Текст книги "Танцы с королями"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 61 страниц)
– По выражению вашего лица в королевской часовне я поняла, что вам, как и мне, этот брак навязан насильно. Мы оба потеряли все, что было дорого каждому из нас. Вы лишились удовольствий придворной жизни и возможности сделать блестящую карьеру, а я оказалась вырванной из круга семьи, разлученной с горячо любимыми родителями, друзьями и даже с королем, который испытывал ко мне искреннюю симпатию… – Жасмин сделала паузу, ожидая ответа, но де Вальверде продолжал так иступленно смотреть на мелькавший за окном кареты сельский пейзаж, словно тот был его личным врагом. Глубоко вдохнув, она заставила себя продолжить. – Поскольку нам придется жить под одной крышей в месте, которое вам почти так же незнакомо, как и мне, давайте попытаемся сообща переносить постигшее нас несчастье. Может быть, мы, в конце концов, даже станем друзьями…
Если бы он тогда кивнул или каким-то другим слабым жестом выказал свое согласие с тем, что было ею сказано, это хоть немного ободрило бы Жасмин в этот самый страшный час ее жизни, но герцог упорно продолжал игнорировать ее. Она откинулась на подушки сидения и, закрыв глаза, постаралась задремать. Путешествие продолжалось.
Вскоре дорога углубилась в лес, и Сабатин приказал кучеру остановить карету. Самое время было облегчиться. Открыв дверцу, Сабатин вышел наружу и скрылся за деревьями. Слуги, следуя примеру хозяина, тут же разбежались по придорожным кустам. Преданная Жозетта быстро подбежала к Жасмин, неся в руках серебряный сосуд особой формы, который тогда имели обыкновение использовать женщины из высших слоев общества, застигнутые нуждой в дороге. Не успела горничная опорожнить сосуд в придорожную канаву,– а Жасмин одернуть юбки и привести себя в приличный вид, как появился Сабатин и молча плюхнулся на сиденье. Он по-прежнему не желал с ней разговаривать.
Обедали они на свежем воздухе с таким шиком, словно находились в Версальском дворце. Им прислуживали двое лакеев, которые поставили в тени деревьев складной стол, накрыли его камчатой скатертью, разложили столовые приборы из серебра и поставили хрустальные фужеры. По обе стороны стола стояли походные стулья, мягкие сиденья которых украшала серебряная вышивка. Жасмин села напротив Сабатина, и им подали холодные закуски на серебряных блюдах: различные салаты, сыр и фрукты. Хлопнула пробка, и дворецкий разлил по фужерам вино Шампани, замечательный, искрящийся весельем напиток, к которому питал особое пристрастие король-солнце в последние годы жизни.
Сабатин забрал из Версаля всех своих слуг, предотвратив таким образом панику, всегда возникавшую среди тех, кто внезапно оказывался без хозяина, отправленного в ссылку. Где-то в укромном месте, подальше от глаз сурового герцога, спешили утолить голод сытной, но однообразной пищей камердинер, секретарь, повара и поварята, дворецкий и лакеи, кучеры, грумы, форейторы и пажи – всего около сорока человек, не считая тех, кто прислуживал за столом. Конечно, всем им не очень-то хотелось менять веселый Версаль на глухой медвежий угол, каким являлся Перигор, но, по крайней мере, они не должны были теперь унижаться, соперничая друг с другом в попытках наняться в услужение к другим вельможам или клянча милостыню на улицах. Из-за пригорка послышался смех Жозетты. Это немного приободрило Жасмин, желавшую видеть свою служанку веселой и неунывающей.
Супруги де Вальверде обедали в тишине, прерываемой звяканьем столовых приборов. Жасмин была не прочь заговорить первой, но опасалась получить резкую отповедь на глазах у лакеев, стоявших за их спинами. Сабатин поглощал пищу с огромным аппетитом. Фазан, жареный цыпленок в белом соусе, заливное из языка, куски баранины и говядины исчезали у него во рту с поразительной быстротой. Жасмин, поковыряв вилкой, съела несколько кусочков мяса и приступила к десерту. Ее супруг выпил также изрядное количество шампанского, и едва они вновь отправились в путь, как его тут же сморил сон.
