Текст книги "Гном, убей немца! (СИ)"
Автор книги: Руслан Агишев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
* * *
п. Паркоммуна (посёлок имени Парижской коммуны)
В первые недели войны среди жителей поселка ещё часто слышались «бодрые» разговоры о наших успехах и обещания скорейших побед на фронте. Каждое сообщение СовИнформБюро встречали с надеждой, вслушивались в каждое слово, надеясь услышать что-то хорошее о положениидел на фронте. С воодушевлением встречали газетные заметки о наших летчиках, сбивавших вражеских асов, о снайперах, уничтоживших не один десяток гитлеровцев. До посинения спорили, когда же доблестная Красная Армия перейдет в контрнаступление по всему фронту и решительным ударом выбросит врага с территории нашей страны.
Однако с каждым днем становилось всё хуже и хуже. По радио объявляли название очередного города, захваченного врагом. Валом шли похоронки на родных и близких. Ширились страшные слухи об ужасной силе врага – о неуязвимых танковых армадах, о бесконечных стрелковых дивизиях. Пугали друг другими предсказаниями голода, невиданных болезней.
Уже к концу первой недели войны посёлок стал жить по нормам военного времени. Почти исчез смех, жители перестали улыбаться, вечерами не играла гармошке. Ночами посёлок погружался в беспросветную темень из-за обязательной светомаскировки. На улицах стало больше людей в форме и оружием, появилась военная техника. Непрерывным потоком на запад шли эшелоны с техникой, военными, боеприпасами.
Работники предприятий, шахт массово уходили на фронт, а их места занимали женщины, старики, дети. В одних местах это были добровольцы, в других местах – мобилизованные. Уже 30 июня 1941 года был создан Комитет по распределению рабочей силы при Бюро Совнаркома СССР, который учитывал незанятую рабочую силу и вел трудовую мобилизацию с учетом конкретных ведомств.
– … Санёк⁈ – я стоял у дверей поселкового совета, когда меня окликнули. Развернулся, поискал в толпе глазами, и сразу же наткнулся на рыжего парня с оттопыренными ушами, бывшего одноклассника, что тогда обозвал меня трусом. Он смотрел на меня и улыбался во весь щербатый рот. – Куда направили? В шахту? У тебя ведь там батек.
Я покачал головой. К сожалению, на наши шахты разнарядок на эти полгода не было.
– Не-е, на завод, – я развел руками. – На патронный завод распределили. В городе место в общежитии дали.
– Понятно, а я к металлургам. В соседнюю область поеду, – он махнул рукой куда-то в сторону. – Сань, я что сказать-то хотел… Меня ведь до сих пор гложет, – парнишка замялся, похоже, не зная как сказать. – Помнишь, тогда… Ну, когда мы все с пацанами в военкомат шли, а ты у дома стоял… Я тогда сказал, что ты трус. Саня, извини, сглупил я. Ты же прав был, прав на все сто. Мир, Саня?
Протянул мне руку, которую я тут же крепко пожал.
– Бывай, Санёк! Я же сейчас уезжаю. Береги себя! Всем нашим ребятам, кого увидишь, привет передавай!
– Бывай, Гриша! И тебе не хворать!
Он развернулся и пошел по улице, но еще несколько раз оборачивался и долго махал рукой. Понимал, что мы еще не скоро встретимся.
– Бывай, Гриша, бывай, – повторил я несколько раз, и погрузился в свои мысли. – Теперь и мы с тобой воюем. Только в руках у нас не винтовки и пистолеты, а кирка, молоток, лопата и стамеска. И ещё неизвестно, где воевать сложнее – там или здесь…
Да, честно говоря, я и не думал об этом. Одноклассники, когда хотели сбежать на фронт, с восхищением говорили о медалях и орденах, о славе, о портрете и поздравлении в газетах. Я же пропускал все это мимо ушей. Что толку об этом думать? Разве это главное?
