Текст книги "Мара"

Автор книги: Руфь Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Ты можешь спать надо мной, – сказала она. – Надеюсь, ты не храпишь?

Мара покачала головой, и девушка хихикнула:

– Не обращай внимания на этих дур. Ты умеешь шить? А то у нас, конечно, есть костюмерша, но нам приходится порой самим чинить одежду – у нее на артистов-то времени не хватает.

– Артистов? А разве мы не артисты?

– Нет, милая, трясти задом в цирке – еще не значит быть артистом. Эта профессия по-другому называется. Хотя, знаешь, это все равно лучше, чем подавать пиво в баре. Именно этим я и занималась, пока не познакомилась с Сэмми Джеком. Он играет в оркестре на саксофоне. Сэмми рассказал мне о цирке, и с тех пор я здесь. А зимой я подрабатываю в Тампе, в «Золотой лихорадке».

Мара посмотрела на нее непонимающим взглядом.

– Ты, как я погляжу, еще совсем зеленая. Типичная первомайская девчонка, – усмехнулась девушка. – Тебе придется освоить язык цирка. А «Золотая лихорадка» – это что-то вроде танцплощадки. Клиенты приходят потанцевать с девушками, понимаешь? Очень тяжелая работа: все время на ногах. Поэтому я каждую весну сбегаю оттуда в цирк. – Она улыбнулась Маре: – А ты откуда?

Мара колебалась, не зная, говорить правду или соврать.

– Я танцевала в «Эликсир-шоу». Друг моих хозяев по имени Чарли пригласил меня сюда. Он работает здесь антрепренером.

– А… это, должно быть, Чарли Скур. Заклинаю тебя, не связывайся с этим проходимцем. Во-первых, он никакой не антрепренер: он всего-навсего расклеивает афиши… Слушай, а как тебя зовут? Старуха нам не сказала.

Мара хотела было назваться Розой, но передумала. Это же только у цыган бывает два имени – одно для себя, другое для незнакомых, но она-то теперь гаджо.

– Мара.

– Какое миленькое имя! Оно ирландское, да? Мара, а как дальше?

– Просто Мара.

Девушка, как ни странно, нисколько не удивилась.

– А я Салли, – сказала она с улыбкой. – Салли Гармиш.

Весь остаток дня Мара провела, разучивая под руководством Салли различные элементы танцев. Это оказалось не очень сложным: уметь плавно поворачиваться, дрыгать ногой, покачивать бедрами. Всем этим Мара должна была в совершенстве овладеть к воскресенью, когда состоится первое представление. Когда Салли ушла ужинать, Мара тренировалась сама.

Потом она купила сосиску в тесте и бутылку лимонада у разносчицы и отправилась в, полуразвалившийся деревянный барак, который Салли называла «спальней». Она залезла на отведенную ей верхнюю полку и, свесив ноги, принялась уплетать сосиску, заливая ее лимонадом. Украденную у мистера Сэма булочку Мара решила оставить на завтрак. Потом она разделась, легла и накрылась грубым одеялом цвета хаки. Хотя она безумно устала и не прочь была бы еще поесть, тем не менее была вполне довольна жизнью. Пусть, как выразилась Салли, «трясти задом – еще не значит быть артистом», но все же Мару взяли на работу в настоящий цирк! И она уже завтра начнет искать человека, который научит ее летать под куполом.

На следующее утро Мару разбудили женские голоса. Убедившись, что никто не смотрит в ее сторону, Мара слезла с полки и оделась: она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, какое у нее драное белье, хотя Мара тщательно пыталась себе внушить, будто ей абсолютно все равно, что они о ней подумают. В конце концов, они тоже не производят сногсшибательного впечатления. Единственное, о чем они говорили, так это о мужчинах и развлечениях.

Она была рада, что Салли добровольно вызвалась ее опекать и познакомить с труппой. Большинство циркачей вели себя добродушно, дружелюбно, и все же они отнеслись к Маре несколько настороженно: она ведь была чужой. Очень скоро Мара заметила и еще одну вещь: мужчины считали танцовщиц особами легкомысленными.

Она поняла это по тем заинтересованным взглядам, которыми каждый из них смеривал ее при знакомстве. Что касается Салли, то та сразу честно призналась своей новой подруге, что «дружит» с Сэмми Джеком, саксофонистом.

– Я думала, нам нельзя общаться с мужчинами, – заметила Мара.

