Текст книги "Злато-серебро (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Серп даже порадовался, что опять подкатила тошнота. Иначе даже представить страшно, чего бы он наговорил Юнкусу в ответ на его оскорбительные высказывания и сочащийся изощренной издевкой тон. Точно бы вылетел тогда из Мелги, хорошо, если без наказания плетьми на площади или протыкания языка каленым железным прутом. А так главенствует одна мысль: только бы не упасть при всех в лужу собственной блевотины. Он вдохнул поглубже, стараясь успокоиться. Ну вот, и желудок перестал судорожно сжиматься, и устоять удалось.

Иволга видела, каких усилий стоит чародею держаться на ногах. Когда он в очередной раз пошатнулся, девушка не выдержала, быстро подошла и подставила плечо. Сознание Серпа туманилось, он с облегчением навалился на неожиданно появившуюся рядом опору, не отдавая себе отчета, что прикасается к женщине в свете бледноликой Госпожи да еще в ночь полнолуния. Стоять стало легче, тошнота отступила.

– Господин верховный чародей, – зазвенел отнюдь не испуганный, а больше возмущенный девичий голосок. – Вы же, говорят, можете легко исцелять любые раны и болезни. Прошу, помогите Серпу. Он не замышлял ничего худого, я уверена. А что разрушения такие вышли... – Иви невольно оглянулась вокруг. – Наверное, по-другому было нельзя.

– Ты-то кто такая? – вопросил Юнкус, глядя не на девушку, а на помощника палача. Надо же, позволяет своему жалкому источнику заговаривать с верховным чародеем Мелги. Да еще в таком тоне! Наставник у парня был искусен в обращении с даром, но совершенно не умел обламывать не в меру наглых ученичков. Или не считал нужным, встречаются порой и такие чудаки.

– Я его служанка, – твердо, едва ли не дерзко, ответила девица.

– Вышколенные служанки молчат, когда господа разговаривают, – бросил Юнкус с презрением.

Пигалица не посмела снова раскрыть рот, но глаз опускать не стала, зыркнула едва ли не зло.

– Я бы помог тебе, Серпилус, с исцелением. Но ты ведь предпочитаешь сам справляться. Лиходеев вот в одиночку изловил. Даром что городской запас очей полнолуния уничтожен, золото из казны разбросано на пол-Мелги, замку причинены немалые разрушения. Твое счастье, что дома горожан не пострадали. Я еще подумаю, не взыскать ли с тебя. Может, поручу работать бесплатно на восстановлении стены и сокровищницы.

– Поработаю непременно, – с трудом выдавил Серп. – Когда исцелюсь своими силами.

– Он не в одиночку лиходеев ловил, – внезапно раздался низкий голос.

Иви обернулась и просияла – к ним подошел Кайт.

– Серп рассказал мне о готовящемся налете на сокровищницу. Просил предупредить капитана только в самый последний момент, чтобы не спугнуть лиходеев. Я здесь наблюдал, дожидался, когда время подойдет. А потом... – Кайт замялся, соображая, что врать дальше.

– А потом господин Крестэль заметил меня, – не моргнув, подхватила Иви. – Стал прогонять, лиходеи нас услышали и...

– Чёрен мрак, какие болваны! – не выдержал Серп. – Врете нескладно, а главное – кому?

Иволга с Кайтом огорошено переглянулись и захлопнули рты.

– Надо же, какая преданность, – поджал губы Юнкус. – Ты-то, стражник, почему его выгораживаешь?

– Он мой земляк.

– А-а, ты и есть тот пиролец, что живет теперь в доме Боровика. Как тебя там кличут? – изобразил забывчивость верховный. – Крыстэль?

– Крестэль, – поправил Кайт. – Из Приморского Предела.

– Забирай своего земляка и тащи домой. Сам, боюсь, не дойдет. И помни: за чужаками в Мелге хорошо приглядывают.

Юнкус приоткрыл завесу, выпуская троицу. У соседних домов стояли, непонимающе озираясь, жители. Горожан разбудили дрожь земли и грохот, теперь, глядя на пустую улицу, что привычно тянулась вдоль замковой стены, люди недоумевали, что же потревожило их сон.

