Текст книги "Танцы с королями"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 61 страниц)
Наконец ей показалось, что решение найдено. Она во всем доверится Фредерику. Он человек чести, и если она попросит его дать слово не открывать никому ее секрета, то Фредерик скорее умрет, чем выдаст ее. У Жасмин были все основания для такого мнения. Полковник был неизменно учтив с Сабатином, но в частных разговорах не скрывал своей антипатии к дяде. Жасмин поняла это после первого же приезда Фредерика в замок Вальверде. Если Фредерик пригласит ее посмотреть маневры, Сабатин не сможет отказать в этом племяннику из боязни показаться невежливым; сопровождать их в этой поездке он никак не сможет, ибо с его постоянными приступами подагры и речи быть не могло о том, чтобы трястись в карете по разбитым сельским дорогам.
Фредерик прибыл накануне бала. Он чувствовал себя непривычно измученным долгой верховой ездой, отчего его лицо приобрело серый оттенок. Сразу же после ужина он встал и, извинившись, удалился в отведенные ему покои – к огромному огорчению Сабатина, потерявшего собутыльника. На следующее утро Фредерик выглядел вполне свежим и находился в прекрасном настроении. Жасмин сбилась с ног, не успевая следить за последними приготовлениями к балу, и совершенно не имела времени поговорить с ним. Поэтому она очень обрадовалась, случайно столкнувшись с Фредериком в коридоре недалеко от дверей его спальни.
– Завтра после бала, – сказала Жасмин, – я хочу поговорить с вами без свидетелей по одному очень важному делу.
Темные глаза полковника выстрелили в нее пронзительным взглядом:
– У вас неприятности?
Улыбнувшись, Жасмин покачала головой:
– Вовсе нет. Просто я хочу попросить вас об одном личном одолжении.
– Вы же знаете, что я всегда рад вам услужить.
В тот вечер, заняв место рядом с Сабатином для встречи прибывающих гостей, она чувствовала в своем сердце приятное возбуждение.
Фредерик обязательно поможет ей. Свадьба дочери подготовлена наилучшим образом. Она сделала все, что было в ее силах, и надеялась победить враждебность Виолетты, которая должна была остаться довольной великолепными для молодой, никому не известной девушки условиями контракта. Ведь она ни в чем не будет нуждаться и сможет, наконец, приобщиться к той жизни, о которой грезит. Может быть, они опять станут друзьями, – так часто бывало с дочерьми подруг Жасмин, пережившими период девических истерик и буйного своеволия и упрямства.
Гости делали Жасмин комплименты по поводу ее безупречной внешности. И в самом деле, она выглядела замечательно. Очевидно, сказалась та внутренняя бодрость духа, которая заставляла ее глаза светиться молодым лукавым задором. В выборе прически Жасмин следовала за мадам де Помпадур, которая недавно ввела в моду нечто новое: волосы были зачесаны назад и рассыпались на шее множеством мелких завитых локонов, посыпанных белой пудрой. В прическу были вплетены ленты, скреплявшиеся алмазной заколкой. На белоснежной груди Жасмин красовалось замечательное сапфировое ожерелье, которое когда-то носила ее мать, а в мочках ушей сверкали такие же серьги-подвески. Не менее впечатляло и платье из серебряной газовой ткани с пластинами из китового уса, вставленными над боковыми кринолинами, которые за последнее десятилетие стали значительно шире.
