Текст книги "Мы встретились в декабре (ЛП)"

Автор книги: Рози Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Джесс

11 сентября

Следующим утром, так рано, что птицы только начинают щебетать, а улицы тихи и пусты, я целую Джеймса на прощание на пороге. Не помню, как он лег в мою постель после того, как прыгнул в душ, когда мы вернулись домой. Думаю, я так объелась, что практически потеряла сознание.

– Увидимся позже, – говорит он, запуская руку в мои волосы и запечатлевая прощальный поцелуй на моем лбу.

Он надежный, он красивый, он состоятельный, и он звонит, когда обещает позвонить. Боже, он напоминает мне про ту песню Тейлор Свифт. И мои друзья любят его. Я на секунду думаю об Алексе, а затем качаю головой.

По сути, он идеальный парень. Я наблюдаю, как он шагает по Олбани-роуд, оборачиваюсь, чтобы помахать на прощание, прежде чем он исчезнет из виду.

Разворачиваюсь и направляюсь обратно наверх. На мгновение я останавливаюсь возле своей спальни, держась одной рукой за дверь, и смотрю на дверь Алекса. Интересно, спит ли он, или лежит, уставившись в потолок, как я привыкла поступать, когда он делил постель с Эммой. Я стряхиваю с себя эту мысль. Конечно же, это не так.

Алекс

Я поднимаю руку, чтобы взять телефон и проверить время. Почти непрошеный стон изнеможения вырывается из меня. Сейчас половина шестого. Посреди ночи меня разбудил глухой стук закрывающейся двери спальни Джесс и звук ее мягкого смеха, за которым последовала тишина. Так что я накрывал голову подушкой, полный решимости отгородиться от звуков, и от мыслей, о Джесс в постели с Джеймсом.

Я переворачиваюсь на другой бок и смотрю в потолок, заложив руки за голову. Джеймс достаточно приятный парень, насколько я могу судить. Спокойный, уравновешенный, настоящий взрослый – все как обычно. Мы пару раз обменивались любезностями на кухне за последние несколько недель, с тех пор как Джесс начала с ним встречаться, и, думаю, мне неплохо удавалось скрывать свои истинные чувства. Чувства чего-либо не входили в мой список целей, которых я должен достичь в этом году. Не совсем уверен, как Джесс проскользнула в них, но я, на самом деле, решил, что лучший способ справиться с этим – просто встретиться лицом к лицу с их отношениями (потому что Джесс – подруга, и поэтому я, как хороший друг, очень рад, что она встретила кое-то приятного), поэтому я предложил Джесс, чтобы она взяла Джеймса с собой на одну из наших прогулок по Лондону. На выходных мы собираемся съездить в Хэмпстед и побродить по окрестностям. Нам будет о чем поговорить, уже намечен маршрут и конечная точка в пабе, где я смогу выпить с ними пинту пива, а затем оставить их наедине и вернуться домой, в свою комнату.

А потом, приму холодный душ или исколочу подушку, или что-нибудь в этом роде. Да, все улажено. Все под контролем.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Алекс

15 сентября

Все, что нам нужно сделать – это прогуляться по Хэмпстеду. Обычно мы отправлялись из дома, прыгали в автобус или метро по мере необходимости, по дороге пили кофе, а затем шли пешком, впитывая атмосферу. Но на этот раз, когда к нам присоединился Джеймс, Джесс изменила ситуацию. Думаю, она, вероятно, немного нервничает. Возможно, я придаю этому слишком большое значение. В любом случае, она предложила вместо этого встретиться в Кенвуд-хаусе и отправиться оттуда.

– Ты уходишь? – спрашивает Эмма, когда мы встречаемся в холле, пока я спускаюсь вниз.

Я киваю:

– Хорошо выглядишь. Отправляешься в какое-то интересное место?

Эмма откидывает свои длинные темные волосы за плечи и улыбается. Она знает, что хорошо выглядит. За это она мне и нравится.

– Вообще-то, на третье свидание.

– Мило, – это неловко? Я удивляюсь. Но, знаете что? Думаю, может, все в порядке.

– Ага, – она смотрит на меня с полминуты со странным выражением на лице, а затем улыбается: – Он юрист, как ни странно.