Внезапное появление из воздуха трех человек напугало любопытных, но, как прекрасно понимал Кайт, ненадолго.

– Серп, сможешь сделать нас невидимыми?

– Смогу. Только тогда тебе придется меня нести, – хмыкнул чародей, который по-прежнему тяжело опирался на плечо Иволги.

– Ничего, донесу, если понадобится. Пока обопрись-ка о меня. И давай, не тяни с невидимостью. Не хочу я с зеваками объясняться.

– Не хочешь – не объясняйся. Поручи это птахе. Вон она как с верховным говорила, я заслушался, – теперь Серп висел на плече Кайта. – Не зря старики говорят, что нельзя баб грамоте учить. Мигом от рук отбиваются.

– Я почтительно с ним говорила! – возмутилась Иволга. – Это он грубый и злой! Ну и что, что чародей? Кверкус тоже чародей, но совсем не такой.

– Кверкус не верховный, – Серп неожиданно соскользнул вниз, упал на колени, и его все-таки вырвало. – Ну вот, навел невидимость, – проворчал, отплевавшись. – Трудно мне сейчас чаровать. Волшба недолго продержится, надо убираться от замка.

Кайт подхватил чародея и закинул себе на плечо.

– Тяжело? – участливо спросила Иви.

– Если уж он Лилею пол-Мелги тащил, то я его как-нибудь донесу.

– Ох, какой же ты все-таки болван, Крестэль! – простонал Серп и лишился, наконец, сознания.

***

Очнулся чародей в постели. Иволга сидела рядом, то ли шила, то ли штопала.

– Птаха, дай попить, – просипел, с трудом ворочая пересохшим языком.

Девушка тут же поднесла к его губам кружку с водой.

– Ночью тебя тошнило от травяных взваров. И от воды, вообще-то, тоже. А сейчас как?

– Не знаю, – Серп сделал несколько глотков, с большой осторожностью подвигал головой и тут же ощутил боль. Не острую, как ночью, приглушенную, но его все равно замутило. – Пожалуй, лучше, но не особенно.

– Принести поесть?

– Нет.

– Что с тобой? Мы никаких ушибов не нашли и ран тоже, кроме пореза на боку. Он неглубокий, кровь не шла, но Кайт все равно зашил. Стежки кривые получились, – Иви глянула виновато. – Я не смогла по живому.

– Придется научиться, – угрюмо изрек Серп. – Не желаю, чтобы меня осматривали мужики, да еще и штопали кривыми стежками. – Иволга захлюпала носом. – Что ты, птаха? Я не сержусь. Пошутить хотел.

– Я поняла, – смахнула слезинки. – Это от радости. Я очень боялась за тебя. И сейчас еще боюсь.

– Не бойся. Я поправлюсь. Надеюсь, быстро. Хотя если порез не затянулся... Наверное, Госпожа Луна прогневалась, что я убил Рубуса пред ее ликом без предупреждения. Поэтому и силой меня так крепко ударило. Ох, Светлое Солнце, да поправлюсь я, все равно поправлюсь! – Серп с трудом потрепал вновь залившуюся слезами девушку по руке. – Проваляюсь на несколько дней дольше, вот и все.

Несколько дней растянулись на пару недель. Поначалу чародею было плохо, есть он не мог, только пил, и то помалу. Но постепенно тошнота и головная боль прошли, вернулся аппетит. Иволга, прежде почти все время сидевшая у постели больного, теперь была занята приготовлением разных блюд повкуснее и мытьем посуды.

Кайт воспользовался ее отсутствием и заглянул как-то вечером, сразу после ужина, в комнату чародея.

– Я Иволге все объяснил насчет Лилеи, – первым делом сообщил слегка смущенный великан. – Сказал, что ты уже тогда следил за лиходеями, вот и пошел к ней. Иволга, оказывается, слышала разговоры на рынке. Ну, знаешь, что девица памяти лишилась, а потом...

– ...От великой любви вспомнила своего суженого, – закончил Серп, слегка оправившись от удивления при виде стражника.

– Да, это самое. Она теперь еще больше тобой гордится. Аж завидно, – усмехнулся Кайт.

– Чему тут завидовать? Могу представить, что обо мне твои сослуживцы болтают. После развала сокровищницы и половины замка.