– Руби ничего об этом не знает, и мистер Сэм тоже, – лукаво сказала Салли. – У большинства наших девочек есть дружки, – она многозначительно взглянула на Мару. – Сэмми Джек отличный парень, и потом – он исправно мне платит.

Мара вздрогнула. Нет, как бы жизнь ни припекла ее, она никогда никому не отдастся за деньги – кроме того, ей меньше всего хотелось попасться на этом и вылететь отсюда. Поэтому когда в тот же день этот самый Сэмми Джек полез к ней с «предложением», Мара вежливо объяснила, что ему не удастся ее «снять».

– Подумай, прежде чем отказываться, – сказал саксофонист, нахмурившись.

– А я говорю, что у тебя не получится меня снять, – отрезала Мара. На нее не произвели ни малейшего впечатления ни его желтые кожаные ботинки, ни кольцо на мизинце; и грозного взгляда саксофониста Мара тоже не испугалась.

– Ну, берегись у меня. Если будешь продолжать в том же духе, недолго здесь задержишься.

И он ушел, а Мара осталась репетировать. Она нисколько не жалела, что отшила его, но, может, не стоило употреблять слово «снять»? Берти как-то объяснила Маре, что оно значит, но сказала, что оно не слишком приличное. Мара вздохнула. Скольких вещей она еще не знает! Нужно будет поскорее во всем разобраться.

– Я понимаю, что это не мое дело, – раздался глухой мужской голос, – но, по-моему, тому парню дали от ворот поворот.

Мара обернулась. На нее снизу вверх смотрел мужчина удивительно маленького роста, почти лилипут. Он стоял, опираясь на трость с медным набалдашником, и улыбался широкой обаятельной улыбкой.

– Лорд Джоко, – представился он, кланяясь. – Ваш покорный слуга. То есть, может, и не очень покорный, но слуга.

Мара смотрела на него широко раскрытыми глазами. Человек был одет точь-в-точь как английский лорд, о котором Маре рассказывала в детстве мать. Серый костюм, безупречно чистая рубашка с накрахмаленным воротничком, широкий шелковый галстук… Он совершенно не вписывался в солнечный пейзаж Флориды. И говор у него был какой-то странный: не такой «не-разбери-поймешь», как у рабочих, не с таким акцентом, как у людей с Востока, но и не такой мягко-монотонный, как у жителей центральных штатов.

– А меня зовут Мара.

– Я знаю. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Ты цыганка?

У Мары перехватило дыхание.

– С чего вы взяли?

– У тебя цыганский акцент. Я бы сказал, что ты, наверное, из английских цыган. Я хорошо разбираюсь в акцентах, у меня у самого он есть. Да ты не волнуйся. Это будет нашим секретом. Я храню много чужих тайн.

Мара не знала, стоит доверять этому человеку или нет. Как он догадался, что она цыганка? Мара не верила, что по акценту. Что ж, даже хорошо, что он догадался, – Маре будет наука, она постарается вести себя осторожнее.

– Пора обедать, – сказал он. – Пойдешь со мной в столовую?

– Разве танцовщицам можно есть с другими артистами?

– Можно – по приглашению. Кстати, где ты до сих пор питалась? Ты ведь здесь со вчерашнего утра.

– Я купила у разносчицы воду и бутерброд.

– О Боже! – вздохнул он. – Да ведь это запрещено! У нее могут покупать еду только зрители.

Он показал ей на большой шатер:

– Видишь флажок над столовой? Пойдем-ка поглядим, что там сегодня в меню.

И Мара пошла вслед за ним в столовую, стараясь делать такие же маленькие шажки, как и он. Она с интересом слушала рассказ о том, что этот человек работает в Брадфорд-цирке уже десять лет. Он с особой гордостью сообщил ей, что выступает не как «один из десятка», а со своим собственным номером. И заметно расстроился, когда Мара призналась, что никогда не слышала о «знаменитом каскадеДжоко».

Когда они подошли к столовой, Джоко вынул из кармана два талончика и отдал их человеку, стоявшему у входа.

– Один за Лорда, а другой за юную леди, – сказал он с достоинством.

– Как вы галантны, Лорд Джоко! – Человек расхохотался, оскалив зубы.

Они вошли и уселись за длинный узкий стол.

– Вы английский лорд? – спросила Мара у Джоко.

