Текст книги "Инверсия"

Автор книги: Роман Караваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Около пятнадцати лет назад, – не моргнув глазом, соврал Макс.

– И что, с тех пор никаких сдвигов?

– Можно подумать, у вас они есть, – очень натурально съехидничал Клюев. – Видел я вашу зону.

Тут встрял полковник.

– Вот вы говорите, – сказал он, перекидывая ногу на ногу, – вас специально готовили для устранения последствий эксперимента. Значит, у вашего командования были определённые соображения. Какие?

– Надо отключить энергоцентр.

Майор сглотнул, чуть не подавился и сердито закашлялся. Потом выдавил:

– К энергоцентру нет доступа. Вы что об этом не знаете?

– Знаем, но хотим попробовать.

– Ну-ну? – подбодрил его полковник. – Что-то мы не обнаружили в вашем снаряжении никаких устройств, пригодных для снятия защиты.

– Это разведка боем, – надменно заявил Макс.

Майор не выдержал и неприлично заржал. Правда, тут же смолк.

– Знаешь, парень, – пробормотал он, вновь нацепляя на нос очки, – за первые шесть лет масса народу сгинула, пытаясь туда пробраться. Хочешь составить им компанию?

– Меня для этого готовили. – Клюев упрямо выпятил подбородок.

– А что, Павел Иванович, – представитель центра неожиданно встал, – пусть попробует. А мы, как говорится, посмотрим. Вдруг у него получится. Он же из другого измерения.

Хозяин кабинета в сомнении покачал головой.

– Мы не имеем права рисковать, товарищ полковник. – Он в упор посмотрел на «шишку». – И дело тут не в его жизни. Речь идёт о безопасности государства. Вы же знаете. И полномочий у нас таких нет.

– У вас нет, – поправил его гость. – У меня они есть. К тому же я хочу присутствовать при попытке проникновения.

– Вы же знаете, товарищ полковник, – опять затянул майор, но в его голосе теперь звучали нотки вызова, – что я не могу отсюда связаться…

– А-атставить, – оборвал его представитель центра. – Не забывайтесь, Павел Иванович! Если вас интересуют подтверждения полномочий, вот они. – Он достал из внутреннего кармана кителя сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его командиру егерей.

Майор с видимой неохотой принял документ и, развернув его, стал читать, морща лоб и шевеля губами. Чем дальше он читал, тем больше вытягивалось его лицо, если такое можно сказать о круглой, курносой физиономии. Добравшись до конца, он некоторое время сидел в раздумье, а потом вернул документ гостю. Макс понимал, что в его голове происходит сейчас титаническая работа. Он бы и сам на его месте трижды подумал. Ведь намерения нежданного уполномоченного поразительно совпадали с устремлениями задержанного.

– Выходит, Генеральный штаб был готов к такому повороту, – пробормотал он.

– Командованию на местах свойственно недооценивать осведомлённость Центра, – язвительно констатировал полковник. – И свойственно переоценивать собственное положение.

Майор, похоже, кое-как разобрался с мучившими его сомнениями и спросил:

– Какие будут распоряжения?

Обеспечьте безопасность личного состава. Рубеж – внешняя граница посёлка. Отведите весь контингент за эту черту. Нам, – он кивнул в сторону Клюева, – выделить сопровождение. Думаю, двоих бойцов достаточно. Выполняйте.

– Есть! – Глава егерей с явной неохотой поднялся, шагнул к торчавшему у дверей Лазареву и сказал: – Следуйте за мной, сержант.

И они удалились, прикрыв за собой дверь. А полковник, постояв у окна, повернулся, посмотрел на пленника пристальным взглядом и едва слышно, но укоризненно произнёс:

– Плохо я тебя готовил, Максик.

– Никита! – одними губами выдохнул Клюев. – А я думаю – ты или не ты… Откуда?

– Оттуда! Всё потом. А сейчас готовься к любым неожиданностям. Сомневаюсь я, что убедил здешнего цербера.

Он был на сто процентов прав. Оказавшись в коридоре, майор прошипел: «Живо!» и сам чуть ли не рысью вылетел в фойе.

