Текст книги "Инверсия"

Автор книги: Роман Караваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Интересно, будут ли созревать яблоки на лунной яблоне? Этот в высшей степени философский вопрос одолевал Пономарёва последние двадцать минут, пока Юрка ковырялся в днище бывшего сканера, а Пысин задумчиво рассматривал какую-то фигню, похожую на металлического ежа, которую он вытащил из холщовой сумки. Шурик лежал, подложив под голову руки, и глядел сквозь просветы в ветках на туманный серпик Земли. Яблоня, конечно, даже не подозревала о его мучениях, шелестела себе листьями под слабыми порывами ветерка. «Однако! – удивился он. – А ветер здесь откуда? Неужели опять Алонсо или Эстебан где-нибудь поблизости практикуются?»

– Ты чего развалился? – окликнул его Саков, вытаскивая из бокового лючка процессорный блок. – Помоги лучше, а то так и до вечера не управимся.

– Чтобы ты да не управился? – нехотя буркнул Пономарёв, но встать ему всё-таки пришлось, потому что Сашка закончил любоваться своим ежом и чувствительно лягнул приятеля пяткой.

– Хорош прохлаждаться, – заявил он, – порамонтаж заканчивать. Спать дома будешь.

– Мой дом – вселенная! – значительно произнёс Шурик. – Где хочу, там и сплю. Вам, серым, не понять. И вообще, мои теоретические изыскания закончены, могу себе позволить минуту отдыха.

– Ха, минуту! – Саков не вытерпел такой наглости. – Ты там уже второй час харю давишь! Давай, иди сюда, проверь, что к чему.

Пономарёв проворчал что-то о невыносимости придирок, подошёл и, нагнувшись, сунул лохматую голову в чрево прибора. Несколько секунд он разглядывал юркины конструкторские изыски, потом выпрямился и недовольно сказал:

– Опять ты преобразователь носом вниз поставил, я же тебе не такую схему рисовал. Что ты своё вольничаешь, хочешь, чтобы опять всё накрылось медным тазом?

– Так он будет работать эффективнее. – Юрка с апломбом воздел палец. – Напряжённость поля усилится, а охват мерности станет больше.

– Ну, блин! – рассердился Пономарёв. – Куда тебе больше? А то, что возрастает вероятность ошибки, тебя не колышет? Завалимся вместо заданных координат в какую-нибудь чёрную дыру, пукнуть не успеешь!

– Сцепились, крокодилы! – Сашка смерил их уничтожающим взглядом. – А ну, разойдись! Мощь вашего спора намного превышает производимую этим примусом! – Он отпихнул приятелей от аппарата и похлопал его по округлому боку. – Сейчас мы его починять будем.

– А ты куда со своим ежом прёшь?! – окончательно взъелся Пономарёв. – Совсем хочешь машину угробить? Ты зачем его приволок?

– Уймись, дурилка. – Пысин бережно опустил штуковину внутрь корпуса и затеял там какую-то возню. – Это не ёж, это контроллер. Предназначен для выравнивания всех параметров. Чтобы ты всё-таки успел пукнуть при погружении. Он напрямую связан с ручным управлением. Больше никаких дистанционников. Я хочу знать, куда исчезает аппарат. Теперь у него радиус силового кокона – два метра. Пойду безбоязненно.

– Почему это ты решил, что именно тебе выпадет такая честь? – воинственно спросил Саков.

– А то кому же? – Пысин сделал удивлённое лицо. – Я придумал, я первым и пойду.

– Мечтатель! – успокаиваясь, произнёс Шурик. – Волюнтарист! Погружатель все изобретали. Будем тянуть жребий. – Он вытащил из кармана коробок спичек, извлёк из него три штуки и объявил: – Первым отправится тот, кому достанется самая длинная.

Он сосредоточенно обломал кончики, спрятал руки за спину и произвёл какие-то сложные манипуляции. Потом продемонстрировал приятелям зажатые между пальцами спички.

