Текст книги "Бестия"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7

Она сидела на высокой белой кровати, обложенная множеством подушек. Левая рука покоилась на перевязи, а плечо плотно забинтовано. В палате было так тепло, что вместо больничного халата она набросила белую накидку, обнажавшую правое плечо и предплечье. В эту же руку была введена и капельница.

Ему вспомнилась фотография из «Индепендент он санди». Перед ним словно сидела Дэвина Флори, только семнадцатилетняя.

Вместо копны коротко остриженных кудрей лицо обрамляли длинные волосы. Густые, без единого завитка, необычайно красивого темно-каштанового оттенка, они свободно падали на плечи. Как и у бабки – высокий лоб, большие, яркие, глубоко посаженные глаза, нет, не карие, а цвета лесного ореха с черным обрамлением вокруг зрачков. Кожа, пожалуй, слишком белая для шатенки, довольно тонкие и очень бледные губы. Нос, в отличие от бабки, совсем не походил на клюв, а был чуть вздернут. Уэксфорд вспомнил мертвые руки Дэвины Флори, узкие, с длинными пальцами; у Дэйзи – точно такие же, только кожа мягкая и по-детски нежная. Колец на руках не было. Проколы для серег на нежно-розовых мочках ушей выглядели как крохотные розовые ранки.

Взглянув на него, она не произнесла ни слова, а лишь беззвучно заплакала.

Вынув салфетку из коробочки, стоявшей рядом на столике, он молча протянул ее девушке. Она вытерла лицо и, опустив голову, зажмурила глаза. Тело ее вздрагивало от сдерживаемых рыданий.

– Мне жаль, – произнес Уэксфорд, – мне очень жаль.

Она кивнула, и здоровая рука ее сжала мокрую салфетку. Ведь прошлой ночью она потеряла мать, а у него это как-то отошло на второй план. Она потеряла и бабушку, которую, должно быть, любила не меньше, и человека, ставшего для нее дедом, когда ей было всего пять лет.

– Мисс Флори…

– Называйте меня Дэйзи.

Голос прозвучал глухо, так как она вновь прижала салфетку к лицу. Уэксфорд видел, что слова давались ей с усилием. Она сглотнула и подняла голову.

– Пожалуйста, называйте меня Дэйзи. Не надо «мисс Флори». Ведь моя фамилия Джонс. И я должна перестать плакать!

Уэксфорд выждал минуту-другую, помня, как мало у него времени. Он понимал, что сейчас она пытается отогнать от себя воспоминания прошлой ночи, стереть их из памяти, уничтожить эту жуткую видеопленку и вернуться в сейчас. Девушка глубоко вздохнула.

Он помолчал еще немного, но ждать дольше он не мог. Еще одна минутка, чтобы она могла вздохнуть, смахнуть с лица слезы.

– Дэйзи, – начал он, – вы знаете, кто я, не так ли? Я полицейский, инспектор Уэксфорд.

Она быстро закивала в ответ.

– Мне сегодня разрешили поговорить с вами только десять минут, но я приду завтра, если вы позволите. Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один-два вопроса, я постараюсь причинить вам как можно меньше боли. Можно?

Она медленно кивнула и беззвучно всхлипнула.

– Нам придется вспомнить события прошлой ночи. Я сейчас не буду спрашивать вас, что в точности произошло, это потом, только скажите: когда вы услышали, что в доме посторонние, и откуда послышался шум?

Она молчала так долго, что он непроизвольно взглянул на часы.

– Просто скажите, в котором часу вы услышали шум и откуда он шел…

Она заговорила неожиданно и торопливо.

– Они были наверху. Мы обедали, как раз ели второе. Первой их услышала мама. Она сказала: «Что это? Похоже, наверху кто-то есть».

– Так. А что дальше?

– Дэвина, моя бабушка, ответила, что это кошка.

– Кошка?

