Текст книги "Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Филип Киндред Дик,Гордон Руперт Диксон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– На некостюмированном балу все похожи друг на друга, как две капли воды.

Она улыбнулась.

– Знаешь, а ты танцуешь гораздо лучше, чем в прошлый раз.

– Знаю. Скажи, как бы и мне получить ключик к вашему милому айсбергу? Мне кажется, это было бы занятно. Я понимаю, одних денег и происхождения недостаточно, чтобы попасть к вам. Я прочел все, что написано о Круге, но хотел бы получить практический совет.

Ее рука чуть дрогнула в его ладони.

– Ты знаешь Дуэнью?

– Понаслышке, – ответил он. – Говорят, это старая горгулья. Ее специально заморозили, чтобы отпугнуть Зверя, когда наступит час Армагеддона

Леота не улыбнулась. Она снова превратилась в стрелу.

– Тут есть доля правды, – холодно подтвердила она. – Дуэнья не пускает в Крут звероподобные личности.

Мур Цивилизованный прикусил язык.

– И хотя многим она не нравится, – продолжала Леота, оживляясь, – мне она кажется забавной статуэткой китайского фарфора. Будь у меня дом, я бы поставила ее на каминную полку.

– А я слыхал, ей место в Викторианском зале галереи НАП,[23]23
  Национальная Ассоциация Промышленников (США).


[Закрыть] – возразил Мур.

– Она родилась в эпоху Вики,[24]24
  Королева Виктория.


[Закрыть] – кивнула Леота. – Когда появился первый «холодный бункер», ей было за восемьдесят. Но я смело могу сказать, что с тех пор она ничуть не постарела.

– И она собирается флиртовать в этом возрасте целую вечность?

– Вот именно, – холодно ответила Леота. – Ибо ей угодно быть бессмертным вершителем наших судеб.

– В сто лет человек превращается в клубок архетипов, – заметил Мур. – Не потому ли так трудно пройти у нее собеседование?

– Это одна из проблем, – согласилась Леота. – Но есть и другие. Если ты сейчас же подашь прошение о приеме в Круг, тебе придется ждать собеседования до лета. Если, конечно, тебя к нему допустят.

– А много ли претендентов? Она закрыла глаза.

– Не могу сказать. Наверное, тысячи. На собеседование пригласят несколько десятков, остальных отбракуют Управляющие. Решающее слово, естественно, будет за Дуэньей.

Внезапно светло-зеленый зал (благодаря изменению освещения, тональности ультразвука, состава наркотических добавок в воздухе) превратился в холодный, темный колодец на дне моря, бурного и ностальгического, как думы русалки, глядящей на руины Атлантиды. Элегическому гению творца зала удалось создать почти осязаемое притяжение между танцорами, и кожа Лоты была холодной и влажной.

– В чем тайна ее власти? Я много читал и слышал о ней, и знаю, что она держит большой пакет акций. Ну и что с того? Почему я не могу договориться с Управляющим напрямик? Я бы мог заплатить…

– Ничего не выйдет, – перебила Леота. – Акции тут ни при чем. Она – символ Круга, без нее ничто не решается. Круг остается Кругом только благодаря его исключительности. Подражателей ожидает полный провал, так как им будет недоставать Дуэньи с ее удивительной проницательностью. Если бы не она, в Круг мог бы вступить любой бурбон с толстым кошельком. Вот почему Те, Кто Считает, – добавила она, выделив заглавные буквы, – обязаны ее слушаться. И это не чей-нибудь каприз, а жестокая необходимость. Если Круг опустит знамена, Земля лишится своего главного достояния – элиты.

– Деньги не пахнут, – возразил Мур. – Если найдутся другие желающие устраивать Балы и хорошо за это платить…

– То люди, посмевшие взять у них деньги, перестанут быть Теми, Кто Считает. Они лишатся многих привилегий и приобретут репутацию торгашей.

– Хм… Вывернутая какая-то логика. Ни дать, ни взять – лента Мебиуса.

– Что поделаешь. Круг – это кастовая система с ревизиями и бухгалтерским балансом. Никто не желает, чтобы его не стало.