Она, как всегда, красиво одета, ее волосы блестящей завесой ниспадают на спину. Снизу доносится грохот музыки – Роб, должно быть, проснулся после рабочего дня и готовится отправиться в ресторан. Я беру стопку писем и просматриваю их, проверяя, что ни одно из них не для меня, к счастью, это так, поскольку все, что я получаю – нежелательная почта и счета по кредитным картам, и аккуратно складываю их на комод в прихожей.

– Ну, – начинает она, делая паузу, чтобы провести помадой по губам, глядя на меня в зеркало в прихожей. Я на секунду оглядываюсь на ее отражение.

– С тобой все в порядке? – я спрашиваю.

Она кивает:

– А с тобой?

Я тоже киваю. Это самое близкое, что у нас было из «было хорошо, пока это длилось, но на этом все» разговора.

Она берет ключи и кладет их в свою дорогую на вид красную кожаную сумку: – Я, пожалуй, пойду. Сегодня днем мы обедаем в «Амбаре».

Она перекидывает сумку через плечо, открывает дверь и направляется вниз по лестнице на улицу.

Я сижу в наземном поезде, направляющемся в Стратфорд, прислонившись головой к окну и смотрю на проплывающий вид, но в действительности не воспринимаю то, что вижу. Только когда женщина, сидящая напротив, роняет свою сумку мне на ногу, я поднимаю взгляд, понимая, что чуть не пропустил свою остановку.

– Извините, извините меня, – говорю я, поднимаясь с сиденья и направляясь к выходу. Я смотрю на часы – не хочу приехать туда раньше времени и торчать у Кенвуд-хауса, как неудачник. Я заскакиваю в пекарню рядом со станцией, покупаю сэндвич и банку кока-колы и перекусываю, сидя у входа в парк «Хампстед-Хит», прежде чем отправиться сквозь деревья.

Такое ощущение, что сегодня здесь собрались все жители Лондона – собаки на удлиняемых поводках запутываются друг в друге, а маленькие дети на тренировочных велосипедах гоняют под гору от раздраженных родителей. Я направляюсь к Кенвуд-хаусу – был там целую вечность, и это было одно из мест, которые я планировал показать Джесс во время наших прогулок. Просто не рассчитывал, что Джеймс тоже будет с нами. Оособняк появляется в поле зрения – огромный и великолепный на вершине холма, и я задаюсь вопросом, каково было бы жить в подобном месте. Имейте в виду, держу пари, люди думают то же самое о нашем месте. В колледже было немало удивленных лиц, когда я сказал им, что живу на Олбани-роуд. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем Бекки продаст это место? Не могу представить, чтобы она продолжала держать его в долевом владении, когда оно стоит миллионы.

Я обхожу вокруг дома к месту, где мы договорились встретиться, и…

– Алекс, вот и ты.

Джесс завязывает шнурок на ботинке. Она поднимает глаза и лучезарно улыбается мне, а я чувствую, как что-то в моем животе переворачивается. Ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь в ответ. Понимая, что Джеймс стоит чуть сбоку от нее, я протягиваю руку и пожимаю ее в знак приветствия.

– Привет, – говорю я.

– Тут великолепно, – говорит Джеймс. – Никогда здесь раньше не был.

– Довольно мило, не правда ли? Внутри есть галерея, – говорю я, понимая, что Джеймс из тех людей, которые, вероятно, захотят туда зайти. Ничего не имею против искусства как такового, но перспектива бродить по величественному дому и рассматривать картины точно не наполняет меня радостью.

– И коллекция пряжек для обуви, – говорит Джесс. – Я погуглила. Так или иначе, идем?

– Пойдем, – сердечно говорит Джеймс. Я понимаю, что ему, вероятно, так же неловко, как и мне.

Мы отправляемся через сады дома. Джесс останавливается, чтобы сфотографировать скульптуру Генри Мура (потому что в мире Джесс, если вы не разместили что-то в «Инстаграме», произошло ли это на самом деле?), и пока она стоит со своим телефоном, пытаясь найти идеальный ракурс, мы с Джеймсом остаемся стоять бок о бок, поддерживая беседу.

