Текст книги "Джандо"

Автор книги: Роман Канушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

12. Первые результаты

Из темноты подъезда навстречу Егору Тропинину вышел Лопоухий Толян со словами: «Все, мальчик, приплыли».

А за двадцать минут до этого Егор звонил домой из будки телефона-автомата:

– Да нет, мам, я не загулял. У нас тренировка позже закончилась… Ну, я там зашел на пять минут кофе попить… Кто заходил?.. Какой Толя? Одноклассник!.. Ах, маленький такой… Нет, это бывший одноклассник, я не знаю, что ему нужно. Ну ладно, не волнуйся, я уже иду. К десяти буду дома…

Раз в месяц Юлик Ашкенази позволял себе напиться в дым. Чаще всего он делал это в обществе располневшего тореадора из посольства латиноамериканской страны – привычка, сохранившаяся со времен банановой лихорадки. Сегодня они предпочли американскому клубу итальянский ресторан – тот самый, расположенный в революционном центре Москвы, но пили все же текилу. Первая половина ужина проходила весьма сумбурно – Юлика отвлекал звонивший каждые две-три минуты телефон, и разговор не клеился. Тореадор наблюдал за Юликом, сощурив чуть насмешливо свои загадочные глаза. Он курил французские сигареты «Галуаз» без фильтра.

– Наш друг – трудоголик, амиго, – проговорил бухгалтер, прозванный Бюстгальтером.

– Я понимаю, – кивнул тореадор.

«Может, он грустит по своей утраченной талии?» – думал Юлик. Что-то его очень интересовало в тореадоре.

Потом количество текилы с солью и лимоном заставило плюнуть на телефон и все, что с ним связано. Тореадор вдруг начал рассказывать о корриде. Они уже были прилично пьяны. Юлику казалось, что он проваливается куда-то в густой сигаретный дым; почему-то именно сейчас, когда тореадор рассказывал о бое быков, по ту сторону сигаретного дыма зазвучало страстное ритмичное фламенко – каталонские цыгане появились на сцене. Каталонские цыгане пели о том, что истинная любовь – это любовь утраченная, а рай может быть только потерянным, и Юлик подумал, что у этих ребят, вероятно, вместо крови в венах пульсирует расплавленное солнце. Еще он подумал, что теперь уже почти знает, о чем грустит амиго. Юлик не был склонен к сантиментам. Просто существовала порода людей, над которой Юлик с удовольствием поиздевался бы в своем необычном блокноте рисунков – копилке человеческих слабостей, только у него ничего из этого не получалось. Тореадор рассказывал о корриде. Он говорил, что мужчины всегда презирали убийство. Может, он говорил «люди», но Юлику слышалось «мужчины». Убийство всегда совершается с легкостью. Как режут курицу или закалывают свинью. Но когда встает вопрос о достоинстве – это не подходит.

– То, что у вас происходит в стране, амиго, это не подходит. – Тореадор щелкнул себя пальцами по лбу, как будто он только что нашел удачное сравнение. – Курицы режут куриц, а потом их режут новые курицы. У нас ножи дают в руки только мужчинам. Твой враг – не курица. Иначе рушится мир. Твой враг не курица, которой можно спокойно перерезать горло, или же курицы вы оба.

– Можно подумать, что у вас все происходит по-другому, – проговорил Юлик.

– Ты меня не понял, амиго, – печально улыбнулся тореадор, – я не об этом… Убийство – для презираемых. Для тех, кто обладает достоинством, – поединок. – Тореадор замолчал, потом тихо добавил: – Я не хочу, чтобы ты уловил в моем тоне наставление, амиго…

– Я благодарен, – быстро ответил Юлик. – Все же закончи… Коррида – не убийство, потому что там нет куриц?!

– Коррида – поединок. В поединке – любовь к жизни, страх и вызов смерти: убийство – монотонно и функционально… В поединке тебя и твоего врага связывает достоинство, любовь и ненависть так похожи… Убийство обесценивает, делает нереальным не только жизнь, но и смерть… Они разного цвета!.. – Тореадор взял со стола стопку и пригубил ее. – Время уже позднее, и много выпито текилы… Но я все же скажу: убийство – любовь к смерти, оно – желтое, как разбросанные Дьяволом горсти золотых монет. Только мало кто знает, что эти золотые монеты не более чем Его испражнения. Бык в вольере всегда был во власти человека… К чему устраивать корриду?! Быка можно заколоть, как свинью, как курицу… И у людей, у целых народов, забывших о достоинстве, у людей, питающихся Его желтыми испражнениями, так и делается. Ты понимаешь, о чем я, амиго?

