Текст книги "Золотое дно. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Роман Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

В штабе сидел, свалившийся как снег на голову, тот самый журналист из Москвы, Владик Успенский, легкомысленно сияющий, в жарком полушубке, с тремя или четырьмя аппаратами на ремешках и тяжеленной черной сумкой с объективами на боку. Владик курил сигарету и очень громко рассказывал о новом спектакле на Таганке.

– Р-раз – бегут… Р-раз – лежат! Р-раз – вскочили!.. И так три часа, опупеть можно! – Он увидел Туровского. – Валера, салют! – Вскочил, обнял по-свойски и, отойдя, принялся фотографировать. – Давай за столом! Ах, старичок! Сделаю такой кадр, для АПН!

– Погоди! – отмахнулся Валерий. – Тут дело.

– Понято! – Владик тут же сел, радостно глядя на Туровского. – А я был у вас в отделе кадров. Мне письмо показали, от школьниц… Класс! – Он протянул Валерию конверт.

Набирая номер прямой связи с Васильевым, Туровский глянул: девочки из Кемеровской области прочитали статью «Розовый город палаток», восхитились и решили ехать сюда. «Мы будем работать и учиться в вечерней школе. Мы не боимся трудностей…» Валерий бегло читал красивые строчки и одновременно видел грозную ледовую толщу перед плотиной, и кивал Владику, что-то продолжающему говорить. Как при нем известить Васильева? Попросить москвича выйти? Туровский, как любой тщеславный человек, робел перед журналистами. Да и телефон Васильева не отвечал.

«Кстати, этот легкомысленный москвич может нам сейчас помочь! Своими праздничными снимками успокоит людей. Пусть больше снимает веселых рабочих».

– Я рад, что ты приехал, – пробормотал Валерий. – Ходи, смотри. Фотографируй самых веселых, самых красивых… Соцреализм. Понял?

– Понято! – оживился Владик. Он, конечно, догадывался, что его прежним фотоочерком здесь, на Ю.С.Г., не слишком довольны. – А тебя можно? Улыбнись, а?

Туровский печально улыбнулся. Веселее он не умел.

– Сегодня взрыв в два часа, – напомнил дежурный Помешалов, отрываясь от телефонной трубки и бумажек. – Маланин хочет заодно по поводу Климова…

– Хорошо, – продолжал хмуриться Валерий. «Может быть, Помешалову шепнуть о результатах бурения? Чтобы он сбегал к Васильеву. Пусть неприятную весть он донесет. А Туровский на льду, так скажет».

– А это что? – блаженно улыбаясь, Владик показал на горсть флакончиков с духами, которые мерцали на подоконнике. Их выкинула Оля Снегирева два дня назад в Стройлаборатории и сюда принесли дежурные. – Французские?

– Нитроглицерин, – мрачно пошутил Валерий. И кивнул на фанерный шит за окном, косо прислоненный к стене. – Видишь, приходится закрываться, когда в котловане взрываем. Муторное дело – стекла вставлять на морозе…

Владик, помертвев лицом, надел каску и медленно, боком, вышел из штаба. Наконец-то. А то ведь раззвонит. Туровский подсел к Помешалову и негромко объяснил ситуацию.

– Работай, но чтобы больше никто не знал, я через час вернусь.

Он сам доложит Васильеву, так будет мужественней. Валерий выбежал из штаба и ему повезло – катил попутный рабочий автобус, Валерий поднял руку и вломился в гармошку двери. Он ехал в поселок, прикрыв глаза, делая вид, что дремлет – а сам мучительно думал сразу о десяти вещах. Почему перед плотиной лед до дна? Что же дальше будет? Вода наберется по самую гребенку – и перехлестнет на эту сторону?! Почему уехала Оля Снегирева, Олька Снегирек? Маленькая, тихая, краснощекая, похожая на девочку (а ей уже за двадцать, а может, и все двадцать пять…), ее все любили… Зачем пыталась отравиться? Из-за кого? Почему Васильев из Москвы вернулся непохожий сам на себя? Не желая разговаривать, пошел в ресторанчик при вокзале и долго там сидел среди всякого пьяного сброда, а коллеги напрасно ждали его дома. Что-то произошло в Москве, чего Валерий не знает? А может, здесь, на Ю.С.Г., положение куда более критическое, чем кажется ему, Валерию? Если денег не выделили и людей не пообещали…

Когда Туровский добрался до управления, день уже сверкал вовсю, на белом снегу лениво распластались рыжие псы и голубые тени от столбов.