– Конечно. В данный момент точно такой же, как ты испанка, арабка… или кем ты там себя называешь? Я лорд – и согласен, чтобы ты была моей леди.

Мара не стала переспрашивать, что он имеет в виду. Слишком много эти люди говорили непонятных вещей, чтобы все сразу уложилось в голове. Если они заметят, что она чего-то недопонимает, они еще, чего доброго, начнут этим пользоваться. Но Джоко пристально смотрел на нее и ждал ответа.

– Я не говорю «навсегда». На время, – объяснил он, вздохнув. – До тех пор, когда ты станешь большой и умной или… – Он передернул плечами. – Будет очень жаль, если ты быстро повзрослеешь. Я просто обязан взять тебя под свою опеку и проследить, чтобы этого не произошло.

– Спасибо, я сама о себе позабочусь, – отрезала Мара, наконец поняв смысл его слов.

Официант, негр средних лет, подошел к ним принять заказ.

– Как он вежливо с вами разговаривает! – заметила Мара, когда негр ушел.

– Да, к нам, аномалам, относятся хорошо, потому что мы приносим немалый доход. Хотя нас немного стесняются и из-за этого кормят за полчаса до того, как повар поднимет флаг. Но с тех пор, как я стал звездой, я считаюсь артистом и ем вместе со своими собратьями.

Он кивнул на соседний стол, за которым сидели несколько мужчин. Все они были разного возраста, роста и габаритов, но их объединял веселый шумный разговор.

– Ты, дитя мое, не артистка, и поэтому, как правило, не сможешь есть вместе с нами. Я говорю тебе это заранее, чтобы ты потом не переживала. Девочки из танцевальной группы едят в этой же палатке, но в другой ее части. Надеюсь, я не обидел тебя?

– Нет, нисколько. Я хочу поскорее стать собой… своей, – честно сказала Мара. Джоко почему-то рассмеялся.

– А разве Руби не сказала тебе, что у вас вычитают из жалованья за еду? – спросил он. – Она должна была дать тебе талоны на питание, когда нанимала на работу. Вроде тех, что я подал у входа.

– Да, но она назвала их дукатами, – ответила Мара и добавила смущенно: – Вот я и не знала, для чего они.

Джоко покачал головой.

– Тебе и впрямь нужно осваиваться. И чем скорее, тем лучше. – Он принялся за пикули. – Что привело тебя в цирк? Ты что, хочешь стать артисткой, звездой? Ты мечтаешь носиться по арене верхом на лошади или, может быть, делать кульбиты? Ты хочешь иметь здоровое тело, славу, успех, любовь зрителей?

Покончив с пикулями, он вытер руки салфеткой.

– Ты думаешь, у тебя это получится? Как бы не так! Тот, кто начал трясти бедрами, – конченый человек. Или, может, тебе просто нужны ночлег, еда и немного денег на безделушки?

Мара хотела было сказать ему в ответ тоже что-нибудь очень обидное, но пробормотала только:

– Я хочу стать воздушной гимнасткой. Хочу быть известной. Хочу летать на качелях.

– Неужели? – Джоко хмуро посмотрел на нее. – Ну что ж, не ты первая, не ты последняя. Сотни людей идут в цирк, мечтая о славе, а что получается? А… Одно расстройство.

– Но я же хочу учиться! – перебила она его. – Только вот учителя у меня пока нет.

– Большинство гимнастов учатся у своих родителей – и в этом их преимущество. Тебе уже слишком много лет, чтобы начать заниматься гимнастикой. Ты, кстати, уверена, что не боишься высоты?

– Уверена, – твердо сказала Мара, хотя никогда раньше над этим не задумывалась.

– Что ж, это плюс. Но где найти человека, который согласится тебя учить? Большинство наших гимнастов женаты.

– Какое это может иметь отношение…?

– Да такое, что ты хорошенькая, малышка. Жены не потерпят, если их мужья станут репетировать с такой симпатягой, как ты. Единственный у нас неженатый воздушный гимнаст Лео Муэллер, но его нелегко будет уговорить. Даже обладая улыбкой Мэри Пикфорд.

– А кто он, Лео Муэллер?

– А вон он идет, наш любвеобильный холостяк.

Он показал Маре на высокого брюнета, и Маара узнала в нем того человека, у которого она спрашивала, как найти мистера Сэма.

– Ах это тот самый! – пробормотала она.

– Ты с ним уже встречалась? – насторожился Лео.