– Половины замка! Любишь же ты заноситься! Ту трещинку в стене уже почти заделали. И обидного никто не болтает. Гриф и вовсе тебе благодарен. Еще и отдельное спасибо передавал за того белобрысого, дружки которого купца обчистили. Вермей вот на днях спрашивал, как ты.

– Ему помощника не хватает.

– Ну что ты за человек? – покачал головой Кайт. – Я, выходит, Иволге жизнью обязан? Если б она тебе не пригрозила, ты б меня прикончил?

– Нет, не прикончил бы. Ты-то знаешь, надеюсь, что есть разница между желанием, пусть и самым искренним, и способностью пойти у него на поводу?

– Как не знать! Совсем недавно руки чесались старейшине, что капитана допекал, кое-что на кулаках объяснить. Да и прежде бывали случаи. Но отец мне эту разницу еще в детстве втолковал накрепко.

– А Рубус, преступный чародей, про эту разницу забыл. А может, некому объяснить было, поэтому и связался с лиходеями, – Серп с досадой поймал себя на том, что говорит на манер своего наставника.

– Мое счастье, что у тебя память хорошая, – вздохнул парень. – Я чего к тебе зашел-то. Закончил на днях прадедовы бумаги разбирать и обнаружил, что его друга-чародея, который на дом охранную волшбу наводил, звали Юнкусом. Как думаешь, это нынешний верховный или другой какой-то? Жить-то, знаю, чародеи могут долго. И выглядеть молодо в любом возрасте для них пустяк.

– Чёрен мрак! Наверняка он! Вот откуда старикашка прознал про мой источник! Здесь полно зеркал, значит, за домом ему следить – раз плюнуть. Да еще болтливый страж! – Серп со злости ударил кулаком по постели.

Кайт подошел к висящему на стене зеркалу, отражавшему кровать и большую часть комнаты, снял и аккуратно поставил в углу, стеклом к стене.

– Вот так. Но слышать, он, наверное, все равно сможет.

– Еще немного приду в себя и наложу глухие чары, – пообещал Серп. – Может, тебе стоит поговорить с Юнкусом? Прадеду твоему он был хорошим другом. Над домом поработал добротно.

– Мне с ним говорить бессмысленно, – развел руками Кайт. – Судя по письмам, Юнкус собирался жениться на моей бабке.

Через день после визита Крестэля чародея навестил Вермей.

– На Юнкуса не обращай внимания, – сказал палач после положенных приветствий и вопросов о здоровье. – Слыхал я от стражников, как он с тобой. Не по-людски это. Зато Черен твоей помощью доволен. Заходил на днях в пыточную, думал тебя застать. Вот, просил передать, – снял с пояса небольшой кошель.

– Щедро, – Серп заглянул внутрь и увидел, что на этот раз получил от главы Кротов золото.

– Черен рад, что ты прикончил лиходея. Юнкус бы стал с ним разговоры разговаривать, пытаться к совести воззвать. Солнечные это любят, а тут еще и свой брат-чародей оступился. А Черен повидал таких, да и я тоже. Для них обычные люди, что для нас муравьи. Их уже не исправишь. Зато они горазды притворяться, сбегать и браться за старое.

– Я не стремился его убить, просто выхода другого не видел.

– Ну да, там же еще и друг твой оказался. И девушка. Очень милая, приветливая, – заулыбался палач. – Назвала меня дядюшкой Вермеем. Заплечных дел мастера дядюшкой, а?

– Ей к ошейникам не привыкать, – пробурчал Серп. – И Крестэль мне не друг. Земляк.

– Тем более похвально, что пирольцы друг за друга горой.

Благодушие Вермея оказалось не так-то легко поколебать, и Серп был рад, когда палач ушел, напоследок довольно подробно поведав о свадьбе Лилеи и Бурьяна, на которую оказался зван вместе с женой.

– И тебя бы пригласили, коли здоров был, – заверил помощника на прощание.

Чародей вспомнил слова Вермея, когда пришел в замок после болезни и обнаружил, что стражники перестали плевать ему вслед. Изменившееся отношение заставляло чувствовать себя неуверенно, но это быстро прошло после разговора с Юнкусом.

