Текст книги "Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году"
Автор книги: Рольф-Дитер Мюллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
Если поменять местами Майн и Вислу, Бамберг и Варшаву, то можно получить вариант плана нового «чуда на Висле». Номера армий были идентичными с теми, которые были запланированы для осуществления похода на Польшу. Ну а поскольку выбор местности не предполагал случайности, то отсюда, естественно, следует, что тем самым отрабатывалась вероятная оборона по линии Рейна с такой же лесистой и холмистой местностью Пфальца. Правда, номера армий на этих учениях говорят не в пользу такого предположения, равно как и заявление Гитлера в мае о том, что наступление на Западе не планируется.
В середине июня Гитлер получил из внешнеполитического отдела НСДАП докладную записку под общим названием «Вопросы Восточной Европы». В ней высказывалась озабоченность тем фактом, что до сих пор отдавалось предпочтение чисто военным приготовлениям, политические же вопросы упускались. Отмечалось, что чрезвычайно важно выработать соответствующее отношение к населению будущих восточных областей в интересах Германского рейха. В ожидании германо-польского конфликта области на востоке Польши следовало рассматривать как «накопитель сил и неоценимый плацдарм для будущего разгрома России […], так как должен наступить момент внутреннего сотрясения советского рая (и началом его, возможно, послужит смерть Сталина), и там возродится национально-политический дух, угнетавшийся советскими властителями». Всех белорусов и жителей Западной Украины следовало, таким образом, использовать в интересах Германии, чтобы полностью вытеснить «московитов»{323}. Ведомство Розенберга жаловалось также на недостаточную координацию акций, направленных против Украины, и не упустило случая указать на то, что в Галиции и Буковине польские евреи составляют «самую компактную часть населения», может быть, даже – «самое большое скопление евреев. Ни в коем случае нельзя недооценивать этот важнейший залог жизненного нерва евреев»{324}. На поставленные вопросы ответ мог дать только фюрер, он же мог дать и распоряжения о начале соответствующих подготовительных мероприятий.
Летом 1939 г. Гитлер не воспользовался предложением Розенберга и его штаба экспертов, но прибег к нему весной 1941 г., когда планирование нападения на СССР уже продвинулось достаточно далеко. В июле 1939 г., как это видно из докладной записки ведомства Розенберга, руководящие партийные круги целиком занимала идея вероятной оккупации восточной части Польши и вытекающей отсюда возможности дальнейшей интервенционистской политики. Вероятно, Гитлер принял к сведению содержание докладной записки, так как аргумент Розенберга, что «со смертью Сталина» может начаться внутренний развал Советского Союза, встречается в выступлении Гитлера перед командованием вермахта 22 августа, о котором речь еще пойдет далее. Почему руководство нацистской партии брало в расчет смерть Сталина, когда тот был еще вполне здоров, непонятно. Возможно, в Германии предполагали, что среди русских начнется внутренняя борьба за власть, жертвой которой мог бы стать красный диктатор.
Трудно сказать, насколько на дальнейшие мысли и поступки Гитлера могло повлиять замечание о «жизненно важном нерве евреев», пролегавшем в Восточной Польше. Так, в августе во время переговоров с Москвой он даже вскользь не упомянул об этом, а относительно немецких евреев высказался лишь в смысле их вынужденной эмиграции и депортаций (план «Мадагаскар»). А вот спустя два года, в августе 1941 г., апогей операции «Барбаросса» совпал с решением активизировать массовое уничтожение еврейского населения в бывшей Восточной Польше и придать ему системный характер. В своей грубой логике Гитлер использовал «важнейший залог», который он отнял у Сталина, с целью уничтожения «жизненного нерва евреев». Он вернулся к тому прогнозу, который открыто сделал его воинствующий нацистский журнал «Der Sturmer» еще в мае 1939 г.:
Выдержка из журнала «Der Sturmer», май 1939 г.:
«В России против евреев следует провести карательную операцию, причем такую, которая уготовит им такой же конец, который ждет каждого убийцу и преступника: смертный приговор и казнь! Евреев в России следует умерщвлять. Их надо вырвать с корнем и истребить полностью. Тогда мир увидит, что конец евреев – это конец большевизма»{325}.