– Тянем! – возгласил он.

Пысин с Саковым среагировали одновременно.

– Сравниваем, – педантично потребовал Шурик.

– Ну вот, а вы сомневались! – Сашка довольно хмыкнул. Ему попалась самая длинная спичка. – Судьба всегда выбирает достойного.

– Смотри, не лопни от тщеславия, – съязвил Пономарёв. – А то погружаться будет нечему. Давай уж, отправляйся. Первопроходимец!

– Не завидуйте, ибо истинно! – Пысин гордо задрал подбородок и возложил руки на пульт. – Отойдите к дереву. Не засоряйте рабочее пространство. Ставлю таймер на пять минут. Ждите.

Саков и Пономарёв неохотно отодвинулись в сторону. Они с повышенным вниманием наблюдали, как Сашка завершает последние приготовления. Наконец, воздух вокруг него заструился, а в следующий миг и Пысин, и детище их совместного творчества с тихим хлопком исчезли.

– Интересно, где он сейчас? – проронил Саков.

– Через пять минут узнаем. – Шурик понимал, что его слова являлись для друга слабым утешением, но он тоже чувствовал себя не лучше. Оставалось только надеяться.

* * *

Кобыш самым прискорбным образом прозевал очередную авантюру питерского триумвирата. Он спохватился лишь тогда, когда из поля восприятия его сенсоров выпал Пысин. Некоторое время Дмитрий ещё пытался его найти, но ему это так и не удалось. И всё же он не очень обеспокоился, потому что успел уловить последние слова Пономарёва. Настоящая тревога навалилась позже. Он остро ощутил растерянность мальчишек и сразу же переместился к ним. Приятели понуро сидели под яблоней в зарослях кустов и старались не глядеть друг на друга. Кобыш явился перед ними, подобно демону, алчущему возмездия.

– Ну что, пацаны, – с тихим негодованием выговорил он, – доигрались? Где товарища своего потеряли?

Саков медленно поднял на Кобыша полный испуга взор и не проронил ни слова, а Пономарёв всё же выдавил из себя несколько фраз. По ним выходило, что Сашка отправился в первое пробное погружение, но минуло уже три контрольных срока, а он так и не вернулся. Мальчишки ещё в полной мере не осознали случившегося, но поджилки уже порядком тряслись. Одно дело рассуждать о лихих подвигах, и совсем другое – реально потерять друга. Дмитрий не стал на них давить, наоборот, постарался успокоить и предложил вместо того, чтобы предаваться унынию, устроить мозговой штурм для устранения возникшей неприятности. Парни только кивали, соглашаясь со всем сказанным, но выхода найти явно не могли. Они уже не сидели, пригорюнившись, они тревожно перетаптывались с ноги на ногу, не спуская с наставника виноватых взглядов.

Наверное, тревожное состояние командира почувствовали самые близкие друзья. Сначала его вызвал Никита, потом Маша, а уже после них стали осторожно выяснять, что случилось, Тёрнер, Седых и остальные пилоты бывшей команды испытателей. Кобыш отвечал односложно и напряжённо размышлял о том, что Бородин не мог ошибиться в своих прогнозах. Он всегда просчитывал события на много ходов вперёд. Вот его-то, Андрея, и следовало побеспокоить в первую очередь, спросить у него, как быть дальше.

