Текст книги "Следующий (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

8. Сны…

* * *

Дом барона Воронцова

Комната Марка.

За окном начинает светать. Из темноты медленно проступают силуэты домов, причудливых крыш с башенками. Доносятся первые звуки нового дня: цоканье копыт проезжавшего всадника, недовольное ворчание кучера, шаркающие шаги дворника.

Марк ещё спал. После ночных приключений и бурных экспериментов с магией его сон был неровным, тяжёлым. Подросток ворочался на кровати, то и дело переворачиваясь с одного бока на другой. Одеяло, простынь слежались, превратившись в мятый ком. Подушка уже напоминала приплюснутый блин, оказавшись где-то в ногах.

Только это был не обычный сон подростка, замученного учебой, строгими родителями, враждой со сверстниками или быстрым созреванием. Не было невнятной мешанины из образов, картинок и звуков, которые благополучно забываются под самое утро.

Все было иначе. Все было ярко, сочно, с запахами и прикосновениями.

Сон стал дверью, через которую в сознание «нового» Марка хлынули воспоминания «старого» Марка. Пробуждение магии разрушило все ментальные преграды, смыло все возможные и не возможные преграды и блокады в его голове.

От ментального удара, вызванного свалившимся на него гигантским объемом информации, спящий подросток резко дернулся и застонал. Не просыпаясь, он схватился руками за голову и с силой сжал ее.

– … А-а-а-а-а, – тонко стонал Марк. – А-а-а-а-а… Больно, очень больно… А-а-а-а-а-а.

Из воспоминаний «старого» Марка всплыла печальная картина похорон матери… Небо затянуто свинцовыми тучами, струи дождя бьют по траве. У скромного каменного надгробия стоят три, промокшие до нитки, фигуры в черном. В одной из них спящий подросток, к своему ужасу, узнает самого себя – маленького заплаканного мальчишку, похожего на выпавшего из гнезда крошечного галчонка. Медленно и неуклонно его накрывало чувство жуткого опустошения и бесконечного одиночества. Его мамы больше не было на этом свете. Не было самого близкого, самого родного ему существа, которое было воплощением всего самого светлого и хорошего в жизни мальчишки. Не было его мамы.

Помнил, как у надгробия матери, не мог выдавить из себя и слезинки. Просто стоял и беззвучно рыдал, борясь с сильным желанием вырвать свою руку из ладони отца и броситься на могилу. Когда же его окончательно оставили силы то Марк просто свалился на траву, где и затих. В лицо ударил запах свежевырытой земли, от могильного холода по телу пошла дрожь.

– … Мама, мама, – шептал подросток, ворочаясь в кровати. Ночная рубаха стала мокрой от слез, которые, не переставая, текли из глаз. – Мама, мама.

Затем новая порция воспоминаний перенесла его в другое время и место – на гигантскую дворцовую площадь в толпу празднично одетых людей. Жмущийся к отцу, Марк был тоже одет в праздничную одежду, держал в одной руке крошечный флажок в зеленых и золотых цветах, которым шустро размахивал. В другой руке у него была зажата надкусанная сладкая булочка. Вокруг громко кричали, торжественно трубили фанфары, воздух наполняли летящие конфетти и серпантин. Празднование очередных именин цесаревича только набирало свои обороты, даже не перешагнув экватор. Горожан и гостей столицы, собравшихся на площади, еще ждали выступления артистов, раздача бесплатных угощений и праздничных сувениров, а также вечерний фейерверк, которому не было равных во всей империи. С широкого балкона дворца толпе махало императорское семейство – его величество в роскошном мундире, слепящем глаза от обилия золотого шитья, ее величество в белоснежном платье и причудливой шляпке, сам цесаревич, тоненький, стройный, как тростинка. Их окружали нарядно одетые придворные с лицами, лучившимися от счастья.

