Текст книги "Бестия"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 23

Лицо Джоан Гарланд распухло от слез.

Она разрыдалась еще по телефону, речь стала бессвязной, рассказ то и дело прерывали вздохи и всхлипы, и Уэксфорд размяк. Вместо того чтобы пригласить ее в полицейский участок, сказал, что приедет к ней сам. В ее доме на Брум-вейл он опустился в одно кресло, а Бэрри Вайн в другое, в то время как Джоан Гарланд, выведенная из строя первым же вопросом, который он ей задал, рыдала в подлокотник софы.

Первое, на что обратил внимание Уэксфорд, когда она впустила их в дом, – это синяки на лице. Синяки были давними, уже заживающими – зеленовато-желтые вокруг носа и рта, и более темные, сливовые, у глаз и границы волос, и все же эти следы ни с чем не спутать. Даже слезы, исказив лицо до неузнаваемости, не могли замаскировать их, как, кстати, и не могли явиться причиной.

Где она была? Уэксфорд задал этот вопрос еще до того, как опуститься в кресло, и в ответ получил очередной поток слез.

– В Америке, в Калифорнии, – с трудом выговорила женщина, и тут же приступ рыданий пригнул ее к софе.

– Миссис Гарланд, постарайтесь взять себя в руки, – сказал Уэксфорд, немного выждав. – Я принесу вам воды.

– Не нужно воды, – быстро проговорила она, выпрямляясь. По цветному от синяков лицу струились слезы. Затем повернулась к Вайну: – Можно виски. Вон в том шкафчике. И там же бокалы. Себе налейте тоже. – Последние слова потонули в тяжком, прерывающемся рыданиями стоне. Из объемной сумки красной кожи, стоявшей на полу, она извлекла пригоршню разноцветных салфеток и принялась промокать ими лицо. – Извините меня… Я скоро успокоюсь… Как только выпью. О Господи, какой удар…

Бэрри неуверенно протянул ей бутылочку с содовой, обнаруженную в шкафу, но она только яростно замотала головой, глотнув чистого виски. Казалось, о любезном приглашении по их адресу последовать ее примеру, которое, правда, пришлось бы отвергнуть в любом случае, она начисто забыла. Виски, похоже, пришлось кстати – судя по результату, заметно отличному от того, какой бывает с человеком, редко потреблявшим спиртное. Нет, руки у нее не тряслись, как у алкоголика, которому спиртное необходимо, но сила привычки в жадном глотке незамеченной не осталась. Подобную жажду мог утолить лишь любимый напиток, согревая тело разлившимся внутри теплом и даря облегчение.

Еще раз запустив руку в красную сумку, женщина вновь извлекла оттуда салфетки и опять принялась вытирать лицо, на этот раз осторожнее. Уэксфорд подумал, что для пятидесяти пяти лет выглядит она на удивление молодо; ну, пусть не молодо, но на редкость свежо. Не задумываясь, он дал бы ей лет тридцать пять, не больше, отметив, быть может, утомленность и некоторую усталость от жизни. Возраст выдавали разве что руки, покрытые сетью жестких сухожилий и выпирающих вен. На ней был костюм неожиданного желтовато-зеленого оттенка с немалым количеством золотых украшений. Волосы цвета мягкого золота, почти безупречная фигура, чуть, может быть, излишне худощавая, прекрасные ноги. Весьма привлекательная женщина.

Дыхание ее успокоилось, она отпила еще чуточку виски и, достав из сумочки пудреницу и губную помаду, принялась приводить в порядок лицо. Уэксфорд заметил, что на мгновение она задержалась взглядом на самом заметном из синяков, под левым глазом. Прежде чем попытаться запудрить, Джоан Гарланд в раздумье коснулась его кончиком пальца.

– Мы о многом хотели бы вас расспросить, миссис Гарланд.

– Да-да, я догадываюсь. – Она помолчала. – Я ничего не знала, понимаете, не знала, даже и в мыслях не было. Видите ли, американские газеты не печатают чужих новостей – то есть для них чужих. Если, конечно, это не война или что-то подобное. Ни слова не было там и об этом убийстве. Впервые я узнала, что произошло, когда позвонила этой девочке, дочке Наоми.

