Текст книги "Бестия"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 17

Спустилась одна из тех редких ночей, когда луна сияет так ярко, что, кажется, можно читать. В лесу свет автомобильных фар одержал верх над призрачным лунным сиянием, но стоило Уэксфорду оказаться на открытом участке и въехать в ворота усадьбы, как знакомый пейзаж проявился во всех подробностях, залитый, словно средь бела дня, холодным стальным свечением. Деревья неподвижной массой нависали на горизонте, не дрогнув ни единым листком. Луна высвечивала верхушки сосен, пихт и кедров, устремившихся ввысь позади величественной громады усадьбы и уходивших к западу от нее, – зубчатые, шпилеобразные, остроконечные, они черными силуэтами прорисовывались на фоне светящегося жемчужно-серого неба. Над головой зеленоватым светом мерцала единственная звезда. Луна взошла круглая, огромная, алебастрово-белая и раскаленная, будто желая напомнить людям древнее поверье о полыхающем внутри нее огне.

Освещавшие вход дугообразные фонари были погашены – судя по всему, из-за позднего времени. Без двадцати час. У дома уже стояли два полицейских автомобиля, один из них «воксхолл» Бэрри Вайна. Уэксфорд припарковался рядом. Из темных недвижных глубин бассейна медленно всплывал белый глобус – отражение луны. Входная дверь была нараспашку, внутренняя стеклянная прикрыта, но не заперта. Едва он шагнул к двери, как Карен распахнула ее, впуская его в дом. Уэксфорд и рта не успел раскрыть, как получил сообщение о четверых вооруженных представителях власти, обшариваюших в данный момент прилегающий к дому лес. Вайн поднялся наверх.

Кивнув, Уэксфорд проследовал за Карен в гостиную. Дэйзи нервно расхаживала по комнате из угла в угол, сжимая и разжимая руки. Ему показалось, еще мгновение – и она кинется в его объятия. Но девушка только подошла ближе, застыв в метре от него, и подтянула к лицу сжатые в кулаки руки, словно намереваясь впиться зубами в костяшки пальцев. Глаза казались неправдоподобно огромными. Он понял, что она смертельно испугана, на грани истерики от охватившего ее ужаса.

– Дэйзи, – мягко проговорил он, – может быть, вы присядете? Пожалуйста. Ничего страшного не произойдет. Вы в полной безопасности.

Она яростно затрясла головой. Карен подошла ближе, робко коснулась ее руки и, когда отторжения не последовало, взяла Дэйзи под руку и подвела к креслу. Но, вместо того чтобы сесть, Дэйзи всем телом повернулась к Карен. Ее рана уже почти полностью зажила, и лишь под тонким свитером на плече слегка угадывалась повязка.

– Обнимите меня. Пожалуйста. Хоть на одну секунду, – попросила она.

Карен сжала девушку в объятиях, крепко прижав к себе. Уэксфорд давно уже заприметил, что Карен из той редкой породы людей, которые умеют обнять другого, не похлопывая при этом по плечу. Сейчас она крепко прижимала Дэйзи к груди, словно мать ребенка, только что фантастическим образом избежавшего смертельной опасности, потом осторожно разжала руки и легонько подтолкнула девушку к креслу, бережно опустив в него, словно вазу.

– Она в таком состоянии с того момента, как заметила того человека, правда, Дэйзи? – Карен заговорила с ней, как няня с ребенком: – Уж я вас столько раз обнимала, а толку чуть. Выпьете еще чашечку чаю?

– Я что, просила у вас вашего чаю? – Уэксфорд и не предполагал, что Дэйзи умеет так разговаривать. Голос ее прозвенел по всему дому, истеричный, готовый сорваться на крик. – Чего ради я буду пить ваш чай? Мне нужно другое, чтобы успокоиться. То, от чего засыпают вечным сном!