– Слушай сюда! – сказал он едва поспевшему за ним верзиле. – Оповести все подразделения, свободные от вахты на «границе». Пусть стягиваются в кольцо вокруг лабораторных корпусов. Обложить всё, чтобы мышь не проскочила! Снайперов – в руины прилегающих домов. Ко мне – двоих, Новика и Кротова. Немедленно! Ох, не нравится мне всё это. Сначала «гость» появился, а следом за ним визитёр из штаба! Не бывает таких совпадений! Всё понял? Бегом!

Лазарев ринулся наружу, а майор остался ждать в фойе.

В кабинете между тем Никита, прислушиваясь к звукам за дверью, наставлял Клюева:

– …идёшь впереди. Я прикрываю тыл. Тех, что будут сопровождать, беру на себя. Смотри по сторонам. Они не должны проявить себя раньше, чем мы приблизимся к этой куче тумана. Но будь начеку. Не дай бог, у майора нервы сдадут, и тогда они начнут палить сразу. В этом случае постарайся быстро нырнуть в облако. Как я тебя учил. Растяни секунды и вперёд! Ты всё понял, братец?

Макс только кивал, глядя на друга счастливыми глазами.

А в фойе уже появились Новик и Кротов, двое уверенных в себе, а потому совершенно спокойных спецназовца. В полном снаряжении. И майор пропел свой инструктаж:

– Пойдёте с полковником и «гостем». Дальше десяти метров не отпускать. Даже если полковник прикажет. Говорите, что выполняете моё распоряжение. Когда окажетесь у «покрывала», не зевайте. Пасите «гостя». Если снайперы замешкаются, стреляйте сами. На поражение. Полковника желательно лишь подранить. Потом с ним разберёмся. Зона спишет. Вопросы?

– Нет.

– Замечательно. Пять минут – перекур. Потом – за мной.

Клюев едва успел спрятать «риф», переданный ему Никитой, когда дверь открылась, и в кабинет ввалилась троица егерей – впереди майор, а за ним два молодых качка, пышущих здоровьем.

– Личный состав выведен за границу посёлка. Сопровождение прибыло, – лихо доложил командир спецназа.

– Оперативно, – похвалил представитель центра и отошёл от окна, в которое он перед этим временами посматривал. – И мастерски. Я ничего не заметил.

– Держим марку, – усмехнулся майор.

– Что ж, – Никита небрежно поправил портупею, – не будем терять времени.

Застывший у порога Новик воспринял это как команду и распахнул дверь. Присутствующие в комнате потянулись к выходу.

Первым сойдя со ступенек крыльца, глава егерей с сожалением развёл руками и сказал:

– Вынужден вас оставить. Согласно вашему же приказу. – И растянул губы в едва заметной, ехидненькой улыбке.

Полковник молча кивнул и сделал знак Максу – ступай вперёд. Сам же, придирчиво оглядев сопровождающих, повернулся к ним спиной, нагнулся, обломал сухой прутик у края дорожки, ведущей к коттеджу, и, похлопывая им по голенищу, двинулся слева и сзади от приятеля, по обочине улицы. Прогулочной походкой. Новик и Кротов, получив на прощанье командирское «Ни пуха!», чертыхнулись и пристроились замыкающими.