Летом 1939 г. нападение на Польшу становилось все более вероятным, что не в последнюю очередь выразилось в изменении облика польской армии. Из вероятного союзника сделали врага. В апреле 1939 г. отдел «Иностранные армии Ост» повторно издал большим тиражом «Краткий справочник польских вооруженных сил» по состоянию на 1 марта 1939 г. Представленная ранее оценка польской армии (воспитана в наступательном духе, не способна проводить крупных операций и выдерживать тяжесть моральных нагрузок) была дополнена следующей цитатой: «Крайне необходимо нанести польской армии мощный удар еще в самом начале войны. В противном случае выжидательное поведение противника может существенно укрепить самосознание и моральный дух польского солдата»{326}.
К 1 июля 1939 г. этот отдел издал «Памятку об особенностях войны в Польше», которую вместе с другими материалами необходимо было раздать военным вплоть до каждой роты. Наряду с обычной информацией чисто военного характера в отношении населения и армии использовались подстрекательские клише, которые должны были полностью исказить положительный облик поляков.
Выдержка из «Памятки об особенностях войны в Польше» от 1 июля 1939 г.:
«Польское население настроено фанатично и склонно к саботажам и нападениям на немцев. В случае даже незначительного успеха поляк становится заносчивым и склонным к агрессии. В случае даже незначительного поражения он быстро становится пессимистичным.
Обходительное с ним обращение он начинает скоро воспринимать как слабость. Главный источник их национальной ненависти католическое духовенство. Против Польского государства кроме фольксдойче выступают многие поляки и кашубы из бывших германских провинций, а также прежде всего – украинцы. Евреи в своем большинстве видят в немцах личных врагов, но ради денег готовы на все. В случае ухудшения военной обстановки и затягивания войны национальные меньшинства будут представлять угрозу для польской армии. Предусматривается широкомасштабная зачистка западных районов Польши и всех важных промышленных и транспортных центров. Следует рассчитывать на то, что запасы продовольствия могут быть уничтожены либо отравлены». Выводы:
«Армия – это неполноценный боевой инструмент. Вооружение и оснащение тяжелой артиллерией, танками, самолетами и бомбами не соответствует современным требованиям. Командование отличается неуверенностью и схематичностью. Эффективность огня противника преуменьшается, а собственные возможности – в любом случае преувеличиваются. Однако эти слабые места частично компенсируются фанатизмом офицерского корпуса и невзыскательностью, твердостью и готовностью к самопожертвованию солдат».
В то время как командование вермахта занималось интенсивной подготовкой нападения на Польшу, включая использование испытанной «пятой колонны», которая была готова на случай инцидентов в приграничной полосе и уже разжигала психологическую войну, дипломаты также проявили лихорадочную активность и подготовили несколько вариантов стратегических решений.
Польша в последний момент могла дрогнуть под натиском Германии и все-таки пойти на соглашение с Гитлером. Таким образом, план «Барбаросса-1939» мог реализоваться как общий германо-польский проект, как это оговаривалось с Варшавой с 1935 г., либо как стратегическое наступление через Прибалтику и удар по Украине при соблюдении Польшей дружеского нейтралитета.
Польша могла отменить свой позволительный в случае войны запрет на продвижение частей Красной армии по ее территории и подать тем самым сигнал к заключению четырехстороннего военного пакта. В этом случае Гитлер конечно же не отступился бы от своих далекоидущих экспансионистских планов. Он стремился вырваться из кольца блокады и добиться скорейшего успеха, а наиболее обещающим было только восточное направление. После разгрома польской армии это привело бы к продолжению войны, но уже против СССР и при условии пассивности противника на Западном фронте. Военная игра Гальдера как раз и была нацелена в этом направлении.
Два историка, Кристиан Хартманн и Сергей Случ, опубликовав секретное выступление Гальдера, указали на то, что до сих пор неизвестны документы, в которых в 1939 г. упоминались и принимались бы в расчет конкретные подразделения, предназначенные одновременно для польской кампании и дальнейшей войны против СССР. Представленный ими документ из московского спецархива, в котором речь идет как раз об этом, скорее всего следует рассматривать как английскую фальшивку{327}. Ее автором мог быть британский журналист Генри Уикхем Стид, возглавлявший во время Первой мировой войны британскую пропаганду против Габсбургской династии. Затем непродолжительное время он возглавлял редакцию «Times» и считался экспертом по Восточной Европе, уже тогда предупреждая об опасности, которую представлял Гитлер. Вероятно, некий бывший австрийский офицер записал выступление Гальдера в академии вермахта, и затем эти записи по официальным каналам были направлены в Лондон и в Москву. Правда, на них, скорее всего, не обратили никакого внимания.