Когда он зашевелился и смачно зевнул, проспав несколько часов, Жасмин опять попыталась втянуть его в разговор, надеясь, что сытный обед во многом улучшил его настроение.
– Пожалуйста, давайте поговорим, Сабатин! Расскажите мне что-нибудь о том месте, куда мы едем. Что там за жизнь? Это ваше родовое поместье? Далеко ли оттуда до ближайшего города? Мне ничего не известно ни о вашем происхождении, ни о том, каков круг ваших интересов – кроме того, что вы страстный охотник. Мне сказал об этом маркиз де Гранж, с которым вы, насколько я знаю, хорошо знакомы. – Она подождала ответа, но Сабатин оставался глух и нем. – Если вы не желаете рассказывать о себе, то, может быть, вы хотите, чтобы я рассказала вам о моей семье?
Герцог тяжело вздохнул, взял свою трость и забарабанил в стенку кареты кучеру, чтобы тот остановил лошадей. Лакей, спрыгнувший на землю с запяток, открыл дверцу и застыл в подобострастном поклоне, но Сабатин не стал выходить. Вместо этого он что-то вполголоса приказал. Через пару минут лакей возвратился с походным письменным бюро. Сабатин поставил его себе на колени, и Жасмин с изумлением подумала: неужели он выбрал столь неподходящий момент для писания письма? Однако оно оказалось очень коротким. Сабатин тут же вернул бюро лакею. Сложил лист бумаги и отдал ей. Там было написано всего одно слово: «Молчите».
Придя в бешенство, она скомкала бумагу и, бросив ее на пол, резко отвернулась от Сабатина. Затем, когда часы потянулись медленной и томительной чередой, Жасмин предположила, что этот странный человек, возможно, вообще не намерен разговаривать с ней. Это ужаснуло ее.
Ночь они провели на постоялом дворе, довольно неуютном и грязном. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Жасмин спала в отдельной комнате, но если Сабатину застелили постель чистым бельем, которое он всегда возил с собой, то ей пришлось довольствоваться серыми и помятыми хозяйскими простынями. Жозетта, мрачная и раздражительная, постоянно ворчала себе под нос о всяких глупостях, из-за которых теперь нужно-де страдать ни в чем не повинным слугам. Тем не менее она раздобыла свежей соломы, чтобы набить матрац, и большой кувшин горячей воды и помогла хозяйке смыть дорожную пыль и пот. Жасмин весь день провела в полном придворном одеянии и, хотя погода была ветреной и прохладной, все же с удовольствием избавилась от слишком неудобного платья. Жозетта вынула из сундука другое, шелковое, которое лучше подходило для путешествия. Подумав, что ей вовсе не обязательно ужинать вместе с Сабатином, она распорядилась принести еду к себе в комнату и поела куда с большим аппетитом, нежели в ледяной компании своего мужа. Ей казалось, что она не сомкнет глаз после всех драматических переживаний прошедшего дня, но как только ее щека коснулась подушки, она тут же провалилась в глубокий сон и крепко спала, пока громкий стук в дверь не возвестил о том, что наступило ясное, солнечное утро.
Жасмин заморгала спросонья и удивилась. Это явно была не Жозетта, которая не умела барабанить в дверь так, что та ходуном ходила на петлях. И кстати, куда же она подевалась, ибо рядом с кроватью не было подноса с кофе и булочками и не стоял кувшин с теплой водой для умывания?..
– Кто там?
– Мадам, хозяин велел передать, что пора ехать.
Жасмин соскочила с постели и, подбежав к двери, чуть приоткрыла ее. Один из лакеев уже повернулся и начал было спускаться по лестнице, посчитав свою миссию выполненной.
– А сколько сейчас времени? – с ужасом спросила Жасмин.
– Девять часов, мадам.
– Так куда же запропастилась моя горничная?
