Текст книги "Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Филип Киндред Дик,Гордон Руперт Диксон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Скажу вам совершенно откровенно, – начал он, останавливаясь напротив Джима, – я был не в восторге, когда меня назначили вашим защитником. Можно даже сказать, я был предубежден… Поймите правильно, я говорю так не потому, что вы меня переубедили, – торопливо добавил адвокат, – а потому, что вы раскрыли мне глаза на то, что, возможно – подчеркиваю, возможно, – все происходило не так, как об этом говорят.

– Ладно. – Он уселся на стул и придвинул его к кровати Джима. – Теперь послушаем вас. Что произошло с тех пор, как вы покинули Альфу Центавра Три и до вашего возвращения домой?

– Я отправился в Мир Владык, чтобы, как вы верно заметили, выяснить, – представляем ли мы независимую расу, либо мы ветвь Империи. Все происшедшее – следствие моих наблюдений.

Вилькоксин молчал, словно ожидая, что Джим продолжит рассказ.

– Это все, что вы можете сообщить? – спросил он после паузы.

– Пока – да, – ответил Джим. – Остальное я расскажу на заседании Комиссии, если, конечно, она соблаговолит меня выслушать.

– Значит, вы сознательно скрываете от меня факты, – сказал Вилькоксин. – Неужели вы не понимаете, что если я не буду знать всего, то не смогу помочь вам?

– Понимаю, – сказал Джим. – Но не вполне вам доверяю. Нет, не поймите меня превратно. Я доверяю вам как человеку, просто, боюсь, вы окажетесь неспособны правильно понять и оценить события, равно как и любой другой человек, никогда не бывавший в Мире Владык.

– Но ведь… ни один землянин не был в Мире Владык.

– Совершенно верно. И я считаю, ни один человек на Земле не в силах мне помочь. В то же время некто Макс Холланд собирается выступить против меня перед Комиссией, заранее объявившей меня виновным…

– В таком случае я решительно не могу быть вам полезным, – объявил Вилькоксин, вставая со стула и направляясь к двери.

– Подождите минутку, – остановил его Джим. – Возможно, вы и не в силах мне помочь как адвокат, но, повторяю, – как и любой другой человек. Однако вы можете помочь мне в другом.

– Каким образом? – Вилькоксин обернулся. Ладонь его лежала на дверной ручке.

– Начнем с того, что вы хотя бы будете считать меня невиновным, пока вина моя не доказана.

Несколько секунд Вилькоксин стоял молча, затем его рука соскользнула с ручки, он медленно приблизился к Джиму и сел на стул.

– Хорошо. Прошу прощения. Чем я могу вам помочь? Что могу сделать?

– Прежде всего, – сказал Джим, – вы можете присутствовать на завтрашнем заседании Комиссии в качестве моего адвоката. Но, кроме того, я буду весьма признателен, если вы ответите на несколько вопросов. Во-первых: почему Комиссия, Правительство и весь народ жаждут осудить меня за предательство? Что я такого сделал? Побывал в Мире Владык, вернулся живым, привез ценнейший космический корабль, двух представителей Империи… Не пойму, каким образом это может сочетаться с предательством интересов людей. Конечно, существует еще Макс Холланд, которому я подложил какую-то свинью и который собирается публично обвинить меня во всех смертных грехах… Но если Комиссия ориентируется исключительно на его показаниях, думаю, особо волноваться не следует.

– Как вы не поймете?! – сердито воскликнул Вилькоксин. – Разговоры о предательстве начались после того, как стало известно о ваших похождениях в Мире Владык. В Правительстве решили, что теперь Империя непременно возжаждет мести и может сотворить с Землей невесть что.

– С какой стати?

– С какой?.. – Вилькоксин даже поперхнулся. – Да хотя бы с такой, что дядя и брат Императора мертвы, а сам Император очень даже может предъявить счет за их смерть.

Джим ухмыльнулся. Брови Вилькоксина сошлись к переносице.

– Разве это так смешно?

– Нет, – сказал Джим. – Но теперь я понял, почему меня обвиняют именно в предательстве. Насколько мне известно, оно карается смертной казнью?

