Текст книги "Великая Российская трагедия. В 2-х т."

Автор книги: Руслан Хасбулатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 66 страниц)

Линия размышлений «персонажа #2»

Появление в качестве Премьера Виктора Черномырдина в декабре 1992 года в драматической обстановке на VII Cъезде народных депутатов было неожиданным для всех. О том, что Гайдар не будет утвержден депутатами, пришедшими непосредственно после многочисленных встреч со своими избирателями, мне было вполне ясно. Однако Ельцин опять пребывал в плену иллюзий: он абсолютно не знал социально-экономическую ситуацию в стране, верил, что народ “его поддерживает, а заодно и Гайдара”. Не реагировал на мои многочисленные попытки убедить его в том, что люди обнищали и проклинают реформы, что в них нужно вносить коррективы, чтобы смягчить ситуацию, надо предложить нового Премьера – все это Президент даже слышать не желал. Упрямо ставил вопрос так: от вас, Руслан Имранович, зависит все – захотите, депутаты изберут Гайдара Премьером...” С тяжелым сердцем я дал согласие поддержать Гайдара. С тяжелым – потому, что моя поддержка заранее была обречена на провал, какой политик играет в проигранную игру? Об этом я говорил с Гайдаром, пригласив его на обед с собой в Кремлевском кабинете, в перерыве между заседаниями съезда. Он, кажется, понимал ситуацию. Согласился с тем, что если не пройдет в первом туре голосования, снимет свою кандидатуру. Из других “фаворитов” на должность Премьера могли претендовать Георгий Хижа и Юрий Скоков. Каданников, генеральный директор “Автоваза”, усиленно проталкиваемый Президентом в качестве “запасного игрока”, не имел никаких шансов.

Георгий Хижа, бывший на протяжении двух десятилетий генеральным директором военно-промышленного объединения “Светлана” в Ленинграде, давно известен в стране как умный, предприимчивый организатор крупного производства, с новаторскими идеями. Он уже работал заместителем Премьера, часто выступал у нас в Парламенте. Его известность росла, и его уже считали намного более способным и знающим дело, экономику и рынок, чем Гайдара.

И вот осенью 1992 года “Президентская команда” очень умно его “подставила”. В октябре 1992 года на Северном Кавказе произошло страшное событие: разразилась буквально война между Северной Осетией и Ингушетией, недавно ставшей самостоятельной республикой (до ноября 1991 года была единая Чечено-Ингушская республика).

Десятки тысяч ингушей были изгнаны из своих домов, с родной земли. Были десятки убитых, сотни и тысячи раненых. Конфликт, который затянулся из-за нежелания Северной Осетии вернуть ингушам их территорию, где они жили до депортации в 1944 году принял форму войны, в которой опять жертвами оказались ингуши. Конечно, надо было урегулировать этот давнишний конфликт. Верховный Совет этим занимался уже давно, стремясь предотвратить нежелательное развитие событий. Но не находил поддержки ни в Кремле, ни на Старой площади.

И вот в эту зону тяжелейшего, сложнейшего конфликта был спешно направлен Георгий Хижа, человек, никогда не занимавшийся межэтническими вопросами. Не знающий историю конфликта, вообще ситуацию на Северном Кавказе. Убаюканный сладкоречивыми хозяевами Северной Осетии, Хижа сделал ряд грубых ошибок. Какие-то антиингушские выступления сплелись с агрессивными действиями российских войск, примененных для “умиротворения”. Это вызвало негодование против Хижы не только в Ингушетии, но и на Северном Кавказе вообще. Так умело был, если не обезоружен полностью, то значительно ослаблен основной претендент на пост Премьера. Шансы Г.Хижи значительно ослабли.

Второй претендент, Юрий Скоков, был также много лет связан с ВПК, – вначале на Юге России, затем в Москве. Возглавлял крупное военно– промышленное объединение. Был народным депутатом Верховного Совета СССР. В 1990 году Иваном Силаевым был приглашен на должность своего первого заместителя. Человек несомненно способный, самостоятельный, хорошо знающий экономику, производство. На голову выше и Гайдара, и Чубайса, и Федорова, и Черномырдина. Однако – склонный к интриге. Он, в частности, активно поддержал Бурбулиса, Полторанина и Шахрая, когда они травили Силаева, добились его “согласия” на уход с должности российского Премьера после августа 1991 года. (Добивались “согласия”, поскольку Силаев мог обратиться в Парламент за поддержкой – и, скорее всего, получил бы ее. Поэтому им надо было, чтобы Силаев дал “согласие” на переход в союзное ведомство – межреспубликанский Комитет по управлению, который заменил Совет Министров СССР).

