Текст книги "Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Филип Киндред Дик,Гордон Руперт Диксон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Тот, что повыше, потянулся к поясу, и я выстрелил ему в плечо.

– Следующий? – Я сорвал глушитель, сделавший свое дело, и заменил его подушкой.

Тот, что пониже, поднял руки и посмотрел на напарника

– Назад, – велел я ему.

Он кивнул и отступил.

– Сядьте, – приказал я обоим.

Они сели.

Я обошел их и встал сзади. Забрал у них оружие.

– Дай руку, – приказал я тому, что повыше. Пуля прошла навылет. Я продезинфицировал и перевязал рану. Потом сорвал с «гостей» платки и внимательно рассмотрел лица, оказавшиеся совершенно незнакомыми.

– Ну, ладно, – вздохнул я. – Что вас сюда привело? Почему вы спрашивали о том, о чем вы спрашивали?

В ответ – молчание.

– У меня меньше времени, чем было у вас. Поэтому я вынужден привязать вас к стульям. Признаюсь, я не расположен валять дурака, а поэтому не буду накачивать вас наркотиками.

Достав из аптечки катушку лейкопластыря, я надежно привязал пленников к стульям. Потом закрыл дверь на цепочку.

– На этом корабле переборки кают – звуконепроницаемые, – заметил я, пряча пистолет. – А насчет «жучков» я соврал. В общем, захочется покричать – не стесняйтесь. Но лучше воздержитесь, потому что каждый вопль будет вам стоить сломанного пальца. Так кто вы такие?

– Я – техник, обслуживаю «челнок», – ответил тот, что пониже. – Мой друг – пилот.

За это признание он получил от напарника злобный взгляд.

– Ладно, – кивнул я. – Раньше я вас здесь не встречал, так что поверю. А теперь хорошенько подумайте, прежде чем ответить на следующий вопрос: кто ваш настоящий хозяин?

У меня было перед ними преимущество: я работал на себя, как независимый подрядчик. В то время я действительно носил имя Альберт Швейцер, так что лгать на допросе мне не пришлось. Я всегда полностью вживаюсь в образ. Если бы «гости» спросили, как меня звали раньше, ответ, наверное, был бы совершенно иным.

– Кто дергает за нитки? – спросил я.

Молчание.

– Ну, ладно, – сказал я. – Раз вы по-хорошему не понимаете…

Две головы повернулись ко мне.

– Чтобы получить несколько ответов, вы намеревались причинить ущерб моему здоровью, – пояснил я. – Не обессудьте, если я отыграюсь на вашей анатомии. Бьюсь об заклад, что получу от вас два—три признания. Я подойду к делу чуточку серьезнее, чем вы. Просто-напросто буду пытать вас, пока не заговорите.

– Не сможете, – сказал тот, что повыше. – У вас низкий индекс жестокости.

Я невесело усмехнулся.

– Посмотрим.

Легко ли, по-вашему, прекратить свое существование и вместе с тем продолжать его? Я решил эту задачу без особого труда Но мне проще: я с самого начала участвовал в разработке «системы» и мне доверяли.

Разорвав свои перфокарты, я вернулся на рабочее место. Делая вид, что тружусь над новой темой, я искал и наконец нашел безопасный терминал.

Он находился в холодных краях, на метеорологической станции «Туле».

Хозяйничал на ней один забавный старикан, великий любитель рома Как сейчас помню тот день, когда я высадился с «Протея» на берег бухты и пожаловался старику на жестокость морей.

– Можешь отдохнуть у меня, – предложил он.

– Спасибо.

Он проводил меня на станцию, накормил, потолковал со мной о морях и о погоде. Потом я принес с «Протея» ящик «Бакарди», поставил на пол и предоставил старику вскрыть его.

– Я вижу, тут все автоматизировано? – заметил я.

– Точно.

– Так какого черта тебя здесь держат?

Он рассмеялся.

– Мой дядя был сенатором. Надо было куда-то меня пристроить, вот он и подыскал это местечко. – Он потянул меня за рукав. – Пошли, глянем на твой корабль, нет ли где течи.

Мы поднялись на «Протей» – приличных размеров яхту с каютой и мощными двигателями – осмотрели ее.

– Я побился с друзьями об заклад, – объяснил я старику, – что дойду до полюса и привезу доказательства.