– Да, он показал мне Голубой фургон, когда я только пришла сюда.

– Не рассчитывай, что он согласится тебя учить. У него к женщинам только один интерес. Он перешел к нам из «Барнум энд Бэйли». Должен признать, что он безусловно талантлив – многие цирки приглашают его. К тому же он работает сольный номер.

– Но я тоже хочу сольный номер!

– Ах ты глупышка, да ты ведь вообще ничего не умеешь!

– Я способная, – заявила Мара. – Я научусь.

Джоко расхохотался до слез. Мара нахмурилась.

– Извини, – пробормотал он. – Ты меня просто поражаешь! Не обижайся, но будет лучше, если ты не станешь здесь всем объяснять, какая ты способная.

Он начал рассказывать какой-то анекдот про клоунов, но Мара почти не слушала его: все ее внимание было приковано к Лео Муэллеру. Он, должно быть, почувствовал, что она не сводит с него глаз, и, обернувшись, пристально посмотрел на нее. Мару охватила дрожь. Неудивительно, что он холостяк: он напоминал ей змею-медянку – красивую, но опасную. Какая женщина не побоится остаться с ним наедине?

– А у Лео есть женщина? – спросила Мара неожиданно для самой себя, прервав болтовню Джоко.

– Целая гроздь! Ложись – вставай – и до свидания, милая. Он бабник еще хуже, чем Сэмми Джек. Но никто не может его приструнить. Даже мистер Сэм. Он смотрит на все похождения Лео сквозь пальцы. Говорят, до того, как прийти к нам, Лео зарезал какого-то парня – то ли в Канаде, то ли в Нью-Йорке. Они подрались из-за женщины… Что касается меня, то и я люблю женщин; они меня, впрочем, тоже любят.

Мара не сдержала улыбки, но взгляд ее был все еще прикован к Лео Муэллеру. Значит, у него куча женщин и ни одной постоянной – легче от этого или тяжелее?

Лео тем временем поднялся и вышел из столовой. И Мара заметила, что за весь обед он не перекинулся ни с кем ни единым словом.

Слушая вполуха Джоко, Мара разрабатывала стратегический план. Если верить лилипуту, у Лео предостаточно женщин, и такая плата его, понятное дело, не устроит. Наверняка ему нужны деньги. У нее есть немного – те, что дала Берти; кроме того, она скоро начнет получать жалованье. Нужно будет при первой же возможности поговорить с ним, спросить, не согласится ли он учить ее за деньги. Уговаривать она умела!

– Лео прекрасный артист, поэтому он и выступает с сольным номером, – сказал Джоко. – Он вообще делает что хочет, никому не показывает раньше времени новые трюки, даже мистеру Сэму.

Он посмотрел на Мару, и в его глубоко посаженные глаза закралось беспокойство.

– Он у нас прима. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет, не очень.

– Ты ведь собираешься попросить его давать тебе уроки?

Мара не стала этого отрицать.

– Он ведь может ответить «нет», если не захочет, – сказала она. – Почему он должен разозлиться, если я его попрошу?

Джоко вздохнул:

– Я чувствую, что ты все уже решила… Но будь осторожна. У этого мужчины нет совести. К тому же он чрезвычайно обидчив. – Джоко улыбнулся. – Я говорю тебе это как друг. Мы ведь друзья, не так ли?

Мара посмотрела на него широко открытыми глазами. И ей внезапно захотелось быть откровенной с этим маленьким человечком, по-своему милым и добрым.

– У меня никогда раньше не было друга, – призналась она. – Я не знаю, как нужно вести себя с другом.

Улыбка исчезла с лица Джоко. Он внимательно смотрел на Мару, взвешивая ее слова.

– Я научу тебя, – сказал он. – Я очень хочу быть твоим другом, Мара.

8

На следующий день Мара сидела на деревянном сундучке – такой был у каждой танцовщицы – и чинила костюм, который ей выделила Мэй Мэйберри, костюмерша, как вдруг влетела Салли и плюхнулась на свою полку. Она выглядела бледной и уставшей, а под глазами темнели круги.

– Я прямо изнемогаю, – простонала она. – Эти последние ночи меня просто доконали.

Мара не знала, что ответить, и решила не отвечать ничего.