– Не всегда… – нерешительно проговорил Вилькоксин. – Но при чем здесь…

– Боюсь, не сумею объяснить. А скажите, не могли бы вы повидать Ро?

– Исключено, – Вилькоксин покачал головой. – Я уже пытался это сделать. Меня даже не подпустили к кораблю.

– А передать ей записку вы можете?

– Думаю, да. – Вилькоксин нахмурился. – Но сомневаюсь, что смогу получить ответ.

– Это не обязательно, – сказал Джим. – Ро вверила меня заботам земных врачей без колебаний, стало быть, доверяла им. Она не знает, какой сюрприз ожидает меня на завтрашнем заседании. Можете вы написать ей об этом и еще обрисовать мнение обо мне, сложившееся у этих людей?

– Думаю, да, – ответил Вилькоксин. – Да, разумеется, – бодро добавил он, – я поговорю с ней завтра утром: она тоже вызвана на Комиссию.

– Если вы это сделаете сегодня вечером, буду вам благодарен вдвойне.

– Постараюсь. – Вилькоксин глянул на Джима. – А что, собственно, вы от нее ждете? Ведь не станет она опровергать свои же показания?

– Я и не жду этого, – сказал Джим.

– Сами сказали, что никто из землян не может вам ничем помочь. Значит, это может она и еще тот человек, прилетевший с вами из Мира Владык. Однако не забывайте: они пока что – главные свидетели обвинения. Короче, радостных перспектив для вас я не вижу.

– Еще есть губернатор с Центавра, – заметил Джим, слегка улыбнувшись.

– О! – Глаза Вилькоксина засверкали. – Очень может быть! Я и не думал о нем. Он замолвил словечко за Ро, когда она выразила желание остаться на корабле, он может замолвить слово и за вас. Хотите, чтобы я связался с ним?

Джим покачал головой.

– Нет. Предоставьте это мне.

В ответ Вилькоксин тоже покачал головой.

– Не понимаю, – сказал он. – Совсем не понимаю… Что-нибудь еще? Я – с вами, можете быть уверены.

– Спасибо, больше ничего, – Поговорите с Ро, если сможете.

Вилькоксин поднялся.

– Я зайду к вам за полчаса до начала заседания, – сказал он. – Я буду вас сопровождать.

Он пошел к двери.

– Откройте, это Вилькоксин!

Дверь на секунду приоткрылась, и прежде, чем скрыться за ней, адвокат повернулся к Джиму:

– Что ж, спокойной ночи. И желаю удачи!

– Спасибо, – спокойно сказал Джим.

Вилькоксин вышел, дверь тут же закрылась. Джим вытянулся на кровати и позволил мыслям захлестнуть себя. Но спустя несколько минут взял себя в руки и, как солдат на поле боя, заснул.

12

Даниэль Вилькоксин появился на следующий день в восемь пятнадцать. Они с Джимом сели в закрытую машину и направились к зданию Правительства. В девять должно было начаться заседание Комиссии. Джим потихоньку спросил – удалось ли Вилькоксину связаться с Ро.

Вилькоксин кивнул.

– Мне не удалось пробраться на корабль, – сказал он, – но я сумел переговорить с ней по телефону с одного из постов охраны. Я задал ей кучу вопросов, якобы связанных с предстоящей защитой, и ухитрился-таки передать то, о чем вы меня просили, – скажем так, между строк.

– Хорошо, – произнес Джим и с этого момента больше не открывал рта, даже не отвечая на вопросы, которые пытался задавать Вилькоксин.

Потеряв терпение, адвокат толкнул Джима под локоть.

– Послушайте! Вы должны ответить мне! Через несколько минут я должен буду вас защищать, и мне важно знать хоть что-то. Ради вас я связался с Ро – не думайте, что это было легко. Кроме полевого телефона, никакой связи с кораблем не существует.

Джим покосился на него.

– Правительственный центр находится примерно в десяти милях от космодрома, верно? – спросил он.

– Да… Но…

– Если бы я смог попасть туда, мне не понадобилась бы ваша помощь, я связался бы с кораблем без всяких телефонов.

На изумленное лицо адвоката Джим не обращал внимания.

