Текст книги "Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году"
Автор книги: Рольф-Дитер Мюллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Другие военные цели тоже исходили из старых представлений: захват Прибалтики, Белоруссии и Украины, которые должны стать частью территории Германии.
Примечательно, что Гитлер не говорил о захвате Москвы и расположенных восточнее областей, а представлял себе операционную линию Ленинград – Смоленск – Киев – нижнее течение Днепра, которая в целом соответствовала модели 1918 г. В связи с ударом на Прибалтику он вообще-то упоминал «направление на Москву», что могло означать установление фронта напротив русской столицы после соединения обоих клиньев. По вопросу о Москве у него с Гальдером в последующие месяцы возникли неразрешимые разногласия, которые летом 1941 г. привели к неудачам Восточного похода.
Примечательно, что в рассуждениях Гитлера того времени совершенно не упоминается понятие расово-идеологической войны на уничтожение, как это себе представляет Гальдер, основываясь на опыте германо-советской войны. Достаточно емкую формулировку «уничтожение живой силы России» следует понимать в этом контексте как насильственно-идеологическое устранение, т. е. в смысле широко употреблявшегося тогда военного термина, также и цели по захвату территории не должны пониматься как чисто национал-социалистские. Такие политические вопросы, как оккупационная политика, вообще не затрагивались, иначе Гальдер сделал бы соответствующую запись в дневнике, как это случилось ранее в результате его разногласий с Гитлером относительно Польской кампании. Остается вопрос о значении формулировки «принять определенное решение». Но нам неизвестно, были это действительно слова Гитлера или только интерпретация Гальдера. При оценке решения, принятого 31 июля 1940 г., и для сопоставления его масштаба придется обязательно обратиться к совещанию, состоявшемуся 23 ноября 1939 г. На нем Гитлер заявил командованию сухопутных войск о своем «неизменном решении» совершить нападение на Францию. Тогда он отреагировал на нерешительность и обеспокоенность военных, а сейчас принялся за его оформление и утвердил основные положения. Соответствующее формальное указание последовало в 1940 г., спустя пять месяцев (директива № 21: план «Барбаросса» от 18 декабря 1940 г.), в 1939 г. оно было сделано за шесть недель до решающего совещания (директива № 6 о ведении боевых действий – для редакции: «о подготовке нападения на Францию» – от 9 октября 1939 г.).
Таким образом, можно вполне придерживаться того мнения, что совещание 31 июля 1940 г. стало, по сути, реакцией Гитлера на затянувшиеся раздумья военного командования. После того как британское правительство выразило полную готовность продолжать борьбу с Гитлером, стратегическая ситуация сильно изменилась и подтолкнула его к тому, чтобы снова обратиться к «проблеме на Востоке», придать ей первостепенную важность и приступить к обдумыванию плана войны против СССР, идеей которой он заразился еще год назад. Высказывания Гитлера могли так или иначе прозвучать еще 31 июля 1939 г., когда конкретно обозначилось британско-советское сближение, которое уже тогда вполне могло послужить толчком к началу планирования соответствующих военных мероприятий. И само собой разумеется, что ситуацию, которая повлияла на принятие этого решения, следует рассматривать на фоне общих политических целей Гитлера, а не как его простую реакцию на ход событий.
Широко распространенное в настоящее время представление о том, что преступная война против СССР с целью завоевания жизненного пространства связана с «неизменным решением» Гитлера от 31 июля 1940 г., способно затушевать ту общую модель войны, которая неизменно существовала с 1934 г. Война на Востоке, а речь идет именно о таком ее понимании, была преподнесена фюрером военному командованию как некий нелюбимый и непонятный проект далеко не в тот день. Эта легенда, успешно и широко распространенная в послевоенное время главным образом Францем Гальдером, скрывает собственную инициативу и солидарную ответственность верхушки военного руководства, которая якобы «противилась решению фюрера» в развязывании величайшей кровавой войны в мировой истории. Ее приводной механизм скрывался не в нацистской идеологии завоевания жизненного пространства, при всем ее сходстве с идеями национал-социализма, а в обычном поведении военных. Утверждение о том, что Гитлер 31 июля 1940 г. принял решение о начале войны на Востоке, исходя из идеологических соображений, представляет собой конструкцию, выдвинутую главным образом историком Андреасом Хилльгрубером, который в 1954 г. тем самым поставил под сомнение или дополнил легенду Гальдера о стратегических причинах со стороны Гитлера{466}.
