Текст книги "Бестия"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Вы жили вместе. Вы знали, что у него есть оружие.

– А я разве говорю «нет»?

– Вы купили автомобиль на имя Джорджа Брауна?

Хокинг кивнул.

– Купили тачку, немного шмотья за налик – боялись эти деньги держать. Считали, что тачку потом можно и перепродать. Я завернул их в газету и сунул в мусорный бак. Потом тачку загнали – неплохо придумано, а?

– Это называется «отмыванием денег», – холодно заметил Уэксфорд. – Когда речь идет о другом уровне.

– Он умер, так и не достав лекарства!

– Это я уже слышал.

Джем Хокинг приподнялся с подушки.

– Ну ты, ублюдок поганый! Да встреть я тебя в другом закоулке «системы», там, где я раньше срок мотал, тебя бы один на один со мной не оставили!

– Да что ты можешь-то, Джем? – Уэксфорд поднялся со стула. – Я же тебя уложу одной левой. Не выгорело у тебя вывести меня из равновесия. Даже произвести впечатления не сумел.

– Это все болезнь долбаная, – пробормотал Хокинг. – Подыхающему место только на свалке…

– Я бы так не сказал. Закон не освобождает и умирающего от обвинения в убийстве и ограблении.

– Ты не посмеешь!..

– Посмею, – кивнул Уэксфорд, выходя из палаты.

Поезд примчал его обратно в Юстон под проливным дождем, хлеставшим без передыху всю дорогу от Виктории до Кингсмаркхэма. Едва добравшись до дому, он набрал номер Шейлы и услышал ее голос – ледяной голос леди Макбет, потребовавшей: «Дай мне кинжалы!». Только Шейла требовала сообщений.

Глава 15

Наверное, с этим вполне бы справился Бэрри Вайн, а может, и Карен Мэлахайд, но Уэксфорд решил допросить его сам. Похоже, его ранг испугал Фреда Гаррисона – копию своего брата, правда, копию низкорослую, нервную и состарившуюся. Уэксфорда интересовало, когда он последний раз возил Джоан Гарланд в Тэнкред-хаус, и Гаррисон, покопавшись в записях, нашел дату: вторник, четыре недели назад.

– Близко бы к ней не подошел, знай я, чем это обернется, – пробурчал Гаррисон.

Уэксфорд тотчас забыл о себе и своих несчастьях.

– Для вас это ничем не обернется, мистер Гаррисон. Вы видели миссис Гарланд или говорили с ней во вторник одиннадцатого марта?

– Да в глаза ее не видал с того самого дня, я ж говорю, с двадцать пятого февраля.

– Ну а в тот день как все происходило? Она позвонила вам, попросила отвезти в Тэнкред-хаус – в котором часу? В восемь? Восемь пятнадцать?

– Близко б не подпустил ее, знай только, чем все кончится… Уж поверьте. Позвонила она, как всегда, часов в семь, сказала, что ей нужно в Тэнкред-хаус к половине девятого. Я ответил, как обычно, что подхвачу ее в начале девятого, времени навалом, но она уперлась. Сказала, что боится опоздать, и попросила приехать без десяти восемь. Ну, говорю, мы будем в Тэнкред-хаус в десять – пятнадцать минут девятого. Если ехать кратчайшим путем, так оно и получится, но она ведь не слушает! До смерти боялась опоздать. Так всегда. Временами она просила меня подождать ее с часок, я тогда улучал минутку, чтобы навестить брата.

Эта сторона Уэксфорда мало интересовала. Он продолжал долбить свое:

– Вспомните, она точно не звонила вам одиннадцатого марта?

– Да поверьте, как на духу. Зачем мне чужие беды?

– Как вы считаете, не могла она воспользоваться другим такси?

– С чего это вдруг? Жаловаться ей не на что. Она всегда повторяла: «Что бы я делала, Фред, если б не ты?» А потом обычно добавит, что может довериться только мне.

Похоже, ничего больше из этого невротика ему не выудить. Оставив Гаррисона, Уэксфорд вернулся в Тэнкред-хаус. Он сам сел за руль, двинувшись в направлении Помфрет-Монакорума: этой дорогой он ехал всего второй раз. После вчерашнего дождичка день выдался мягкий и приятный. Лес, казалось, был напоен жизнью – спокойной, волнующей, молодой жизнью, привычной для ранней весны. Дорога на усадьбу закручивалась спиралью, убегая вверх по пологому, поросшему лесом холму. Для первой листвы было еще рановато, если не считать боярышника, уже укутавшего окрестности зеленоватым туманом, да диких слив, прикрывшихся белоснежными гипюровыми вуалями первых соцветий.