– Говорю к тому, что не хочу тратить время, отвечая на ваши вопросы, ибо вы все равно ничего не поймете. Даже если поверите мне на слово. То, что через несколько минут будут говорить Холланд и другие свидетели, абсолютно меня не волнует. А вас я прошу об одном: не мешайте мне. Сидите тихо и не мешайте.

Джим вновь погрузился в собственные мысли, и на этот раз Вилькоксин оставил его в покое.

Машина подъехала к зданию правительственного центра, где заседала Комиссия. Джима проводили в маленькую комнатку. Там он должен был ждать, пока не соберутся все члены Комиссии, а затем его и Вилькоксина пригласили в набитый до отказа публикой зал заседаний.

Их усадили прямо напротив возвышения, на котором стоял длинный стол для шести членов Комиссии. Войдя в зал, Джим увидел в первом ряду Макса Холланда, Старка Якобсена – одного из руководителей проекта, тренировавшего Джима перед отбытием в Мир Владык, – и Ро. Вокруг расположились прочие приглашенные, их лица тоже были как будто знакомыми.

Ро встретила его взгляд. Она казалась взволнованной и выглядела бледнее обычного. На ней были белая блузка и юбка, ничем не выделявшиеся среди костюмов других сидевших в зале женщин. И все же Ро привлекала внимание. Привыкший к статным фигурам и правильным чертам лиц жителей Мира Владык, Джим поймал себя на том, что его родной народ – народ Земли – кажется ему мелким и некрасивым.

В зал вошли члены Комиссии. Все в зале встали и стояли в молчаливом ожидании, пока те не расселись. Каждый из шести представлял один из секторов планеты. По залу пронесся взволнованный шум, когда появился маленький смуглый человек и занял место рядом с Алвином Хейнманом, председателем могущественного Европейского Сектора. Джим взглянул на коротышку и слабо улыбнулся. Но тот едва удостоил его взглядом, печальным и суровым. Публике в зале разрешили сесть.

– …Пусть в протоколах отметят, – сказал Хейнман в микрофоны, – что губернатор Альфы Центавра Три любезно, хоть и неофициально, согласился присутствовать на заседании и помочь расследованию в меру своих знаний и опыта.

Хейнман постучал по столу председательским молотком и пригласил официального представителя правительства выступить с изложением сути дела.

Представитель встал. Хотя он тщательно избегал слова «предательство», он сумел представить дело так, что у публики не осталось ни малейших сомнений в намерениях Правительства, которое после столь незначительной прелюдии, как настоящее расследование, неминуемо должно возбудить против Джима судебный процесс по обвинению в измене. Выступавший закончил, и вызвали Старка Якобсена.

Старк отвечал на вопросы – как Джима готовили к экспедиции, и почему из тысяч претендентов, мечтавших попасть в Мир Владык, был избран именно он.

– Джеймс Кейл необычайно одарен во всех отношениях. Особенно физически. Нас это весьма устраивало – ибо мы хотели послать в Мир Владык человека, способного продемонстрировать бой с быком. К тому же, когда мы обратили внимание на Кейла, он уже имел ученые степени по химии и истории, а также антропологии. Вдобавок он имел авторитетные труды в области культуры и социологии.

– Вы хотите сказать, что характером он выделялся из общей массы? – вмешался Хейнман.

– Все кандидаты были яркими индивидуальностями, – ответил Якобсен. – Кейл – не исключение.

Джим помнил: Якобсен, плотный датчанин лет шестидесяти, обладатель густой копны седых волос, всегда относился к нему с большим дружелюбием, нежели Макс Холланд.

– …это было одним из требований, которые мы предъявляли к претендентам.

Затем Якобсен перечислил остальные требования, объединявшие физические, эмоциональные и интеллектуальные достоинства.

– Вот! Как насчет эмоциональных качеств? Не показался ли он вам несколько… асоциальным? Не сторонился ли он людей, не пытался ли действовать в одиночку? – напирал Хейнман.

– Да, – ответил Якобсен. – И опять-таки: нам нужен был именно такой человек. Он должен был попасть в чуждую ему культуру, не имеющую аналогов на Земле. Поэтому мы требовали, чтобы претендент был как можно более замкнут в себе.