Ей давно следовало быть здесь. Найдите ее и срочно пришлите ко мне.
Лакей вернулся назад и, с удивлением воззрившись на герцогиню, сообщил:
– Хозяин постоялого двора сказал мне, что ваша горничная уехала отсюда еще на рассвете. С попутным фургоном она отправилась в Париж.
Даже Жозетта покинула ее! Вот так денек! Не успев начаться он уже подбрасывает такие сюрпризы.
– Ну, что ж. Пришлите сюда кого-нибудь из местных служанок, а позавтракаю я, так уж и быть, внизу.
– Я сделаю все, что смогу, мадам, но все они сейчас очень заняты обслуживанием прибывших путников.
Жасмин, потеряв терпение, крикнула:
– А мне что за дело? Я приказываю вам найти кого-нибудь! Сообщите заодно герцогу де Вальверде, что мне потребуется по меньшей мере еще час, чтобы собраться в дорогу.
Захлопнув дверь, она подошла к окну. Путникам, прибывшим в двух каретах, меняли лошадей, а экипаж де Вальверде уже стоял во дворе, готовый к отбытию. Ей был виден Сабатин, расхаживавший в легком коричневом плаще и штанах до колен из кремового шелка. Конечно, в таком наряде путешествовать было куда удобнее, чем во вчерашнем свадебном облачении. «Ну ничего, пусть подождет!» – мстительно думала Жасмин. Утро просто замечательное, и ничего страшного не произойдет, если он еще немного погуляет на солнышке ради нее. Может быть, это заставит его подумать о своих грубых, вызывающих манерах по отношению к ней и он все-таки изменит свое поведение на более приемлемое, когда увидит ее.
Прислонив свое карманное зеркальце к заплывшему подсвечнику, который стоял на столе (зеркала в этой комнате не было, наверное, со времени потопа), Жасмин принялась делать прическу, понимая, что помощи ей, скорее всего, не дождаться. Волосы, хорошо расчесанные предыдущим вечером, слушались ее искусных рук и гребня и прекрасно ложились на место, завитые в множество локонов. К тому времени, когда она закрепила всю прическу заколками, прибыла, наконец, горничная постоялого двора.
От одного ее вида Жасмин сразу захотелось завыть. Это была худосочная, болезненная девушка-подросток в замызганном платье и насквозь мокром фартуке: очевидно, ее прислали сюда прямо с кухни, где она мыла посуду. Выглядела она насмерть перепуганной. Жасмин невольно сменила гнев на милость и не стала распекать девушку – сказалось воспитание Маргариты.
– А кто же принесет мне горячей воды?
Девушка медленно покачала головой, застенчиво теребя руками фартук:
– Нащет вады мне ничаво не гаварили, а када я бижала с кухни, мне вилели отнесьти вот ету бумажку гаспаже наверх. – И с этими словами она протянула сложенный вчетверо лист бумаги. Жасмин сразу узнала его. Такую бумагу доставал Сабатин из своего походного бюро. Не без внутреннего трепета взяла она эту записку, которая была чуть длиннее вчерашнего послания, но тон ее был не менее оригинальным: «Вы задержали наше отбытие уже на четверть часа. Я даю вам еще пять минут, а затем выволоку во двор и посажу в карету вне зависимости от того, оделись вы или нет».
У Жасмин не возникло и тени сомнения в том, что он так и поступит. Издав чуть слышный стон отчаяния, она метнулась к кувшину, который вечером принесла Жозетта, и обнаружила на его донышке достаточно воды, чтобы прополоскать рот. Побрызгав на лицо розовой ароматной водой из своей хрустальной фиалы, она призвала на помощь кухарку и стала надевать нижние юбки, однако неопытная девушка только мешала ей, и, в конце концов, Жасмин пришлось все делать самой. Схватив платье, она в мгновение ока натянула его на себя через голову. Никогда в жизни Жасмин еще не одевалась самостоятельно, всегда ей помогали Берта, а потом Жозетта. О, подлая предательница! Вспомнив о ней, Жасмин заскрежетала зубами. Однако появись Жозетта сию минуту, она, не задумываясь, приняла бы ее услуги.