Эти образы, всплывавшие в голове, были чудесны, легки, заставляя подростка улыбаться во сне, шевелить губами, довольно сопеть. Ему было хорошо, весело – рядом был отец (он прижимался к нему, касался рукой его сюртука), рот полон сладостей, вокруг взрывались хлопушки, трепетали на ветру красочные флаги. Мгновение назад Марк лежал, свернувшись в клубочек и дрожа от страха, а сейчас развалился на всю кровать, широко раскинув руки и ноги.

– … Папа, папа, – шептали его губы. – Папа.

Постепенно картина грандиозного праздника в его памяти стала таять, медленно заменяясь другими воспоминания. Тело спящего подростка вновь свернулось, напряглось, подтянуло к животу ноги и руки, словно защищаясь от кого-то. В миг исчезла улыбка, а на лице поселилось настороженное, опасливое выражение.

Во сне Марк оказался на ритуальном ристалище, большой огороженной площадке, где сошлись в поединке двое бойцов. Один, высокий, с развевающимися на ветру длинными русыми волосами был затянут в простой серый камзол, в одной руке держал прямой палаш, в другой – длинный узкий кинжал. Его движения были изящный, выверены, он, словно бабочка, порхал с места на место. Вышедший против него противник, напротив, казался громадиной, высеченной из камня: невероятной ширины плечи, торс с выпирающими грудными мышцами, здоровенные руки и ноги. Вооружен алебардой, в его руках выглядевшей самой настоящей детской игрушкой.

Казалось, что сомнений в исходе поединка нет и никогда не было. Человек-гора, рассекавший со свистом воздух, должен был с легкостью располовинить противника с первого же удара. Марк с замиранием сердца и внутренним страхом ждал, что вот-вот раздастся грозный боевой клич, и секира с хрустом размажет человека. Однако ничего такого так и не происходило. Двое противников продолжали кружить друг против друга, как два задиристых петуха. Время от времени один атаковал, а второй защищался. Через какое-то время все менялось – второй атаковал, а первый защищался.

Над ристалищем стоял громкий гул. Собравшаяся у заграждений толпа что-то скандировала, свистела, улюлюкала. Раздавался звон от ударов, метал ударялся о метал, во все стороны летели искры. Магически усиленные клинки при каждом ударе вспыхивали голубоватым светом, всякий раз заставляя собравшихся вскрикивать от неожиданности.

Казалось, противники равны по силам, и никому из них не одолеть соперника. Первый брал невозмутимой легкостью и изяществом движений, второй, напротив, – неукротимым напором и яростью ударов. Сила и ярость уравновешивалась спокойствием и уверенностью, как огонь и вода. Но в какой-то момент все изменилось. Человек-гора, издав громкий боевой клич, нанес особенно мощный удар, и промахнулся, за что тут же поплатился – его противник изогнулся всем телом и в прыжке клинком дотянулся до чужой шеи. Фонтаном хлынула кровь, и тяжелое тело с грохотом рухнуло на желтый песок ритуального ристалища.

– … Ай, – вскрикнул Марк, вскинул руки к лицу, словно пытался во сне защититься от брызг крови. – Ай…

Потом сон снова сменился, и перед глазами возникло роскошное здание с длинной колоннадой и огромной двухстворчатой дверью с массивной бронзовой ручкой. Большой светлый класс с двумя десятками небольших одноместных парт, широкой доской для письма на стене. Аккуратно сложенные на краю парты учебники, тетради. Рядом пенал с карандашами.

Гимназия.

– … Нет, нет… –зашевелился подросток, хмуря брови. – Не хочу…

Образы будили тяжелые воспоминания, оставляя после себя страх, злость, отчаяние.

Вот его толкает высокий гимназист, и Марк летит кубарем с лестницы, разбивая в кровь лицо. Тут же за его спиной раздается громогласный хохот, а на лестнице появляются ржущие одноклассники, из-за их спин вдобавок выглядывают любопытные девичьи мордашки. Его награждают мерзкими прозвищами, в него кидают обломки карандашей, скатанные комки бумаги.