– Так, я понимаю, вы двое прошли пешком уже несколько миль по всему Лондону? – говорит Джеймс, пристально глядя на меня. Он очень… солидный. Золотой мальчик. Как… Боже мой, он похож на золотистого ретривера. Вроде как здоровый, крепкий и надежный. Понятия не имею, почему это только что пришло мне в голову, и теперь эта мысль никуда не денется. Ирония в том, что обычно Джесс сочла бы подобные комментарии забавными, но в данных обстоятельствах…

– Ну, – начинаю я очень серьезно, потому что стараюсь не думать о Джеймсе как о золотистом ретривере в костюме и галстуке, – все началось с того, что Джесс не знала, как и куда идти.

– А Алекс действительно хорошо здесь все знает, потому что он проводил здесь много времени, когда его отец приезжал сюда на работу, – рядом с нами появляется Джесс и заканчивает мое предложение, искоса глядя на меня и улыбаясь. Она заправляет прядь волос за ухо. На ней джемпер и платье, сплошь расшитое крошечными бутончиками роз, и ожерелье, которое, как она сказала мне, ее бабушка Бет подарила ей в качестве талисмана на удачу перед тем, как она переехала сюда. Я усиленно моргаю и отвожу взгляд, гадая, не засмотрелся ли я на нее.

– И, Алекс, похоже, просто знает целую кучу историй о местах, где мы побывали, – продолжает она, как будто я не смотрел на нее, как мне показалось, целую вечность. Может быть, это длилось всего пару секунд. Возможно – нет, определенно – мне нужно взять себя в руки.

– Это лишь потому, что я законченный гик, со странной памятью на случайные факты, – добавляю я.

– Они не случайные. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое кладбище домашних животных в Гайд-парке, – она смеется.

– Я подумал, тебе здесь понравится из-за всего этого «НоттингХилла» (прим. НоттингХилл – романтическая комедия), – я машу рукой в направлении лужайки, где снималась сцена из этого фильма.

– Ааах, – счастливо вздыхает Джесс. – Если бы только прямо сейчас перед нами материализовался молодой Хью Грант.

– И что бы ты сделала? – я приподнимаю бровь.

– Покраснела и спряталась за деревом, конечно же. Ну, в моем мире фантазий я бы представилась, а он бы до безумия влюбился в меня, но…

Джеймс прочищает горло:

– Я подумал, мы могли бы прогуляться до беседки – оттуда открывается прекрасный вид на город.

Джесс бросает на меня быстрый взгляд. Я корчу гримасу. Не уверен, что ее мечты о фильмах Ричарда Кертиса (прим. британский кинорежиссер, сценарист, продюсер, актер и писатель) так уж нравятся Джеймсу. Ему нужно привыкнуть к ним, имейте это в виду. В доме уже устоявшаяся шутка, что каждый раз, когда мы включаем «Нетфликс» в гостиной, нас спрашивают, хотим ли мы продолжать смотреть один из его фильмов. Она абсолютно зависима.

– Звучит неплохо, не так ли, Алекс?

Я киваю. И мы начинаем идти – Джеймс чуть впереди, потому что у него распечатанная карта, хотя найти ее не так уж сложно, и если мы продолжим идти по прямой, то доберемся до беседки. Я ничего не говорю. Джесс парит где-то между нами двумя. Это… неловко. Я чувствую себя третьим лишним на свидании, только на свидании, которое проходит не так уж хорошо.

– Эм, – начинаю говорить я, пытаясь придумать что-нибудь умное и интересное, что заставило бы Джеймса заговорить, но тут порыв ветра швыряет детского пластикового воздушного змея прямо в середину нас троих, и мы отскакиваем в сторону. Джеймс хватает его и подходит к маленькому мальчику и его родителям, наклоняясь до его уровня, чтобы вернуть его. Тот улыбается и показывает Джеймсу горсть камешков, которые собрал и рассовал по карманам. Родители вмешиваются, а я наблюдаю, как он болтает с ними, вероятно, о погоде и других подходящих темах, когда он встает и отряхивает брюки, он смотрит на нас и улыбается, и маленький мальчик тоже.

– Ну, он хорошо ладит с детьми, – говорю я, приподняв бровь.

– Заткнись, – Джесс толкает меня локтем.

– Что? Просто говорю. Хороший материал для брака и все такое, – с какой стати я это сказал? Почему я пытаюсь подтолкнуть ее в его объятия? Ох, боже. Я встряхиваю себя.

– Ну, не надо, – говорит она, выглядя немного сердитой.