БОРЬБА ЗА ПЛАН ОПЕРАЦИИ
В записях Гальдера за 31 июля 1940 г. нет никаких замечаний относительно дискуссии с Гитлером, а Браухич утаивает высказанные накануне фюрером слова о том, что лучше бы сохранять мир с СССР. Зато его начальник Генштаба, возвратившись на самолете в Фонтенбло, торопится внести коррективы в планирование Восточной кампании. В качестве дополнения к вопросам оперативного планирования Гальдер приказывает продумать работу служб тыла из расчета на проведение крупной операции на Востоке и организации там военного управления. Из этого еще раз видно, что 31 июля Гитлер явно не давал никаких указаний относительно характера войны и об отношении к населению. Поэтому генерал-квартирмейстер Вагнер мог двигаться дальше в своей работе по накатанному пути.
Ключевое слово Гитлера «Москва» имело для Гальдера наибольшее значение. Если Гитлер не был готов вести переговоры о германской аннексии Прибалтики и Украины, как это случилось в 1918 г. в Брест-Литовске с русским руководством, а сейчас происходит с посткоммунистическим правительством, то это имело далекоидущие последствия для оперативного плана. Сам Гитлер, пожалуй, не беспокоился об этом. Если даже исходить из того, что с началом войны мог наступить политический крах советской системы, то возникал вопрос о том, кто станет править на огромной незанятой части этой гигантской империи. Гитлер дал ответ на этот вопрос год спустя: полностью занять всю европейскую часть России и превратить ее в «жизненное пространство», защитив его выдвинутой далеко на восток «военной границей», как это было во времена Австро-Венгерской монархии на Балканах, т. е. рассчитывать на постоянные стычки и бои с новыми центрами власти, которые могут возникать за Уралом. Гальдер 1 августа 1940 г. еще не зашел так далеко. Его в большей мере занимала необходимость скорейшей победы в Восточной кампании, чтобы высвободить связанные на Востоке силы для продолжения войны на Западе. А для окончания войны в сжатые сроки, исходя из традиционных представлений, требовалось нанести прямой удар по столице и взять ее. Тем самым военная задача была бы в основном выполнена, и в дело вступала бы политика.
Краткий взгляд на дальнейшее военное планирование Восточной кампании показывает, что старые идеи подвергались лишь частичным изменениям. Сразу же по возвращении в Берхтесгаден Гальдер принял у себя генерала Маркса с докладом о проделанной работе по планированию русской операции. Гальдер придавал особое значение образованию оперативной группы, нацеленной на Москву, для которой сражения в Прибалтике должны были стать лишь второстепенной операцией. Кроме того, создавалась оперативная группа в направлении на Киев. В течение трех дней Маркс подготовил обширный и детальный проект оперативного плана «Ост» с многочисленными приложениями{467}. Трудно себе представить, что этот первый известный план Восточного похода был подготовлен после получения распоряжения Гитлера в такие сжатые сроки. В данном случае можно исходить из того, что Маркс широко использовал уже имевшиеся старые планы и проекты. Это подтверждается всем содержанием и деталями этого документа.
В качестве «цели похода» Маркс планировал «разбить Красную армию и лишить Россию возможности противостоять Германии в обозримом будущем. Для защиты Германии от русских бомбардировщиков предполагалось занять территорию России по линии нижнего течения Дона – Средней Волги – Северной Двины». При этом он исходил из дальнейшего существования русской «власти» где-то восточнее предусмотренной оперативной линии. Экономическим, политическим и духовным центром оставался район Москвы. «Его захват должен был разорвать все, что связывало и сплачивало Русское государство». Восточные промышленные районы рассматривались Марксом как малоэффективные, следовательно, ими можно было пренебречь. Это было одно из его многих ошибочных представлений о России.