В кабинете Васильева он застал обоих руководителей: начальник строительства и главный инженер сидели друг против друга за столом, на котором блестел алюминиевый глобус с крохотным спутником над ним – подарок космонавтов, в стороне шипел не выключенный селектор, в нем слышались далекие голоса.

– Куда пропал? – сердито спросил Альберт Алексеевич. Но, не дожидаясь ответа, решил закончить разговор с Александром Михайловичем – выдержка у него была. – И что наши доблестные солдаты?

Титов плаксиво сморщил доброе большое бульдожье лицо.

– Не хотят оставаться. Может быть, вечером проедем на вокзал, нажмем на долг.

– Долг – великое слово. – Васильев снова обернулся к Туровскому, который смиренно сел, опустив глазки, – начальник стройки, видимо, пытался угадать, какие новости тот принес из-за плотины. Или уже знал, если вдруг Помешалов позвонил? – Солдаты за два года службы устали от этого великого слова. Если митинг проводить, то днем, задолго до поезда.

Титов ухмыльнулся.

– А если, как вы… однажды?

Прошлой осенью, в несколько схожей ситуации, когда приехавшие солдаты не захотели оставаться на стройке, а люди были нужны катастрофически – впереди перекрытие Зинтата, Васильев задержал своей властью отправление поезда в Саракан. На пустыре перед вокзалом был организован митинг, выступили самые красивые девушки, фронтовики вышли с орденами, некоторые на костылях… И результат – половина демобилизованных воинов не покинула ГЭС. Правда, Васильеву досталось потом на бюро обкома за своеволие… «Можно бы, конечно, и сейчас, – подумал Валерий, переводя дыхание и наливая себе воды в стакан. – Договориться с железнодорожным начальством».

Но сегодня Васильев вел себя как-то непривычно вяло.

– Не знаю, – буркнул он Титову. – Предлагайте вы.

– А что? – явно встревожился Титов. – Незаконно?.. – Он долго сморкался в платок, тайком всматриваясь в замкнутое желтое лицо Васильева. – Вы… тоже, болеете? Как, кстати, Москва? Поздравляем орденом.

Васильев усмехнулся.

– Тоже стали, Александр Михайлович, телеграммами разговаривать? Я полагаюсь на вас, именно на ваш опыт. Вы ведь поможете мне? В эти… тяжелые… Ну, вы понимаете. – И бросил Туровскому. – Давай.

Валерий поднялся и четко, даже, пожалуй, ожесточенно доложил о результатах бурения.

– Я думаю, придется водолазов снарядить… посмотреть, где лед потоньше… чтобы понять механизм процесса.

Титов от страха выпучил глаза, он не думал, что ситуация настолько опасна.

– Александр Михайлович! – окликнул его Васильев. – Мы тут. Все будет хорошо. Идите к себе, там наверняка люди.

– Да-да… – пробормотал Титов и, кряхтя, как тяжело больной, ушел.

– Очень интересно. Спасибо, обрадовал! – усмехнулся Васильев. Он поднялся и стал ходить из угла в угол по кабинету. – И?

– К обеду еще пару дырок посмотрим. Водолазов запускать?

– А ты как скажешь? – Альберт Алексеевич остановился, сверху в упор глядя на него. – Давай сделаем, как ты скажешь!

– Зачем шутите?.. – Туровский обиделся. Он решил, что Васильев издевается над ним. Или действительно растерян? «Или я чего-то не знаю, не понимаю?» И Валерий трудно ответил. – Я думаю – н-нужно.

– А если оторвет человека… унесет течением под ледяную гору, под плотину? – Альберт Алексеевич приблизился совсем вплотную, и на Валерия дохнуло запахом кофе, кислого пота. – Что скажешь?

– Добровольцев надо. Я сам пойду. Судьба ГЭС решается.

Васильев помолчал и, подойдя к столу, глянул косо.

– Только не надо красиво: «я сам»… Что особенного? Затопим, погубим… Придут другие и достроят! Ну, ладно, извини. – Он положил руку на телефонную трубку.

– Расход воды? – неожиданно спросил начальник стройки.

– Как обычно зимой – триста кубов в секунду…

– Да-да. А уровень растет. – Васильев долго молчал. – Знаешь, Валерий. Смотрю в эту реченьку, как кролик в глаза удава. И думать ни о чем не могу. У тебя есть дома чай?

– Да, конечно, – обрадовался Валерий. Их дружба, судя по всему, устояла… – Индийский, принести?

– Вечером сам загляну… – пообещал Альберт Алексеевич.