От презрительных косых взглядов ему хочется забраться под парту, забиться в какой-нибудь угол. Перех глазами возникает какая-то темная подсобка с хозяйственным инвентарем – швабрами, ведрами, тряпками, и сразу же его накрывает волна спокойствия. Значит, здесь его убежище, в котором он может спрятаться от оскорблений, побоев и унижений.

Но в какой-то момент его находят и здесь. Резко открывается дверь, в подсобку врывается свет, а его за шкирку вытаскивают в коридор. Кто-то бьет по спине, хлопает учебником по голове, тычет в него пальцем. Гремит ржание.

– Не хочу… Плохо… Не хочу.

В ушах звенят прозвища – «нагульный», «приблудный», «незаконнорожденный». Снова чувствует удары, слышит еще более презрительное ржание.

– … Нет, нет, я не приблудный, – подросток яростно мотает головой, словно пытаясь ответить на все эти оскорбления. Скрипят зубы, пальцы сжимаются в кулаки. – Я не приблудный, нет, нет…

Через какое-то время Марк затихает. Тяжелые воспоминания растворяются, превращаясь в серую дымку, а на их смену приходят другие. Вот перед глазами появляется образ худенькой девочки с томным загадочным взглядом, устремленным куда-то в даль.

– … Оля, – с нежностью шептали губы. Уже разгладились морщины на лбу, заиграла улыбка. Лицо светилось странной нежностью, хотя еще мгновение назад полыхало от злости. – Оля…

Оля Ардо, снова и снова всплывало в его памяти это имя.

– Оля… Оля… Оля… – снова и снова продолжали шептать его губы. – Оля…

Невероятная нежность охватила подростка, заставляя измученное тело распрямиться, расслабить скрюченные руки и ноги.

– … . Оля.

Вот она сидела за своей партой у самого окна, заливаемая яркими лучами солнца. От слепящего света девушка казалась почти невесомой, ангелом во плоти, готовым вот-вот расправить крылья. Хотелось хоть на мгновение оказаться рядом, чтобы даже не прикоснуться, а просто дышать одним с ней воздухом. Потом Оля уже шла по коридору ему навстречу со стопкой учебников в руках. Порывистая, с легкой улыбкой на губах и задумчивым взглядом, она приковывала взгляды, заставляя снова и снова оборачиваться на нее. Тут она остановилась, поправляя непослушную прядь волос, здесь легко коснулась ворота платья, там обожгла взглядом. И все получалось естественно, искренне, словно так и было задумано.

… Эти и многие другие воспоминания спрессовались, врываясь в память Марка и становясь ее естественным продолжением. Теперь не было «старого» и «нового» Марка, был лишь один единственный Марк, наследник двух одновременно разных и в то же время очень похожих миров.

* * *

Дом барона Воронцова

Марк открыл глаза, и тут же вскочил, едва не попрыгивая на кровати. Чужие воспоминания, мучившие его всю ночь, все еще будоражили кровь, заставляя судорожно озираться по сторонам и с тревогой вслушиваться в окружавшую тишину.

Честно говоря, первые пару секунд парень, вообще, понять не мог, кто он и где находится. Брали верх то воспоминания «старого» Марка, то «нового», оттого в голове и случился полный кавардак, к счастью, продолжавшийся совсем не долго. Не прошло и пару минут, как наступила ясность.

– Мать твою! Черт, черт! – не переставая, чертыхался парень, очумело вращая головой. – Это же… Б…ь! Я же все помню! Охренеть, не встать!

Это было просто невероятное ощущение! Его взгляд останавливался на каком-то предмете в комнате и память тут же услужливо подсказывала, что с ним связано.

– Я все, все знаю… Это учебник по Основам государственного строя. Тому залому на лицей обложке не больше двух недель. Кажется, Виктор, сволочь, книгу в стену запулил, оттого она и пострадала, – к своему удивлению, парень с легкостью вспоминал любые, даже самые мельчайшие детали, связанные с предметами. – Эта грамота за отменные знания в области арифметических наук. На императорском смотре получена, сам главный инспектор министерства просвещения вручал, точно, вручал толстый такой мужик…

Спрыгнув с кровати, Марк начал медленно обходить комнату. Теперь ему пришлось заново знакомиться со всем, что его окружало. Он касался то одного, то другого, «вспоминая» старую историю предметов.