Уэксфорд ехал медленно. Едва отвлекшись мыслями от Фреда Гаррисона с его непонятными страхами, он тут же вспомнил о Шейле. И едва сдержал стон. В памяти с необыкновенной ясностью отпечатался их последний разговор, каждое едкое слово и колкая фраза. «…Ты возненавидишь каждого, кто мне понравится. И все почему? Да потому что боишься – боишься, что его я буду любить сильнее, чем тебя».

Дорога шла теперь лесом, опушки которого, словно солнечными зайчиками, пестрели желтыми пятнышками лютиков, и Уэксфорд опустил боковое стекло, с наслаждением подставив лицо густому, насыщенному ароматами лесному воздуху: такой бывает только в первый – ну, может, во второй – день весеннего равноденствия. Вчера вечером, когда в оконное стекло хлестали струи дождя, он еще раз попытался позвонить дочери. А потом попытку повторила Дора. Он хотел извиниться, вымолить у нее прощение, но в трубке раздавались лишь равномерные равнодушные гудки. Когда же, отчаявшись, он решил позвонить Шейле снова – в девять, а потом в половине десятого, – включился автоответчик. Вместо привычного: «Если вы собираетесь предложить мне женскую роль в шотландской саге или пригласить отужинать в «Каприс»…» или же: «Мои дорогие…» – невыразительного актерского «дорогие», которое в равной степени приложимо и к нему, и к Кейси, и к приходящей прислуге, – «…Мои дорогие, я вынуждена ненадолго отлучиться…», он услышал: «Шейла Уэксфорд. Меня нет дома. Оставьте сообщение, чтобы я смогла перезвонить вам».

Сообщение он оставлять не стал и со щемящим сердцем отправился в постель. Похоже, он ее потерял, решил Уэксфорд. И дело не в том, что Шейла намерена мчаться куда-то за шесть тысяч миль. Кейси в любом случае отберет у него дочь, даже реши они вдруг купить дом и осесть в Помфрет-Монакоруме. Он ее потерял, и возврата к прежнему уже больше не будет.

Дорога, вильнув напоследок, плавно перетекла в прямую линию, уносящуюся вдаль по аккуратной долине. По обеим сторонам тянулись бесконечные ряды молодых деревьев, посаженных, быть может, лет двадцать назад; их тонкие, устремленные к свету силуэты, ярко-желтые или коричневые, перемежались зазеленевшими кустами боярышника и снежно-белыми – терновника. Земля между деревьями, устланная бурой прошлогодней листвой, переливающейся в лучах солнца, казалась пестрым ковром.

Он заметил впереди какое-то движение. Кто-то шагал по дороге ему навстречу. Едва различимая фигурка человека, молодого человека, точнее, девушки. Постепенно, по мере сближения, он различал все больше и больше. Дэйзи. Точно, Дэйзи, как ни странно встретить ее здесь, в этом месте, в такой час.

Завидев автомобиль, девушка остановилась. На таком расстоянии она не могла разглядеть, кто за рулем. На Дэйзи были джинсы, на плечи небрежно накинута дорогая курточка из непромокаемой ткани, левый рукав свободно болтается за плечом, вокруг шеи дважды обмотан алый шарф. Он мог бы абсолютно точно определить мгновение, когда она узнала его, – по изумленно распахнувшимся вдруг глазам. Лицо Дэйзи оставалось серьезным.

Остановив машину, он быстро опустил боковое стекло. Девушка начала говорить, не дожидаясь вопроса:

– Я вернулась домой. Я знала, что они меня не отпустят, а потому дождалась, пока Николас уйдет на службу, а потом объяснила Джойс, что еду домой, и поблагодарила ее за приют. Она принялась возражать, мол, как я там справлюсь одна. Ну, да вы ее знаете. «Извини, дорогая, но тебе не следует этого делать. Как быть с твоими вещами? Кто приглядит за тобой?» Пришлось ответить, что для вещей я заказала такси и вполне пригляжу за собой сама.

Уэксфорд поймал себя на мысли, что в реальной жизни ей мало что приходилось делать самой, и ухаживать за ней, как и раньше, придется Бренде Гаррисон. Что ж, молодости свойственно обольщаться.

