Текст книги "Мы встретились в декабре (ЛП)"
Автор книги: Рози Кертис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Алекс
20 ноября
Оказывается, не так-то просто найти жилье в Лондоне. Мы пытались в течение последнего месяца, но каждый раз, когда нам казалось, что нашли что-то по подходящей цене (дешевое) и нужного размера (в основном, не размером с коробку), кто-то приходил раньше нас с рекомендациями прошлых арендаторов и залогом. Это почти как работа на полный день – попытаться найти где жить, и мы все пытаемся совмещать работу в колледже, смены в агентстве и пребывание в одном и том же месте в одно и то же время. Но думаю, наконец-то мы это сделали.
Квартира в Стоквелле кажется крошечной по сравнению с Олбани-роуд. Мы в последний раз осматриваем ее, пока парень из агентства по сдаче жилья стоит в коридоре. Вся квартира размером примерно с кухню и столовую на Олбани-роуд. Из окон открывается вид на пейзаж – серый и удручающий. Я встряхиваюсь, напоминая себе, что хмурым ноябрьским днем льет дождь, и при таких обстоятельствах любое место выглядело бы несчастным.
– Все довольны? – агент по недвижимости делает что-то вроде шаркающего движения, кивая головой. На нем блестящий серый костюм, и от него пахнет дезодорантом «Линкс». Что напоминает мне школьные раздевалки.
– Ага, – я смотрю на парней, и мы все киваем.
– Отлично, – он протягивает руку. – Давайте пожмем руки. Мне нравится заключать сделки.
Мы все проходим через определенные процедуры. Я подавляю зевок, потому что устал после ночной смены.
– Если с вашими рекомендациями все будет в порядке, вы трое сможете заехать как раз перед Рождеством.
Мы планируем работать посменно, поэтому тот факт, что гостиная размером со шкаф, является незначительной деталью. Маловероятно, что мы когда-нибудь будем находиться в комнате одновременно.
Мы все стоим и наблюдаем, как парень из агентства, которому, вероятно, самое большее двадцать один год, бредет обратно к своей маленькой машине, на которой написано название агентства. Он уже разговаривает по телефону, договариваясь о следующей сделке. Садится в машину и уезжает, помахав нам на прощание.
Это не совсем Ноттинг-Хилл. Возвращаясь к метро, мы огибаем огромную кучу мусора, ожидающую сбора, и проходим мимо дома со сломанными перилами и половиной велосипеда, прикованного цепью к фонарному столбу снаружи. Из окна доносится музыка, и мужчина в жилете болтается внизу и кричит мальчику на велосипеде. Он делает круг, затем исчезает. Все это немного напоминает что-то из криминальной драмы, и я почти ожидаю, что появится флотилия полицейских машин с включенными синими мигалками, из которых выскочат полицейские и начнут окружать это место. Тем не менее, это максимум, что мы можем себе позволить. И, по крайней мере, я выхожу из своей нынешней ситуации с совместным проживанием. Жизнь в одном доме с Джесс только заставила меня осознать, что мы никак не сможем продолжать в том же духе, как раньше.
Мы идем по дороге в сторону Стоквелла. Некоторые части города теперь неузнаваемы, их облагородили, но пройдет совсем немного времени, и вы окажетесь на улицах, которые выглядят так, как выглядели десятилетиями. Потрепанные рекламные щиты магазинов и витрины, облепленные толстыми слоями рекламы и постерами, чередуются с металлическими ставнями, украшенными граффити и витиеватыми надписями, нанесенными аэрозольной краской. Мы проходим мимо букмекерской конторы, дверной проем которой уже украшен разноцветными гирляндами, и слышим громкие призывы «Шагни в Рождество». Сейчас еще даже не декабрь. Эта мысль заполняет мою голову, и слова застревают там, напоминая мне об этом времени в прошлом году, когда мы все переезжали на Олбани-роуд, а я все еще не мог забыть Элис. Кажется, что это было много световых лет назад. На днях она прислала мне электронное письмо, просто чтобы сообщить, что она снова сошлась с Полом, и что она надеется, что я не против этого. Я отправил ей ответ, пожелав им обоим всего наилучшего, и не шутил. Я рад, что она счастлива.