Все это время меня волновало лишь одно, как я могу помочь своим -своей семье, своему большому клану.
– … Ничего, ничего, шахта подождет. Отец обещал, что поговорит обо мне с начальством. Нужно лишь немного подождать. А пока и на заводе от меня польза будет. Ведь, патроны это что? Это железо, металл…
Я пообещал себе, что мои патроны будут самыми лучшими.
– … Ведь, там в моем мире именно мы, гномы, делали самые лучшие стрелы.
И это была истинная правда! Стрелы с наконечниками из адамантия пробивали все, что встречали на своём пути – дрянью кольчугу орка, латный доспех рыцаря, каменную стену крепости и даже зачарованную защиту магистра магии. Правда, такое оружие могли себе позволить лишь самые богатые. Металл Богов, как его называли гномы, был очень редок. Его ковка поддавалась лишь избранным из гномов, которых на весь Подгорный народ набиралось лишь полтора десятка с небольшим. Даже крошечный кусочек адамантия в моем мире стоил гораздо больше золота в своём весе. Дело доходило до того, что сокровищницы многих правителей именно адамантий хранился, как великая ценность, а не золото, серебро или драгоценные камни. И лишь самые могущественные правители могли позволить себе и своей дружине оружие из адамантия, а иногда и доспехи.
– Я постараюсь… попробую, чтобы металла Богов было много, очень много, чтобы всем хватило.
Я чувствовал, что у меня получится, что у меня хватит сил. Главное, оказаться на заводе, рядом с металлом, а не где-нибудь на подсобных работах или того хуже, где-нибудь на кухне.
Глава 19
Взгляд со стороны
* * *
В истории человечества нередко случаются события, которые современники сразу не замечают, не придают им значения, считая незначительными и незаслуживающими внимания. Однако с течением времени, когда вскрываются важные подробности, появляются свидетельства, «открываются» документы, приходит понимание, что тогда все обстояло совершенно иначе и те события являются знаковыми. Такие события называются точками бифуркации, переломными моментами, когда некая система теряет свою устойчивость и любое на нее воздействие, даже самое незначительное, может привести к качественно иному развитию событий. Это явление очень метко и образно описал Самуил Маршак в своем стихотворении «Гвоздь и подкова»:
Не было гвоздя —
Подкова пропала.
Не было подковы —
Лошадь захромала.
Лошадь захромала —
Командир убит.
Конница разбита —
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.
Именно таким гвоздем и стали, казалось бы, самые обыкновенные патроны калибра 7.62, выпускавшиеся на патронном заводе № 60 в городе Ворошиловограде. Да, именно так! Это были не танк Т-34, наилучшим образом сочетавший в себе сверхмобильность, высокую проходимость, значительный калибр огня и хорошее бронирование; не исключительно живучий и мощно вооруженный штурмовик Ил-2; не предельно надежный и чрезвычайно просто в производстве и эксплуатации пистолет-пулемет Судаева! Это были обыкновенные винтовочные патроны из Ворошиловограда!
Хотя, обыкновенные ли⁈
* * *
4 ноября 1941 г.
Район Красного Лимана
Расположение 39-го стрелкового полка
Оборона 39-го стрелкового полка 4-ой стрелковой дивизии проходила по линии Красный Лиман – Дебальцево. Изломанная траншейная линия протянулась вдоль западной части Красного Лимана. Окопы полного профиля соединяли между собой остовы каменных зданий, превращенных в укрепленные позиции. Среди битого кирпича, обожженных бревен прятались замаскированные пулеметы, артиллерийские орудия и наблюдатели-корректировщики огня.
Только что захлебнулась очередная немецкая атака. Черное поле было усыпано телами в серых шинелях, кое-где чадила подбитая техника. Уцелевшие солдаты отходили в тыл под прикрытием буксующих в донбасском черноземе броневиков.