Если предположить, что находящиеся в спецархиве в Москве и в фондах Public Record Office в Лондоне документы подлинные, то этот факт подтверждает выдвигаемую здесь гипотезу, что поход против СССР в июне 1939 г. был вполне реален. Исходя из приписываемого Гальдеру высказывания, можно понять, что после разгрома Польши «победоносная армия, наполненная духом выигранных битв гигантов», будет готова сразиться с большевиками или брошена на Запад, благодаря преимуществам внутренних транспортных линий, «чтобы добиться там быстрой и решительной победы»{328}. Если даже допустить, что речь Гальдера являет собой фальшивку британских специалистов, она тем не менее отражает представления современников о возможностях и планах германской армии.
В действительности западные державы стремились выиграть время, не принимая на себя никаких твердых обязательств по отношению к Сталину, и это полностью отвечало интересам Гитлера. Это открывало для него любые возможности и подпитывало его надежду на то, что Польша может быть изолирована и разбита, и это не приведет к возникновению столь страшившей его мировой войны на нескольких фронтах. Это идеальное решение могло бы после скоротечного столкновения с польской армией привести вермахт к воротам Минска и в глубинные районы Украины, и с привлечением прибалтийских государств подготовить трамплин к броску на Советский Союз.
ОТ ПАКТА ГИТЛЕРА – СТАЛИНА К ПЛАНУ «БАРБАРОССА»
Гитлер был крайне раздосадован обращением Польши к Великобритании в марте 1939 г., и этот факт заставил его переосмыслить роль СССР. Речь шла о тактическом и дипломатическом маневре, чтобы удержать Сталина от принятия согласованных с западными державами действий, направленных против Германии. При этом советским вооруженным силам отводилась незначительная роль. Для рейха они не представляли реальной угрозы. В расчетах Гитлера более значимая роль отводилась экономическим отношениям. Переговоры о заключении нового торгового соглашения к началу года почти заглохли{329}. Но тут 13 марта неожиданно прозвучало заявление Сталина, что он не станет таскать для Запада «каштаны из огня». Это сразу же подтолкнуло немецкое посольство в Москве к тому, чтобы указать своему руководству на значение советского сырьевого потенциала в подготовке Германии к войне. Затем советская сторона подыграла немцам, когда из сообщения ТАСС стало понятно, что в случае возникновения польско-германского конфликта СССР готов оказать Германии помощь сырьевыми ресурсами.
Министерство иностранных дел в Берлине попыталось сразу же проверить достоверность неожиданного сигнала со стороны Сталина. Летом 1939 г. в Москве одновременно проходили двухсторонние переговоры с участием западных держав по военным вопросам и торговые переговоры с Германией. Немецкие дипломаты предложили осуществить раздел Польши, что послужило бы толчком к возобновлению переговоров по экономическим вопросам. Когда же Советский Союз предъявил дополнительные претензии на прибалтийские страны и Финляндию, это заставило Гитлера помедлить с ответом до конца июня. В случае войны с Польшей оккупация ее восточных областей Красной армией не представляла бы в дальнейшем стратегических проблем. Тем не менее усиление территориальных притязаний Сталина могло позднее негативно сказаться на ударе Германии.
В конце июля 1939 г. СССР вел переговоры с западными державами по вопросу заключения пакта о взаимопомощи, которые близились к завершению. Это заставило Гитлера действовать. По его указанию Министерство иностранных дел вначале инициировало заключение германо-советского кредитного соглашения. По договору от 19 августа Советский Союз обязался поставлять в Германию на протяжении двух лет стратегическое сырье в обмен на промышленные товары. Будет ли этот товарообмен действовать или нет, для Гитлера оставалось второстепенным вопросом. Одна лишь перспектива этого обмена способствовала устранению озабоченности руководства Германии в вопросах экономики в случае начала войны. В то же время западные державы должны были считаться с тем, что их участие в военных действиях на стороне Польши не приведет к запланированной блокаде рейха. По расчетам Гитлера, это должно было заставить их отказаться от вступления в войну.