– Сынок, да ты спятил!

– Знаю, но все равно дойду.

– А что? Может, и дойдешь. Когда-то и я был таким же – легким на подъем, и здоровьем Бог не обидел. А ты, небось, подрастратил силенки напоследок, а? – Он пригладил прокуренную и просоленную бороду и ухмыльнулся.

– Было дело, – буркнул я. – Ты пей. – Мне не хотелось, чтобы он наталкивал меня на мысли о Еве.

Он выпил, и на некоторое время разговор увял.

Она была не такая. Я имею в виду, мне нечего было рассказать о ней старому похабнику.

А расстались мы с ней четыре месяца назад. Не по религиозным и не по политическим причинам. Все было гораздо глубже.

Поэтому я наврал ему о выдуманной девице, и он был счастлив.

Я повстречал Еву в Нью-Йорке, где занимался тем же, чем и она – отдыхал. Ходил на спектакли, фотовыставки и тому подобное.

Она – рослая, с коротко стриженными светлыми волосами. Я помог ей найти станцию метро, вместе с ней спустился и поднялся, пригласил пообедать и был послан к черту.

Сцена:

– Я к этому не привыкла.

– Я тоже. Но голод не тетка. Так пойдем?

– За кого вы меня принимаете?

– За интересную собеседницу. Мне одиноко.

– По-моему вы не там ищете.

– Возможно.

– Я вас совсем не знаю!

– Я вас тоже. Но, надеюсь, спагетти под мясным соусом и бутылочка кьянти помогут нам решить эту проблему.

– А вы не будете ко мне приставать?

– Нет. Я смирный.

– Ладно, уговорили. Ведите.

И мы отправились есть спагетти.

День ото дня мы становились все ближе. Мне было плевать, что она живет в одном из этих крошечных сумасшедших «пузырьков». Я был достаточно либерален и считал, что если пропагандой строительства подводных городов занимается клуб «Сьера», значит, такие города действительно необходимы.

Наверное, надо было отправиться вместе с ней, когда закончился ее отпуск. Она звала.

В Нью-Йорке я бывал нечасто. Как и Ева, я приплыл туда, чтобы посмотреть на Большую Землю.

Надо было сказать ей: «Выходи за меня замуж».

Но она не согласилась бы предать свой родной «пузырь», а я не согласился бы предать свою мечту. Я хотел жить в огромном мире над волнами – и уже знал, что для этого необходимо. Правда, до рождественских открыток я в то время еще не додумался.

Я обожал эту синеглазую ведьму из морской пучины, и теперь понимаю: надо было все-таки уступить. Черт бы побрал мой независимый характер. Если бы мы с ней были нормальными людьми… Но мы не были нормальными людьми, вот в чем беда.

Ева, где бы ты ни была, я не скажу о тебе дурных слов. Надеюсь, ты счастлива с Джимом, или Беном, или как его там…

– Пей, – повторил я. – Попробуй с кока-колой.

Я осушил стакан коки, он – коки с двойной порцией «бакарди». При этом он жаловался на скуку.

– Подбирается ко мне проклятая, – вздыхал он.

– Ну ладно, пора и на боковую, – сказал я.

– Пора так пора. Можешь ложиться на мою койку, мистер Хемингуэй.

– Спасибо, дружище.

– Я тебе показал, где одеяла?

– Да.

– Ну, тогда спокойной ночи, Эрни.

– Спокойной ночи, Билл. Завтрак – за мной.

– Идет.

Зевая, он побрел прочь.

Я выждал полчаса и принялся за работу.

С его метеостанции можно было выйти непосредственно на Центральный. Я хотел сделать аккуратную вставочку в программу. На пробу.

Спустя некоторое время я понял: получилось!

Теперь я могу поместить в Центральный любую информацию, и никто не поставит ее под сомнение!

В тот вечер я казался себе чуть ли не богом.

Ева, быть может, зря я не выбрал другой путь.

Утром я помог Биллу Меллингсу справиться с похмельем, и он ничего не заподозрил. Мне отрадно было сознавать, что у этого славного старика не возникнут неприятности, даже если кто-нибудь мною заинтересуется. Потому что дядя Билла – сенатор в отставке.