– Сэмми Джек спрашивал о тебе, – продолжала Салли. – Ты зря, Мара, он отличный парень. Он очень осторожен – можешь быть спокойна, не попадешься, – и деньги платит хорошие. За ночь – пятьдесят баксов. Учти, на ту мелочь, что мы получаем здесь, прожить нельзя. Мистер Сэм придерживает большую часть нашего жалованья до конца сезона. Он уверяет, что делает это в наших интересах – чтобы нам не пришлось голодать зимой. Но все это враки… тоже мне заботливый отец нашелся!

Мара молчала, и Салли добавила со вздохом:

– Ладно, надумаешь – скажешь.

– Я не думаю.

Салли не стала ее больше уговаривать и решила переменить тему:

– Где ты пропадала все утро?

– Я ходила в шатер репетировать.

– Да ты с ума сошла! Зачем гробить на это столько сил? Вот подожди, придет Первое мая, тогда еще навкалываешься. В сезон у нас бывает по четыре-пять выступлений в день, трехчасовой сон считается великим счастьем.

– Первое мая? – удивилась Мара. Сегодня за обедом в столовой царило особенное веселье, потому что было первое апреля, которое гаджоназывают «первое апреля – никому не верю». – А я считала, что турне начинается в последнюю неделю апреля…

– Точнее говоря, в последний день апреля. Но Первое мая – это просто первый день сезона. Неважно, какой это месяц – хоть март, хоть апрель, – Салли хитро ухмыльнулась. – А таких, как ты, называют первомайскими девчонками. И ты будешь так называться, пока не проколесишь по дорогам целый год.

– И тогда ко мне будут здесь лучше относиться? – хмуро спросила Мара.

Салли пожала плечами:

– Для всего нужно время. Столько народу в цирке приходит и уходит каждый сезон, что старики к этому привыкли и не особенно стараются всех запоминать. Кстати, цирковые семьи не особенно дружат между собой: артисты народ завистливый. Родители отдают дочерей замуж только за тех парней, которых можно удачно использовать в номере.

– Совсем как цыгане, – подумала вслух Мара.

– Как кто?

Мара слегка испугалась.

– Я слышала, что у цыган похожие порядки, – пробормотала она.

– А… Ну так вот. Тебе нужно еще поосмотреться. В цирке много такого, чего не встретишь ни в каком другом месте.

– Может, мне сходить посмотреть, как артисты репетируют? Говорят, Лео Муэллер готовит новый номер.

– Эй-эй! Мой тебе совет: держись подальше от Лео. К тому же он всегда репетирует в одиночестве и никого к себе не подпускает.

– А где он репетирует? – спросила Мара как бы между прочим.

– В круглом амбаре рано по утрам. Надеюсь, у тебя к нему нет… интереса? – Салли нахмурила брови. – Знаешь, как от него досталось Даниэль, французской наезднице, которая выступает с братьями Дунканами! Ее уже несколько раз видели всю в синяках. Впрочем, она, наверное, тоже не из робких, недаром у Лео исцарапана шея.

– У него есть женщина?

– У него всегда есть женщина. Но тебе нечего об этом даже и мечтать. Он спит только с артистками – такие, как мы, для него не существуют.

Она пошла за горячей водой, а Мара все штопала и обдумывала слова Салли насчет Лео. Закончив штопку, она примерила костюм. Он оказался, на ее взгляд, чересчур открытым: крошечная юбочка лишь слегка прикрывала бедра. Но вернувшаяся с ведром воды Салли одобрительно кивнула.

– Какая у тебя складная фигурка! Так ты, пожалуй, многих из нас забьешь…

Тут вошли еще две девушки. Они смерили Мару взглядом, но ничего не сказали, и она почувствовала себя неловко. Забравшись на свою полку, она мигом переоделась в обычный репетиционный костюм.

В тот же день был объявлен бесплатный «утренник», который цирк всегда устраивал для местных жителей перед началом турне. Маре предстояло впервые выйти на арену с остальной танцевальной группой. Руби заранее ее проинструктировала:

– Учти, зрители любят, чтобы было видно голое тело. Постарайся повыше закидывать ногу и посильнее трясти задницей. Но тоже не переусердствуй: мы ведь как-никак живем в библейском поясе, а потому все должно быть более или менее пристойно. Мы не можем позволить себе чересчур неприличных костюмов и слишком обнаженных ног. На представление могут явиться блюстители порядка, и если что не так, у нас будут неприятности.