Вот это да! Сам обещается навестить. Один раз он в гостях у Валерия был – на новоселье. Надо срочно позвонить девчонкам из Стройлаборатории, которым поручается встречать с цветами важных гостей из Москвы. Их в шутку зовут гейшами, а злые языки и подстилками, но это несправедливо – они всего лишь подают на стол и украшают общество улыбкой и молчанием.

– Стоп! – вспомнил Васильев. – Позови ко мне кого-нибудь из этих позорников-солдат. И помни – за митинг отвечаешь ты! – Васильев протянул руку и сжал руку Валерия очень больно, как клешней. – Утром был в котловане… не стал тебе мешать… Между прочим, почему кабель не убран? И что за идиот бетон вывалил прямо на дорогу? Почему в яме вода? Качайте! Ну, я на штабе дам вам дрозда! – И он раскрыл толстую папку с телефонограммами.

Туровский выбежал на улицу. «Он болен, болен, – крутилось в голове. – Творится что-то малопонятное, страшное. Нельзя его подводить».

Странное дело – а в штабе скромно сидел и поджидал его старик Титов.

– Ну, как? – Александр Михайлович кивнул на красный телефонный аппарат. – Дрожит голос-то?

Валерий напрягся, ничего не ответил. Но, чтобы лучше понять мысли главного инженера, кивнул. К его удивлению, здесь Титов вовсе не выглядел больным.

– А где же твоя гордость, Алик? – усмехнулся Титов. – Как тут летом распоряжался! Московская штучка! Номенклатура! А теперь попляшет, ага? Урок ему!.. Ты помнишь, Валера, говорил я ему осенью: пристегивайся к моей идее… подпишем акт о защите котлована от ледохода, подмахнем, как соавторы… Ежели что, будет у тебя, Альберт, прицепка к гидростроителям. Мол, тоже не лыком шит, не просто пешка, которую бросают с завода на колхозы… а что-то в ГЭСах чирикаю! Не захотел. Гордость человека подвела, – подмигнул Титов. – Гордость, Валера.

Туровский грустно вздохнул. Что верно, то верно – гордый Васильев.

– Думаете, снимут?

– Снимут – не снимут… А то, что он сматывает удочки, мне доподлинно известно, – Александр Михайлович приложил палец к губам, потом этим же пальцем перекрестился. – Один знающий человек сказал. Только не вверх теперь пойдет – вниз загремит. С таким настроением победители не возвращаются, – продолжал Титов, удобно устроясь на стуле, раскинув коленки, – на такой должности – и так раскиселиваться?! Запомни, самое большое месяц – и у нас будет новый начальник. Может, даже он сидит сейчас где-то здесь, – Титов с улыбкой посмотрел в упор на Валерия. – Что скажет комсомол?

– Партия прикажет – комсомол ответит «есть»… – печально улыбнулся Валерий.

– Опыта нашим людям не занимать. – Александр Михайлович, улыбаясь, перемотал шарф на горле.

Что правда, то правда, главный инженер проходил практику в Красноярке в знаменитом шестьдесят восьмом году, когда случилось невиданное половодье – и уже готовы были взорвать плотину, чтобы не случилось беды. Но люди одолели стихию. Титов был тогда заместителем Брыкина.

– Я и тебя там помню… – ощерился Титов. – Смотрю – шкет, а ловко ты рулил. Это ведь ты на «тещином языке» с бетоном перевернулся…

– Было, – с удивлением ответил Валерий. «Помнит!» – Но чтобы не быть уж совсем гадким себе, сказал. – Но жалко человека.

– А мне не жалко?! – Титов вновь смешно выпучил глаза и развел руками. – Я, может, больше всех его жалею! Тал-лантливый человек! Сидеть бы ему в министерстве. А не в Сибири колупаться. Здесь надо здоровье иметь, ременные нервы. Не для варягов Сибирь. Мой батя, помню, себе на завтрак тюрю с водкой готовил…

Но в эту минуту на столике длинно затрезвонил красный телефон (в трубку кричали по поводу нехватки деревянной опалубки), Титов, задумчиво перекосив лицо, поднялся.

– Мешать не буду. Не болей, Валерий Ильич.

Решив вопрос с опалубкой, Туровский соединился со Стройлабораторией и попросил Аню прибраться в его квартирке. Там чисто, но на всякий случай женский глаз не помешает. Дверь не заперта.

Вбежал Помешалов, он ездил к бурильщикам по их срочному вызову.

– Лед! Везде лед!!! Что будем делать? – прошептал парень.

Валерий, бросив трубку, улыбнулся со знающим видом:

– Решение уже найдено, – и вышел на ветер. Надо срочно уезжающих солдат отыскать.