Тем не менее, Юрий Скоков Премьером не стал – “остался за бортом”. Хотя Ельцин твердо обещал ему этот пост Премьера.

Кстати, помнится, в ночь открытия V Съезда народных депутатов (ноябрь 1991 года), где должен был решаться вопрос о Премьере, часов в 11 вечера мне позвонил Ельцин и спросил, поддержу ли я Скокова? Я ответил согласием. Но на самом Съезде, как известно, Ельцин, вопреки Конституции, провозгласил самого себя Премьером.

C тех пор Юрий Скоков как бы ушел в тень – был советником Президента, затем секретарем Совета национальной безопасности. С ним считались в Верховном Совете, его знали наши “региональные вожди”. Он мог серьезно претендовать на должность Премьера.

Виктор Черномырдин также был заместителем Премьер-министра, но известностью (кроме как в газовой промышленности) похвастаться не мог. Занимал одно за другим места руководителей предприятий газовой промышленности, работал в аппарате ЦК КПСС. С должности генерального директора “Газпром” неведомые силы вознесли его в кресло заместителя Премьер-министра.

На совещании с лидерами депутатских групп и фракций в ходе VII Съезда народных депутатов Ельцин сообщил, что он предложит Съезду избрать Премьера из следующих господ: Е.Гайдара, А.Каданникова, Ю.Скокова, Г.Хижи, В.Черномырдина.

При этом Ельцин сказал, что если при первом голосовании никто не наберет требуемого числа голосов, он предложит избрать того, кто наберет голоса c большим разрывом. Совещание приняло эту информацию одобрительно, при этом, как мне кажется, каждый уходил к своим депутатам с уверенностью, что в конечном счете Премьером будет Юрий Скоков.

На первом туре со значительным разрывом “вырвался” Скоков, за ним следовали Хижа и Черномырдин, после – Гайдар и Каданников. На второй тур голосования Ельцин предложил не Скокова, не Хижу, а Черномырдина, нарушив данное им ранее слово. Но депутаты, хотя и предпочитали Скокова, были довольны уже тем, что им перестали выворачивать руки и головы, навязывая Гайдара. Позже я узнал, что фракция “Демократическая Россия” и “Радикальные демократы” устроили Президенту скандал, обвиняя в “предательстве”, настаивали на новом выдвижении Гайдара, добились согласия не выдвигать Скокова, полагая, что он не захочет делить с Президентом (а,следовательно, и с ними) власть по управлению страной. Их меньше всего заботили интересы страны, способности Премьера – им важно было иметь “своего человека”.

Так в декабре 1992 года Черномырдин стал Премьером России. Надо отдать ему должное: приблизительно месяца два Виктор Степанович стремился налаживать отношения с Верховным Советом. Это ему удалось – ведь с нашей стороны не было препятствий к нормальному сотрудничеству и ранее. По-видимому, это обстоятельство необычайно встревожило Ельцина: 20 марта он в телевизионном выступлении объявил о введении “особого порядка управления страной” (ОПУС). Это была первая попытка осуществить государственный переворот и опрокинуть демократический, конституционный строй в России.

Как известно, тогда был созван внеочередной VIII Съезд народных депутатов, где Ельцин чуть было не лишился президентской власти (не хватило, кажется нескольких голосов). Мартовская попытка Кремля совершить государственный переворот не прошла, поскольку министры обороны, внутренних дел, безопасности, генеральная прокуратура заняли позицию поддержки Конституции и закона. Но позиция самого Черномырдина, его тогдашние действия остались в тени.

Во всяком случае, с апреля 1993 года наметился отход Черномырдина от прежней позиции по конструктивному сотрудничеству с Верховным Советом. Злые языки утверждали, что он подвергался сильному давлению со стороны Кремля, при этом якобы были использованы сведения о многомиллионных доходах Черномырдина по зарубежным операциям с нефтью и газом через “Газпром”.