– Куда сейчас направишься? – спрашивает Абео, проверяя свой телефон, пока мы стоим на перекрестке, ожидая, когда переключится светофор. Мимо со стоном и грохотом проезжает грузовик для переработки отходов. По его приборной панели развешаны гирлянды, а на водителе красно-белая шапка Санты. У меня такое чувство, будто весь Лондон готов к Рождеству. Странно, что такое чувство, будто что-то внутри меня отключилось.
– Возвращаюсь к себе домой, – говорю я, мысленно поправляя себя: в свой старый дом. Мне придется привыкнуть к линии метро «Виктория» и найти себе другое кафе, где можно посидеть воскресным утром. Но без Джесс все будет по-другому. Я видел ее лишь мельком с тех пор, как она вернулась из Венеции – судя по всему, работа маниакальна, и она написала, что ей придется отложить прощальную прогулку, которую мы запланировали на воскресное утро. Я прикусываю губу. Думаю, она, вероятно, избегает меня, и в этом есть смысл. Вместо этого она, вероятно, проведет это время, свернувшись калачиком в постели Джеймса.
– Не унывай, приятель, – кричит банда парней в костюмах, пробегая мимо с мишурой на плечах, сбивая меня с ног. Похоже, кто-то клонировал нашего агента по недвижимости. Их около десяти, все в блестящих костюмах, но их галстуки ослаблены. Должно быть, они были на раннем рождественском корпоративе. Очень раннем. Один из них останавливается и вешает мне на голову свой кусок мишуры, крича: – Скоро Рождество, не кисни.
Боже, Лондон угнетающе жизнерадостен в это время года. Чувствую себя чертовым Гринчем. Я должен взять себя в руки и перестать хандрить. Я жалок.
Когда я возвращаюсь на Олбани-роуд, дом пуст. На коврике на крыльце куча почты – в основном хлам, ни одно из них не адресовано мне. Я складываю письма на комод и размышляю, стоит ли мне побеспокоиться о том, чтобы мою почту перенаправляли на новый адрес, или могу просто время от времени заглядывать и забирать ее. Это будет означать риск наткнуться на Джесс. А это и хорошо, и плохо.
С кухни, похоже, все, как обычно, выбежали в спешке. Кто-то оставил наполовину закрытой крышку на упаковке молока, и она упала набок, оставив на полке холодильника подтекающую лужицу. Поднимаю ее, вытираю беспорядок и с грохотом захлопываю холодильник. Он никогда не закрывается с первой попытки.
Наверху дверь в комнату Джесс открыта. Я на мгновение останавливаюсь возле ее комнаты, смотрю на неубранную постель, груду одежды на стуле рядом с кроватью и извивающиеся провода от фена и выпрямителя, запутавшиеся на ковре. И тут я замечаю, что лампочка выпрямителя светится зеленым – должно быть, она оставила его включенным в спешке, чтобы выйти за дверь и вовремя добраться до работы. Он балансирует на стопке бумаги – она всегда оставляет такие вещи валяться где попало, а я стою на пороге, размышляя, что делать. Странно ли зайти внутрь? Я не могу это проигнорировать. Решаю отправить сообщение в чат домашней группы. Там уже целую вечность стоит тишина.
Стою перед твоей дверью, Джесс, а ты не включила выпрямитель.
Черт возьми, Джесс [злой смайлик], – огрызается Бекки.
Извини, Джесс печатает, (я чувствую небольшой толчок чего-то. А потом качаю головой. Ради бога.) Ты сделала то же самое на днях, Бек. Можешь выключить его, Алекс? Спасииииибо х
Я осторожно подхожу и отключаю его. На краткий миг оглядываю вещи Джесс – ее постер «Когда Гарри встретил Салли» в рамке на стене и ее пушистое розовое пальто. В изножье кровати лежит полосатый шерстяной коврик, а на прикроватном столике покачивается стопка книг. Выхожу из комнаты, понимая, что, вероятно, это был последний раз, когда я здесь нахожусь. Все кажется окончательным.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Алекс
18 декабря
До Рождества осталась неделя, а мне нужно готовиться к экзаменам в конце семестра. Перспектива лежать в постели и слушать Джесс вместе с Джеймсом не совсем привлекательна. Я решаю, что с таким же успехом могу вернуться домой, повидаться с мамой, выполнить какую-нибудь работу по дому и насладиться едой, которую мне не придется готовить самому, до начала следующего семестра. Собираю свои конспекты и учебники и запихиваю их в дорожную сумку вместе с кучей футболок, джинсов и прочего барахла. Я отправляю сообщение маме, чтобы убедиться, что она не против моего внезапного приезда. Она не отвечает. Думаю, учитывая прошлый опыт, она, вероятно, не будет против, и я закрываю за собой дверь Олбани-роуд.