– Когда Джоан Гарланд произнесла имя подруги, губы у нее задрожали. Она судорожно глотнула. – Бедняжка, вот уж кого можно пожалеть; мне следовало бы так ей и сказать, объяснить, как я сожалею, но известие просто убило меня. Я едва не потеряла дар речи.

– Вы никому не говорили, что собираетесь уезжать, – вмешался Вайн. – Ни слова не сказали ни матери, ни сестрам.

– Наоми знала.

– Возможно. – Уэксфорд не стал излагать ей свои мысли о том, что теперь, когда Наоми мертва, им уже никогда не узнать правды. Совершенно некстати сейчас новый поток слез, причиной которого могут стать его слова. – Вы не могли бы объяснить нам, куда вы уезжали и зачем?

– Это обязательно? – по-детски наивно спросила она.

– Да, обязательно. Но не спешите. Возможно, вам нужно хорошенько подумать, прежде чем отвечать. Должен сказать вам, миссис Гарланд, что ваше бесследное исчезновение в подобной ситуации доставило нам немало хлопот.

– Вы не плеснули бы мне еще капельку виски? – Женщина протянула Вайну пустой бокал. – Да-да, все в порядке, не нужно так на меня смотреть. Я и вправду люблю выпить, но я вовсе не алкоголичка. Особенно помогает при стрессе. В этом есть что-то плохое?

– Я здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы, миссис Гарланд, – сказал Уэксфорд, – а для того, чтобы вы ответили на мои. Я оказал вам любезность, явившись сюда. И хочу, чтобы вы смогли отвечать мне. Это понятно? – Он чуть заметно качнул головой в сторону Вайна, стоявшего наготове с бокалом в руке и мрачным выражением на лице: уж так и быть, пока послужу. Вид у Джоан Гарланд был одновременно испуганный и сердитый. – Очень хорошо. Дело весьма серьезное. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, когда вернулись домой и что делали.

– Вчера вечером, – отозвалась она мрачно. – Ну, самолет из Лос-Анджелеса прибывает в аэропорт Гатвик в половине второго, но этот припоздал. Мы прошли таможню только в четыре. Я хотела поехать поездом, но почувствовала, что слишком утомлена, выжата, как лимон, поэтому взяла машину прямо до дому. Здесь я была в пять часов. – Она подняла на Уэксфорда тяжелый взгляд. – Немного выпила… Ну, бокальчик-другой. Мне это было необходимо, должна сказать. Потом легла в постель. И проспала двенадцать часов.

– А утром вы отправились к себе в салон, обнаружили, что он закрыт, причем, похоже, закрыт уже давно.

– Все верно. Я разозлилась на Наоми, прости Господи. Лучше бы я расспросила кого-нибудь, позвонила бы одной из сестер! Но мне и в голову ничего не пришло. Я решила, что Наоми опять, как всегда, пробездельничала, прости Господи. Ключей у меня с собой не было. Я не сомневалась, что салон открыт. Ну и поплелась домой, откуда позвонила Дэйзи. То есть я-то думала, что звоню Наоми, чтобы как следует ее пропесочить. Дэйзи мне все и рассказала… Бедная девочка, представляю, какой ад это был для нее: снова все повторить, снова пережить весь тот ужас…

– В тот вечер, когда вы уехали, одиннадцатого марта, между пятью и пятью тридцатью вы навещали в Кэнбрукском доме престарелых матушку. Расскажите, что вы делали потом?

Она вздохнула, метнула взгляд на пустой бокал, который Вайн поставил на стол, и провела языком по свеженакрашенным губам.

– Закончила паковать вещи. На следующий день, двенадцатого, я должна была улетать. Рейс был в одиннадцать, регистрация начиналась в девять тридцать, но я решила, что лучше поехать с вечера. В последнее время на поезда особой надежды нет, и я еще подумала: а что если вдруг утренний отменят? Поверьте, я приняла это решение неожиданно. Пока складывала вещи, вдруг решила позвонить в гостиницу в Гатвике, поинтересоваться, не найдется ли для меня номер, – позвонила, и все получилось. Я обещала повидаться с Наоми, хотя днем мы с ней обо всем договорились. Дел у нас особых не было. Наоми сказала, что с налогами она справится. Но я ответила, что все же приеду, просто из дружеских чувств, поймите меня… – Голос Джоан Гарланд дрогнул. – Ну все такое… Я еще подумала, заскочу на полчаса в Тэнкред-хаус, проведу полчаса с Наоми, а потом заеду домой и отправлюсь на станцию. Отсюда до вокзала пять минут ходу.