– … Это… это книга со сказками, мама подарила, – к горлу подкатывал ком, когда парень брал с полки большую книгу в нарядной обложке. Сразу же раскрыл ее посередине, и принялся затуманенными глазами рассматривать красочные картинки сказочных животных, героев-богатырей, страшных злодеев. – Мама читала… а я слушал.

С прикосновением к новым страницам старые воспоминания становились все ярче и ярче. Образ матери уже не был туманным, неясным, с расплывчатыми чертами. Напротив, мысленно он «видел» довольно молодую женщину с точеными чертами лица и печальными глазами, наполненными поразительной добротой и нежностью.

– Хорошая книга, – смахнув некстати появившиеся слезинки, Марк подошел к письменному столу. Здесь лежали учебники, тетради, письменные принадлежности– все, что могло понадобиться юному гимназисту. – Это мои учебники.

Он осторожно провел пальцами по корешкам книг, ощущая их шероховатость, толщину. В голове «всплывали» арифметические задачи, куски заученного материала о государственном устройстве империи, ее соседях, континентах, об истории. Мир вокруг него постепенно обретал полноту, избавляясь от «белых» пятен.

– Все-таки это другой мир… Хм, вроде бы знакомые названия городов и стран, и в то же время совершенно незнакомые. Странно…

Марк взял в руки книгу по истории, отложив другие в сторону. Получалось, он жил в Росской империи, почти равной по территории его России. На западе раскинул крылья орел Тевтонской конфедерации, объединившей большую часть стран Европы. На юге копит силы Османский султанат, подмявший под себя всю Малую Азию, часть южного Кавказа и почти весь север Африки.

– Интересно, это будущее или прошлое в сравнении с моим миром? Хм, за окном вроде небоскребов не видно, летающих машин и самолетов тоже, а вот кареты есть, какие-то странные автомобили есть.

История, да и техника, никогда не было его сильной стороной. В своем мире ничего из этого его особо не заботили. Ему было достаточно денег. Деньги открывали разные двери, а большие деньги открывали любые двери.

– … Есть пистолеты и ружья, кажется, даже гробоподобные броневики, но в ходу все равно холодное оружие. Похоже, дело в магии…

Вспомнил, как во сне один из поединщиков промахнулся во время атаки и случайно рубанул клинком по металлической ограде – решетки из толстенных железных прутков, переплетенных между собой. И клинок даже не почувствовал сопротивления металла, с легкостью перерубив прутки.

– Значит, маг мог саблей вскрыть железный броневик как консервную банку? Так?

И память на все эти вопросы давали совершенно однозначные ответы. Люди, владевшие магией, были чрезвычайно опасными бойцами. Клинок в их руках одинаково легко резал камень, метал и человеческую плоть. Как раскаленный нож сливочное масло.

– Очень похоже на конец девятнадцатый век, без магии, правда. Да уж, забросила меня дорогая бабуля… Черт, не могла просто так своей силой поделиться.

Марк ругнулся было в адрес покойной бабки, оказавшейся то ли знахаркой, то ли ведьмой, но сразу же прикусил язык. Понял, что не прав, и должен ей сказать спасибо за новую жизнь.

– И правда, что-то тормознул я. Сейчас бы загнулся в той гримерке, а сраный Борик бы на моем теле оттоптался… Извини, бабуль, извини, дурака.

Вздохнул, а затем улыбнулся, почувствовал, как внутри него расплывается теплота.

– Услышала, значит, меня. Еще раз извини за все – за глупые слова, за ветер в голове и шило в одном месте, за то, что не навещал. Извини, и не ругайся, пожалуйста…

Вдруг почувствовал ее укоризненный взгляд. Помнил, что именно так она когда-то смотрела, когда он, непутевый, приезжал к ней. Весь молодой, шальной, навеселе, с кучей денег, Марк даже толком ее не слушал. Все махал рукой на каждое ее слово: мол, старая, не болей, живи долго. Толком ни одного человеческого слова ей так и не сказал.