– Даже «отбракованные»?

– Глупо! Они – в первую очередь. Кто им запрещает приобрести собственные «бункеры», если им это по карману, и лет через пять совершить новую попытку? За эти годы можно даже разбогатеть, если с умом распорядиться своим имуществом. Некоторые ждут десятилетиями, но все равно не отступают. Кое-кому удача в конце концов улыбается. Ожидание и борьба скрашивают жизнь, делают победу более сладостной. В обществе свободы, высокого уровня жизни, жесткого равенства перед законом и одинаковых стартовых возможностей самой желанной целью индивидуума становится приобщение к элите. И добиться этого, имея за душой только деньги, невозможно. Попробуй – убедишься в моей правоте.

Его мысли приняли более конкретной направление:

– Каковы же плоды долгожданной победы?

Они стоят того, чтобы за них сражаться. Победитель имеет право пользоваться личным «бункером» и бесплатно посещать Балы, до тех пор, пока доходы с его имущества компенсируют затраты на его содержание. Если он не богат, он не будет чувствовать себя ущербным среди нас – ведь мы дорожим нашими демократическими идеалами.

Она посмотрела по сторонам и добавила:

– Как правило, доходы члена Круга предопределены изначально, так как имуществом ему помогают распорядиться опытные консультанты. Они подсказывают, куда выгоднее вложить деньги.

– Наверное, Круг неплохо наживается на вас.

– Certainement.[25]25
  Конечно (фр.).


[Закрыть] Бизнес есть бизнес, да и Балы обходятся недешево. Но ведь мы а сами – члены Круга; имея акции какой-либо из его корпораций, мы получаем высокие дивиденды. Даже если через месяц тебя исключат, ты успеешь разбогатеть – ведь один объективный месяц равен примерно двадцати календарным годам.

– Куда мне обратиться, чтобы мое имя внесли в список?

Он знал, куда, но надеялся, что она предложит свою помощь.

– Список будут составлять здесь, сегодня вечером. На Балу всегда присутствует кто-нибудь из офиса. За неделю – другую о тебе наведут справки, потом кого-нибудь пришлют.

– Наведут спрайт?

– Простая формальность. Или у тебя биография не в порядке? Судимость? Психическое заболевание? Неоплаченные долги? Мур отрицательно покачал головой.

– Нет, нет и нет.

– Тогда не о чем беспокоиться,

– Неужели у меня действительно есть шанс выиграть?

– Да, – ответила Леота, прижимаясь щекой к ложбинке на его шее, чтобы он не видел ее лица. – До собеседования с Мэри Муллен у тебя будет поддержка члена Круга Но конечный результат целиком зависит от нее.

– Тогда мне действительно не о чем беспокоиться.

– Собеседование может продлиться всего несколько секунд. Но Дуэнье их будет достаточно. Она никогда не ошибается.

– Я выиграю, – твердо произнес Мур.

Над ними мерцал зодиак.

Мур нашел Дэррила Уилсона в одном из баров городка Поконо-Пейнс. Актер, что называется, вышел в тираж: он почти ничем не напоминал героя знаменитого многосерийного вестерна. Тот был крутолобым, бородатым викингам прерий; у этого, казалось по лицу прошел ледник, оставив за собой глубокие рытвины. Обрюзгший и поседевший за четыре года, он сохранил из своего облика только дорогостоящую насупленность. В кино он больше не снимался, а досуг проводил в баре, прижигая зоб огненной водой, в которой раньше ежедневно отказывал краснокожим. Ходили слухи, что он успешно «сажает» вторую печень.

Мур сел за его столик, опустил кредитную карточку в прорезь терминала, набрал на клавиатуре мартини и стал ждать. Заметив, что сидящий напротив человек не обращает на него внимания, он сказал:

– Вы – Дэррил Уилсон, а я – Эвлин Мур. Хочу задать вам несколько вопросов.

«Самый меткий стрелок Запада» устремил на него мутный взгляд.

– Репортер?

– Нет. Ваш старый поклонник.

– Как же, рассказывай, – произнес знакомый Муру голос. – Я же вижу – репортер. Давай, вали отсюда.