Верховный пожелал видеть Серпа ближе к вечеру, держался прохладно, но, как ни странно, доброжелательно.

– Я решил не налагать на тебя серьезное взыскание.

– Благодарствую, – Серп заставил себя почтительно поклониться.

– Сокровищницу и стену, пока ты выздоравливал, успели восстановить. Нарочно решил не прибегать к помощи целителей?

– Нет. Я полагал, что ты распорядился не оказывать мне помощи, – такая мысль посещала Серпа, и теперь он изо все сил стремился убедить себя, что полностью ее принял.

– Хм, видно, в голове у тебя еще не прояснилось окончательно, – недовольно заметил Юнкус, так и не сумев понять, лжет помощник палача или нет. – Ты должен будешь напитать силой запас очей полнолуния, как только камни доставят в Мелгу. Восполнить то, что уничтожил. Сумеешь?

– Сумею. Если Госпожа Луна снизойдет до моей просьбы после того, как я осквернил ее сияние кровью, пролитой без предупреждения.

– Ты до сих пор не испросил прощения?

– Конечно, испросил, и у Госпожи, и у Светлого Солнца. Пожертвования сделать не успел, потому что в храмах еще не был.

– Я уверен, ты справишься с заданием. Ночная Госпожа снисходительна к тем, кто ищет ее благословения.

– Ищет благословения? – непонимающе переспросил Серп. – В чем?

– В заключении брачного союза.

Помощник палача в полном недоумении уставился на верховного чародея. Юнкусу немало удовольствия доставило наблюдение за лицом заносчивого одаренного, выражение которого постепенно менялось от неведения к прозрению.

– Я на нее опирался... – пробормотал Серп. – Она подошла, когда ты надо мной куражился. Подошла и постаралась поддержать. А я уже мало что соображал. И Госпожа сияла над нами во всей своей славе...

– Не куражился, а отчитывал. Кто-то должен довершить твое образование, раз наставник не со всем справился. А на свой подзаборный источник ты не столько опирался, сколько обнимал. Как только будете готовы, приходите. Я лично совершу над вами обряд в храме Светлого Солнца.

– Подзаборный? – повергнутое в панику сознание Серпа выхватило только самое явное оскорбление из всей тирады Юнкуса.

– Да, именно. Не станешь же ты утверждать, что твоя девица родилась в достойной семье, образована и хорошо воспитана?

– Я знаю, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но никак не могу удержаться, о верховный, – Серп сумел-таки отогнать мысли об оплошности, которую невольно совершил в ночь полнолуния, и говорил очень спокойно. – Скажи, от меня несет рыбой?

– Глупый вопрос! – поморщился Юнкус. – Нет, не несет. Это странно, ибо доходы твои невелики, а рыба в Мелге дешева.

– Значит, пройдет не так уж много времени, и мой источник трудно будет отличить от твоей невесты. Кстати, сей благородной девице не идет презрительное выражение лица. У нее губы слишком тонкие.

– Убирайся, – холодно бросил Юнкус, повернулся и скрылся за дверью, что вела во внутренние покои.

***

Выйдя из замка, Серп направился прямиком в храм Госпожи Луны, небольшое круглое строение с высоким куполом, которое стояло на обрывистом берегу Восточного зубца. Храм был построен в отдалении от жилых домов, дабы их тени лунными ночами не падали на святилище.

Родная Пирола скрывалась в туманной мгле, что перед заходом солнца незаметно вползла в пролив с моря. Вольный город не зря получил свое название – Мелга – мглистая. Осенью, зимой и ранней весной туманы не были здесь редкостью. Даже летом по утрам и вечерам морские дали часто подергивались сизоватой дымкой.

Храм пустовал, только у входа, на стуле с высокой спинкой клевал носом старенький служитель. Заслышав звон монет, упавших во вместительную кованую кружку, он стряхнул дрему и поднял голову, но покидать насиженное место не торопился. Закутанный в плащ посетитель уверенно направился туда, где в куполе зияло круглое отверстие.

В эту часть храма беспрепятственно проникали лучи ночного светила, и предназначалась она для чародеев, пожелавших пообщаться со своей Госпожой. Одаренным не требовались для этого посредники, и храмы они посещали не так уж часто, разве что прощения попросить, коли провинились в чем, да оставить искупительное пожертвование.