– Понял все, да поздно уже… Или не поздно?

Мотнул головой, задумался. Ведь, вообще, ничего не поздно! По-хорошему, все только начинается. Благодаря неведомым силам ему дан невероятный шанс на новую жизнь! Это же просто неслыханно!

– Да, да, к черту нытье! Бабуля, я тебя на коленях благодарить должен за все это! Я жив, я маг, в конце концов, а не какой-то сраный фокусник!

9. Тучи сгущаются

* * *

Кабак «Старый солдат», Низы столицы

Кабак «Старый солдат» славился отменным пивом, великолепными жареными свиными колбасками, грудастыми подавальщицами, а также особой публикой. Название говорило само за себя – здесь наливали военным, рядовым и офицерам, тем, кто оставил службы, и совсем не ждали гражданских штафирок. Хозяин, Старый Бурей, сам сержант в отставке, так и говорил: «Коли не нюхал вонючих портянок после марша, не засовывал кишки товарищу обратно в брюхо, так и нечего здесь шастать. Вали дальше по улице, там еще много всяких кабаков».

– … Господин капитан! Господин капитан, уже бегу!

Едва только капитан Карпов открыл дверь, как к нему уже бежала разбитная деваха в ярком боевом окрасе –губы ярко алые, глаза подведены, вдобавок грудь торчком, едва выпрыгивает из лифа платья. Отлично знает, пришел щедрый клиент, у которого всегда полны карманы звонкой монетой.

– Господин капитан, что-то вы давно к нам не захаживали, – деваха усадила офицера за столик в самом углу и тут же наклонилась к нему, открывая взгляду ядреную грудь с топырившимися сосками. Казалось, коснись ткани и руку порежешь. – Я уж вся истосковалась, думала, может что-то нехорошее случилось. А потом сама себя по голове стукнула. Ведь, разве может с таким бравым офицером что-то нехорошее случится? Конечно, не может!

Ее голос прямо сочился. Вся изогнулась, упругим бедром прижалась, напрашивается. Только капитан, к ее огорчению, и ухом не ведет. Смотрит так, словно ее и нет рядом.

– Пива неси две больших кружки. Колбас тарелку, чтобы пожирнее и только с огня, – сухо проговорил он, бросая на стол два серебряка.

Большие блестящие монеты звякнули о столешницу и тут же исчезли со стола, оказавшись в лифе у подавальщицы. Слишком уж щедрая оплата за такой заказ. Тут бы и половины серебряка за глаза хватило, а он целых два дал.

– Как ко мне придет человек, еще пива принесешь. Чего встала?

Та быстро кивнула и умчалась в сторону кухни, оставив капитана в мрачных раздумьях. Ведь, Карпову было о чем подумать, пока не пришел его старый товарищ. Слишком уж погано пахло то дело, ради которого он сюда пришел. Валери, та баронесса, что сводила его с ума, попросила убрать одного мальчишку, дворянчика.

– Ты будешь моей, только моей…

Эта страсть к баронессе, доводившая Карпова до исступления, толкала на самые страшные поступки, среди которых убийство мальчишки было не самым худшим. Его даже не останавливало возможное наказание – смерть за убийство дворянина. Ведь, он желал ее больше жизни, и готов был на все.

– Валери…

Шепча имя баронессы, представлял, как снова сорвет с нее платье. С треском разорвет ткань, в стороны полетят белоснежные нижние юбки. С силой бросит ее на кровать, схватит за бедра, станет целовать…

– Капитан? – прямо под ухом раздался скрипучий голос, тут же вырвавший Карпова из «сладких» грез. – Позвал, а сам витаешь где-то в облаках?

Скрипнул стул, и за столом оказался крепкий мужчина в потрепанном военном мундире, густо покрытом пылью. Дохнуло застарелым конским потом, что всегда отличает завзятых кавалеристов.