Так они и шли по пустой улице пустого посёлка, никуда особо не торопясь, более того, нарочито создавая впечатление ленивой прогулки, и дома смотрели им вслед пустыми окнами. В конце улицы клубился белёсо-сизый холм, наполовину скрывавший самые близкие к нему руины. Казалось, он решил поиграть в ту же игру, что и люди, и приближался лениво и медленно. Майор, уже давно пробравшийся в один из разрушенных домов, где прятался его личный снайпер, смотрел на это затянувшееся сближение и потихоньку свирепел. Он прекрасно знал, насколько усыпляет бдительность такое заторможенное развитие событий, но ничего поделать уже не мог. Психология, мать её! Когда до туманного нагромождения осталось десять метров, Никита совсем перестал волочить ноги. Во всяком случае, так представлялось влипшим в свою оптику снайперам, хотя для самого лжеполковника время взвелось тугой пружиной и застыло, готовясь распрямиться в стремительном броске. Ещё один метр. Ещё. Пора! Как Никита прыгнул, никто из егерей не заметил, и всё же он опоздал. На крохотную долю секунды. Личный снайпер майора плавно нажал на спусковой крючок, и пуля устремилась навстречу жертве. Правда, она попала не туда, куда посылал её стрелок. Макс уже валился, сбитый другом, и она вошла не в сердце, а в левое плечо, оставив в ткани куртки рваное отверстие. Для Клюева, впрочем, этого было достаточно – он оцепенел и потерял ощущение времени. Зато Никита жил сейчас в состоянии дежа-вю, между остановившимися секундами и внутри каждой из них. Так уже случалось однажды. Давно. Очень давно. В другой жизни. Но память сердца осталась и вызвала боль, затопившую сознание. И сознание почти отключилось, предоставив рефлексам полную свободу. Перевернувшись на спину и скрестив запястья, Никита выдернул из-под обшлагов сюрикены. Неуловимое движение рук, и застывшие на полушаге Новик с Кротовым обретают нежеланные украшения в виде звёздочек, вонзившихся в шеи. Ещё одно движение, и «риф», переданный Максу, вновь оказывается в руке мастера-наставника, а личный снайпер майора, по-прежнему глядящий в оптический прицел, видит пулю, летящую ему в лоб. Третий этап – целая серия движений, во время которых надо подхватить друга, оттащить его подальше в туман, желательно под защиту стен, и рухнуть рядом с ним, потому что жизнь между секундами требует колоссального выплеска энергии.

Спецназовцы-егеря, засевшие в развалинах, прилегавших к клубящемуся туману, видели совсем иную картину. Видели они, как внезапно исчезли – не нырнули в облако (до него оставалось ещё порядком метров), а именно исчезли – полковник с «гостем», а шедшие вслед за ними лучшие бойцы подразделения вдруг споткнулись, не успев поднять автоматов, и рухнули в дорожную пыль. И только после этого прозвучал одинокий выстрел. Стрелял, видимо, кто-то из снайперов.

А командир егерей пережил в эти мгновения самое большое потрясение в своей жизни. Кроме общей картины он увидел ещё и отдельный фрагмент, в чём позже много раз клялся на Уставе воинской службы. Естественно, после пары стаканов обеззараживающего. Когда его личный стрелок по его же команде нажал на спуск, то дёрнулся и уронил голову. Был выстрел, разумеется, б-был. Но один. К-кон-трольный… В голову… С-стрелок поразил сам себя… Н-не д-дай вам бог, ребята, вр-вср-встрет-ся с таким п-противником! Н-не д-дай вам б-бог… А я ещё скр-ср-спраш-вал его, где т-кому учат… д-дур-к. Майор просто не мог слышать второго выстрела, потому что тот почти слился с первым.

– Макс, ты как?..

Тишина.

– Максик, приди же в себя! Очнись!

– Бо-о-оль-но оче-е-ень…

– Терпи, брат. Надо идти. Обопрись на меня правой рукой…

Два силуэта, почти слившись, медленно бредут в непроглядном тумане, вытянув вперёд единственную свободную руку. Изредка они натыкаются на какие-то искорёженные обломки, выступающие, изломанные поверхности, спотыкаются, падают, вновь поднимаются и идут.

– Никита… где… мы?

– Лабораторный корпус… Здесь работал Реутов… Я помню схему… Чтобы добраться до энергоблока… надо обязательно пройти… насквозь…

Макс уже почти висит на друге. Он плохо понимает, явь всё это или бред. Он потерял много крови.

– Никита… а эти ребята… они кто?

– Какие ребята, братишка?

– Ну эти вот… у приборов…

– Здесь… никого нет, Максик… Только мы… да туман…

– Ты… просто… не видишь… Никита… Здесь их… много… Они тут… работают… и ходят…

– Кто ходит…

– Злые… ходят… Злоумышляют…

– Терпи, братишка… Мы их всех… скоро…

– Постой… давай отдохнём…

Клюев буквально валится на закопчённый пол. Никита нашаривает вертикальную плоскость, похожую на стену, подтаскивает к ней друга. Прислоняет. Всматривается в белое лицо.

– Терпи, малыш, терпи…

– Хо-лод-но…

– Держись… Мы должны… Помнишь?..