– И теперь вы решили обойти свои владения?

– Я давно уж гуляю и собиралась обратно. Быстро устаю. – На ее лице опять мелькнуло горестное выражение, глаза наполнились печалью. – Вы меня не подбросите?

Дотянувшись до дверцы, Уэксфорд распахнул ее.

– Ну, вот мне и восемнадцать, – без особой радости в голосе проговорила Дэйзи. – Могу поступать так, как мне хочется. Как тут у вас пристегивается ремень? Мой перекрутился, и все перепуталось.

– Можете не накидывать, если не хочется. Это же частные владения.

– Правда? А я и не знала. Но ваш же пристегнут?

– Сила привычки. Дэйзи, вы хотите остаться здесь одна? Жить здесь?

– Но это же все мое. – Казалось, мрачнее произнести эти слова невозможно. В голосе девушки послышалась горечь. – Все мое. Почему же мне не жить у себя?

Он не ответил. Какой смысл повторять ей то, что она и так знает – что она молода, что она женщина, а потому беззащитна, или напоминать о том, чего пока не осознает: вполне возможно, что кто-то не прочь довести до конца дельце, начатое пару недель назад. Уж если подходить серьезно, надо выставить в Тэнкред-хаусе круглосуточную охрану, а не пугать девушку своими страхами.

Отогнав от себя эти мысли, Уэксфорд вернулся к предмету, который они обсуждали с Дэйзи при последней встрече у Вирсонов:

– От отца никаких известий?

– От отца?

– Но он же отец, Дэйзи. Он должен обо всем знать. Убежден: в этой стране не найти человека, который понятия бы не имел о случившемся, не прочел об этом в газетах или не видел по телевизору. И, если я хоть что-то понимаю, сегодня газеты подкинут дров в огонь в связи с похоронами. По-моему, вполне вероятно, что он с вами свяжется.

– Если так, то почему он не сделал этого раньше?

– Он мог не знать, где вас найти. Но он названивал в Тэнкред-хаус каждый день.

Его внезапно пронзила мысль, не отца ли высматривала Дэйзи на похоронах, тщетно оглядываясь по сторонам. Тень отца, о котором почти не говорили, но который должен же был существовать. Уэксфорд припарковал машину у бассейна. Дэйзи, выйдя из нее, обратила застывший взгляд на воду. Несколько белых – или бесцветных? – рыбок с пурпурными головками, привлеченных лучами солнца, всплыли почти на поверхность воды. Дэйзи перевела взгляд на скульптуру: стан девушки, превращенной в дерево, скован корой, а рядом вздымает руки юноша, устремив на нее тоскующий взор.

– Дафна и Аполлон, – проговорила Дэйзи. – Копия Бернини. Считается неплохой, но я не понимаю. По правде говоря, подобные вещи меня мало волнуют. – Она скорчила гримаску. – Дэвине нравилась. Когда-то. По-моему, божок задумал Дафну изнасиловать, вам так не кажется? Конечно, можно сказать и иначе, подыскать романтические слова, но суть все равно в этом.

Уэксфорд промолчал, задумавшись, какой эпизод из прошлого девушки мог вызвать эту дикую вспышку?

– Ведь он же не собирается за ней ухаживать? Скажем, пригласить в ресторан или подарить обручальное кольцо? Какие люди дураки! – Отвернувшись от бассейна и слегка вскинув голову, Дэйзи попыталась сменить щекотливую тему. – Когда я была маленькой, я нередко спрашивала маму об отце. Ну, знаете, как бывает с детьми, которые все хотят знать. Она же обычно норовила… Ну, мама, когда ей не хотелось о чем-то говорить, старалась отослать меня к Дэвине. Я только и слышала: «Спроси у бабушки, она объяснит». Ну, я спросила у бабушки, и она объяснила… Вы не поверите! Она сказала следующее: «Твоя мать была футбольной фанаткой, дорогая; обычно она бегала посмотреть, как он гоняет в футбол. Вот там они и познакомились». А потом добавила: «Сказать по правде, он принадлежал к низам». Ей нравились подобные выражения, что-то вроде модных фразочек, как ей казалось. «Футбольная фанатка», «низы». «Забудь о нем, малышка, – сказала она. – Представь, что ты появилась на свет посредством партеногенеза, как водоросль». А потом объяснила, что такое партеногенез. У нее так всегда – по любому поводу лекция. Признаюсь, подобное объяснение особой любви или уважения к отцу мне не добавило.