Юлик кивнул. «Слишком много метафор, – думал он, – слишком много… А текила все-таки вещь!» И еще он подумал, что ему всегда не хватало отца, а теперь уже слишком поздно.

Кстати, Юлик тоже был на корриде. Его интересовала недвижимость в Испании, на берегу моря, в солнечной провинции Аликанте, где были белые дома и апельсиновые деревья. Юлик слышал, что где-то там находились виллы Пикассо и Майи Плисецкой и других занятных людей. Потом, в Мадриде, Юлика пригласили в Плаца-дель-Торрос, Дворец Быков. В Плаца-дель-Торрос проходила коррида. Там разносили воздушную кукурузу и кока-колу. К концу шоу было убито шесть быков и две лошади. Лошадей прикончили быки, которые сражались с людьми. Это было обозначено так: в финальном параде вывели двух лошадей в черных попонах. Кстати, лошадям закрывали глаза. Чтобы при виде атакующих быков они не обезумели от ужаса. Кроме того, корпус лошади был защищен толстой плетеной тканью. Но это не помогло. Быки поддевали лошадей ниже уровня ткани. В первом же бою располневший неумеха пикадор нанес быку слишком глубокую рану. За что был освистан публикой. Быка нельзя закалывать пикой, можно лишь наметить в толстой шкуре рану, куда матадор вонзит шпагу. Публику не интересовал толстый пикадор. Она действительно пришла не на убийство. Ее интересовал поединок между слепой силой чудовища – свирепого черного быка – и грациозным достоинством огненноокого матадора.

У Юлика было на этот счет свое мнение. Как и у его длинноногой подруги. Она не считала быка чудовищем. И, как любая настоящая женщина, в этот миг где-то в глубине своего сознания она была женщиной матадора. Но все-таки чудовище на шоу присутствовало. В полный голос, по-русски, длинноногая подруга Юлика кричала, что все собравшиеся вокруг, все машущие в знак одобрения белыми платочками – самые настоящие гнусные, самодовольные мудаки! Быки, огромные сильные животные, беззащитны, как дети, а эти вокруг– гнусные, кровожадные уроды. Юлик подумал тогда, что, возможно, она права. Длинноногая подруга Юлика была дорогой проституткой, «Мисс» чего-то там… Русского никто не понимал. В ответ ей окружающие только улыбались. Спутники Юлика решили, что знаменитая русская «Мисс» перепила с утра шампанского. Может быть, так оно и было. Потом несколько дней Юлику снились огромные умирающие быки. Особенно тот момент, когда бык, уже пронзенный шпагой матадора, опустился на передние ноги. Хорошо, если из его рта не брызнет кровь. Тогда публика заходится аплодисментами, а тореадор небольшим кинжалом наносит последний удар – удар милосердия, и бык, бывший еще недавно живым, черное грозное чудовище, становится на миг маленьким теленком. И, как бы сворачиваясь калачиком, уходит в уют смерти. Все это продолжается лишь миг, а потом уже смерти нет, потому что бык, завалившись на бок, превращается в обычную дохлую тушу. Даже весьма забавную. Тушупотом разделывают, а мясо продают любителям. Дороже, чем обычно.

Во время того представления быки подняли на рога двух лошадей. На одной как раз и сидел толстый неумеха-пикадор. Несчастное животное так и не поняло, что его убивают. Лошадь ушла с арены сама. Деревянный борт, куда бык прижимал лошадь, и трава под ним были в темных пятнах свежей крови…

Кстати, длинноногую подругу Юлик забрал прямо с конкурса красоты, увел из-под носа у какого-то араба. И все потому, что у Юлика Ашкенази не было своей девушки, любимой женщины, герл-френд или там более или менее постоянной подружки. Несколько последних лет Юлик пользовался услугами только проституток. Он говорил, что на баб у него нет времени. Наверное, он догадывался, что сам себя обманывает. Юлик имел некоторые проблемы в общении с девушками. Нет, он не был физическим импотентом. Но только когда платил. Когда Юлик Ашкенази платил за секс, у него не было никаких проблем. Наоборот. Он даже раз подслушал, как барышни называли его энергичным и весьма мужественным любовником. Впрочем, слово «мужественный», возможно, он выдумал позже.