Серп пришел в святилище не только затем, чтобы отдать обещанное бледноликой Госпоже золото, выкуп за пролитую без предупреждения кровь. В глубине души он надеялся узнать, сильно ли оплошал, позволив себе прикоснуться к женщине в свете полнолуния. Конечно, спрашивать об этом Госпожу бессмысленно, она не ответит, как полагают лишенные дара простаки. Но если сосредоточиться мысленно на тревожащем вопросе, вспомнить, как вел себя до неудачной ночи, как стал держать себя с девчонкой после, может быть, что-то и прояснится.

Чародей застыл прямо под отверстием в куполе. Оно было зачаровано и не пропускало ни дождь, ни редкий в Мелге снег. Только вездесущий морской ветерок пробирался внутрь, разгоняя висящий в храме аромат дорогих благовоний.

Их курили в особо значимые дни цикла Госпожи Луны. В черные ночи новолуния – с резким, бодрящим запахом, чтобы помочь светилу оправиться от нездоровья и вернуться в темные небеса. В полнолуние храм наполнялся сладкими, чувственными ароматами, ведь именно эти светлые ночи благоприятствуют влюбленным и желающим продолжить род. Сейчас в храме витали нежные, тонкие запахи, приветствующие нарождение молодого месяца. Они не мешали Серпу ясно ощущать терпкий аромат лунной пыли, хорошо знакомый каждому, кто хоть раз ступал на лунный луг. Интересно, птахе понравилось бы, если б он позволил ей уйти с ним из хижины Кверкуса в человеческом обличье?

Чародей стиснул кулаки. Что за мысли? Неужели знак? Нет, одна глупая праздная мысль никак не может быть знаком.

Серп поморщился. Размышлять о своих отношениях со служаночкой не хотелось. Он вообще не привык много думать о женщинах. Да, они необходимы для пополнения чародейской силы, и как мужчина он в них нуждается. Но с его внешностью (спасибо матери с отцом) трудностей в получении желаемого не возникало, пока не обзавелся ошейником.

Любовные томления всегда вызывали недоумение и легкое презрение. Просто удивительно, как это люди без устали слушают все эти песенки, баллады, сказания, грамотные еще и книжки читают. Странно, что птаха то и дело сует нос в его книги по истории и естественным наукам, иной раз и толковые вопросы задавать умудряется. Впрочем, стишки и сказки они с Крестэлем мусолят гораздо чаще. Этот-то благородный чего в ней нашел, в темной, безродной, невзрачной служанке? Хотя есть у птахи одно существенное достоинство: она почему-то не раздражает. Даже его, Серпа, с самого начала не раздражала, в отличие от многих других. Вспомнить ту же Лилею! Представить страшно, что связался б с этакой красоткой, бесстыжей, манерной, сюсюкающей. Как там в Регисе иные девицы его любили называть? Серпик? Серпушечка? От одного воспоминания передергивает!

И все же птахины немногочисленные достоинства – не повод давать слабину. Тут еще это мраково нападение некстати случилось, пришлось амулет сделать, позволить спать под боком. Сангрилы, правда, неожиданно помогли ему самому. Не появись тогда Крестэль с девчонкой, неизвестно, чем бы закончилась история с Рубусом. Но это дело прошлое, а теперь пришла пора водворить птаху в ее комнату.

Серп прислушался к своим ощущениям. Кажется, все нормально. Мысль о просторной кровати, где можно будет спать одному, вольготно раскинувшись, не вызвала ни малейших сожалений, лишь удовлетворение.

Может, все эти разговорчики о том, что не следует прикасаться к девушке в свете Госпожи, всего лишь суеверие. И почему он в свое время не уточнил у Кверкуса? Наверное, потому, что наставник, как ни странно, не забивал ученику голову глупыми стишками и историями о вечной любви, да и вообще о женщинах говорил мало. А ведь вполне мог бы донимать проповедями, учитывая добродетельность старика и источник Серпилуса.