А сам я теперь мог стать кем угодно. Мог запросто создать новую личность (год рождения, имя, сведения об образовании и т. д.) и занять приличествующее место в обществе. Для этого требовалось лишь включить передатчик на метеостанции и ввести в Центральный программу. Стоило ненадолго выйти в эфир – и можно было начинать жизнь в любой инкарнации. Ab inito.[10]10
  С начала (лат.).


[Закрыть]

Ева, я хотел быть с тобой! Как жаль, что этому не суждено было сбыться.

Думаю, правительство тоже знает этот трюк и время от времени им пользуется. Но у меня преимущество: правительство не подозревает о существовании «независимого подрядчика».

Я знаю многое из того, о чем следует знать (даже больше, чем необходимо), хоть и с уважением отношусь к «детекторам лжи» и «сывороткам правды». Дело в том, что свое подлинное имя я храню за семью замками. Знаете ли вы, что полиграф Киллера[11]11
  Детектор лжи.


[Закрыть] можно обмануть не менее чем семнадцатью способами? С середины двадцатого века его так и не усовершенствовали. Лента вокруг грудной клетки и датчики потовыделения, присоединенные к подушечкам пальцев, могли бы дать чудесный эффект, но эти хитроумные устройства покуда никем не созданы. Возможно, именно сейчас над усовершенствованием «детектора лжи» бьются несколько институтов, но результатов пока что-то не видать. Я могу сконструировать такой «детектор», который никому на свете не удастся обмануть, – но сведения, добытые с его помощью, в суде по-прежнему будут цениться невысоко.

Другое дело – психотропные вещества. Но и они не всемогущи. Например, патологический лжец способен не поддаться амиталу или пентоталу. Под силу это и человеку, невосприимчивому к наркотикам.

Но что такое «невосприимчивость к наркотикам»?

Вам когда-нибудь приходилось искать работу и проходить тестирование на уровень интеллекта и смекалку? Уверен – приходилось. Сейчас каждый с этим сталкивается (кстати, результаты всех тестов поступают в Центральный). Постепенно вы к этому привыкаете, приобретая качество, которое психологи называют «невосприимчивостью к тестам». То есть вы заранее знаете правильные ответы.

Да, именно так. Вы привыкаете давать ответы, которых от вас ожидают, и осваиваете некоторые приемы, позволяющие выиграть время. Вы утрачиваете страх перед тестами, сознавая, что можете предугадать все ходы противника.

Невосприимчивость к наркотикам – явление того же рода. Если вы не боитесь «сыворотки правды», и если раньше вам приходилось испытывать на себе ее воздействие, – вы ей не поддадитесь.

– Я задал вопрос. Отвечайте, черт побери!

Я всегда считал, что страх боли, подкрепляемый самой болью, неплохо развязывает язык. Теперь я решил испробовать это на практике.

Встав спозаранку, я приготовил завтрак. Налил стакан апельсинового сока и потряс старика за плечо.

– Что за черт…

– Завтрак, – сказал я. – Выпей.

Он осушил стакан. Потом мы отправились на кухню и сели за стол. Глядя на меня поверх яичницы, он сказал:

– Будет время – заглядывай ко мне. Слышь?

– Загляну, – пообещал я, и с тех пор наведывался к нему несколько раз, потому что он мне понравился.

За беседой, длившейся все утро, мы осилили три кофейника. Когда-то он служил врачом на флоте, и практики у него было хоть отбавляй (позднее он извлечет из меня несколько пуль и сохранит это в тайне). Кроме того, он был одним из первых астронавтов. А сейчас, по его словам, ему хотелось быть просто опустившимся старикашкой. Впоследствии я узнал, что лет за шесть до нашей встречи у него умерла от рака жена. Он бросил медицину и стал отшельником.

Мы с ним и сейчас дружим, но все-таки я не открываю ему, что он дал приют самозванцу, подделавшему свою родословную. Я мог бы рассказать ему все как на духу, ведь он из тех, на кого можно положиться. Но я не хочу взваливать на его плечи моральную ответственность за мои темные дела.

Так я стал человеком, которого нет. Но при этом у меня появилась возможность стать кем угодно. Для этого требовался сущий пустяк: составить программу и ввести ее в Центральный. Сложнее было другое: раздобыть средства к существованию.