Кто его знает, как было в действительности, но, так или иначе, Премьер, вместо того, чтобы заниматься экономикой, находящейся в глубоком кризисе, вдруг начал утверждать, что ему тоже мешает ... “плохая конституция”.

Его активное участие в Конституционном Совещании, являвшееся орудием конфронтации Кремля с Парламентом, основательно подорвали позиции Черномырдина и в обществе, и в Парламенте. Показали, что он не может быть сильным политическим лидером. Его судьба как Премьера была бы завершена на очередном съезде народных депутатов. Черномырдину и его Правительству, в отличие от гайдаровского, пришлось действовать в несравненно лучших условиях. К примеру, отношение в Парламенте к нему, вплоть до его легкомысленных политических выступлений по Конституции, участия в “Конституционном Совещании”, было очень лояльным. Однако проходило время, а Правительство оказывалось не в состоянии разработать ни план корректировки реформ, ни программу приватизации, ни бюджет. Все эти коренные вопросы, намечаемые к обсуждению в Верховном Совете, бесконечно отодвигались на более поздние сроки по инициативе В.Черномырдина. Сам он предпочитал не появляться в Парламенте. Его откровенная боязнь Парламента стала бросаться в глаза уже всем. Мне приходилось давать объяснения, оправдывая Премьера. Анатолий Милюков предпринимал неоднократные попытки объяснить Черномырдину, что его опасения беспочвенны... Но, увы, все было напрасно.

В марте 1993 года Правительство представило в Верховный Совет наименования проектов законов, которые оно намерено разработать в течение 1993 года и предложить принять Верховному Совету. Их было около 60 – к июлю были представлены 11, но плохого качества. Тем не менее, мы их доработали и приняли. Банкротство Премьера становилось очевидным. Он плохо управлял своими “замами”. Всем запомнилась моя раздраженная реплика, брошенная в ходе VIII Cъезда народных депутатов: “Вы не совсем искренни, Виктор Степанович, я не знаю, сколько в Вашем Правительстве премьеров...” Поэтому, когда “заработал” “Круглый стол” Черномырдин увидел в нем в определенной мере “спасательный круг” – поддержал. Но стоило “нажать” Кремлю – отступил. Видимо, выторговал какие-то дивиденды взамен отступничества, – может быть сохранение премьерства (после “успешного” переворота).

Поэтому полноценное сотрудничество в рамках “Круглого стола”, реализация его рекомендации по формированию Правительства национального согласия на основе коалиции, что должно было произойти, грозило ему лишением портфеля Премьер-министра. Наверное, он учитывал все это, когда решил поддержать конфронтационный, антиконституционный путь, избранный Президентом страны.

Глава IV. 1993 ГОД: ИЗЛОМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДРАМЫ

Референдум по Конституции: быть или не быть?

Политическая обстановка с самого начала 1993 года оставалась нестабильной. Ельцинисты очень боялись возможного сближения Парламента и Правительства, а для этого имелись все предпосылки. Ельцин уже с конца января стал говорить о “ненужности” высшего законодательного органа. С другой стороны, официальная пропаганда взяла крен в сторону превращения грядущего референдума, назначенного VII Съездом народных депутатов на 11 апреля, на попытку “окончательного решения вопроса “кто-кого?” Это сильно обеспокоило общественное мнение страны, региональные власти все сильнее выражали свою озабоченность растущим ужесточением борьбы вокруг референдума.

А ведь предстояло еще определить основные вопроcы конституционного устройства, которые надо было согласовать не только со всеми Федеральными властями, но и с регионами. Выдвигались самые фантастические, взаимоисключающие проекты типа, “хотите ли Вы, чтобы Ельцин стал царем?”, или “хотите ли Вы упразднения должности Президента?”. Проблема становилась тупиковой. Дальновидные политики советовали – еще не поздно отказаться от референдума, пока накал страстей не достиг своего пика.

Я несколько раз разговаривал на эту тему с Ельциным – он соглашался с доводами и считал, что следовало бы от референдума отказаться. Но ссылаясь на то, что инициатором является он, Ельцин говорил: “Люди не поймут, если я, проявив инициативу, откажусь от его проведения референдума”. Я возражал, говоря, что если инициативу проявят депутаты, пропаганда объявит, что депутаты “боятся народа”. Ельцин улыбался.