Юлик вернулся в реальность. Ужин. Каталонские цыгане. Страстно-ритмическое фламенко. Итальянский ресторан в революционном центре Москвы и море роскошных баб.

Тореадор предлагал еще выпить текилы:

– Ты что-то был печальным, амиго… давай, это помогает.

– Я просто подумал, – сказал Юлик, – что на корриде можно быть только тореадором или быком…

– Ты имеешь в виду, что нельзя быть публикой? – поинтересовался тореадор.

– Я имею в виду то, что я сказал… Твое здоровье, амиго!

Они выпили. Тореадор продолжал смотреть на Юлика. Его глаза захмелели, но не утратили загадочности.

– Я бы возразил: все великие мистерии не обходились без зрителей. Зритель необходим, он – третий участник. Только благодаря ему тореро становится тореро, а бык – быком. И каждый из трех участвует в своем личном поединке со смертью. И только тогда достоинство обретает смысл.

– Ты, амиго, просто псих… – улыбнулся Юлик.

– Возможно… Но сказано неплохо: на корриде стоит быть либо тореадором, либо быком! Пожалуй, лучшее, что я пока слышал о корриде.

– Ты все перепутал. Амиго… Наливай. Главное, чтобы не сгнили бананы…

Бухгалтер Бюстгальтер уже успел посадить к себе на колени весьма экзотическую особу – то ли бурятку, то ли филиппинку. Правда, говорила она с плохо скрываемым дальнеподмосковным акцентом. Но от нее и не требовалось, чтобы она говорила. Бухгалтер Бюстгальтер сейчас подмигнул своей даме и сказал:

– Не умеют люди расслабляться… Ашкенази хлебом не корми, дай языком почесать…

– Ты что имеешь в виду? – заинтересованно спросила бурято-филиппинка.

Егор Тропинин замедлил шаг: вслед за Лопоухим Толиком из темноты подъезда появились Логинов и еще пара их приятелей. Егор подумал: странно, так долго была оттепель, а сегодня подморозило и стояла такая чудная ясная ночь, и вот эти умники выбрали именно сегодняшний день для выяснения отношений. И еще он подумал, что знал, чувствовал, что так они этого не оставят. Рано или поздно Логинов решится на какую-нибудь гадость. Но почему именно сегодня? И почему Логинов опять не один? Ведь он намного крупнее и сильнее Егора, естественно, он его не боится… Наверное, все-таки Логинову необходимы зрители, иначе все его подвиги будут просто нелепы. Ну, что опять припасено у Коляши?

– Привет, Тропинин, – буркнул Логинов.

– Здорово вам всем.

– Хорошая погода…

– Да, красиво. Погода в кайф.

– Но не для всех… Видишь, как иногда получается? Значит, говоришь, в следующий раз будет пуля?

– Логинов, а я думал, что мы, как нормальные мужики, обо всем позабыли…

– Вот как у тебя, значит, получается… А как же – в следующий раз будет пуля?

– Я делал все от меня зависящее, чтобы следующего раза не было, – сказал Егор.

– Теперь уже от тебя ничего не зависит. – И Логинов хлопнул себя по куртке. – Пуля-то здесь… Вот как бывает.

– Да чего с ним цацкаться?! – начал Лопоухий Толик.

– Заткнись! – оборвал его Логинов. Потом он посмотрел в глаза Егору: – Ну чего, Тропинин, как решим? Казнить тебя или пойдешь домой? Вон, дверка-то рядом…

Егор вдруг увидел в глазах Логинова странную растерянность, словно все, что он сейчас делал, он делал не по своей воле. Словно он не сам своими ногами пришел сюда. И это вовсе не шутки, все гораздо серьезнее, чем можно было предположить. Логинов – актер, всегда играющий похабные пьесы перед самыми дерьмовыми зрителями, которых можно было отыскать во всем районе. Только сегодня пьеса вдруг опасно сменилась, и она вовсе не по душе актеру, но зрители требуют, их глаза горят от возбуждения… Сердце Егора бешено заколотилось в груди, он вдруг понял, что происходит что-то очень нехорошее. Что всего несколько шагов отделяют их всех от опасной грани, а потом уже ничего нельзя будет вернуть, где-то далеко за домами взвыла сирена «скорой помощи», а потом вдруг стало очень тихо. Егор слышал, как бьется его сердце.