Он торопливо шагал по поселку Вира, мимо промороженных сизых сосен и скрипучего белья на бечевках. Строится – вот уже третий год – Дворец культуры, кран поднимает в ящике из стальных полос кирпичи. Проехал, рыча и сотрясая окрестность, БЕЛАЗ, чья-то крохотная собачонка зашлась в испуганно-отчаянном лае, как приклеенная к месту, а когда БЕЛАЗ укатил – прыгнула в сторону и с визгом исчезла. Валерий подошел к дому, в котором живет Титов, и увидел возле распределительного зеленого шкафчика парня-связиста с наушником в руке. Видимо, исправляет телефонную линию. «А если попросить подключиться к телефону Титова, подслушать, о чем он говорит с людьми? Нет, – усовестил себя Валерий. – Нехорошо. Тоже мне – уотергейт».

В общежитии № 4, в коридоре первого этажа, у выхода, группа солдат в серозеленых ватных куртках сидела на рюкзаках, ждали автобуса до вокзала. Туровский спросил:

– Кто комсорг или староста? Давайте оба со мной, на минуту к начальнику стройки.

– А зачем? Все равно уедем, – был дерзкий ответ.

– Ну, хоть проститесь. Выскажете ему, что хотите.

Когда на попутном грузовике доехали до управления, в кабинете Васильева вновь сидел грузный и значительный Титов. Надо же! Опять здесь! Валерий глянул на часы – скоро взрыв, нужно проследить за эвакуацией. И на комсомольском собрании побывать. Он уже направился к двери, но Васильев жестом остановил его.

– Сказали, сразу дадут работу, – бубнил в свое оправдание высокий солдат. – Я – шофер, а тут в бетоне копайся…

– Машины будут через месяц, – проворчала Титов.

Второй солдат, грузин или армянин, комсорг, грустно смотрел под ноги.

– Говорили, общежития удобные… – сказал он. – Музыка, девушки встретят с букетами багульника…

– В роли девушки я никак не могу выступить, – усмехнулся Васильев. – А насчет багульника… тонны растут на скалах.

– Он красивый, – поддакнул Титов. – И от простуды хорош.

Высокий солдат угрюмо твердил:

– Документы отобрали, в список – и погнали.

Валерий не выдержал:

– Что вы мелете?! Как стоите? – воскликнул он. – Смирно! Наверное, первыми руку тянули – хотим на Южно-Саянскую ГЭС?! Вам пошли навстречу, демобилизовали раньше срока… Р-раньше ср-рока!!!

Титов хмыкнул:

– Вот напишем в часть…

– Пишите, – демонстративно вскинулся высокий солдат.

– Как ваши фамилии? – спросил Туровский. Солдаты молчали.

– Велик труд – узнаем, – подмигнул, вставая, Александр Михайлович. – Документы у вашего лейтенанта… Ишь, распустились! Нет, не та теперь армия.

– Товарищи солдаты, будет митинг, – мягко сказал Васильев. – Объявление видели? Потом, кто хочет, пусть уезжает. В ваших словах есть правда. Но не вся. Идите.

Солдаты вышли, оставшиеся в кабинете некоторое время молчали.

– Не надо их так просто отпускать, – пробурчал Титов. – Подумают, никакой у нас дисциплины.

Васильев пристально смотрел на Титова. Тот снова закашлялся, как если бы все-таки был очень болен. Машинально закашлялся и Туровский, и вдруг ему стыдно стало. Словно он через этот кашель в сговор вступил с Титовым. Валерий на секунду почувствовал себя автором какой-то жуткой двусмысленной пьесы, на которую идут, платя не копейками, а человеческими судьбами. «Что я натворил? А при чем тут я? Титов ведет себя так, как хочет вести. И не преувеличивай значение своего пребывания в штабе».

– Садитесь поближе, – кивнул Васильев Титову. – Надо решить с водолазами. А ты беги!

(Вырвана страница – Р.Х.)

…и едва успел на митинг. Васильев как раз в этот момент вызвал на трибуну высокого солдата и, сняв со своей руки часы, подарил ему, сказав в микрофон:

– На память о великом времени, которого вы лишились!

Туровский тоже выскочил на деревянный помост, сделал то же самое со своими электронными часиками – отдал какому-то рядовому. «Может, совесть замучит. Уедут, подумают – и вернутся? А то и сразу останутся».

Но после митинга остаться на ГЭС изъявили желание только двенадцать парней из двухсот. И то хорошо…

Жал крепкий морозец, стемнело, когда поезд уволок цепочку огней из Кантегира.