Сабатин и Жасмин давно уже не открывали бал первой парой в первом танце. Все знали, что герцог уже несколько лет страдает от подагры и временами не в состоянии даже ходить, не то что танцевать, Сабатин по случаю бала надел свой любимый камзол из черного бархата и стоял, опираясь на толстую трость с массивным золотым набалдашником. В нужный момент он молча предложил Жасмин взять его руку, и они торжественно продефилировали по всему бальному залу под аплодисменты гостей, приветствовавших их, словно королевскую пару на каком-нибудь официальном приеме. У Жасмин в этот момент возникло сильное подозрение, что Сабатин нарочно расставил к толпе переодетых слуг, которые и начали бурно аплодировать, а гостям ничего не оставалось делать, как присоединиться. В дальнем конце зала на возвышении стояло кресло с балдахином: это нововведение появилось с тех пор, как герцог вынужден был отказаться от визитов к друзьям и начал вести малоподвижный образ жизни, и как бы намекало на то, что в жилах хозяина замка может течь капля королевской крови. Жасмин данное обстоятельство несколько смущало, но у остальных, по-видимому, не возникало никакой задней мысли, и Сабатин блаженствовал на этом подобии трона, улыбаясь и кивая всем, будто он был самым благодушным человеком на свете. Он создал для себя собственный Версаль, и лишь жена подозревала, что главной его целью было посмеяться над королем, унизить его.
Второго кресла для хозяйки дома на возвышении никогда не ставили, и Жасмин очень радовалась этому. Подождав, пока Сабатин, пыхтя, взберется на помост и плюхнется на свое троноподобное позолоченное кресло с обивкой из алого бархата, она опять спустилась по двум ступенькам и открыла бал танцем в паре с почетным гостем. Этим вечером им должен был стать Фредерик, который обычно выходил вперед и вел Жасмин за руку, но его нигде не было видно. Тогда она быстро подала знак глазами их общему другу, бригадиру Клокету, и тот, заметив, что случилось что-тоo необычное, немедленно поспешил к ней на выручку.
– Вы видели полковника? – спросила она, не переставая озираться вокруг.
– Нет, сегодня вечером его еще здесь не было. Я сам его ищу, – ответил офицер. – По правде говоря, мне очень хотелось перекинуться с ним словечком насчет дел в полку. Мы ведь когда-то служили вместе.
Наступило время ужина, а Фредерик все не появлялся. Жасмин встревожилась, вспомнив, что вчера он неважно себя чувствовал. Покинув бальный зал, она поспешила наверх и постучал в дверь его спальни, которую открыл денщик полковника.
– Мой господин плох, мадам! – сразу же сказал он. Его лицо выглядело испуганным. – У него сильный жар.
Жасмин тут же бросилась в комнату и подбежала к постели больного. Фредерик полулежал, опираясь спиной на несколько подушек. Лицо его горело нездоровым румянцем, и пот катился по нему градом. Из-за распухших гланд ему было трудно говорить, но все же он прохрипел:
– Вам не следовало оставлять гостей.
– Они не успеют заметить мое отсутствие.
Она взяла свечу и поднесла ее поближе к изголовью, чтобы получше рассмотреть его лицо. Сыпь! Полковник сощурился от яркого света и болезненно заморгал. Но Жасмин все уже было ясно, и она, объятая ужасом, быстро поставила свечу назад. Эти признаки были ей слишком хорошо знакомы, чтобы она могла ошибиться. Оспа!
– Я не зря опасался, мадам? – произнес денщик у нее за спиной.
Жасмин резко обернулась и кивнула. Кожа этого человека была изрыта глубокими шрамами как результат ранее перенесенного им заболевания оспой, следовательно, он, так же, как и она сама был защищен от болезни. За прошедшие годы ей нередко приходилось ухаживать за больными оспой, и она пришла к заключению, что единственным способом не дать этой болезни распространиться является карантин. Жасмин жестом велела денщику отойти подальше от постели больного.
Понизив голос до шепота, чтобы не потревожить полковника, она приказала:
– Спуститесь в зал и позовите дворецкого, но не походите к нему близко. Ваша одежда может быть заражена. Скажите ему, чтобы он привел сюда его светлость из бального зала, а затем дайте мне знать, когда мой муж начнет подниматься по лестнице.
Денщик быстро побежал исполнять ее поручение, а Жасмин принялась искать все, что ей было необходимо для ухода за больным: чистое постельное белье, простыни, чтобы завесить дверь (это поможет удержать инфекцию в пределах спальни Фредерика), мазь для волдырей, настои для облегчения боли, снотворные снадобья, сухие травы для приготовления отваров и прочие вещи, которые лежали обычно наготове в большой корзинке, которую она брала с собой, отправляясь к больным.