Для этого требовалась работа. Причем, такая, за которую хорошо платят. Я привык жить как мне нравится, idest[12]12
  То есть (лат.).


[Закрыть] красиво.

Это условие значительно сужало сектор поиска и вынудило меня отказаться от множества профессий, которые не противоречат закону. Но я мог обеспечить себя надежной «крышей», устроившись на работу по любой специальности, которая не вызывала бы у меня скуки. В конце концов, я так и поступил.

Я сообщил Центральному о своей безвременной кончине, и он покорно проглотил «липу». Поскольку родственников я не имел, мой переход в мир иной никому не причинил хлопот. Все свое имущество я превратил в наличные и набил ими карманы.

Затем я создал себе новую биографию. Выработал множество привычек, этаких причуд, свойственных каждому человеку.

Жил я на борту «Протея», стоявшего на якоре у побережья Нью-Джерси, под прикрытием островка «Протея» тоже не существовало в природе. Я трудился не покладая рук и преуспел, став одним из самых удачливых «солдат удачи» на свете.

Я серьезно занялся дзюдо. Как известно, есть три школы этой борьбы: кодокан – чистый японский стиль, – будо квай и школа Французской федерации. Два последних стиля похожи на первый, но отличаются более жесткими подсечками, бросками и захватами. Создатели этих школ понимали, что «чистый» стиль был выработан для низкорослых борцов, в нем большая роль отводится быстроте и точности движений, нежели силе. Поэтому они попытались приспособить базовую технику для рослых спортсменов, допустив применение силы в ущерб точности. На мой взгляд, это весьма неплохо, потому что я человек рослый и крепкий. Правда, когда-нибудь, возможно, мне придется пожалеть о своей лени. Когда тебе за сорок, силы уходят с каждым годом. Но если ты занимался дзюдо в стиле кодокан, ты и в восемьдесят останешься мастером. Впрочем, быть может, я наберусь терпения и лет через двадцать снова обрету форму. Не такой уж я увалень – во Французской федерации я получил черный пояс.

В свободное от физических упражнений время я прошел курс владения отмычкой. Понадобился не один месяц, чтобы я научился отпирать самый простенький замок. Я и по сей день считаю, что лучше не трогать замок, а выбить дверь ногой, взять, что тебе нужно, и дать деру.

Видимо, я не рожден для того, чтобы стать профессиональным преступником. Криминальный талант дается не каждому.

Я изучал все, что, по моему мнению, могло пригодиться. Изучал и изучаю. И хоть я считаю себя специалистом только в одной науке – науке существования «в тени» – у меня широкая эрудиция. К тому же, я обладаю важным преимуществом перед всеми остальными людьми: меня нет.

Когда мои карманы опустели, я решил обратиться к Дону Уэлшу. Я знал, кто он такой, и надеялся, что он обо мне никогда ничего не узнает.

Это решение определило мой modus vivendi.[13]13
  Образ жизни (лат.).


[Закрыть]

С тех пор прошло более десяти лет, и за это время у меня не возникало к Дону претензий. Правда, пришлось-таки набраться опыта в обращении с отмычками, не говоря уже о наркотиках и «жучках». Но я не жалуюсь – работа есть работа.

Не знаю, всерьез они считали, что я блефую, или нет. Замечание о низком уровне жестокости наводило на мысль, что у них был доступ к моему «досье» в Центральном или к «личному делу» в сейфе капитана. А если они знакомы с моим «личным делом», то наверняка заглядывали и в расписание дежурств, и знают, что скоро мне на вахту. А до пробуждения остались считанные часы.

Будильник на тумбочке показывал без пяти шесть. В восемь мне предстояло заступить на вахту. Времени, чтобы добиться от «гостей» правдивых ответов, было в обрез.

Я ждал этой встречи целый месяц, и результат ее целиком зависел от того, удастся ли мне «расколоть» их за два часа. Я не сомневался, что они будут тянуть время. Они знали, что я не рискну оставить их в каюте на целый день, а единственная альтернатива – выдать их корабельной охране. Но мне этого совсем не хотелось – возможно, на борту у них были друзья. Либо сами они заранее подстраховались, сделав выводы из неудачи с Джей-9. Еще одна диверсия – и пробуждение Румоко, намеченное на пятнадцатое сентября, будет отложено.