– Вы знаете, где он живет?

– Где-то в северной части Лондона. Женат. Пойдемте в дом, если хотите, попробуем отыскать его адрес.

Ни парадная, ни внутренняя двери оказались не заперты. Уэксфорд вошел следом за Дэйзи. Когда он прикрывал за собой дверь, подвески на люстре вздрогнули и зазвенели. Лилии наполнили оранжерею удушающим искусственным ароматом, словно в парфюмерном магазине. Здесь, в этом холле, она пыталась доползти до телефона, оставляя на сверкающем полу кровавый след, ползла мимо тела Харви Копленда, раскинувшегося у подножия лестницы. Он поймал ее взгляд, брошенный в ту сторону: по большей части со ступеней уже убрали ковры, скрывавшие под собой простое дерево. Дэйзи прошла к дальней двери, которая вела в кабинет Дэвины Флори.

Раньше Уэксфорд в кабинете не был. Вдоль стен тянулись уставленные книгами полки. Единственное окно выходило на террасу, к которой примыкала serre. Обстановка его не удивила: он ожидал увидеть нечто подобное, за исключением, правда, прекрасного темно-зеленого стекла глобуса, стоявшего на столе, да японского сада-бонзай в терракотовой подставке под окном. Немного странным казалось отсутствие в кабинете процессора, пишущей машинки и прочего электронного оборудования. На столе, рядом с кожаным письменным прибором, лежала авторучка «Монблан» с золотым пером. Из специальной чаши, похожей на малахитовую, торчали шариковые ручки, карандаши и нож для бумаг с костяной рукояткой.

– Она всегда писала ручкой, – сказала Дэйзи. – Не умела печатать и не хотела учиться. – Девушка перебирала что-то в верхнем ящике стола. – Вот. Нашла. Она называла ее телефонной книжкой «недругов». Специально завела для людей, которых не любила, или для тех, в ком э…э… не видела пользы.

Список имен в книжке оказался неожиданно длинным. Уэксфорд нашел букву «Д». Единственный Джонс носил инициалы Дж. Г. и значился по адресу: Лондон, 5. Никакого номера телефона.

– Не совсем понимаю, Дэйзи. Почему адрес вашего отца хранился у бабушки, а не у матери? Или у нее он тоже был? И почему Дж. Г.? Почему не просто имя? В конце концов, он ее зять.

– Вы и вправду не понимаете. – Девушка грустно улыбнулась. – Дэвине нравилось вести учет. Ей нужно было знать о человеке все: где он и что делает, даже если при жизни им больше не суждено встретиться. – Дэйзи слегка прикусила губку, но тут же продолжила: – Знаете, она была очень властной. И очень организованной. Она знала абсолютно точно, где сейчас этот человек, даже если он сто раз переезжал с места на место. Можете не сомневаться, адрес всегда совершенно точен. Думаю, она боялась, что он рано или поздно объявится и… попросит денег. Она любила повторять, что люди из ее прошлого рано или поздно возвращаются, и даже придумала для этого слово: «нарисоваться». А мама… Не уверена, что у нее вообще была телефонная книжка.

– Дэйзи, я все время пытаюсь спросить об этом потактичнее и не могу подобрать слов. Это касается вашей матери. – Он помолчал. – Друзей вашей матери…

– Вы хотите сказать, ее возлюбленных? Любовников?

Очередной раз ее чутье изумило его. Уэксфорд кивнул.

– Вам она кажется немолодой, но ей было всего сорок пять. К тому же возраст не так уж и важен, что бы там люди ни говорили. Человек может иметь друзей противоположного пола, в романтическом смысле, в любом возрасте.

– Как Дэвина. – Дэйзи вдруг широко улыбнулась. – Если бы Харви слетел с насиженного шеста. – Внезапно до нее дошел смысл сказанного, весь ужас прозвучавших слов. Рука метнулась к губам, девушка судорожно глотнула воздуху. – О Господи! Забудьте, прошу вас! Это не я сказала. Откуда только в голову приходит подобное?..

Вместо ответа он лишь мягко напомнил ей, что они говорили о ее матери. Да и что другое он мог ей сказать? «Слову не место»?..

Дэйзи вздохнула.