В результате заключения кредитного соглашения Сталин вознамерился потребовать от Германии дополнительных территориальных уступок. Поэтому 23 августа Риббентроп вылетел в Москву для подписания германо-советского пакта о ненападении, в результате чего заключение военного пакта между Францией, Великобританией и СССР провалилось. Тем самым Советский Союз занял по отношению к вторжению Германии в Польшу внешне нейтральную позицию. Гитлеру этого было достаточно для того, чтобы начать подготовку к нападению[20]. Но Сталин настаивал на заключении секретного дополнительного протокола, существование которого в советской историографии отрицалось на протяжении почти пятидесяти лет. В этом протоколе были определены «сферы интересов» в Восточной Европе. Они включали не только раздел Польши, но и способствовали росту советских притязаний на Финляндию, Эстонию, Латвию и Бессарабию, что примерно соответствовало старым границам России 1914 г. Литва вошла в сферу влияния СССР позднее, по второму дополнительному соглашению от 28 сентября.
До предъявления советской стороной требований в августе 1939 г. Гитлер не подавал никаких знаков о своей готовности отказаться от Восточной Польши, Финляндии и Прибалтики. С целью своевременного начала изощренной пропагандистской кампании вокруг подписания германо-советского соглашения Гитлер уполномочил своего министра иностранных дел заплатить любую цену за то, чтобы пакт о ненападении вступил в силу сразу же после его заключения. Все остальное было второстепенным. По мнению Гитлера, раздел Польши, как это уже происходило в истории, планировался ненадолго.
Возникает вопрос: действительно ли готовность Гитлера договориться со Сталиным о разделе Восточной Европы свидетельствовала о том, что в 1939 г. он отказался от своих агрессивных планов касательно Советского Союза и намеревался после разгрома польской армии напасть именно на западные державы? В обращении к военному командованию 22 августа 1939 г. – это еще один ключевой документ, давший толчок к развязыванию Второй мировой войны – для него было самым важным убедить собравшихся в большом зале Бергхофа генералов и адмиралов в том, что подписание пакта со Сталиным устраняет опасность ведения войны на два фронта. Он верил, что этот пакт стал шоком для западных держав и Польши, и его цель разбить эту изолированную страну стала достижимой.
Пакт о ненападении обеспечивал ему, по крайней мере на бумаге, то, что Красная армия в случае нападения Германии не станет поддерживать Польшу. Наибольший выигрыш в данный момент заключался в том, что переговоры в Москве по вопросам военного сотрудничества с англичанами и французами были окончательно похоронены. В военном отношении перспектива Польши выглядела безнадежной, даже если бы западные державы оказались способны быстро провести контрнаступление на Западе.
Во избежание этой опасности вермахт выдвинул на границы Западного вала часть своих наименее боеспособных дивизий. Но это была лишь перестраховка. О серьезной опасности со стороны Запада вначале никто и не помышлял.
«ВСЕ, ЧТО Я ДЕЛАЮ, НАПРАВЛЕНО ПРОТИВ РОССИИ»
На совещание 22 августа 1939 г. в приказном порядке явились одетые в штатское командующие родами вооруженных сил, групп армий и отдельных армий. Гитлер хотел продемонстрировать им свою решимость начать войну. Отрицание того факта, что он мог ошибаться в своих планах относительно Польши и СССР и, следовательно, в оценке позиции Польши, может стать неверной психологической посылкой в анализе его предыдущих важных внутренних дискуссий в качестве рейхсканцлера. Это вполне могло вызвать противоречие, которого фюрер стремился избежать любой ценой. Гитлер выступал стоя, в его осанке не чувствовалось напряжения, правой рукой он опирался на концертный рояль. Выступление длилось около 90 минут. После совместного обеда последовало еще одно выступление, касавшееся главным образом проведения военной операции против Польши.
С документальным свидетельством второго выступления можно ознакомиться без проблем{330}. В нем содержится противоречивая решимость напасть на Польшу.