– Какого черта меня: сюда позвали? – послышалось с лестницы возмущенное ворчание Сабатина. – Где твой хозяин? Приведи его сейчас же!
Денщик, стоявший, как ему было приказано, на верхней площадке лестницы, услышав голос герцога, сорвался с места и побежал докладывать Жасмин.
Та немедленно вышла навстречу мужу, оставив денщика в спальне, и посмотрела вниз на раздраженного Сабатина. Он инстинктивно отвернул лицо от ее взгляда – привычка, сформировавшаяся у него с первых лет их брака. Слова, которые произнесла затем Жасмин, заставили его замереть на полпути:
– У Фредерика оспа.
Сабатин побелел как мел, и на этом фоне проступила густая сеть кровеносных сосудов, покрывавших его обвисшие щеки. Глаза его выкатились из орбит. Все дворецкие, дежурившие у дверей в большом зале, услышали эти слова и обменялись испуганными взглядами. Те двое, что стояли у подножия лестницы, оцепенели от страха и не могли двинуться с лестницы, когда Сабатин повернулся к ним и, яростно жестикулируя, приказал:
– Поднимите моего гостя из кровати и отнесите в его карету! Я хочу, что бы и духу его здесь не было!
Жасмин уже успела спуститься на несколько ступенек:
– Нет! Фредерика нельзя трогать! Одному Богу известно, выживет он или нет, но я не позволю, чтобы его выбросили умирать на дороге. Это не Версаль!
Сабатин, не обращая внимания на ее крики, неправильно интерпретировал тот факт, что слуги стояли как вкопанные, не спеша исполнить его приказ. Он не понял, что боязнь понести наказание за неподчинение отступила перед жутким страхом смерти.
– Не обращайте внимание на герцогиню! Повинуйтесь мне! Живее! Шевелитесь, черт бы вас всех побрал!
Он замахнулся на них тростью, и, уклоняясь от ударов, слуги бросились врассыпную, но не по направлению к лестнице, а на кухню. Это вызвало панику и среди остальных, и все дворецкие, бросив свои посты, последовали за первыми двумя оставив хозяина и хозяйку одних в опустевшем зале. Сабатин стоял, опираясь на трость. Свирепо взирая на жену, он не переставал извергать проклятья. Под воздействием гнева его лицо стало обычного сизого цвета, который приобрел сейчас отвратительный фиолетовый оттенок. Из бального зала, путь к которому лежал через несколько гостиных и салонов, доносились звуки музыки и раскаты смеха, внезапно показавшиеся Жасмин неуместными среди беды, постигшей замок.
– Иди и скажи гостям, чтобы ехали домой, Сабатин, – ровно произнесла она. – Чем дольше они останутся под нашей крышей, тем более вероятна опасность их заражения оспой. Пусть они покинут бальный зал через дверь, ведущую на террасу. В эту часть замка никто не должен заходить.
К изумлению Жасмин, вместо того, чтобы отправиться и честно предупредить гостей об опасности, ее муж быстро захромал к выходу из зала и, рванув на себя ручку двери, широко распахнул ее, Когда он вышел на крыльцо, Жасмин услышала команду немедленно подать карету. Сабатин решил, не теряя времени, скрыться от заразы, спасая свою шкуру и бросая всех остальных на произвол судьбы.
Она взбежала вверх по лестнице и опрометью бросилась в свои покои. В прихожей она остановилась, чтобы отдышаться. Горничная, сидевшая в кресле в спальне, заметив госпожу, немедленно вскочила на ноги, но Жасмин жестом приказала ей пока оставаться на месте.
– Не подходи ко мне близко. Ты должна сейчас же отправиться в большой зал и разыскать там бригадира Клокета. Скажи ему, что полковник де Вальверде заболел оспой, и попроси, чтобы он объявил об этом гостям, не возбуждая паники. Пусть они разъезжаются спокойно. Он человек военный и знает, как быть в такой ситуации. Пусть он также скажет слугам, чтобы они никуда не уходили. Если кто-то из них уже заразился, болезнь будет с его помощью распространяться дальше. Если они поедут домой, то могут заразить свои семьи.
