Текст книги "Золотое дно. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Роман Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Кому-нибудь еще доложили? – зло прошипел Туровский.

– Пока нет, только вам. Ну и ребята знают.

– Где он?

– У себя в общежитии. Прописали постельный режим.

– Больше никого под лед не пускать! – сквозь зубы выдавил Туровский. «Все-таки прорвался, подвига захотел». И вдруг рассвирепев донельзя («Сколько же можно?!», позвонил в штаб, дежурному: – Сегодняшним числом уволить Климова со стройки. Свяжись с отделом кадров, прямо с утра, причина – нарушение трудовой дисциплины. Не забудь!

Дежурил тихий, исполнительный Помешалов.

– Действительно!.. – только и сказал он. – Давно пора. Вы правы, Валерий Ильич. А то, что он заболел, конечно, от водки.

Ни Туровский, ни дежурный не знали того, что в общежитской комнате, куда отвезли Климова, никого нет, все его молодые дружки срочно вызваны в котлован, в третью смену, – в авральном темпе наращивают бетон над пятым донным отверстием, там – трещина. Сердито упав в постель и продолжая мысленно уничтожать Климова, Валерий долго не мог уснуть. «Проклятый самовлюбленный старик!..»

Когда под утро вернулись в общежитик Хрустов и его друзья, старик лежал, трясясь, мокрый под одеяльцем, без сознания. Переохлаждение? Что-то с сердцем? Всех напугал синюшный оттенок кистей его рук, пальцев ног и прерывистое, редкое дыхание. Лева побежал с вахты звонить в местную больничку, но в воскресенье (было воскресенье!) там никого еще не было. А «скорая помощь» в далеком городе Саракане заказ не приняла – посоветовали связаться с районной больницей. А райцентр Колебалово, которое на картах значилось как Ленино, но народ упрямо называет его Заколебалово, вовсе не отвечал – наверное, порывы на линии, как сказала телефонистка.

«Души заветные порывы». А.С.Пушкин.

Клокоча от негодования и от чувства собственной вины (чем занимался вечером?! Нет, чтобы пойти к полынье, подстраховать старика), Хрустов позвонил Васильеву домой (телефонный номер он запомнил).

Он выпалил ему новости, добавив, что Климов старался, что он не виноват, дольше всех пробыл подо льдом, вынес много информации, но ему надо врача…

Васильев молча выслушал, буркнул:

– Будем думать. – И повесил трубку. Проклятый чиновник, что за рыбье выражение! Туровскому позвонить? А что он может?!

И вот, когда утром Васильев собрал всех своих старших подчиненных на летучку (подведение итогов за неделю и принятие решения, как быть с водой?), Туровский обратил внимание на неприязненный взгляд Васильева, обращенный в его сторону. Нет, столь же неприязненно Васильев смотрел и на Титова, но на Валерия он никогда так прежде не смотрел.

Что такое?! Про Аню рассказали? Вот ведь слух покатился… Да она просто помогала Валерию тогда. И она же готовила стол в квартире Альберта Алексеевича, когда того ждали на банкет с поезда. Или в чем дело? Про Олю Снегирька наврали? Но Валерий тут чист. А по работе он ли не старается? Или ему напрасно что-то помстилось?

В огромном кабинете Васильева, за длинным столом хмуро сидели представители УМР, УОС, СГЭМ, ATK, УБКХ, ГЛАВЭНЕРГО, САЯНГРАЖДАНПРОМСТРОЯ, ШАХТСТРОЯ, МОСТСТРОЯ, ГИДРОМОНТАЖА и прочие партийные и советские работники стройки. В углу – переходящие красные знамена. (Приписано черной шариковой ручкой: Как же это сегодня скучно! А вот нарочно оставлю! Глотайте! – Л.Х.)

Начальник стройки кивнул Титову, тот явился сегодня в новом синем костюме, в красивой рубашке с голубыми крохотными крестиками, в галстуке с серо-золотыми ромбиками. Лицо слегка оплыло.

– Товарищи. Значит, так. Ивкин говорит: бетонный задыхается без цемента. А цементный в Белоярах сидит без угля, им из Черниговки гонят отсев вместо нормального угля. Послать сегодня же в Черниговку… самую беспомощную девочку! – Он подмигнул Валерию. – Это по твоей части. На носу восьмое марта – ей без очереди помогут.