– … Драпают, ироды, – с облегчением выдохнул пожилой сержант, провожая внимательным взглядом бегущих немцев. Несмотря пронизывающий северный ветер и легкий мороз, от него шел пар. Он снял пилотку и взъерошил мокрые волосы. – А чего не драпать? Ты, Мишаня, молодец! Богато их сегодня повыбил…
Сержант развернулся к соседу, совсем молодому парнишке, которому на вид едва – едва восемнадцать лет исполнилось. Тот молчал, преувеличенно серьезно чистя винтовку. Шомполом двигал размеренно, спокойно, время от времени щелкал затвором.
– Сколько сегодня этих гадов положил? Десять, двадцать? – сержант не унимался. Видно, что возбуждение боя его еще не оставило. Ему явно нужно было выговориться. – Только прицелился, и бац, один готов! Снова прицелился, и еще один немец свалился! А офицер аж через голову перевернулся! Ты же чистый снайпер!
Паренек поднял голову и пожал плечами.
– Скажете тоже, товарищ сержант. Какой я снайпер, так хороший стрелок, – сказал вроде бы равнодушно, но чувствовалось, что похвала ему приятна. – Вот мой батя – это самый настоящий снайпер! Он со ста шагов белке прямо в глаз бил, и никогда не промахивался. В нашем селе никто лучше него не стрелял. Лучший охотник был… пока его медведь не задрал.
Сказав, снова замолчал и продолжил заниматься оружием. Закончив возиться со стволом винтовки, достал из сумки патроны. Аккуратно разложил их перед собой и начал тщательно чистить небольшой тряпочкой. Делал это медленно, методично протирая каждый патрон до приятного золотистого цвета.
– Мишка! – сержант вдруг выпрямился и стал быстро застегивать ворот гимнастерки. – Комбат идет! Отряхнись, а то грязный, как черт!
Парень бросил быстрый взгляд назад, и сразу начал приводить свою одежду в порядок. По ходу сообщения, и правда, шел комбат с каким-то свертком в руке. Его коренастую крепко сбитую фигуру сложно было не узнать.
– Сурков⁈ – радостный возглас комбата раздался еще шагов за двадцать – тридцать. – Сурков, твою мать⁈ Ну, ты и дал стране угля! Охренеть!
Матерился, но сразу было ясно, что не от злости, а от радости, восторга. Подбежал, крепко обнял, обдав ядреным запахом табака.
– Я же сам с НП в бинокль смотрел! Все сам видел! – от чувств комбат так хлопнул парня по плечу, что того чуть с ног не снесло. – Все посчитал – почти сорок человек! Сурков, сукин сын, ты же почти пол немецкой роты в землю положил! Понимаешь это⁉ Пол, мать ее, сраной роты перестрелял! Чего молчишь?
Михаил стоял перед командиром по стойке смирно.
– Сорок семь солдат, два унтер офицера и лейтенант, кажется, – негромко проговорил парень.
– Что? – переспросил возбужденный комбат.
– Ровно пятьдесят немцев, товарищ комбат.
Командир с широко раскрытыми глазами чуть не задохнулся от восторга.
– Ерофеев⁈ – не оборачиваясь, позвал ординарца. Тот, худой дылда с залихватски надетой кубанкой, тут же вытащил блокнот и огрызок карандаша. – Готовь представление на Отвагу. Черт, какая Отвага⁈ Готовь на Красную Звезду! Героя могут зажать, а Красную Звезду точно дадут! Пиши… 16 октября 1941 г. рядовой Сурков М. В. снайперским огнем сорвал атаку немецкой роты. Из винтовки застрелили пятьдесят немцев, из которых сорок семь были солдатами, двое – унтер офицерами, один – лейтенант…
Ординарец застрочил, ловя каждое слово командира.
– … А теперь рядовой Сурков держи подарок лично от меня!
Комбат протянул длинный сверток из холщовой ткани.
– Давай, разворачивай! Специально для тебя у самого комдива выпросил.