Обращение Гитлера к высшему командному составу 22 августа 1939 г.:
«Я принял решение еще весной, но полагал, что выступлю против Запада лишь через несколько лет, […] и только потом – против Востока. Но не следует сейчас определять хронологический порядок действий. Мы не должны закрывать глаза на угрожающее положение. Я хотел бы вначале установить приемлемые отношения с Польшей, прежде чем начну борьбу с Западом. Но этот приемлемый для меня план не был реализуемым, так как появились изменения по существенным вопросам. Мне стало ясно, что в случае нашего столкновения с Западом Польша нападет на нас. Она стремится получить выход к морю. После оккупации района Мемеля появилась иная возможность развития событий, и мне стало понятно, что при определенных условиях столкновение с Польшей может произойти в неблагоприятный момент»{331}.
Действительно ли замыслы Гитлера относительно Польши были направлены только на то, чтобы сделать возможной войну с западными державами? Скорее всего – да, так как вермахт проводил лишь операцию прикрытия, но не располагал никакими планами военного наступления против Запада. Среди этих войск были только строительные и инженерные подразделения, которые проводили работы по бетонированию Западного вала. Кроме того, были проведены мероприятия подготовительного характера по скрытной эвакуации населения из западных пограничных районов. Цель этой эвакуации – создание благоприятных условий для ведения боевых действий на собственной территории. Точно такой же неправдоподобной была и мнимая опасность со стороны Польши, которая якобы могла нанести удар в спину. Десятью днями ранее в Бергхофе Гитлер высказал совершенно противоположное объяснение Карлу Буркхарду, комиссару Лиги Наций по Данцигу, когда тот 11 августа 1939 г. направлялся в Лондон.
Гитлер в беседе с Карлом Буркхардом 11 августа 1939 г.:
«Уметы нет никакого желания господствовать. И прежде всего мне ничего не надо от Запада, ни сегодня, ни завтра. Мне ничего не надо в густонаселенных регионах мира. Мне там ничего не надо, раз и навсегда: совершенно ничего не надо. Все те идеи, которые мне кругом приписывают, – это выдумки. Но на Востоке у меня руки должны быть развязаны […]. Все, что я делаю, направлено против России. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден договориться с русскими и вместе с ними разбить Запад, а потом, после его поражения, я брошу все мои объединенные силы на Советский Союз»{332}.
Из этого следовало: если Запад будет вести себя спокойно и уступит Польшу, то вермахт сразу же смог бы сокрушить и своего истинного противника, Красную армию{333}. Но в том случае, если Великобритания не даст ему возможности «развязать руки на Востоке» и попробует держать Гитлера на коротком поводке, он будет вынужден нанести удар на Западе.
Когда и к кому обращался диктатор с правдивыми словами? Выступление Гитлера перед представителями верховного военного командования 22 августа было также противоречивым в том, что касалось его отношения к России. С одной стороны, он указал на заинтересованность Сталина в долгосрочной кооперации и на срочную необходимость советских поставок сырья, с другой стороны – считал, что Сталин не рискнет начать войну с Германией, так как это может привести к краху СССР. Затем, почти не переводя дух, он добавил, что сделает с Россией то же самое, что и с Польшей. «После смерти Сталина, а он тяжелобольной человек, мы разобьем Советский Союз. И тогда забрезжит мировое господство Германии»{334}. Как известно, Сталин пережил Гитлера на восемь лет, а немецкий диктатор даже и не задумывался над тем, чтобы подождать с запланированным нападением до его смерти. Удивительные рассуждения Гитлера о возможной смерти Сталина являются свидетельством того, что он, очевидно, буквально воспринял процитированные выше слова из записки по вопросам восточной политики ведомства Розенберга.
Из стенограммы еще одной речи нам известны другие его слова. «Я был убежден, что Сталин никогда не согласится на предложение Британии. Россия не заинтересована в сохранении Польши. Кроме того, Сталин знает, что его режиму придет конец независимо от того, вернутся ли его солдаты с войны победителями или будут разбиты»{335}. Этой фразой он раскрывает свою прежнюю антибольшевистскую программу, иначе в какой войне солдаты Сталина могут быть разбиты или победить, как не в войне с вермахтом? Наряду с этим здесь проявляется и его ожидание, когда хватило бы и одного слабого удара, чтобы свалить советский режим – фатальное заблуждение, которое спустя год просочится в планы операции «Барбаросса» и приведет к поражению Гитлера в его войне на Востоке.