– Голова!.. – восхитился (то ли насмешливо, то ли простодушно) маленький Ивкин. – А мы-то им – телеграммы… угрозы… Альберт Алексеевич, через Москву нажимали!

Васильев, словно закаменев, молчал.

– Зачем? – хмыкнул Александр Михайлович. – С русским народом надо попроще. Итак решено? Бледную, в очках. Но симпатичную!

И все опять обернулись на Туровского. «Чего они так смотрят? Что я, специалист по девочкам?!»

– Дальше, – процедил Васильев.

– Статья «Розовый город палаток» навредила, я полностью согласен с Альбертом Алексеевичем. Но, как Альберт Алексеевич сам говорил не раз, – было бы счастье, да несчастье помогло: у нас в отделе кадров писем сто от девчонок-школьниц! Хочется им спать на снегу, слушать песню глухаря – пусть едут! Надо разрешить! А приедут – домой-то обратно стыдоба… напишут своим кавалерам… Те – тоже сюда. Кинем телеграммы и в воинские части – мол, красотки ждут. Коллективные письма за их подписями, можно бумагу духами надушить. – Толстяк Титов улыбнулся, возясь на стуле. – Получится.

– Я скажу Маланину, – в тишине отозвался тихо Туровский. – Комсомол сделает.

– А сам ты что, уже не комсомол?! – вдруг вскинулся Васильев. Его желтое лицо было недобрым. – Ты уже кто?

Наступила пауза. Все знали: начальник стройки благоволит к молодому начальнику штаба стройки. И вдруг такие слова? Но никто не стал добавлять дров в костер. Васильеву позволено ругать своего человека, остальные молчали, кто злорадно поглядывая на Туровского с его смешным утиным носом, кто соболезнуя.

Один из новых начальников «Промстроя» стал жаловаться, что заводы обманывают, нет арматурного железа. Тут кто-то закричал про склад смолы, а ему в ответ: какой склад?! Выройте ломами яму – вот и склад! А начальник АТК-2 смущенно признался, что его шофера уже выполнили план первого квартала.

– Так я вам честно, товарыщи’, это обман! – Кудрявый украинец Потапенко, смеясь, дергал себя за ус. – Пока не посадили нас, переходим на спидометровое хозяйство. – Он слегка поклонился Васильеву. – Спасибо за совет. Вовремя.

– Почин жить честно, – разлепил губы Васильев. – Поддержим. – И мгновение помолчав, слегка улыбнулся.

Все ожили, захохотали. Всем было известно: в автохозяйстве – давно приписки. Но руководители знали и то, что это частью – по их вине. Многие предприятия заказывают себе машины – и держат у ворот без работы. А чтобы не обижать, пишут потом шоферам в путевки, сколько не жалко, хоть тысячу километров. Теперь так не будет, объяснял Потапенко.

– Если машина простояла без дела – штраф с вас. А если мы подвели, не перевезли груз – штраф с нас.

– Взаимовыручка на основе штрафных санкций, – снова Васильев был мрачен. – Создадим специальный штат по начислению штрафов. Интересно, что сказал бы по этому поводу Хрустов?..

– Кто?! – стали переспрашивать за столами.

«Ясно, – подумал Валерий. – Левка и к нему тропу протоптал. Он и нажаловался». И попросив жестом и взглядом у Васильева разрешения выйти на минутку, стыдясь самого себя, из приемной позвонил в отдел кадров:

– Это начштаба Туровский. Там был сигнал насчет Климова?

– Да, да, Валерий Ильич! – отвечал женский голос. – Приказ отправлен наверх.

– Приказ вернуть. Такое решение. – И он быстро положил трубку.

В кабинете громко, как в мегафон, докладывал главный инженер о тяжелой обстановке, сложившейся вокруг плотины. Люди напряженно слушали, понимали: мнение Титова – это мнение и Васильева. Иначе не может быть, учитывая вслпывшую информацию, что начальники являются соавторами защитной косы в верхнем бьефе.