Бородин отозвался практически сразу, и Дмитрий подивился тому, насколько тот невозмутим. «Ты не знаешь?» – недоумённо спросил он. «Знаю, – ответил Андрей, – и не вижу повода для столь бурных эмоций». «Он вернётся?» – Кобыш немного успокоился. «В определённом смысле он никуда и не исчез. – Мысли физика как-то странно расслаивались, в них ощущалась некая многоуровневость, придававшая им неуловимые оттенки совершенно разных значений, но Дмитрию удалось ухватить лишь самую поверхностную суть. – Он сделал первый шаг». «Не говори загадками. Объясни толком». «Он выбрал свой путь. Скорее всего, неосознанно, но в абсолютном соответствии со своими устремлениями. Ты не смог бы ему ни помочь, ни помешать. Я тебя предупреждал». «Как поступить с пацанами? Они же сейчас невменяемы». «Проводи их домой и оставь в покое. Ты им уже всё сказал. Случившееся они должны пережить в полной мере, чтобы усвоить раз и навсегда – любое деяние предполагает ответственность. Сегодня детство для них закончилось, наступила пора серьёзных экзаменов. Им тоже нужно сделать свой выбор, а это всегда мучительно и чревато ошибками». «Но можно же подсказать и уберечь». «Нельзя. Тогда это будет не их выбор». «Это жестоко, Андрей!» «Нет. Это справедливо». «А Пысин?» «Что Пысин?» «Ну, где он сейчас?» «Не торопи события. Узнаешь. Всему своё время». Кобыш хотел задать ещё несколько вопросов, но Бородин уже отключился.

«Вот так, – подумал Дмитрий, – успокоил старший товарищ! – Подспудно он чувствовал, что физик прав, но какая-то это была неприятная, для него правда, с некоей горчинкой и высокой холодностью. Не нравилось ему оставаться просто бесстрастным наблюдателем, он привык помогать и выручать, вести за собой и разделять с друзьями скорбь. – Ничего я в сегодняшней заварушке так и не понял. Даже эти мальчишки, и то, наверное, разбираются больше, что к чему. Ну они-то – ладно, как сказал Андрей, потихоньку переживут. А вот как мне объяснить родителям Пысина, почему их сын не вернулся из школы? Не взваливать же эту печальную обязанность на Машу. Придётся как-то выкручиваться, гасить всплеск эмоций, отодвигать вполне обоснованную тревогу на задний план, придумывать несуществующие обстоятельства, в силу которых парень не появится дома ещё очень долго. И появится ли вообще? Теперь мне самому предстоит выбрать, что лучше – спасительная ложь или беспощадная правда. А потом надо будет ещё собирать весь наш пёстрый педагогический коллектив и всем вместе мозговать, как исключить подобные инциденты в дальнейшем».

От невесёлых мыслей Кобыша отвлекло лёгкое покашливание. Мальчишки смотрели на него с отчаянной надеждой. Они сразу сообразили, что наставник только что пообщался кем-то ещё более умным, принял решение и теперь пытается облечь его в приемлемые выражения. Потому и прервали его раздумья доступным и довольно тактичным способом.

– Вот что, ребятки, – мягко сказал Дмитрий, – утро вечера мудренее. Давайте-ка сейчас по домам – я вас сам отведу – и больше ничего не затевать. Мы уж сами постараемся разобраться.

– А если Сашка вернётся?

– Если вернётся, его и без вас тут встретят.

– А может, мы всё-таки подождём?

– Нет. – Кобыш был неприступен. – Вас родители дома ждут.

– Его тоже, – совсем тихо обронил Юрка.

– Вот и подумайте на досуге, стоит ли в следующий раз затевать эксперименты, последствия которых непредсказуемы. – Дмитрий обхватил их за плечи и подтолкнул к едва заметной тропке. – А с Сашиными мамой и папой я поговорю без вашего участия.

В возвращении домой есть нечто сакральное. Особенно это ощущается после долгого отсутствия. Всё окружающее, давно изученное и до боли знакомое, воспринимается несколько иначе, в подсознательном сравнении с только что оставленным чужим, но тоже за время пребывания там достаточно освоенным и обжитым, и это сравнение постепенно меркнет и вытесняется узнаванием и предвкушением. Снова дома! Что может быть приятнее и восхитительнее. Только встреча с близкими и любимыми или со старыми друзьями.