По всей вероятности, фюрер считал разумным не беспокоить верхушку военного командования тем фактом, что он задумал расширение войны на Востоке. Теперь, после принятия Сталиным нейтралитета и обещания экономической поддержки, для него было важнее смягчить обеспокоенность военных в вопросе ведения войны на два фронта. В остальном он как триумфатор насмехался над слабостью своих противников, которые ни в коем случае не отважатся поддержать Польшу. Даже опасность ведения войны в условиях длительной блокады он объявлял необоснованной. С необычной настойчивостью он требовал скорейшего принятия решения по вопросу войны с Польшей, упирая на то, что в ней не будет никаких ограничений и правил и враг должен быть полностью уничтожен. В этой связи многие его высказывания были интерпретированы как указания на проведение пропитанной расовой идеологией стратегии уничтожения. Правда, при тщательном рассмотрении такие формулировки, как «самым жестоким образом» или «не боясь крови», были нацелены не на гражданское население, а касались польских военных.
Здесь для него, вероятнее всего, было важно предостеречь немцев от проявления «сочувствия». Позднее, весной 1941 г., он нашел для понятия «красноармеец» соответствие «не товарищ», которое можно было применить и к полякам еще в 1939 г. В связи с вопросом о возможности начала в 1939 г. войны против Советского Союза особенно важно отметить неоднократно повторявшиеся Гитлером слова о том, что речь идет не о «достижении какого-то определенного рубежа» и что военные операции должны проводиться без оглядки на определение границ в будущем. Относительно будущих границ СССР следует отметить его примечательное высказывание, что из Польши предполагается сделать «протекторат-предполье» (Protektorat als Vorgelande), что оставляло польский вопрос все еще открытым.
Когда Риббентроп днем позже вылетел в Москву, то переговоры с советской стороной проходили легко еще и потому, что наряду с договором о ненападении требования Сталина оставались опять-таки крайне расплывчатыми. В секретном дополнительном протоколе были сделаны лишь наброски «разграничительных линий сфер интересов обеих сторон в Восточной Европе». По этому протоколу Финляндия, Эстония, Латвия, а также Бессарабия попадали в советскую зону, что в то время всегда следовало понимать как «сферу интересов». Литва должна была отойти в немецкую зону, включая претензии на обладание районом Вильнюса. Более конкретно был намечен раздел Польши по рекам Сан, Висла и Нарев, что примерно соответствовало так называемой линии Керзона, определенной в Версале, но не признанной Польшей. Эти договоренности от 23 августа 1939 г. вначале оставались лишь малозначащим заявлением о намерениях и позднее могли быть изменены.
Соглашение от 23 августа 1939 г. поначалу представляло собой, таким образом, не более чем «Соглашение о моратории» («Stillhalteabkommen» (Klaus Hildebrand) между двумя сторонами. Это был результат шахматного цугцванга – сложного безвыходного положения, в которое Гитлер загнал себя сам в результате изменения политики по отношению к Польше и которое Сталин искусно использовал в собственных интересах. Своим военным фюрер конечно же казался опытным игроком в шахматы, которому удалось победить в войне нервов. Теперь ход был за солдатами. Розенберг в качестве главного советника по восточно-политическим вопросам не проявил своей убежденности и был разочарован. Он прекрасно понимал, что для достижения цели – декомпозиции, т. е. распада России, необходимы «переходные периоды». Тремя месяцами ранее в продолжительной беседе с Герингом касательно намечавшегося конфликта с Польшей они достигли согласия по этому вопросу{336}. Начиная с 1935 г. оба активно выступали за концепцию проведения антисоветской интервенционистской политики и, в противовес этому, за сотрудничество с Польшей, Англией и Японией. Если из этой концепции выпадет Польша и позиция Японии будет оставаться неопределенной, то возникает крайняя необходимость привязать к себе Англию.