Валерий, торопясь, проехал на гребень плотины, на ледяной ветер, отпустил бурильщиков с верхнего бьефа (уже перед четырьмя донными отверстиями плотины обнаружился сплошной лед!..) и увидел – в стороне, метрах в сорока, плотники из бригады Валевахи водружают огромную брезентовую палатку на воткнутых в ледовые скважины шестах, электрики тянут кабель, волокут электрический калорифер… что это?!

На естественный вопрос Туровского один из парней бросил:

– Будут водолазов спускать, сейчас майну вырубим, здесь лед тонкий… метр.

Валерий не поленился, сходил посмотреть – буровики прошлись со своими сверлами по периметру, чтобы плотникам легче долбить полынью. Но как только представил Валерий, что в этот мороз в угрюмую таинственную воду на 30–40 метров будут опускать людей в скафандрах, ему страшно стало. Есть ли специалисты? Он не помнил. Конечно, Титов-то все знает.

Вернувшись в штаб, Туровский устроил надоевшего Владика Успенского в гостиницу и, не чуя ног от усталости, побрел по ночной Вире к себе домой. Ему недавно дали однокомнатную квартиру. «Может быть, Васильев уже у меня. Ничего, Анечка встретит прекрасно».

Аня – белокурая девица, с милой улыбкой, обычно в джинсовом брючном костюме, обтягивающим крепкое тело.

Валерий толкнул дверь – она как раз несла к столу электросамовар. Увидев Туровского, едва не споткнулась.

– Ой, привет! – Аня говорила нараспев, как маленькая девочка. Глазки мигают, синие, как фиалки. Волосы зачесаны гладко и собраны в косу-крендель на затылке.

– Никто не приходил? Я жду Васильева.

– Да? Странно, человек точный.

«Ах, у него же нет часов». Валерий снял куртку, стянул с шеи галстук и надел черный старый полушубок.

– Холод собачий! Волчий!

– А у тебя, кстати, тепло. Водку будете пить? – Аня ушла на кухню и принесла брусники в деревянной плошке. – Прямо как горох. Девочки послали.

Голодный Валерий взял в ладонь мерзлую, твердую ягоду, высыпал в рот. Зубы заныли, во лбу стиснуло.

– Железный человек, – невнятно бормотал Валерий, корчась от наслаждения и озноба. – Сегодня не узнаю его. Грустный ходит, нос повесил, как гусь больной.

– Может, и заболел.

– Н-ну! – Валерий не стал даже объяснять, что они с Васильевым не те люди, которые могут позволить себе заболеть в подобной обстановке.

– А как вода ваша?

Туровский не ответил. Нечего пугать комсомолку.

– Что гидрологи говорят? – спросила Аня и, поняв, что ответа не будет, засмеялась. – Я бы не хотела быть твоей женой.

– Почему? – засмеялся и Туровский. Сжав кулаки, крутанул ими по привычке перед собой, как бы защищаясь по-боксерски, – почти забытая привычка.

Но начальника стройки все не было. Валерий сел к столу и выпил рюмку водки – намерзся, и поэтому водка казалась разведенной.

– Ну, что? Что? – Он вдруг озлился. – Бурим! Понимаешь? А он ходит, как мешком ударенный… Нужны водолазы, сегодня с Головешкиным говорили на штабе. Васильев спрашивает: «У нас найдутся добровольцы?» Разве можно так сегодня?! Ты прикажи – и все полезут смотреть донные. А если так… когда так, каждый задумается: черт его знает, что там, в воде…

– А что Головешкин? – вздохнула Аня.

– Конечно, согласился, – резко ответил Валерий.

– Молодец Головешкин.

Туровский знал его еще по Красноярску. Худощавый ловкий парень, вечно в штормовке и вязаной шапке с помпончиком, скалолаз, взрывник, лет двадцати пяти, а может быть, и тридцати пяти. Валерий покосился на Аню:

– При чем тут Головешкин?.. Я и сам могу. Не может река промерзнуть в одном месте, а в другом спокойно течь. Андестенд?! А перед шестой «дыркой» лед всего метровой толщины… Не знаю, отстань! – закричал вдруг молодой начальник. – Чаю лучше подогрей.

И в эту минуту вошел Васильев. От него несло холодом, как от открытой двери или открытого окна. Он снял папаху, дубленку и, потирая малиновые ладони, прошел в комнату. Лицо, как всегда, невозмутимое, в изгибах рта даже некая ирония, словно ему только что рассказали нечто смешное, и не бог весть как смешно, но все ж таки забавно.

– Добрый вечер, – сказал он Ане. – Как это у Некрасова… не у этого, а у того. «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…» Гуляю.