– Кстати, о детях, – спрашиваю я, – что там у Софи?

– Ничего, – говорит Джесс. Она бросает на меня взгляд, который совершенно ясно говорит: «Прекрати болтать». Я оборачиваюсь и вижу, что Джеймс присоединился к нам. Сначала я не могу понять, о чем беспокоится Джесс, потом понимаю, черт. Дерьмо. Джеймс работает с Софи и, вероятно, подслушал меня.

– Что там насчет Софи? – повторяет Джеймс.

– Просто говорим про вечеринку, которую она устраивает для своей племянницы. Я помогала ей составлять планы, – Джесс быстро придумывает отговорку. Не думаю, что Джеймс вообще думает об этом, заметьте. Он смотрит на карту, нахмурив брови. Я наклоняюсь и показываю ему, где мы находимся, указывая в направлении беседки.

– Там есть дорожка, – говорит Джеймс.

– Ага, нам просто нужно перейти там дорогу и немного пройти мимо «Испанцев» – это старый паб, он стоит там с шестнадцатого века, а потом мы снова окажемся в Хампстед-Хите.

Джесс плетется позади, больше глядя на свой телефон, чем на пейзаж. Я пытаюсь придумать, что сказать Джеймсу, но почему-то он так сильно напоминает мне ту жизнь, которую я оставил позади, что я нахожу это действительно странным. Я правда не замечал, что изменился, ну, я знаю, что Элис говорила об этом, но в целом я все еще чувствовал себя прежним Алексом. Но вот Джеймс рассказывает о ком-то на работе, кто только что купил дом в Горной местности, и о поездке на Гоа, которую он планировал на Рождество, и все это похоже на мир, который я когда-то знал, но он настолько далек от моей реальной жизни, что я с трудом узнаю его.

К счастью, нас отвлекает группа бассет-хаундов (прим. порода гончих собак), которые неуклюже бредут прямо перед своими владельцами. Они толпятся у наших ног, виляя длинными хвостами и обнюхивая носами на случай, если у нас завалялись лишние собачьи лакомства. Это немного топит лед, и это к лучшему, потому что кажется, что эта прогулка продлится всю жизнь.

И тут у Джесс звонит телефон:

– Джен! Привет! О, как забавно, я как раз думал о тебе.

Джеймс теребит рукав своей рубашки, поправляя пуговицы. Я прислоняюсь спиной к стене, поправляя солнцезащитные очки на носу, чтобы незаметно наблюдать за Джесс. Я почти на сто процентов уверен, что звонок Джен был подстроен. Тон Джесс слишком задорный, чтобы это выглядело реалистично.

Джесс вешает трубку, засовывая телефон обратно в карман джинсов:

– Джен прямо за углом, в «Испанцах», разве это не потрясающе?

– Правда? – Джеймс выглядит удивленным. – Что она здесь делает? Это ведь не ее районе, не так ли?

– Ох, – беззаботно произносит Джесс. – Может, ей просто захотелось перемен?

Я слегка опускаю пальцем солнцезащитные очки, глядя на Джесс поверх стекол. На мгновение она ловит мой взгляд. Она отводит глаза от моих, а ее губы подергиваются, как это бывает всякий раз, когда она пытается не рассмеяться. Я смотрю в другую сторону и улыбаюсь.

Снаружи, в пивном саду «Испанцев», Джен сидит за деревянным столиком с высоким, довольно раздраженного вида мужчиной в длинном, свисающем пальто, которое подходит к его длинным, свисающим волосам и лицу – как у одного из бассет-хаундов, которых мы только что видели. За другими столиками полно туристов, на шеях у них висят фотоаппараты, а между их напитками разложены путеводители и карты.

– Алекс! – Джен встает и целует меня в щеку. От нее пахнет яблочным шампунем и жевательной резинкой. Рыжие кудри обрамляют ее лицо буйным ореолом. – Рада вас здесь встретить.

– Просто потрясающе, – сухо говорю я. – Взять нам что-нибудь выпить?

– Я принесу, – говорит Джеймс, доставая из кармана бумажник. – Чего вы, ребята, хотите?

Джен и ее мрачно выглядящий парень на мгновение задумываются, что дает мне время быстро составить план побега.