Горничная, изрядно испугавшись, все же старалась не падать духом:
– Да, мадам. У вас есть еще какие-нибудь поручения?
– Да. Брось мне какое-нибудь ситцевое платье, в каких я обычно хожу к больным. А потом держись подальше от этого этажа и предупреди остальных, чтобы сюда никто не заходил. Подносы с едой можно ставить у подножия лестницы.
Вернувшись в спальню больного, Жасмин попросила денщика Фредерика расшнуровать ей платье, а затем переоделась за ширмой. Повязав сверху большой фартук, она вышла и начала борьбу за жизнь Фредерика, еще раз мысленно поблагодарив свою мать, как она уже не раз это делала в подобных ситуациях. Ведь именно ее самоотверженность помогла Жасмин выкарабкаться с того света и получить иммунитет, который дал ей возможность помочь многим другим. Сражаясь со смертью, она понимала, что шансов у нее немного, но все же зачастую ей удавалось выиграть эту схватку, и даже те, кого нельзя было спасти, умирали с кроткой улыбкой на устах, чувствуя ласку и заботу Жасмин, старавшейся изо всех сил облегчить последние минуты умирающего, когда даже ближайшие родственники не решались подойти к нему. Тело и лицо Фредерика уже начало покрываться волдырями, от которых потом оставалась безобразные следы в виде глубоких оспин. Больной застонал от боли и жара.
– Я всегда думал, что мне доведется погибнуть в бою, – прохрипел он, сделав отважную попытку пошутить.
Ему было теперь немного легче: Жасмин протирала его нестерпимо горевшее лицо платком, смоченным в целебной микстуре.
Губы герцогини раздвинулись в участливой улыбке.
– Так оно и будет, – ответила она в том же духе. – Но сперва я помогу вам избавиться от этого досадного неудобства…
Жасмин боролась за него изо всех сил. И первое двадцать четыре часа в этой борьбе были критическими. После отбытия гостей в замке воцарилась непривычная тишина. По словам денщика, который разговаривал с теми слугами, которые отваживались приносить в зал подносы с едой, большая часть прислуги сбежала, не вняв совету Жасмин. По опыту прошлых лет она знала, что пройдет несколько дней, и станет ясно, успел ли Фредерик заразить кого-либо еще до того, как болезнь свалила его в постель. Гостям очень повезло, что он не сошел вниз и не толкался в переполненном бальном зале.
Несмотря на все старания Жасмин, Фредерик скончался. У нее даже не было времени оплакать его смерть, ибо ее тут же позвали на сеновал над конюшней, где у сержанта, прискакавшего в замок вместе с полковником, теперь уже покойным, тоже обнаружились первые признаки оспы. В последующие дни эта страшная болезнь беспощадной косой прошлась по обитателям замка, унося жизни курьеров, грумов и конюхов. До Жасмин дошло известие, что от прачки, убежавшей в деревню, где жили ее родители, болезнь перекинулась и на тамошних крестьян, среди которых уже отмечены несколько случаев заболевания.
Замок превратился в госпиталь. Жасмин удалось выявить среди жителей близлежащих селений тех, кому посчастливилось выжить после оспы во время предыдущих эпидемий, и она мобилизовала их себе на помощь. Эти люди перенесли всех больных в замок, где на половине, занимаемой прислугой, было организовано что-то вроде лазарета. Предварительно оттуда вынесли все, кроме кроватей. Жасмин была одновременно и лекарем, и главной сиделкой. В тот момент, когда эпидемия достигла пика и Жасмин уже едва держалась на ногах от усталости, так как помощников катастрофически не хватало, ей сообщили, что в замок возвратился герцог. Жасмин поспешила в зал, намереваясь немедленно отправить его прочь, ибо в последние дни произошла новая мощная вспышка болезни.