– А пиво в «Старом солдате» по-прежнему превосходное, – обхватив кружку обеими руками, гость одним махом опустошил ее. Откинулся на спинку стула и с явным наслаждением громко рыгнул. – Совсем не похоже на ту ослиную мочу, что нам пришлось попробовать в том чертовом городке на границе. Помнишь, капитан?

Карпов кивнул, продолжая молча разглядывать старого товарища. Отметил пыль, грязь на мундире, пару оторванных пуговиц. Все говорило, что тот изрядно поиздержался и, похоже, нуждался в деньгах. То, что и нужно, чтобы «подписать» его на дурно пахнущее дело.

– Как не помнить, помню, – усмехнулся капитан, делая знак подавальщице, что несла еще пива. Для такого непростого дела пива нужно будет не в пример больше, чем сейчас. – На второй день вся моя рота сидела по кустам и гадила так, как никогда раньше. Думал, что прямо там все сдохнем.

– Я этого кабатчика, суку, потом в нужнике утопил, – в усмешке показал кривые зубы товарищ. – Еще и нагадил после на него…

Молча они выпили еще по кружке. Отдали должное колбаскам, тарелка мигом исчезла со стола. Следя за ними, подавальщица тут же принесла новую тарелку с сочащимися жиром колбасками.

– Дело одно есть.

– Конечно, дело, – кивнул товарищ, сверкнув глазами. – Не жрать же ты позвал в этот кабак. Ты же знаешь, что за хорошую плату я на что угодно подпишусь. Что за дело?

Капитан вытащил из сумки туго набитый кошель и подвинул его в сторону товарища. Тот мгновенно оживился, схватил и заглянул внутрь.

– Смотри-ка, помнишь, что я не люблю бумажки. В самом деле, какой прок от ассигнаций? Только шуршат, словно просят ими подтереться. Толи дело золотые империалы… – он вытащил из кошеля золотую монету и с явным удовольствием на лице сжал в ладони. – Эту тяжесть ни с чем не спутаешь. Так ведь, капитан?

Карпов вновь кивнул.

– Дело, Ставр, мутное, скажу сразу, – капитан понизил голос, чтобы никто лишнего не услышал. Хотя, судя по пьянющим вдрызг соседям, никому до них не было никакого дела. – Поэтому после дела получишь столько же.

Товарищ в ответ тихо присвистнул. Больно высока получалась плата. В кошеле было навскидку сорок – пятьдесят империалов, сумма весьма и весьма значительная, которой бы с лихвой хватило на покупку хорошего боевого жеребца. Капитан же предлагал еще столько же, что не могло не настораживать.

– Это плата за риск, Ставр.

– И кого я должен отправить на небеса? Уж не нашего ли бывшего полковника? – ухмыльнулся он, вспомнив командира их полка. – Эта скотина столько у нас выпила крови, что я и за пару серебряков с радостью перережу ему горло. Но это ведь не он? Так?

– Нужно убрать дворянина… Мальчишку.

У Ставра при этих словах удивленно взлетел брови. Явно, не ожидал такого от своего командира.

– Вижу, капитан, ты не размяк в столице, – одобрительно проговорил товарищ. – А я думал, что все, нет больше нашего капитана, под бабью юбку залез. Кстати, как там дырка той баронессы? Не зарос… Ой! Черт!

Молниеносное движение, и у шеи Ставра застыло острое лезвие, которое держал взбешенный Карпов.

– Капитан… Хр-хр, ты чего? Я же пошутил… Хр-р, отпусти, – захрипел Ставр, чувствуя, как по шее скользнула струйка крови. – Понял я, все понял! Хватит!

Нож исчез так же быстро, как и появился. Только что был, и вот его уже нет, а за столом снова сидят два старых друга, пьют пиво.

– Я тебе уже говорил, чтобы поменьше болтал? Совсем не слушаешь, Ставр, совсем не слушаешь. Когда-нибудь у меня рука дрогнет, и все.