Я достаю свой телефон из кармана, прокручиваю экран вниз и преувеличенно хмурюсь, прежде чем отправить быстрое сообщение.

– Алекс? Выпьешь? – Джеймс смотрит на меня. Он такой солидный и благодетельный. Все, что ему нужно – это хвостик, и он бы им помахал.

Я печально качаю головой:

– Извините, ребята, кое-что случилось, – я машу телефоном в качестве доказательства. – Только что получил сообщение. Мне нужно проехать через весь город. Дела по работе.

Джесс бросает на меня очень проницательный взгляд. Я оглядываюсь назад с выражением оскорбленной невинности на лице и поднимаю руку на прощание, перепрыгиваю через деревянную ограду пивного сада и направляюсь в сторону метро.

Джесс

Ни на секунду не поверю, что у Алекса что-то случилось на работе. Во-первых, он сегодня не работает. Во-вторых, ему явно было так же мучительно неловко, как и мне. Знакомить парня с существующим другом – чертовски тяжелая работа. Тем более, когда существующий друг… ну, я даже не собираюсь погружаться во все это. Джеймс милый и обаятельный, и когда я возвращаюсь из туалета, он сидит и довольно счастливо болтает с Джен и ее парнем. Вот, видите. Идеальный материал для бойфренда. И, объективно говоря, он хорош собой, в некотором роде шикарный парень. Я не имею в виду, что я объективна. Мне следовало бы быть субъективной. Но, ох, вы же понимаете, что я имею в виду. Просто…

Интересно было бы узнать, имеет ли это экстренное сообщение, если оно вообще было, какое-то отношение ко всей этой истории с Элис. Он больше ничего не говорил об этом, но мне интересно, участвует ли она в гуще событий, каким-либо образом. А затем я должна напомнить себе, что это не имеет ко мне никакого отношения, потому что я с Джеймсом, и Алекс может делать, что хочет. Он друг, вот и все. И ведь нет вообще никакой причины, по которой подруга не отправила бы ему сообщение, чтобы спросить, все ли в порядке, не так ли?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Джесс

2 октября

– У нас встреча в половине двенадцатого, – Камилла, операционный директор, высовывает голову из-за моего стола. В офисе открытой планировки царит шум и оживление, потому что приближается одна из крупнейших издательских выставок во Франкфурте, и у нас в продаже появилось несколько больших книг. Я была так погружена в работу, что не видела Джеймса всю неделю, а сегодня вечером мы должны были пойти в кино сразу после работы. Втайне я думаю, заметил бы он, если бы я просто вздремнула два часика вместо просмотра фильма. Несмотря на то, что я поздно вернулась домой с работы и планировала сразу лечь спать, прошлой ночью все в доме засиделись на кухне, играя в убийственную игру в карты, распивая бутылку, ладно, несколько, вина и заказывая пиццу в полночь. Я проспала, наверное, часа четыре, все болит, а голову словно кто-то использовал в качестве груши для битья. Когда на моем столе пиликает телефон, я поднимаю его, ожидая, что это Джеймс, но это моя мама.

Бабушка Бет не очень хорошо себя чувствует. Позвони мне.

Такое чувство, что мой желудок только что провалился сквозь пол. Кладу телефон обратно на стол лицевой стороной вниз, чтобы не видеть сообщение, и автоматически встаю, отодвигая стул. Мои руки лежат на столе, костяшки пальцев побелели. Я прерывисто вздыхаю.

– Джесс, – ласково произносит голос позади меня. – Ты в порядке?

Я оборачиваюсь, все еще держась за стол. Это Камилла.

– У тебя такой вид, будто ты увидела привидение. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Только что пришло сообщение, что моя бабушка Бет неважно себя чувствует, – я смотрю на фотографии, где мы вдвоем, стоящие на моем столе. Фотографии меня, когда я была крошечным ребенком, сидящим у нее на коленях, еще одно наше фото, где она держит меня за руку, когда мне было десять и я получила пару роликовых коньков на Рождество. Есть фотография, на которой она стоит в университете Кардиффа в день моего выпуска, а Бекки улыбается на заднем плане. Меня немного подташнивает, и я снова сажусь в кресло.

– Давай я принесу тебе стакан воды, – говорит Камилла.

Я смотрю на часы. Уже двадцать минут двенадцатого. Почти время нашей встречи.