Клюев шагал по заросшему просёлку, вдыхая забытые ароматы еланского леса, и на душе его было светло и покойно. Он умышленно не переместился прямо к коттеджу, а оставил себе возможность вот так упоительно проникнуться возвращением. Ещё издали он заметил, что ворота открыты и возле них стоит Никита. Наверное, он сразу почувствовал появление Макса и сейчас поджидал его, выйдя за изгородь и надеясь, что больше никто не помешает их встрече. А Клюев не торопился, сознательно растягивая удовольствие. И мастер-наставник не спешил, понимая состояние брата. Он просто стоял и улыбался. Когда между ними осталось не более десяти шагов, оба не выдержали и рванулись друг к другу. Крепко обнялись. И Макс ощутил такой прилив совершенно щенячьего восторга, будто на него снизошла благодать.

– Ну, здравствуй, младший! – глухо сказал Никита и, наконец, отстранился, окидывая Клюева взглядом, полным любви и нежности. – Рад видеть тебя повзрослевшим и возмужавшим!

– И ты, старший, будь здоров! – ответил Макс, расплываясь в счастливой улыбке. – Что ж ты ни разу со мной не поговорил? – тут же попенял он. – Обещал ведь присматривать.

– Нужды не было. – Мастер-наставник заговорщицки подмигнул. – Ты прекрасно справлялся. Мы ведь договаривались как? Если станет туго, я приду на помощь. Но такого случая не представилось. Вёл я тебя постоянно, а вот разговорами отвлекать даже не собирался.

– А мне иногда так хотелось с тобой словом перекинуться, – вздохнул Клюев. – Как дела в школе?

– Наша команда теперь перебралась на Луну. В новом Центре занимаемся с самыми способными.

– На Луну? – удивился Макс. – Там же сейчас все кому не лень развили бурную деятельность. Неужели не мешают и не пристают с вопросами, откуда что взялось.

– Видишь ли, – хитро усмехнулся Никита, – Кобыш с ребятами соорудили Центр в кратере Ипатия, но не сейчас, а в сороковых годах минувшего века. В те времена там и близко никого не было.

– Неплохой ход. – Клюев одобрительно кивнул.

– А то! Правда, получилась хохма. Американцы недавно обнаружили опустевшую полость, оставшуюся от школы, и сочли её неопровержимым доказательством присутствия в Системе инопланетян. Ну, или их обитания здесь в недалёком прошлом.

– Вполне логичный вывод.

– В том-то и дело. А ещё наши младшенькие масла в огонь подлили. Им, понимаешь, захотелось понаблюдать первую высадку людей на Луну, так они туда всей группой заявились. А системы наблюдения у них сделаны в виде летающих тарелок, причём они лепят их кто во что горазд, такое иногда сварганят – глаз не оторвать. В общем, именно они стали в конце шестидесятых причиной свёртывания Лунной программы. Как тебе?

– Сорванцы! – Клюев покачал головой – то ли одобрительно, то ли осуждающе – и сразу же спохватился. – Как Маша? Как ребята?

– Замечательно. Чаёвничают. Мы тут за домом беседку устроили, все там. – В глазах Никиты мелькнула непонятная искорка, и Макс понял, что брат чего-то недоговаривает. – А ты лёгок на помине.

– Большой сбор, значит. Просто так или случилось что?

– Случилось. Один из учеников исчез. – Мастер-наставник страдальчески скривился, но это длилось всего лишь мгновение. – Не будем омрачать встречу. Тем более что всё может оказаться не так уж плохо. Этим занимался Дима, и он полагает – вешать нос рано. Ну пойдём, младший. Ты не представляешь, как тебе обрадуются! Все же в курсе, где ты пропадал.

Они вошли в ворота, обогнули дом и прямо но газону двинулись к беседке. Беседка действительно оказалась замечательная – деревянная, просторная и высокая, вся увитая плющом. Из-за зелёного полога доносились приглушённые голоса, потом послышался радостный взвизг, наружу выскочила Маша и понеслась навстречу братьям, выкрикнув на бегу:

– Максик вернулся!