Только один раз наставник подсунул ученику пергаментный свиток с напыщенным названием, не то «Сказание об извечном свете», не то легенда о каком-то там сиянии. Юного Серпа сразу разочаровали рисунки: мужчина и женщина, слившиеся в страстном объятии, но, увы, одетые, а в самом низу – сердце, из которого во все стороны бьют лучи. В конце (куда он заглянул сразу после изучения картинок) положенное «и жили они долго и счастливо, и сила их любви не оскудевала».

Тратить время на прочтение старинных, неразборчиво написанных, а местами и попросту выцветших строк Серпилус не стал. На вопрос наставника ответил, что, мол, прочел. Прочел ведь и название, и последние строчки.

– И? – почему-то не пожелал оставить тему Кверкус.

– Красивое и поучительное сказание, – напустив на себя умный вид, ответствовал Серп.

Старикашка усмехнулся, забрал свиток, аккуратно свернул и мановением руки отправил куда-то, наверное, в свой заветный сундук. Серп фыркнул про себя: сам-то наставник, небось, не женат, а ученика какие-то дурацкие истории о вечной любви штудировать заставляет. Сказки все это, бессмысленные, бесполезные сказки!

Кажется, Госпожа Луна тоже так считает, раз не заставила его сердце дрогнуть хоть раз, пока он размышлял о златокосой служаночке.

Когда Иволга вечером закончила убирать после ужина и пришла в комнату чародея, тот, не отрываясь от очередной книги, сказал:

– С лиходеями покончено. А ты уже давно спишь без кошмаров. Перебирайся-ка назад, в свою комнату.

– Я тебе мешаю? – Иви не спеша подошла к столу, придвинула стул поближе к Серпу, села. – Храплю? Брыкаюсь?

– Нет, – чародей поднял голову и взглянул на девушку с интересом, к которому примешивалась толика удивления.

– Твое чтение допоздна тоже мне не мешает. И ты давно перестал раскидываться во сне на всю постель, лежишь на своей половине.

– Когда это я перестал раскидываться? – встревожился Серп. – Во время болезни?

– Нет, раньше, – сама того не ведая, успокоила чародея Иволга. – Во время болезни ты часто спал беспокойно.

О том, что Серп приобрел привычку временами вцепляться в нее изо всех сил, поначалу будя и пугая, девушка решила умолчать.

– Я бы предпочел, чтобы ты ночевала у себя.

– Почему?

– Я не обязан тебе объяснять.

– В таком случае, я не обязана соглашаться.

Серп уставился в безмятежное личико, не находя слов. Теперь понятно, что чувствовал Юнкус, когда эта пигалица требовала исцелить неудачливого помощника палача.

– Мне спокойнее с тобой, Серп, – Иви потупилась. – Кайт сказал, этот Юнкус следит за домом. А ты наверняка можешь укрыться от его чар. И еще мне нравится, что по вечерам ты отвечаешь на мои вопросы. Рассказываешь что-то, учишь. У тебя так хорошо получается, даже я с первого раза все понимаю. И ты очень умный, знаешь много, – девушка пустилась в неприкрытую лесть в надежде смягчить чародея.

– Учу, ну да, – хмыкнул Серп, мысли которого сначала приняли не слишком приличное направление, но быстро свернули к сегодняшнему разговору с верховным чародеем (комплименты своей разумности были приятны, но воспринимались почти как должное).

Почему бы и в самом деле не заняться девчонкой всерьез? Подзаборный источник! Да где б она ни родилась, от совсем уж дремучих трактирно-залесненских привычек и представлений избавилась на удивление быстро, причем сама. Если еще чуть-чуть отшлифовать... В конце концов, столичному чародею (а он непременно вернет себе это положение, еще и на самый верх заберется!) предпочтительнее иметь служанку, которая умеет правильно говорить, одеваться и вежливо вести себя с посетителями. Ладно, пусть и дальше спит под боком. Не было же у него ни сомнений, ни сожалений, когда только что пытался выставить птаху из своей постели. Может быть, Госпожа Луна видит разницу между прикосновением к желанной женщине и необходимостью опереться на кого-то, чтобы не упасть.