– Приготовьте нам всем по чашке чаю, Карен, хорошо? – Он терпеть не мог подобные просьбы, особенно в отношении женщин-полицейских – отдает чем-то старорежимным, – но тут же уговорил себя: чаю он попросил бы в любом случае, будь даже на месте Карен Арчболд или Дэвидсон. – Себе, мне, сержанту Вайну и всем прочим, кто тут еще. А для Дэйзи прихватите, пожалуйста, рюмочку бренди. Думаю, его вы найдете в шкафу, в… – Ни за что на свете он не произнесет serre! – в оранжерее.

Взгляд Дэйзи метался от предмета к предмету, от окна к двери. Когда дверь медленно и бесшумно начала открываться, словно снаружи за ней кто-то был, она судорожно глотнула, а затем медленно, прерывисто втянула в себя воздух. Кошка. Огромная, величественная голубая кошка царственно прошествовала вглубь комнаты, наградив Уэксфорда одним из тех презрительных взглядов, которые отличают избалованных домашних деспотов. Подойдя к Дэйзи, кошка легко, одним махом взлетела к ней на колени.

– О, Куини, Куини… – Девушка склонила голову, утопив лицо в роскошном голубом пуху.

– Расскажите мне, что случилось, Дэйзи.

Она продолжала прижимать к себе свою любимицу, лихорадочно что-то нашептывая ей. Куини отвечала низким глубоким урчанием.

– Ну же, – чуть резче проговорил Уэксфорд, – возьмите себя в руки. – Обычно он говорил эти слова Шейле, когда дочь выводила его из терпения. Когда-то говорил.

Дэйзи подняла голову, снова быстро глотнула. Он заметил, как трогательно дрогнуло горло, сверкнувшее белизной сквозь тяжелый занавес сияющих темных волос.

– Вы должны рассказать, что произошло.

– Это было ужасно… – Голос ее все еще прерывался, переходя то на хрип, то на шепот. – Жутко…

Вернулась Карен, прихватив с собой бокал для вина, наполненный бренди. Она поднесла напиток к губам девушки, словно лекарство. Дэйзи, сделав глоток, закашлялась.

– Пусть выпьет сама, – сказал Уэксфорд. – Она же не больная. Не дитя и не беспомощная старуха, слава Богу. Просто сильно напугана.

Казалось, его слова достучались до сознания девушки, встряхнули ее. Глаза загорелись. В тот самый момент, когда в гостиной возник Бэрри Вайн с подносом и четырьмя чашками чаю в руках, она приняла из рук Карен бокал и вызывающе, единым глотком отправила в горло его содержимое. И тут же снова зашлась в кашле. Карен похлопала девушку по спине, и из глаз Дэйзи потоком брызнули слезы, заструившись по щекам.

Вайн несколько мгновений с непроницаемым видом наблюдал за этой сценой, потом произнес:

– Доброе утро, сэр.

– Утро? Так поздно, что уж слишком рано… Ну, Дэйзи, вытрите нос. Вот так-то лучше. Теперь все в порядке.

Она яростно принялась тереть лицо кусочком ткани, переданной ей Карен, затем с минуту вызывающе смотрела на Уэксфорда, когда же заговорила вновь, голос звучал уже по-прежнему:

– Я первый раз пью бренди.

Слова ее вновь всколыхнули поток воспоминаний. Давным-давно эту же самую фразу сказала Шейла, а тот молодой осел тут же ее откомментировал: «Ну вот и еще одной добродетелью меньше, увы!» От этих мыслей Уэксфорд вздохнул.

– Ну ладно. Так где были вы с Карен? В постелях?

– Да это случилось всего лишь в одиннадцать тридцать, сэр!

Он совершенно упустил из виду, что для этих современных созданий половина двенадцатого – детское время.

– Я обратился к Дэйзи, – резко заметил он.

– Я была здесь, смотрела телевизор. Не знаю, где была Карен, может, на кухне или еще где, готовила себе коктейль. Спать мы собирались лечь после окончания передачи. Я услышала какой-то шорох за окном, но решила, что это Карен.

– Что именно вы услышали?