Якобсен не отступил ни на шаг. Несмотря на то, что Хейнман всячески подсовывал ему каверзные вопросы, убеленный сединами датчанин стоял на своем – Джим Кейл был именно тем человеком, которого следовало послать в Мир Владык; он был уникален.

Речь Макса Холланда, выступившего следом за Якобсеном, являла собой полную противоположность предыдущей.

– …ни один из кандидатов никогда не допустил бы подобного риска, – утверждал Холланд. – Я хочу сказать, риска для всей Земли. Наш мир по сравнению с Империей – цыпленок против слона Цыпленок может считать себя в безопасности до тех пор, пока слон не обратил на него внимания. Да и в этом случае он может случайно попасть под слоновью ногу. Мне кажется, мы получили реальную возможность оказаться под ногой слона-Империи: либо случайно, либо по вине человека, посланного туда наблюдателем. И мне еще более становится не по себе, когда я вспоминаю о том, какого человека мы послали.

Холланда, как и Якобсена, подвергли допросу все члены Комиссии, но в отличие от датчанина Макс Холланд не жалел черных красок в описании личности Джеймса Кейла.

Он утверждал, что с самого начала разглядел в Джиме едва ли не параноика, крайне эгоистичного и уверенного в собственной непогрешимости. Затем весьма подробно пересказал содержание их последней беседы в комнатке под ареной на Альфе Центавра 3.

– В таком случае, – сказал Хейнман, – действительно ли этот человек, еще до того, как достиг Мира Владык, решил игнорировать все приказы, полученные от народа Земли? Ваше мнение? Он решил не считаться с возможными для Земли последствиями?

– Да, таково мое мнение, – ответил Холланд, и больше ему вопросов не задавали.

Далее была вызвана Ро, которую вообще не допрашивали, а лишь попросили прослушать магнитофонную запись ее собственного рассказа о действиях Джима с того момента, как она встретила его на борту корабля принцессы Афуан.

Когда запись кончилась, Хейнман, прочищая горло, откашлялся, и подался вперед, явно намереваясь что-то спросить. Но не успел – его вниманием завладел губернатор Альфы Центавра 3, прошептав что-то на ухо. Хейнман с почтением выслушал, затем откинулся на спинку кресла Ро отпустили, так и не задав ни единого вопроса.

Сидевший рядом с Джимом Вилькоксин вдруг наклонился и впервые с начала заседания прошептал Джиму в ухо:

– Послушайте! Мы можем использовать право перекрестного допроса. Хейнман, а точнее, губернатор Центавра допустил огромную ошибку, когда посоветовал не допрашивать Ро. Я уверен, она хочет давать показания в вашу пользу, и, думаю, если мы начнем ее допрашивать, я сумею представить ее ответы в самом выгодном для вас свете.

Джим покачал головой. Как бы там ни было, на споры времени не оставалось, ибо на допрос вызвали его самого.

Хейнман начал с личных качеств Джима, которые явились решающими при выборе его посланцем в Мир Владык, но довольно быстро ушел от этой щекотливой для Комиссии темы.

– У вас когда-нибудь возникали сомнения в правильности и целесообразности проекта? – спросил он Джима.

– Нет.

– Но перед самым полетом в Мир Владык, похоже, кое-какие сомнения у вас возникли. – Хейнман порылся в груде листков на столе, наконец выудил нужный.

– Мистер Холланд докладывал, я цитирую: «…Макс, тебе уже поздно вмешиваться. С этого момента я все буду решать сам». Вы произносили эти слова?

– Нет.

– Нет?! – Хейнман нахмурился, глядя поверх листков, которые держал в руке.

– Я сказал иначе, – пояснил Джим. – Вот мои подлинные слова: «Мне очень жаль, Макс, но это должно было случиться рано или поздно. Отныне проект не может служить мне руководством и я буду следовать только собственному мнению».

Хейнман сидел мрачнее тучи.

– Не вижу особой разницы, – заявил он.

– Зато я вижу, – возразил Джим. – Иначе я не привел бы именно этих – подлинных – слов. По-видимому, разницы не заметил и мистер Холланд…

Джим почувствовал, что под столом его сильно дергают за рукав.