Последнее обстоятельство Уэксфорду было прекрасно известно, и он не стал его комментировать. Вайн оказался настойчивее.

– Не понимаю все же, – сказал он, – почему вы решили ехать именно с вечера? Зачем, если самолет улетал только в одиннадцать? На регистрацию, вы сами сказали, вам нужно было в девять тридцать. Поезд в этом случае явно ни при чем.

Она искоса кинула в его сторону оскорбленный взгляд. Было ясно, что сержант нравился ей все меньше и меньше.

– Если уж вы так настаиваете, мне не хотелось ни с кем видеться утром. – Судя по лицу Вайна, от подобного ответа ситуация ясней для него не стала. – Хорошо, не старайтесь прыгнуть выше головы, чтобы понять. Я не хотела, чтобы люди видели меня с чемоданами, не хотела никаких вопросов, не хотела, чтобы вдруг позвонил кто-нибудь из сестер – годится?

– Оставим на время ваше таинственное путешествие, миссис Гарланд, – проговорил Уэксфорд. – В котором часу вы поехали в Тэнкред-хаус?

– Без десяти восемь, – тут же ответила женщина. – Время я знаю точно. Это мой пунктик. Я никогда не опаздываю. Наоми хотела уговорить меня приехать попозже, но это все выдумки ее матери. Она оставила мне сообщение на автоответчике, но я к подобному уже привыкла и в тот день, во вторник, решила не принимать его во внимание. Я хочу сказать, почему я должна всегда считаться с леди Дэвиной? О Господи, ее больше нет, не стоило мне так говорить… В общем, как я сказала, я уехала без десяти восемь и через двадцать минут уже была там. Если говорить совсем точно, в одиннадцать минут девятого. Я как раз взглянула на часы, когда звонила в дверь.

– Вы позвонили в дверь?

– Несколько раз. Я знала, что они меня слышат. Знала, что они дома. О Господи, мне казалось, что они дома. – Краски покинули ее лицо, ставшее теперь бумажно-белым. – Они уже были мертвы, так? Должно быть, это только что произошло. О Господи… – Уэксфорд видел, как она быстро закрыла глаза, судорожно глотнула. Он дал ей немного времени, чтобы прийти в себя. Изменившимся, низким голосом Джоан Гарланд продолжила свой рассказ: – В гостиной горел свет. У меня еще мелькнула мысль, прости Господи: вот сейчас Наоми объясняет Дэвине, что мы с ней успели сделать все необходимое днем, а та отвечает, что в таком случае самое время научить эту женщину не вторгаться в ее дом, когда она ужинает. От нее вполне можно было этого ожидать. – Яркое воспоминание о том, что случилось с Дэвиной Флори, помешало продолжению рассказа. Джоан Гарланд судорожно поднесла к губам руку.

Дабы избежать очередной мольбы к Господу о прощении, Уэксфорд поспешил задать следующий вопрос:

– Вы позвонили еще раз?

– Всего я звонила три или четыре раза. Потом пошла взглянуть в окно гостиной, но ничего не разглядела. Мешали шторы. Поймите я, конечно, была зла. Сейчас это звучит ужасно, я понимаю. А тогда я подумала: ну что ж, не стану вам навязываться. И отправилась домой.

– И все? Вы проделали весь этот долгий путь туда, а потом, когда вам не открыли, – обратно, и только?

Ответом Бэрри Вайну послужил откровенно раздраженный взгляд.

– А вы бы чего хотели? Чтобы я выломала дверь?

– Миссис Гарланд, пожалуйста, подумайте хорошенько. Может быть, вы проезжали мимо или встретили по пути в Тэнкред-хаус какое-нибудь транспортное средство?

– Нет, совершенно точно.

– Какой дорогой вы ехали?

– Какой? К главному въезду, конечно. Я всегда так езжу. То есть я знаю, что есть и другой путь, но никогда им не пользовалась. Тот, другой, – узкоколейка.

– Так вы никакого транспорта не заметили?