В начале февраля мы встретились втроем: Ельцин, Зорькин и я. Зорькин тоже был обеспокоен нагнетанием обстановки вокруг предстоящего референдума.

– А может быть, Валерий Дмитриевич, инициативу отмены референдума проявит Конституционный суд? – Неожиданно обратился Ельцин к Зорькину.

– Конституционный суд? Это немыслимо, – ответил Зорькин. – Конституционный суд не может в столь открытой форме вторгаться в политический процесс. Может быть, Борис Николаевич, было бы лучше, если бы Правительство, учитывая требования глав субъектов Федерации, обратилось бы к вам как к Президенту и в Верховный Совет с таким предложением?

Ельцин не возражал, обещал переговорить с Черномырдиным, в целом на этой встрече проявил себя сторонником отказа от проведения референдума. Это меня искренне обрадовало. Но неожиданно “всплыла” другая проблема: “технология” решения – кто должен отменить решение VII Съезда о проведении референдума.

Я сказал: “Съезд народных депутатов – единственная власть в соответствии с Конституцией, правомочная решить этот вопрос. Можно созвать Съезд на один день: если мы все вместе договоримся, его можно провести энергично, не включая в повестку дня иные вопросы”.

Ельцин энергично выступил против созыва Съезда: “Опять начнутся бесплодные дискуссии, критика и т.д., придумайте механизм отказа от проведения референдума без Съезда”.

“Это – невозможно”, – сказал Зорькин. “А вы, Конституционный суд, в таком случае, признайте незаконным проведение референдума”, – ответил Ельцин. Конечно, Зорькин понимал всю нелепость нашей беседы на таком уровне.

Я сказал, что Конституционный суд мог бы отменить Постановление VII Съезда не только в части, касающейся проведения референдума, но все Постановление этого Съезда. Кстати основания, для этого решения имелись. Дело в том, что на VII Съезде был внесен в Конституцию целый ряд поправок. В том числе ст. 121.6, в соответствии с которой Президент может быть отрешен от должности в “облегченной” форме, если он попытается односторонним образом изменить государственный строй, или распустить высшие представительные органы власти.

Однако к концу VII Съезда, руководствуясь доброй волей и в очередной раз поверив Ельцину, что он более не будет выступать с антипарламентских позиций, VII Cъезд своим Постановлением, (включая положения о референдуме), “заморозил” эту статью.

Здесь для Конституционного суда открывалась возможность отмены этого Постановления: дело в том, что статья в Конституции (как поправка) принималась двумя третями голосов депутатов, а Постановление, “замораживающее” эту статью, простым большинством.

Но зато попадал в неловкое положение сам Зорькин: эти “согласительные идеи” высказал на Съезде он, поэтому они и были приняты Съездом, уважительно относившемся к Конституционному суду и его Председателю. Об этом и говорил Зорькин.

Я все время ловил себя на мысли: что на самом деле думает Ельцин, вроде бы соглашаясь на отмену референдума, и в то же время выступая против проведения Съезда парламентариев для решения этой задачи. Или не знает Конституцию? Или хитрит? Или боится Съезда?

В конце концов Ельцин понял, что нужно созвать VIII внеочередной Съезд для проведения референдума. Я, в свою очередь, сказал, что постараюсь сделать все возможное, чтобы Съезд решил только этот вопрос, и мы не будем выносить в повестку дня других вопросов, поскольку в апреле-мае должен состояться запланированный еще в декабре 1992 года Съезд, посвященный исключительно вопросам экономической политики.

Еще раз я встретился ненадолго с Ельциным 16 февраля, накануне вылета в Новосибирск. Вроде бы договорились окончательно, что Ельцин не будет настаивать на референдуме...

Расстались мы, по-моему, в хорошем настроении. Я информировал о наших встречах и беседах с Президентом Верховный Совет, сказал, что и Президент разделяет нашу общую озабоченность политической нестабильностью и более не настаивает на проведении референдума. Поэтому нам лучше готовить сам текст Конституции, чем его тезисы (для вынесения на референдум). А это дает возможность для спокойного обсуждения вопроса о референдуме на Съезде (в плане отмены предыдущего решения о его проведении).