Сабатин ввалился в зал, оставив дверь открытой, и стоял, пошатываясь, как пьяный, которому не хватает сил для следующего шага. Все его лицо было покрыто ужасной сыпью, по которой Жасмин тотчас же распознала самую тяжелую форму оспы. И в этот момент впервые за долгие годы их брака он заговорил с ней, обращаясь с отчаянной мольбой:
– Ради Бога, помоги мне!
Жасмин не тронулась с места: ее взгляд был полон неприязни и отвращения к этому человеку. Если бы он не заговорил, она подошла бы к нему и помогла дойти до постели, как помогла многим другим больным, за которыми ей пришлось ухаживать в течение прошедших недель. Но Сабатин предпочел разрушить ту чудовищную стену молчания, которую он возводил вокруг себя все эти годы, и сделал это из животного страха, желая любой ценой спасти свою презренную, никому не нужную жизнь. Перед ней опять промелькнули сцены их путешествия после свадьбы в Версале – его неприступное, каменное молчание, жестокое и унизительное по отношению к ней, неопытной девушке, внезапно лишившейся всего, что было ей дорого и знакомо. Она увидела себя, напуганную, тоскующую по дому, одинокую среди чужих людей. А затем ее память содрогнулась от воспоминаний о тех гнусных, часто сопряженных с извращениями, издевательствах, которые ей пришлось вытерпеть от этого негодяя в постели и которые совершались все в том же мстительно-торжествующем молчании. Все многочисленные оскорбления, унижения, жестокие издевательства – все это вдруг взорвалось у нее в голове, застучало в висках оглушительным барабанным боем. Он не дал ей в последний раз повидаться с умирающей матерью, а еще раньше уничтожил все письма, которые могли бы облегчить боль потери и которые она бережно хранила бы до самого конца своих дней. Это была связь с родителями, любившими ее, и домом, где она не ведала никаких бед. Из-за Сабатина она была лишена радости наблюдать, как ее собственное дитя росло и превращалось во взрослую женщину. Ненависть к нему вдруг вспыхнула ослепительным, белым светом:
– Убирайся!
Сабатин злобно испепелял ее взглядом, а затем через несколько секунд попытался вернуть себе утраченное положение. Пот ручьями стекал по его обезображенному лицу:
– Я здесь хозяин!
– Теперь ты здесь никто.
Придя в бешенство, как это бывало раньше, он свирепо потряс кулаком, угрожая Жасмин. Шнурок звонка, которым он мог вызвать слуг, находился вне пределов его досягаемости. Добраться туда в нынешнем его состоянии можно было разве что ползком. И тогда в зале раздался его хриплый надтреснутый голос, звавший дворецких и камердинера:
– Ландель! Фромент! Аллард!
– Им уже никогда не услышать тебя: они все мертвы, бедняги. – Она заметила, что смелое и неприступное выражение ее лица стало беспокоить Сабатина, который начал сознавать, что его положение здесь круто изменилось.
– Жасмин, я умоляю тебя! – жалобно воскликнул герцог. – Прости мне прошлое. Я заглажу свою вину, если ты сейчас выполнишь свой долг по отношению ко мне.
– Мой долг? – Она посмотрела на него с презрением. – Я ничего тебе не должна.
Сабатин заревел, изрыгая угрозы. Ах, как ему хотелось сейчас добраться до ее горла и придушить, но не до смерти, а чтобы она сделала так, как ей велено. Ведь столько раз он успешно проделывал с ней эту процедуру в прошлом!..
– Проклятье! Неужели в тебе совсем нет жалости? Чтобы добраться сюда, я трясся в седле целый день, и теперь силы совсем покинули меня. Помоги мне дойти до постели. Одному мне это не под силу.
– Я предоставляю тебе выбор: или поднимайся по лестнице сам, или убирайся отсюда через дверь, в которую вошел!
Издав глухой стон, он с огромными усилиями, раскачиваясь из стороны в сторону, кое-как доковылял до подножия лестницы и, вцепившись мертвой хваткой в перила, спас себя от, казалось, неминуемого падения. Его лицо из сизого превратилось теперь в темно-малиновое. С облегчением он увидел, как его жена подошла к двери и закрыла ее. Наблюдая за ней с надеждой, Сабатин протянул руку, собираясь опереться на ее плечо. Однако вместо того, чтобы подойти к нему, Жасмин направилась в сторону коридора, из которого вышла. Быстрой, решительной походкой она пересекла зал и почти уже скрылась в полутьме ведущего из него коридора. Сабатина объял панический страх.