Ещё бы он не помнил. Конечно… Управление отказывает. Самолёт заваливается на левое крыло… Хрустальный звон бокалов. С Новым годом! И сияющая громадная ёлка, и звёзды салюта… И изумрудная лужайка с мягкой шелковистой травой. «Мы слушаем тебя, Учитель»… Сфера не пропускает… А здесь всё другое. Миленькие девушки в белых халатиках… Множество людей… Одни уткнулись в экраны мониторов, другие что-то собирают, паяют… Настраивают… Сложная аппаратура, громоздкая, почти под самую крышу павильона… Лаборатория Реутова… А это, наверное, он сам. Какое знакомое лицо… Доброе… Папа… Откуда взялось это слово?.. Другие люди… Тоже в халатах, только лучше бы они их не надевали… И вообще, лучше бы их здесь не было… Присматриваются, принюхиваются, требуют… Записывают… «Вы не откровенны с нами, доктор»… «А я не могу отдать открытие в руки людям, не представляющим себе всех последствий его применения»… Если это и бред, то очень последовательный…

«…совершенно безопасно. Вы же гоняли мышей туда-сюда…» «Люди – не мыши»… Женское лицо с застывшими, испуганными глазами. Прелестное лицо… Мадонна… С маленьким ребёнком, завёрнутым в одеяльце, на руках… Что-то его связывает с этим ребёнком… Какие-то незримые узы… Сквозь тридцать лет жизни… Погоди-ка, он кто?!.. Венечка, говорит мама, не плачь, сынок… Какой же он Венечка, если он Максим?.. Как это может быть?! Он давно вырос, а тут маленький… А в маминых глазах отражаются эти… которые пришли за ними… Улыбаются. Они всё время улыбаются… От этих улыбок хочется реветь ещё больше… Они плохие, только притворяются хорошими… Он это чувствует, а мама знает наверняка… Один из них наклоняется и подхватывает из манежа второго ребёнка… Это его братик… Он уже совсем большой. Ему скоро полтора годика… Оставьте ребёнка, кричит мама. Это ей кажется, что она кричит, на самом деле едва слышно шепчет. Губы не слушаются… Но у него в голове всё равно звон. От крика… «Ну, что же вы, Елена Фёдоровна, испугались-то так, – картинно удивляется второй и подленько улыбается. – Мы сейчас отвезём вас к мужу. А потом вы все вместе дальше поедете». Никуда мы не поедем, хочет сказать мама, и Захарку отдайте. Не смейте прикасаться к ребёнку… И никакой это не Захарка – мама опять путает – это вовсе Никита… Почему она называет их чужими именами?.. Или это сейчас у них чужие имена?.. Макс пытается выбраться из липкой, плотной паутины, которая его опутывает, но увязает ещё глубже… Папина лаборатория. Их с Никитой поместили на какой-то стол. Брат вцепился в игрушку и изумлённо взирает на блестящую штуковину, повисшую над его головой, а он лежит и ревёт. Ему страшно… Потому что мама сидит на стуле и плачет. Навзрыд. А папа белый от ярости… Его и маму держат эти… А самый главный мерзавец – тоже улыбчивый – очень вежливо, а оттого совсем уж гнусно, предъявляет папе ультиматум: «Ваши сыновья, Лексан Наумыч, сейчас совершат небольшое путешествие. В компании с мышками. В один конец. И вытащить их оттуда сможете только вы. А заодно покажете нам, как работает установка. Это ведь совсем нетрудно. Да?» «Вы не посмеете», – рычит отец. «Ещё как посмеем, – уверяет его мерзавец. – Речь идёт о безопасности государства, а вы нам тут голову морочите. Мы же знаем, что у вас всё готово. Где чип второго контура?» «Таким, как вы, – отец жутко дёргает щекой, – нельзя доверять судьбы людей. Вы же монстры!» «Ах, Лексан Наумыч, Лексан Наумыч! – Рука главаря тянется к большой красной кнопке. – Вам вот своих детей не жалко, а берётесь рассуждать о высоких материях…» Не-е-е-е-ет!.. Это мама. Она рвётся к столу, но её прижимают к стулу, жёстко и безжалостно. Один из тех, кто вцепился в отца, отвлекается на крик и, видимо, несколько ослабляет хватку. Этого достаточно. Отец резко выдёргивает руку, наскакивает на второго, и они вместе, сплетясь в брызжущий ненавистью клубок, заваливаются в переплетение проводов, схем и шин высокого напряжения не закрытой кожухом стойки управления… Удар. Вспышка. Истошный визг жреца безопасности… Упавшая на красную кнопку рука главного мерзавца… И шипящий просверк лиловой молнии… И безмолвно рушащаяся громада установки… И сметающий стены огненный смерч… Вот только детей на столе уже нет… Бо-о-оль-но…

– Никита… где… ты?