Народ из беседки посыпался горохом. Тут и вправду были все – и Кобыш, и Тёрнер, и Женя Седых, и Хромов с незнакомой девушкой, и Раф Дорин, и Клеменс, и Варчук, и даже вездесущие Фёдор с Играем. Клюева обступили со всех сторон, хлопали по плечам, обнимали и тискали, лезли целоваться – но это уже Маша и подруга Виктора, назвавшаяся Дженни, мужчины, естественно, себе такого не позволяли. Когда утихли первые восторги, собравшиеся усадили Макса на траву, прямо тут же, не сходя с места, расположились перед ним полукругом и потребовали обстоятельного рассказа о своих приключениях. Давненько Клюев не чувствовал себя звездой, ему льстило всеобщее внимание, и он, дабы его полностью оправдать, немедленно напустил на себя вид перовского охотника, возлежащего у костра, и приступил к повествованию. Чем дальше он погружался в дебри своей одиссеи, тем внимательнее слушали его друзья. Особенно их поразили два преобразователя и инцидент на Чудском озере, когда один из сердечников использовался для чёрного наговора.

– Позволь, но это уже совершенно иные возможности! – в крайнем волнении объявил Варчук. – Мы такого даже не рассматривали. Тут попахивает изменением структуры самого континуума. Чертовски заманчивая и опасная штука! Не для нынешнего уровня развития. И тем более не для тоталитарного образа мысли.

– Вот-вот, – проникновенно сказал Макс, – за что боролись, на то и напоролись. Меня же Бородин потому и отправил в ту реальность. Они там такого наворотили!

– Непонятно, – буркнул Олег, – почему тебя, а не физиков. Они бы всё сделали гораздо быстрее и эффективнее, а заодно бы разобрались, что там за прибор такой выдумал Реутов.

– Ну ты даёшь! – изумился Никита. – Да кому из нас он нужен, этот прибор?! Мы и без него отлично обходимся. А остальному человечеству, как ты правильно заметил, ещё рановато забавляться такими игрушками. К тому же главная цель всё-таки состояла не в этом, а в исправлении дискретности наших с Максом траекторий. Ты это мимо ушей пропустил?

– Траектории бы и без вас исправили, – огрызнулся Барчук. – Такие знания на дороге не валяются. Не стоило уничтожать второй преобразователь. Теперь же никакой информации не осталось!

– Ещё как стоило! – раздался от крыльца дома голос Монаха. Все разом повернули головы и обнаружили, что по ступенькам спустились и теперь направляются к ним сам Рис и Слава Ли. – Ещё как стоило! – повторил Монах, приблизившись к высокому собранию. – Изменять структуру континуума вправе лишь те, кто пойдёт гораздо дальше нас – наши ученики. И они это станут делать не из простого научного любопытства, а преобразовывая мир. Пока же на эти знания наложен запрет. – Он присел рядом с Клюевым (Слава же опустился на траву поодаль), пожал ему руку и мягко выговорил: – Продолжай, Максик.

– Секунду! – Варчук совсем не считал вопрос исчерпанным. – Кто наложил запрет?

– А вот нам Макс сейчас всё и расскажет. – Аристарх похлопал Клюева по колену. – Имейте терпение.

– Ты всё-таки нашёл отца? – догадался Никита.

– А ты не знал? – съехидничал Макс. – Ты же меня, как ты выразился, вёл. Что-то я не пойму тебя, брат.

– Не цепляйся к словам. – Мастер-наставник и не собирался оправдываться. – Вёл не значит видел. Я просто чувствовал твой эмоциональный фон, знал, где ты находишься, и в случае возникновения негативной составляющей готов был прийти на помощь. Ты не отвлекайся, ты давай рассказывай.