– Полегче, – прошептал Вилькоксин. – Ради всего святого, полегче!

– Ах, значит, вы видите разницу! – произнес Хейнман с оттенком торжества в голосе. Он откинулся в кресле и посмотрел на остальных членов Комиссии. – И вы не отрицаете, что, вопреки мнению мистера Холланда, взяли с собой пистолет и нож?

– Нет, – сказал Джим.

Хейнман вытащил из кармана платок, старательно промокнул рот.

– Что ж, – сказал он. – Кажется, с этим все.

Из кипы бумаг он извлек новый лист и сделал пометку карандашом.

– Только что, – провозгласил он, – вы слышали рассказ о своих действиях, начиная с момента, когда покинули космопорт Альфы Центавра Три и до настоящего времени, из уст мисс… Высокородной Ро. Имеете ли что-нибудь добавить к данному рассказу?

– Нет, – сказал Джим.

И вновь почувствовал, как Вилькоксин отчаянно дергает его за рукав. Но не обратил на него внимания.

– Никаких замечаний. Так, – резюмировал Хейнман. – Должен ли я понимать это в том смысле, что вы отказываетесь объяснить те странные действия, которые позволили себе в Мире Владык, вопреки утвержденной программе?

– Я этого не говорил, – сказал Джим. – Рассказ Ро абсолютно точен. Но как его поняли вы – другое дело. Мало того, вы сделали неправильные выводы о том, что совершенное мною в Мире Владык шло вразрез с программой.

– В таком случае вам, наверное, следует объяснить нам наши заблуждения, мистер Кейл, – предложил Хейнман.

– Я давно пытаюсь это сделать, – отпарировал Джим.

От этих слов на щеках председателя заиграла легкая краска, однако Хейнман решил оставить вызов без ответа. Взмахом руки он приказал продолжать.

– Объяснение достаточно просто, – сказал Джим. – Высокородные Империи Мира Владык – и я уверен, губернатор Альфы Центавра Три со мной согласится – высшие существа по отношению к людям, населяющим миры типа Центавра и множество других. – Тут Джим посмотрел на губернатора, но тот избежал его взгляда. – И по отношению к нам, людям Земли. Поэтому даже тщательно разработанные на Земле планы были не в состоянии помочь мне в мире, где самый захудалый его представитель на голову выше любого гения нашей планеты. С самого начала мне пришлось приспосабливаться к совершенно незнакомой обстановке, и я вынужден был самостоятельно принимать решения, ибо ни один земной ум не смог бы предугадать ситуации, которые могли там возникнуть.

– Насколько я помню, – заметил Хейнман, – вы ни разу не заявляли о подобных сомнениях во время подготовки.

– Выскажи я их раньше, я был бы немедленно отстранен.

Рядом послышался слабый стон Вилькоксина.

– Конечно, конечно, – сказал Хейнман. – Продолжайте, мистер Кейл.

– Попав в Мир Владык, я понял, что смогу защищать интересы Земли только в том случае, если проникну в окружение Императора. Император Мира Владык болен, похоже, шизофренией, а Империей управлял дядя Императора – Вотан. Третий по значительности человек Империи – Галиан – плел против них интриги, стремясь занять положение Вотана, то есть сосредоточить в своих руках всю реальную власть. План Галиана состоял в убийстве Вотана и Старкинов – преданных слуг Императора. Затем, заняв верховное положение в Империи, Галиан собирался создать новых Старкинов, преданных уже не Императору, а лично ему, Галиану. Ибо Старкины – это генетически взращенная искусственная раса. Галиан был уверен, что за два-три поколения ему удастся вывести новую расу солдат, а материал он планировал брать отсюда – с Земли.

Джим замолк и окинул взглядом членов Комиссии, сидящих за длинным столом.

13

Только через несколько секунд после окончания речи Джима смысл его слов дошел до сознания членов Комиссии. Председатель вздрогнул, остальные повскакали с мест, да так и остались стоять.