– Да, большая кошка, ее зовут Куини, голубая персидская. Иногда по вечерам она носится по дому. Просто удивительно, сколько шуму она может наделать.

Дэйзи улыбнулась. Это была чудесная улыбка, улыбка юной девушки. Несколько секунд она освещала ее лицо, потом губы задрожали и улыбка исчезла. Уэксфорду захотелось взять ее руку, но, конечно, этого сделать он не мог.

– Вы слышали, как подъехала машина?

Она покачала головой.

– Я ничего не слышала, только шум наверху. Какие-то глухие удары и шаги. Харви, муж бабушки, вышел из комнаты. Мы услышали выстрел, затем второй. Они прозвучали ужасно громко, было действительно жутко. Мама закричала. Мы все вскочили. Нет, я вскочила и мама, а потом я уже хотела выйти, а мама закричала: «Нет, не выходи», и потом вошел он. Он вошел в комнату.

– Он? Был только один человек?

– Я видела только одного. Я слышала, что был и второй человек, но я не видела его.

Воспоминания вновь заставили ее замолчать. Уэксфорд увидел, как глаза ее наполнились слезами, и она потерла их здоровой рукой.

– Я видела только одного, – произнесла она сдавленным голосом. – У него был револьвер, и он вошел в комнату.

– Не волнуйтесь. Я должен задать вам вопросы. Скоро все закончится. Это необходимо, и так к этому и относитесь. Хорошо?

– Хорошо. Он вошел… – Голос ее затих. – Дэвина все еще сидела на стуле. Она так и не встала, просто сидела, повернув голову к двери. Я думаю, он выстрелил ей в голову. Он застрелил маму. Я не помню, что я делала. Это было так ужасно, просто невозможно представить, сумасшествие, кошмар, как во сне, только это был… ох, не знаю… Я постаралась опуститься на пол. Я слышала, как на улице второй завел машину. Первый, тот, что был в доме, с револьвером, он выстрелил в меня и… я больше не помню…

– Дэйзи, вы хорошо обо всем рассказываете. Поверьте мне. Вы, конечно, не помните, что произошло после того, как он в вас выстрелил. Но вы помните, как он выглядел? Вы можете описать его?

Поднеся здоровую руку к лицу, она покачала головой. Ему показалось, что она не то что не может описать человека с револьвером, а просто не в состоянии заставить себя сделать это. Затем, едва слышно, она произнесла:

– Я не слышала, чтобы он говорил, он не говорил.

И потом, хотя он и не спрашивал, она прошептала:

– Мы услышали их сразу же после восьми, а десять минут девятого они уехали. Десять минут, вот и все…

Открылась дверь, и в палату вошла сестра.

– Ваши десять минут прошли. Боюсь, что на сегодня это все.

Уэксфорд встал. Даже если бы их не перебили, он вряд ли стал бы продолжать разговор. Девушка была уже не способна отвечать на его вопросы. Не шепотом, но так, что было слышно, она произнесла:

– Вы можете прийти завтра. Я знаю, что вы должны поговорить со мной. Завтра я смогу.

Она отвела от него глаза и, закрыв рукой рот и подняв плечи – здоровое и раненое, невидящими глазами смотрела в окно.

Колонка в «Индепендент он санди» представляла собой образец, что называется, умного чисто женского восприятия. Уин Карвер не упустила ни единой возможности для насмешек, дала волю язвительности и ехидству. И все же это было хорошее эссе. Такова человеческая натура, признался себе Уэксфорд, ирония и легкий сарказм всегда лучше, чем лесть и фальшь.

Какая-нибудь журналистка из «Кингсмаркхэм курьер» могла бы весьма экзальтированно описать лесонасажденческие устремления Дэвины Флори, ее страсть к садоводству и коллекционированию редких пород деревьев. Мисс Карвер же представила все это в чуть странном свете, давая понять, что там не обошлось и без некоторого лицемерия. «Посадить» лес, намекала она, не совсем точное выражение того, что делают для тебя другие, в то время как ты стремишься извлечь из этого лишь деньги. Садоводство может быть очень приятным времяпрепровождением, если заниматься им только на досуге и в хорошую погоду. А землю-то копают здоровые молодые парни.