– Не помню, чтобы она с кем-то встречалась. Ни разу не слышала от нее мужского имени. По-моему, ей это было неинтересно. Дэвина время от времени роняла фразу: пора бы завести кого-нибудь, это поможет «отвлечься от самой себя», и даже Харви однажды попытал счастья. Помню, он привел домой какого-то типа, из политиков, и Дэвина спросила, не подойдет ли он маме. Похоже, они и не подозревали, что я понимаю, о чем речь.

В прошлом году, когда мы ездили на Эдинбургский фестиваль – вы ведь знаете, мы были там все вместе, у Дэвины были дела на книжной ярмарке, – так вот, мама подхватила грипп и все две недели провалялась в постели. Дэвина еще ворчала, какой это стыд, поскольку она как раз встретила сына кого-то из своих друзей, который ну просто создан для мамы. Она так и сказала Харви – «просто создан» для мамы.

Ну, а мама есть мама. Ее вполне устраивала ее жизнь, нравилось крутиться в своем салоне, смотреть телевизор и держаться в стороне от забот. Немножко рисовать, немножко моделировать и все такое прочее. Мужчины ее совершенно не волновали. – Внезапно лицо девушки омрачилось, казалось, ее охватило невыносимое отчаяние. Постепенно отчаяние сменила безутешная, почти детская скорбь. Дэйзи склонилась над столом, где красовался стеклянный глобус, и прижала ко лбу сжатую в кулак руку, затем запустила пальцы в волосы. Уэксфорд ожидал, что за этим последует внезапная вспышка гнева, ярости против жизни, против поворотов судьбы, отчаянный протест против того, что случилось с ее простодушной, невинной, довольной жизнью мамочкой, но вместо этого девушка вдруг подняла голову и совершенно холодно проговорила: – Джоан совершенно такая же, насколько я понимаю. Тратит тысячи фунтов на одежду, косметику, прически, массаж и все прочее, но вовсе не ради мужчин. Непонятно только ради чего. Просто для самой себя? Дэвина вся загоралась, стоило повести речь о любви и мужчинах, считала, что именно в этом заключается полноценная жизнь, называла себя современной – да-да, это ее выражение, но на самом деле современных женщин это не волнует, правда? Им ничуть не меньше нравится проводить время с подружками. Чтобы быть настоящей женщиной, мужчина вовсе не нужен. По крайней мере, сегодня.

Слова звучали так, словно Дэйзи пыталась оправдать что-то в собственной жизни, старалась уговорить себя, что все правильно.

– Миссис Вирсон считает, что ваша бабушка хотела вылепить из вас свое подобие, заставить заниматься тем же, – сказал Уэксфорд.

– За исключением ее ошибок – да. Я говорила вам о ее властности. Меня никто не спрашивал, хочу ли я поступать в университет, путешествовать или писать книги – а также заниматься любовью с самыми разными людьми. – Теперь Дэйзи смотрела в сторону. —

А как же иначе? Все именно так и будет. Но я не хочу! Не хочу даже поступать в Оксфорд и… да ладно. Если я не получу отличных оценок, мне это и не грозит. Я хочу быть самой собой, а не творением чьих-то рук.

Ну, вот время и начинает свою работу, подумал Уэксфорд. Уже заметны плоды. Однако следующая фраза девушки заставила его передумать.

– Если я вообще захочу чем-нибудь заниматься. Мне безразлично, что со мной будет.

Он промолчал, потом заметил:

– Есть одна вещь, которая могла бы вас заинтересовать. Хотите взглянуть, как мы переделали ваше святилище в следственную комнату?

– Не сейчас. Сейчас мне лучше побыть одной. Я и Куини, больше никого. Она мне так обрадовалась, вскочила на плечо прямо с перил – как раньше – и заурчала, будто лев. Я хочу обойти весь дом, просто окинуть взглядом, заново с ним познакомиться. Для меня все изменилось, понимаете? Все прежнее, и в то же время все другое. В столовую я не пойду. Я уже попросила Кена опечатать дверь туда. Хотя бы на время. Он сделает так, чтобы я не смогла открыть ее, даже… даже если забудусь.

В жизни не часто случается наблюдать, как человека сотрясает дрожь. Внешних признаков Уэксфорд не заметил: Дэйзи не вздрогнула, не задрожала, но он безошибочно угадал признаки дрожи внутренней: внезапную бледность, гусиную кожу на шее. Может быть, поделиться с ней планами об охране? Но тут же передумал. Мудрее поставить ее перед fait accompli [8]8
  Свершившийся факт ( фр.).