– Не оставляй меня! Вернись, ты, сука, Жасмин!
Она остановилась и несколько секунд слушала, как этот мерзавец взывал к ней в ужасе и отчаянии. Если бы он прошептал хотя бы раз ее имя в те жуткие, мрачные времена, которые ей пришлось познать с ним, Жасмин ни в коем случае не бросила бы его сейчас. Удовлетворенно вскинув голову, она продолжила свой путь.
Полчаса спустя двое слуг из числа тех, что могли еще держаться на ногах, по приказу Жасмин забрали герцога и понесли в кровать. Где-то на полпути он впал в беспамятство и лежал, пожираемый адским жаром, от которого спекалось внутри, не понимая, где он находится и что с ним происходит.
Жасмин сама взялась ухаживать за ним. Вскоре тело Сабатина представляло собой сплошную массу зеленоватых гнойников, струпьев и корост. Оно почернело и издавало отвратительное, тошнотворное зловоние. В этом состоянии Сабатин пролежал еще десять дней, прежде чем смерть смилостивилась над ним и избавила от мук. В тот день, когда Жасмин накрывала простыней обезображенное до неузнаваемости тело мужа, ее мозг неотступно сверлила одна мысль: свободна! Наконец-то она освободилась от этих оков!
Первым шагом, который она предприняла после смерти Сабатина, было письмо Виолетте, посланное с большими предосторожностями, чтобы дочь не заразилась через него оспой. Молоко и другие съестные припасы обычно доставлялись к воротам замка, и люди, привозившие их, удалялись на значительное расстояние, после чего подходили обитатели замка и забирали корзины с едой. Когда телега в очередной раз покатила к воротам, там уже стояла Жасмин. Она попросила молочника привести из деревни причетника. Ее просьба была исполнена, и Жасмин продиктовала письмо, выкрикивая слова причетнику, который боялся подходить близко к месту, где поселилась смерть. Послание ее было по-деловому коротким, с объяснением ситуации и заверениями, что как только эпидемия утихнет, мать немедленно приедет за Виолеттой и заберет ее с фермы. Перед Виолеттой открывалась совершенно новая жизнь, и ничто теперь не могло разлучить их снова. Возвращаясь в замок, Жасмин весело улыбалась, воображая радость Виолетты, когда она узнает, что все опасности, угрожавшие ей, навсегда исчезли в мрачном, безжалостном прошлом. Девочка будет сгорать от нетерпения в ожидании дня, когда они навеки воссоединятся.
Жасмин не стала носить траур по Сабатину, за исключением дня похорон, когда она сделала это в пику покойному, поскольку полагала, что исполненный не в меру преувеличенным сознанием собственной важности, он, вне всякого сомнения, предпочел бы видеть свою вдову в белом одеянии, что было знаком траура дома Бурбонов, выражавшим скорбь по умершему лицу королевской крови.
Деревенский священник, несмотря на то, что он сам никогда не болел оспой, отслужил мессу по усопшему в часовне замка и проводил Сабатина в последний путь, который, впрочем, оказался очень коротким, ибо семейный склеп находился там же. Бесстрашие аббата проявилось и в том, что он молился о ниспослании здоровья несчастным прямо около постелей, так же причащал умирающих. Поскольку приток новых больных в импровизированный госпиталь полностью прекратился, Жасмин сделала вполне справедливый вывод, что эпидемия пошла на убыль и аббату посчастливилось пройти по самому краешку пропасти и не свалиться.