Всегда забываю, как пышно празднуется Рождество в Кентербери. Рыночные прилавки ломятся от лебкухена (прим. традиционные пряники из франконо-баварского города Нюрнберга) с ароматом корицы и раскрашенных деревянных игрушек. Пабы забиты людьми в полосатых бретонских топах и пляжных туфлях, которые потягивают глинтвейн и неторопливо обедают. Университет закрылся на конец семестра, но здесь по-прежнему полно студентов. А моя мама дома, где она выложилась по полной с огромной восьмифутовой елкой, украшенной со вкусом подобранными серебряными безделушками. У нее полный дом гостей с ее художественного класса.
– Так приятно, что ты здесь, дорогой, – говорит она, закрывая за мной дверь, затем притягивает меня к себе, чтобы обнять. Кухня битком набита людьми, которые, кажется, знают, кто я такой. Я тронут тем, что она, возможно, наконец-то осознала мою идею ухода за больными, и с гордостью рассказывает всем, что да, это Алекс, и да, он тот, кто переучивается на медбрата. Это мило, хотя и немного ошеломляет. В конце концов, я сбегаю наверх. Мел пишет, чтобы проверить, что я здесь выживу.
Я отвечаю, что теперь она мне должна. И не раз.
20 декабря
Не успевает и недели пройти, как все становится невыносимым. Я не давал никаких обещаний о том, что останусь здесь на все праздники из-за работы. У мамы уже есть планы провести все Рождество, помогая в бесплатной столовой в городе, так что я не должен чувствовать себя виноватым из-за того, что бросил ее в этом году и оставил одну. Она, кажется, довольно спокойно относится к этому.
– Ты всегда мог бы остаться здесь на Рождество, дорогой, – говорит она, стоя в дверях и наблюдая, как я запихиваю вещи обратно в дорожную сумку. – Я ведь вернусь к шести. Или ты мог бы прийти и помочь нам. Может, им понадобится запасной медбрат.
Я качаю головой:
– Все в порядке, честно. Мне нужно пойти и как следует попрощаться с ребятами в доме и освоиться на новом месте.
– А что насчет Рождества? – она выглядела обеспокоенной. – Мне неприятно думать о том, что ты сидишь там в одиночестве, когда здесь есть отличная кровать. И в День подарков ко мне придет компания из Бридж-клуба на фуршет.
– Я не буду один, честно.
Понятия не имею, будет ли кто-нибудь поблизости на Рождество. Я наполовину подумываю, что мог бы просто подработать через агентство и подзаработать немного денег до начала семестра. Благодаря смехотворно низкой арендной плате Бекки мне удалось сохранить приличную часть моих резервных сбережений, но как только я перееду, они начнут быстро таять. Если я буду работать все праздники, у меня не только появится приличная сумма денег, но и мне удастся избежать каких-либо неловких встреч с Джесс и Джеймсом. Отличный бонус. Я гений.
Я возвращаюсь домой, ну, пока это мой дом, на Олбани-роуд и ухитряюсь потратить время до Рождества на работу и перебором вещей. Роб работает допоздна, Эммы нигде не видно, думаю, потому, что мы оба немного избегаем друг друга, а Бекки уехала в поездку на север повидаться с родителями, так что возникает странное ощущение напряженности.
Когда я добираюсь до своей комнаты, мне звонят и сообщают, что Абео, Оли и я прошли проверку домовладельца без происшествий. Все кажется немного странным и окончательным. Нам лишь нужно разобраться с арендованным фургоном, чтобы мы смогли переехать за три дня до Рождества, а затем заскочить в «ИКЕЮ» и купить все самое необходимое. То, что я считал само собой разумеющимся, живя у Бекки, заключалось в том, что дом был полностью меблирован, со всем, что оставили здесь ее бабушка с дедушкой. Нам не пришлось покупать ничего, кроме консервного ножа. Думаю, на Олбани-роуд я многое воспринимал как должное.