– Шаги у фасада дома. Наружные огни только что погасили. Обычно их гасят в половине двенадцатого. Шаги приблизились к дому, потом к тем окнам, и я поднялась взглянуть, кто там. Луна светила так ярко, что свет не был нужен. И тут я его увидела. Увидела в лунном свете, так близко, как вижу сейчас вас. – Девушка помолчала, дыхание ее участилось. – Я закричала и никак не могла остановиться, пока не прибежала Карен.

– Я тоже слышала его, сэр. Услышала еще раньше Дэйзи, мне кажется. Сначала шаги раздались под кухонной дверью, затем кто-то обошел вокруг дома, потом ходил на задах, вдоль терассы. Я бросилась через весь дом в оранжерею и снова услышала его. Но я ничего не видела. Тогда я решила позвонить. Я вышла на связь раньше, чем услышала крик Дэйзи. Помчалась в комнату, вижу: Дэйзи стоит у окна, кричит и стучит по стеклу, и тогда… Тогда я позвонила вам.

Уэксфорд снова повернулся к Дэйзи. Она уже успокоилась: похоже, бренди произвел долгожданный эффект, о котором она молила.

– Что именно вы увидели, Дэйзи?

– У него что-то было на голове, похоже на шерстяной шлем с прорезями для глаз. Точь-в-точь террорист, как их изображают. Не помню, во что он был одет, – может, в спортивный костюм, темный, то ли черного, то ли темно-синего цвета.

– Это был тот человек, который одиннадцатого марта убил вашу семью и пытался убить вас?

Едва он выдавил из себя этот вопрос, как тут же поймал себя на мысли, сколько ужаса должен таить он для восемнадцатилетней девочки – не знавшей забот, нежной, перепуганной девочки. Понятно, она не сможет ответить. Тот человек был в маске. В ответном взгляде, брошенном на него Дэйзи, читались отчаяние и безысходность.

– Я не знаю, не знаю… Что я могу сказать? Возможно, и так. Я ничего о нем не знаю, он может быть молод, а может не очень, но он не старый. На взгляд высокий и сильный. Похоже… похоже, он знает это место, но я не смогу объяснить вам, почему я так думаю, просто мне показалось, будто он знает, где он и что делает. Ох, что со мной будет, чего еще можно ждать?!

От необходимости отвечать на этот вопрос Уэксфорда спасло появление Гаррисонов. Кен Гаррисон был при полном параде, чего о его жене не сказать. Когда-нибудь в старину, как слышал Уэксфорд, ее туалет назвали бы «пеньюаром»: красного бархата с белесым лебяжьим пухом вокруг шеи, полы расходятся в стороны, выставляя на обозрение пижамные брюки в голубой горошек. По освященной веками традиции в руках у миссис Гаррисон была кочерга.

– Что тут такое? – встревоженно вопросил Гаррисон. – В глазах рябит от каких-то людей. Усадьба так и кишит полицейскими. Я и говорю Бренде: «Как, по-твоему, что это может быть? Уж не те ли разбойники вернулись, чтобы прикончить Дэйзи?»

– Ну, мы быстро натянули на себя что попало и прямиком сюда. Так не пешком же идти, я и сказала Кену, пусть заведет машину. Тут нынче так опасно, пусть и в машине.

– Я говорю, нам надо быть тут. Сразу так и сказал, только мы услыхали, что в доме будут женщины-полицейские. Почему нас-то не кликнули? Какой толк-то от женщины, полицейские они, не полицейские. Джонни и мы, нас бы и позвать. Видит Бог, спать тут всем места хватит, но нет же, никому и в голову не взбрело, чего ж мне-то с советами лезть? Будь тут мы с Джонни, и все бы знали, что мы тут, так неужто ж такое бы случилось? Неужто, вы думаете, тому разбойнику достало бы духу сунуться сюда, чтоб ее доприкончить? Да ни в жизнь…

Его поток прервала Дэйзи, в какой уже раз поразив Уэксфорда своей решимостью. Вскочив с кресла, она с ледяной твердостью отчеканила:

– Я увольняю вас. Считайте, вы получили уведомление, надеюсь, месяца вам достаточно. Я хочу, чтобы вы убирались отсюда, и чем скорее, тем лучше. Будь на то моя воля, вас не было бы здесь уже завтра!