Пытаясь управиться со шнуровкой платья на спине, Жасмин краешком глаза следила за Сабатином в окно. Вот он посмотрел на свои карманные часы и захлопнул крышку. Он идет сюда! Жасмин заметалась по комнате в поисках туфель. Ага, нашлись! Она быстро всунула ноги в туфли с алмазными пряжками, в которых появилась на церемонии бракосочетания. Времени искать другую пару уже не было. Быстро похватав все свои принадлежности, она покидала их в дорожный сундучок, который еще с вечера стоял с откинутой крышкой. Жасмин захлопнула сундучок и, повернув ключ в замке, сорвала шляпку с крючка у двери. Она успела выбежать из комнаты и спуститься по лестнице, прежде чем Сабатин дошел до середины обеденного зала.
– Доброе утро! – сказала она, дав ему еще одну возможность установить с ней нормальные отношения, несмотря на то, что ее все еще коробило от вызывающего тона записки. Но Сабатин лишь свысока глянул на нее, и в его глазах сверкнула все та же неукротимая ненависть, которая так поразила ее вчера в часовне. Ей стало ясно, что и этот день ничем не будет отличаться от вчерашнего.
Он отступил в сторону, давая ей пройти вперед. Очевидно, ему хотелось обезопасить себя от дальнейших проволочек, которые могли последовать с ее стороны, и отвести ее прямиком к карете. Из харчевни доносились приятные, дразнящие запахи свежеиспеченного хлеба, мясного супа, кофе и других вкусных яств, от которых у проголодавшейся Жасмин потекли слюнки. Мимо прошла служанка с подносом, нагруженным всеми этими замечательными вещами, и Жасмин стоило большого труда не стянуть с него румяную булочку. Все же она сохранила достоинство и вышла на двор, подставив лицо яркому солнцу. Увидев, как презрительно покосился на нее Сабатин, состроив брезгливую гримасу, Жасмин разозлилась. Она и сама прекрасно знала, что выглядит неряшливо, но ее вины здесь не было.
– Моя горничная сбежала, и мне теперь приходится одеваться самой!
Поднявшись в карету, она заняла свое прежнее место. Весь день платье ерзало у нее на плечах, то и дело норовя совсем обнажить их на потеху Сабатину, и это вконец испортило ее настроение, которое и без того нельзя было назвать хорошим. Первые полчаса дороги Сабатин провел за чтением газеты, которую он, вероятно, взял у какого-нибудь проезжего постояльца за завтраком в харчевне. Закончив, он не предложил газету ей, но она сама взяла ее с противоположного сиденья, куда Сабатин с раздражением швырнул чем-то не удовлетворивший его листок с новостями. Чтение помогло Жасмин хоть как-то убить время; однако газета оказалась весьма скучной, будучи посвященной в основном сбору налогов и ценам на зерно. Там не было ни строчки о модах и жизни высшего света. Невольно мысли девушки обратились к мастерской ее матери, к женщинам, которые там трудились и вели довольно безбедную жизнь по сравнению с работницами других подобных заведений. Продаст ли мать на старости лет свое дело? Эта идея не казалась ей такой уж нелепой, особенно теперь, когда ее отец нуждался в уходе почти каждую минуту, а она безрассудно втравила себя в историю, из которой ей, кажется, выбираться будет ох как нелегко, и в настоящий момент ничем не могла облегчить бремя, лежавшее на плечах матери. Сознание собственной вины укололо ее сердце, и ей до боли захотелось домой. Эта боль возникла в ней еще в тот миг, когда она покидала в карете пределы. Версаля, и становилась все сильнее по мере того, как увеличивалось расстояние, отделявшее ее от Шато Сатори.