– Я здесь, братишка…

– Пойдём, Никита… Нам… надо…

– Держись, Максик… Давай руку… Вот так… Я тебя понесу.

Взвалив Клюева на спину, бывший спецназовец, а ныне мастер-наставник выпрямился и, стиснув зубы, шагнул в белёсое марево. Слабость после режима ускорения ещё осталась, но он сжал её в точку и привычным усилием вывел за пределы тела. И постарался забыть о ней. Сейчас он не мог позволить себе такую роскошь, как постепенное накопление энергии. Следовало довольствоваться тем, что есть. И ещё поддерживающей силы злостью. Злостью на обстоятельства и на людей, посмевших поднять руку на друга. На брата. Второй раз он вовсе не собирался терять близкого человека и возвращаться в тоскливую безысходность предыдущей жизни. Осторожно, сначала нащупывая носком, а потом уже ставя ногу на полную ступню, он продвигался вперёд, ориентируясь по остаткам стен. Там, где их было видно. Если же туман скрывал их полностью, Никита брёл наугад, выдерживая выбранное направление.

По его внутренним часам он затратил на блуждание в руинах лабораторного корпуса не более двадцати минут, но полной уверенности всё же не испытывал. Кто его знает, какие фортеля может выкидывать время в эпицентре зоны. Когда дымная муть впереди посветлела, а каблуки застучали по металлу, он понял, что добрался до противоположного выхода. Осталось лишь пересечь асфальтовую площадку длиной в пятьдесят метров, и они – у цели. Вот только что там теперь, на этой территории? Может, завалена обломками, сквозь которые не продраться, а может, и нет уже площадки, а на её месте воронка от стены до стены. А кроме всех прочих удовольствий – невидимая преграда, и как сквозь неё проникнуть ещё большой вопрос.

Никита не стал терять времени на раздумья, а просто двинулся вперёд, твердя, как заклинание: «Мы пройдём, мы обязательно пройдём». К счастью, асфальтовое покрытие сохранилось, правда, изрядно повреждённое, потрескавшееся и действительно усеянное искорёженными кусками металла, битым кирпичом и остатками бетонных плит, но всё это не являлось каким-то уж особым препятствием. Никита преодолел этот участок довольно быстро, каждую минуту опасаясь, что сейчас вот уткнётся в нечто упругое, незримое, но отчётливо враждебное, лишающее их последнего шанса на спасение. Он ясно понимал, что, пока работают генераторы энергоцентра, обратного пути нет. Он один ещё мог как-то прорваться, а вот Макс просто истечёт кровью. Повязка на его плече продолжала набухать и сочиться алым.

Когда впереди, из сизых клубов тумана, возникла выщербленная кирпичная стена, Никита встал как вкопанный. Они всё-таки дошли! И куда же пропало защитное поле? Или всё это – тоже байки здешних местоблюстителей? Да нет же! Он же сам считывал эту информацию… Как бы там ни было, а они дошли!

– Максик, вот он, энергоцентр! – Никита растянул запёкшиеся губы в подобие улыбки.

– Вижу… – простонал Клюев. – Никита… прошу… быстрее… Я… могу… вырубиться…

– Всё, братишка, всё! Последние метры.

Бывший спецназовец мягко присел, позволив другу сползти со спины, развернулся, подхватил его на руки и неуклюже, боком, стал пробираться вдоль стены. Пока не наткнулся на стальные двери. В металл был врезан солидный кодовый замок, на его панели светились два окошка и темнели два выпуклых больших веньера, размеченных не цифрами, а буквами.

– А, чёрт! – ругнулся Никита. – Двойной шифр. Да ещё словами. А у нас под рукой ничего. Можно провозиться до второго пришествия. – Он тревожно посмотрел на привалившегося к его груди Макса.