– Мэри Мод Муллен, – отчетливо произнес Мур. – Старая стерва, богиня Круга. Что вы о ней думаете?

Взгляд Уилсона наконец сфокусировался.

– А, претендент. Хочешь в этом сезоне взойти на Олимп?

– Угадали.

– Ну, и какие у тебя мысли?

Не дождавшись пояснения, Мур спросил:

– Насчет чего?

– Того самого.

Мур сделал глоток. «Хорошо, – подумал он, – поиграем в твою игру, если это сделает тебя более разговорчивым.»

– Неплохой мартини, – заметил он. – Ну так…

– Почему?

Мур побагровел. Похоже, Уилсон слишком пьян, чтобы от него был прок. Ладно, последняя попытка…

– Потому что он расслабляет и вместе с тем бодрит, а мне именно это и требуется.

– А почему тебе надо быть расслабленным и вместе с тем бодрым?

– По-вашему, это лучше, чем быть напряженным и сонным?

– Почему лучше?

– Слушайте, какого черта…

– Ты проиграл. Ступай домой.

Мур встал.

– Давайте так: я выйду, вернусь, и мы начнем по новой. Идет?

– Сядь. Колеса моего фургона крутятся медленно, но они все-таки крутятся. Мы оба говорим об одном и том же. Ты хочешь знать, что такое Мэри Мод? Я скажу тебе. Это такой большой вопросительный знак. Перед ней бесполезно надевать маску. За две минуты Дуэнья разденет тебя догола, и твои ответы будут зависеть от биохимии да от погоды. Как и ее решение. Мне нечем тебя утешить. Дуэнья – это каприз в чистом виде. И еще: она уродлива, как сама жизнь.

– И это все?

– Тем, кто не годится для Круга, она дает от ворот поворот. И этого достаточно. Все, ступай.

Мур допил мартини и ушел.

За ту зиму Мур сколотил состояние. Правда, довольно скромное. Он перешел из «отдела герметической укупорки» в исследовательскую лабораторию фирмы «Аква Майнинг». Лаборатория находилась на Оаху,[26]26
  Оаху – один из островов Гавайского архипелага.


[Закрыть] поэтому ежедневные затраты времени на транспорт увеличились на десять минут, зато «главный технолог» звучало солиднее, чем «ассистент начальника отдела». Мур трудился в поте лица, и одним из результатов стремительного роста его состояния и положения в обществе был судебный процесс в январе.

Он выяснил, что почти все мужчины, принятые в Круг, были разведены. Обратившись в престижную фирму по оформлению браков и разводов, он подписал контракт сроком на три месяца с Дианой Деметрикс, безработной манекенщицей греко-ливанского происхождения. Контракт мог быть расторгнут по желанию одной из сторон и продлен с согласия обоих супругов.

Позже Мур пришел к выводу, что вина за безработицу среди манекенщиц лежит, в основном, на прогрессе в медицине. Хирургия заполнила мир женщинами с идеальной внешностью. Манекенщице трудно найти работу и еще труднее – удержаться на ней. Новообретенное благосостояние Мура и явилось тем стимулом, который заставил Диану обратиться в суд, обвинив бывшего мужа в нарушении устного соглашения, якобы заключенного между ними, о продлении контракта по желанию одной из сторон.

Разумеется, «Бюро оформления браков и разводов Берджесса» помогло Муру уладить конфликт, оплатив судебные издержки и хирургическую операцию (Диана сломала ему нос «Пособием по демонстрации готового платья» – тяжелым иллюстрированным справочником в пластиковом футляре).

В марте Мур был уже готов сразиться с пережитком девятнадцатого века, невесть что о себе возомнившим. В мае, однако, сказалось переутомление. Но вспомнив вопросы Леоты о психическом заболевании, он (чем черт не шутит!) поборол искушение пройти в психиатрической клинике месячный курс реабилитации. Мур собрал волю в кулак, сосредоточась на мыслях о Леоте. Ведь он совсем забыл о ней. Постоянная учеба, заботы о карьере и женитьба на Диане Деметрик не оставляли ему времени на воспоминания о принцессе Круга, его любви.

Любви?