Достойная ученица своей бабушки, Дэйзи застыла, гордо вскинув голову и высокомерно глядя им в лицо. Затем неожиданно голос ее надломился, слова начали слегка путаться. Бренди сделал нужное дело, и теперь наступил следующий этап.

– Неужели у вас нет никаких чувств? Неужели вам нет до меня дела? Осмелиться произнести такие слова – «доприкончить ее»! Я вас ненавижу! Вас обоих! Убирайтесь из моего дома, с моих земель! Я отбираю у вас ваш коттедж!

Ее голос набирал силу, перерастая в крик, наконец в истерические рыдания. Гаррисон застыл, ошеломленный, у Бренды от неожиданности готова была отвалиться челюсть. Карен шагнула к Дэйзи, и Уэксфорд подумал было, что сейчас последует одна из тех спасительных пощечин, которые принято считать наилучшим средством от истерик. Вместо этого Карен обняла девушку, прижала к себе и, положив руку на темноволосую головку, приклонила ее к своему плечу.

– Не нужно, Дэйзи. Давайте-ка лучше я отведу вас в постель. Там вы будете в полной безопасности.

Так ли? Уэксфорд многое бы отдал, чтобы подписаться под этим заверением. Он встретился глазами с Вайном, и невозмутимый сержант попытался наиболее доступным ему способом изобразить смирение, возведя глаза к небу. Ему удалось лишь на несколько миллиметров сдвинуть глазные яблоки к северу.

Кен Гаррисон взволнованно вступил в разговор:

– Она так растревожилась, не в себе, да и только, и не это вовсе хотела сказать. Ведь не это же, да?

– Ну точно же, Кен. Мы давно тут одна семья, и мы часть семьи, точно. Право же, вовсе она не то хотела сказать.

– Думаю, вам лучше вернуться домой, миссис Гаррисон, – заметил Уэксфорд. – Вам обоим. – Он не стал повторять избитую истину, что утро вечера мудренее, хотя кто бы решился сейчас ее оспаривать. – Отправляйтесь домой и попытайтесь немного поспать.

– А где Джонни? – спросила Бренда. – Хотела бы я знать. Уж коли мы услыхали эту команду, а шуму от них, что и мертвых разбудят, так как же Джонни не услыхал? С чего бы его вдруг так сморило? Хотела б я знать. – И ядовито добавила: – Даже носу не кажет, чтоб узнать, что случилось. Я вам так скажу: если кого и гнать отсюда, так этого черта ленивого! Нет, только подумать, с чего 6 его так?..

– Он все проспал, – не удержался Уэксфорд. – Слишком молод.

Карен Мэлахайд, двадцати трех лет, чем-то не оправдавшая представлений Кена Гаррисона о «женщинах-полицейских» – хорошо хоть сегодня подобное унижающее определение не в ходу, – была обладательницей черного пояса и вела занятия по классу дзюдо. Уэксфорд голову клал: встреть она тэнкредского незнакомца предыдущей ночью и окажись тот невооружен или просто промедли с оружием, она бы разделалась с ним в считанные минуты. Помнится, Карен рассказывала, как бродила одна по ночному городу, раскидывая на своем пути дебоширов и пьяниц, чтобы просто себя испытать.

Но годится ли она в телохранители Дэйзи? А Энн с Розмари? Все-таки надо бы убедить девушку уехать отсюда. Не обязательно прятаться, просто забраться подальше, переждать у друзей. Как ни крути, признался Уэксфорд себе самому, а чуть позже и Бердену, такого развития событий он не ожидал. Он окружил Дэйзи «сиделками», но это для успокоения души. Лишь разыгравшимся воображением можно было объяснить их страхи, будто один из тех двоих – убийца, если считать «невидимкой» Энди Гриффина, – обязательно вернется, чтобы «прикончить ее». Выдумка все это, дикость. Такого просто не бывает.