– Что это значит, мистер Кейл? – требовательно произнес Хейнман. – Вы обвиняете Высокородного Галиана, которого сами же убили, в умышленном геноциде – в том, что он якобы хотел преобразить нас генетически и сделать своими послушными воинами и телохранителями?

– Я не обвиняю его, – возразил Джим, сохраняя спокойствие. – Я констатирую факт – известный факт намерений принца Империи Галиана, которые он сам высказывал в качестве своих, если хотите, планов. Не думаю, что вы это поймете, – в голосе Джима впервые появилась нотка иронии, – но планы его никогда не вызвали бы ужаса у Высокородных. В конце концов, жители колоний всегда являлись только слугами Высокородных, а мы ведь даже не колония. Мы всего-навсего Волки – дикие мужчины и дикие женщины, обитающие за пределами цивилизованной Империи.

Хейнман откинулся в кресле и, повернувшись к губернатору Альфы Центавра, что-то зашептал ему в ухо. Джим сидел не шевелясь, пока их приватная беседа не окончилась, и председатель Хейнман вновь не повернулся к нему.

– Немногим ранее, – сказал Хейнман, – вы утверждали, что Высокородные Мира Владык – высшие существа. Как вы можете сочетать данное утверждение с бесчеловечными намерениями, приписываемыми принцу Галиану? Не говоря уже о том, – опять-таки, это вытекает из ваших слов – что он якобы собирался убить дядю Императора и захватить верховную власть в Империи. Вы противоречите сами себе. Если Высокородные действительно высшие существа, в чем с вами совершенно согласен и губернатор Альфы Центавра Три, то принц Галиан не может быть одновременно и ангелом, и чудовищем.

Джим рассмеялся.

– Я думаю, уважаемая Комиссия не вполне понимает сущность социальных отношений Мира Владык и Империи вообще. План Галиана по захвату власти – верх преступных измышлений, по мнению любого Высокородного. Но с точки зрения того же Высокородного идеи Галиана относительно Земли – отнюдь не преступление, а норма. Более того, нам объявили бы, что, дескать, мы должны считать себя счастливыми, ибо привлекли внимание принца. Что, став Старкинами, мы избавились бы от болезней и обрели бы здоровье, счастье и единство, подобно Старкинам Императора.

И вновь Хейнман принялся шептаться с губернатором, но на этот раз оба выглядели озабоченными и расстроенными.

– Не хотите ли вы сказать, мистер Кейл, – произнес Хейнман, и тон его давал понять, что председатель ждет честного ответа, – что все ваши действия в Мире Владык были направлены не только на благо Императора, но и служили целям безопасности людей Земли?

– Да, – ответил Джим.

– Мне бы очень хотелось в это верить, – сказал Хейнман. – Но вы заставляете нас принять на веру слишком многое. Скажем, факт, что вы каким-то образом узнали о планах принца Галиана, хотя он не мог не держать их в строжайшем секрете.

– Да, это так, – согласился Джим. – Но отдельные губернаторы и дворяне колониальных миров, – тут его взгляд скользнул по губернатору Альфы Центавра, – должны были знать о его намерении избавиться от прежних Старкинов. Принцесса Афуан и Мелнес – хранитель дворцовых покоев – были в курсе остальных деталей. Хотя Галиан, насколько это возможно, старался никому их не открывать.

– Как же в таком случае о них узнали вы? – спросил один из членов Комиссии – незнакомый Джиму, невысокий, толстый человек.

– Мои основные интересы состоят в изучении различных человеческих культур, во всех их видах и проявлениях, – сухо пояснил Джим. – Существует определенный предел вариациям любой культуры, порожденной сильно сконцентрированным населением, сколь бы высоко ни была эта культура развита. Социальные отношения Высокородных в Мире Владык и знати в колониальных мирах были, как считали сами носители данных отношений, на самом высоком уровне. Высокородные и подражающие им провинциальные князьки разделялись на небольшие группы или клики, которые вели себя так же, как нойо.

Джим подождал, пока кто-нибудь не попросит его растолковать термин «нойо». Попросил Хейнман.