Джесс
Рождественский рабочий ланч, по-видимому, легендарен. Приходят все, бронируют целый ресторан и занимают его на вторую половину дня. Но я просто не в настроении. Когда я убегаю в туалет, мимо проходит официант, предлагая мне что-то вроде причудливого на вид канапе. Я качаю головой и запираюсь в кабинке, присаживаясь на краешек туалета. Из динамиков звучит музыка Элтона Джона, а я слушаю, как входят две женщины из редакции, болтающие об авторе, с которым они кошмарно работали. Я сижу, молчаливая и терпеливая, а они моют руки, заново подкрашивают губы и уходят, все еще ворча о том, как поздно он сдал свою последнюю рукопись и как это испортило все планы на следующую весну.
Как только убеждаюсь, что все тихо, я выхожу из кабинки и мою руки и лицо, глядя на себя в зеркало. Я выгляжу усталой и немного несчастной. Сегодня Рождество, я живу в Лондоне, и ведь это все, о чем я когда-либо мечтала. Думаю об этом времени в прошлом году и о том, как у меня кружилась голова от волнения, были широко раскрыты глаза, я была готова впитывать все в себя. Прямо сейчас я бы хотела просто улизнуть куда-нибудь и отдохнуть. Наверное, это лишь усталость к концу года, говорю я себе, расправляя плечи и глядя на себя в зеркало. Наношу еще один слой красной помады в качестве защитного барьера.
Я спускаюсь обратно по лестнице и склоняюсь над плечом Джав, на которой надета фиолетовая рождественская корона.
– Мне немного нехорошо, – тихо говорю я. – Не хочу большой суеты, поэтому просто собираюсь улизнуть, пока они не подали пудинг. Дашь людям знать, если они спросят?
Она кивает, помахивая бокалом просекко в руке:
– Уверена, что тебе просто не нужен еще бокальчик?
– Определенно нет, – я качаю головой.
Как только выхожу на свежий воздух, я чувствую себя более по-человечески. Я сверяюсь с картой в телефоне, чтобы убедиться, что иду в правильном направлении, и решаю, что отправлюсь домой через Гайд-парк.
Силуэты голых деревьев вырисовываются на фоне серебристо-серого неба. Мимо пробегают собаки, их владельцы несут длинные пластиковые метатели мячей и тепло одеты защищаясь от декабрьского холода. Я в платье, усыпанном крошечными рождественскими звездочками, поверх которого накинуто большое красное пальто. Сменила рабочую обувь на кроссовки, неся их в рюкзаке за плечами. Наблюдаю за проходящей мимо парой – его рука обнимает ее за талию, и я чувствую укол вины. Софи говорит, что у Джеймса все хорошо на работе, но я все еще думаю, следовало ли мне подвести его к разрыву помягче. Но я думаю о бабушке Бет и о том, как она сказала мне помнить, что у меня лишь одна жизнь и что я должна расстаться с ней оставив позади как можно меньше сожалений. Забавно, но как бы сильно он ни нравился маме и бабуле Бет, я его не любила – я имею в виду, он мне нравился, и с ним я чувствовала себя в безопасности, и все такое прочее… но я определенно его не любила. А быть вместе с неподходящим человеком было бы в миллион раз хуже, чем быть одинокой.
Я прохожу мимо стойки проката велосипедов, где мы с Алексом брали велосипеды во время одной из наших первых совместных вылазок. Я чувствую, что он избегает меня, но когда я попыталась поднять этот вопрос с Бекки, стараясь, чтобы это прозвучало как можно непринужденнее, она лишь издала ни к чему не обязывающий звук о том, что он возвращается учиться к своей маме.
– К нам кое-кто придет взглянуть на комнату, – напомнила она мне тем утром за завтраком. Я в замешательстве подняла глаза.
– А что насчет девушки, которую знает Эмма?