– Никакой паники! – посапывая розоватыми ноздрями, с важностью обводил всех взглядом Титов. – Сибирь не оранжерея. Здесь все бывает. Мы говорили с Ленинградом, в самом чрезвычайном случае пропустим воду и лед через гребенку. Плотина выдержит. Придется только убрать заранее краны, механизмы. Стихия, товарищи! – Он развел руками, и дорогие его запонки сверкнули справа и слева. – Нервы надо закалять, а то некоторые товарищи повели себя, имен не будем называть, просто недостойно… – Он достал платочек, обмакнул губы. – Hy, на худой конец – поплывем вместе в Ледовитый океан!..

Он доложил насчет нехватки вагонов, насчет ремонта котельной, насчет недостроенного жилого дома и Дворца культуры, насчет шатров и брезента для УОС, арматурного железа, насчет балок 45-М для ЛЭП и при вновь затянувшемся, упорном молчании Васильева кивком отпустил людей.

Валерий тоже было поднялся и хотел вышмыгнуть вон, но его мановением руки задержал Титов (не Васильев, а Титов!). Они остались втроем.

– Все-таки не согласны? – спросил Титов у Васильева. – Насчет кранов.

– Нет, – ответил Васильев. – Я бы их не хотел снимать. Как думает наш начальник штаба?

Туровский не знал, что ответить. «Пусть пока поработают? А с другой стороны, потом попробуй размонтируй КБГС-1000 или даже КБГС-600! Нужен месяц. Самое меньшее полмесяца. А где взять время? Кто знает, как завтра поведет себя Зинтат? Вспухает на глазах. Тут еще солнце станет жарить… грядет весна…»

– Я согласен с вашим мнением, – промямлил Туровский Васильеву.

– Да? – невнятно буркнул Васильев. – Я сейчас. Надеюсь. – И вышел вон.

Титов повернулся к Туровскому и театрально откинулся на стуле.

– Валерий, тебе сколько? Двадцать пять уже есть? У тебя когда-нибудь будет свое мнение?

– Почему так говорите?! Я, может быть…

– Улитки, мать вашу! – проворчал, ерзая на стуле, Александр Михайлович. – Стр-раусы! Это они утыкают голову в песок… Думают – спрятались. Как-нибудь пронесет, да? Ты бы очень скоро мог работать моим заместителем, а там и главным инженером, – негромко продолжал Титов. – Сейчас всеобщее омоложение, Алик скоро уйдет. И ему сейчас до фени, что у нас тут. Хоть гори огнем. Ты хоть знаешь, что он пьет?

– Да бросьте вы! – вырвалось у Валерия. – Чушь какая!

– Чушь?.. – Александр Михайлович приблизил бульдожье лицо. – Позавчера дома у него была попойка. С какими-то работягами-блатягами. Хочешь – спроси! Но я-то не в укор, я это понимаю. Значит, страдает человек. И наверно, даже молится. Библию на столе у него видел. Смутился, спрятал. Скис Алик!

– Что-то случилось?.. – тихо спросил Туровский. – Уже случилось?

Титов надул щеки и вытаращил желуди глаз, давая понять, что сам бы хотел знать это.

Вернулся в кабинет Альберт Алексеевич, равнодушно оглядел замолчавших коллег.

– Звоню три раза на дню синоптикам Москвы и Улан-Удэ… Ни черта не знают. Но послушай. – Он обращался к Титову. – Ты говорил – впереди месяц, даже полтора, подъем воды медленный. А за полмесяца мы запросто их уберем. Зато за месяц успеем надстроить столбы плотины, укрепим… А? Как думаешь, Ильич?

«Зачем он так – Ильич? Странные шутки». Под насмешливым взглядом Титова Валерий долго не мог собраться с мыслями.

– Пусть техника поработает. Да и людям спокойнее, – уцепился он за мысль. – Увидят: краны на гребенке еще стоят – будут спокойнее.

Васильев странно как-то усмехался, Титов тоже. «А вдруг сговорились меня поэкзаменовать? – Валерию стало жарко и страшно. – Помучить, покатать, как игрушку, в ладонях?»

– Пойду я? – пробормотал он, уже не выдерживая неясности отношений, и направился к дверям. В голове вертелось: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

– Кстати, – остановил его Васильев. – В Средней Азии есть сказка, проснулся человек, видит – ни одной птички. Змеи есть, верблюды, а птичек нет. Куда делись? – И после паузы добавил. – Сдохли со скуки. Вы почему, Валерий Ильич, такой молодой и такой старый? И весь правильный, а делаете ошибку за ошибкой.