– Французский этнолог Жан Жак Петтер называл термином «нойо» общество, раздираемое внутренними противоречиями. Позднее Роберт Ардли охарактеризовал такое общество как «сосуществование правителей, связанных вместе дружески-вражеской зависимостью». В природе аналогом нойо может служить обезьяна калицебус. Каждая семья калицебус проводит свободное от сна и потребления пищи время вблизи границ владений другой семьи калицебус, всячески ее дразня и угрожая ей. Замените ареал на «позицию», угрозы на «интриги», и получите картину сообщества Высокородных Мира Владык. Единственными исключениями были Высокородные типа Ро, но лишь потому, что являлись своего рода дегенератами, то есть находились на уровне развития, который Высокородные миновали в незапамятные времена. Поэтому их не считали за ровню, хотя, возможно, и ошибались.

Джим снова замолчал. Довольно долгое время ни один из членов Комиссии не нарушал тишины, затем заговорил Хейнман.

– Раньше вы сравнивали Высокородных с нами, людьми Земли, и называли из сверхсуществами. Теперь вы взялись сравнивать их со стадом обезьян. Они не могут быть и теми, и другими.

– Могут! – воскликнул Джим. – Ардли утверждал: «нации рождают героев, а нойо – гениев». В случае Мира Владык, послужившего прототипом для других планет, гении создали нойо. Обезьяны калицебус живут в утопических условиях: на деревьях им хватает и пищи, и питья. Высокородные Мира Владык тоже основали своеобразную утопию на базе совершенной технологии, ориентированной на удовлетворение любых желаний и потребностей. Естественно, в подобных условиях они неизбежно деградируют и сделаются легкой добычей какого-нибудь предприимчивого народа с окраин Империи, где условия жизни не в пример хуже. С исторической точки зрения аристократия неизбежно слабеет и становится зависимой от нижних слоев общества.

– Почему же этого до сих пор не произошло с Высокородными? – спросил Хейнман.

– Потому что им удалось придумать нечто уникальное – вечную аристократию, – объяснил Джим. – Империя собрала на планете лучшие умы своих колоний, и планета превратилась в Мир Владык, куда продолжали прибывать самые талантливые люди со всей Галактики, обеспечивая постоянный приток свежей крови. Кроме того, аристократия Мира Владык, развившаяся в Высокородных, сумела сделать то, чего не смогла добиться ни одна аристократия в истории – она обеспечила каждого члена сообщества знанием всего технического потенциала Империи. Высокородные не просто гении, они – гении, обладающие громадной эрудицией. Высокородная Ро, в данный момент находящаяся здесь, при наличии материалов и времени способна превратить Землю в точную копию Мира Владык, имея в виду его технический потенциал.

Хейнман нахмурился.

– Не вижу связи между Высокородными и нойо, – сказал он.

– Бессмертная аристократия, – ответил Джим, – тоже имеет способность к эволюции. В результате ее эволюции неминуемо возникает ситуация, обусловливающая как социальную, так и индивидуальную стадию упадка. Упадок Империи неотвратим.

Губернатор с Центавра наклонился и что-то зашептал Хейнману на ухо, но тот отстранил его, причем довольно грубо.

– Как только я разглядел их движение к краху, – снова заговорил Джим, – я понял, что семена упадка уже обрели благодатную почву. Свидетельством тому служили совершенно извращенные общественные отношения, – Джим не сводил глаз с губернатора. – Иными словами, самое большее через несколько сотен лет Империя начнет разваливаться, ей будет не до Земли и ее обитателей. К несчастью, вскоре я узнал о заговоре Галиана. Не все Высокородные были удовлетворены системой нойо. Многие, вроде Галиана, Вотана или Словиеля, жаждали серьезного действия, а не того призрачного существования с игрой в Пункты, которое им предлагало нойо. Кроме того, Галиан был опасен. Как и Император, он был сумасшедшим, но, если так можно выразиться, несколько буйного склада. Он был человеком, способным претворить свое сумасшествие в жизнь. И строил планы относительно Земли. Он увлек бы Землю следом за Империей – в пропасть, раньше, чем Империя рухнула бы под собственной тяжестью.

Джим замолчал. Ему внезапно захотелось оглянуться на Ро и оценить впечатление, произведенное его словами, но он удержался.