Розенберг задает сам себе по этому поводу вопрос, не стоит ли вместо, на его взгляд, неприятного и рискованного сближения с Москвой выбрать иное решение, а именно -однозначно отказаться от притязаний на бывшие немецкие колонии и заполучить тем самым Англию на свою сторону, чтобы она позволила Германии осуществить экспансию на Восток в соответствии с планом 1934 г{337}. Геринг и Розенберг были едины в том, что Риббентроп – надменный и заносчивый глупец, которому не хватает национал-социалистского духа и который оказывает на фюрера пагубное влияние своими антибританскими взглядами.
Розенберг 25 августа 1939 г. о заключении германо-советского договора о ненападении:
«У меня такое чувство, что этот пакт с Москвой когда-нибудь ударит по национал-социализму бумерангом. Это не был ход, определяемый волей игрока, а настоящий шахматный цугцванг, это был просительный шаг со стороны одной революции к главе другой революции, шаг, который должен был разрушить сохранявшийся двадцать лет идеал борьбы. Как можем мы рассуждать о спасении и строительстве Европы, если нам приходится обращаться за помощью к ее разрушителю? Мы и сегодня не можем открыто сказать, что благодаря совместным действиям сумеем постепенно добиться изменений в России, чтобы тем самым действительно стать ближе русскому народу. Если нам кроме всего прочего придется передать Советскому Союзу территорию польской части Украины, то после Карпатской Украины это будет наш второй удар по мощнейшей антимосковитской силе. Эффекта от этого нам сегодня не стоит ожидать. Возможно, мы почувствуем его лишь в будущем. Но поскольку сегодня было принято твердое решение, то отсюда и вытекает эффект, и кое-что другое, со всеми вытекающими последствиями. И снова возникает вопрос, а должна ли была сложиться такая ситуация? Следовало ли решать польский вопрос сейчас и в такой форме? Сегодня никто не сможет дать ответ на эти вопросы. Я лично считаю Риббентропа предателем Извольским, который тоже черпал “причины” своей политической позиции в собственном болезненном тщеславии»{338}.
22 августа 1939 г., когда Гитлер выступал в Оберзальцберге со своей решающей речью перед членами Верховного командования, в Берлин прибыл полковник Главного штаба сухопутных войск Эдуард Вагнер. В течение нескольких месяцев он командовал 10-м артиллерийским полком, расквартированным в Регенсбурге. Командование строевыми и боевыми частями было частью службы штабного офицера, который с 1936 г. находился в должности начальника отдела Главного штаба сухопутных войск. Кроме того, несколькими годами ранее в управлении генерал-квартирмейстера он получил опыт работы по вопросам планирования эвакуации населения из Восточной Пруссии и Силезии в случае угрозы на восточной границе. В связи с приказом о нападении на Польшу и заключением «пакта с русскими» такого рода подготовка в августе 1939 г. стала излишней. Вагнер, которому предстояло стать одной из ключевых фигур в подготовке плана «Барбаросса», после объявления мобилизации вступил в должность начальника штаба генерал-квартирмейстера Ойгена Мюллера. Ему вменялись вопросы тылового обеспечения сухопутных сил, включая организацию системы военного управления на оккупированной территории врага. Одна из его первейших задач заключалась в том, чтобы вместе с Рейнхардом Гейдрихом согласовывать использование СС и полиции в Польше.
Дневник Вагнера явственно свидетельствует о подавленном настроении в штабе.
В хаосе приказов последних перед началом войны дней только два предположения выглядят достаточно уверенно: Россия не нападет, а фюрер твердо убежден, что и западные державы проявят сдержанность, когда начнется операция в Польше. Последние переговоры с английской стороной вызывали у Вагнера впечатление, что с Лондоном вполне возможно достичь договоренности, но «фюрер все-таки еще надеялся нанести удар по Польше»{339}. Геринг тем не менее до конца августа 1939 г. всеми силами старался добиться соглашения германской и британской сторон. Оно потребовало бы некоторых уступок Польше и заставило бы ее следовать в немецком фарватере либо завело ее в антисоветские «окопы». Гитлер, однако, категорически настаивал на начале войны. И уже с апреля 1939 г. он был решительно за то, чтобы исключить Польшу как военный фактор. Его разочарование в тщетных попытках агитировать за создание совместного антисоветского фронта сыграло в этом решающую роль, но не дало нам продуманного плана военных действий.