– Да, понял я, – буркнул тот, потирая шею. – Ты лучше про дело расскажи. Что там и как…

* * *

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия имела особый статус среди прочих образовательных учреждений столицы и империи в целом. Являясь одним из старейших учебных заведений города, гимназия была создана около ста лет назад при Императорском Петербургском университете и называлась тогда Императорским Благородным пансионом. Его целью, как указано в Уставе, было «получение детьми благородных сословий соответственно их положению образования в науках и магическом искусстве для воспитания достойных Отечества подданных».

С момента своего основания главным попечителем гимназии выступала супруга правящего императора, что еще более повышало и без того не малый статус учебного заведения. Ее Императорское Величество обязательно присутствовала на церемонии вручения дипломов об окончании гимназии и награждении лучших выпускников. Последние вместе с итоговым документом получали также медальон с портретом императрицы, как знак высшего отличия и особого благоволения. Считалось, что отмеченные такой наградой гимназисты могли уже не беспокоиться о будущей карьере, взлет которой практически гарантировался.

Статус и особое внимание со стороны императорской фамилии определили то, что здесь традиционно учились отпрыски самых знатных семействе не только самой империи, но и дружественных государств. За соседними партами нередко сидели представители графских, княжеских родов, а также правящих иностранных семей. Оттого сюда стремились попасть не только юноши благородного сословия, но и девушки-дворянки. Ведь, именно здесь можно было завести дружеские связи и знакомства «с сильными мира сего», а также присмотреться к потенциально выгодной партии.

Наряду с знатностью учащихся гимназия выделялась и весьма жесткими правилами с почти казарменной дисциплиной, что не только не критиковалось в аристократической среде, но даже и приветствовалось. Иначе бороться и пресекать развитые местнические традиции, способствующие конфликтам между учащимися, было просто невозможно. В связи с этим Устав недвусмысленно осудил «рознь, споры между гимназистами по причине знатности и родовитости». Территория гимназии провозглашалась свободной от местничества.

К сожалению, не все благие пожелания, пусть даже и записанные на красивой гербовой бумаги, были осуществимы от «А» до «Я». Естественно, известная фамилия и громкий титул исподволь делали свое дело, педагоги тоже люди, и склонны преклоняться перед «сильными мира сего». В ходу были незначительные поблажки в отношении некоторых гимназистов, особое отношение к их шалостям и незнанию предмета.

* * *

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия

До начала занятий оставалось еще немало времени, но класс был уже полон. Наставник Деев-Гарский, чье занятие сейчас должно состояться, был приверженцем «старых» порядков и совсем не одобрял новомодного либеральничья, заигрывания по-простому, с учащимися. Его частое обращение к гимназистам о том, что дисциплина – есть первейшая обязанность учащегося гимназии, в точно повторяло один из девизов учебного заведения. Оттого редко, кто отваживался не только пропускать его занятия, но и просто опаздывать. Такое поведение наставник почитал за личное оскорбление, и нередко придумывал особенно обидное наказание, среди которых неудовлетворительная оценка по предмету оказывалась наиболее желанной.

– … Смотри-ка, у Варьки новое колечко с бриллиантом. Стерва, одела все-таки, не послушала меня. Специально вытащила, – на второй парте сидела жгучая брюнетка и со скучающим видом наблюдала за классом. Время от времени она бросала «острые» шпильки в сторону кого-то из одноклассников. – Доиграется еще…

Елена, старшая дочь князя Глинского, министра промышленности и одновременно одного из главных поставщиков в империи огнестрельного оружия, уже во всем походила на свою маму, давно объявленную первой красавицей империи, широко воспетой в стихах и хвалебных одах. К Елене по наследству перешла ее эффектная красота, готовность и, главное, желание блистать в глаза мужчин. Уже сейчас не было никаких сомнений, что вскоре перед юной красавицей будет тесно от коленопреклоненных поклонников, земля под ее ногами будет острой от осколков от разбитых мужских сердец.