– Бывает, – возразил Берден. – Здесь она в опасности, поэтому ей лучше уехать. Не вижу большой разницы, если мы поселим в доме Гаррисонов и Гэббитаса. В тот вечер их было четверо, помните? Но это его не остановило.

Белоснежная скатерть, уставленная хрусталем и серебром. Блюда на столике с подогревом. Уютно приспущенные мартовским вечером шторы. Они только что покончили с супом, Наоми Джонс начала раздавать рыбу, филе палтуса, и едва поменяли приборы и они приступили к еде, услышали какие-то звуки наверху, шум, который, по мнению Дэвины Флори, подняла Куини.

Однако Харви Копленд решил взглянуть, красавец Харви, похожий на Пола Ньюмена, «гроза мужей», за которого не первой молодости супруга вышла по любви и сексуальному влечению. Тишина за окном – ни шагов, ни звука автомобиля, только приглушенная суета наверху.

Харви поднялся наверх, потом спустился – или он не дошел до верху, остановился у лестницы, обернувшись, когда в проходе появился убийца…

Сколько времени это заняло? Тридцать секунд? Две минуты? Что происходило тем временем в гостиной? Пока Харви отсутствовал, женщины спокойно наслаждались рыбой? Или дожидались его, неспешно болтая о кошке, о том, что Куини опять разыгралась, носится по всему дому – наверх по задней лестнице и вниз по центральной, и так изо дня в день каждый вечер? Вдруг выстрел, Наоми вскакивает, Дэйзи поднимается из-за стола, направляется к двери. Одна Дэвина остается на прежнем месте. Почему? Почему она осталась? Страх? Ужас приковал ее к месту?

Дверь резко распахивается, появляется убийца, выстрелы – скатерть уже не белая, она постепенно алеет, густое пятно расползается почти по всей ее длине…

– Через минуту я поговорю с ней, – сказал Уэксфорд. – Понятно, силой ее не увезешь, если сама не захочет. Пойдемте со мной, хорошо? Прогуляемся вместе.

– Сейчас она слишком встревожена. Утром все легче.

Так-то так, подумал Уэксфорд, но ненамного. Днем страх рассеивается, притухает. Днем, при солнечном свете, ночные ужасы кажутся преувеличением. Свет деятелен, а тьма сокровенна.

Они вышли из дома, пересекли двор и медленно зашагали вдоль торца к западному крылу. Слова, пришедшие ему на ум, были отнюдь не метафорой. Солнце щедро купает землю в ярких лучах, тогда как луна лишь роняет бледный отсвет. Небо над головой было темно-синим, без единой тучки. Так бывает июньскими ночами, когда воздух мягок, а вечерняя прохлада унесена прочь уверенным течением дней.

– Он обошел дом с тыла, – сказал Берден. – Что он искал? Вход? Открытое окно на первом этаже? Вечер выдался теплый.

– Все окна внизу были закрыты. И все двери на замке. В отличие от прошлого раза.

– Скажите, странная забава – топтаться тут под окнами, когда по меньшей мере двое в доме могут тебя услышать? Даже если окна закрыты, все равно слышно. Натянуть маску – и тут же устроить гвалт в поисках входа.

– Меня не отпускает одна мысль, – задумчиво произнес Уэксфорд. – Что, если ему хотелось, чтобы его услышали или увидели? Если он был уверен, что Дэйзи одна, и собирался ее убить, то какая разница, увидит она его или нет?

– В таком случае зачем ему маска?

– Тоже верно.

У парадной двери они заметили незнакомый автомобиль. Дверца распахнулась в тот момент, когда они подошли ближе, и из машины показалась Джойс Вирсон. Миссис Вирсон куталась в лисье меховое манто, сшитое из кусочков, – некрасивое и немодное, одно из тех, что не берет «Охсфэм» [12]12
  Благотворительная организация, помогающая жителям слаборазвитых стран.


[Закрыть]и не распродаются на благотворительных базарах.

