Текст книги "Бестия"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 25

«Соломенный дом» был очень старым, на бревенчатом каркасе, и для своего времени крепко сколоченным.

Огонь пощадил только две из несущих свай. Вытесанные из дуба, они оказались неподвластны огню, и теперь торчали посреди пепелища, как обгоревшие остовы деревьев. Фундамента под домом не было, и, как все те же деревья, величественные конструкции уходили нижними оконечностями глубоко в землю.

Потемневшее пепелище больше походило на остатки лесного пожара, чем на сгоревшее жилье. Уэксфорд, вглядываясь в руины из окна автомобиля, вспомнил, как понравился ему дом Вирсонов, когда он впервые увидел его. Коттеджик, похожий на яркую коробку из-под шоколадных конфет, с розовыми кустами у входа и садиком, который так и просился на открытку. Тот, кто решился на поджог, наслаждался крушением красоты, искал восторга в разрухе ради разрухи. Уэксфорд больше не сомневался: поджог был преднамеренным.

Главным мотивом могло быть отмщение, но нельзя исключать и страсть разрушать. Последнее вносило свой привкус, добавляло восторга.

В гараже «Соломенного дома» хранились двадцать двухгаллонных канистр с бензином и канистр десять, не меньше, с керосином. Стояли они в ряд вдоль стен гаража, и большая часть пришлась на ту из стен, которая оказалась общей с домом. Крытая соломой крыша тянулась и над гаражом.

Объяснение этому обстоятельству предложил Николас Вирсон: проблемы на Ближнем Востоке вынудили его матушку сделать запасы. Какие именно проблемы, он вспомнить не смог, но горючее хранилось в доме уже несколько лет, запасенное «на черный день».

Вот вам его и осветили, мрачно подумал Уэксфорд. Мелкой моросящей капели последних дней предшествовала долгая, сильная засуха. Следователи почти ничего в гараже не обнаружили: там мало что уцелело. Но что-то ведь подожгло эти канистры, должен же быть запал! Находка в виде огрызка обычной хозяйственной свечи, который уцелел каким-то чудом, закатившись под дверь, окончательно убедила их, что это поджог. Допущения и предположения следователя срабатывают далеко не всегда, но в этом случае сомнений не оставалось. Кусочек шнура пропитывается керосином, затем вставляется одним концом в канистру с керосином. Эта канистра с керосином со всех сторон обставлена другими канистрами, с бензином. Второй конец шнура обматывается вокруг свечи, поближе к основанию, свеча поджигается – и через два-три-четыре часа…

Пожарный сильно обгорел, но должен выжить. Джойс Вирсон погибла в огне. Уэксфорд сказал налетевшим на него газетчикам, что расценивает этот случай как убийство. Поджог и убийство.

– Кто знал о запасах горючего, мистер Вирсон?

– Наша уборщица. Еще парень, что помогает по саду. Думаю, мама говорила кому-то из друзей, знакомых. Да я и сам мог сказать кому-нибудь. Помню, однажды заехал мой добрый приятель, а в баке почти пусто, ну, я налил ему бензина, чтоб добрался до дому. Потом еще приезжали рабочие, подправить кровлю, обычно они устраивались в гараже, чтобы перекусить…

И перекурить, подумал Уэксфорд.

– Попробуйте вспомнить несколько имен.

Пока Энн Леннокс записывала имена, Уэксфорд вспомнил о разговоре, который только что имел с Джеймсом Фриборном, заместителем главного констебля. Сколько еще убийств ожидать, прежде чем будет найден преступник? Погибли уже пятеро. Это не просто резня, это уже бойня. Уэксфорду хватило выдержки не поправлять старшего, удержаться от ехидных замечаний, мол, оставшихся девяносто пяти, он надеется, все же не будет. Вместо этого он попросил, чтобы следственную комнату в усадьбе не трогали до конца этой недели, и получил пусть неохотное, но согласие.

Но только никакой больше охраны для девушки! Пришлось уверять, что ее не было и на прошлой неделе.

– Подобное может тянуться годами.

– Надеюсь, что нет, сэр.

Раздумья Уэксфорда прервал Николас Вирсон, справившийся, может ли он уйти, если вопросов к нему больше нет.

– Пока нет, мистер Вирсон. Вчера, когда мы ломали голову над причиной пожара, я спросил вас, где вы были во вторник вечером. Вы были настолько подавлены, что я не стал настаивать на расспросах. Теперь я вновь повторяю этот вопрос. Где вы были?