Естественно, в классе она «царила». Елена без всякого преувеличения была центром притяжения для своих одноклассников. Юноши были тайно или не тайно в нее влюблены, бросая в ее сторону «собачьи» взгляды и готовые прыгать на задних лапках лишь по одному кивку ее хорошенькой головки. Все они добровольно взяли на себя роль ее верных оруженосцев, жадно ловля каждый ее взгляд. С ними она и вела себя соответственно: раздаривала милостивые улыбки, принимала жеманные позы, позволяла дарить себе подарки. При этом выделяла среди них лишь одного – Алексея Орлова, высокого красавца-блондина, единственного отпрыска одного из старейших графских родов империи. Для юной девицы партия не просто хорошая, а по-настоящему желанная.

Одноклассницы в отношении к Елене Глинской разделились на две неровные части. Большая часть тоже присоединилась королевской свите, став ее фрейлинами. Лишь немногие хранили нейтралитет, стараясь лишний раз не пересекать с ней и ее свитой.

– Колечко⁈ Фу! – презрительно фыркнула подруга, найдя глазами ту самую Варвару, о которой шла речь. Оценивающе прищурилась, и тут же скривилась. – Она же жирная корова! Толку-то от этого кольца⁈ Лучше бы его в нос прицепила, и то лучше бы смотрелось.

Теперь уже обе прыснули от смеха. Вдобавок заржали и трое парней, что сидели рядом и все слышали.

– Точняк, буренка! – поддакнул вторая подружка, выглядывая с соседней парты. – Чего пыжится, не знаю! Смотри, смотри, щеки надула, обиделась! Ха-ха-ха!

Словом, начинался еще один совершенно обычный день, где королева, как и всегда, будет блистать, а подданые ловить ее благосклонный взгляд. Елены довольно потянулась, словно сытая кошка – грациозно изогнулась, чуть приоткрыла ротик, задорно высунула язычок, которым тут же облизнула губки.

Чего скрывать, ей все это самой по душе было. Нравилось ощущать власть над людьми, нравились эти заискивающие взгляды, щенячьи мужские глаза и их готовность подчиняться твоим приходят.

К тому же мама с самого детства ей внушала, что каждая женщина, а она в особенности, должна в совершенстве владеть искусством манипулирования. Причем не важно, кто должен стать объектом манипуляций – ее одноклассник, соседка, родственница или совсем незнакомый человек. Главное, почувствовать в себе эту силу, говорила мама. Главное, ощутить уверенность в своих силах, понять, что ты это можешь сделать. Все вокруг – не более чем инструменты в твоих руках, средство для достижения твоих целей. И тогда любая твоя мечта будет с легкостью претворяться в жизнь.

И Елена усвоила этот урок как никто другой. Она не просто прочувствовала и полюбила эту силу, но и сделал гимназию полем для ее развития. И если со стороны все казалось детской игрой в королеву и ее подданных, невинным желанием привлечь внимание со стороны юнцов-одноклассников, то для нее все это было всерьез, по-настоящему.

– Кать, а она ведь косится в твою сторону, – подначивала подругу Елена. Ей хотелось скандала, эмоций, а возможность сама шла в руку. Так почему бы не развлечься, а заодно и не потренироваться? – Варька совсем страх потеряла. Точно про тебя что-то бормочет. Вы ведь тоже это видите?

Глядя на «королеву», остальные тоже кивнули. Елена же стала с насмешкой разглядывать подругу. Мол, а ты что? Неужели все спустишь этой корове? Естественно, Катерина, лицо которой в момент налилось дурной краской, не смогла промолчать. Что-то прошипела сквозь зубы, встала и пошла разбираться.

– Катя, задай этой стерве! – бросила ей в спину Елена.

Ее свита в предвкушении застыла, следя за разворачивавшимся зрелищем. Остальные делали вид, что ничего не происходит. Хотя, по глазам было видно, побаиваются, что с ними может быть тоже самое.

Глинская устроилась поудобнее, стреляя глазами по сторонам. Наблюдала, кто и как себя ведет. Одно слово – королева.