– Нет, я же сказала. Да и раньше никогда не встречала. Нет, правда, однажды было. Я встретила… как там его? Джона… Гэббитаса. Но с тех пор прошло уже несколько месяцев. Нет, одиннадцатого марта я точно никого не видела.

– А на обратном пути?

Она потрясла головой.

– Ни туда, ни обратно я не видела и не проезжала мимо какого бы то ни было транспортного средства.

– А когда вы были в имении, вы не заметили перед домом какой-либо другой машины, фургона или еще чего?

– Нет, точно не было. Свои машины они всегда убирают. Ох, Боже мой, кажется я поняла, о чем вы…

– А вы не подходили к дому с торца?

– Вы хотите сказать, не проходила ли я дальше гостиной? Нет, не проходила.

– Вы что-нибудь слышали?

– Не знаю, о чем вы. Что я должна была слышать? О… ох, поняла. Выстрелы. О Господи, нет.

– А когда вы уехали, сколько было времени? Четверть девятого?

Ответ прозвучал четко и ясно:

– Я же вам говорила, что время я знаю точно. Было шестнадцать минут девятого.

– Если это поможет, можете еще выпить, миссис Гарланд.

Если она ждала Бэрри, то ожидания ее были напрасны. Нарочито вздохнув, Джоан Гарланд поднялась и пошла к бару.

– Вы точно не будете?

Было ясно, что вопрос адресовался одному Уэксфорду. Он покачал головой.

– Откуда у вас на лице эти синяки? – спросил он.

Виски, которое Джоан Гарланд держала на колене, качнулось, она выпрямилась, плотно сжав колени. Уэксфорд попытался разгадать по лицу, какие чувства пробудил в ней его вопрос. Застенчивость? Смущение? В любом случае, никак не боль за перенесенное оскорбление.

– Их уже почти нет, – наконец проговорила она. – Сейчас они едва заметны. Я бы не вернулась, если бы не убедилась, что они почти полностью рассосались.

– Я их вижу, – настойчиво повторил Уэксфорд. – Может быть, я не прав, но впечатление такое, будто недели три назад вас крепко отделали.

– Вы совершенно точно назвали дату, – отозвалась миссис Гарланд.

– Рассказывайте, миссис Гарланд. Вам многое еще предстоит нам рассказать, но начнем с лица.

Слова обрушились на них неукротимой лавиной.

– Я сделала косметическую операцию. В Калифорнии. Остановилась у подруги. Там это обычное дело, все через это проходят – ну, почти все. Подруга тоже сделала, ну и пригласила меня пожить у нее и обратиться в ту же клинику…

Уэксфорду удалось ее остановить, употребив единственное известное ему в этой области выражение:

– Вы делали подтяжку?

– Полную, – подтвердила она, уже медленее, – и морщинки вокруг глаз, и пилинг, в общем, все. Понимаете, здесь я бы не решилась. Здесь все мгновенно становится известно. Мне хотелось уехать, уехать подальше, к тому же туда, где тепло… В общем, меня начала раздражать моя внешность, понимаете? Обычно обижаться на зеркало причин у меня нет, а тут вдруг все стало не нравиться.

Картина очень живо начала приобретать четкий и ясный вид. Неужели наступит время, подумал Уэксфорд, когда и Шейле потребуется подобное, и тут же ужаснулся своим мыслям. Но насмехаться над Джоан Гарланд, осуждать ее или презрительно фыркать по ее адресу? Глупо. Она решилась и поставленной цели – доказательства налицо – достигла. Вполне понятно, почему ей так не хотелось оповещать жадную до сплетен родню, не хотелось, чтобы знали соседи, – лучше представить пред ними fait accompli: пусть объясняют себе перемены в ее внешности отменным здоровьем или редким в ее возрасте баловством судьбы. Одной лишь Наоми, рассеянной, не от мира сего, позволено было приобщиться этой тайны. Кто-то ведь должен же знать, чтобы защищать тылы и управлять магазинчиком. Лучше Наоми тут не найти: и дело наизусть знает, и к подтяжке относится, как иная – к стрижке или окраске волос.

– Не думаю, что вы беседовали с моей матерью, – сказала Джоан Гарланд. – Да и зачем? Но если все же беседовали, то должны знать, почему я стараюсь не посвящать ее в подобные тонкости.