– Какую? Какие? – прошептал Туровский, останавливаясь и понимая, что сейчас что-то решается не в его пользу. Наверное, хотят как стрелочника отстранить. Уж побыстрей бы!

– Потом, – резко оборвал Васильев и кивком отпустил его.

Ненавидя самого себя, Валерий выбежал на мороз. Он шел к автобусной остановке, хотя мог взять, как раньше делал, в Управлении строительства машину – ему бы дали. Он торопился в котлован.

Вокруг сиял синий, уже весенний, не смотря на морозец, день. Навстречу попался бородатый человек. И с еще большей ненавистью Туровский вспомнил о Климове.

«Конечно, Васильев неспроста помянул Хрустова… да и Александр Михайлович четко дал понять – у Васильева теперь дружба с такими людьми, как Климов. И Альберт Алексеевич гневается на меня по поводу болезни старика. Мол, не поставил врачей возле водолазов, хороший блок для согрева не оборудовал. Но там пять электроспиралей! Да и как на ветру, во времянке из брезента, при тридцати градусах мороза, удержать тепло?»

Его и самого бил озноб. «Чаю попью», – решил Валерий и забежал домой. А когда отпер дверь, увидел Аню – она мыла в раковине посуду.

Туровский на бегу остановился – словно на вилы напоролся.

– Я вас просил мне помогать?.. – оскалился он с порога. – Я что, сам не могу? Вы, Аня, это оставьте. Я сам!

Растерянно моргая, девушка вытерла руки полотенчиком, которое сама принесла, медленно оделась и, не дождавшись каких-либо еще слов со стороны Валерия, ушла. «Надо было все же помягче», – мучительно подумал Валерий.

Зазвонил телефон. До начштаба домогался знаменитый бригадир Валеваха.

– Моя брихада – академия стройки!.. – хрипел в трубке Валеваха. Он говорил гулко, бестолково, и Валерий не сразу понял, что он просит помочь его бригаде легкими типовыми блоками, которых привезли утром три экземпляра на всю стройку. Уже прознал.

Туровский, конечно, всегда помогал ему. Он с ним еще в шестьдесят восьмом Светоград спасал от наводнения! Они с Валевахой пуд соли съели! Но сегодня…

(Приписка сбоку красным фломастером: Был и остался сволочью, этот Валеваха! – Л.Х. Далее не хватает трех листов – Р.С.)

…вбежал в штаб. Здесь его второй дом. На стене – схема плотины с нескольких сечениях, на полке – красные каски для гостей, на столе пара консервных банок для окурков, за ширмой справа – электроплита и чайник.

В углу слева, за столиком с телефоном, сегодня трудится все тот же человек по фамилии Помешалов, Сергей Иванович, суетливый, белобрысый, как эстонец. Если где-то что-то в котловане не ладится, он в сердцах швыряет трубку и бежит туда сам. А в это время в штабе надрывается телефон, пищит сигнализация. Валерий каждый раз его за эти отлучки ругал. Он втолковывал белобрысому парню, что его обязанность – координировать работу, что не имеет он права покидать пост. Сегодня Помешалов решает кроссворд – значит, все в порядке.

Туровский пожал ему руку, включил электроплитку и закурил, глядя на график дня. Бетон везли ритмично. Правда, полчаса не было света, стояли краны и насосы.

– Доложили в управление о получасовом простое? – Валерий догадывался – вряд ли Помешалов сделал это.

– Н-нет. Они быстро наладили…

– Полчаса! – зашипел привычно Туровский. – Пол-часа! За полчаса плотина прирастает на пятьдесят кубометров! Как же так, Сергей?! Ты почему покрываешь дядю Мишу?! – Михаила Ивановича Краснощекова давно надо было бы гнать за пьянство и вечные накладки с энергией. – Опять кабели во время взрыва побило?

– У него жена болеет, – пробормотал Помешалов. – Он в больнице у нее…

Вспомнив снова о Климове, Туровский в раздражении отошел к окну. Стекло сияло, одетое мохнатым инеем.

– Сколько сегодня? – спросил, не оборачиваясь.

– На ноль-ноль семь поднялось.