[Закрыть].

Дэйзи прикрыла глаза, а когда открыла их снова, Уэксфорд понял, что она изо всех сил старается не заплакать. Веки ее набухли. После его ухода девушка отведет душу, дав излиться своему горю, подумал он, собираясь уже уходить, и в этот самый момент зазвонил телефон. Секунду помедлив, Дэйзи подняла трубку:

– О, Джойс… Как мило, что вы звоните, но, право же, не волнуйтесь. Со мной все в порядке…

* * *

Эту ночь в Тэнкред-хаусе вместе с Дэйзи проведет Карен Мэлахайд, следующую – Энн Леннокс, ее сменит Розмари Маунтджой и так далее. Он подумал, не установить ли в конюшне наблюдательный пункт – двое дежурных в течение суток, но при мысли о том, как отреагирует заместитель главного констебля, тут же отказался от этой идеи. Вечно им не хватает кадров, так было всегда. Никаких архиважных дел в усадьбе у девушки нет, вот и нечего торчать там одной; что, ей не у кого остановиться? Уэксфорд отчетливо различал интонации, с которыми Фриборн произнесет эти слова. Почему нужно тратить общественные деньги на охрану девицы, по собственной прихоти заточившей себя в этой глуши?

А вот Карен, Энн и Розмари решение Уэксфорда заметно обрадовало. Никогда прежде им не доводилось ночевать под крышей имения, насчитывавшего больше трех спален. Решение пришло в один момент: пусть Карен и расскажет о его планах Дэйзи. Да, он охраняет ее, но нужно когда-то подумать и о себе. Встречаться с ней лично без особой нужды не стоит. В мозгу полыхнула вдруг мысль, озаряя прозрением: он понял, что крылось за щемящим чувством тревоги, накатившим на него.

Открытие его ужаснуло. Он принял его, как приступ хронического заболевания, о котором ему охотно в подробностях порасскажет доктор Крокер, как некую пугающую напасть, – так же, как Джем Хокинг принял свой крест, грозящий вот-вот обрушиться. За те десять минут, что он провел в конюшнях за рабочим столом, уставившись невидящим взглядом на кактус, похожий на персидского кота, Уэксфорд почти поверил, что влюблен.

Конечно, подобное случалось и раньше. С Дорой они женаты уже больше тридцати лет, за подобный срок чего не бывает. Сначала та юная голландка, очаровательная Нэнси Лейк, затем другие. Но любит он только Дору, и брак у них счастливый. Отсюда и вся нелепость ситуации – он и это дитя. Но какими же красками засиял для него день, едва он увидел ее, окунулся в эти печальные глаза! Какое счастье просто слышать ее голос, разговаривать с ней, просто сидеть рядом. Она так красива, умна, хороша!

Необходимо проверить себя. Просто проверить. Вообразить, что они занимаются любовью, нарисовать ее, обнаженную, представить себя сгорающим от желания.

Картина получилась нелепая. Нет, дело тут не в желании, все обстоит по-другому. Его передернуло от отвращения. Даже в тайных помыслах он не мог вообразить, как касается ее кончиками пальцев. Но теперь хотя бы понятно, что с ним происходит. Вместо стона, еще десять минут назад готового, казалось, вырваться наружу, Уэксфорд вдруг зашелся от хохота, кряхтя и постанывая.

Бэрри Вайн, прилипший глазами к какому-то сообщению, развернулся всем телом, изумленно уставившись на Уэксфорда. Подавив смех, Уэксфорд постарался вернуть лицу мрачное выражение. Наверное, Вайн собирался о чем-то его спросить, сейчас задаст один из своих дурацких вопросов, как бывало с беднягой Мартином. Но нет, похоже, он сержанта Вайна недооценивает. Пока Уэксфорд с упоением копался в себе самом, переваривая случившееся, тот снова нырнул с головой в бумажный ворох. И слава Богу, что ничего общего с сексом, с «влюбленностью». Видимо, разум по-своему пытался заполнить пустоту, образованную разрывом с Шейлой. Дэйзи. Он потерял одну дочь и нашел другую. Странная это вещь – человеческая психика!