Дэвина Флори, продолжала она примерно в том же духе, была женщиной, достигшей потрясающего успеха и признания, но ведь ей не пришлось очень-то за это и бороться, не так ли? Учеба в Оксфорде уже сама по себе шаг, учитывая, что она была умна и имела папу профессора, и, кроме того, недостатка в деньгах также не наблюдалось. Да, она могла бы стать незаурядным парковым дизайнером, а земля и средства свалились ей в руки, когда она вышла за Десмонда Флори. То, что она овдовела в конце войны, печально, но огромный загородный дом и колоссальное наследство, безусловно, смягчили боль после смерти первого мужа.

Уин Карвер не преминула слегка поехидничать и по поводу недолго продолжавшегося второго замужества. Но в том, что касалось путешествий и книг Дэвины Флори, ее неообыкновенной способности проникновения в культуру Восточной Европы, глубоких политических и социологических исследований, при том, что происходило это в трудное и опасное для региона время, здесь ничего, кроме похвал, не было. Автор статьи писала о книгах по «антропологии», которые появились благодаря этим путешествиям. С очаровательной льстивой нотой она вспомнила и о своих студенческих днях двадцатилетней давности, о том, как читала два единственных романа Дэвины Флори – «Владельцы Мидиана» и «Частное лицо в Афинах». Свою оценку и восприятие она сравнивала с восприятием Китса произведений Гомера в переводах Чэпмена, а описание неудачной попытки шотландских поселенцев обосноваться в Дарьене на тропическом побережье Карибского моря произвело на нее неизгладимое впечатление.

И, наконец, она перешла к довольно подробному разбору первого тома автобиографии «Маленькая негодница большого семейства». Уэксфорду, предполагавшему, что названием послужила цитата из «Двенадцатой ночи», было приятно узнать, что его догадка подтвердилась. Дальше, следуя мемуарам Дэвины Флори, шло краткое изложение ее детства и юности и упоминание о встрече с Харви Коплендом; заканчивала мисс Карвер несколькими – в буквальном смысле – словами о дочери мисс Флори, Наоми Джонс, являющейся совладелицей кингсмаркхэмского художественного салона, и внучке, ее тезке.

В последних десяти строчках статьи мисс Карвер размышляла о возможности пополнения списка почетных званий Дэвины Флори присвоением ей звания кавалера ордена Британской империи 2-й степени, считая, что такая возможность весьма велика. Смысл размышлений сводился к тому, что должно было пройти еще год-два, прежде чем мисс Флори стала бы кавалером ордена. В большинстве случаев, писала она, «обычно ждут, когда тебе исполнится восемьдесят лет, потому что после этого жить остается совсем недолго».

Жизнь Дэвины Флори оказалась недостаточно продолжительной. Ее оборвала неестественная и насильственная смерть. Уэксфорд, который читал журнал в следственной комнате Тэнкред-хауса, отложил статью и прочитал приготовленную для него Гэрри Хиндом распечатку пропавших драгоценностей. Их было не так много, но все дорогие. Он встал из-за стола и через двор направился к дому.

Зала была убрана и вымыта. В воздухе стоял запах дезинфицирующего средства – смеси лизоля и какого-то цитрусового сока. Бренда Гаррисон переставляла неправильно расставленные после уборки столики, цветы, кресла. Ее преждевременно изрезанное морщинами лицо выражало крайнюю сосредоточенность, что достигалось, несомненно, все теми же морщинами. На лестнице, тремя ступеньками выше того места, где ковер был запачкан не поддающимися выведению пятнами и закрыт холстом, сидела голубая персидская кошка Куини.

