязаны нити, чтобы кто-либо из нас мог даже попытаться это понять.

–И все же он проиграл Чейзу на предыдущих выборах – указывает Варша.

–Чейз умел нравиться людям. Граждане, проголосовавшие за него, были ошеломлены его обаянием. Роман, однако, скотина. Он действует с помощью власти, статуса и богатства. Жители Риверсайда слишком громкие, и их голоса всегда привлекали внимание. Но теперь, когда Чейз исключен из уравнения, у них не будет другого выбора, кроме как принять Романа в качестве сенатора.

–И как эта предполагаемая перестрелка будет помечена как нераскрытая? – Сигнетт спрашивает. –Здесь есть камеры как внутри, так и снаружи этого объекта. А охранники? Разве они не расскажут другую историю?

–Мы убили тех, кто стоял у ворот и в садах, когда мы добрались сюда, – говорит ей Соло. –Те, кто был с тобой, были верны Маверику и согласились ничего не говорить. Они не будут представлять для нас угрозы.

–Убитые нами охранники будут использованы в качестве жертв, – говорит Аарав. –Моя команда в настоящее время находится снаружи, подготавливая их тела. Камеры о которых ты говоришь , будут взломаны, чтобы показать нужнуюнам картинку, и, хотя шерифу не нужны какие-либо из этих доказательств, мы установим сцену вот таким образом, что это правдоподобно.

Сигнетт смотрит на Чейза, а затем на Аарава.

–Однако его не застрелили насмерть. Я ударила его ножом.

Аарав ухмыляется.

–Я просто скажу, что я чувствовал себя довольно...творчески в отношении своих методов.

–Если шериф действительно парень Романа, зачем вообще притворяться? – Я спрашиваю.

–Потому что патриотизм и праведность – это вещи, которые имеют тенденцию появляться в сердцах этих законопослушных ублюдков в неподходящие моменты, – утверждает Эдди. –Так что хорошо быть готовым.

Тишина охватывает всех нас, когда наваливается тяжесть всего происходящего. И в моем состоянии тихого созерцания я замечаю нескольких человек, входящих в поместье.

Сделка была заключена, и дела идут. Все кончено; все это, блядь, кончено. Просто так, это сделано. Но все уже не так, как прежде, потому что его больше нет, а жизнь все еще движется вперед. Будущее уже было написано, но его – его отняли у него в тот момент, когда он решил выступить передо мной; принять на себя основную тяжесть атаки, которая предназначалась мне.

Боже, я хочу закрыть глаза и уснуть. На неделю, месяц, год – я просто хочу, блядь, отключиться. Потому что бодрствование будет напоминать мне о том, что я потерял сегодня, и это шрам, который навсегда останется инфицированным, даже когда он состарится. Возможно, однажды я превращусь в ничто, но эта рана – она не покинет меня даже в гребаной загробной жизни.

Я бросаю взгляд в сторону Джейса и вижу, что Варша и Алекс теперь отошли от него. Несколько членов команды Эдди заворачивают его в мешок для трупов, и когда Алекс снова срывается, я проглатываю болезненный комок в горле и заставляю себя посмотреть в лицо Джейса прямо перед тем, как на нем застегнут мешок.

–Прости,– произношу я одними губами, как раз в тот момент, когда слеза скатывается с моих губ. –Я люблю тебя, Джейс, и мне так чертовски жаль.