В цирке Мару удивили две вещи. Во-первых, в зрительном зале сидели в основном одни мужчины – от мальчиков-подростков до седоусых стариков. И хотя зрители – это было заметно – так и норовили заглянуть танцовщицам под юбки, они не сквернословили и не отпускали никаких скользких шуточек. Вероятно, им вполне достаточно было того, что они видят. Второе, что удивило Мару, – это собственные ощущения. Как ни странно, ей очень нравилось танцевать. И вообще она была в восторге уже от одной мысли о том, что работает на сцене.

После первого короткого танца шпрехшталмейстер, толстый круглолицый Берт, представил девушек зрителям.

Когда дошла очередь Мары, он объявил:

– А эта маленькая леди недавно прибыла к нам из Франции. Те из вас, кто был там в прошлом сезоне, могли наблюдать ее выступление в Кафе де Пари. Не правда ли, она очаровательна? Прошу всех, кто со мной согласен, крикнуть «да»!

Зал взорвался оглушительным «да!», и Мара густо покраснела. Но когда начался следующий танец, она почувствовала, что все стеснение как рукой сняло. Хотя Руби и не требовала, чтобы она особенно выкладывалась, Мара старалась изо всех сил, и Берт лишний раз вызвал ее поклониться, а публика отблагодарила ее громкими аплодисментами.

– Ты что, решила без ног остаться? – язвительно спросила Салли. – Ну ничего, не волнуйся, вот начнется турне, и ты поймешь, что нельзя себя так вымучивать. Будет ведь по шесть выступлений в день!

В ту ночь Мара долго не могла уснуть. Она лежала и строила планы. Через месяц начнется турне, и тогда у нее уже не будет свободного времени. Так что нужно использовать последний шанс начать учиться акробатике, надо поскорее уговорить Лео.

На следующий день новоиспеченная циркачка проснулась вместе с солнцем, осторожно слезла с верхней полки, нацепила трико для репетиций и поспешила в круглый амбар.

Цирк спал, над столовой еще не подняли флажок, а кругом стояла тишина. Но когда Мара подошла к круглому амбару – как и все остальные постройки на цирковом «зимовье», он был старый, но подремонтированный, – она поняла по доносившимся оттуда звукам, что Лео уже там.

Она тихонько проскользнула внутрь. Здесь было значительно теплее; стоял характерный для Флориды запах плесени, а еще пахло матами и потом. Спрятавшись в тень, она затаилась.

Тусклый свет зари проникал сквозь узкие окна под потолком, и Мара могла различить фигуру Лео, который упражнялся в воздухе, держась руками за кольца. Казалось, его тело не имеет веса, так легки были его движения. У Мары захватило дыхание от страха – и восхищения. Неужели этот человек может быть плохим и жестоким? Или все в цирке заблуждаются относительно Лео Муэллера?

После серии упражнений с одной рукой на трапеции Лео закинул ногу на перекладину, чтобы отдохнуть. Его лицо блестело от пота – видно, он и впрямь устал. В своем черном облегающем трико он был строен и гибок как кошка. И Мара подумала: «Пусть Джоко плохо о нем отзывался, но мне-то что до этого?»

– Эй, ты! Какого черта тебе здесь нужно? – внезапно раздался его голос, и Мара поняла, что он ее заметил.

Она задрала голову и ответила улыбкой:

– Я пришла сюда репетировать. Нельзя?

Он посмотрел на нее как на идиотку и, соскользнув с трапеции, подошел к ней.

– Ты что, не знаешь? Нечего входить сюда, когда я здесь репетирую!

– Нет, не знаю… Никто не говорил мне об этом. Простите, пожалуйста, – пробормотала Мара, а затем отбарабанила заранее приготовленную речь: – Я знала, что у вас в последнее время плохое настроение, но не думала, что вас раздражает, когда кто-то приходит посмотреть на ваши репетиции. Я тогда пойду.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но он взял ее за плечо:

– Что ты имеешь в виду? Из-за чего это у меня плохое настроение?

– Ну, вроде как у вас неприятности с вашей подружкой… – Мара расчетливо прикусила губу.

Он стиснул ее плечо:

– Кто тебе это сказал?

– Так, девчонки болтали… Не помню, кто именно.

Пауза была столь продолжительной, что Мара не на шутку испугалась. Она судорожно облизнула губы, не осмеливаясь поднять глаза.

Когда наконец она решилась посмотреть на него, то увидела улыбку на его лице, но не дружелюбную, а какую-то странную.