– Ммм, – сказала Бекки с сомнением. – Дэн – мой друг по работе. Он расстался со своим парнем и живет на диване у друга. Я оказываю ему услугу. И после всего этого, – она подняла глаза к потолку и покачала пальцем взад-вперед, указывая в направлении комнат Алекса и Эммы, – ну, после всей этой ситуации, думаю, мы хотим минимального драматизма, не так ли?
Мои глаза расширились от удивления, и Эмма встретила мой взгляд понимающим взглядом. Я понятия не имела, что она знала о том, что происходит.
Останавливаюсь, чтобы присесть на скамейку. Мое дыхание клубами поднимается в морозный воздух. Мимо проходит семья, дети тащат палки, родители сгибаются пополам от смеха над их выходками. Ловлю себя на мысли, что хочу именно такую семью. И тут меня осеняет. Почти Рождество, а я здесь, одна, в Лондоне. У меня никого нет. Насколько я могу судить, в издательствах полно женщин и геев, так что шанса встретить кого-нибудь на работе практически нет, и ничто на этой планете не убедит меня снова попробовать онлайн-знакомства.
Мне придется провести остаток своей жизни в одиночестве. Может быть, я заведу кошек. Или собаку. Вот только я никогда не смогу позволить себе купить жилье. Я испускаю тяжелый, порывистый вздох. Может, мне стоит просто бросить все это и вернуться в Борнмут. Если бы я вернулась в маркетинг, то могла бы найти приличную работу и скопить задаток. Я могла бы даже, морщусь от такой перспективы, переехать к маме на некоторое время, пока коплю деньги.
Для этого мне нужно быть чертовски отчаявшейся. Я наблюдаю, как два лебедя грациозно кружат по пруду, и достаю свой телефон, чтобы сделать снимок, быстро редактирую его, а затем загружаю в «Инстаграм». Софи почти сразу же ставит лайк, и оставляет комментарий под ним:
Не похоже на вечеринку в издательстве.
Я набираю ответное личное сообщение:
Я сбежала. Не смогла этого выносить.
Чем ты сейчас занимаешься? Печатает Софи.
Направляюсь домой. Немного прогуляюсь и подумаю.
Звучит лучше, чем мой день, печатает она после минутной паузы. Последние четыре часа я провела на полу в ванной, обнимая унитаз. Это отвратительно.
Я смотрю на Кенсингтонский дворец, направляясь к Олбани-роуд, и думаю о герцогине Кембриджской и ее гиперемезисе гравидарум. Представьте, что вы вот так находитесь на виду у публики и просто хотите лечь на кафель в ванной и тихо умереть, но вместо этого вам приходится вставать, делать счастливое лицо и пожимать людям руки. Когда подхожу ближе, то понимаю, что перед оранжереей во дворце стоит огромная сосна, усеянная миллионом волшебных огоньков.
Уличный торговец в толстой шерстяной шапке и перчатках без пальцев продает горячие каштаны. Он предлагает их мне, я достаю немного денег и покупаю маленький пакетик, засовывая его в карман своего пальто. Они лежат там, согревая меня, пока я возвращаюсь на Олбани-роуд. Но что-то тянет мои ноги в другом направлении. Прохожу мимо магазинов, украшенных гирляндами, и покупаю экземпляр «Большого выпуска» у человека, который стоит у вокзала Квинсуэй. Звонит телефон, а я чуть не роняю его от удивления, когда вижу, что это мама.
– Привет, любимая, – говорит она, – не могу долго говорить, – она всегда так начинает разговор. Не знаю, почему она никогда не звонит, когда не занята, но, похоже, ей нравится жить своей жизнью, занятой до предела.
– Привет, – говорю я, держа телефон одной рукой и нажимая кнопку на светофоре другой. Маленькая девочка сердито смотрит на меня и снова нажимает на кнопку.
– Я должна была это сделать, не так ли, мамочка?
Смотрю на ее мать и делаю извиняющееся лицо. Она качает головой, смеясь:
– Это не проблема, правда, – говорит она, беря маленькую девочку за руку и толкая коляску через дорогу.
– Как там бабуля Бет? – я спрашиваю.
– Ох, с ней все в порядке, абсолютно в порядке. Я сказала ей, что вы с Джеймсом, возможно, приедете к ней на Рождество.