Вирсон колебался. Наконец выдавил из себя пару фраз, которые редко означают правду и тем не менее к которым часто прибегают в подобных обстоятельствах:

– Если говорить откровенно, я объезжал окрестности.

Опять две эти фразы в одном утверждении! Похоже, люди тем только и заняты, что «объезжают окрестности». В одиночку, поздно вечером, в самом начале апреля. В родном краю, где не осталось ни кочки, ни бугорка, которых они бы не знали, ни одного укромного местечка, куда хотелось бы вернуться днем. Еще понятное дело, будь человек в отпуске, в какой-то поездке, но у себя дома?

– И куда вы поехали? – терпеливо спросил Уэксфорд.

Вирсон и тут не изобрел ничего оригинального:

– Не помню. Просто ездил по округе. – И с надеждой добавил: – Ночь была прекрасная.

– Хорошо, мистер Вирсон. Когда вы оставили матушку и выехали из дому?

– Это я помню точно. В девять тридцать. Минута в минуту. – И снова добавил: – Я говорю правду.

– А где был ваш автомобиль?

– Снаружи, у дороги… Рядом с матушкиной… Мы никогда не ставим их в гараж.

Верно. Вам и не удалось бы. Места не было. Гараж был под завязку забит этими канистрами с горючим, только и ждавшими, когда пламя, пробежав по шнуру, коснется их, чтобы взлететь на воздух.

– Так куда же вы поехали?

– Я ведь уже сказал, никуда. Просто крутился вокруг. Когда я вернулся, вы знаете…

Через три часа. По времени все прекрасно рассчитано.

– Вы три часа разъезжали по окрестностям? За это время можно доехать до Хитроу и вернуться обратно.

Николас попытался невесело улыбнуться.

– В Хитроу я не ездил.

– Да я этого и не утверждаю. – Если этот человек так ничего и не скажет, придется считать самому. Он взглянул на лист бумаги, на котором Энн Леннокс записала имена и адреса тех, кто знал о бензиновых запасах: близкая подруга Джойс Вирсон, приятель Николаса, приехавший «с пустым баком», садовник, уборщица… – По-моему, здесь вы ошиблись, мистер Вирсон. Миссис Мью работает в Тэнкред-хаусе.

– Да-да. Но и на нас… э…э… на меня тоже. Дважды в неделю, по утрам. – Похоже, он испытал облегчение от перемены темы. – Поэтому она и оказалась в имении. Матушка ее рекомендовала.

– Понятно.

– Клянусь жизнью и всем, что есть святого, – торжественно проговорил Вирсон, – я не имею к случившемуся никакого отношения.

– Не знаю уж, что для вас святое, мистер Вирсон, – мягко ответил Уэксфорд, – но в данном случае, убежден, оно неуместно. – Сколько же раз ему приходилось слышать подобные клятвы? И почтенные мужи, и отпетые разбойники клянутся без продыху жизнями своих детей, что ума ну никак не приложат, почему их вдруг бес попутал. – Дайте мне знать, где вы будете, хорошо?

Едва ушел Николас Вирсон, как появился Берден.

– Вы же знаете, Редж, я тоже езжу домой этой дорогой. В четверть двенадцатого дом окружала кромешная тьма.

– Ни проблеска, ни света горящей свечи сквозь щель гаражной двери?

– Ведь не на миссис же Вирсон он нацелился, правда? Я к тому, что преступник слишком жесток, чтобы сентиментальничать, погибнет она или нет, и все же она просто жертва случая, а вовсе не намеченная цель.

– Думаю, вы правы.

– Я иду обедать. Хотите присоединиться? Сегодня готовят «тхай» – пирог с почками.

– Послушать вас – ну чистая телереклама.

Выйдя следом за Берденом из конюшен, Уэксфорд встал в небольшую очередь. Отсюда ему была видна только часть дома: высокая стена и несколько окон в восточном крыле. За одним угадывался силуэт Бренды Гаррисон, яростно трущей тряпкой стекло. Уэксфорд протянул тарелку за ломтем пирога с мятым картофелем и почками. Когда он снова взглянул в сторону дома, Бренды уже не было, а на ее месте стояла Дэйзи.

Понятно, не для того, чтобы протирать стекло: девушка вписалась в оконный проем и застыла в нем, опустив руки. Казалось, она пристально вглядывается вдаль, в густые леса, в голубоватую дымку на горизонте, и Уэксфорд подумал, что угадывает в ее глазах невыразимую печаль. В этой крошечной далекой фигурке сквозило такое отчаяние, что он восприняв как должное, когда она закрыла руками лицо и бросилась в глубь дома.