«Что же все это значит? Семь сантиметров – очень много…» Валерий надел на шапку каску, стыдливо вынул из кармана крем (купил недавно), намазал лицо – чтобы не спалить кожу на морозном хиусе. И заторопился по котловану на верхний бьеф, по узким металлическим лесенкам, по деревянным мостикам, по обледенелым площадкам, по крановым путям… пригнувшись, под нависшими бадьями, тоннами железа, под летящими глупыми воронами в ослепительном сине-зеленом небе.

По пути встретился снова Хрустов – чего он такой бледный? А, да, нему приехала жена…

За плотиной шатер над прорубью убрали – видимо, Титов решил, что водолазов спускать не то что опасно – бессмысленно. Но зато снова рокотала бурильная установка. Одного из гидрологов, Михаила, Валерий хорошо знал. Медлительный, с бабьим лицом, Михаил кивнул на сизые цилиндрики, ледяные «керны» возле ног. Валерий достал записную книжку, Михаил – рабочую тетрадь.

– Вода!.. – закричал рабочий, останавливая движок и вытягивая бур. Перед донным отверстием № 4 лед оказался всего метровой толщины. – Вода!..

«Словно в пустыне радуемся», – Валерий отметил у себя на схеме. Получалось, отсюда до правого берега, до самой первой донной дыры, лед также нормальный, не толще метра. А вот здесь, между ряжами и плотиной, в прикрытии защитной косы, перед пятью отверстиями отросла до дна ледовая гора. «И что же, эта пробка до лета будет держать? А если разрастется, как рак?»

– Что водолазы рассказали? – спросил Туровский. – Подробости.

– Я и сам лазил, – ответил Михаил. – Я, Коля Головешкин и дядя Ваня.

– Так что, что там?!

Михаил помотал головой, шнурки ушанки зазмеились по лицу.

– Ничего не понять. Вроде как огромные жернова… – он показал руками, – такие вот стены… А что ближе к дыркам – нам не разрешили. Дядя Ваня полез, но то ли стукнулся там… Как хоть он?

– Нормально, – жестко глядя в глаза гидрологу, отвечал Валерий. – Все будет нормально.

– Хороший человек. Нас всех проверил перед погружением… болты-гайки, шланговые соединения…

– Да, да. – Туровский оскалил в раздражении зубы и тут же замкнул их губами – на морозном ветру заныли.

Тем временем парни разожгли на льду костер – горели тряпки и доски, облитые соляркой. Черножелтый дым выворачивал легкие.

– Эх, тыда бы телевизионную камеру, как в Японии! – вздохнул Михаил.

Туровский скривился – куда уж! Мы пока что на уровне каменного века…

И вдруг ему странным образом захотелось побывать внутри плотины, там, на нижних уровнях, рядом с загадочным миром, куда не попасть. Он бегом вернулся в штаб, снял унты и надел резиновые сапоги.

– Я в галерею, – небрежно бросил Помешалову. – Если кто спросит – буду через час-два.

Сергей Иванович удивленно вскинул на него белые ресницы. Все равно же Туровский оттуда ничего не увидит, ничего не услышит. Валерий это и сам знал. И однако снова зашагал вверх по скользкой ледяной земле, топая в тонких, сразу окаменевших «резинках» (надо было хоть газеты намотать вместо портянок – ноги мигом скрутило холодом, в одних-то носках! Помешалова постеснялся?).

Вокруг уже вспыхнули в сумерках прожектора, плыли красные и желтые огоньки кранов, звякали их звоночки, гудели гудки, по спиралям внутри котлована и вокруг котлована по левому берегу и мосту двигались двойные белые звездочки света – БЕЛАЗы и МАЗы везут бетон…

Туровский спустился по каменным лестницам вниз, в тело плотины.

«Ну, что мне там? Что я узнаю?» – сердился он уже сам на себя, но, скорее всего, ему захотелось уйти как можно дальше от Васильева, от стыда, который он испытал у него в кабинете, от вероломного Титова, от Климова, от всех. Валерию хотелось подумать о самом себе, о гибнущей стройке, а где это сделать, как не в галереях, где тишина, где нет никого, где стены сжаты гигантским давлением реки. А может, здесь и разгадка придет?

Винтовая каменная лестница словно не имеет конца – раз этаж… два этажа… четыре… Лестница вьется по кругу – здесь теплее, но очень сыро и темно. Надо было взять фонарик.