А вот Дэйзи такой Уэксфорд еще не видел. В наряде под панка, бросающей вызов всем и вся: черные брючки в обтяжку, ботинки на высокой шнуровке, черный свитер с какой-то белой надписью, потертая мотоциклетная куртка из черной кожи. Не лицо – маска страдания, и только волосы, густо обработанные гелем, торчали пиками во все стороны, словно пни деревьев в выгоревшем лесу. Вид такой, что вот-вот провозгласит заявление – а может, это просто ее contra mundum [13]13
  Здесь: протест против изысканности (лат.).


[Закрыть].

Она молча взглянула на Уэксфорда, затем на Бердена. Джойс Вирсон потребовалось минуты две, чтобы сообразить, кто они такие, затем губы ее растянулись в широчайшей белозубой улыбке и она двинулась навстречу Уэксфорду, протягивая ему руки.

– О, мистер Уэксфорд, как поживаете? Так рада вас видеть. Вы именно тот человек, который сумеет убедить несчастное дитя уехать со мной. Я хочу сказать, не может же она оставаться тут одна-одинешенька? Я едва не умерла, услышав, что случилось здесь ночью. И сразу же помчалась сюда. Не стоило вообще отпускать ее от нас.

Интересно, от кого это она услышала, что случилось, подумал Уэксфорд. Не от Дэйзи же, это точно.

– Прошу меня извинить, но я просто не понимаю, что происходит в наши дни. Когда мне было восемнадцать, меня никуда одну не отпускали, чего уж говорить о том, чтоб жить одной в таком огромном доме, как этот, и в таком уединенном. Только не говорите мне, что все меняется к лучшему. Простите, но на мой взгяд раньше все-таки было лучше.

Дэйзи с каменным лицом выслушала половину тирады, потом отвернулась в сторону, устремив взгляд на кошку, которой, похоже, не часто позволялось удрать из дому, и теперь она сидела на каменном краю бассейна, провожая пристальным взглядом краснобелых рыбок. Рыбки описывали бесконечные заданные круги по воде, а Куини, отслеживая их, поводила из стороны в сторону головкой.

– Ну скажите хоть что-нибудь, мистер Уэксфорд! Убедите ее. Воспользуйтесь своим авторитетом. Только не говорите, что нельзя давить на дитя. – Миссис Вирсон явно выпустила из виду, что, если хочешь добиться успеха, убеждать нужно непременно с оттенком любезности, даже лести. Казалось, еще мгновение, и она сорвется на крик: – Это так глупо, попросту безрассудно! Она что тут, в игрушки играет?

Кошка мигом сунула в бассейн лапку, но, обнаружив, что реальность не оправдала ожиданий, тут же принялась стряхивать воду. Наклонившись, Дэйзи взяла ее на руки.

– До свидания, Джойс, – проговорила девушка. И не без иронии, не укрывшейся от слуха Уэксфорда, добавила: – Огромное спасибо, что приехали. – С этими словами Дэйзи направилась к дому, прижимая к себе пушистую ношу, однако дверь за собой не закрыла.

Берден двинулся следом. Не имея представления, что сказать, Уэксфорд пробормотал что-то о ситуации, которую держит под контролем, точнее, держит под контролем полиция. В ответ Джойс Вирсон обожгла его самым пламенным взглядом, на который была способна.

– Извините, но этого недостаточно. Послушаем, что думает об этом мой сын.

Последние слова в ее устах прозвучали угрозой. Наблюдая, как она разворачивает небольшой автомобиль, устремляясь к воротам, а затем, чудом не поцарапав крыло, мчится в сторону сторожевого поста, он понял, что тучи сгущаются.

Дэйзи с Берденом были в гостиной. Девушка устроилась в обитом бархатом глубоком кресле с высокой спинкой, на коленях ее свернулась калачиком Куини.

– Да мне безразлично, убьет он меня или нет! – услышал он слова девушки. – Я сама не понимаю себя. В конце концов, я хочу умереть. Ради чего мне жить? Зачем только я подняла вчера вечером весь этот шум? Надо было выйти из дому, подойти к нему и сказать: «Убей меня, ну давай же, убей!» Прикончи, как выразился этот гадкий Кен.