И Клюев поведал друзьям заключительную часть одиссеи, нисколько не скрывая собственных промахов и ошибок и совсем не стесняясь их. Он очень художественно описал, как гонялся за неуловимым папой, целый вечер провёл с будущей мамой и даже держал на руках своего старшего братца, малютку Захара, более известного в нашем мире под именем Никита. Как неожиданно выяснил, что фамилия отца вовсе не Реутов, а Захаров, и Реутовым он стал лишь после того, как женился на маме и взял её фамилию, а шустрые дядьки из КГБ, натурально, не прошли мимо такой роскошной возможности, и когда родитель совершил своё открытие, сулившее верхушке вождей неисчислимые блага, засекретили его до полной неузнаваемости, обрубив все лишние части биографии. Как докопался до того, что папа жил в Волхове по соседству с первым маминым мужем и своим тёзкой Александром Реутовым, был с ним знаком и влюбился в маму при первой же встрече, но она к тому времени уже собиралась замуж и отнюдь не за него, и ему пришлось мучиться и ждать долгих шесть лет. Как прокололся он, Макс, при первом визите в Волхов, когда, спеша не потерять след, прочитал в архивном талмуде вместо записанного там отчества Николаевич вожделенное Наумович и принял настоящего Реутова за мнимого, впрочем, его оправдывало то обстоятельство, что почерк архивистки оставлял желать лучшего. Как всё-таки добился своего и, наконец, нашёл, вполне возможно, единственную сохранившуюся в том мире фотографию отца, взглянув на которую сразу же понял, что фамилия Захаров тоже не настоящая. – И вот теперь, – заканчивая своё повествование, Клюев сделал длинную, эффектную паузу и посмотрел на брата, – я очень хотел бы с ним встретиться, с нашим дорогим папой.

– Почему же ты вернулся, не сделав этого? – удивлённо спросил Никита и осёкся, очевидно, сообразив, в чём причина.

– Именно потому, – кивнул Макс и обвёл присутствующих взглядом опытного рассказчика, вконец заинтриговавшего слушателей. Все подались вперёд и, затаив дыхание, ждали умопомрачительного финала. – Он ведь тоже из нашей реальности.

– Кто? – спокойно осведомился Кобыш. Он уже догадался, но хотел, чтобы имя всё-таки прозвучало, потому что наверняка из собравшихся на поляне об этом знали только Монах и Слава Ли.

– Наш с вами ученик, – так же спокойно ответил Макс, хотя что-то в его лице всё же дрогнуло. – Пысин Александр Валерьевич, в одночасье ставший Захаровым Александром Наумычем.

Повисла гнетущая тишина. Только слышалось, как где-то жужжал назойливый шмель, да шумел ветер в вершинах сосен.

– Ничего себе! – наконец произнёс Хромов. – Индиго.

– Да, – кивнул Клюев. – И прошу заметить, индиго, блестяще адаптировавшийся к местным условиям. Обнаружив, что аппарат, с помощью которого произошло перемещение на другую ветвь фрактала, оказался одноразового действия, и вернуться назад не возможно, он не предался отчаянию, а, наоборот, очень быстро сориентировался, как действовать дальше. Пысин выбрал в качестве отправной точки не большой городок Волхов, изготовил себе подлинные документы и внушил одинокой женщине средних лет, что она его мать – с тех пор она, кстати, ни в чём не нуждалась. Согласитесь, для нашего четырнадцати летнего воспитанника всё это не являлось проблемой. А потом он просто жил, стараясь ничем не выделяться среди обычных людей, и потихоньку создавал новую модель аппарата. Единственной ошибкой, совершённой им, с точки зрения спецслужб, являлось то, что он полюбил. И поэтому стал уязвим…

Тут заговорили все разом, в чём-то друг друга убеждая и с чем-то не соглашаясь. Макс внимал этому гомону с отстранённым интересом, он сливался для него в отдалённый шум, подобный рокоту прибоя, в котором нельзя уловить что-то отдельное, зато можно закрыть глаза и представить набегающие чередой волны. Он, наверное, так бы и сделал, чтобы переждать это бурное выяснение подробностей, но Никита не позволил ему впасть в искушение.