– Вам приятно будет узнать, что Дэйзи поправляется, – сообщил Уэксфорд.

Она уже знала.

– Полицейский сказал мне, – ответила она без энтузиазма.

– Миссис Гаррисон, сколько времени вы с мужем работаете здесь?

– Уже десять лет.

Уэксфорд удивился. Десять лет – большой срок. Он ожидал большего проявления заинтересованности к этой семье, больше чувств.

– Мистер и миссис Копленд были вам хорошими хозяевами?

Она пожала плечами. Ее руки тем временем протирали красно-синюю сову из старинного фарфора сорта «краун-дерби» с маленькой фирменной короной над буквой «д», и, прежде чем ответить, она поставила ее на полированный столик. Затем произнесла задумчиво, так, словно этому предшествовали долгие размышления:

– Их трудно было понять.

Спустя секунду, поколебавшись, с гордостью добавила:

– Во всяком случае, нам.

Встав со ступеньки, кошка, потянувшись, медленно направилась в сторону Уэксфорда. Остановившись перед ним, она ощетинилась и сердито посмотрела на него, затем неожиданно сорвалась с места и взлетела вверх по ступеням. Несколько минут спустя они услышали шум. Звуки были такие, словно наверху скакал жеребенок: удары, толчки, грохот.

Бренда Гаррисон зажгла один светильник, затем другой.

– В это время Куини всегда так носится, – сказала она и чуть заметно улыбнулась.

Глядя на нее, Уэксфорд понял, что она относится к таким людям, которых забавляют выходки животных. За редким исключением они видят смешное лишь в обезьянках, играющих посудой, собаках, напоминающих хозяев, котятах, посаженных в корзинку. Именно благодаря таким и существует цирк.

– И всегда в одно и то же время?

Он взглянул на часы: без десяти шесть.

– Чуть раньше, чуть позже, но в общем – да. – Искоса посмотрев на него, она вновь усмехнулась. – Она очень умная, а вот время сказать не может, понимаете?

– Хотел бы спросить еще вот о чем, миссис Гаррисон. Здесь, поблизости, не встречались ли вам за последние дни или даже недели посторонние? Незнакомые люди? Кто-то, кого вы не ожидали бы увидеть поблизости от дома или усадьбы?

Она задумалась, затем покачала головой.

– Вам надо спросить у Джонни. У Джонни Гэббитаса, вот у кого. Он ходит по лесу, в доме почти не бывает.

– А сколько времени он здесь работает?

Ее ответ немного удивил Уэксфорда.

– Может быть, год. Не больше. Подождите-ка, думаю, что в мае будет как раз год.

– Если вы вспомните что-нибудь, что-то странное или необычное, вы ведь скажете нам об этом, не так ли?

К этому времени уже начинало смеркаться. Когда Уэксфорд обходил вокруг западного крыла, вспыхнули лампы, установленные в нише стены и включавшиеся от часов. Он остановился и обернулся на лес и выходившую из него дорогу. Прошлой ночью два человека наверняка добирались или этой дорогой, или проселочной, другого пути просто не было.

Почему же никто из четырех находящихся в доме людей не слышал, как подъехала машина? Возможно, они слышали. Трое из них уже ничего ему не скажут. Дэйзи не слышала, это все, что он знал. Но если один из троих и услышал шум мотора, то, во всяком случае, при Дэйзи никто об этом ничего не сказал. Завтра он, конечно, узнает от Дэйзи больше.

Эти двое в машине хорошо видели освещенный дом. К восьми вечера лампы в нише стены горели уже два часа, а свет в доме включили гораздо раньше. Основная дорога вела прямо к лужайке и проходила через проем с башенками в каменной стене. Но, предположим, машина не подъехала к дому, а свернула налево, еще не достигнув стены. Свернула налево и потом направо на дорогу, где он сейчас стоит, эта дорога шла вдоль западного крыла метрах в двадцати от дома, огибала задний двор, куда выходила задняя дверь, затем шла по краю сада вдоль высокой живой изгороди и углублялась в сосновые насаждения, за которыми стояли дома Гаррисонов и Джона Гэббитаса.