***

Как-то, вернувшись домой раньше обычного, Серп столкнулся в прихожей с Кайтом, который провожал гостью, ту самую чернокосую девицу, что пряталась в трущобном трактире под столом, невидимостью и мужской личиной. Сейчас она была одета как положено, в богатое платье из темно-зеленой парчи, расшитое черными с серебром узорами. В перекинутой на грудь длинной косе мерцала нить дорогого лазоревого жемчуга. Как и предполагал чародей, в женском наряде незнакомка выглядела вполне завлекательно, в движениях и позе сквозила змеиная грация.

– Это и есть мой земляк, Серп, – представил Крестэль вошедшего. – А это Серп ента, дама из Дэры.

– Как странно созвучны наши имена, – манерно протянула девица, одарив чародея томной улыбкой.

– По счастью, они далеки по смыслу, – холодно заявил палач, раздраженный и глупой фразой, и тоном, и, самое главное, удачей стражника. Ясно, что парочка не беседы вела и не книжки читала. Уж больно вид у девицы удовлетворенный, того и гляди облизываться начнет, как налопавшаяся кошка. Да и Крестэль сияет, что плешь при луне.

– Поумерь-ка... – начал было нахмурившийся стражник, но чернокосая расхохоталась, весело, задорно, чего чародей совсем не ожидал.

– Ничего страшного, Кайт, – проговорила девушка сквозь смех. – Я слышала, помощник мелжского палача норов имеет непростой. Он всего лишь подтвердил городские слухи. А мне по вкусу...

– Норовистые? – не сдержался Серп.

Девица снова залилась смехом, закинула голову, открывая на обозрение смуглую нежную шею с розоватой меткой под подбородком. Палач невольно сглотнул.

– Зря ты ворчал на земляка, Кайт, – проговорила, отсмеявшись, Серпента. – Он в высшей степени забавен. Не обижайся, – тут же схватила маленькой сильной рукой пальцы Серпа, сжала. – Ты забавен, но отнюдь не смешон. Ненавижу вежливых до зевоты хлыщей, которые ни одной своей мысли не имеют и говорят, будто урок отвечают.

– Я тоже не скажу, что знакомство мне неприятно, госпожа, – поклонился Серп. – Прошу прощения, я устал и проголодался. Созерцание вашей красоты после неспокойного дня в пыточной действует живительно, но – увы! – не избавляет от мук голода.

– Надеюсь, мы встречаемся не в последний раз, – улыбнулась девушка. – Проводи меня до гостиницы, Кайт. Со стражником я чувствую себя гораздо спокойнее, даже на Среднем зубце.

Серп скривился, увидев, как ручища Крестэля по-хозяйски обняла гибкий стан, и молча направился в кухню.

Хлопотавшая там Иволга была на удивление мрачной.

– И давно Крестэль подружкой обзавелся? – спросил Серп, снимая плащ и усаживаясь за стол.

– Он пишет ее уже несколько недель, – ответила Иви, ставя перед чародеем тарелку.

– Пишет? – хмыкнул тот. – Как мило ты стала изъясняться. Я такие забавы по-другому называю.

– Кайт на самом деле рисует эту Серпенту. Он мне говорил, даже показывал, что получилось.

– И как? Хороший он художник?

– Хороший. Но иногда у него получается красивее, чем на самом деле.

– Большие сиськи этой чернокосой пририсовал? – хмыкнул Серп, наливая себе пива из кувшина, который девушка достала из холодного ларя. – Надо бы взглянуть.

– Ничего он ей не пририсовывал! – Иви на удивление неаккуратно шлепнула на тарелку тушеного мяса с овощами. – Она и так красавица!

– Птаха, не заставляй думать, что мне стоит присматривать за тобой и Крестэлем, – Серп глянул на девушку с прищуром.

– Как тебе такое в голову могло прийти! – Иволга раскраснелась и стала еще более сердитой. – Просто эта Серпента Кайту совсем не подходит. Да и он ей, по-моему, не нужен. Она... – осеклась. – И целуется она противно.

– Она тебя, что ли, целовала? – Серп с трудом сдерживал смех. Служаночка, оказывается, умеет уморительно злиться. И становится при этом очень-очень миленькой.

– Не думала, что тебе в голову приходят такие непристойности, – Иви села напротив и серьезно взглянула на чародея.