Что касается военной стороны операции, то Маркс не рассчитывал на то, что «русские […] не окажут нам услугу, напав на нас первыми». Здесь также отражаются старые сложившиеся представления о том, что «восточную проблему» следует и можно решить в результате перехода от обороны к наступлению. Маркс предполагал, что Красная армия, оказывая сдерживающее сопротивление в занятых западных областях СССР, отойдет на линию Сталина с ее укреплениями на старой границе. С целью защиты своих «источников силы», по его мнению, противник должен был затем принять решающий бой. «Поскольку русские в этот раз не располагают численным превосходством, как это было в Первую мировую войну, следует в большей степени рассчитывать на то, что они после прорыва фронта не смогут собрать рассредоточенные вдоль растянутой линии силы с целью принятия организованных контрмер и будут уничтожены в разрозненных сражениях благодаря превосходству германских войск и его командования». Удивляют слова о том, что вермахт в этот раз должен численно превосходить русских. Тем не менее Маркс продолжает исходить из того, что почти треть Красной армии будет связана на востоке в противостоянии с Японией, и на германском фронте следует ожидать наличие 96 пехотных и 23 кавалерийских дивизий, а также 10 моторизованных бригад. В противовес им весной будущего года на Восточный фронт планировалось направить 147 только одних германских дивизий. Япония, разумеется, мало беспокоила Маркса, как и его предшественников.
План операции не предусматривал продвижения германских войск по широкому фронту: планировалось ввести в бой в группе армий «Юг» 35, а в группе армий «Север» 68 дивизий. В резерве сухопутных войск оставались 44 дивизии – треть всех войск, задействованных на Востоке. Оба ударных клина, ввиду географических условий, должны были сосредоточиться на немногочисленных дорогах, что при эшелонированном построении обеспечивало подтягивание больших резервов. Тем самым не в последнюю очередь решалась и проблема стратегического развертывания. Ввиду отсутствия инфраструктуры в центральной части Восточной Европы и в целях сохранения секретности можно было проводить только поэтапное сосредоточение и развертывание соединений{468}.
Маркс, несомненно, располагал старыми планами, о чем говорит его ссылка на план «Юго-Восток» (Studie Sudost), подготовленный в 1938 г. Из него, например, в целях осуществления развертывания войск были взяты данные о пропускной способности венгерских и румынских железных дорог. Его высказывания об участии военно-морского флота и захвате им балтийских портов также основывались на известных старых документах. Не в последнюю очередь он упоминает о необходимости усилить активность военной разведки, чтобы благодаря мобилизации местных прогерманских сил предотвратить разрушения, которые Красная армия могла учинить в ходе своего отступления. В заключении говорится: «Следует организовать подготовку военного управления в занятых областях, а на Украине, в Белоруссии и в прибалтийских государствах предусмотреть переход к самостоятельности и создание местных, не большевистских правительств». Именно этот пункт плана снова подтверждает предположение, что по политическим вопросам Гитлер 31 июля определенным образом не высказывался.
Достойно внимания также определение Марксом в его плане времени и места. Видно, что идея решительных сражений в приграничной полосе дополнена лишь несколькими этапами преследования разбитого противника. «Великое» решение «восточной проблемы», как его видел Гитлер, не получило, таким образом, никакого нового стратегического развития. Маркс рассчитывал на то, что перелом в борьбе с Красной армией наступит уже на первом этапе. Предполагалось, что главным силам германским пехотных дивизий потребуется всего около трех недель, чтобы пройти 400 км, сражаясь с оказывающим сдерживающее сопротивление противником, который будет откатываться на старую оборонительную линию.
При этом танковые дивизии должны были быстро продвигаться вперед, в глубь территории противника, и препятствовать образованию им сплошной линии фронта. Здесь, естественно, был учтен опыт боевых действий в Польше и во Франции.