Берден, подняв голову, тоже смотрел в ту сторону. Помолчав с минуту, он подхватил тарелку с экзотического цвета и вида едой, банку коки и приладил сверху пустой стакан. Вернувшись в конюшни, он лаконично заметил:

– За ней охотился, правда?

– За Дэйзи?

– Он с самого начала за ней охотится. И когда подпалил тот шнур, опять же метил в нее, а не в Джойс Вирсон. Он думал, что Дэйзи будет там. Вы говорили, что Вирсоны приезжали сюда во вторник, приглашали поехать с ними, провести у них вечер, поужинать и остаться на ночь.

– Верно, но она отказалась. Держала оборону насмерть.

– Знаю. И знаю, что не поехала. Но преступник-то этого не знал. Он знал другое: Вирсоны ее уговаривали, и знал к тому же, что после обеда они вернулись, чтобы попробовать уговорить ее еще раз. Наверное, что-то его убедило: Дэйзи проведет эту ночь в «Соломенном доме».

– Значит, это не Вирсон? Он-то точно знал, что ее там нет. Вот вы, Майк, постоянно говорите «он». А вы уверены, что должен быть обязательно «он»?

– Ну, это само собой разумеется. Может, и зря.

– Похоже, далеко не все разумеется само собой.

– Биб Мью работала и у Вирсонов, и здесь. Она знала о запасах бензина.

– И подслушивала под дверью, – сказал Уэксфорд. – Могла не расслышать часть того, что говорилось по другую сторону. Вечером одиннадцатого марта она тоже была в имении. Очень многое из… можно это назвать маневрами?., того вечера зависело от ее показаний. Она не большого ума, но, похоже, его хватает, чтобы существовать независимо, да к тому же справляться с двумя работами.

– У нее мужская внешность. Шэрон Фрэзер сказала, что до приезда полиции банк покинули только мужчины, но разве не могла она принять за мужчину Биб Мью?

– Один из этих мужчин стоял в очереди с пачкой зеленых банкнот в руках. После обмена зеленых купюр в нашей стране нет. А где они есть? Исключительно зеленые?

– В Штатах, – ответил Берден.

– Точно. Это были доллары. Мартина убили тринадцатого мая. Тэнни Хогарт, американец, вполне мог иметь при себе доллары, но он приехал сюда лишь в июне. А как насчет Престона Литтлбери? Вайн сказал, что большинство операций он осуществляет в долларах.

– Вы прочитали отчет Бэрри? Литтлбери имеет дело с антиквариатом, который вывозит из Восточной Европы, это верно. Но основной источник его доходов в настоящее время – продажа восточногерманской военной формы. Он не слишком рвался в том признаваться, но Бэрри удалось из него вытянуть. Судя по всему, для подобных сувениров, всех этих касок, ремней, камуфляжных принадлежностей, есть приличный рынок.

– Значит, не оружие?

– Насколько нам известно, нет. К тому же Бэрри доложил, что у Литтлбери нет здесь банковского счета. Никаких рассчетов с тем банком.

– Как и у меня, – быстро вставил Уэксфорд, – но у меня есть эта карточка, «Трэнсенд-кард». Я могу пользоваться любым отделением любого банка, который придет на ум. К тому же тот человек, из очереди, просто хотел обменять свои деньги на фунты, так?

– Никогда не видел этого Литтлбери, но по тому, что я о нем слышал, он не из тех, кто подбирает револьверы и делает с ними ноги. Вот что я вам скажу, Редж: в очереди был Энди Гриффин. С долларами, которые заплатил ему Литтлбери.

– Но почему он их не обменял? Почему мы нашли деньги в доме его родителей?

– Потому что он не дождался своей очереди. Сначала появились Хокинг с Бишопом, потом убили Мартина. Энди подобрал оружие и скрылся. Взял, чтоб его продать, и так и сделал. А потом стал шантажировать покупателя: мол, тот владеет оружием, замешанным в преступлении. Доллары он так и не поменял. Взял их домой и спрятал в комод. Потому что боялся… Что-то вроде суеверного страха, что его выследят с ними после случившегося. Со временем он, может, и поменял бы их, но не сразу. Да и за револьвер он получил куда больше, чем пятьдесят фунтов.

– Думаю, что вы правы, – медленно согласился Уэксфорд.