Уэксфорд промолчал.

– Ну, а теперь вы позволите мне сорваться с крючка?

– На некоторое время, – кивнул Уэксфорд. – Мы с сержантом Вайном идем обедать. А вы, наверное, захотите немного передохнуть. После чего мне снова хотелось бы увидеть вас. В Тэнкред-хаусе у нас свой пункт наблюдения. Встретимся там, скажем, – в полпятого?

– Сегодня?

– Сегодня, в половине пятого. На вашем месте я позвонил бы Фреду Гаррисону. Не стоит после такой беседы гнать самой во весь опор.

Опять на воротах висели цветы. На этот раз алые тюльпаны, штук сорок, не меньше, прикинул Уэксфорд, стебли закрыты головками следующего ряда; вся эта масса покоилась на ложе из зеленых веток, образуя ромб. Бэрри Вайн взял прикрепленную к цветам карточку: «Даже твердейшие камни при виде на то кровоточат».

– «Все страньше и страньше» [22]22
  Л. Кэрролл. «Алиса в стране чудес», пер. Н. Демуровой.


[Закрыть], – пробормотал Уэксфорд. – Бэрри, когда я закончу с миссис Г., давайте-ка проведем с вами эксперимент.

Пока они ехали лесом, он позвонил домой и поговорил с Дорой. Скорее всего, он сегодня задержится.

– Нет, Редж, только не сегодня, пожалуйста, сегодня же новоселье у Сильвии.

Он что, забыл? Точно, забыл. Во сколько они должны там быть? Самое позднее в полдевятого?

– Если успею, постараюсь приехать домой в восемь.

– Я выйду чего-нибудь ей купить. Наверное, шампанское, если у тебя нет лучшей идеи.

– Кроме венка из сорока алых тюльпанов, ничего, но уверен, что шампанское предпочтительней. Шейла, конечно, не звонила?

– Я бы тебе сказала.

Лес понемногу наряжался в зелень, постепенно оживая под ласковым дыханием весны. На широких лесных полянах между деревьями трава сияла россыпью белоснежных и ярко-желтых звездочек цветов. От дикого чеснока с жесткими нефритовыми листьями и похожими на лилии соцветиями исходил островатый аромат. Из-под развесистых дубовых веток вспорхнула сойка – розовая, в голубую крапинку, огласив лес хрипловатым криком. Легкий дождичек, падавший на весеннюю поросль, наполнял лес мягким шелестящим шепотом, шорохом, шелестом.

Миновав арку в стене, они выехали на открытую площадку для автомобилей. Дождь внезапно припустил сильнее, словно прорвав тучи, струи заколотили по камням, ручьями побежали по ветровому стеклу и по бокам автомобиля. В просветах между струями воды Уэксфорд разглядел у парадного входа задок автомобиля Джойс Вирсон. Внезапно охватившее его тревожное предчувствие чего-то, что может случиться в недалеком будущем, Уэксфорд отверг как нелепое. Пустое это, все эти предчувствия.

Он прошел в конюшни, не прекращая размышлять о таинственном дарителе цветов, о Джоне Гэббитасе, ни словом не обмолвившемся о намерении купить дом, об отступничестве Гаррисонов, о странной полоумной женщине, подслушивающей под дверью. Какое отношение все эти странности могут иметь к случившемуся?

Когда приехала Джоан Гарланд, он отвел ее в угол, где стояли два кресла Дэйзи. С момента их последней встречи Джоан успела прихорошиться, попудрившись и подрумянив щеки. Он чувствовал в ней некое смущение, рожденное его причастностью к ее тайне. Опустившись в одно из кресел, она беспокойно поглядывала на Уэксфорда, не отнимая от щек руки, словно старалась прикрыть самый заметный лиловый синяк.

– Джордж Джонс, – назвал он имя, – Ганнер Джонс. Вы его знаете?

Наверное, он все же наивен. Ну чего он ожидал от этого вопроса? Жаркого всполоха на щеках? Очередного приступа рыданий? Она наградила его тем же взглядом, каким мог бы наградить ее он, спроси она, знает ли он доктора Перкинса.