– Только я, – тихо отвечаю. Я прохожу мимо безумно дорогих домов с двойными фасадами и огромными настоящими рождественскими елками в эркере каждого окна.
– Ох, какая жалость, – говорит мама, и в ее голосе звучит неподдельное смятение. – А чем занят Джеймс?
– Не знаю.
– Что ты имеешь в виду? – снова пауза, и я почти слышу, как шумят шестеренки в ее мозгу. – О нет, Джесс. Он порвал с тобой?
Я фыркаю, надеюсь, она этого не слышит.
– Нет, мам, я порвала с ним, – говорю я.
– Ради всего святого. Почему?
Кажется, она абсолютно поражена. Ни за что на свете моя мать, которая вечно сама себе на уме, и которая мечтает найти хорошего, солидного, стабильного мужчину, на которого можно положиться, никогда не могла представить, что я закончу отношения с кем-то вроде Джеймса.
– Просто не думаю, что из этого что-то получится.
– Ты не уделила вашим отношениям достаточно времени, – категорично говорит она.
– Нет, я просто поняла, что на самом деле не любила его. Он милый, но нельзя просто так выходить замуж за милого парня, а это то, что я бы в конечном итоге сделала.
– Ох, Джесс, – снова повторяет она. – Что ты собираешься делать теперь?
– Не знаю, – говорю я, останавливаясь на окраине Маленькой Венеции и глядя на каналы. Предвечерний свет отражается на воде, и выглядит так, как будто кто-то пролил горшок с золотом, который плавает на поверхности воды, повсюду вспыхивая ослепительным мягким светом. Я хочу сделать снимок до того, как солнце скроется за зданиями на западе.
Это странно. Все создает атмосферу для моей новой гламурной жизни в Лондоне, а я подозреваю, что в конечном итоге придется разделить рождественский обед с бабулей Бет, Сирилом и моей мамой (если только ей не поступит предложение получше) в столовой бабушкиного дома престарелых.
Мы прощаемся и я вешаю трубку. Делаю несколько снимков и направляюсь в кафе, где мы с Алексом всегда любили посидеть и выпить кофе с брауни после прогулки. Сейчас половина третьего, а зимой оно закрывается в половине четвертого, как раз перед тем, как окончательно стемнеет.
– Привет, любовь моя, – говорит Лона, владелица. – Что тебе подать? И где Алекс?
Я пожимаю плечами:
– Вообще-то, я не уверена.
– Давненько вас не видела. Поссорились?
– Нет, – говорю я, беря чашку кофе и насыпая сахар. – Просто заняты работой и прочим. Ты знаешь, что Алекс переезжает на другой конец города?
Она задумчиво кивает:
– Он хороший парень.
– Так и есть, – соглашаюсь я. Но Бекки проболталась, что у них с Эммой все может наладиться, и все движется своим чередом. Думаю, может, и мне тоже пора переехать. Бекки никогда там не бывает, и, хотя мне нравится Роб, он не так часто бывает рядом. Кто бы ни подселился к нам, это будет странно. Я понимаю, что буду скучать по Алексу.
Может быть, мне стоит ненадолго вернуться домой. Я потягиваю кофе и смотрю на канал. Может, у меня просто такое шаткое настроение, потому что прошел почти год, а я все еще чувствую себя новенькой на работе.
Смотрю на свой телефон и вижу новое сообщение от Джен.
О Боже, я получила роль. Я ПОЛУЧИЛА РОЛЬ.
Для Джен это значит очень многое – я просто знаю это. Это роль в шоу в Вест-Энде, и она просто создана для нее. Я чувствую комок в горле и понимаю, что по моей щеке скатывается слеза. Вытираю ее рукавом. Я так чертовски ею горжусь.
ПОЗДРАВЛЯЮ! Это потрясающе! Ты великолепна и заслуживаешь этого. Люблю тебя, ххх, – отвечаю я.
Джен, это только начало. Ты абсолютная ЗВЕЗДА, ххх, – печатает Софи. А дальше пишет что-то еще. Она все еще что-то печатает, затем мгновение спустя маленькое уведомление меняется с «Софи печатает» на «Софи записывает». Я хмуро смотрю на экран.
Секундой позже в нашем групповом чате появляется голосовое сообщение.