На втором этапе Маркс предполагал, что вермахт будет вести боевые действия, которые могли продлиться до четырех недель, минуя большие лесные массивы и крупные реки, и продвинется дальше на глубину до 200 км. При этом будет достигнут «решительный прорыв, или разрозненные части русских сухопутных войск будут разбиты по очереди еще на первом этапе». На третьем этапе, вероятно, речь пойдет о том, чтобы стремительным наступлением небольшого количества подвижных соединений «заставить бежать разбитые русские войска, занять Москву и Ленинград и продвинуться далеко вглубь Восточной Украины». Если преобладающая часть Красной армии еще сохранит боеспособность, вермахту следует сделать паузу на три-четыре недели с целью организации пополнения и тылового снабжения. По окончании этого этапа организуется преследование противника вплоть до линии Дона, Волги и Северной Двины, что составит на юге в глубину 400 км, а в центре и на северном направлении – до 800 км.
Выдержка из «Проекта оперативного плана “Ост”» генерал-майора Эриха Маркса от 5 августа 1940 г.:
«После взятия Харькова, Москвы и Ленинграда целостный фронт русских войск более не будет существовать. Для полной оккупации этих областей отсутствуют возможности, но в этом нет и необходимости. Подвижные войска и пехотные дивизии, передвигаясь по железным дорогам, в состоянии осуществить это преследование. Необходимое время: 2–4 недели. Общее необходимое время на весь Восточный поход до достижения намеченных рубежей: от 9 до 17 недель. Если советское правительство не падет или запросит мира, необходимо будет далее продвигаться до Урала. Если Россия с уничтожением ее армии и с потерей наиболее значимой европейской части страны не будет способна вести активные боевые действия, то, опираясь на Азию, можно еще бесконечно долго оставаться в состоянии войны».
С сегодняшней точки зрения все это может казаться неким бессмысленным бредом военного, но тогда это был абсолютно точно рассчитанный план опытного офицера Генштаба, и понять этот план можно только исходя из тех представлений, на основе которых разворачивалась подготовка войны на Востоке. В 1930-е гг. сложилось мнение, что советскую систему отличает нестабильность, а Красную армию – слабость, причем так считали не только в одной Германии. Маркс полагал, что в Восточном походе вермахт будет превосходить русских не только качественно, но и количественно. К этому он, видимо, пришел из-за ошибочной оценки состояния противника. Но во взглядах его современников и на основании опыта 1917–1918 гг. сложилось стойкое впечатление, что Красная армия развалится после первого же тяжелого поражения, и ее погонят через всю страну как побитую кучку казаков.
Сталин и все советское руководство также недооценивались в их способности к разумным действиям, что выражалось в применении к ним избитых антибольшевистских клише или иных идеологических форм{469}, но и при трезвом рассмотрении с перспективы 1940 г. СССР еще не доказал свою военную мощь. Впечатления от финской войны и Освободительного похода только усилили эти негативные оценки.
Подготовленная Марксом работа, наряду с подробным приложением о необходимых мероприятиях по обучению и организации войск на опыте предыдущих войн, содержит также текст, который вначале кажется ошеломляющим, но становится сразу же понятным благодаря предпринятому здесь анализу планирования войны на Востоке. Речь идет о цитированной выше выдержке из работы Михаила Тухачевского «Поход за Вислу», в которой он рассказывает о войне 1920 г. и которая вместе с замечаниями маршала Пилсудского в середине 1930-х гг. была рекомендована в обязательном порядке для ознакомления офицерам вермахта. В той выдержке из работы Тухачевского дается военная оценка Припятских болот, которые и в планах Маркса привели к разделению наступающих германских войск на две части{470}.
Этот природный барьер мог быть вполне использован обороняющимся противником с целью концентрации дополнительных сил в данном районе и нанесения в дальнейшем опасного флангового удара по северной или южной группе наступающих войск вермахта. Степень оценки этой вероятной угрозы Восточному походу зависела от того, насколько возможно будет перемещать крупные воинские соединения в этой лесистой и болотистой местности. Опыт Тухачевского пришел к нам из того времени, когда военная стратегия оперировала главным образом кавалерией и пехотными частями, и спустя двадцать лет этого было явно недостаточно. Поэтому данный вопрос продолжал волновать Маркса.