Аня видела его близко всего второй или третий раз, заволновалась, подвинула стул.

– Садитесь, пожалуйста! Или вы стоя? Чаю? Или сначала водочки?

Туровский сердито оборвал ее, улыбаясь Васильеву, не отрывая от него глаз:

– Он не пьет! Ты что?!

– Отчего же, – нараспев отозвался Альберт Алексеевич – Ты не пей, тебе нельзя, ты руководитель, рукой водитель. А мы с Аней… вас же Аня зовут?.. мы с Анечкой трахнем по маленькой для сугрева. Так, Аня?

Валерий растерянно смотрел, как Аня наливает ему и садится рядом, близоруко уставившись на смуглого спокойного мужчину. Туровский сбросил полушубок.

– Мне бы сейчас лучше – чистого бензину! – улыбнулся Васильев. – Извините за бедный юмор. – И неожиданно – Валерию. – ЕСЛИ лед – почему? Думал?

Как же не думал? Только об этом и думает Валерий весь день. Но Васильев при Ане спрашивает об этом, не надо бы. Еще не поймет чего девушка – раззвонит. С другой стороны, не хочется выглядеть при ней не знающим чего-то, неуверенным, все-таки именно Туровский сегодня – правая рука Васильева.

– Я полагаю деревья, топляки затащило, – пробормотал Валерий, чертя ногтем на скатерти крест-накрест вставшие деревья перед отверстиями плотины. – Вот так их примкнуло, лед крошится у края плотины, трется… шуги набило… наросла пробка… Вода не успевает проходить через другие, свободные «дырки».

(Сбоку, красным фломастером: КОМУ ЭТО СЕГОДНЯ ИНТРЕСНО??? ЛЕВКА, ТЫ ГЛУХОЙ БЕТХОВЕН! – Л.Х.)

– Выпьем, красавица, – грустно сказал Васильев Ане. – Замучил тебя начштаба? Пельмени, наверное, ему варишь? Это же надо каждый пельмень слепить! Ай-яй-яй! – И тут же обратился к Валерию. – Как может забить отверстия такого диаметра? Сам знаешь, два паровоза можно поставить друг на дружку. Ну, одну дырку завалило… две… А уровень растет – будто все перекрыты.

Аня, кажется, наконец поняла. Сидела напуганная, открыв рот. Зря он все-таки при ней. «Может, камни накатило? – подумал Валерий. – От насыпной косы Титова камни накатило?» Он высказал вслух и этот вариант. Васильев скептически скривился.

– Может быть. Возможно, ты и прав. Зинтат – бешеная река, что ей стоит покатить по дну пару-другую негабаритов тонн по двадцать-тридцать? А может, разгадка куда проще, такая, что завтра за голову схватимся.

Валерий тягостно кивнул. Васильев хотел глянуть на часы – запястье было пусто.

– Завтра бурим по всей длине плотины. И… добровольцев надо, Валерий, добровольцев, жать на людей не будем, жать вообще на людей не нужно, верно? – Он снова улыбнулся Ане, как старый ловелас. Наверное, завтра Аня у себя в Стройлаборатории будет рассказывать, какой у них замечательный шеф. – Устала, девочка? Зима в Сибири – это ой-ёй-ёй! Хочешь в Болгарию? Путевку достану. Привезешь три помидора – себе, мне и… ему. Ну, ладно. – Васильев неожиданно поднялся, поцеловал ее, нахлобучил папаху, накинул дубленку и пошел к двери. – Рахмат. Мне пора.

Валерий суетливо вскочил. Это было так непонятно – человек не попил чаю, не пригубил водки, уходит в лютую стужу. Дома у него – никого, жена далеко – в Москве. Куда же и зачем он?!

– Даже не согрелись, – укоризненно бросила вслед Аня.

– Спасибо, спасибо! – Альберт Алексеевич, обернувшись, блеснул улыбкой. – Гегель-то что говорил? То-то.

Дверь закрылась.

– Фантастика, – пробормотал Валерий. – Не понимаю. Человек, у которого раньше каждая минута была расписана… ходит вот так…

«Растерялся??? И сейчас, в эти дни, самый момент нанести ему удар в спину? Я не дам врагам Васильева сделать это! Не позволю!»

Аня загадочно повела глазами:

– Здесь с женщиной связано… шерше ля фам.

– Да иди ты! – Туровский почему-то все более злился на нее. – При чем тут женщина? При чем тут вообще женщины! У человека великая биография! Великая цель! А это все – сор…

Аня обиделась, начала убирать со стола.