Этот день протекал так же однообразно, как и вчерашний, но вечером ей, слава Богу, не пришлось мучиться в какой-нибудь грязной, полной клопов комнате постоялого двора. На этот раз они остановились на ночь у одного из дядей Сабатина, старого вдовца прямо-таки буколической внешности, слывшего эксцентричным человеком из-за того, что он предпочел добровольно удалиться в поместье вместо того, чтобы окончить свои дни вблизи блестящего, знаменитого на всю Европу Версаля.
– Я хочу умереть спокойно, в своей постели, – сказал он, как, должно быть, говорил уже много раз по этому поводу, заметив на лице племянника презрительную усмешку. – И никакой лакей не выбросит меня, как последнюю собаку, когда смерть занесет свою косу. А в Версале меня ждала именно эта позорная участь.
Глухой и очень словоохотливый, он без умолку болтал о прошлом, рассказывая скандальные истории из жизни королевского двора и Жасмин вдруг ужаснулась, подумав, что, в сущности, с тех пор быт и нравы высшей знати ничуть не изменились. Интриги, сплетни, наушничество и доносы, стремление подставить другому подножку в схватке за место поближе к трону, тайные беременности, ночные оргии, разврат содомитов и многое другое заполняли чувственную, пульсирующую, экзотическую и опасную атмосферу, которая царила в Версале и поныне. Сабатин слушал с таким суровым лицом, будто находился на собственных похоронах. Этими рассказами старый аристократ невольно сыпал соль на свежие раны племянника. Иногда, впрочем, разговор заходил и о семейных делах, и Жасмин узнала, что из-за нехватки слуг замок Вальверде пришел в плачевное состояние. К тому же им управляла, как это часто тогда случалось, обедневшая родственница Генриэтта де Вальверде, которая прожила там уже много лет.
Жасмин очень хотелось надеяться, что в своем новом доме она обнаружит еще одну женщину, которая помогла бы ей скрасить безрадостное существование. Однако пожилой дядя Сабатина внушал ей почти такое же отвращение, как и племянник, и не было оснований полагать, что кто-нибудь из их мерзкого рода окажется более симпатичным. Не то, чтобы старикашка раздражал Жасмин тем, что игнорировал ее, как это делал Сабатин. Наоборот, за столом он обращался к ней, равно как и к племяннику, и от его крика у нее закладывало уши. Он был отвратителен ей своими привычками развратника, которые у иных людей сохраняются вплоть до преклонного возраста. Он не сводил глаз с ее декольте, встречал в коридоре один на один, постоянно норовил потискать груди или ущипнуть за ягодицы. После ужина, поднимаясь из столовой наверх в отведенную ей спальню, Жасмин услышала, как старый негодяй торговался с Сабатином за право провести с ней ночь. Ей вовсе не нужно было подслушивать, ибо, как все глухие люди, он не имел понятия о силе своего голоса.
– Что ты хочешь, племянник? Породистого гунтера? А может быть, станешь сговорчивее, если я заплачу твои карточные долги? Да, кстати, тебе всегда нравились тетушкины фарфоровые часы. Можешь взять их.
Жасмин остановилась на лестнице, в ужасе охватив пальцами горло. Неужели ненависть Сабатина к ней настолько велика, что он уступит ее? Сердце в груди бешено заколотилось в ожиданий ответа. Послышался сардонический смех Сабатина:
– Я назначу цену, но ты не сможешь заплатить.
– И какова же твоя цена?
– Письмо из Версаля, извещающее об отмене моей ссылки.
Его дядя, разозлившись, стал кричать:
– Но ведь ты же знаешь, что это за пределами чьих-либо возможностей! Тебе и этой аппетитнейшей штучке придется жить вместе в ссылке, и лишь смерть освободит вас, потому что твоя участь – это ее участь. – Затем он снова начал умолять племянника. – Одна ночка – не такое уж большое одолжение…
Сабатин насмешливо отвечал:
– Только не для тебя, старого, больного и вонючего козла!
– Ах, вот в чем дело! – Старикашка, поняв, что проиграл, разобиделся не на шутку. – Так значит, ты боишься заразиться после меня триппером, не так ли? Но я от него еще не умер, и не триппер уложит меня в гроб! Уж скорее я умру от любовного истощения, забавляясь с моими служанками.