– Эй, – говорит Софи, – это я, – следует пауза. – Ну, очевидно, что это я. Неважно, послушайте, мне нужно кое в чем признаться, и я собиралась сказать вам об этом сегодня, а ты, Джен, первой сообщила потрясающие новости, кстати, поздравляю, так что я подумала, что, может быть, сегодня подходящий день для этого, – и она смеется, что звучит совсем на нее не похоже. – Дело в том, что мы с Ричем сегодня кое-что сделали. Кое-что спонтанное. Ну, на самом деле это было не так уж спонтанно, потому что нам пришлось заказывать все за две недели вперед, но мы никому не сказали, о Боже, простите, я много болтаю, но мы ПОЖЕНИЛИСЬ, – последнее слово звучит как какой-то визг, затем раздается хихиканье, и сообщение заканчивается.
Я нажимаю кнопку записи.
– Черт возьми, Софи. Что вы сделали? Точнее, поздравляю! Боже мой, – я нажимаю «отправить», затем добавляю, подумав: – Я думала, тебя все еще тошнит?
Джен печатает сообщение.
О БОЖЕЧКИ, Я, ДОЛЖНО БЫТЬ, СПЛЮ.
Нет! – Софи печатает ответ. – Вы же знаете, как сильно Рич тянул с назначением даты. Ну, мы поговорили, и выяснилось, что все, чего он хотел – это просто пожениться, а не устраивать всю эту грандиозную свадьбу. Ох, и да, меня тошнит. Но гораздо приятнее делать это в Париже.
Но ты же планировала свадьбу с тех пор, как тебе было лет ДЕВЯТЬ, пишет Джен.
ПАРИЖ??? Я нажимаю «отправить».
Еще одна пауза, пока Софи записывает новое голосовое.
– Не хочу печатать, – говорит Софи, и я слышу смех Рича на заднем плане. – Мы едем в поезде в Париж на медовый месяц. Оказывается, быть спонтанной на самом деле довольно весело. Люблю вас, поговорим, когда вернусь…
И она печатает цепочку поцелуйчиков.
Я откидываюсь на спинку стула, кладу телефон, и на секунду мне кажется, что я снова расплачусь. Не знаю, что со мной сегодня не так. Такое чувство, что жизнь движется вперед у всех, кроме меня. И снова я задаюсь вопросом, не следует ли мне просто отказаться от попыток стать жительницей Лондона и вернуться в Борнмут, трусливо поджав хвостик. У меня там миллион и одна старая школьная подруга, и Джен с Софи постоянно будут навещать меня. Софи даже пару раз что-то упомянула насчет переезда обратно, потому что за те же деньги ты получишь там гораздо больший дом, и ей нравится идея о том, что ребенок будет жить у моря. Но не знаю.
Я начинаю набирать сообщение для Бекки, просто чтобы посмотреть, что почувствую, если увижу его набранным.
Привет, Бек, начинаю я. Я тут подумала, что, возможно, лондонская жизнь не для меня. Я решила предупредить о выселение и вернуться к пляжу.
Алекс
Просто удивительно, как кто-то мог накопить столько случайных вещей за год. Я запихиваю стопку обрывочных конспектов по курсу в коробку и переворачиваю содержимое ящика своего стола, чтобы посмотреть, есть ли там еще что-нибудь, что стоит спасти.
– Все в порядке, приятель?
Поднимаю глаза и вижу Роба в дверном проеме. На нем брюки шеф-повара и черная футболка, а еще он отращивает бороду. Он выглядит хорошо. И счастливым.
– Без тебя здесь все будет не так. Как думаешь, будешь приходить и навещать нас время от времени?
Я растроганно улыбаюсь ему. Роб не только дал мне несколько полезных жизненных советов, но и научил меня, как приготовить джалфрези из баранины со всеми видами гарниров.
– Время от времени, – говорю я, чувствуя себя немного грустным, зная, что это маловероятно. Я не могу приходить и видеть Джесс и Джеймса такими влюбленными и довольными. Даже сейчас это кажется странным, потому что я не видел ее несколько недель. Я скучаю по нашим разговорам. Лондон казался другим, когда я делился им с ней – как будто я видел его впервые, заново. Но, я мысленно встряхиваю себя, все кончено. – Но у меня впереди действительно напряженный год в колледже.