Руководитель отдела «Иностранные армии на Востоке» Эберхард Кинцель указал в своей оценке от 10 сентября 1940 г. на то, что командование Красной армии хотя и было убеждено в возможности использовать характер местности при условии применения моторизованных частей, тем не менее оказалось неспособным осуществить концентрацию сил севернее и южнее этих болот{471}. Позднее даже Гитлеру бросилось в глаза, что здесь может возникнуть проблема, и он поручил провести дополнительное изучение этого вопроса. Отдел «Иностранные армии на Востоке» сделал по этому поводу подборку цитат из доступных литературных источников. Гальдер приказал переработать готовый проект, и в представленном Гитлеру окончательном варианте исчез существенный пассаж. Правда, в первоначальном проекте указывалось на значение этой зоны как помехи на пути наступающих войск и как возможного района, в котором обороняющаяся сторона может развязать партизанскую войну, но также одновременно подчеркивалось и то, что противник, опираясь на разветвленную железнодорожную сеть, мог осуществлять в целях обороны перемещение войск во всех направлениях. Поэтому угроза удара по наступающим на Москву и на Киев германским войскам во фланг или с тыла вполне «могла перейти в область возможного»{472}. Гальдер постоянно твердил Гитлеру о такой возможности, и это позволило ему гарантировать принятие оперативного плана с его главной задачей – наступлением на Москву.
Осенью 1940 г. штаб 18-й армии приступил к практической подготовке сосредоточения и развертывания войск на Востоке. Одновременно требовалось совершенствовать систему укреплений в приграничной зоне с целью организации обороны в случае вероятного танкового удара советских войск. Сегодня нам известно, что советский Генеральный штаб еще весной 1941 г. предлагал нанести такой удар по все более заметному скоплению германских войск, однако Сталин побоялся сделать это. В противном случае Красная армия оказала бы вермахту «любезную услугу», и он из обороны сумел бы уничтожить атакующие силы русских в приграничных районах и перейти к наступлению. Сосредоточенные на Востоке войска осенью 1940 г. возглавило командование группы армий. Гальдер предлагал назначить начальником штаба этой группы генерала Маркса, с тем чтобы обеспечить непрерывность в подготовке военной кампании, но Гитлер отклонил это предложение, поскольку не доверял Марксу, потому что тот, находясь в конце 1920-х гг. на посту пресс-атташе Министерства рейхсвера, был близким другом генерала Шляйхера, которого Гитлер приказал уничтожить в 1934 г. как своего бывшего политического противника{473}. Маркс в 1941 г. был назначен командиром пехотной дивизии и уже в первые дни войны на Востоке получил тяжелое ранение.
Не следует исключать, что интервенция, задуманная Гитлером, могла быть связана и с именем Гудериана. Этот «строптивый танкист» с его корпусом находился в подчинении 18-й армии, но тем не менее постоянно строил планы по организации самостоятельной танковой армии, которая могла бы стать острием удара на Москву. Гудериан в беседе с Гитлером изложил свои личные впечатления о прорыве на Брест-Литовск в сентябре 1939 г. и о встрече с Красной армией. Этот доклад еще больше углубил негативную оценку вооружения и состояния советской армии. По рассказу генерала, танки у русских были устаревшие и изношенные. Гудериан позднее также опубликовал мемуары, но не захотел вспоминать в них о своем личном участии в подготовке плана «Барбаросса». В его воспоминаниях между окончанием Французской кампании и визитом Молотова зияет провал и появляется дерзкое утверждение: «Я совершенно не соприкасался ни с ОКВ, ни с Генеральным штабом, я не участвовал в реорганизации танковых войск и не был привлечен к вопросам планирования войны»{474}.
Гитлера очень интересовал опыт Гудериана, полученный им в Польше, и он утвердил фюрера в его мнении, что «если за этого колосса как следует взяться, то он моментально рухнет на удивление всего мира»{475}. Но вопросы планирования войны на Востоке его больше не занимали. В центре его интересов находилась воздушная война против Англии и германское вторжение в зоне Средиземного моря.