Оба развратника – и старый, и сравнительно молодой – разразились при этом громким, кашляющим смехом. Жасмин, словно подстегнутая хлыстом, мигом взлетела по ступенькам наверх. Ее щеки горели от стыда. Бедная Жасмин чувствовала такое омерзение от услышанного, что ее даже начало подташнивать. То, что сказал этот противный старый хрыч о сроке ссылки, окончательно подкосило ее. И почему она не поняла с самого начала, что в качестве жены Сабатина ей придется нести тяжкий крест изгнания наравне с ним! Это означало, что даже если она через минуту овдовеет, ей все равно не разрешат вернуться домой.
При свете свечи, которую она держала в руке, несчастная девушка уныло переступила порог спальни, приютившей ее на эту ночь. Жасмин было всего лишь семнадцать лет, но все, что она ценила в жизни, уже было у нее отнято. Ведь ее отцу суждено было до конца дней своих оставаться инвалидом, и значит, мать не сможет оставить его и отправиться в долгий путь, чтобы навестить дочь. Жасмин осталась одна-одинешенька на всем белом свете, и такого с ней еще никогда не случалось. Уют родительского дома, нежная любовь отца и вечные заботы матери, старавшейся своими наставлениями уберечь ее от дурных соблазнов, – все это теперь безвозвратно кануло в глубокую пропасть времени. Она никак не ожидала, беззаботно проводя дни с Фернандом, такой страшной кары за свои прегрешения, к которым ее привела страстная и чувственная натура, искавшая наслаждений. Вся ее молодость, казалось сейчас Жасмин, стремительно оставляла ее тело и душу и куда-то улетучивалась в этой безобразной, гнетущей комнате с громоздкой мебелью из дуба и мрачными картинами, косо висящими на стенах. Ее искаженное отражение появилось в старом помутневшем и потрескавшемся зеркале, изготовленном еще до того, как французские мастера зеркальных дел открыли секрет безупречного качества своих изделий. Бессильно уронив руки, она, затаив дыхание, всматривалась в свое отражение и видела в нем себя через несколько лет. Нет, даже не через десять лет и не через год, а сейчас, потому что ее душа уже постарела и высохла от груза отчаяния. Никогда больше не познает она в своем сердце счастья и радости, блаженства свободы.
– Ах, мамочка, – прошептала она в тишине спальни, – ну почему ты сделала меня слишком стойкой и упрямой? Ведь для меня сейчас было бы таким облегчением покончить счеты с жизнью. – Она шагнула поближе к зеркалу. – Я не хочу жить дальше. Вместо будущего у меня черная, зловонная яма, куда я падаю все глубже и глубже. Вы с отцом вечно спорили из-за моего воспитания. У каждого из вас были свои понятия о том, что является для меня благом…
В ту ночь она заснула таким же крепким и здоровым сном, как и на, постоялом дворе. Казалось, что эта потребность во сне была порождением усталости не только тела, но и духа. Но на этот раз она не проспала. Выделенная ей служанка разбудила Жасмин еще загодя, и та успела с ее помощью вымыться, сделать прическу и одеться. Спустившись вниз, она первый раз села за стол, накрытый к завтраку, и стала ждать появления Сабатина и мерзкого старика, его дяди. Наконец, появились и они. Сильный перегар, которым несло от них, как от винной бочки, и опухшие лица говорили о том, что эта славная парочка пьянствовала вчера до глубокой ночи, а неуверенные движения и чуть нетвердая походка были верными признаками того, что еще не весь хмель выветрился из их буйных голов. Голова у Сабатина трещала, как орех, и он состроил страдальческую гримасу, когда служанки, убирая со стола, зазвенели посудой.