– Очнись, младший, – шепнул он, придвинувшись к брату поближе. – Что это ты расклеился?

– Знаешь, старший, – пробормотал Макс, – я и здесь по привычке пытаюсь нащупать нашего неуловимого родителя, и снова у меня не получается.

– И не получится. – Никита с сожалением качнул головой. – Его здесь уже нет.

– Вот как? – горько проронил Клюев. – Выходит, и тут он обвёл меня вокруг пальца.

– Может, это и к лучшему. Как бы ты с ним стал разговаривать? Ведь здешний он – ещё мальчишка. Ершистый, несносный мальчишка, которого трудно в чём-либо убедить, пока он сам не доберётся до истины.

Последняя фраза мастера-наставника пришлась в аккурат на начало новой паузы. В наступившей тишине лишь Тёрнер сначала что-то негромко ворчал, а потом недоумённо выпалил:

– Ну и зачем ему это было нужно?

– А он просто играл, – легко сказал Макс, – Вернее, сначала играл, а потом вошло в привычку. Присмотрелся к методам пасшей его госбезопасности и сам стал путать следы. Наверное, не хотел, чтобы его нашёл кто-нибудь из нашей реальности. Мечтал вернуться сам, с триумфом. Но сначала изменить к лучшему приютивший его мир. Не успел.

– Не совсем так. – Монах поднял вверх руку, призывая сосредоточиться и слушать внимательно. – Даже совсем не так. Вы все упустили одну незначительную деталь. Индиго – другие. Они гораздо совершеннее нас, и цели, преследуемые ими, не похожи на наши. Этим объясняется всё. Саше не удалось достичь Замыкания Круга, но его природные способности позволяли ему видеть и понимать то, что недоступно даже адептам третьего уровня. Он прекрасно сознавал, что его ждёт, но не отступил ни на йоту, выбрав самый тернистый путь, как наиболее короткий. Саша ушёл туда, – Монах воздел палец к небесам, – с болью и страданием, и одному Мирозданию известно, каких высот он сейчас достиг потому что подобный накал эмоций – не просто сброс остаточного негатива. Это, если хотите, изменение потенциала и ориентации сознания. Ему ведь – требовалось не просто отправить сыновей в свою родную реальность и забрать психоматрицу любимей женщины с собой – ей же ничего хорошего не светило в стране развитого социализма – он должен был преподать тому миру урок: никакое злодеяний не остаётся безнаказанным и нельзя получить бесплатный сыр, не уничтожив мышеловки. К сожалению в самый последний момент ему помешали, и процесс пошёл вразнос. Впрочем, по делам и воздаяние.

А потом Пысин заблокировал всю информацию о себе и своём открытии. Ему теперь доступно очень многое, я не берусь даже приблизительно обрисовать его нынешний потенциал, догадываюсь только, что в любой момент он может появиться где угодно – хоть здесь, хоть у своих родителей, хоть перед друзьями, хоть в недоступных пока для нас дальних ветвях вселенского фрактала. Он может возникнуть в каком угодно виде, причём его любимая всегда будет рядом. Они соединены навеки. Время для них не имеет значения, возможно, поэтому они пока и не навестили своих сыновей. А друзей Саша не беспокоит по весьма тривиальной причине – они ещё не пережили того, что должны пережить и, соответственно, ещё не выбрали свой путь. Им ещё только предстоит стать механиками Мироздания, а он уже стал и может ждать столько, сколько потребуется. Правда, не берусь заглядывать слишком далеко, не исключено, что где-то и когда-то его интересы изменятся, и он навсегда перестанет ощущать привязанность к Земле.