– Два… слова… – Клюев с трудом разлепил серые губы. – Кто… программировал…

– Полагаю, сам Реутов, – поколебавшись, ответил Никита. – Кто же ещё?

– Тогда… набирай… Веня… Захар… или… наоборот… Два… имени… – Голова Макса безвольно откинулась.

Никита бережно опустил его на бетонный откос сбоку от двери, прислонив спиной к шершавой стене, и рванулся к замку. Так, бормотал он, так. Твои бы слова, братишка, да Богу в уши. Он ухватился за веньеры и начал отчаянно их вращать. В-е-н-я… 3-а-х-а-р… Стоп… Замок не сработал. Тогда он набрал в обратном порядке – сначала «Захар», потом «Веня». Замок тихо щёлкнул, и Никита, боясь поверить в удачу, влажными от выступившего пота пальцами потянул дверь на себя. Она открылась легко и беззвучно, будто все эти годы её петли заботливо смазывали, чистили и берегли от сырости. Сходу проскочив невзрачный тамбур, бывший спецназовец буквально вышиб ногой вторую, самую обычную, дверь и оказался в машинном зале. Компактные генераторы, закреплённые на бетонных основаниях, мерно гудели, и непонятно было, что за сила вращает их роторы вот уже столько лет. И туман здесь висел лишь под потолком, да и то какими-то рваными лохмотьями. Впрочем, Никиту это сейчас нисколько не волновало. Лихорадочно оглядываясь в поисках пульта управления, он заспешил по проходу между источающими тепло кожухами и, наконец, увидел то, что искал – подковообразную наклонную панель со множеством циферблатов, шкал и кнопок. Вырубить машины оказалось делом нехитрым – следовало только нажать клавишу с надписью «Полная остановка».

И мир вокруг ожил. Приобрёл цвет, объём и запах. И сквозь всё это многообразие едва пробился низкий рокочущий рёв, шедший, казалось, из самых земных недр. Но Никита услышал его и стремглав бросился наружу. Туман истончался, собираясь в полупрозрачные хлопья, медленно кружившиеся в воздухе. Сейчас он походил на первый снег, задумавший укутать землю плотным покрывалом, но переоценивший свои возможности. Хлопья таяли, не долетая до руин и обломков, и воздух становился всё прозрачнее и прозрачнее. А в высокой синеве неба жарко пылал раскалённый диск летнего солнца.

Макс лежал на бетонной полоске откоса, и его растерзанный, измождённый вид совсем не вписывался в радостную картину освобождения зоны от многолетнего плена. Никита присел рядом, глубоко вздохнул и вытянул над другом правую руку. И чем дольше он её держал, тем больше оживало лицо Клюева. Сердце стало сокращаться чаще, пульс наполнился, дыхание выровнялось. Он ещё не пришёл в себя, но уже явно и зримо выздоравливал. Мастер-наставник опустил руку ему на лоб и послал короткий импульс – он хотел, чтобы в ближайшие полчаса Макс просто спал. Затем он непостижимым образом снял с плеча товарища ненужную уже повязку, заскорузлую от впитавшейся крови, и небрежно бросил её в кирпичные развалы. Всё, братишка, подумал он, мы победили. И это был не фарс, а почти настоящая война.

Никита скрестил ноги в полулотосе, положил руки на бёдра ладонями вверх и погрузился в медитацию. Ровно через четырнадцать минут он встал и неспешно направился туда, где уже начали галдеть потрясённые случившейся метаморфозой егеря. Наступила пора платить по счетам.

* * *

Бойцы спецназа выбирались из развалин, перепрыгивая через обломки, выходили на середину единственной улицы и сбивались там в отдельные группки. Они ещё не до конца верили в то, что загадочная активность в руинах лаборатории прекратилась, отныне и навсегда, но уже затеяли обсуждение случившегося, сначала неуверенно и с оглядкой, а потом всё больше распаляясь и делясь друг с другом подробностями. Некоторые уже внимательно осматривали тела Новика и Кротова, цепляясь взглядом за сюрикены, другие озирались в поисках начальства. Наконец, появился и сам майор, угрюмый и какой-то скособоченный. Отряхивая пыль с одежды и поминутно косясь в сторону почти рассеявшегося облака тумана, он обогнул скопление смолкших при его приближении солдат, подошёл к убитым, присел на корточки и мрачно уставился на окровавленные края звёздочек, поразивших лучших его воинов.