Уэксфорд пожал плечами, затем сдержанно проговорил:

– А я не в счет, правда? Если бы вы это сделали, мне пришлось бы уйти в отставку.

По ее лицу мелькнула скорее гримаса, чем подобие улыбки.

– Кстати, об отставке, что вы думаете? Ей позвонила Бренда, я говорю о Джойс. Первым делом позвонила ей, рассказала, что я дала им от ворот поворот, и попросила убедить меня не выгонять их. Что вы об этом скажете? Словно я ребенок или сумасшедшая. Так Джойс обо всем и узнала. Я бы ни слова ей не сказала, лишь бы не впутывать эту старую ведьму.

– Но у вас есть ведь еще друзья, Дэйзи. Разве нет семьи, в которой вы могли бы немного погостить? Всего-то пару недель.

– Вы надеетесь поймать его за пару недель?

– Это более чем возможно, – уверенно произнес Берден.

– Мне-то какая разница. Я останусь здесь. Карен и Энн могут приезжать, если хотят. То есть если вы хотите, я полагаю. Хотя это потраченное впустую время, они могут не беспокоиться. Меня ему больше не испугать – я хочу, чтобы он меня убил. Это наилучший способ уйти, умереть.

Она снова повесила голову, уткнув нос в кошачий пух.

Проследить передвижение Энди Гриффина с момента, как он покинул дом родителей, оказалось невозможно. Его собутыльники по «Выпивке и салату» представления не имели, где он мог бы остановиться, хотя Тони Смит и пробормотал что-то о подружке «на севере». Стоило только завести разговор об Энди, как тотчас же всплывало это странное выражение – «на севере». Теперь в том туманном регионе, в стране Никогда-Никогда [14]14
  Название страны из популярной детской книги Дж. Барри «Питер Пэн».


[Закрыть]появилась еще и подружка.

– Вроде ее звали Кайли, – прибавил Тони.

– Голову кладу, он ее выдумал, – хитро усмехнувшись, добавил Лесли Седлер. – По телеку увидал.

Раньше, еще до того, как год назад он потерял место, Энди Гриффин работал водителем-дапьнобойщиком в пивоваренной компании. Обычно маршруты его пролегали от Мирингэма к различным торговым точкам Лондона, а также в Карлайл и Уайтхейвен.

Пивовары с трудом припомнили пару добрых слов в память об Энди. За предыдущие два-три года он успел просветить их в таком предмете, как сексуальные домогательства. В офисе он почти не бывал, но в те редкие моменты, когда все же там появлялся, не упускал случая отпустить скабрезность управляющей службой маркетинга, а однажды прихватил сзади ее секретаршу, зажав рукой горло. Служебное положение жертвы Энди не останавливало, была бы, главное, женского пола.

Подружка, похоже, и вправду была вымыслом. Никаких подтверждений ее существования не обнаружилось, да и сами Гриффины отрицали такую возможность. Терри Гриффин скрепя сердце позволил им обыскать спальню Энди в Мирингэме. Смерть сына ошеломила родителей, за один день они, казалось, состарились на десять лет. Успокоения они искали в телевидении, как другие ищут его в тяжелые минуты в транквилизаторах или алкоголе. Цвет и движущиеся картинки, череда лиц и сменяющие одна другую бурные сцены сулили утешение, доступное благодаря одному лишь присутствию у экрана, когда не нужно ни вдумываться в происходящее, ни пытаться его понять.

Казалось, Маргарет Гриффин теперь обрела цель – любыми путями выгородить сына, спасти его репутацию. Наверное, последнее доброе деяние, которое она могла совершить ему во благо. Не отрывая глаз от мелькающих на экране картинок, она наотрез отвергала любые намеки на подружку. В жизни Энди никаких женщин не было. Не выпуская руки мужа, цепляясь за нее, как за последний оплот, она беспрестанно повторяла эти слова. Предположение Бердена она взялась опротестовывать столь яро, будто слово «подружка» звучало не менее постыдно, чем легкомысленно приобретенная и потенциально опасная венерическая болезнь.