Что же до его сыновей – тут всё гораздо проще. Никита давным-давно пережил момент ярости и страдания, достигнув нехитрого, но крайне необходимого равновесия с окружающим миром. А вот Макса ещё следовало научить этому. И родители произвели на него мягкое воздействие – сначала при инициации, а потом при работе в реальности матери, определив посредником для контактов с сыном группу Ли. Суть воздействия заключалась в формировании жизненной позиции – нельзя считать себя всесильными и беспечными, нельзя заигрываться. Мы все должны твёрдо усвоить эту установку: способности человека, пробуждённые эволюцией, не для того, чтобы жить в своё удовольствие, а для постоянного продвижения по выбранному пути. Остановка подобна смерти… Извините за долгую речь. Слава, у тебя есть, что добавить?

– Пожалуй, нет, – пошевелившись, ответил Ли. – Всё правильно. Может, у кого-нибудь возникли вопросы?

– Вообще-то, мы не услышали почти ничего нового, – выразил общее мнение Кобыш. – О совершенно фантастических возможностях проснувшихся индиго мы и так догадывались. А жизненная позиция у нас давно сформировалась, иначе мы не прошли бы инициации. Не так ли?

– Всё так, – кивнул Монах. – Но лучше повторять истину до тех, пока она без остатка не заполнит сознание. Тогда исключается вероятность ошибки. Мы с вами – всего лишь люди, пусть и достигшие непредставимых для большинства высот могущества. И это далеко не предел. Надо стремиться дальше, постоянно помня – чем больше нам даётся, тем выше становится порог ответственности. Мы все должны пройти через некую инверсию представлений, чтобы изменить своё отношение к миру. К тому же нам значительно труднее, чем детям, у нас нет их замечательных способностей. И понимать их нам тяжело, у них просто абсолютно иное пространство мышления. Но я сильно надеюсь, что нам помогут найти даже не общие точки соприкосновения, а целые поля совместных интересов.

– Кто же, если не секрет? – с откровенным любопытством спросил Женя Седых.

– Да вот братья Реутовы. Или Пысины. Уж не знаю, как они предпочтут себя называть. – Монах искоса глянул на Макса с Никитой. – Они ведь тоже индиго, и даже во втором поколении. Причём вполне взрослые и адаптированные к нашему привычному мировоззрению. Неужели эта простая мысль никому не пришла в голову?

И в третий раз стало тихо, все взгляды скрестились на сыновьях виновника недавних событий.

– А почему же тогда Максик не разобрался с папиными хитростями? – Вопрос прозвучал из уст Клеменса. Биохимик разглядывал бывшего пилота-испытателя так, словно видел его в первый раз.

– Он разобрался, – сообщил Монах с улыбкой. – Только рассказать почему-то не пожелал.

– Извините, ребята. – Клюев пребывал в явной неловкости. – Не хотел оглашать раньше времени, а Рис взял да и выложил всё.

– Не беда, – вступился за него Кобыш, – главное, чтобы в будущем между нами не было недоговоренностей. Правда, Макс?

– Вот это обещаю, – торжественно поклялся младший брат. – Мы теперь вдвоём с Никитой быстро сообразим, что к чему.

– Кто бы сомневался! – Варчук язвительно хмыкнул. – Ты всё-таки постарайся вспомнить схему отцовской установки. Очень бы это нам поспособствовало.

– Мне не надо её вспоминать, – без всякого энтузиазма сказал Клюев. – Я её хорошо знаю. И если уж ты так завёлся, я её тебе передам.

– Вот только никаких моделей в металле! – поспешно рявкнул Кобыш. – И никаких экспериментов! Хватит с нас одного!

– Есть, командир! – отчеканил Варчук, но так и не смог сдержать проступившего на физиономии довольного выражения.

– Слушайте, мужчины, прекращайте чесать языки! – не выдержала Маша. – Сколько можно! Про чай совсем забыли.

– Действительно, – встрепенулся Дорин, – пойдёмте-ка пить чай. Зря женщины, что ли, старались… Наговоримся ещё.