– Ну как решим, Тропинин? – спросил Логинов. Что-то скрипнуло в черной глубине двора. Какие-то шаги. И опять стало очень тихо.

– Логинов… – Егор почувствовал, как ком подкатил к горлу. – Мне кажется, нам было бы лучше все забыть. Нам всем.

– Забыть, как ты газом в морду пальнул?!

– Чтоб ты завтра по нам всем шмалять из пистолета начал, – быстро вставил Лопоухий Толик.

Логинов промолчал. Он только еще раз взглянул в глаза Егору. Он посмотрел на Егора агрессивно и беспомощно одновременно.

– Логинов… – Егор старался, чтобы его голос звучал как можно ровнее и спокойнее. – Ты же не глупый человек, ты прекрасно понимаешь, что я действовал в пределах необходимой самообороны.

– Ты мне тут Уголовный кодекс не читай!

– Но это действительно так… У меня не было выхода, пойми… Но теперь мы квиты.

– Нет, мальчик, не квиты, – проговорил Лопоухий Толик, – но сейчас станете… Очень скоро станете.

– Я же сказал – заткнись! Чего хочешь, чтоб я его тут пришил?! Тебя же первого заметут: ты заходил к нему домой час назад!

– А я тут при чем? Вы разбираетесь… У меня с ним личных счетов нету, – ухмыльнулся Лопоухий Толик, – не мне он в морду засадил…

– Ты, падла, я же сказал – заткнись!

Логинов схватил Лопоухого Толика за ухо и резко пригнул к земле. Тот согнулся пополам и заверещал:

– Ну конечно, бей своих, чтоб чужие боялись…

Снова заскрипели шаги в темноте двора, только уже громче.

Кто-то приближался к ним, может, кто-то из соседей, и тогда они не посмеют…

Логинов вытащил пистолет и передернул затвор.

– На колени, сука!

Егор стоял, у него вдруг онемели ноги. Он много раз видел такое в кино, но никогда не думал, что зрелище пистолета так парализует волю.

– Коля, Логинов, успокойся, убери это… Дело касается нас двоих, и нам, только нам двоим станет от этого хуже.

Егор прекрасно понимал, что сейчас происходит, он даже подумал, что, может быть, ему удастся помочь Логинову не переступить последнюю черту. Но он очень боялся тускло блеснувшего пистолета, который направил на него даже как бы и не Логинов, а какая-то мутная иррациональность, некто, находящийся под прессом обстоятельств, с которыми они ничего не могли поделать. Егору было страшно, и он не находил нужных слов.

– Я же сказал – на колени! Проси пощады, сука!

Логинов нервничал, становился неуправляемым. Он сам загонял себя в угол. Он загонял в угол их двоих на потеху дружкам. Егор не встанет на колени, иначе он проиграет на всю жизнь, и тогда Логинову ничего не останется, как стрелять. У них у обоих могло не остаться выхода. И Егор решился:

– Коля, успокойся, опусти эту штуку. – Ему стоило нечеловеческих усилий, чтобы его голос не задрожал. – Она еще ненароком выстрелит… Лопоухий Толик первый же тебя заложит, когда его прижмут. Ведь он же заходил ко мне час назад… Все знают, что ты здесь заводила, он, может, еще и отмажется… Или же тебе придется сейчас прямо здесь пристрелить и его. Прямо сейчас! Понимаешь?! Как собаку!

Взгляд Логинова беспокойно метнулся на Лопоухого Толика; и за взглядом чуть не последовали руки, сжимающие пистолет. Даже при свете полной луны было видно, как у Лопоухого Толика побелели губы. На миг снова воцарилась полная тишина.