– Мы с ним не виделись уже сто лет, – ответила женщина. – Когда-то я хорошо его знала. Мы приятельствовали – они с Наоми и мы с Брайаном, это мой второй муж. Как я уже сказала, я не видела его с момента их развода. Я писала ему пару раз – вы об этом хотите спросить?

– Вы писали ему, предлагая вновь сойтись с Наоми?

– Это он вам сказал?

– А разве это не правда?

Она задумалась. Бордовый ноготок поскреб висок у волос. Возможно, зачесался невидимый шрамик.

– И правда, и не совсем правда. Когда я написала ему в первый раз, речь шла именно об этом. Наоми пребывала немного… в тоске, что ли, в унынии. Один или два раза она заговорила со мной о том, что, может, ей следует попытаться еще раз наладить отношения с Ганнером. Все лучше, чем одиночество. Ну, я и написала ему. Он ничего не ответил. Прелестно, подумала я. К тому времени я уже поняла, что нашла не лучший выход. Я немного поспешила. Бедняжка Наоми, она была не создана для брака. Да и для любых отношений. Только не думайте, что ей нравились женщины. Лучше всего ей было наедине с собой, с любимым занятием – этими своими вазочками, красками и прочим.

– И все же летом прошлого года вы снова писали ему.

– Писала, но уже о другом.

– О чем же, миссис Гарланд?

Сколько уж раз он слышал слова, сейчас вот-вот готовые сорваться с ее губ? Он мог предсказать их, облечь в точную форму последнего возражения.

– Это не имеет отношения к делу.

– Об этом судить мне, – ответил он привычной фразой.

Внезапно она разозлилась.

– Я не хочу говорить! Это личное. Неужели вы не понимаете? Неважно, что они мертвы. В любом случае, в этом не было ничего – как вы это называете? – оскорбительного, никакого насилия. Я хочу сказать, они просто смешны, эти два старика. О Господи, как глупо! Я устала, и к делу это все никакого отношения не имеет!

– Мне бы хотелось услышать, что было в том письме, миссис Гарланд.

– Я хочу видеть Дэйзи, – ответила женщина. – Мне нужно увидеть ее, сказать, как я ей сочувствую. Ради Бога, ведь я же лучшая подруга ее матери!

– Разве не она – ваша?

– Не нужно все время выворачивать наизнанку мои слова. Вы знаете, что я хочу сказать.

Он знал.

– У меня масса времени, миссис Гарланд. – Ничего подобного. Ему нужно быть на новоселье у Сильвии. Пусть даже обрушатся небеса, он обязан явиться на это новоселье! – Мы проведем в этих удобнейших креслах столько времени, сколько вам понадобится, чтобы принять решение.

Теперь независимо от того, имеет это все отношение к делу, не имеет, его попросту раздирало любопытство. Джоан Гарланд не только пробудила его попытками увильнуть от ответа, но стряхнула остатки сна, вытащив на свет Божий и заставив напрячься всеми нервами.

– Уверен, это не личное. Не имеющее отношения Лично к вам. Так что не смущайтесь.

– Хорошо. Я снимаю с себя ответственность. Вы поймете, в чем дело, когда я вам все расскажу. Кстати, и на это письмо Ганнер мне не ответил. Редчайший экземпляр отца! Что ж, мне следовало догадаться – ни на йоту интереса к несчастной малышке с того самого момента, как сбежал от них.

– Письмо касалось Дэйзи? – спросил Уэксфорд, почувствовав прилив сил.

– Да. Дэйзи. – Миссис Гарланд немного помолчала. – Меня попросила Наоми. Знаете, нужно знать Наоми, чтобы понять до конца, какой она была. Наивная – слабо сказано, хотя, конечно, она была наивной. Какая-то «не такая», не как другие, странная, представления не имела о том, что происходит. Боюсь, вы не очень меня понимаете. Она поступала не как другие, но не поручусь, что знала, как поступают другие. Не понимала, когда те совершают… ну, скажем, что-то дурное, неправильное. Как не замечала, что происходит что-то удачное, умное. Вы улавливаете суть?

– Надеюсь.