– Да я сам!

– Нет уж!..

Валерий надел полушубок и сел, надувшись, в углу. Все-таки плохо топят, батареи еле живы.

– Ну, я пошла, – доложила девушка, охлестнув ремешком шубейку. Она стояла на пороге и смотрела на Туровского. «Попросить ее остаться? Нет, нельзя».

– Спасибо, – кивнул он ей, вставая. – Ты очень мне помогла, Аня.

Валерий запер дверь. За окном с грохотом катились вагонетки, фырчали и бибикали грузовики, везли щебень, железо, дерево, бетонные балки, трубы, станки, части огромных механизмов… При свете прожекторов до небес восходили черные берега Зинтата. И эхо металось от одного берега к другому, искажаясь до неузнаваемости.

Валерий лег спать и вспомнил почему-то Ольку, маленькую краснощекую девушку, которую за эти щеки и прозвали Снегирек. Она с самого начала стройки работала здесь, в Строительной лаборатории, вместе с Аней и Ниной Рябцевой. Тихая, скромная, зимой и летом одним цветом – в штормовке, в сереньком свитерке, в старых джинсах. Молча ходит, молча пишет. А обратится кто из парней – сконфуженный взгляд по полу… Ее, как самую маленькую ростом, первой поздравляли в праздники, преподносили цветы. Ее провожали после работы в метель, подвозили на машине шофера, ее никто не обижал, но кажется, никто и не любил. Как-то не всерьез к ней относились. Баловали конфетами, трепали по головке, а был ли кто-нибудь у нее свой – трудно сказать. Валерий во всяком случае об этом не задумывался. Ему это было неинтересно. Он тоже раза два в снегопад провожал Олю Снегиреву в общежитие от остановки, она шла, размахивая руками и высовывая язык, как школьница, и Валерий ее раз поцеловал, и получилось – в язык, они долго смеялись, и потом, встречаясь глазами в штабе или лаборатории, не могли удержаться от улыбки. Оля улыбалась всем – и кто знает, не было ли со всеми у нее такой же доброй дружбы… но любить ее по-настоящему? Нет, Туровскому не известно, любил ли кто-нибудь ее. Почему же девушка пыталась отравиться? Почему до больницы дело дошло? Несколько раз он подумал со странной, довольно подлой радостью: «Не из-за меня ли?» и сам же сердито отверг эту мысль: «Я-то при чем?» Конечно, бывало, да, подмигивал ей шаловливо при встрече, говорил: «Звездочка моя, не на небе, не на коньяке – а здеся!» Не могла же она эти глупости принять за чистую монету? Он читал ей стихи Есенина, какие помнил, и даже кое-что излишне откровенное… но не могла же она подумать, что он любит ее? А почему бы и нет? Бывают, наверное, люди, которым достаточно сказать слово – и они верят слову. Не то, что мы – привыкшие к водопаду фраз, обещаний, намеков, необязательных восторгов, шутливых домогательств (так принято!), ненужных комплиментов… А Оля – кто знает, не была ли она очень серьезным человеком, не думала ли она, что за улыбками Валерия кроется что-то сильное и постоянное – ведь шуточки длились, во всяком случае с его стороны, года три? Он ее знал еще со Светограда. И всегда она оставалась точно такой, словно возраст не коснулся ее. Олька Снегирек… Только этого еще ему не хватало – мучить совесть ни за что! Хрустов тоже целовал Ольку. И комсорг Маланин не однажды провожал ее. Когда приезжали артисты с Таганки, Валерий достал и для нее билет. Ну и что?! И все-таки, все-таки… жаль девчонку. Что-то было в ней непривычное. Разве можно жить так скрытно? Никто не знал, переписывается ли она с кем-нибудь. Впрочем, если бы у нее был где-нибудь жених, она бы рассказала всем. Она Туровскому прежде всего о своих родных выложила – и про мать, и про бабушку, которой девяносто три года, и про сестру с двумя детьми, и про ее чахоточного мужа со странным именем Елпидифор… Причину надо искать на стройке.