– Зачем ты все-таки явилась? – спросил он, и Мара поняла, что уже чем-то себя выдала – то ли словом, то ли жестом. А поэтому врать не стала.

– Я хочу, чтобы вы научили меня воздушной гимнастике.

– И чем же ты собираешься мне платить? Мои уроки дорого стоят… – Его голос стал мурлыкающим.

– У меня есть деньги, – твердо сказала Мара.

– Ах ты маленькая врушка! Судя по твоему виду, у тебя ни цента за душой. – Он нагнулся к ней, и его горячее дыхание обожгло ей щеку. – Так чем же ты намерена мне платить? Кувырками на сене? С чего ты взяла, что меня это заинтересует? У меня полным-полно первоклассных женщин, а не таких дешевых девок, как ты.

Внезапный приступ ярости охватил Мару. Как он смеет называть ее дешевой девкой?! Кровь ударила ей в голову, и она влепила Лео пощечину. Разозленный, он дал ей затрещину в ответ и, схватив за шиворот, начал трясти точно слепого котенка. Мара отчаянно кусалась и царапалась, но вырваться ей не удавалось – его рука трясла ее все сильнее. Поняв, что сопротивление бесполезно, Мара склонила голову набок, делая вид, что теряет сознание.

– Эй! – зло крикнул Лео. – Кончай притворяться, что умираешь! – Но трясти ее, однако, перестал.

Мара оставалась неподвижной, надеясь в глубине души, что он не швырнет ее со всего размаха на землю. Она ждала, что он пощупает ей пульс или послушает сердце, но он вдруг больно ущипнул ее за грудь. Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Лео громко выругался.

Мара застонала и открыла глаза. Встретив его холодный взгляд, она поняла, что перехитрить его не удастся. Она моргала, стараясь подавить слезы. «Теперь все пропало, – подумала она. – Ах я дура, дура!»

– Ну, может, ты и не дешевая девка, – сказал он, и в его глазах промелькнула искорка лукавства. – Ладно, я согласен тебя учить. Конечно, не воздушной гимнастике – на это нужно дикое количество времени, но я смогу подготовить тебя так, чтобы уже через три недели ты смогла выступать с синхронными гимнастками. А потом мы с тобой рассчитаемся. Я сам решу как.

Мара остолбенела от удивления. Она знала, кто такие синхронные гимнастки. Это восемь девочек, которые одновременно выполняют на восьми канатах одни и те же упражнения. Но она не вполне поняла, что значила последняя фраза Лео.

– Что вы имеете в виду? Как я должна буду расплачиваться?

Он улыбнулся, хитро щуря глаза. На его щеке еще розовел след от ее пощечины.

– В этом-то и заключается вся азартность мероприятия. Может быть, я попрошу тебя отдать мне все твое жалованье, все до цента. Может, потребую только поцелуй. А может, я захочу чего-то большего, чем поцелуй. Ты азартна по натуре? А?

Мара смотрела на него, силясь понять, что же все-таки ему нужно. Понятно, что не ее тело. Она видела его в столовой с потрясающе красивой женщиной-артисткой. Тогда что же за игру он с ней затеял? Мара не знала. Но упустить такой шанс она не могла.

– Если будешь думать слишком долго, я тоже могу передумать, – предупредил Лео.

Мара была неглупа. Она чувствовала, что он не передумает. Ему нравилось, что она у него в руках. Но важно, какую плату он потребует… Мысль о близости с ним привела ее в ужас. Хотя, с другой стороны, она все равно уже не девственница… Можно и потерпеть. Но все же лучше было бы расплатиться деньгами.

– О'кей, – сказала она. – Но только знайте, если вы потребуете от меня не деньги, я согласна всего на один раз.

Он криво ухмыльнулся.

– Ладно, если мне понадобится именно это, одного раза с меня хватит.

Он нагнулся и поднял пиджак:

– Встретимся завтра, на этом самом месте, ровно в шесть часов утра. Ни минутой раньше и ни минутой позже. Я не хочу, чтобы ты подглядывала, как я репетирую. Понятно?

Мара кивнула. Слова застревали у нее в горле. Свершилось чудо – она будет учиться! Пусть придется тяжело, но что в этой жизни давалось ей легко? Зато когда Мара научится у Лео Муэллера всему, чему только возможно, и расплатится с ним, она уже на целую ступеньку приблизится к своей заветной мечте!