Правда, Ельцин заметил в самом конце беседы, когда мы уже прощались, что надо бы разработать какое-то “конституционное соглашение”. Но сказано было как-то бегло, и я не придал этому большого значения. На второй день, после прибытия в Новосибирск, все шумят, спрашивают, что за “конституционное соглашение”? А сам Ельцин вроде бы сказал, что сейчас вырабатывается текст этого “конституционного соглашения” и он его предложит Верховному Совету. Опять – тупиковая ситуация. Но ведь по сути, природе “конституционное соглашение” – это и есть Конституция! Конституция – это общественный Договор, Соглашение. Любую демократическую Конституцию с полным основанием можно обозначить этим понятием.

Еще через несколько дней Ельцин заявил, что никакого отказа от референдума быть не может. А вскоре назначил “куратором референдума” Шумейко.

Обстановка резко осложнилась. Все чаще стали использоваться былые “двойные стандарты”: для заграницы говорить одно, для “внутреннего потребления” – другое. Вот пример.

Голос Америки: сообщение 10 февраля 1993 г., в 7 часов утра: “Президент России Ельцин заявил, что готов отменить апрельский референдум, если оппозиция согласится на проведение досрочных выборов. Ельцин предложил избрать новый Парламент в будущем году, а Президента – весной 1995 года. Он также предложил провести телевизионные дебаты с Председателем Верховного Совета Хасбулатовым и Председателем Конституционного суда Зорькиным”.

Но дело в том, что в России такого заявления и таких “демократических” пожеланий Ельцин не высказывал. И смешно полагать, что я отказался бы от теледебатов с Ельциным!

Здесь уже очень мощно вышел на авансцену политической жизни фактор “субъектов Федерации”. На Совете Федерации, где председательствует Ельцин, видимо, под давлением “региональных вождей”, он опять заявляет, что согласен с руководителями регионов – “референдум не нужен”. После утреннего заседания в Кремле у Ельцина руководители регионов приезжают ко мне, в “Белый дом”. Просят определить скорее дату Съезда для отмены назначенного на 11 апреля Всероссийского референдума по “тезисам Конституции”. Того же самого требуют Председатели Советов регионов, собравшиеся через неделю в Москве. И вот после основательного изучения мнений не только руководителей регионов, но и настроений людей, Верховный Совет принимает решение о созыве внеочередного VIII Cъезда народных депутатов 10 марта 1993 года. Причем проект этого Постановления Верховного Совета РФ мною был послан Ельцину и Черномырдину. Знал прекрасно о предполагаемой дате созыва Съезда Филатов. Я имел также еще до принятия этого решения Парламентом телефонный разговор с Президентом: сообщил ему, что через два-три дня на сессии Верховного Совета запланирован вопрос о Съезде с одним – единственным вопросом – о референдуме. Он не возражал, рекомендовал лишь, чтобы ограничились только этим вопросом. Я согласился.

Уже после принятия решения Верховным Советом о дате созыва VIII Съезда, Ельцин вновь высказался “за референдум”. СМИ, естественно, начали неистовствовать, грубо оскорбляя Верховный Совет и обвиняя его во всех смертных грехах. Ожидание спокойного обсуждения вопроса на VIII Cъезде парламентариев сменилось большой тревогой.

В такой сложной обстановке 10 марта начал свою работу VIII внеочередной Съезд народных депутатов.

VIII Съезд парламентариев

Открывая VIII внеочередной Съезд 10 марта в Кремле, я произнес традиционную речь. В ней сказал, что “страна находится в тревожном ожидании. Три месяца назад мы расстались здесь, в этом зале. И для этого были, как тогда казалось, достаточные основания.

Во-первых, нам удалось избежать угрозы прямой конфронтации между Президентом и законодателями, найти какой-то компромисс, открывающий дорогу, как нам представлялось, для гражданского мира, нормального развития конституционного процесса в стране и обществе.

Во-вторых, страна обрела в полном соответствии с Конституцией главу Правительства, легитимность которого впервые не вызвала каких-либо сомнений.

В-третьих, наши конкретные решения о направлениях дальнейшего развития экономической реформы, об усилении борьбы с преступностью, о нормализации положения в армии, подкрепленные конституционными поправками, включая президентские, укрепляли основы для нормального функционирования механизмов власти как на федеральном, так и на региональном уровнях.