Чтобы выбрать этот путь, надо хорошо знать Тэнкред-хаус и его окрестности. Это также означает, что кому-то было известно, что вечером задняя дверь не запирается. Если машина с преступниками подъехала к дому именно этим путем и остановилась возле кухонной двери, то возможно, даже вероятно, что никто из сидящих в столовой и не услышал, как она подъехала.

Но ведь Дэйзи слышала, хоть и не видела того, второго, слышала, как он завел машину, которую она не видела, но слышала уже после того, как первый, кого она видела, выстрелил в нее, убив перед этим ее родных.

Возможно, второй вышел через заднюю дверь и подогнал машину к входной двери. Услышав шум наверху, он выскочил из дома. Человек, который стрелял в Дэйзи, тоже услышал шум наверху, поэтому он и не сделал второго выстрела, который был бы для Дэйзи смертельным. Шум произвела, конечно, кошка, Куини, но эти двое не знали про кошку. Вполне вероятно, что ни один из них никогда не бывал на третьем этаже, но они знали, что он есть. И они понимали, что там может находиться кто-то еще.

Такое объяснение подходило во всех отношениях – за одним исключением. Уэксфорд стоял у обочины и размышлял именно над этим исключением, когда вдруг на дороге, ведущей из леса, вспыхнул свет фар. Не доезжая до стены, машина свернула влево, и Уэксфорд увидел, что это «лендровер» Джона Гэббитаса.

Заметив Уэксфорда, он остановился и опустил стекло.

– Вы ищете меня?

– Да, мистер Гэббитас, я хотел бы переговорить. Вы можете уделить мне полчаса?

Вместо ответа Гэббитас молча открыл дверцу, и Уэксфорд сел рядом с ним.

– Не могли бы мы проехать к конюшням?

– Немного поздновато, а?

– Поздновато для чего? Для опроса в связи с убийством? У нас трое погибли и один серьезно ранен. А с другой стороны, почему бы не поговорить у вас дома? Так будет лучше.

– Ладно. Если вы настаиваете.

Во время этой короткой беседы Уэксфорд заметил то, на что не обратил внимания в ночь убийства. И речь лесника, и его манера держаться говорили, что он образованнее и культурнее Гаррисонов. К тому же исключительно хорош собой, типаж актера, которого могли пригласить на роль в фильме, снимающемся по мотивам произведений Томаса Харди или Лоренса – герой, прозябающий на какой-нибудь задрипанной ферме, но явно достойный большего. Романтический и в то же время открытый. Черные волосы и темно-карие глаза. Загорелые, покрытые черными волосками руки с длинными пальцами, сжимающими руль. Когда Уэксфорд попросил его проехать по проселочной дороге, он чуть улыбнулся, обнажив ряд очень белых ровных зубов. И вообще во внешности его было что-то отчаянное, такое, что всегда притягательно действует на женщин.

– Так когда, вы сказали, вы вернулись вчера домой?

– В восемь двадцать, восемь двадцать пять, точнее сказать не могу. Я не предполагал, что придется называть точное время. – В его голосе послышалось нетерпение. – Помню, что вошел в дом, когда часы пробили половину девятого.

– Вы знаете миссис Биб Мью, которая убирает в доме?

Похоже, вопрос развеселил его.

– Я знаю, кого вы имеете в виду. Просто не знал, что ее так зовут.

– Вчера вечером миссис Мью уехала на велосипеде без десяти восемь и приехала домой в Помфрет-Монакорум примерно в десять минут девятого. Если вы вернулись домой в двадцать минут девятого, то вполне вероятно, что вы встретили ее. Она тоже ездит по проселочной дороге.

– Я не встретил ее, – коротко ответил Гэббитас. – Я же сказал вам, что не встретил никого и никого не обгонял.