Еще раз разложив свои чувства по полочкам, он окончательно убедился, что прав. Все так и есть. Он видит в ней только дочь, поскольку относится к тем мужчинам, которые обожают дочерей. И тут же почувствовал легкий укол вины: почему же не вспомнил тогда о другой, о старшей дочери – Сильвии? Откуда эти крысиные бега, погоня за чужими богинями, когда рядом – своя, родная? Что ж, невольны мы в своих страстях, тут же решил он в свое оправдание, не лучшие решения диктуют нам они. И тут же поклялся в ближайшие дни повидать Сильвию, а может, и сделать ей подарок. Она как раз переезжает в новый дом, в какой-то старинный приют приходского священника. Надо бы съездить, справиться о делах, выяснить, не нужно ли чем помочь. А тем временем окрепнет намерение поменьше видеться с Дэйзи и на смену пугающему его лику страсти придет иная, глубокая и преданная, но более спокойная любовь.

Уэксфорд вздохнул, но Бэрри Вайн на этот раз не обернулся. Когда они перебрались сюда, в конюшни, то прихватили с собой телефонный справочник Лондона, и теперь Уэксфорд поднялся, чтобы заглянуть в том, некогда розовый, что угадывалось с трудом, на буквы «Е – К». Ну, понятно, Джонсов в Лондоне сотни, хотя с инициалами Дж. Г. не так уж и много. Дэйзи абсолютно права, утверждая, что самый правильный адрес отца был у Дэвины. Вот он: Джонс, Дж. Г., 11, Ниневи-роуд, 5, и рядом номер коммутатора – 832. Код района 071 – значит, улица эта в центральной части Лондона. Записывать номер Уэксфорд не стал. Он снова вернулся за стол: что означают эти инициалы и что привело Джонса к полному разрыву с дочерью?

Затем переключился мыслями на наследство, перебирая самые различные варианты: что было бы, скажем, если б в живых осталась одна Дэвина? Или Наоми? И какой вывод следует из того факта – если из этого факта вообще что-то следует, – что Наоми и ее подруга Джоан Гарланд не интересовались мужчинами, предпочитая им общество друг друга?

Взгляд его упал на заключение эксперта по ручному оружию. Мысль заработала с новой силой, и Уэксфорд еще раз, более внимательно, перечитал заключение. Когда он просматривал его в первый раз, во власти навязчивой идеи, то многого не заметил. Эксперт считал, что, хотя патроны, использованные при убийстве Мартина, отличаются от тех, которыми совершено убийство в Тэнкред-хаусе, в этом есть свои тонкости. Если знать дело, не так уж трудно переделать ствол револьвера, нанести насечку внутри, которая оставит на пулях, выпущенных из его дула, особые отпечатки. По мнению эксперта, в данном случае такая переделка вполне могла иметь место…

– Бэрри, показания Мишель Уивер – правда. Бишоп выбросил оружие, и оно пролетело по полу через весь банк. Странно другое: сдается, что после убийства Мартина по полу пролетело два вида оружия.

Вайн подошел к нему, усевшись на край стола.

– Хокинг сказал, что Бишоп выбросил револьвер, «кольт-магнум», на пол. Был ли это «кольт-магнум» калибра 0,357 или 0,38 дюйма, пока сказать не могу. Кто-то из находившихся в банке его подобрал. Один из тех, кто решил не дожидаться, пока нагрянет полиция. Мужчина. По словам Шэрон Фрэзер, сбежали оттуда только мужчины.

– Но револьвер подбирают тогда, когда есть какая-то задумка, – сказал Вайн.

– Да. Хотя и не обязательно что-то конкретное. Просто внутренняя установка обойти закон.

– Рано или поздно все равно пригодится, так?

– Что-то в этом роде. Знаешь, мой старик обычно подбирал каждый гвоздь, валявшийся в канаве. Мол, в умелых руках все сгодится.

На сотовом телефоне замигала сигнальная лампочка. Дора или кто-то из участка. Для всех других, кому будет что сообщить в Тэнкред-хаус, предусмотрительно оставлена свободная линия, номера которой ежедневно появляются на телеэкране. Звонил Берден – его сегодня в конюшнях не будет.

– Редж, – сказал он, – мы только что получили звонок. Не по 999. Мужчина с американским акцентом. Звонит от имени Биб Мью. Говорит, она нашла в лесу чье-то тело. Она его соседка, но у нее нет телефона.

– Я знаю, кто это. Я говорил с ним.

– Она нашла тело, – повторил Берден. – Повешенного.