* * *

Дружелюбный, гостеприимный жест, который мог означать попытку помириться с Николасом Вирсоном. Похоже, Дэйзи сделала шаг, но получила отказ. На том же основании, как и давний отказ Вирсона переночевать в «Тэнкред-хаусе»?

Правда, теперь все обстояло совершенно иначе. Молодому человеку некуда было податься. И все же на небосклоне Дэйзи его звезда закатилась – неважно, что когда-то сияла так ярко, отражаясь в изумленном и обожающем взгляде. Его сместил Тэнни Хоггарт. «Твой взор ему сияет светлей, чем звезды…» [24]24
  В. Шекспир. «Сон в летнюю ночь». Пер. Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

В ее возрасте это нормально. Ей восемнадцать лет. Но произошла трагедия, у Николаса сгорел дом, погибла мать. Дэйзи должна была проявить радушие, но ее предложение, просто из-за существования Тэнни Хогарта, было отвергнуто.

Николас Вирсон, пока не найдет себе постоянного жилья, поселился в «Оливе и голубе». Там, в баре, Уэксфорд его и обнаружил. Из каких сундуков извлек он этот черный костюм, в который был одет, Уэксфорд понятия не имел. Вид у Николаса был унылый и одинокий, да и выглядел он много старше, чем при их первой встрече в больнице: печальный, потерявший надежду человек. Когда Уэксфорд подошел к нему, он закуривал сигарету и тут же принялся оправдываться:

– Я бросил восемь месяцев назад. Мы с матушкой как раз проводили отпуск на Корфу. Хорошее было время: ни стрессов, ни волнений. Вот ведь забавно: тогда я сказал, что ничто не заставит меня закурить снова. Но я же не мог предвидеть, что произойдет. Сегодня я уже выкурил двадцать штук.

– Мне бы хотелось еще раз поговорить с вами о вечере во вторник, мистер Вирсон.

– О Господи, это необходимо?

– Я не стану мучить вас расспросами, расскажу кое-что сам. Вы должны будете либо подтвердить мой рассказ, либо отрицать его. Думаю, отрицать вы не станете. Вы были в Тэнкред-хаусе.

В печальных голубых глазах молодого человека вспыхнули огоньки. Вирсон сделал глубокую затяжку курильщика, в самокрутке которого – табачок покрепче обычного. Немного помявшись, он вновь выдавил из себя одну из классических фраз, характерных для тех слоев общества, которые он отвергал как криминальные:

– А если и был?

Что ж, уже хорошо, что не другую: «Допустим».

– Вы не только не разъезжали по округе – вы прямехонько отправились туда. Дом был пуст. Дэйзи не было, как не было и полицейских. Но вы это предвидели, знали, что вас там ожидает. Где вы припарковали автомобиль, сказать не берусь. Но укромных уголков там достаточно: спрятать машину так, чтобы ее не заметили те, кто подъезжает к дому по главной дороге или по объездному пути, – задача несложная. Вы подождали немного. Должно быть, было холодно и скучно, но вы не отступали. Не знаю, когда они появились, Дэйзи и молодой Хогарт, не знаю откуда. Приехали ли в его фургончике или в ее автомашине – одной из многих. Но они наконец появились, и вы их увидели.

– Почти в двенадцать, – пробормотал в бокал Вирсон.

– Вот как.

Он продолжал бурчать себе под нос, невнятно и тихо:

– Она вернулась почти в двенадцать. За рулем был молодой человек с длинными волосами. – Вирсон поднял голову. – Он вел машину Дэвины.

– Теперь она ее, – заметил Уэксфорд.

– Это неправильно! – Вирсон стукнул кулаком по столу, и бармен стрельнул в их сторону встревоженным взглядом.

– Что именно? Брать машину бабушки? Но ведь она умерла.

– Да нет же… Я о другом. О том, что она моя. Мы ведь практически обручились. Она сказала, что скоро выйдет за меня замуж. Сказала в тот самый день, когда вышла из больницы и приехала к нам.

– Такое случается, мистер Вирсон. Она ведь совсем молода.

– Они вошли в дом вместе. Проклятье, он обнимал ее за плечи! Какой-то тип с волосами до плеч и двухдневной щетиной на лице. Я понимал, что в эту ночь он обратно не выйдет. Не знаю уж почему, но я это чувствовал. Дальше ждать не было смысла.

– Быть может, ему повезло, что не вышел обратно.

Вирсон метнул в него вызывающий взгляд.

– Быть может.