К сожалению, и это мы сегодня должны сказать со всей ответственностью и откровенностью, возможный потенциал достигнутых конституционных договоренностей нам реализовать не удалось. О причинах этого, надеюсь, здесь будет сказано, но несомненен факт, что граждане Российской Федерации, политические силы и партии, ученые, юристы высказывают серьезные опасения по поводу наших решений о референдуме 11 апреля и его возможных последствиях.

Положение усугубляется тем, что нет позитивных сдвигов в экономике. Нам до сегодняшнего дня не представлена программа стабилизации экономики и корректировки курса реформ. Напротив, усиливается крен в пользу сохранения прежней стратегии преобразований, разрушающей производительные силы. Утрачиваются надежды на то, что забрезжит свет в конце мрачного коридора реформ. Становится безысходным положение все более широких масс народа.

Глубинные причины подобного развития ситуации вскрыты на VI и VII Съездах народных депутатов. Были намечены меры по выводу из кризиса, но реализация их по существу блокируется. Искусственно нагнетается атмосфера конфронтации и вражды, экономика вновь приносится в жертву политическим интригам. Тем не менее в интересах сохранения гражданского мира и политики реформ мы готовы к поиску согласия, разумеется, в рамках Конституции и только Конституции. Всяким антиконституционным заявлениям и экстравагантным выходкам должностных лиц должен быть положен конец.

Создается впечатление, что попытки девальвировать действующую Конституцию, дестабилизировать политическую обстановку, взвинтить до предела противоречия на федеральном уровне имеют определенную логику. Она состоит в том, что, видимо, подразумевается исчерпанность потенциала осуществления ультрарадикальных реформ конституционно-демократическими методами. А поэтому мы видим стремление через поиск врагов реформы, искусственные и циничные действия по дестабилизации положения дать второе дыхание этому курсу. Есть даже прямые попытки вовлечь армию, МВД, силы безопасности в политический процесс. Это, безусловно, недопустимо. И я обращаюсь с настоятельным призывом соблюдать конституционную законность в стране.

В итоге мы сегодня вновь оказались на перепутье, вновь – перед выбором: либо подтвердить идею референдума, либо совместно найти иные варианты выхода из острого политического кризиса. Выхода, повторяю, в рамках Конституции. Думаю, никто из нас не допускает неконституционных путей развязки этой проблемы.

Предварительное обсуждение вопроса в Верховном Совете показало крайнюю сложность данной ситуации. Ее разрешение потребует от Съезда мудрости, выдержки и высокой ответственности. Для того чтобы выработать правильное решение, надо исходить из объективной оценки ситуации в стране. Только поняв экономическую ситуацию, социальное положение людей, политическую обстановку в стране, можно выработать те меры, которые соответствуют условиям жизни общества, будут способствовать преодолению существующих противоречий и, безусловно, продолжению демократической линии преобразований при внесении в нее существенных изменений.

Никто не должен обманываться, думая, что граждане страны не понимают истинных целей столь острой борьбы вокруг референдума. Общество примет наше решение по поводу референдума в том случае, если мы будем руководствоваться Конституцией, интересами России, всех наших сограждан, спокойно и по-деловому обсудим возникшую ситуацию. Не будем обольщаться молчанием народа. Занятый повседневной борьбой за выживание, он пока еще терпит нашу неспособность действовать сообща, но терпению людей может прийти конец...” Началось рабочее обсуждение ситуации.

С учетом неоднократных угроз в адрес представительной власти, Съезд внес в свою повестку и вопрос “О соблюдении Конституции высшими органами государственной власти и должностными лицами”.

Съезд довольно быстро подошел к обсуждению вопроса о референдуме. С точки зрения тактики мне казалось важным с самого начала показать позицию регионов страны, их отношение к этому вопросу. Они уже выработали свою позицию в согласованном тексте и поручили зачитать его Председателю Парламента Северной Осетии Ахсарбеку Галазову. Я предоставил ему слово. Некоторые выдержки из его выступления привожу ниже.