Рядовой начал осторожно разворачивать сверток. Один слой, второй, и, наконец, появилась она – винтовка с оптическим прицелом!
– Винтовка штучной сборки, еще до войны кому-то в подарок делали. А здесь четырехкратный прицел самого Цейса. Настоящее оружие снайпера…
Сурков сразу же влюбился в это оружие. Касался винтовки нежно, лишь кончиками пальцев, словно боялся причинить ей боль. Осторожно открыл, потом закрыл затвор, наслаждаясь мягким клацающим звуком.
– Красотка, а не оружие, – усмехнулся комбат, от которого не укрылась реакция бойца. – С такой винтовкой ты у нас всех немцев перестреляешь. Давай, рядовой Сурков, дерзай!
Он напоследок стукнул парня по плечу, развернулся и в сопровождении ординарца скрылся в изгибах траншеи. Следом засобирался и сержант:
– Ты, Мишаня, бди, а я, пока тихо пойду, про обед узнаю. С самого утра не жрамши, в животе чуть ли не колокола трезвонят.
Парень же в ответ даже «ухом не повел». Согнувшись над подарком, продолжал начищать винтовку тряпочкой. Время от времени вставал с оружием наизготовку и долго всматривался в оптический прицел. Приноравливался.
– Хор-роша, – едва слышно шептал Сурков, удивляясь четкости изображения в прицеле и высокой степени приближения. – Очень хороша.
Было хорошо видно, как немцы суетились в своей траншее: ходили разносчики еды с большими цинковыми термосами, курил белобрысый пулеметчик, тянули телефонный провод двое связистов, что-то копошились у орудия артиллеристы. Все было как на ладони.
– Для такой красавицы и патроны нужны первейшие…
Помрачнев, парень отложив винтовку в сторону. Заботливо прикрыл ее тряпицей, чтобы ни пыль, ни грязь на нее не попали. Любил, чтобы оружие было в исключительном порядке. А как иначе? Отец всегда говорил, что в тайге от чистоты ружья зависит твоя жизнь. Поленился, забыл, не захотел почистить его после выстрела, а оно, возьми и откажи в нужный момент.
– Только мало их осталось. Считай, почти и не осталось.
Те самые патроны, которые он выделял среди остальных, хранились у него отдельно, в особом свертке. Доставал эти патроны только тогда, когда нужно было сделать особый выстрел в важную цель. Например, вчера стрелял в офицера, немецкого капитана, кажется, решившего понаблюдать за нашей линией обороны в бинокль. Спрятался за броневым щитком орудия и сверкал оттуда окулярами бинокля. Думал, что никто его там не достанет. А зря так думал – Сурков его запросто достал этими самыми особыми патронами.
– Вот они, мои хорошие.
Из свертка, что прятал на самом дне патронной сумки, достал содержимое и высыпал их на тряпку. Пересчитал глазами и крякнул от огорчения – и в самом деле, этих патрон осталось немного.
– Эх, только девять.
Сурков начал снова, в пятый или шестой раз за сегодняшний день, их начищать специальной тряпицей. Не торопился, сначала внимательно осматривал каждый патрон, и только потом приступал к чистке. Делал так, словно это был какой-то неимоверно важный ритуал.
Казалось бы, что в этих патронах было такого особенного? Он не раз и не два задавался этим вопросом, но так и не находил ответа. Просто давно уже заметил, что именно эти патроны точнее всего летят в цель. Честно говоря, он и так почти не промахивался, но с ними стал еще метче стрелять. Куда целился, именно туда и попадал – точь в точь.
– Только девять целей… Жаль.
Но, главное, что его всегда поражало – это невероятная пробивная сила этих патрон. Поначалу, когда он и внимания на них не обращал, стрелял ими без разбору – по простым солдатам, по пулеметным расчетам, офицерам, артиллеристами. Когда же в бою попытался попасть в смотровую щель бронетранспортера, который поддерживал наступающую немецкую пехоту огнем, то немало удивился результату. От попадания броню машины насквозь пробило, что он уже потом обнаружил, когда ночью за трофеями лазил.