Проехав через сосновые насаждения, они остановились у его дома. Пригласив гостя внутрь, Гэббитас вел себя любезнее. Уэксфорд спросил его, где он был в день убийства.

– Прореживал подлесок возле Мидхерста. А почему вы спрашиваете?

Сразу было понятно, что здесь живет холостяк: все опрятно, вокруг только необходимые вещи, многие из них явно от прежних жильцов. В гостиной, куда Гэббитас провел Уэксфорда, преобладала обстановка, придававшая ей вид офиса, – письменный стол с компьютером, серый металлический шкаф, стеллажи с картотеками. Половину стены занимали книжные полки с энциклопедиями. Взяв со стула стопку папок и тетрадей, хозяин освободил место для Уэксфорда.

– И вы возвращались домой по проселочной дороге? – не отступал инспектор.

– Я уже говорил вам.

– Мистер Гэббитас, – произнес Уэксфорд довольно строго, – вы смотрите телевизор, и этого достаточно, чтобы понимать, даже если вы не знакомы с другими источниками: задавая дважды одни и те же вопросы, полицейский, откровенно говоря, преследует одну цель – подловить вас на чем-то.

– Извините. Согласен, мне это известно. Просто… понимаете, законопослушному гражданину не очень-то приятно сознавать, что о нем думают так, словно он совершил нечто такое, на чем его можно подловить. Надеюсь, я вправе ожидать, что мне верят.

– Полагаю, что так. Но это иллюзия, учитывая окружающий мир, в котором мы живем. Хотелось бы знать, размышляли ли вы сегодня над тем, что произошло. Пока вы работали в своем лесном уединении возле Мидхерста, например? Это было бы вполне естественно.

– Да, я думал об этом. Разве об этом можно не думать?

– Например, о машине, на которой приехали люди, совершившие это… учинившие эту бойню. Где она стояла, пока они находились в доме? Где она была в тот момент, когда вы возвращались домой? Они уехали не по проселочной дороге, иначе вы бы видели ее. Дэйзи Флори позвонила по 999 в двадцать две минуты девятого, через несколько минут после их ухода. Она позвонила, как только смогла доползти до телефона, потому что боялась, что умрет от потери крови.

Говоря это, Уэксфорд наблюдал за лицом Гэббитаса. Оно оставалось бесстрастным, только чуть плотнее сжались губы.

– Так что машина не могла уехать по проселочной дороге, иначе вы бы ее видели.

– Очевидно, они уехали по главной дороге.

– На шоссе В-2428 в это время находилась дежурная полицейская машина, и ей была дана команда блокировать дорогу и записывать все проезжающие автомашины, начиная с восьми двадцати пяти. По словам дежурных офицеров, до восьми сорока восьми там не проезжало вообще никаких машин, а в это время как раз прибыла наша «скорая помощь». Патруль также был послан на В-2428 в направлении к Кэмбери-Эшез. Возможно, слишком поздно. Может быть, вы мне скажете другое: есть ли отсюда еще какой-нибудь выезд?

– Вы хотите сказать, через лес? Возможно, джип и проедет, если водитель знает лес. Если он знает лес как свои пять пальцев. – Гэббитас произнес это с большим сомнением. – Уверен, что я бы не смог.

– Но вы ведь здесь не так давно работаете, верно?

Гэббитас ответил так, словно от него ожидали скорее не ответа, а объяснения:

– Раз в неделю я преподаю в сельскохозяйственном колледже в Сэвенгбери. Я также выполняю частные заказы. Помимо всего остального, я лечу и прививаю деревья.

– Когда вы поселились здесь?

– В мае прошлого года.

Затем, потерев губы, он спросил:

– Как Дэйзи?

– Хорошо. У нее все будет хорошо, я имею в виду ее физическое состояние. Психологическое – это другой вопрос. Кто жил здесь до вас?