– Других потерь нет? – спросил он, поднимая голову и обращаясь к обступившим его бойцам.

– Вроде все здесь, товарищ майор, – неуверенно произнёс кто-то.

– Не все, – резко поправил командир егерей и тяжело поднялся. – Сёма Панин убит. Он был вместе со мной. Швец и Данилов, – он упёрся холодным взглядом в ближайших к нему парней – без очков его лицо потеряло всё своё простодушие, – заберите его и доставьте сюда. Он там, – майор простёр руку в сторону разрушенных стен дома, из которого только что выбрался. – На втором этаже…

Вероятно, он хотел сказать ещё что-то, но не успел. Редкое движение и негромкие разговоры среди собравшихся затихли, наступила гробовая тишина, и все взоры обратились к остаткам лабораторного корпуса. Из-за покорёженной, наполовину сорванной с петель створки ворот появился исчезнувший недавно полковник и, легко переступая через обломки кирпичей и выбоины на асфальте, направился к ним. Казалось бы, надо подготовиться к захвату, предпринять хоть какие-то действия для отсечения путей отхода противника, но никто и с места не сдвинулся. В том числе и майор. А полковник, подойдя к сгрудившимся егерям, пасмурно усмехнулся и негромко сказал:

– Это что за сборище? Ну-ка построиться, как положено.

И все кинулись выполнять команду. Во главе с майором. В норматив они уложились, даже ещё время осталось.

– Ну вот, – оглядывая ровную шеренгу, проронил Никита, – совсем другое дело.

«Прямо, как мои ребята, – неожиданно подумал он, – тогда, на Алтае… И ведь поставь перед ними настоящую задачу и возьми их в хорошие руки – цены им не будет. А тут заставляют мужиков заниматься непотребством, защищать непонятно что, врагов среди своих выискивать». Он шёл вдоль вытянувшихся бойцов, всматриваясь в лица и выбирая, с кого бы начать. Наконец, остановился и повернулся лицом к шеренге.

– Ты! – он вперил взгляд в высокого брюнета с хищным, горбатым носом, выступающим как одинокий утёс на узком, смуглом лице. – Шаг вперёд!

– Лейтенант Бероев! – рявкнул тот, оказавшись в метре от Никиты.

– Кто приказал стрелять?

– Майор Рудаков.

– Что вы знаете о людях, которых должны были убить? Обо мне, например?

– Ничего. Кроме того, что вы – не наш.

– Встать в строй!

Бероев чётко, как на занятиях солдат-первогодков, сделал поворот на месте и, печатая шаг, вернулся в шеренгу. «Эх, ребята, ребята! – Никита вглядывался в застывшие лица, и злость в его душе постепенно сменялась сожалением. – Вас научили выполнять приказы, но забыли рассказать о ценности человеческой жизни. И о том, что не каждый враг, на кого укажут пальцем. Как же! Известная формула – сначала стреляй, а потом думай. Сам-то я тоже хорош – троих положил. Рефлексы, мать их! Зона…»

Он заговорил, и слова его падали увесистыми каменьями, пробивавшими зияющие бреши в монолите намертво заученных уставов, инструкций и идеологических аксиом:

– Вы – элитное, специально обученное подразделение. Ваша задача – защищать Родину, покой и свободу близких вам людей, а не бездумно исполнять приказы тех, кто их отдаёт. Достигший вершин власти не обязательно умнее обычного человека. И уж точно не добрее. Ему тоже свойственно ошибаться, и за эти ошибки иногда приходится очень дорого платить. Помните об этом. Никогда не идите против совести. Никогда не совершайте необратимых поступков. Утраченное вернуть трудно, а в большинстве случаев просто невозможно. Прежде чем ударить, убедитесь, что перед вами действительно враг, а не ложно обвинённый в этом. Миром правит любовь, а не классовая ненависть. Никто не хочет зла ближнему, кроме полных отморозков и безнадёжно больных. Именно эти убеждения вы и должны защищать. Всем понятно?