Наконец, настал тот день, когда замок опять стал доступен для всех. Постельное белье, матрацы, одежда, в том числе и замечательное бальное платье, которое Жасмин надевала всего один раз – все это было предано огню, так же, как и портьеры, и вся драпировка из спальни Сабатина, настенные и напольные ковры. Все стены, потолки и полы были тщательно вычищены, вымыты и выскоблены. Окна не закрывались, и чистые помещения быстро наполнились буйными и нежными, веселыми и задумчивыми ароматами лета, праздновавшими победу добра и света над могильным мраком и злыми призраками, грозившими оттуда и бряцавшими костями скелетов. И тогда силы Жасмин окончательно иссякли. Она упала в постель и проспала больше суток тяжелым сном, лишенным всяких сновидений.
Она проснулась и почувствовала себя родившейся заново. К ней опять вернулись надежды и она воспряла духом. И самым замечательным было то, что скоро Виолетта приедет к ней. Теперь она, Жасмин, будет жить без всякой оглядки на зловещую тень Сабатина и сделает все, чтобы ее дочь наверстала упущенное по части модных платьев, выездов в свет, свиты кавалеров, всяческих развлечений – всего, на что имеет право претендовать любая девушка ее происхождения. И не будет никакого брака по расчету, потому что надобность в нем отпала. Да и неустойку жениху не придется платить, поскольку вспышка оспы и последовавший за ним карантин лишали Жасмин возможности съездить в Перигор и подписать брачный контракт. Как говорится, нет худа без добра. Виолетта сама сделает выбор, и, если сработает другой план Жасмин, это произойдет уже далеко отсюда.
В тот же день Жасмин написала королю прошение, умоляя разрешить ей, теперь вдове, вернуться в Шато Сатори. От Фредерика ей было известно о тщетных попытках Сабатина добита амнистии. Но до герцога де Вальверде, как считала Жасмин, королю не было никакого дела, а вот она надеялась на иное отношение Людовика, уповая на то, что несмотря на бездну прошедших лег монарх вспомнит о ней и явит свою милость. Так что, отправляя свое послание в Версаль, Жасмин уже витала в облаках.
Сабатин в своем завещании не оставил ей ничего из своего огромного состояния, но, освободившись от него, Жасмин получила возможность пользоваться деньгами с банковского счета, унаследованного от матери. Шато Сатори и доходы от этого поместья оказались для нее недосягаемыми до отмены королем указа о высылке.
Осталось невыясненным, как и где Фредерик подхватил оспу. Это было неудивительно, ибо еще со времен Людовика XIV, когда от этой болезни скончался Великий дофин, распространение оспы невозможно было проследить. Она появлялась так же внезапно, как и исчезала, унося с собой жизни десятков тысяч людей. Среди солдат полка, которым командовал Фредерик, не было отмечено ни одного случая заболевания. Однако по пути следования в замок Вальверде полковник заезжал в гости к некоторым знакомым и, скорее всего, в доме одного из них он и заразился.
Наследник Сабатина уведомил Жасмин, что он не испытывает особого желания переехать в резиденцию своих предков. Этот молодой вельможа начал делать успешную карьеру при дворе и, конечно же, не собирался отказываться от роскоши и изысканных развлечений высшего света. Судя по тону письма, от него не стоило ждать даже кратковременных визитов. Наследник не имел ничего против, если Жасмин захочет прожить в замке до конца своих дней. Все, что ему требовалось взамен, – это поддерживать поместье в том же удовлетворительном состоянии, как и раньше, и высылать ему определенную сумму два раза в год. Жасмин улыбалась. читая это письмо. Да, придется этому начинающему вельможе искать какой-нибудь другой выход, как только она получит ответ от короля.
Никогда еще приготовления к поездке на ферму Говенов не было таким радостным. В этот раз они поедут назад вдвоем! Виолетту в замке ждала спальня, которую заново отделали и украсили новой драпировкой и коврами. Из ее окон открывался превосходный, пожалуй, даже лучший во всем здании вид на великолепные цветники с прудом и высокие горы с живописным ущельем. Жасмин уже сообщила портнихе размеры Виолетты и заказала несколько новых платьев, которые должны были сшить к ее приезду. С обувью дело обстояло еще лучше. От мастера из Перигора поступило множество пар изящных шелковых, бархатных и атласных туфелек с полированными каблуками, разноцветный ряд которых уже стоял в гардеробной покоев Виолетты.