“Настоящим Заявлением главы республик и главы администраций обращают внимание высших органов законодательной и исполнительной власти Российской Федерации на то, что декларируемые политическая и экономическая реформы, попытки установить жесткое разграничение полномочий между Федеральными органами власти, принять новую Конституцию Российской Федерации будут обречены на неудачу до тех пор, пока не получат законодательного оформления механизм реализации Федеративного договора и принципы построения Российского Федеративного государства.

Озабоченность сохранением государственности и территориальной целостности Российской Федерации побуждает глав республик и глав администраций выступить с требованием приостановить работу над проектом Основного Закона нашего государства до принятия Закона о принципах и механизме реализации Федеративного договора, сконцентрировать усилия всех ветвей власти на создании федеративного государства как такового, выработке принципов его устройства.

Главы республик и главы администраций предлагают в случае достижения согласия по мерам преодоления кризиса объявить мораторий на проведение в 1993-1994 годах референдумов по вопросам изменения компетенции федеральных органов законодательной, исполнительной и судебной властей, а также на проведение досрочных выборов органов законодательной и исполнительной властей в Российской Федерации, подтвердив легитимность назначенных и избранных глав администраций всех уровней. На период до вступления в силу новой Конституции Российской Федерации в действующую Конституцию Российской Федерации не вносить никаких изменений, нарушающих сложившееся к VII Съезду народных депутатов Российской Федерации соотношение законодательной и исполнительной властей и найденное на базе этого согласие.

Принято на заседаниях Совета глав республик и Совета глав администраций 9 марта 1993 года, город Москва”.

К сожалению, и Галазов, выступивший от имени регионов, и другие – все они забыли об этих своих требованиях к Президенту и Правительству в последующий период. Но тогда заявление прозвучало серьезно, весомо.

Такое мнение регионов страны позволило довольно быстро принять Постановление Съезда. “Ультрарадикалы-демократы” сникли – они поняли, что общественное мнение страны желает уйти от острой конфронтации и поэтому требует отмены референдума способного лишь усилить политическую напряженность.

В Постановлении указывалось, что необходимо “осуществлять конституционную реформу в порядке, установленном Конституцией Российской Федерации. Считать недействительными несоответствующие Конституции Российской Федерациии и Федеративному договору соглашения и иные нормативные акты государственных органов и должностных лиц, направленные на перераспределение полномочий между федеральными органами государственной власти, органами власти субъектов Российской Федерации”.

В этой связи “признать, что постановления VII Съезда народных депутатов Российской Федерации “О стабилизации конституционного строя Российской Федерации” и “О толковании отдельных положений постановления VII Съезда народных депутатов Российской Федерации” в части предусмотренного референдума утрачивают силу”.

Съезд предписал Президенту Российской Федерации, Верховному Совету Российской Федерации, Конституционной комиссии согласовать между собой в трехмесячный срок и направить на согласование субъектам Российской Федерации проект основных положений новой Конституции Российской Федерации. Верховному Совету Российской Федерации разработать порядок согласования проектов законодательных актов с субъектами Российской Федерации.

При этом указывалось, что положения Федеративного Договора подлежат включению в проект новой Конституции Российской Федерации.

Были приняты конкретные меры по повышению статуса Правительства – то есть Съезд учел просьбу Ельцина и Черномырдина. В частности, председатели Центрального банка России, Российского фонда федерального имущества, Пенсионного фонда, Государственного комитета Россиской Федерации по статистике (подотчетные Верховному Совету) могут входить по должности в состав Совета Министров – Правительства Российской Федерации. Как видим, парламентарии были настроены на нормальную работу с исполнительной властью, поддерживали ее разумные инициативы.

Съезд, однако, не отказался от проведения референдума по проекту Конституции. Но он должен был быть проведен после выполнения всей работы по тексту Конституции и его согласования на всех уровнях. Тогда появилась бы возможность проведения референдума без опасения политической дестабилизации в стране. Было решено направить 20 млрд. рублей, предусмотренных в бюджете “под референдум”, на строительство жилья для военнослужащих в 1993 году.

Однако и после принятия этого Постановления Съездом депутаты– ельцинисты вновь и вновь добивались “повторного рассмотрения” вопроса о референдуме. Открыто обратился к Съезду и Ельцин. Спустя 3 дня после этого Постановления Съезд снова рассматривал вопрос о Референдуме и принял решение: “считать в настоящее время нецелесообразным проведение всероссийского референдума...”