– Тогда решено, этими патронами стреляю только в броневик, танки или самолет.
Кивнул самому себе, соглашаясь, значит, с этим, и отложил кулек с особыми патронами в сторону.
– Нужно будет товарища сержанта попросить, чтобы со снабженцами поговорил. Может остались еще такие патроны… С ними половчее воевать-то. Спокойней как-то.
Правда, было еще кое-что, о чем он совсем никому не рассказывал. Честно говоря, даже и думать об этом было как-то странно. Дело было в том, что от патрон ощущалось какое-то непонятное тепло. Когда берешь такой золотистый цилиндрик в руки, сразу же накатывает спокойствие, все тревоги куда-то пропадают. Из-за этого он и положил один патрон в нагрудный карман рядом с комсомольским билетом. Сержант, когда это увидел, одобрительно прогудел: мол, правильно, последний патрон снайпер завсегда должен для себя оставить. Сурков же даже и не думал об этом.
Перед стрельбой у него уже настоящая привычка парень выработалась. Всегда перед прицеливанием касался нагрудного кармана гимнастерки, отчего сразу же накатывало спокойствие, уверенность. После этого осталось лишь взглянуть в прицел и сразу же потянуть за спусковой крючок. Выстрел, и намеченная цель поражена. Так всегда и стрелял.
– Мишаня? – из-за поворота показался сержант с двумя котелками, от которых пахло чем-то наваристым, сытным. У парня сразу же в животе забурлило. – Опять колдуешь? Бросай это дело, давай есть. Немцы вот тоже перекусывают, а мы что не люди?
Расположились в небольшом закутке, где у них был снарядный ящик пристроен в качестве стола. Запасливый сержант вытащил из сидора пару кусков хлеба, заботливо замотанных в чистую тряпицу, и пару головок лука. Все это он подвинул в сторону парня.
– Налегай на похлебку, сегодня с мясом. Повар сказал, что у артиллеристов случайным снарядом лошадь задело, пришлось пристрелить. Все как в жизни: кому-то беда, а кому-то еда…
Парень налег так, что за ушами трещало. Наголодался, а молодой организм своего требовал без задержки и в полном объеме.
– Я тут до старшего лейтенанта ходил, и кое-что тебе принес, – сержант вдруг тряхнул сидором, где что-то звякнуло. – Знаю, что ищешь.
Сурков с ложкой у рта замер. Слишком уж знакомый это был звук – тихий, нежный, почти мурлыкающий. Именно так и звучали Его патроны, когда тряхнешь сверток с ними.
– Проглоти сначала, а то от радости подавишься еще, – с усмешкой проговорил сержант, видя радостное нетерпение на лице у товарища. – Вот, держи. Со страшим лейтенантом по всей роте насобирали. Как говорится, с миру по нитке – нищему рубаха, а тебе, значит-ца, хороший запас патронов.
С этими словами из сидора одну за другой вытащил аж девять бумажных пачек с патронами. И на каждой виднелось клеймо того самого завода № 60 г. Ворошиловограда, где делали те самые особые патроны. Только оттуда винтовочные патроны имели особые свойства и особенно им ценились. Другие же были самыми обычными.
– Как? – удивился Сурков, мгновенно откладывая котелок с ложкой в сторону и начиная перебирать пачки с патронами. Спешил убедиться, что на всех коробках было то самое клеймо. – Это же те самые патроны!
– Как, как, каком к верху! – добродушно хохотнул сержант. – Я же не слепой, вижу, что к этим патронам у тебя особая любовь. Как с малыми дитятками возишься – чистишь тряпочкой, гладишь руками, бережно укладываешь в сумку. Не каждая мать так за детьми следит, как ты за патронами. К другим же патронам у тебя и близко нет такого уважения. Я и смекнул, что надо тебе тех патрон по ребятам в роте пошукать. Вот всей ротой и нашукали. Держи, стреляй, еще лучше стреляй по этим гадам!