По шеренге прокатился судорожный вздох. Тяжело усваивать то, что идёт вразрез со втемяшенными с пионерского возраста догмами, вроде «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» и «Враг не дремлет».

– А теперь возвращайтесь на базу и приступайте к подготовке эвакуации. Посты на периметре трёхкилометровой зоны снять. Угрозы больше нет. Все свободны, кроме Рудакова. Майор останется здесь.

Шеренга распалась, и бойцы отдельными группками потянулись к домам на окраине посёлка, где размещались казармы. Лишь их командир продолжал нервно топтаться на месте.

– Подойди, – сказал Никита.

Майор сделал несколько неуверенных шагов и застыл, уставясь на лжеполковника неприветливым взглядом.

– Что же ты, Паша, – укоризненно произнёс тот, – не выполняешь распоряжения старшего по званию? Я что приказал? Отвести личный состав за границы посёлка и отвечать за безопасность каждого. А ты что учудил?

– Виноват, – выпалил Рудаков. – Не поверил в ваши полномочия. – Он замялся, но всё же добавил: – И сейчас не верю.

– По крайней мере, честно, – заметил Никита и посмотрел вслед удалявшемуся воинству. – А зачем стрелять приказал?

– Моя основная задача – охрана объекта, я не мог допустить, чтобы в самое его сердце проник кто-то чужой.

– Даже несмотря на то, что мы хотели погасить очаг катаклизма? – сощурив глаза, поинтересовался бывший спецназовец. – Даже это тебя не остановило? Даже то, что из ушедших туда, никто ни разу так и не вернулся? Ты не захотел оставить нам ни малейшего шанса. Почему?

– Я не обязан верить в благие намерения, – упрямо заявил майор. – Вы могли вызвать ещё большую катастрофу. «Гости» ещё ни разу не проникали в лабораторный комплекс.

– «Гости»? – усмехнулся Никита. – Неплохая версия… Для начальства… Дурак ты, Паша. И ведь неплохой боец, а всё равно дурак. Я же не проверяющий из центра, как ты правильно догадался, и потому мне все твои хитрости глубоко безразличны. Ты чуть прекрасного человека не угробил. И своих трёх потерял. А всё из-за чего? Променял ты, Паша, свою совесть на доходное место. Удобно тебе тут было. Привольно. От командования далеко и деньги нехилые капают. Думаешь, мне не ведомо, что в пределах трёх километров от эпицентра – безопасная зона, и ничего тут никогда не случается, в отличие от всей остальной территории, где схлестнулись времена и миры? Ты здесь уже какой срок тянешь – шестой? И начальство считает тебя героической личностью, и сбережения растут. Вот ты и не захотел синекуры своей лишаться. Почуял, что конец приходит твоей барской жизни. Подумаешь, двоих прихлопнуть! К тому же «гостей». Никто о них и не вспомнит потом. Зона всё спишет… Одно, правда, я тебе могу обещать твёрдо: своих убитых ребят ты до смерти поминать будешь!

– Любые потери восполнимы, – пробормотал майор.

– Вот как? – остервенился Никита. – Что ж, ты сам выбрал. Сейчас ты ощутишь то, что чувствовали твои бойцы перед гибелью. Ты сделал из них хладнокровных убийц, и, к моему великому сожалению, они уже не способны были измениться. Человеческая жизнь в их глазах ничего не значила, и потому смерть стала для них избавлением. И избавлением для тех, кто с ними уже никогда не встретится. Ты – другое дело. Ты будешь нести этот крест, пока не поймёшь, что мир устроен иначе, чем тебе кажется. – Он вытянул вперёд руку, и открытая ладонь его легла на лоб командиру егерей.

Рудаков дёрнулся и побледнел. Яркая вспышка озарила самые тёмные уголки его сознания. Он увидел пулю, летящую ему в лоб, ощутил удар и хруст пробиваемого черепа, затем бритвенные лезвия сюрикенов вспороли ткани и стенки сосудов на его шее, и дикая боль хлынула в угасающий мозг. И тут же всё повторилось сначала… Когда он вновь обрёл способность воспринимать окружающее, страшный полковник уже стоял поодаль и хмуро разглядывал землю у своих ног.