– Врешь, падла! – закричал Лопоухий Толик и бросился на Егора.

Егор понял, что он выиграл. Будет драка, но самого страшного уже не произойдет. В следующую секунду Егор, сделав шаг назад, подпрыгнул. Сейчас он первый раз бил человека ногой по лицу. Лопоухий Толик растянулся по земле. Падая, он ударился затылком об обледеневшую стену дома.

– Ой, падла, о-у-й… – застонал он.

– Отведай сам, чем хотел полюбоваться! – жестко проговорил Егор.

Логинов его понял. Он быстро убрал пистолет и теперь облегченно потер руки. Удар Егора ему понравился.

– Нет, говнюк, ты совсем оборзел, – совершенно беззлобно произнес Логинов. – Ты прав, пачкаться о тебя не стоит, но кости мы тебе переломаем. Помогите Лопоухому встать…

В следующую секунду огромная рука Логинова обвила Егора, как тяжелый удав; он сжимал локтем шею Егора прямо под подбородком. Вырваться из этих объятий Егор не мог.

– Давай, Лопоухий, вставай и ногой говнюку в то же место… засвети ему в шнобель, как он тебе.

Лопоухий Толик разбежался. Егор зажмурил глаза и постарался отвернуться. Удара не последовало.

– Ссышь, когда страшно?! – Лопоухий удовлетворенно ухмыльнулся. – Смотреть, не хрена прятаться… Сюда!

Лопоухий Толик уже примеривался для удара, его глаза жадно блестели, и тогда шаги скрипнули совсем близко, на мгновение показалось, что темнота сгустилась еще больше, и какая-то тоска сковала всем сердце… Логинов обернулся – высоко над ними в ясном морозном небе плыла почти полная луна. И в следующее мгновение из темноты на крохотный пятачок, освещаемый луной и тусклым светом далекого подъезда, вышел… Денис.

– Фу ты, черт… – выдохнул Логинов.

– Дениска?!

– Ты чего, долговязый, откуда? – удивленно спросил Логинов. – Тебе чего, мало, что ли?

Денис сделал шаг к Логинову.

– Иди ко мне, – негромко сказал Денис.

Он произнес всего три слова, но Егор уловил что-то странное, что-то очень странное и чужое в его голосе…

13. Первые результаты (продолжение)

На следующее утро Юлик Ашкенази сидел в удобном кожаном кресле за 500 долларов у себя в офисе и проклинал Славу Степанова. Слава Степанов был очень давно, еще в школе. С ним Юлик в первый раз выпил спиртного. Портвейн «777». Голова у Юлика не просто болела – она была квадратная. Юлик буквально ощущал пальцами ее уголки. Блонди – белокурая секретарша, словно сошедшая со страниц журнала «Вог», хотя сейчас Юлику было на это абсолютно наплевать, – готовила ему крепкий кофе, алказельтцер в минеральной воде и апельсиновый сок. Ничего не помогало. Претензии Юлика постепенно распространились гораздо дальше, в глубь времен, и когда Блонди вошла с очередной порцией кофе, несчастный Юлик спросил у нее:

– На хрена эти идиоты изобрели алкоголь?

– Кто? – не поняла Блонди.

– Люди!

Блонди боялась Юлика. Как-то она сказала своей подружке, что у ее шефа красные глаза.

– Не дури, – отозвалась та. – Сколько он тебе платит?! А?..

– Ты не понимаешь, – сказала Блонди. – Кроме нашего главбуха, его все боятся… Постоянно ощущаешь какое-то давление, прессинг…

– Кстати, а правда, что этого вашего бухгалтера называют Бюстгальтер?

– Конечно… Это он его так прозвал, как и меня– Блонди. А теперь все меня так называют.

– Скажи, а какой он? Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Не знаю! – Блонди улыбнулась.

– Ну ладно, мне-то скажи. Он очень сексапильный, у него такие возбуждающие ягодицы… Конечно, вы трахались и, конечно, при свечах, а может, прямо в офисе, у него на столе?!

– Да отстань! – Блонди рассмеялась. – Я думаю, он обычный. Я его боюсь.

– Мне кажется, он очень, очень необычный.