Сурков, собрав все пачки в кучу, после этого, вообще, «выпал» из жизни. Засел в своем закутке, рядом разложил свою же шинель, на которой аккуратно выложил все патронные пачки. После этого долго изучал каждую из них, внимательно вчитываясь в надписи на клейме.
– Это они… Это то же они… – тихо бормотал он, перекладывая пачки с одной кучи в другую. – И это они…
Вскоре перед ним образовались две неравные кучки – одна побольше –8 пачек, друга поменьше – 2 пачки.
– А вот эти не те, другие…
Последние две пачки ощущались иначе, чем первые. Они казались совершенно обычными. Чтобы убедиться в этом, он даже их вскрыл и высыпал на ладонь. Совершенно точно, никаких необычных ощущений при этом у него не возникло. Патроны, как патроны. Обычные, словом.
– Хм.
Ничего не понимая, Сурков снова стал разглядывать бумажную пачки и клейма на них. На первый взгляд, все они были совершенно одинаковыми, отличаясь лишь порядковыми номерами – длинной комбинацией цифр.
– А вот еще кое-что…
Тут его глаз «зацепился» за мелкую надпись на торце пачки – «весовщик № 9». А на пачке из «нормальной» кучки была другая надпись – «весовщица № 14».
– Получается, упаковывали разные люди…
Сурков подтянул к себе свою котомку, в которой, как он помнил, осталась смятая пустая коробка от патронов. На прошлой неделе сам ее туда положил.
– И здесь весовщик № 9.
Выходило, что все особенные патроны упаковывал весовщик под номером 9. Что же это за работник такой особенный? Его прямо зуд охватил. Сейчас бы выяснить, поговорить с ним.
В этот момент со стороны немцев начали раздаваться характерные хлопки, а потом и протяжный свист. Начала работать немецкая минометная батарея, которая во время предыдущей атаки у них много крови попила.
– Вот же, черти! – выругался сержант, пригибая голову. – Все у них по часам – ровно в час дня пулять минами начинают. Одно слово, немчура… Значит, скоро опять в атаку пойдут. Мишаня, готов? Чего скалишься?
А тот, и правда, улыбался, как ненормальный. Вжался в стенку окопа, винтовку прижал к себе так, что не отнимешь. Ждал, выходит.
– Лыбишься, значит, не страшно, – буркнул старшина, тяжело опускаясь на землю рядом. Немцы все равно будут дисциплинированно ждать конца минометного обстрела, и только потом начнут атаку. – Ты, Миша, главное немца выцеливай, как пойдет. О, вот и мины падать перестали. Значит, скоро нужно ждать гостей. Ну, подымаемся.
Отряхнувшись от земли, встали к брустверу. Сержант долго всматривался в сторону врага, пока, наконец, не взялся за оружие. Сурков уже давно в прицел смотрел.
С тыла раздался голос командира роты – приказывал готовиться к отражению вражеской атаки.
– Смотри-ка, научили мы немца, как нужно в атаку ходить. А то взяли моду, как на параде маршировать, – бухтел негромко сержант, время от времени косясь в сторону своего молодого товарища. – Ничего, ничего, мы вас всех в землю уложим. Каждый получит свои законный два метра землицы.
Издалека послышался шум моторов, который сложно было с чем-то спутать. Почти сразу же с нашей стороны ударили орудия. Первые пристрелочные выстрелы ушли в молоко, с хорошим недолетом.
– Чего же вы мажете, собаки? – возмущался сержант. Его усы аж торчком встали возмущения. Он развернулся в сторону батарее и несколько раз с силой тряхнул костлявым кулаком. – Мало вас гоняют. Я бы как сидоров коз…
В этот момент один из танков, пробиравшийся по склону оврага, получил попадание прямо в башню. Было прекрасно видно, как со снопом искр снаряд срикошетил и ушел в сторону.