– Вот, держи, – она протягивает мне воду и, как ни странно, салфетку. – Итак, что мы можем сделать?

Я качаю головой:

– У нас встреча в половину.

– Тебе не обязательно быть на встрече, – мягко говорит Камилла. – Тебе нужно отправиться домой и повидаться с ней?

Я переворачиваю телефон, снова глядя на четкие слова, подсвеченные на фоне меня, Джен и Софи в лыжной одежде, смеющихся на снегу в Новый год. Меня мучает чувство вины из-за того, что я переехала в Лондон и не навещала бабушку Бет так часто, как следовало бы.

– Думаю, может, и так.

– Хорошо. Предоставь это мне. Мы можем дать тебе отпуск. А теперь почему бы тебе не вернуться домой, не разобраться с делами, не собрать сумку и не сесть на поезд до… где это?

– Борнмут, – говорю я, мой голос звучит странно слабо и как будто издалека.

Как только я выхожу из поезда, то чувствую, что море неподалеку. В воздухе что-то есть – открытость огромного неба, раскинувшегося над нашими головами, и, конечно, запах озона с пляжа. Я прыгаю в такси и направляюсь прямиком в больницу с дорожной сумкой на плече.

Уезжаю домой на несколько дней, потому что бабушка Бет нездорова, я написала Бекки. Ее ответ, я смотрю на часы, понимая, что она, вероятно, только что закончила работу, вспыхивает, когда я сажусь в такси.

Бедная ты деточка. Передавай ей мою любовь. Держи меня в курсе.

Обязательно, отвечаю я.

Когда я добираюсь до больницы, на мгновение останавливаюсь, не зная, куда идти. Мне приходит в голову, абсолютно иррационально, что если бы Алекс был здесь, он бы знал. Я направляюсь к стойке администратора, и мне говорят, что она прошла сортировку и находится в боксе. Я следую инструкциям администратора и пробираюсь через вращающиеся двери в коридор, заполненный людьми. На пластиковом стуле сидит молодая женщина, с ее руки свисает капельница. Сидит молодая пара с бледными и обеспокоенными лицами, держа на руках ребенка. Я слышу свою мать прежде, чем вижу ее.

– Это смешно, – говорит она. – Мы здесь уже восемь часов, а ее так и не поместили в палату. Как вы думаете, сколько еще это продлится?

Маленькая женщина в розовом больничном халате, ее косы убраны с лица широкой лентой, смотрит на меня, когда я выглядываю из-за занавески. Она нацарапывает что-то на планшете и кладет его обратно в изножье кровати, улыбаясь бабушке Бет, прежде чем выскользнуть за дверь.

– Привет, утенок, – еле слышно произносит бабуля Бет. Ее кожа голубовато-бледная, а под глазами залегли синяки. – Твоя мама поднимает шум.

Я наклоняюсь над кроватью, кладу свою руку на ее, ощущаю тонкую, как бумага, кожу и нежно сжимаю ее ладонь. Целую ее в щеку и вдыхаю знакомый аромат крема для лица «Нивеа» и лака для волос «Элнетт». Я поднимаю голову.

– Честно говоря, – раздраженно говорит моя мама, – это просто смешно. Привет, дорогая, – она наклоняется и чмокает меня в щеку.

– Теперь, когда ты здесь, Джесс, я пойду выйду на улицу и сделаю пару звонков. Сегодня вечером я должна выступать.

– Все в порядке, – говорю я, обмениваясь взглядами с бабушкой. Она достаточно здорова, чтобы закатывать глаза, поэтому думаю, что, возможно, все не так плохо, как кажется.

Мама выскальзывает из кабинки, а я сажусь на стул рядом с кроватью бабушки Бет, все еще держа ее за руку.

– Так что случилось?

– Ох, это как-то связано с моим сердцем.

Я встревоженно смотрю на нее.

– Беспокоиться не о чем. Небольшая стенокардия, что-то в этом роде.

– Они бы не привезли тебя сюда, если бы не было причин для беспокойства.

Она цыкает:

– Мне просто нужно немного лекарств, и все будет в порядке. Теперь, я хочу, чтобы ты рассказала мне все о том, что происходило, с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Что там с тем приятным Алексом?