Через несколько дней подружка Блонди рассеянно сообщила:

– Действительно странно… Понимаешь, все было хорошо, но как будто его не было…

– Ты, прохиндейка, – улыбнулась Блонди. – Так было или не было?

– Такое ощущение, что у меня была случка с хорошо функционирующей секс-машиной. Может, я ему не понравилась, но какой-то он очень… очень холодный. А у вас что, действительно не практикуется сексуальное преследование на рабочем месте?

Юлик сидел в своем кресле за 500 долларов и заканчивал второй литр апельсинового сока. Вчера с тореадором они все-таки перегнули, хоть и пили одну текилу. Вот тебе и «главное – не смешивать». Птвное, чтобы не сгнили бананы! Черт… Юлик понял, что любая резкая мысль сейчас противопоказана. Видимо, голова вовсе не кость, она болит. Уже далеко за полночь Юлик с тореадором познакомились с каким-то сумасшедшим дедом. Дед развлекался с безудержностью самоубийцы. С ним была какая-то совсем юная компания и длинный рыжий австрияк. Австрияка все почему-то называли немцем, а иногда – дойчем. Он сказал Юлику: «Гдэюс Готт!» – «И с вами – Бог», – отозвался Юлик.

Юлик Ашкенази был от деда в восторге. Тот отмачивал такие пенки, что скоро их вечеринка стала напоминать какую-то безумную феерию. Он назвался Дядей Витей. «Как, прямо – дядя?!» – спросил Юлик. «Да-да, Дядя Витя», – подтвердил дед. Они пили на брудершафт. Юлик впихнул ему в руки свою визитную карточку. Дед сказал, что у него такой штуки нет и вообще у него вроде теперь и жилья никакого нет. Юлик знал, что подобные пошлые шуточки в ходу у разухабистых мелких нуворишей. Дед же, казалось, говорил правду.

– Так, значит, у тебя последняя гастроль? – удивленно спросил Юлик.

– Нет, первая! – ликующе сообщил дед.

Юлик так и не смог понять, кто же он такой. Это только подзадорило Юлика. В самом конце вечера дед приволок каталонских цыган. Это была очень известная группа музыкантов. Они все вместе, к восторгу окружающих, пили на брудершафт, потом танцевали фламенко. Дядя Витя тоже. В последний раз Юлик так веселился, когда был студентом и не имел за душой ни черта. Они отбивали ритм, хлопая в ладоши. Дедова подружка Валери, больше напоминающая его внучку, и Юлик это оценил, вместе с солистом группы танцевала в центре, завернувшись в какую-то шаль. Это было похоже на сумасшедший полет над земным шаром.

– Нам надо будет запомнить этот вечер, амиго, – сказал тореадор.

Радостный и пьяный в дым Юлик повторил деду свою фразу:

– На корриде надо быть либо тореадором, либо быком…

– Очень хорошо, – отозвался дед. – А еще лучше – тем, кто все это выдумал.

Сейчас «Радио-101» сообщило, что в Москве десять часов утра. Юлик переплюнул Наполеона. Император Французской Республики спал по пять часов. Сегодня Юлику удалось поспать неполных три.

«Кто же он такой? – думал Юлик. Ему было совершенно несвойственно вспоминать прошедшие вечеринки. – Надо же – Дядя Витя…»

А Дядя Витя в это время сладко потягивался в роскошной постели, укрытый шелковыми одеялами. Вокруг были антикварная мебель и множество старинных картин, а с одной картины смотрел строгим и открытым взглядом большой краснозвездный генерал. В такой обстановке Дядя Витя проснулся впервые, но теперь его это уже не особо удивляло. Оказалось, что Алка из старой советской аристократической семьи, внучка известного авиаконструктора и генерала. Из окон их дома был виден памятник Пушкину, тот самый, на фоне которого в песне Булата Окуджавы «снимается семейство». Рядом с Дядей Витей просыпалось прелестное полуобнаженное (вот те на…) существо– Валери. В принципе и это Дядю Витю теперь не особо удивляло. Валери сейчас распахнула свои улыбающиеся глаза и поворковала:

– Ты не обижаешься, что я вчера уснула?

До Дяди Вити не сразу дошел смысл ее вопроса. Потом, все еще не веря услышанному, он сказал:

– Дочка, бесстыдница, что ж ты такое спрашиваешь у старика?!