– Нет, Мишаня, ты погляди на это⁈ Они там, говняными шариками что ли стреляют⁈ Ми… – сержант оглянулся на товарища и чуть не поперхнулся.
Парень застыл в напряженной позе, больше напоминая каменную статую, чем живого человека. Животом прижался к стенке окопа, левый локоть уперся в землю, приклад винтовки плотно зажат правой рукой, а палец застыл на спусковом крючке.
Ба-ах! Раздался громкий выстрел!
Сержант тут же повернулся в сторону поля, чтобы увидеть, кто же на этот раз оказался жертвой.
– В кого же интерес…
И тут раздался оглушительный взрыв! Тот самый немецкий танк, что пытался незамеченным проскочить по краю оврага, вдруг вспух огнем! Рвануло так, что его башня сорвалась с места и, кувыркаясь, улетела за овраг. Над советскими окопами сразу же грянуло дружное «ура».
– Вот же, б…ь! – схватился за голову старик, никак не ожидавший увидеть такое. – Мишка, ты что ли его так? Боекомплект, похоже, рванул.
Но Сурков молчал, продолжая выцеливать врага.
– Вот тебе и Мишка, танк подбил из вин…
Не давая сержанту договорить, раздался новый взрыв. На этот раз взорвался танк, что «полз» на левом фланге. Только его башня отлетела назад и, по случайности, попала прямо в бронетранспортер, ехавший позади. От сильного удара броневик перевернулся, давя солдат в кузове и на земле.
– Мать честная, – сержант схватился за сердце. – Еще один танк подбил! Как же так? Ми…
– Отставить! – позади него, словно черт из табакерки, появился сияющий, как новенький пятак, комбат. – Товарищ сержант… Семеныч, не мешай бойцу, пусть свое дело делает, как знает. Рядовой Сурков так держать! К ногтю всех этих гадов!
Сурков, по-прежнему, молчал, не говоря ни слова. Сейчас он особенно казался продолжением своей винтовки.
Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Один за другим он выпустил все пять пуль!
– Броневик горит! Б…ь, еще один танк! – орал счастливый комбат, не отрывая глаз от окуляров бинокля. – Еще танк!
А парень вел огонь, как отлично смазанный механизм. Ритмично дергал за спусковой курок, заряжал винтовку, снова отстреливал магазин, опять заряжал, и так на новый круг. Патронная сумка рядом с ним пустела невиданными темпами. На поле один за другим падали немецкие солдаты, взрывались бронетранспортеры и танки. В окопах, не переставая, гремело «ура», бойцы подбрасывали вверх пилотки, шапки. Комбат за спиной Суркова уже не даже не кричал от радости, а просто хрипел.
Наконец, немец дрогнул и начал пятиться. Слишком большими были потери: больше десятка танков, шесть бронетранспортеров, почти две сотни солдат и два десятка младших офицеров.
Едва немцы отошли в тыл, как в небе «завыли» немецкие бомбардировщики. С воем двигателей и орущими сиренами, воздушные машины пикировали на советские позиции, поливая их огнем пулеметов, забрасывая бомбами. Изломанная линия траншей покрылась взрывами, небо затянулось черным дымом от горящих грузовиков.
– Все в укрытия! – орал комбат. – Живо, вашу мать!
– Всем спрятаться в укрытия! – повторяли приказ командиры рот и взводов. – Быстрее, быстрее!
… Сержант взвалил на себя раненного Суркова и потащил его в сторону землянки.
– Терпи, паря, терпи, – бормотал он, то ли себе, то ли товарищу на его спине. – Скоро будем на месте… Чего ты там все бормочешь? Взял я твою винтовку, взял. Не это? А что? Ты скажи, что нужно?
– … Найди… Найди его…
– Вот же неугомонный? Кого тебе найти-то? Фельдшера что ли? Так в землянке он.
– Найди… весовщика. Слышишь? Весовщика найди.