– Люди по фамилии Гриффин. Муж, жена и их сын.

– Они работали только в усадьбе или брали и другую работу, как вы?

– Сын был взрослый. Он работал, не знаю где. Думаю, в Помфрете или Кингсмаркхэме. А Гриффин, по-моему, его звали Гэрри или Терри, да, Терри, он занимался лесом. Жена просто домохозяйка. Кажется, иногда она работала и в доме.

– Почему они уехали? Здесь у них была не только работа, но и дом.

– Дело в возрасте. Ему еще не было шестидесяти пяти, но годы есть годы. Стало тяжело работать, и он вышел на пенсию раньше. Им было куда уехать, они купили дом. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о Гриффинах. Я виделся с ними только один раз, когда получил работу, и они мне все показывали.

– Гаррисоны, наверное, знают больше.

Впервые за все время Гэббитас по-настоящему

улыбнулся. Его лицо стало привлекательным и дружелюбным.

– Они не разговаривали.

– Что? Гаррисоны и Гриффины?

– Бренда Гаррисон говорила мне, что, с тех пор как Гриффин оскорбил ее, они не разговаривали несколько месяцев. Не знаю, что он сказал или сделал, но так она говорила.

– Это была истинная причина их отъезда?

– Не могу сказать.

– Вы знаете, где они сейчас живут? Они оставили адрес?

– У меня нет адреса. Они, кажется, говорили, что где-то по направлению к Мирингэму. Хотите кофе? Или чаю?

Уэксфорд отказался. Он также отказался от предложения Гэббитаса подвезти его до следственной комнаты, где стояла машина.

– Уже темно. Лучше взять фонарь. – Слова прозвучали, когда Уэксфорд уже выходил из дому. – Это было ее место, Дэйзи. В конюшнях у нее было что-то вроде убежища, и по распоряжению ее бабки их переделали. – Да, Гэббитас обладал талантом подкидывать ставящие в тупик подробности. – Она часами находилась там. Занималась чем-то своим.

Значит, они заняли ее убежище, даже не спросив разрешения. А если и спрашивали, то получили его не от истинного владельца. Уэксфорд шел через сосновые насаждения, освещая извилистую тропинку одолженным у Гэббитаса фонариком. И только завидев темную неосвещенную половину Тэнкред-хауса, он вдруг подумал, что теперь все это, возможно, принадлежит Дэйзи Флори. Если нет других наследников, но если они и есть, то ни в статьях, ни в некрологе о них ничего не говорилось.

По чистой случайности она стала его владелицей. Если бы пуля прошла на сантиметр ниже, то она лишилась бы своего наследства. А почему, собственно, он так уверен, что наследство станет для нее в тягость? Почему, узнав о том, что некоторые назовут везением, она должна отказываться от него?

Хинд уже сверил составленный Брендой Гаррисон список драгоценностей в страховой компании Дэвины Флори. Бусы из черного янтаря, нитка жемчуга, который, что бы ни говорила Бренда, был, возможно, ненастоящий, пара серебряных колец, серебряный браслет, брошь из серебра и оникса в списке застрахованных вещей не числились.

Дэвина Флори застраховала золотой браслет, оцененный в три тысячи пятьсот фунтов, кольцо с рубином и двумя бриллиантами стоимостью в пять тысяч фунтов, серьги и кольцо с жемчугом и сапфирами стоимостью в две тысячи, и кольцо со множеством бриллиантов изумительной работы, оцененное в девятнадцать тысяч фунтов.

Все вместе составляло немногим более тридцати тысяч. По незнанию преступники забрали, конечно, и малоценные вещи. Возможно, они в этом мало что понимали и надеялись, что добыча потянет на большее.

Уэксфорд дотронулся пальцем до голубого пушистого кактуса. Его цвет и иголки напомнили ему Куини, кошку. У той тоже, наверняка, под шелковистой шерстью скрывались острые шипы. Он запер дверь и направился к машине.