Наконец, разметнулась в обе стороны галерея, бесконечный бетонный коридор. Он вытянут по дуге, повторяя очертание плотины, вернее, вот этой ее части – водосливной, а другая половина встанет еще не скоро, там сейчас котлован. Еле светят жалкие редкие лампочки над головой. Из стен сочится влага. Под ногами маленькая река, вода сжала резиновые сапоги почти до колен. Туровский на уровне дна. Где-то здесь укладывался первый «зуб»…

Валерий медленно, как во сне, брел по внутренней речке, перешагивая шланги. Здесь владения СГЭМ, спецгидроэнергомонтажники устанавливают и отлаживают насосы. Здесь владения КИА – работники участка контрольно-измерительной аппаратуры запрятали в теле плотины сотни датчиков, по которым судят о том, как проседает бетон, как перемещаются под напором воды секции плотины (все-таки перемещаются – на миллиметры!), как работают дрены, здесь провода, секционные щелемеры, желоба и пр.

Валерий сворачивал в боковые коридорчики, заглядывал в темные «чуланы» – он думал. За железобетонными стенами рядом двигался Зинтат. Не забьет ли он все остальные донные, если внизу течение крутит?! Хотел прикурить – спичка погасла, душно здесь. Нет вентиляции хотя бы временной. На днях один сварщик пожаловался – не могу, говорит, работать, задыхаюсь, от электросварки кислый угар. Туровский вызвал прораба – тот объяснил, что тянуть вентиляцию из-за трех дней работы в подземном коридорчике бессмысленно, невыгодно, что он уговорит другого сварщика. Но никто не захотел туда идти. Туровский приказал было спустить вниз кислородный баллон и во время одумался – сварщик мог взорваться или сгореть с этим кислородом. Переговорил с безотказным Валевахой, который и выделил для СГЭМа своего сварщика, здорового молчаливого парня. И все было сделано. Вот так, товарищи! Валеваха есть Валеваха.

В полушубке стало жарко, Валерий расстегнулся, снял шапку вместе с каской. Во мраке подземелья быстро устаешь. В детстве у него была подружка Ася, она боялась буквально всего: лягушек, грозы, быков, змей и ворон. Но у нее на любой случай жизни был выход. Когда, например, по траве скачками двигалась пупырчатая страшная жаба или по небу катилась черная туча, пугая громом и молниями, Ася зажмуривала один глаз, а к другому приставляла на манер подзорной трубы оба кулачка, и смотрела сквозь них туда, где нет лягушки, или в небо, где сияет мирная синева. И ей верилось: нет никакой жуткой твари и нет никакой грозы. Но как можно уподобляться трусливой девчонке?! Надо попытаться смело представить всю картину происходящего перед плотиной.

И Туровский пытался, и все равно ничего не мог придумать более убедительного, чем версия, уже принятая руководством. Сбито течение каменной защитной косой, завертело в водоворот всякий сор, деревья… морозы и сковали. А как хотелось бы сейчас придумать какую-нибудь непременно гениальную идею! Чтобы все ахнули: вот в чем разгадка! Увы.

Валерий брел бессмысленно дальше по галерее, бурля сапогами по воде, свернул в седьмой или восьмой коридор… И тут погас свет. Туровский тихо выругался.

Хватит, пора выбираться! Следуя зрительной памяти, он повернул назад, тут же запнулся в темноте за какую-то трубу и грохнулся навзничь, в воду. Немедленно поднялся, зло смеясь, и в растерянности замер. Кромешная тьма, надо ждать света.

С него текло, он весь вымок. В бешенстве от невезения он стряхивал с рукавов, с груди воду, правый сапог, которым при падении зачерпнул, хотел было снять его и слить, но с кривой усмешкой подумал: «Все равно теперь».

Пошарил вокруг, нащупал бетонную стену, прислонился. «Надо подождать».

Чтобы не терять впустую времени, продолжал думать. «Если в сутки на ноль-ноль семь десятых отметки, это… это через сорок, сорок пять дней надо разбегаться. Перекатит. А может быть, и раньше? Черт возьми! Атомный век! Век электроники! На Луну летаем! А понять никто не может, что с этой каменной дурой». Туровский больно стукнул кулаком по стене.