Мы говорим о том, чем я занималась в Лондоне, и через некоторое время глаза бабушки закрываются, и она погружается в сон. Я достаю свой телефон из сумки. Не уверена, что вообще должна использовать его в больнице, но я проверяю, нет ли у меня каких-либо сообщений. Первое гласит:

Есть новости? Думаю о тебе. Xx

Конечно, Джеймс уже на связи. Я отправила ему сообщение из поезда, рассказав о том, что происходит.

Привет, говорит сообщение в «ВатсАпп» от Алекса. Я наблюдаю, как на экране появляются точки, предполагая, что он набирает еще одно сообщение. Они исчезают, а затем появляются снова. После приходит остальное сообщение: Бекки рассказала мне, что произошло. Надеюсь, с твоей бабушкой Бет все в порядке – судя по тому, что ты рассказывала, она стойкий солдатик. Дай знать, если я могу что-нибудь сделать? X

Я улыбаюсь.

Появляется медсестра.

– Здравствуйте, миссис Коллинз, – мягко говорит она. Глаза бабушки приоткрываются. – Мы нашли для вас кровать наверху, так что мы просто оформим кое-какие документы и собираемся вас госпитализировать. Вы ближайший родственник? – спрашивает она, поворачиваясь ко мне. Мама все еще где-то разговаривает по телефону, поэтому я киваю.

– Да. Я ее внучка.

– Хорошо, окей, вы можете пойти с ней в палату двенадцать. Вы не знаете, есть ли у вашей бабушки с собой сумка? Рядом со стойкой регистрации есть магазин товаров первой необходимости, если вам нужно купить зубную щетку, салфетки и тому подобное.

Я указываю на сумку в цветочек, которая стоит под моим стулом. Интересно, кто это упаковал – мама или сотрудники ее дома престарелых. Надеюсь, что не мама, иначе половины необходимых бабуле вещей не будет.

– Да, у нее есть сумка. Я проверю ее, когда мы поднимемся наверх.

Проходит еще час, прежде чем приходит проводница и помогает бабушке сесть в инвалидное кресло. Мама вернулась и сказала мне, что ей не удалось уговорить дублершу заменить ее в пьесе. Она выглядит бледной и встревоженной, ее губная помада стерлась, а волосы торчат сзади. Я протягиваю руку и приглаживаю их, и она подпрыгивает.

– Прости, – она проводит рукой по волосам.

– Они торчали, – я прикусываю губу. Где-то на заднем плане раздается грохот, как будто кто-то что-то уронил. Я бросаю взгляд на маму, и она слегка качает головой, как бы говоря, чтобы я не волновалась.

Мама поспешно прощается и уходит в театр.

– Ты такая хорошая девочка, – тихо произносит бабушка Бет. Она выглядит маленькой в своей ночной рубашке и халате – как будто усохла за последние несколько месяцев.

– Тогда пойдемте, дорогая, – весело говорит проводница. – Мы быстро доставим вас наверх.

Палата двенадцать – это небольшая комнатка с шестью кроватями. Все, кроме одной, заняты, и, должно быть, сейчас время посещений, потому что почти во всех палатах сидят члены семьи. На приставных столиках лежат открытки «выздоравливай», воздушные шарики и коробки шоколадных конфет, слышны негромкие разговоры. Приходит медбрат и помогает бабушке подняться с кресла и лечь в постель, пока проводница увозит кресло.

– Вы в лучшей палате, – говорит медбрат теплым, глубоким голосом, похожим на мёд. Бабуля, которая не может устоять перед красивым мужчиной, улыбается ему, позволяя подоткнуть простыни вокруг ее талии и взбить подушки у нее за спиной. – Мы здесь о вас хорошо позаботимся, не волнуйтесь.

Я смотрю, как он, насвистывая, уходит. Это заставляет меня задуматься об Алексе и о том, как он, должно быть, относится к пациентам в своих палатах. Он сейчас занимается ортопедией, как сказал мне на днях, и в основном это пожилые люди со сломанными бедрами. О, и еще одна мать четверых детей со сломанной лодыжкой. Очевидно, она сделала это, играя в роллер-дерби, и сказала, что ей очень нравятся тишина и покой.

Бабушка Бет снова закрыла глаза.

Я пользуюсь возможностью, чтобы ответить Алексу:

Она в палате. Мама ушла в театр.