– Итак, – заключил он, – я поставил целью уничтожить Галиана. И я это сделал.

Он замолчал. Все сидели не шевелясь, храня гробовую тишину и словно ожидая продолжения речи. Вскоре члены Комиссии заерзали на стульях; все поняли, что речь окончена.

– Значит, такова ваша трактовка собственных действий. – Хейнман, медленно наклонился вперед и устремил взгляд в переносицу Джима. – Значит, вы спасали Землю от буйнопомешанного… Но насколько вы уверены в своей правоте?

– Я отвечу. – Джим мрачно улыбнулся. – Дело в том, что я разыскал в архивах немало любопытных сведений. Земля, да будет вам известно, все-таки была колонизирована Империей – здесь высадилось несколько Высокородных со слугами. И… – Он помедлил, но затем выговорил медленно и очень ясно: – Я САМ – ПОТОМОК ЭТИХ ВЫСОКОРОДНЫХ! ТАК ЖЕ, КАК И РО, – Я ПОТОМОК БОЛЕЕ РАННЕЙ И БОЛЕЕ ЗДОРОВОЙ АРИСТОКРАТИИ. ИНАЧЕ, СОСТЯЗАЯСЬ С ГАЛИАНОМ И ДРУГИМИ ВЫСОКОРОДНЫМИ, Я НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ. Я МОГ БЫ ДОСТИЧЬ БОЛЬШЕГО, ЕСЛИ БЫ МОЕ РАЗВИТИЕ НЕ ОСТАНОВИЛИ ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ, КОГДА МНЕ БЫЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ!

В мертвой тишине Джим смерил взглядом губернатора. Тот сидел неподвижно, его рот был слегка приоткрыт, глаза уставились в пустоту. Джим неожиданно почувствовал уверенность в себе и даже прилив симпатии аудитории, включая членов Комиссии. Но столь же внезапно симпатия эта сменилась чувствами недоумения и досады.

– Высокородный? Вы? – Хейнман, казалось, задавал вопрос сам себе. Довольно долго он смотрел на Джима недоуменным взглядом, затем взял себя в руки и словно бы вспомнил о своем положении и обязанностях. – В это трудно поверить. – В голосе сквозила прежняя едва уловимая ирония. – Чем вы докажете это?

Джим спокойно кивнул на губернатора Альфы Центавра 3.

– Губернатор знает Высокородных. Мало того, он видел меня в их среде. Он может подтвердить мои слова, если, конечно, вы поверите такому свидетелю.

– О, – Хейнман откинулся в кресле и по инерции отъехал с ним от стола. – Думаю, свидетельству губернатора мы поверить можем.

Он повернулся к маленькой фигурке гостя и громко, чтобы слышали все, спросил:

– Мистер Кейл, находящийся здесь, утверждает, что он – Высокородный. Что по этому поводу думаете вы, губернатор?

Взгляд губернатора по-прежнему был устремлен на Джима. Он открыл рот, намереваясь говорить, затем закрыл; наконец, с трудом выговаривая слова земного языка, сказал:

– Нет, нет… Он никогда не может быть Высокородный… НЕТ!

Над аудиторией пронесся шумный вздох. Джим медленно поднялся и скрестил на груди руки.

– Сядьте, мистер Кейл! – крикнул Хейнман, но Джим не удостоил его окрик вниманием.

– Адок! – позвал он в пространство, и в проходе между столом Джима и сценой, на которой размещались члены Комиссии, внезапно появился Адок. Он стоял неподвижно, могучее тело слегка поблескивало в электрическом свете белыми энергетическими полосами. Публика вновь издала вздох – вздох трепета. Затем наступила тишина.

Джим обернулся и показал на одну из стен.

– Это наружная стена, Адок. Я хочу, чтобы ты открыл ее. Просто открыл, без всякого шума, обломков, скачков температуры. Сделай это.

Старкин встал вполоборота к указанной стене. Казалось, он не произвел ни единого резкого движения… На мгновение вспыхнул ослепительный свет, и раздался хлопок, похожий на взрыв электрической лампочки. В стене образовалось отверстие неправильной формы, сквозь которое виднелись крыши домов и голубое небо с мелкими барашками облачков.