Они уехали сразу после завтрака. Жасмин удалось уклониться от поцелуя, который ей упорно навязывал на прощание пропахший мочой старикан, зато уследить за его проворными руками она не успела, и он с непостижимой ловкостью ухватил ее за грудь и, крепко стиснув молодую плоть, затрясся так, словно у него наступил оргазм. Сабатин сделал вид, что не заметил шалостей родственника, ведь все это ему было почти безразлично, хотя, как подозревала Жасмин, он не меньше нее радовался отъезду. Очевидно, самолюбивый племянник опасался насмешек со стороны дяди. К счастью для него, старый аристократ не придал этому бесчестью, каким, безусловно, являлась для Сабатина ссылка, никакого значения. За ужином накануне ей стало известно, что в пути им предстоят еще две или три ночевки, но теперь у нее была служанка, и Жасмин могла вздохнуть чуточку посвободнее. Судя по ее речи и манерам, девушка по имени Ленора всю свою недолгую жизнь прожила в деревне. В служанки же к Жасмин ее, лишь недавно взятую ко двору де Вальверде, определили из-за обнаружившейся способности делать дамские прически. Это умение сделало девушку объектом постоянного паломничества других служанок, которым она завивала и укладывала волосы сообразно их вкусам. Жасмин, не желая больше мириться с неудобствами, вызванными предательским бегством Жозетты, поговорила с экономкой дяди, спросив ее, нельзя ли взять Ленору хотя бы на время. Сам. же старик давно уже не вникал в хозяйственные дела, поставив лишь одно условие: каждую ночь его должна была ублажать одна из служанок, что исполнялось неукоснительно. Служанки сами считали такую дань вполне приемлемой и совсем не обременительной – ведь в обмен им была предоставлена полная свобода действий в доме. Это означало возможность красть сколько душе угодно. Добродушная женщина, упитанная и румяная, отнеслась к просьбе молодой герцогини с большим пониманием.
– Конечно, берите ее, мадам. Что за разговоры? Она девушка хорошая, смышленая, опрятная и скромная. Если она вам понравится, то ради Бога, оставьте ее себе совсем и даже не думайте присылать назад.
И вот утром Леноре уже подыскали место в одной из карет для слуг. Такой поворот событий в жизни привел девушку в счастливое возбуждение, вероятно, такое же, какое испытывала ее предшественница, снова увидев Версаль после краткой, длиной всего лишь в сутки, разлуки. Ленора с радостью готова была служить своей красивой хозяйке с печальным лицом, на котором никогда не появлялась улыбка. Она никак не могла взять в толк, почему это женщине, у которой столько всяких модных нарядов и восхитительного нижнего белья, вздумалось вдруг огорчаться?
Той ночью прежний хозяин Леноры приказал ей явиться к нему для постельных утех. Он уже успел положить глаз на эту новенькую тихоню и с вожделением сластолюбца предвкушал наслаждение. Однако экономка, напустив на себя скучный вид, с огромнейшим удовольствием ответила развратнику, что девушка поступила в услужение к герцогине де Вальверде. Добропорядочная женщина люто ненавидела своего хозяина за то, что он развращал молодых, неопытных девушек и многих из них заразил дурной болезнью, отчего ни один деревенский парень не хотел брать их в жены. Лишь то обстоятельство, что Ленора понадобилась жене его племянника, спасло экономку от удара тростью по лицу.
Робкая Ленора не открывала рта и тем невольно усугубляла мрачную атмосферу молчания, тон которой задал Сабатин, и все же природная сообразительность этой девушки и открытое, доверчивое лицо помогли Жасмин перенести тяготы оставшегося пути. На Жасмин огромное впечатление произвели величественные картины природы той местности, где находилось поместье де Вальверде. Быстрые реки мчали свои воды среди богатых растительностью долин, окаймленных высоким плато, на котором виднелись вдали горные гряды и высокие утесы. То здесь, то там на фоне лазурного неба вырисовывались башни средневековых замков. Иногда встречались на пути и деревни с церквушками в романском стиле из коричневых камней, с крышами из красной черепицы. Навстречу часто попадались тележки и фургоны, запряженные мулами или волами, и это существенно замедляло продвижение кортежа герцога. Сабатин смотрел на все это из окна кареты с нескрываемым отвращением. В последние часы путешествия он уже не мог обойтись без вина, пил постоянно и на каждой остановке опустошал по нескольку бутылок прямо из горлышка, игнорируя хрустальный фужер.