Чтобы получить деньги, я должен был послать Дону Уэлшу посылку. Но мне пока нечего было положить в посылочный ящик.

– Джентльмены! – Я не узнал собственного голоса – по-видимому, у меня были заторможены рефлексы. Я перестарался, сдерживая движения и речь. – Джентльмены, пришел мой черед. – Я развернул кресло и уселся, оперев рукоять пистолета на предплечье, а предплечье – на подлокотник кресла. – Однако, прежде чем приступить к делу, намерен обратиться к вам с речью, направленной, как вы правильно догадываетесь, на то, чтобы склонить вас к откровенности.

Вы не агенты правительства, – продолжал я, переводя взгляд с одного «гостя» на другого. – Вы представляете здесь интересы частного лица или лиц. Будь вы агентами правительства, вы бы, несомненно, знали заранее, что я таковым не являюсь. Поскольку вы прибегли к крайней форме допроса с пристрастием, у меня есть основания считать, что вы готовы на все. Логика подсказывает мне, что попытка утопить Джей-9 предпринята вами. Это была не случайность, а диверсия, и я уверен в этом, ибо лично сорвал ее. Все вышеизложенное вполне объясняет, почему вы находитесь в моей каюте. Поэтому я не вижу необходимости задавать вам многие вопросы.

Я готов допустить, что ваши удостоверения личности – подлинные. В любой момент я могу достать их из ваших карманов, если они там, но ваши имена наверняка мне ничего не скажут. Поэтому я не стану тратить время. Говоря откровенно, я хочу, чтобы вы ответили только на один вопрос, и, возможно, этот ответ не причинит ущерба вашему нанимателю или нанимателям, которые, несомненно, сразу от вас отрекутся. Я хочу знать, на кого вы работаете.

– Зачем тебе это знать? – хмуро спросил тот, что повыше, и я впервые заметил шрам, пересекавший его верхнюю губу.

– Мне любопытно, кого так заинтересовала моя скромная персона.

– Что ты предпримешь, если мы ответим?

Я пожал плечами.

– Возможно, акт личной мести.

Он отрицательно покачал головой.

– Ты тоже на кого-то работаешь, – сказал он. – Если не на правительство, то на лицо, которому мы вряд ли симпатизируем.

– То есть, вы признаете, что действовали не по личным мотивам? Если не хотите сказать, кто вас нанял, скажите хотя бы, почему он заинтересован в срыве «проекта».

– Нет.

– Ладно, не буду настаивать. Похоже, вы служите некой важной особе. Между прочим, я мог бы кое-что предложить в обмен на откровенность.

Тот, что пониже, засмеялся, но напарник обжег его взглядом, и он умолк.

– Хорошо, оставим эту тему, – сказал я. – Нет так нет. Поговорим о другом. Я могу выдать вас корабельной охране, обвинив только во взломе и проникновении в мою каюту. Могу даже соврать, будто вы были пьяны и утверждали, что каюта принадлежит вашему приятелю, с которым вы хотите пропустить по стопочке перед сном. Что скажете?

– Так есть здесь «жучки» или нет, в конце концов? – спросил тот, что пониже. Он выглядел чуть помоложе своего приятеля.

– Конечно, нет, – отозвался тот, что повыше. – Слушай, заткнись, сделай милость.

– Что скажете? – повторил я.

Он снова покачал головой.

– В таком случае, придется рассказать охране все как есть. О наркотиках, допросе и так далее. Что скажете теперь?

Тот, что повыше, подумал и опять покачал головой.

– Неужели ты это сделаешь? – спросил он.

– Сделаю… Казалось, он задумался.

– …и, следовательно, не смогу уберечь вас от болезненных ощущений, как это ни печально. Даже если вы невосприимчивы к наркотикам, все равно, больше двух дней не выдержите, потому что кроме «психотропов» к вам применят все остальные штучки. Рано или поздно вы заговорите. По мне, так лучше рано, ибо я подозреваю, что для срыва «проекта» вы подготовили кое-какие сюрпризы…

– Черт бы его побрал! Он слишком сообразителен!

– Скажите-ка ему еще разок, чтоб заткнулся, – попросил я того, что повыше. – Он слишком торопится признаться, не дает мне позабавиться.