И ему показалось – вдали звонит телефон. Уже мерещится? В галерее на стенах висели телефоны с тяжелыми трубками, как в подводных лодках или на теплоходах. Наверное, сработал случайный звонок. Впрочем, даже если надумаешь сейчас найти этот аппарат, не найдешь – только сверзишься куда-нибудь…

Достал спички, шоркал, ширкал – сырые. Хотел выбросить вон – сунул в карман. Вдруг пригодятся. Хотя… глупость, трусость, скоро включат.

Он мерз в тяжелом полушубке, обвисшем как колокол, а света все не давали. Идти вслепую к выходу больше не решился. Он понял, что дело нешуточное и стал греться – приседать, крутить руками. Он, наверное, смешон был сейчас – в полушубке, в хлюпающих сапогах и шапке, которую он снова нахлобучил (каску не нашел, она при падении в темноте куда-то отлетела).

Туровский сердился до беспамятства, представляя, как сейчас загорается свет, а рядом стоят и смотрят на него какие-нибудь девушки.

«Ничего страшного, приду домой – приму ванную, выпью коньяка».

И телефон зазвонил буквально рядом с ним – возле плеча. Валерий вздрогнул от неожиданности. Это было странно, как если бы он шел по улице и зазвонил телефон-автомат. Эти редкие телефоны в галереях предназначались для того, чтобы звонить отсюда.

Туровский стал водить рукою, нашарил в полном мраке скользкую от влаги трубку, приложил к уху, приладил плотнее, отчего шапка съехала влево и тоже упала куда-то в воду. Валерий застонал от злости:

– Ну, кто там?!

– Туровский? – спросил Васильев.

– Да, я, – растерянно сбавил голос Валерий. Помолчав, добавил. – Хожу тут. В патернах был.

– Мне сказали, свет погас. Не заблудишься?

«Еще чего не хватало – чтобы пошли спасать начальника штаба. Сам выберусь!» Валерий чихнул и деланно засмеялся.

– У меня фонарик. Все в порядке. А Михаила Ивановича – гнать, гнать пора! Вечная наша нерешительность! Слышите?

Васильев на другом конце провода молчал.

– Вы из управления? – спросил Туровский. Хотя это не имело никакого значения. Альберт Алексеевич мог и дома сидеть на телефоне. Сейчас уже, видимо, погожий вечер. Не хватает только Валерию здесь куковать до утра, до прихода СГЭМ-овцев. – Сегодня – ноль-ноль семь за сутки.

– Знаю. Я звонил в Ленинград, – сказал Васильев. – Главный технолог завтра прилетит. И ожидается секретарь обкома. Партия хочет контролировать. Интересно, она может контролировать уровень паводка? – Васильев хмыкнул и опять замолчал.

Туровский стоял, ничего не видя вокруг себя, прислонясь плечом к пахнущей плесенью, склизкой стене. В железной ледяной трубке скребся, как живой зеленый кузнечик, голос Васильева. Он, Васильев, и он, Туровский, обыкновенные маленькие люди из костей и красного мяса, копошатся точно так же, как кузнечики, пытаясь спасти бетонное чудовище, перегородившее реку. Каменное чудовище кряхтит, оседает, укрепляется или… наоборот, готово треснуть и опрокинуться, как доминошная стенка.

– Приказываю немедленно идти домой и выспаться, – после долгого молчания ожил голос начальника стройки. – То же самое я сказал всем. Давайте до завтра отдохнем. – Он сделал паузу. Может быть, кому-то рядом возразил. – Нам сейчас нужны ясные головы. Нам не нужны ошибки. – И чуть насмешливо процитировал. – Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия.

И положил трубку. Туровский свою тоже повесил и нагнулся, чтобы поискать шапку. Куда подевалась?! Можно было взвыть. Достал коробок спичек, нащупал одну, с выпуклым шариком, сунул себе в волосы на голове и принялся крутить, сушить ее, как в детстве. То же самое сделал с самим коробком, с его зажигающей гранью. Потом осторожно чиркнул спичкой – в темноте возникла желтая точка, она зашипела, стала красноватой, вспыхнула – осветила руки Валерия и подожгла деревянную ножку. Пока был свет, он нагнулся, шапки не видно – и сплюнув, зашагал в сторону выхода.