15 сентября, в «День орла», потерпела крах попытка люфтваффе завоевать господство над Ла-Маншем. Теперь и операцию «Морской лев» пришлось отложить до будущей весны. В Бергхофе Гитлер долго обсуждал с Герингом сложившуюся обстановку. Рейхсмаршал все еще считал возможным «разбить Англию в воздухе» и поэтому потребовал увеличить расходы на военную авиацию. В адрес Редера и его кригсмарине были высказаны резкие слова, они якобы испытывают «страх» перед вторжением. Далее наступил черед России. Адъютант сухопутных войск сделал на этот счет следующую запись: «Оба недооценивают силы русских. Доклад Гудериана о впечатлении от Брест-Литовска. Намерение напасть при необходимости и на Россию, чтобы лишить в дальнейшем Англию союзнических связей»{476}. Спустя несколько дней Гитлер совещался с командующим флотом, который выступал за то, чтобы использовать зимние месяцы с целью установления контроля над Средиземным морем со стороны стран Оси. Проблема России получила в разговоре иное развитие. Поскольку Москва «испытывает страх перед Германией», то наносить удар по СССР с севера, вероятно, больше не имеет смысла. «Фюрер выразил свое полное согласие», – говорится в записях ОКМ{477}.
Так как же оценивать «определенное решение» Гитлера, которое он принял 31 июля? Гальдер, который занимался решением многих первостепенных задач, вовсе не спешил наряду с ними начинать еще и планирование войны на Востоке. Поскольку он не мог поручить это перегруженному работой Марксу, то подключил человека из своего ближнего окружения, генерал-лейтенанта Фридриха Паулюса, который недавно вступил в должность первого оберквартирмейстера. Старательный и одаренный штабной офицер, который через два года возглавит 6-ю армию и поведет ее на Сталинград, занимался главным образом решением тактико-оперативных и кадровых вопросов. Он был «правой рукой» Гальдера и стал одним из «отцов» плана «Барбаросса»{478}.
Глава ОКБ Вильгельм Кейтель также принимал участие в совещании 31 июля 1940 г. На следующий же день он отдал распоряжение о проведении ряда дополнительных мероприятий, имевших большое значение для всего вермахта. К ним относился план «Отто», предусматривавший совершенствование инфраструктуры в восточных районах стратегического сосредоточения и развертывания. 9 августа 1940 г. этот план обрел силу приказа и стал составной частью плана «Строительство на Востоке», который после войны на Нюрнбергском трибунале был выдвинут против Кейтеля в качестве доказательства его вины за соучастие в подготовке военной агрессии{479}. Кейтеля, как известно, казнили, а Гальдер, подлинный инициатор планирования войны, фактически остался безнаказанным. В начале августа 1940 г. Кейтель информировал начальника подчиненного ему управления военной экономики и вооружений, генерала Георга Томаса. Речь шла о том, чтобы реорганизовать производство вооружений с целью обеспечения на следующий год как вторжения в Англию, так и войны против СССР и, возможно, столкновения с США.
Фюрер, однако, не был готов к тому, чтобы снова задействовать для производства вооружений высвободившиеся в результате победы над Францией экономические ресурсы. Поэтому вермахт должен был сам заниматься организацией программ вооружения в имевшийся в его распоряжении отрезок времени. Поскольку в борьбе с Англией все приоритеты в распределении ресурсов отдавались люфтваффе и кригсмарине, то командование сухопутных войск могло предпринять лишь перераспределение в рамках имевшейся в его распоряжении доли. Так, чтобы несколько увеличить производство танков, был сокращен выпуск боеприпасов.
Для оснащения дополнительных дивизий широко использовалось трофейное вооружение, захваченное в предыдущих кампаниях{480}. Но даже скромная по своим масштабам программа сухопутных войск не могла быть выполнена в полной мере, так как на рубеже 1940/41 г. и незадолго до начала похода на Россию снова были подтверждены приоритеты люфтваффе и флота. В результате этого войска на Востоке были вооружены всем, что попало под руку. Лишь незначительная часть подразделений была оснащена современной техникой и вооружением. Основное внимание уделялось люфтваффе, но, несмотря на это большие потери самолетов в войне с Англией могли быть компенсированы лишь с трудом. Таким образом, 22 июня 1941 г. на Востоке стояла подготовленная армия вторжения, которая, правда, по численности соответствовала силам, задействованным годом ранее против Франции. Этот факт не беспокоил командование сухопутных войск, поскольку оно рассчитывало на скорый и грандиозный успех в борьбе против слабой, по его мнению, Красной армии.