– Ага, – кивает Роб. – Готов поспорить так и есть. Общался в последнее время с Джесс?
– Не совсем, – отвечаю я, разглядывая вещи на своем столе. Я беру зеленый нефритовый камень, который мне подарили в киоске для гаданий, когда мы с Джесс бродили по Кэмдену, и сую его в карман.
– Знаешь, что ее поездка в Венецию прошла не так уж хорошо?
Я вскидываю голову и смотрю на Роба, произнося резче, чем хотел:
– Что ты имеешь в виду? С ней все в порядке?
– О, думаю, с ней все в порядке. Даже более того. Меньше похоже на романтический отпуск, а больше на расставание.
Мое сердце колотится о ребра.
– Расставание? – такое чувство, будто кровь шумит у меня в ушах.
– Угу, – Роб спокойно смотрит на меня. – Сказала мне некоторое время назад, когда мы завтракали. Мы говорили о том о сем, и она просто рассказала это. Сказала, что поняла, что не испытывает к нему ничего, кроме дружеских чувств, поэтому, когда он предложил ей переехать к нему, она ответила ему чертово «нет».
– Ауч, – говорю я, чтобы скрыть свой восторг.
Он кивает:
– Ага. Ну… – Роб протягивает руку, и я встаю и делаю вид, что собираюсь пожать ее, но он заключает меня в медвежьи объятия и крепко хлопает по спине. Отпуская, он бормочет со своим грубоватым акцентом Глазго: – Думаю, тебе стоит немного подумать о том, чтобы рассказать Джесс о своих чувствах.
– Мне? – я удивлен, что Роб, кажется, понял, что происходит или, лучше сказать, чего не происходит. Я вздыхаю.
– Ага. Тебе. Нет смысла упускать такую возможность, м? Увидимся позже, приятель.
И, взмахнув рукой, Роб закрывает за собой дверь и оставляет меня стоять в море картонных коробок и наполовину упакованных пакетов, а в голове у меня все путается.
Я беру телефон и просматриваю сообщения. Последнее, что я получил от Джесс, было фото терьера в рождественском свитере, гуляющего на поводке по Гайд-парку пару дней назад. Подписи нет, только фотография и смеющееся лицо.
Может, мне стоит написать ей прямо сейчас. И что сказать?
О, привет, я слышал, ты бросила Джеймса… а что так? Вряд ли. Мое сердце, кажется, перестаралось, и оно так громко стучит в груди, что мне кажется, оно вот-вот вырвется наружу. Конечно…
Я нажимаю на «Инстаграм», проверяя, обновила ли она свое местонахождение. Всегда поддразниваю ее, что она не может удержаться от того, чтобы не задокументировать каждую секунду своего дня.
– Если бы за тобой охотился серийный убийца, – сказал я ей однажды, – все, что ему нужно было бы сделать, это проверить «Инстаграм», и он бы вышел на твой след уже через секунду.
Я прокручиваю главную страницу вниз, и на экране появляется ее лицо. Конечно же, здесь есть фотография – я увеличиваю изображение, смотрю на золотистый отблеск на воде и на солнце, садящееся за канал в Маленькой Венеции: пятнадцать тридцать, указано время внизу. Сейчас без десяти четыре. Наверняка она все еще там?
Хватаю свой бумажник и закрываю за собой дверь спальни. Несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, почти спотыкаясь о собственные ноги, и рывком открываю входную дверь. Затем у меня появляется озарение, и я бегу обратно вверх по лестнице в свою комнату. Хватаю книгу, которую у меня так и не появилось возможности подарить ей, и засовываю ее в задний карман джинсов, прежде чем снова выскочить за дверь.
Снаружи, на Олбани-роуд, уже темнеет, и небо странно голубое с оранжевым оттенком. На улице ужасно холодно. У меня перехватывает дыхание, когда я бегу по улице, перепрыгивая через груду картонных коробок, сложенных у красного почтового ящика, и направляюсь в сторону Маленькой Венеции. Звуки рождественских песнопений на углу Тэлбот-роуд доносятся до меня, когда я на минуту останавливаюсь, согнувшись пополам, переводя дыхание. Боже, мне реально необходимо вернуться в спортзал.