Уэксфорд и верил, и не верил ему. В какую-то часть – определенно. А мог бы поверить и полностью. Поверить, но не доказать. Он уже вплотную приблизился к разгадке, почти наверняка знал, что произошло одиннадцатого марта, знал мотивы и имя одного из двух исполнителей. Как только вернется домой, тут же позвонит Ишбел Максэмфайр.

Почту принесли поздно, уже после того, как он уехал на службу. Среди прочей корреспонденции пришла бандероль и от Эмиаса Айленда с корректурой нового романа Огастина Кейси «Плеть». Эмиас писал, что этот экземпляр корректуры – один из пятисот, которые выпускает «Кэрлион-Квик». На том, что получил Уэксфорд, стоит номер 350, и ему не худо бы сохранить его, поскольку в один прекрасный день можно будет сорвать за него хороший куш. Особенно если заполучить еще дарственную надпись Кейси. Ведь он, Эмиас, прав, Кейси – друг его дочери?

Порыв не медля отправить романчик в огонь, разведенный Дорой, ему удалось подавить. Разве они с Огастином Кейси ссорились? Отнюдь нет. Для Шейлы худшее уже позади, и благодарить за эту услугу следует Кейси.

Он набрал эдинбургский номер, но ответа не получил. Дома никого не было, а значит, не будет часов до десяти – половины одиннадцатого. Если человек не добрался до дому в восемь, можно голову класть на отсечение, что его не будет и до десяти. Попробовать скоротать время с книгой Кейси? Даже если миссис Максэмфайр на все его вопросы скажет «да», нить все-таки останется тонка…

Он начал читать «Плеть» – предпринял попытку, довольно быстро сообразив, что ничего не понимает, и не потому вовсе, что унесся мыслями в неведомую даль, а просто потому, что чтиво оказалось невразумительным. Добрая часть книги была изложена стихами, оставшееся – в виде беседы двух безымянных особ, похоже, хотя с уверенностью не скажешь, мужского пола, глубоко озабоченных исчезновением армадилла. Он заглянул в конец книги, но яснее не стало, вернулся в начало, увидел, что стихи, перемежающиеся беседой об армадилле, тянутся по всей книге; исключение составила лишь одна страница, испещренная алгебраическими уравнениями, да другая, на которой пятьдесят семь раз было повторено одноединственное слово – «дерьмо».

Промучавшись таким образом битый час, он отбросил книгу и поднялся наверх за творениями Дэвины Флори, покоящимися на тумбочке у постели. Отыскивая страницу, на которой остановился, попутно обнаружил, что вместо закладки использовал путеводитель по университетскому городку Хайтс, штат Невада, подаренный ему Шейлой, – тому самому, где в качестве университетской знаменитости, каковой, без сомнения, к этому моменту он уже стал, должен был работать Кейси.

Хорошо хоть она туда больше не собирается. Любовь – дело непростое. Он ее любит, а значит, должен желать ей того же, чего хочет она, – то есть быть с Кейси, следовать за ним на другой край света. И ничего подобного. Он рад безмерно, что ей пришлось забыть, о чем мечтала. Слегка вздохнув, Уэксфорд перевернул страницу, принявшись изучать цветные иллюстрации с лесами и горами, озеро, водопад, центр города и Капитолий с золотым куполом.

Реклама оказалась более интересной. Компания по пошиву ковбойских сапог предлагала изготовить их «самых ярких цветов радуги, известных в этом мире и за его пределами». «Корам Кларк и компания» занимались оружейным делом в Рино, Карсон-Сити и Хайтсе. Уэксфорд не поверил своим глазам: он продавал оружие любых видов! Обрезы, короткостволки, личное огнестрельное оружие, духовые ружья, боеприпасы, патроны, порох. Целый спектр браунингов, винчестеров, люгеров, беретт, ремингтонов и спееров. Самые высокие цены платили за использованное оружие. Покупка, продажа, торговля, изготовление. В ряде американских штатов не нужна даже лицензия, оружие можно носить, возить в автомобиле, небрежно бросив на сиденье рядом с собой. Он вспомнил рассказ Бердена о студентах, которым для самозащиты свободно разрешили покупать оружие, когда в каких-то кампусах появился маньяк-убийца…

Рядом на странице рекламировалась лучшая на Западе и в мире воздушная кукуруза, следом – доказывались преимущества личных номерных знаков с флюоресцентными красками. Он сунул путеводитель куда-то в конец «Прекрасного, как дерево» и еще с полчаса почитал. Около десяти вечера он снова набрал номер Ишбел Максэмфайр.