В то время ОКБ было занято в большей степени другими театрами военных действий. Тем не менее Кейтель после совещания 31 июля 1940 г. поручил своему штабу подготовить собственную оперативную разработку войны против СССР. Этот непосредственно подчинявшийся Гитлеру небольшой по своему составу штаб мог в основном заниматься только разработкой и подготовкой документов и проектами для самого ОКБ. Поэтому оказалось, что подполковник Лоссберг занимался разработкой материалов параллельно с Марксом, но оба пришли к одинаковым результатам{481}. В своей разработке Лоссберг подчеркивал, что советский противник не готов и не способен вести наступательные действия. Его преимущество заключается в просторах страны, но он готовится к решающим сражениям в непосредственной близости от границы. В случае поражения советское командование не будет более в состоянии оказывать организованный отпор. В целях скорейшего разгрома противника Лоссберг прибег к старой идее привлечения на сторону Германии нерусских народов, особенно украинцев. Кроме того, он настойчиво высказывался за необходимость нанесения удара на юге Финляндии и за усиление южной группы армий. В соответствии с линией Гальдера он, несомненно, также планировал осуществить основной удар в центре с направлением на Москву, используя превосходящие германские силы, которым могли быть поставлены также и дополнительные задачи. Лоссберг считал возможным поворот наступающих войск на север, а Маркс – на юг. Эта идея оказала существенное влияние на дальнейшее планирование и ход операции.
Осенью 1940 г. планирование, оснащение и вооружение войск и их сосредоточение шли сдержанными темпами, а у небольшой группы посвященных в военных штабах никак не складывалось впечатление, что план «Ост» соответствовал непреложным намерениям фюрера. Заявление о предстоящем визите советского наркома иностранных дел Молотова указывало в начале ноября 1940 г. скорее на то, что СССР, возможно, присоединится к Тройственному пакту, в рамках которого Германия, Италия и Япония пытались в это время скоординировать свои действия в войне против Англии. Соглашение с Москвой о том, чтобы оказать давление на британцев в районе Индийского океана, могло оказаться шахом для Лондона и заставило бы его пойти на уступки.
Потом, как это себе давно представлял Гитлер, можно было «рассчитаться» и с Россией. Но Молотов не давал себя обмануть и, в случае сближения, настаивал на удовлетворении дополнительных советских интересов в Европе. Гитлер, однако, не хотел допустить этого, исходя из германских экономических интересов в Румынии и в Финляндии. В отличие от позиции, которую он занимал годом ранее, ему уже не был важен новый дипломатический удар по Англии, если за него приходится платить столь высокую цену, затребованную Москвой.
В конечном итоге оба диктатора испытали разочарование. В новом торговом соглашении стратегическое сотрудничество определялось как первостепенное. Сталин, по всей видимости, верил в то, что Гитлер не отважится начать войну на два фронта, и напрочь отметал все предупреждения своих секретных служб о сосредоточении германских войск на востоке. Он продолжал спешно реорганизовывать и перевооружать Красную армию. Ускоренная концентрация русских войск в оккупированных западных районах как нельзя кстати отвечала тактическим и оперативным расчетам Гальдера, ведь благодаря этому росли шансы на то, что основные силы Красной армии будут разбиты в приграничных сражениях уже на первом этапе Восточного похода. Правда, Сталин собрал свои основные силы на юге с целью обороны Украины, что угрожало флангу Гальдера при нанесении главного удара в центре в направлении на Москву.
Паулюс в начале декабря 1940 г. попытался в рамках штабной игры с участием руководства Генерального штаба проверить на картах сложившуюся оперативную обстановку{482}. При этом выяснилось, что сражение в районе Минска с целью широкого охвата русских приведет к успеху только в том случае, если в наличии будут крупные пехотные соединения, способные захлопнуть котел и высвободить тем самым танковые части для их скорейшего продвижения вперед. Быстрого окончания кампании с захватом Москвы можно достичь только в том случае, если северная и южная группы армий будут видеть свою главную задачу в прикрытии флангов группы «Центр», а измотанная Красная армия отведет свои войска для обороны Москвы. Все это были лишь предположения, которым не дано было осуществиться летом 1941 г.