– Какой ты милый, – промурлыкала Валери.

– А чем вчера все закончилось? – Дядя Витя все же несколько смутился. – Мы со Студентом немного перебрали. Да еще этот парень смешной… Главное Чтобы Не Сгнили Бананы.

– Закончилось все сегодня, и это была сказка… И вот я думаю: может, еще не все закончилось?

Дядя Витя потрепал ее по шелковистым локонам:

– А студентики еще спят?

– Как влюбленные котята.

– Что ж… – Дядя Витя задумчиво посмотрел в окно – ночь была ясная. – Надо пойти принести денег.

Валери одарила Дядю Витю взглядом, которым, наверное, гетеры одаривали Александра Македонского и в котором читалось: «Ты видишь, я не задаю никаких вопросов, я все понимаю. И я покорна».

Потом она сказала:

– Может, позвонишь, пусть тебе привезут… Еще совсем рано.

Дядя Витя вдруг рассмеялся:

– Понимаешь, дочка, те, кто дает мне деньги, они… они не умеют разговаривать.

Стаза Валери вновь залучились.

– Скажи, ты – бандит? – прошептала она.

– Я пенсионер, – удивился Дядя Витя.

– Ну конечно, ты – на отдыхе. Ты как-то связан с шоу-бизнесом? Ты… какой-то совсем классный… и очень, очень загадочный.

Дядя Витя вышел на лестницу, застегивая свой модный пиджак, и вызвал лифт. Большая деревянная кабина медленно поползла вверх. Дядя Витя наблюдал, как перед ним двигались тросы, петля кабеля, потом проплыл балласт, и тогда с ним еще раз тихо заговорил Стержень:

– Правильно, те, кто дает тебе деньги, они не умеют говорить.

– Да, что-то не то происходит, – так же тихо согласился Дядя Витя.

– Может, и деньги они дают не тебе?

– Чего-чего?!

– Ты помнишь усмехающиеся глаза нотариуса и маклеров из «Норса»? Конечно, помнишь! Ведь они тоже давали тебе деньги, после чего ты потерял квартиру, потерял свой дом.

– Ну…

– Что ты теперь потеряешь?

– Глупости…

– А может, не глупости?! Может, Студент прав – чудес не бывает?

– Глупости. Просто надо срочно, прямо сейчас, разобраться с этим сучьим «Норсом». И тогда все… все восстановится. И все будет в порядке.

Перед ним, произведя обычный шум, остановилась кабина. Дядя Витя открыл дверь, сделал шаг. В узком проеме между дверью и кабиной он увидел глубокую шахту лифта. Дядя Витя вошел внутрь, закрыл створки и нажал на кнопку первого этажа.

– Надо прямо сейчас, не откладывая, разобраться с «Норсом», и все будет в порядке.

Он опустил руку в карман пиджака, пальцы нащупали какую-то картонку или пластик.

Это оказалась визитная карточка забавного вчерашнего парня – Главное Чтобы Не Сгнили Бананы. Очень юморной парень… Он перевернул карточку и прочитал: «Юлий Ф. Ашкенази».

Дядя Витя вздрогнул. У него вдруг часто забилось сердце. Далее на карточке было написано, что его вчерашний знакомый – президент корпорации «Норе».

– Ну ни хрена себе!..

Дядя Витя перевернул карточку на другую сторону – английский текст. Он повертел карточку в руках, словно собираясь выудить еще хоть какую-нибудь информацию.

– Ни хрена себе! Во как… Но это же просто… Это судьба. Вот как! Я немедленно позвоню ему. Вот и все. Мы же друзья, я ему все объясню.

– И что? – Голос Стержня звучал как-то непривычно тихо.

– Я скажу, каким безобразием занимаются его подчиненные. Старика обирают, екын их в тудын!

– Думаешь, он этого не знает?!

– Но мы же вчера скорешились…

– Я не думаю, что он стал бы корешиться с бездомным бомжем.

– Но я должен разобраться со своей квартирой…

Стержень какое-то время молчал. Потом проговорил:

– И как ты собираешься это делать? Ты, один? Тебя просто отвезут на какую-нибудь свалку и пришьют, как бездомную собаку. Вернись, посоветуйся хотя бы со Студентом.