– Мистер Гриффин, в последний раз вы видели его в воскресенье утром?

– Ранним утром, Энди всегда вставал с жаворонками. Не было и восьми. Принес мне чашку чая. – Энди был мертв, и, несмотря на тянущуюся за ним славу головореза и сексуально озабоченного лентяя, отец его целеустремленно и вдохновенно исполнял свой долг по связям с общественностью. Даже после смерти сына мать продолжала воспевать чистоту его замыслов и устремлений, а отец – восхвалять привычку к пунктуальности, вдумчивость и альтруизм. – Он сказал, что собирается на север, – добавил Терри Гриффин.

Берден вздохнул и тут же подавил зевок.

– На мопеде, – подхватила матушка покойного. – У меня никогда душа к нему не лежала, к мопеду этому, разве я не права? Вон ведь чем все обернулось!

По странной прихоти человеческих ощущений убийство сына переродилось в ее голове в дорожное происшествие со смертельным исходом.

– Он сказал, что позвонит. Сам обещал, мы-то даже его не просили, – вступил Терри Гриффин.

– А чего ж просить-то, – устало поддакнула матушка.

– Так он позвонил вам? – Берден осторожно направил разговор в нужное русло.

– Нет, так и не позвонил. Что меня и обеспокоило, поехал-то он на мопеде.

Маргарет Гриффин продолжала сжимать руку мужа, притянув ее к себе на колени. Берден прошел через коридор в спальню, где Розмари Маунтджой вместе с Дэвидсоном делали обыск. Куча порнографии, извлеченная на свет божий при исследовании одежного шкафа Энди, его не удивила. Энди знал четко: инстинкт благоразумия удержит его матушку вместе с пылесосом от вторжения в недра этого шкафа.

Любителем изящной словесности Энди не назовешь, печатное слово его мало интересовало. Журналы были рассчитаны исключительно на фотографии – грубые возбуждающие приманки. Его подружка, если она и впрямь существовала, не написала ему ни строчки, а ее фотографию, если таковая была, он не сохранил.

Единственная находка, которая могла представлять реальный интерес, обнаружилась в бумажной сумке в нижнем ящике комода. Девяносто шесть американских долларов в купюрах различного достоинства: пяти-, десяти– и однодолларовых.

Гриффины решительно отреклись и от этой находки, мол, знать ничего не знают. Маргарет Гриффин уставилась на купюры, как на ископаемое, как на денежные знаки какой-то канувшей в Лету культуры, извлеченные при археологических раскопках. Она разглядывала их, вертела в руках и даже на время забыла о своем горе.

Вопрос, от которого ее, возможно, удерживал лишь страх показаться глупой, решился задать Терри:

– Это деньги? На них можно что-нибудь купить?

– Можно – в Америке, – ответил Берден. И тут же поправил себя: – Их можно использовать практически всюду, должен сказать. И в нашей стране, и в Европе. В магазинах их принимают. Или же можно пойти с ними в банк и обменять на стерлинги. – И пояснил еще раз: – На фунты стерлингов.

– Так почему же Энди их не потратил?

Берден колебался, спросить их о веревке или нет, но все же пришлось решиться. К его немалому облегчению, похоже, никто из них не усмотрел жуткой связи между вопросом и случившимся. Конечно, они знали, как погиб их сын, но упоминание о веревке не ассоциировалось с картиной повешения. Нет, никакой веревки у них нет, и у Энди, они уверены, тоже не было. Терри Гриффин снова вернулся к теме денег, к долларовым трофеям. Раз возникнув в сознании, эта тема заслонила собой все прочее.

– Так эти купюры, что, вы сказали, можно обменять на фунты, они принадлежат Энди?

– Мы нашли их в его комнате.

– Значит, теперь они наши, ведь так? Хоть какое-то возмещение.

– Ох, Терри, – выдохнула жена.

Он не обратил на нее никакого внимания.

– Сколько, вы говорили, они стоят?

– Фунтов сорок-пятьдесят.

Терри Гриффин задумался.

– И когда мы сможем их получить? – спросил он.