Туровский зарылся лицом в ледяную подушку. В голове кружилась огненная карусель. Тревожный день не отпускал. А тут еще Оленька вспоминается…

А может, эта странная прекрасная маленькая женщина – его несбывшаяся судьба? И ему бы надо сейчас броситься вдогонку за ней, в обкоме комсомола узнать, куда полетела, найти ее, за плечи обнять, в глаза заплаканные посмотреть… Но так можно о любой девушке подумать, даже вот про Аню – что несбывшаяся, лучшая. Только сердце будет сладко рушиться от подобных мыслей. А жить надо там, где ты стоишь…

ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ, ПРИШЕДШИЕ В ОТДЕЛ КАДРОВ Ю.С.Г.:

ПИШУТ ВАМ КОМСОМОЛЬЦЫ 8-А КЛАССА ПОСЕЛКА СОБОЛЬ. МЫ ХОТИМ ПРИЕХАТЬ ДОСТРАИВАТЬ ВЕЛИЧАЙШУЮ В МИРЕ ЮЖНО-САЯНСКУЮ ГЭС. НАШИ МАЛЬЧИКИ ЗАНИМАЮТСЯ В АВТОКРУЖКЕ, А ДЕВОЧКИ УЧАТСЯ ГОТОВИТЬ ВКУСНЫЕ БЛЮДА. НАПИШИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, НАМ, КАК К ВАМ ДОЕХАТЬ? С УВАЖЕНИЕМ ГАНКА СВИРИСТЕЛОВА.

Я, ПЕТРОВ НИКИТА ВАСИЛЬЕВИЧ, РАБОТАЛ НА УЗТМ, НА МАЗЕ, ТРАКТОРЕ «БЕЛАРУСЬ» И C–IOO, ЗНАЮ СЛЕСАРНОЕ, ТОКАРНОЕ ДЕЛО, ПЛОТНИЦКОЕ, ПРОШЕЛ КУРСЫ СВАРЩИКОВ, ПОДШИВАЮ САПОГИ, УМЕЮ БРИТЬ И СТРИЧЬ, СРОЧНО НУЖНА ЖИЛПЛОЩАДЬ ПО СЛУЧАЮ ЖЕНИТЬБЫ, ЗАРПЛАТА ЛЮБАЯ, ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ: КРАСНОЯРСК, ГЛАВПОЧТАМТ, ПЕТРОВУ Н.В.

СООБЩИТЕ В УПРАВЛЕНИЕ МВД, НЕ РАБОТАЕТ ЛИ У ВАС ПОСПЕЛОВ Ю.А., ОН ЖЕ, ВОЗМОЖНО, КАРАЕВ И.А., АНДРЮЩЕНКО В.П.?

НЕ НУЖЕН ЛИ ВАМ РУКОВОДИТЕЛЬ ХОРЕОГРАФИЧЕСКОГО КРУЖКА? СОЛОВЬЕВ МАРК МИХАЙЛОВИЧ.

Ю.С.Г. ГЕРОЮ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА ХРУСТОВУ ЛЕЧУ КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ ВСТРЕЧАЙ ПОЕЗД 89 ВАГОН 14 ТАТА ( телеграмма была не сразу вручена – работники отдела кадров справедливо сочли, что это – розыгрыш, такого Героя Соцтруда на стройке нет – Л.Х .)

НУЖНЫ ЛИ ВАМ ПОЖИЛЫЕ ЛЮДИ? МОГУ РАБОТАТЬ СТОРОЖЕМ, МНЕ 80 ЛЕТ, НО Я ЗДОРОВ, ЕСТЬ СПРАВКА. СТРЕЛЯТЬ УМЕЮ. ПАРФЕНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ.

Что же делал А.А.Васильев на следующее после приезда утро (помимо того, о чем я уже вскользь рассказал, войдя в сознание других героев)?

Еще в чернильной тьме перед рассветом проехал в котлован. Котлован возник перед ним, как маленький бетонный город без окон, беспорядочно освещенный лампами, по «крышам» бегали, как электрические коты, огни электросварки. Альберт Алексеевич вышел из машины, буркнув водителю Вадиму:

– Ждите на левом.

Башенные краны медленно поворачивались в темном небе, неся арматуру и бадьи с бетоном. Справа и слева, еле угадываемые, громоздились отвесные берега из гранита и диабаза в стальной чадре сеток – эти сетки должны улавливать летящие сверху на людей камушки. Над Зинтатом дул пронизывающий сырой хиус, лицо мгновенно онемело от мороза…

Натянув пониже на уши папаху, начальник стройки сумрачно шел между бетонными небоскребами, карабкался по вертикальным стальным лесенкам, спускался в блоки, в красноватый сумрак, к людям – здесь светили калориферы. А на «воле» вокруг шипел пар, выливалась вода охлаждения, рычали БЕЛАЗы, с трудом подъезжая к кранам и разворачиваясь. Глаза Васильева подмечали всё – и валяющиеся без дела каркасы шатров, и вновь неубранный кабель от «обратной лопаты» (так называют здесь экскаватор), и воду в длинной ямине, где пора бы начинать кладку здания будущей дирекции ГЭС.