И тогда вместо слабеющего голоса Стержня прорвался какой-то новый, незнакомый и очень мощный голос:

– Прекрати весь этот треп! Ты же знаешь, что теперь тебе помогут. Не надо бояться и не надо отказываться. Надо просто зайти в одно место… Ты же знаешь! В одно очень хорошее и приятное место, где тебя ждут и где много-много электронных игр… суперкомпьютерных игр…

Дядя Витя вздрогнул, а потом подумал: «Ну конечно! А что здесь такого?»

А голос продолжал:

– «Норе» – сосательная конфетка, которую ты просто выплюнешь на мостовую. Надо только зайти… Можно, конечно, этого не делать, но тогда разбирайся со всем сам. На пару со Студентом! И может, тогда действительно тебя пришьют как собаку.

Профессор Ким находился в своем кабинете. К шести часам вечера он ждал гостей. Мадам возилась на кухне. Она готовила различные закуски и была слегка озадачена неожиданной просьбой Профессора уделить особое внимание десерту и мороженому.

– Будет ребенок, – сказал Профессор.

– Что, кто-то приведет с собой малыша? – улыбнулась Мадам.

– Нет, Мадам, этот ребенок придет сам.

Сегодня Профессор Ким позвонил двум своим самым лучшим друзьям, с которыми они виделись очень редко в отличие от множества разных других людей. Видимо, им было достаточно знать друг о друге, что они где-то есть. Профессор Ким позвонил Артуру и Олеже и сообщил, что безотлагательно требуется встреча.

– Ты что, Ким, надумал с испанскими галионами? – поинтересовался Артур.

– Я думаю, что гал ионы тебе покажутся просто бумажными корабликами… Я не шучу.

– У меня презентация вечером.

– Артур, у нас нет времени. Это больше чем серьезно.

– Ты меня заинтриговал.

– Лучше бы мне этого не делать…

У Олежи не было никаких презентаций, он только спросил:

– А водка будет?

– Будет… Но боюсь, что тебе не скоро захочется ее выпить.

– Ух ты, Ким, старый шаман… К шести буду.

Утром Профессор Ким отправил факс в Оксфорд, сэру Джонатану Урсуэлу Льюису. Там не было никаких принятых формальностей. А было всего два предложения: «Мы не ошиблись. Они уже здесь». Через некоторое время пришел ответ: «Дорогой Ким. Спасибо за твой факс… Все свои соображения я упаковал в большой гофрированный пакет и передал одному приятному и надежному молодому человеку. Он покинул наш остров вчера вечером, надеюсь, с ним ничего не случится и сегодня посылка будет у тебя. Я думаю, что не ошибся, позволив ему называть эту прелестную даму миссис Мадам? Отавное – держи меня в курсе всех своих действий. Не будем отчаиваться, твой…» Дальше шла подпись.

Профессор откинулся на спинку кресла. На его столе лежал «большой гофрированный пакет». Профессор досконально изучил его содержимое. Сверху на пакете покоился завтрашний выпуск газеты «Московский комсомолец». Мадам всегда покупала самые свежие газеты у одной бойкой старушки, торгующей в переходе метро. Сейчас Профессор еще раз бросил взгляд на рубрику «Срочно в номер», на тот самый заголовок: «Пятеро подростков нарвались на молнию».

В статейке сообщалось, что «очень необычный и страшный случай произошел вчера поздно вечером с пятью московскими школьниками. Вероятнее всего, они были атакованы шаровой молнией. Такой вывод сделали врачи Русаковской больницы по характеру и интенсивности ожогов. Сами дети сообщили, что столкнулись с НЛО. Любопытно, что НЛО якобы было в образе их одноклассника, в прошлом часто третируемого ими. Двое из подростков в крайне тяжелом состоянии находятся в реанимации. По непонятным причинам пострадали только четверо детей, одного из них молния пощадила. Он находится в состоянии сильного психического шока. Пока никаких других комментариев по поводу случившегося нет».

Профессор Ким отложил газету в сторону. Все это вчера вечером Профессору пришлось увидеть собственными глазами, когда он решил пройти несколько сот метров за мальчиком Денисом. Мальчиком, справившим вчера свой новый день рождения.