И вдруг сомнение остановило его. А не в противоположную ли сторону надо идти? Кажется, когда он упал и поднялся, он крутнулся на месте, отряхиваясь… Спичка уже догорала, больно жгла пальцы, и отшвырнув ее, Валерий двинулся наугад.

Он снова и снова останавливался, сушил в волосах спички и зажигал их. И брел между серыми стенами галереи, плеща водой. «А вдруг как хлынет сюда Зинтат! – Его испугала эта совершенно дикая мысль. – И мне каюк!»

И разозлившись на себя, запел неверным от страха, овечьим голосом:

– Вперед вы… това… рищи… все… по местам… последний парад наступает… – и замолк, спохватился. «Еще услышит кто, решит, что в галерее бичи живут… милицию вызовет…»

Он наощупь двигался по дугообразному коридору, а может быть, он шел по бесконечному кругу, и ему уже казалось, что вернулся на прежнее место… все та же вода чавкает под сапогами… спички кончились…

Но что это?! Он ткнулся лбом, как в широкий столб, в бетонную лестницу… она кругами восходит вверх – к людам, к небесному свету… хотя нет, там сейчас уже тоже темно. «Даже лучше, – решил Валерий, не желая в смешном виде представать перед людьми. – Скорей на автобус! Сейчас еще не пересмена, автобусы пустые».

Он выскочил на мороз и тенью проскользнул под раскоряченными железными ногами крана, резиновые сапоги хлюпали, ехали по снегу. Ноги мгновенно сжало, они закоченели, но заходить в штаб за унтами было никак нельзя. Грязный, весь мокрый Туровский побежал к автобусу, прикрыв темя обеими ладонями. Одежда встала жестяным коробом.

Прыгая на месте, он остервенело стучал по дверце автобуса с работающим двигателем, по стеклу кабины – шофер, наконец, проснулся, открыл двери, и Туровский запрыгнул в теплый салон. Браво улыбаясь, Валерий махнул рукой:

– Больше никого нет, жми!.. – и автобус понесся к поселку…

Звонок из Вирской больницы

Прервав чтение рукописи именно на этом месте, среди ночи грянул телефонный звонок. Трели были быстрые – явно междугородняя или сотовый.

С похолодевшим сердце я снял трубку. Звонил Илья.

– Что? – в испуге спросил я. – Говори же!

– Нет, нет, ничего! – Илья меня понял. – Просто, отец спросил час назад: прилетите вы или нет.

– Конечно, да! – отвечал я. – Я билет купил!

– Он говорит: если трудно, можете не прилетать. Только вышлите заказной бандеролью пепел. Чтобы он знал, что ничего больше не осталось. Я боюсь за него. Эта политика его с ума свела. С белыми губами бормочет то «Буш», то «Чубайс»…

«Это трагедия нашего народа…» – хотел я сказать Илье, но подумал, что молодой человек вряд ли поймет меня.

– Я прилечу, – повторил я. – Если хоть немного смогу быть полезен, я буду там у вас, сколько нужно.

Я не стал объяснять молодому Хрустову, что попросил на работе в счет отпуска две недели…

(Продолжение «Сгоревшей летописи Льва Хрустова»)

Валерий, дрожа всем телом и скуля, и приседая, отпер свою дверь, зажег электричество, снял все мокрое и босиком юркнул в ванную. «Если нет горячей воды, я пропал». Вода из крана шла ледяная, Валерий подождал минут десять, пока она станет теплее…

И когда уже сидел в постели, выпив стакан коньяку и накинув на себя два одеяла, зазвонил телефон. Наверное, опять Васильев. Валерий снял трубку, готовя какую-нибудь шутку для любящего юмор начальника стройки.

Но звонил Титов.

– Да, Александр Михайлович.

– Валера, только не переживай, не бери в голову… со временем все поправим… – начал с сиплой одышкой толстяк.

– Да что случилось? – воскликнул Валерий, еще не поняв, о чем ему хочет среди ночи поведать главный инженер стройки.

– Ну, ты помнишь, Алик назначил в водолазы бывшего зэка…

– Конечно, помню. Он еще чуть дуба не дал подо льдом. Мы могли опозориться.

– Так он, милый мой, и дал дуба… вот так…