Мгновение спустя отвечает Алекс:

Ты, должно быть, устала. Где ты остановишься?

Полагаю, у мамы. x

Его ответ сразу же всплывает:

Когда я сказал, дать мне знать, если я смогу что-нибудь сделать, я правда имел в виду именно это. x

Алекс слышал достаточно историй о моем детстве, когда мы гуляли по Лондону, чтобы точно знать, почему перспектива остаться с мамой не вызывает у меня особой радости. Я провела большую часть своей жизни, воспитывавшись в маленьком домике бабушки и дедушки, потому что мамы почти никогда не было рядом. Если она не встречалась с тем или иным парнем, то участвовала в какой-нибудь безумной схеме зарабатывания денег. Ей было всего семнадцать, когда я родилась, и она была счастлива позволить моим бабушке и дедушке воспитывать меня.

– Привет, милая, – говорит другая медсестра, входя в палату. – Просто собираюсь сделать кое-какие записи, – она берет планшет и что-то записывает, измеряя пульс и кровяное давление бабушки.

– Все ужасно заняты, – слабым голосом произносит бабушка.

– Вы знаете, что происходит? – спрашиваю я. – Как долго она пробудет здесь? – чувствую себя немного скованно, ожидая, что что-то произойдет.

– Мы прописали Бет кое-какие лекарства, которые должны снизить ее кровяное давление. Врач приедет завтра утром и проведет обход. Дальше она сама разберется.

– А что насчет сегодняшнего вечера? – я смотрю на часы. Уже половина восьмого.

– Что ж, часы посещений заканчиваются в семь сорок пять, – говорит медсестра, взглянув на часы, – но вы можете прийти завтра.

Чувствую, как меня захлестывает волна беспокойства:

– Что, если я понадоблюсь бабушке?

– Не волнуйся, – говорит бабушка Бет, протягивая руку и нежно сжимая мою. – Я в хорошем месте. Возвращайся к своей маме, увидимся завтра утром. И не беспокойся о кошке – за ней присматривают.

Мне некомфортно оставлять ее здесь. Она выглядит маленькой, увядшей и старой на фоне ярко-белых простыней, и мой желудок сжимается от страха при запахах и звуках больницы, когда я спускаюсь по лестнице ко входу. Мне невыносима мысль о том, что я могу потерять ее.

По крайней мере, мама прислала сообщение, в котором говорилось, что она будет на спектакле до одиннадцати и что ключ находится под каменной кошкой на крыльце. Она переехала в квартиру в неряшливо выглядящей части города, и мне приходится сверяться с картой в телефоне, чтобы убедиться, что я на нужной улице. Поднимаюсь еще по одному лестничному проему – она на третьем этаже, откуда открывается вид на крыши и далекое море. Выглядываю из окна в гостиной, глядя на темное осеннее небо. Подкрадывается зима. Я дрожу, обхватывая себя руками. Здесь есть газовый обогреватель, и я включаю его, нажимая на кнопку пять раз, прежде чем он загорается.

Брожу по пустой квартире, замечая мелочи, которые мама таскала с собой из одного дома в другой. Зеленая фарфоровая русалка, картина, изображающая обнаженную женщину, выглядывающую из окна. Старые потрепанные банки из-под чая, кофе и сахара. Я наполняю чайник и включаю его, проверяя, нет ли молока в холодильнике. Удивительно, но немного есть, и когда я нюхаю его, оно даже кажется свежим.

Я завариваю чашку чая, роюсь в шкафу в ее комнате в поисках одеяла и сворачиваюсь калачиком на диване, чтобы посмотреть телевизор, и беспокоюсь о бабуле.

Джеймс пишет, чтобы спросить, как дела. Я отвечаю неопределенно, объясняя, что с бабушкой все в порядке, мама ушла на представление, и, надеюсь, утром все прояснится. Он обеими руками за то, чтобы приехать сегодня вечером, но мысль о том, чтобы попытаться уговорить маму встретиться с ним и объяснять ей все, что происходит – я просто слишком устала и не могу с этим возиться. Но когда кладу телефон и у меня урчит в животе – осознаю, что ничего не ела с утра, я чувствую, как страх заволакивает комнату, как ночной туман с моря. Я не хочу, чтобы бабуля умерла. Я уже потеряла дедушку.