Всю оставшуюся жизнь, когда ей случалось вдруг вдохнуть приятный, тонкий запах жимолости, к Жасмин непременно приходили воспоминания о том ясном летнем утре, когда она с необычайной легкостью в ногах спешила к карете, которая должна была доставить ее на ферму Говенов. Цветы уже начали распускаться, и старательные пчелы методично ползали по лепесткам, собирая нектар. Усевшись в карету, она смахнула с рукава плаща пчелу, залетевшую в открытое окно. Сердечная теплота, переполнявшая Жасмин в этот миг, вполне могла соперничать с солнечными лучами.
Долгая, почти засушливая жара избавила проселочные дороги от грязи, и карета мчалась, почти не сбавляя скорости, оставляя за собой высокие облака пыли. Кучер, любивший быструю езду то и дело нахлестывал лошадей, и они прибыли на ферму Говенов несколько раньше обычного. Жасмин соскочила на землю и быстро пошла по лужайке к дому. Завидев карету, мадам Говен обычно выходила ей навстречу, держа за руку Виолетту. Такая хитроумная тактика лишала Жасмин возможности насладиться общением с дочерью наедине, обедняла восприятие этого знаменательного момента. Сейчас же мадам Говен стояла в тени навеса под крыльцом, на пороге открытой двери, которая вела в большую гостиную, служившую одновременно и кухней. Виолетты нигде не было видно.
Жасмин впорхнула в дом, который сразу же наполнился звуками ее счастливого, беззаботного голоса, объяснявшего, что его обладательница приехала, как и обещала, забрать Виолетту домой. Сначала ее глаза никак не могли освоиться с полумраком гостиной после яркого солнечного света. Осматриваясь в поисках Виолетты, она какое-то время не замечала гримасы, исказившей лицо женщины.
– А где же Виолетта? – весело осведомилась, наконец, Жасмин. – Вы ее послали куда-нибудь? Полагаю, что ее вещи уже упакованы?
Громкое сморкание и всхлипывание заставили Жасмин резко обернуться. Низко склонив голову, мадам Говен утирала глаза краем передника. Еще раз шмыгнув носом, она показала на распечатанный конверт, лежавший на столе, и сказала прерывающимся голосом:
– Случилась страшная беда, мадам…
Все тело Жасмин внезапно сковал лед.
– Что такое? – спросила она шепотом; ее нервы напряглись от ужаса, как натянутая тетива лука. – Моя дочь заболела?
– Нет, какое там! Она убежала. Ваше письмо пришло уже после ее побега из дома.
Сначала Жасмин показалось, что из ее уст вырвался вопль, но затем она поняла, что ошибалась: это был крик души, так и оставшийся внутри. Когда она заговорила, ее голос звучал холодно н невыразительно.
– Когда это случилось?
– Пять недель назад, если не больше… Да, почти шесть. – Мадам Говен принялась бурно рыдать и отвечала на вопросы гостьи высоким, визгливым голосом.
Жасмин, разозлившись, вырвала передник из рук женщины и, заставив ее поднять голову, посмотрела в лицо.
– Почему вы тотчас же не известили меня письмом через моего банкира? Вы знали о том, что в случае, не терпящем отлагательства; он немедленно приехал бы ко мне! – В волнении она даже забыла о том, что в то время в замке был карантин, последовавший после вспышки оспы, и если бы такое послание ей и отправили, оно все равно не было бы доставлено.
– Мы не хотели зря беспокоить вас, потому что надеялись вскоре найти Виолетту; мой муж и его племянник исходили все окрестности и расспросили даже маркитанток, которые околачивались там вблизи места, где проходили маневры: это недалеко отсюда. Но никто ее не видел. Каждый день я встаю утром, и мне кажется, что вот сейчас выгляну в окно и увижу, как она опять идет сюда по тропинке.– Мадам Говен вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Мне так тяжело! Никаких слов не хватит, чтобы выразить все что довелось пережить в эти дни.