– Однажды, когда мы были в салоне, она завела со мной разговор. Говорила так, будто речь шла о новом поклоннике Дэйзи или о совместной поездке всей школой куда-то за границу. Я восприняла ее слова именно так. Сейчас попытаюсь вспомнить их поточнее… Ну да, она вдруг сказала: «Дэвина считает, неплохо было бы, если бы Харви занялся с Дэйзи любовью. Чтобы положить начало. Пробудить ее». Таковы ее собственные слова. «Ведь Харви отличный любовник. А ей вовсе не хочется, чтобы Дэйзи выпал такой же удел, как и ей самой». Теперь вы поняли, почему для меня это шок?

Уэксфорд шока не испытал, но чувства ее понимал прекрасно.

– И что вы на это ответили?

– Подождите. Я еще не закончила. Наоми сказала, что Дэвина слишком стара для… Нет, я не могу это выговорить, все их физиологические подробности. И потому она беспокоится за Харви, который – это уже слова Дэвины – все еще остается молодым и сильным мужчиной. Ну и ну, подумала я, ну и поворотик! Судя по всему, Дэвина и вправду считала свою идею гениальной для них обоих, и они с Харви высказали свои соображения девочке. То есть с Дэйзи поговорила Дэвина, а этот отвратительный старикан в тот же вечер предпринял попытку.

– И что же Дэйзи?

– Сказала ему, чтоб убирался с глаз долой. Так мне объяснила Наоми. Знаете, ее ситуация не возмутила, не задела. Она просто заметила мне, что Дзвина помешана на сексе, и так было всегда, а теперь вот ей придется признать, что не все такие. И все же я бы повела себя по-другому – то есть будь это мой ребенок. У Наоми все выглядело так, словно речь идет о различных подходах к одному обстоятельству, которые случаются у разных людей. Знаете, будто мы обсуждаем демонстрацию новой коллекции одежды в салоне. И еще она добавила, что тут решать Дэйзи. Я чуть с ума не сошла. Помню, наговорила ей массу дерзостей о нравственной опасности, грозящей девочке, и все прочее, но все без толку. Тогда я решила повидаться с Дэйзи. Однажды встретила ее после школы, придумала, что мой автомобиль сломан, и попросила подбросить до дому.

– Вы обсудили с ней случившееся?

– Она рассмеялась, но было видно… что мой рассказ вызвал у нее омерзение. Харви ей никогда особенно не нравился, а теперь, мне показалось, рассеялись иллюзии и в отношении бабушки. Она все повторяла, что не ожидала от Дэвины подобного. Казалось, ее совсем не волнует моя осведомленность, держалась она со мной очень мило – она вообще очень милая девочка. Но от этого только хуже.

Они собирались куда-то поехать на праздники, все вместе. Я сильнее забеспокоилась, не знала, что предпринять. Из головы не выходил образ этого старикана… насилующего ее. Это глупо, я понимаю, наверное, про себя я не верила, что он может решиться – какие никакие, они не из этой породы.

Уэксфорд не слишком ясно понял, о какой породе речь, но уточнять не стал. Изначальная стыдливость и сдержанность Джоан Гарланд исчезли, она страстно и горячо продолжала рассказ.

– Они уже должны были возвращаться, и тут я наткнулась на этого юношу, Николаса – Вирсон, кажется? Я знала, что он приятель Дэйзи, кажется, самый близкий, ну и решила рассказать ему. Слова уже рвались с языка, но Николас этот настолько напыщенный осел, что я тут же представила, что с ним станет, как он побагровеет и раскричится. Ну и сдержалась. Рассказала обо всем Ганнеру. Написала ему в письме. В конце-то концов, он ей отец. Я думала, что эта ситуация выведет из себя даже Ганнера. Но я ошиблась, так ведь? Ему было наплевать. Оставалась одна надежда – на Дэйзи. На ее здравый смысл. Она ведь не ребенок, семнадцать лет все-таки. Но Ганнер… Да разве же это отец?

В рекламном вестнике значились семь оружейных дел мастеров в Кингсмаркхэме, пять в Стоуэртоне, три в Помфрете и еще двенадцать в округе.

– Удивительно, что у нас еще остались не охваченные цивилизацией уголки, – заметила Карен Мэлахайд. – Что именно мы ищем?

– Человека, у которого на почасовой работе служил Кен Гаррисон, кто учил его переделывать оружейный ствол и снабжал инструментами,

– Вы шутите, сэр?

– Похоже на то, – отозвался Берден.