В одиннадцатом часу он ей звонить уже не станет. Этого правила Уэксфорд держался крепко: после десяти вечера никому не звонить. Без двух минут десять раздался звонок в дверь. Правило никому не звонить по вечерам подразумевало, что лучше ни к кому и не приезжать. Но десяти еще не было.

Дора оказалась у двери быстрее, чем он успел ее остановить. Уэксфорд фыркнул: какая глупость женщине опрометью бросаться открывать дверь, тем более вечером. Да не в сексизме дело, а в благоразумии, пока еще не каждая может похвастать силой воли, пройти подготовку Карен и овладеть боевым искусством. Поднявшись, он подошел к двери гостиной. Голос был женский, очень тихий. Похоже, все в порядке. Опять кто-то из них что-то собирает.

Он снова взял в руки «Прекрасный, как дерево», открыв на том месте, где заложил закладку, и взгляд его снова уперся в рекламу оружейника. «Корам Кларк и компания»… Одно из тех имен, которое он слышал недавно, пусть совершенно в ином контексте. Кларк – фамилия распространенная. Но что за имя Корам? Он помнил, еще с далеких школьных лет, когда латынь входила в обязательные предметы, что coram означало «ввиду, по случаю, по причине»… Или нет, «в присутствии». И тут же вспомнил стишок, с помощью которого заучивали латинские предлоги аблятива:

A, ab, absque, coram, de,

Palam, clam, cum, ex и e,

Sine, tenus, pro и prae,

Добавьте super, subter, sub и in —

Когда о состоянии, а не действии говорим.

Забавно, что он еще помнит что-то после стольких-то лет… Дора вошла в комнату вместе с какой-то женщиной.

Шейла.

Они смотрели друг на друга, потом он наконец сказал:

– Какое счастье просто видеть тебя.

Дочь бросилась к нему, обвила шею руками.

– Я осталась у Сильвии. Неправильно запомнила дату новоселья и приехала только вчера. Послушайте, мои родные, какой потрясающий дом! И что на них нашло, уехать из предместий! Мне нравится, но я бы, думаю, себя издергала и извелась.

Десять пятнадцать. Как раз в ее духе.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Нет, не все. Я несчастна. Но буду в порядке.

Он видел краем глаза брошенную на софу корректуру Кейси. Имя и название, пусть и не столь заметные, как на обложке книги, но разобрать легко. «Плеть» Огастина Кейси, корректура, примерная цена 14,95 фунта стерлингов.

– Я наговорила тебе массу ужасного. Хочешь объясниться?

Легкая дрожь, которую Уэксфорду не удалось скрыть, заставила ее рассмеяться.

– Извини, па, за все, что я тебе наговорила.

– Я и сам хорош, сожалею.

– У тебя книга Гэса? – В ее глазах он прочел восхищение, ему ненавистное, рабскую зачарованную преданность. – Тебе нравится?

Какое сейчас это имеет значение? Этот человек ушел. Он солжет, чтобы быть великодушным.

– Да, неплохо. Очень неплохо.

– А я ни слова не поняла, – призналась Шейла.

Дора расхохоталась, не в силах сдержаться:

– Ради всего святого, давайте что-нибудь выпьем.

– Если она выпьет, ей придется ночевать здесь. – В Уэксфорде заговорил полицейский.

Шейла осталась к завтраку, затем уехала в Олд-Ректори. Утро затянулось: обычно он уезжал на службу значительно раньше, но сегодня ему хотелось до отъезда успеть переговорить с миссис Максэмфайр. Поговорить из дома, не из этих конюшен и даже не по собственному телефону с заднего сиденья машины.

Если десять вечера – нижняя граница приличий, допускающая деловые звонки, девять утра – верхняя. Он подождал, пока Шейла уедет, и набрал номер. Ответил молодой женский голос с сильным шотландским выговором. Ишбел Максэмфайр в саду, не может ли она перезвонить ему? Нет, этого Уэксфорду не нужно. Кто знает, может, миссис Максэмфайр из тех, кто с кровью отрывает от себя каждый пенни, набирая номер далекого телефона, кто вынужден считать деньги.

– Не могли бы вы поинтересоваться, когда у нее будет время побеседовать со мной?

Пока он ждал ответа, произошло нечто странное. Он вдруг совершенно точно вспомнил, кто этот человек, чье имя он увидел в рекламе оружейника из Невады. Кто такой этот Корам.