Он все-таки рассмеялся – сколько нового можно в одночасье узнать друг о друге после нескольких месяцев самого тесного совместного проживания – но тут же одернул себя. Неужели Юнкус прав, и те прикосновения под полным ликом Госпожи не прошли даром?

– Я случайно видела, как она целовала Кайта, – призналась Иволга.

– Да многих ли ты прежде видела целующимися?

– Многих. И не только целующимися, – холодно заявила служаночка, и Серп вспомнил, где она провела большую часть своей жизни.

– Ну, рассказывай, – чародей был слегка заинтригован.

– Она его облизывала, – нехотя сказала девушка. – Может, ему и было приятно, но со стороны выглядело очень противно.

– Облизывала? – удивленно переспросил Серп.

– Да. То и дело отрывалась от губ и проводила языком по щекам, шее. Один раз даже лоб лизнула. По-моему, это мерзко.

Чародей молчал, погруженный в свои мысли. Хорошо, что тогда, в первый раз, он не слизнул капельки силы с лица птахи. И позже он почему-то этого ни разу не делал, наверное, потому что мощи всегда было с избытком. Ощущение, когда язык покалывает, пощипывает, холодит, очень приятно. Но эта Серпента, проще говоря, Змейка – не чародейка, чтобы наслаждаться вкусом силы. Он видит ее как простую смертную, лишенную дара. Хотя есть у девицы в сознании запертая дверка, которую он почуял еще в первую встречу, в том кабаке. Но храниться там может что угодно, вплоть до какого-нибудь гаденького и глупого полудетского секрета, которого она до сих пор чересчур стыдится.

Да, собственную, лишь твою чародейскую сущность нетрудно скрыть, как нетрудно утаить под капюшоном черты лица. Но пытаться полностью спрятать – все рано что выдавать живого человека за восковую куклу. Серпу, во всяком случае, ни разу не приходилось слышать об успехе подобного предприятия, и сам он не сумел бы. Что до облизывания, наверное, девица просто имеет своеобразные привычки. Интересно, что еще она в постели вытворяет? Вот бы разговорить Крестэля...

– Неужели мужчинам это нравится? – возмущенный голосок вырвал из раздумий, все дальше уносившихся в океан чувственности.

– Нет, облизывать меня не надо. Лицо, во всяком случае, – ухмыльнулся Серп. – А вот ты всегда так золотишься, что я бы...

– Золочусь? – любопытство заставило пропустить очередную непристойность мимо ушей.

– Я вижу силу, которую ты мне даешь. Она выглядит как текучее золотистое сияние. И когда тебе хорошо, наслаждение выступает у тебя на лице крошечными капельками. – Серп поспешно прикусил язык, потому что у него едва не сорвалось «будто роса на лепестке цветка.»

– Это, наверное, красиво, – пробормотала Иви, потупившись. На щеках вспыхнул румянец. – Если хочешь, то можешь...

– Тебе же будет неприятно.

– Ты никогда так не делал. А вдруг ничего противного в этом нет?

– Вот и проверим, – улыбнулся Серп.

Злоупотреблять разрешением Иволги он не стал, попробовал чуть-чуть, собрав золотую росу не столько языком, сколько губами. И только сейчас вспомнил, что девицы, вернее, сила, которую они дают, отличается по вкусу. Иные были приторно-сладкими, другие, наоборот, обжигали, как имбирь, да и пахла каждая по-своему.

С птахой ему показалось, что рот наполнился прохладной сочной мякотью раннего яблока, желтого, словно масло, у которого на солнце просвечивает сердцевина с темными семечками. Что до запаха, рядом со служаночкой чародею всегда мерещился цветущий летний луг. Ощущения были необычайно приятны, но где-то в глубине зудела мысль: а какова на вкус Змейка?

Наверное, поэтому Серп, дождавшись, когда Иволга уснет, выбрался из постели, натянул штаны и отправился на чердак, взглянуть на крестэлеву мазню. Прикрыл за собой дверь, напитал силой чародейский светильник, чтобы горел поярче, и огляделся. Вдоль одной из стен, подальше от застекленного ската крыши, стояло несколько досок. При ближайшем рассмотрении это и оказались картины, повернутые обратной стороной.