– Ну так как? Выкладывайте, – продолжал я, выдержав паузу. – Я ведь все равно добьюсь ответа.

– Он прав, – проворчал человек со шрамом. – Ты чересчур сообразителен. По коэффициенту умственного развития и «персональному профилю» этого не скажешь. Могу я тебе кое-что предложить?

– Можете, – кивнул я. – Если это «кое-что» будет достаточно весомым. И если заодно вы скажете, от кого исходит предложение.

– Хочешь четверть миллиона долларов наличными? Это максимум того, что я могу дать. За это ты должен отпустить нас и заняться своими делами. И забыть о сегодняшней встрече.

Я обдумал это предложение. Не буду лукавить: оно выглядело заманчиво. Но за последние годы через мои руки прошло немало денег, и мне не хотелось сообщать «Частному сыскному агентству Уэлша», с коим я и впредь рассчитывал сотрудничать, о своей неудаче.

– Кто и когда мне заплатит? И чем? И за что?

– Сегодня вечером я смогу выплатить половину суммы, вторую – через неделю, в крайнем случае, через десять дней. Чем? Любой валютой, на твое усмотрение. За что? Думаю, ответ ясен: мы у тебя кое-что покупаем.

– Похоже, у вашего босса денег куры не клюют, – заметил я, бросая взгляд на будильник – он показывал шесть пятнадцать. – Увы, я вынужден отклонить ваше предложение.

– Значит, ты служишь не правительству. Агент правительства от денег бы не отказался, но все равно выдал бы нас.

– Подумаешь, открытие! Я сам только что сказал вам, что не имею отношения к правительству.

– Кажется, мистер Швейцер, мы зашли в тупик.

– Не думаю. Это была только присказка, сказка – впереди. Я вынужден перейти к решительным действиям. Приношу свои извинения, но иного выбора у меня нет.

– Ты в самом деле способен на насилие?

– Боюсь, что да. Кстати, хочу вас разочаровать: вчера я малость перебрал и в ожидании сильного похмелья позаботился об отгуле. У меня весь день свободен. Поскольку лично вы уже получили весьма болезненную рану, можете пока отдохнуть.

Я медленно встал, ничем не выдавая головокружения. Не отвязывая от стула парня, который пониже, я поставил его на ноги, притащил в ванную и усадил под душ. Он несколько раз пытался ударить меня головой, но безуспешно.

– Хочу вкратце изложить мою идею, – сказал я, возвратясь в комнату. – Я как-то раз замерял температуру воды в душе – она меняется в интервале от ста сорока до ста восьмидесяти градусов Фаренгейта. Стоит только расстегнуть на твоем приятеле рубашку и штаны, и он сварится заживо. Уяснил?

– Уяснил.

Я снова прошел в душ, расстегнул на «госте» одежду, пустил горячую воду и снова вернулся в комнату. Я уже давно заметил черты сходства в лицах моих собеседников. Это навело на мысль, что они родственники.

Когда раздались первые вопли, парню сидевшему передо мной, не удалось сохранить бесстрастный вид. Он затравленно посмотрел на будильник, потом – на меня.

– Будь ты проклят, ублюдок! Выключи воду!

– Кто он тебе? Кузен?

– Родной брат. Выключи воду, бабуин проклятый!

– Охотно выполню твою просьбу, если ты сочтешь возможным поделиться со мной информацией.

– Ладно. Только пусть он останется там. И дверь закрой.

Я стремглав бросился в ванную. В голове у меня почти прояснилось, хотя самочувствие было далеко не идеальным.

Перекрывая воду, я ошпарил руку. Оставив жертву корчиться в клубах пара, я затворил дверь и возвратился в комнату.

– Ну? Слушаю.

– Можешь освободить мне руку и дать сигарету?

– Руку – нет, а сигарету – пожалуйста.

– Как насчет правой? Я едва ею шевелю.

– Ладно, – согласился я, подумав, и взял пистолет.

Я зажег сигарету, сунул ее собеседнику в рот. Она выпала. Я поднял ее и снова поднес ко рту «гостя».

– Ну, хорошо, – сказал я. – Десять секунд тебе на это удовольствие, и – к делу.

Он кивнул, обвел комнату взглядом, глубоко затянулся.