Замок Вальверде показался впереди, когда солнце уже садилось. С точки зрения военной стратегии он имел весьма выгодное расположение: во всех направлениях прекрасно просматривалась местность. В прошлом это давало его защитникам неоценимое преимущество в отражении попыток мародеров и иностранных завоевателей захватить это мощное и величественное сооружение, которое ощетинилось многочисленными башнями, как и другие замки, увиденные Жасмин по пути сюда. Некоторые верхние окна зияли темными провалами на месте выбитых стекол. Эти черные пятна чередовались в шахматном порядке с целыми стеклами, в которых ослепительно отражался огненно-золотой закат. В тех помещениях никто давно уже не жил, и они постепенно пришли в запустение и упадок. Судя по внешнему виду, это было действительно древнее сооружение, что соответствовало ожиданиям Жасмин, которая из рассказов отца, а тот часто любил разговаривать с ней об архитектуре, знала, что за последние сто лет во Франции не было построено ни одного замка. В то время как Иль-де-Франс стал средоточием шедевров французских зодчих еще с того времени, как король-солнце начал перестраивать Версаль, остальная Франция прозябала в полной безвестности и упадке, вызванном невниманием к ее нуждам со стороны правительства и лично короля.
В результате подавляющее большинство сельского населения жило в нищете. Ну, что ж, по крайней мере, хоть здесь после приезда Сабатина дела немного наладятся, и его мелкие арендаторы и крестьяне на себе почувствуют заботу землевладельца, которому придется вникнуть в дела своего поместья. Так думала про себя Жасмин, когда их карета, возглавлявшая кортеж, въехала в ворота замка.
Сабатин не спешил выходить из кареты и ждал, пока лакей, спрыгнувший с запяток, дергал за ручку дверного звонка, требуя, чтобы кто-то открыл изнутри тяжелую, высокую дверь замка Вальверде. Жасмин, наблюдавшая за мужем, краешком глаза заметила, что возвращение в родные пенаты было ему тягостно. Он сжал челюсти так плотно, что на скулах появились желваки, а левый висок сильно задергался. Выругавшись себе под нос, Сабатин в конце концов почувствовал прилив злости и, покряхтывая, опустил свое сильное, но грузное тело на землю. Прежде чем Жасмин успела последовать его примеру, он уже взбежал по широким ступеням крыльца и исчез в зале, в темноте которого замерцали свечи. Поднимаясь по лестнице, Жасмин заметила, что стены были увиты диким плющом, слой которого достигал невероятной толщины, поскольку никто и никогда его не обрезал, и казалось, что это растение бросило вызов самому времени – кто из них быстрее овладеет замком.
Сабатин стоял в зале с высоким потолком, который держался на массивных, почерневших балках и, надрывая горло, выкрикивал приказы. От топания его сапог с давно не подметавшегося пола поднялось облако пыли. В руке Сабатин держал невесть откуда взявшийся огарок свечи, с которым он и отправился осматривать комнаты по обе стороны коридора. Навстречу ему уже бежали со всех сторон слуги, похожие на потревоженных мышей, выскочивших из своих нор. При свете их свечей Жасмин разглядела паутину, опутавшую стены подобно гобелену. Слуги спешили, спотыкались и сталкивались друг с другом, то и дело останавливаясь, чтобы обернуться и прокричать приказы их только что вернувшегося хозяина. На галерее у подножия массивной дубовой лестницы появилась женщина лет семидесяти, хрупкого телосложения, седая как лунь, с прической, которая вышла из моды, когда Жасмин была еще маленькой девочкой.
Платье этой дамы относилось к еще более древним временам. Сильно выцветшее и потрепанное, оно было под стать самому замку. Женщина уставилась на Сабатина, словно тот был самим дьяволом, ворвавшимся в замок, чтобы завладеть им и его обитателями. Ее отвисшая челюсть и руки слегка дрожали.