– Похоже, тебе не впервой причинять людям боль, – заметил он. – Если ты не агент правительства, то хотел бы я знать, кто приложил руку к твоему «досье».

– Я работаю на правительство.

– Тогда остается только пожалеть, что ты не с нами. Похоже, ты знаешь свое дело.

Он снова бросил взгляд на будильник. Шесть двадцать пять.

Но сейчас за этим взглядом, помимо желания узнать время, скрывалось что-то еще. Страх?

– Когда это произойдет? – спросил я наугад.

И допустил ошибку.

– Приведи сюда моего брата, – тоскливо произнес он. – Я хочу его видеть.

– Когда это случится? – повторил я.

– Слишком скоро. Ты уже ничего не исправишь.

– Сомневаюсь. Но если ты прав, не стоит особо расстраиваться. Ведь у вас с братом все равно нет выхода.

– Отпусти нас, а? Хочешь, я увеличу сумму?

– Не стоит. Этим ты меня только расстроишь. Я ведь все равно не соглашусь. Ну, все, мне пора. Надо торопиться.

– Ну, как хочешь. Об одном прошу: приведи его сюда и окажи первую помощь.

Я выполнил его просьбу.

– Придется вам, ребята, еще немного посидеть здесь. – Я погасил сигарету старшего и привязал его запястье к стулу. Затем я направился к выходу.

– Ты же не знаешь! Ты ничего не знаешь! – выкрикнул старший мне вслед.

– Не стоит себя обманывать, – бросил я через плечо.

Я не знал. Действительно не знал.

Но догадывался.

Решительным шагом пройдя по коридорам, я забарабанил в дверь каюты Кэрол Дэйт. Спустя некоторое время раздалось приглушенное ругательство, и дверь отворилась. За ней, моргая спросонья, стояла Кэрол в просторном халате и ночном чепце.

– Тебе чего?

– Да так, поболтать о том о сем. Можно войти?

– Нет! – отрезала она. – Я не привыкла к…

– Диверсиям, – подхватил я. – Знаю. Вот я и хотел бы потолковать о диверсиях, которые, между прочим, еще не закончились.

– Входи. – Кэрол распахнула дверь и шагнула в сторону. Я вошел.

Она затворила дверь и сказала, прислонясь к ней спиной:

– Я слушаю.

В каюте светился только ночник, кровать была неубрана.

– Пожалуй, вчера я не все тебе рассказал, – признался я. – Да, это была диверсия, и мне удалось разрядить мину. Слава Богу, все обошлось, но на этом неприятности не кончились. Сегодня – исторический день, и сегодня будет предпринята последняя попытка. Я уверен в этом. Возможно, я знаю, когда и где это случится.

– Сядь, – велела она.

– Между прочим, времени в обрез.

– Все-таки будь любезен, посиди. Мне надо одеться.

Она вышла в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.

Впрочем, друг от друга нас отгораживала стенка. Ей не о чем было беспокоиться, если она доверяла мне. А она, похоже, доверяла.

– Что ты узнал? – спросила она, шурша одеждой.

– Мне кажется, к одному из наших атомных зарядов подсоединено взрывное устройство, так что петух кукарекнет раньше срока.

– Почему тебе так кажется?

– Потому что в моей каюте сидят двое парней, привязанные к стульям. Их заинтриговал случай с Джей—девять, и они всю ночь пытались меня разговорить.

– Вот как?

– Они вели себя очень грубо.

– Дальше.

– Когда мы поменялись ролями, я тоже не стал миндальничать. Я заставил их говорить.

– Как тебе это удалось?

– Это тебя не касается. Короче говоря, я думаю, надо еще разок проверить заряды.

– Могу я забрать этих людей из твоей каюты?

– Разумеется.

– Как тебе удалось с ними справиться?

– Они не знали, что у меня пистолет.

– Понятно. Между прочим, я тоже об этом не знала. Ладно, мы их заберем. Так ты утверждаешь, что задержал их и вынудил признаться?

– В некотором роде. И да, и нет. Только это не для протокола Кстати, твоя каюта прослушивается?

Она вернулась в спальню, кивнула и приложила палец к губам.

– Не пойти ли нам куда-нибудь? – спросил я.

– Иди к черту! – В черных облегающих брюках и блузке в шахматную клетку она выглядела потрясающе. Я понял, что она неверно истолковала мои слова – я ведь имел в виду совсем не то, что могло прийти в голову какому-нибудь идиоту, например, правительственному агенту, подслушивающему наш разговор.

– Я в том смысле, что надо спешить, – пояснил я. – Не хочу, чтобы из-за нашей нерасторопности все пошло прахом.

– Не волнуйся. Между прочим, в последнее время я повстречала несколько rara avis[14]14
  Редкая птица (лат.).


[Закрыть] – да, я решаю кроссворды в «Нью-Йорк Таймс», – и ты – одна из этих пташек. Ты совершаешь неожиданные поступки, но, судя по всему, знаешь, что делаешь. Мы уже имели дело с людьми, которые превосходно ориентируются в ситуации и в критическую минуту вступают в игру. Так ты считаешь, в ближайшее время с борта нашего корабля будет сброшена атомная бомба?

– Да.

– И она взорвется раньше времени от устройства, поставленного диверсантами?

– Верно. – Я глянул на свои часы – стрелка приближалась к семи. – Держу пари, осталось меньше часа.

– Заряды будут сброшены через несколько минут, – сказала она.

– И что ты намерена предпринять?

Она подошла к столику возле кровати и взяла телефонную трубку.

– Управление? – спросила она. – Прекратить отсчет. – Затем: – Соедините меня с охраной.

– Сержант, – произнесла она через несколько секунд, – прошу арестовать двух человек. – Она посмотрела на меня. – Номер каюты?

– Шесть—сорок, – ответил я.

– Шесть—сорок, – повторила она в микрофон. – Да, двоих. Да. Спасибо. – Она положила трубку. – О них позаботятся, – пообещала она мне. – Ты сказал, заряд может взорваться раньше срока?

– Именно это я и сказал. Причем, дважды.

– Сможешь его обезвредить?

– Если мне предоставят необходимое. Но ты, наверное предпочтешь вызвать…

– Пойди и возьми! – велела она.

– Хорошо.

Я пошел, куда требовалось, и взял, что требовалось. Через пять минут вернулся в каюту Кэрол с тяжелым свертком на плече.

– Пришлось расписаться кровью. Почему бы тебе не пригласить толкового физика?

– Мне нужен ты, – возразила она. – Ты участвуешь в игре с самого начала. Ты знаешь, что делаешь. Чем меньше народу будет знать о наших делах, тем лучше.

– Веди, – сказал я и отправился за ней следом.

По пути я посмотрел на часы. Семь ноль—ноль.

Через десять минут я выяснил, который из трех зарядов – «с сюрпризом».

Диверсанты воспользовались моторчиком на батарейке от детского конструктора. Моторчик приводился в действие стандартным часовым механизмом. Он должен был отодвинуть свинцовую заслонку. Если бы это случилось, проклятая бомба обязательно бы взорвалась.

Я провозился с ней меньше десяти минут.

Потом мы стояли возле фальшборта. Я опирался на планшир.

– Хорошо, – сказал я.

– Не то слово, – улыбнулась она.

Мы помолчали.

– Пока ты занимаешься подобными делами, – заговорила она, наконец, – держи ухо востро. Скоро ты станешь объектом моего самого пристального внимания.

– Чего мне бояться? Я чист как первый снег. Или как лебяжий пух.

– Ты ненастоящий, – возразила она. – Таких, как ты, не бывает.

– Вынужден тебя разочаровать. Потрогай меня – и убедишься, что я вполне реален.

– Если однажды в полночь ты не превратишься в лягушку, тебя, возможно, сумеет полюбить какая-нибудь девушка.

– Где мне найти такую глупую девушку?

Вместо ответа я полупил странный взгляд, но не стал ломать голову над его значением.

Потом она посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты – моя неразгаданная тайна. Ты похож на отголосок минувшей эпохи.

– Возможно, ты и права. Как насчет того, чтобы оставить меня в покое? Я ведь ничего плохого не сделал.

– У меня – служба. С другой стороны, ты прав. Ты помог нам, не нарушив при этом никаких запретов, если не считать случая с Джей—девять, да и вряд ли это можно назвать нарушением. Но ведь я должна отправить начальству рапорт, а в нем соответствующим образом изложить твои действия. Увы, я не могу отпустить тебя так просто.