Он усмехнулся.

«Суета, – решил он. – Я хочу Леоту, потому что все хотят ее».

Но это было не совсем так.

Он задумался о своих подлинных желаниях и целях.

Он понял: его цели расплывчаты. Действие опережает замысел. Если не кривить душой, то он хочет только одного: летать на роскошном стратокрейсере, проносясь сквозь завтра и послезавтра, сквозь годы и века, – не старея, как те древние боги, что дремали в заоблачной выси, просыпаясь только в праздники равноденствия, чтобы снизойти к смертным, влачащим жалкое, томительное существование на земле. Обладать Леотой значило принадлежать Кругу; именно этого он и добивался. Так что, действительно, то была суета. То была любовь.

Он громко рассмеялся. Его автосерф как алмаз резал голубую линзу Тихого океана, осыпая наездника холодным крошевом брызг.

Возвращаясь из царства абсолютного нуля, подобный Лазарю, ты не испытываешь ни боли, ни замешательства. Ты вообще ничего не чувствуешь, пока твое тело не нагреется до температуры сравнительно теплого трупа.

Лишь в самом конце, когда просыпается разум, – думала миссис Мулен, стараясь окончательно прийти в сознание, – и ты понимаешь, что вино простояло в погребе еще один сезон, и урожай стал еще ценнее, – только тогда привычная обстановка комнаты принимает вдруг уродливые, пугающие черты. Наверное, это всего лишь суеверный страх, психический шок при мысли, что материя жизни – твоей собственной жизни – каким-то непостижимым образом изменена. Но проходит микросекунда, и страх исчезает.

Миссис Мулен содрогнулась, как будто холод еще не покинул ее старческое тело, и выброси та из головы воспоминание о кошмаре.

Она посмотрела на человека в белом халате, стоявшего возле ее ложа.

– Какое сегодня число?

Он был горсткой праха, несомой ветром времени…

– Восемнадцатое августа две тысячи второго года, – ответила горстка праха. – Как ваше самочувствие?

– Спасибо, превосходное, – решила она – Я только что вступила в новое столетие. На моем счету это уже третье. Почему бы моему самочувствию не быть прекрасным? Я собираюсь прожить еще не один век.

– Обязательно проживете, мэм.

Две крошечные географические карты – ее ладони – поправили стеганое одеяло. Дуэнья подняла голову.

– Что нового в мире?

В ее глазах вспыхнуло ацетиленовое пламя. Врач отвел взгляд.

– Мы все-таки побывали на Нептуне и Плутоне, – начал он. – Они оказались совершенно необитаемы. Проект «Сахара» встретил новые затруднения, но эти глупые французы утверждают, что почти все улажено, и весной начнутся работы…

Ее взгляд плавил летающую в воздухе пыль, превращая ее в стекловидные чешуйки.

– Повторяю, доктор, что нового в мире?

Он пожал плечами.

– Мы можем продлить консервацию. Причем, на значительный срок.

– Опять консервация?!

– Да.

– Но не лечение?

Он снова пожал плечами.

– Но ведь отсрочка и так превысила всякую меру, – пожаловалась она – Прежние лекарства почти не действуют. Сколько времени дадут мне новые?

– Этого мы не знаем. Но над вашей проблемой работает много специалистов.

– Значит, вы не можете сказать, когда будет найден способ лечения?

– Может быть, через двадцать лет. А может быть, завтра.

– Ясно. – Пламя в ее глазах погасло. – Ступайте, молодой человек. Только включите мой автосекретарь.

Врач с радостью уступил место машине.

Набрав номер библиотеки, Диана Деметрикс заказала «Реестр Круга». На нужной странице она нажала кнопку «СТОП».

Пока она всматривалась в экран, будто в зеркало, на ее лице сменилась целая гамма выражений.

– А ведь я выгляжу ничуть не хуже, – заключила она. – Даже лучше. Еще бы нос чуточку поправить и линию бровей… Да, леди. Твое счастье, что мужчины – консерваторы. Если бы не их предвзятость к пластическим операциям, ты была бы на моем месте, а я – на твоем. У-у, стерва!

Из «Очистителя Мура» вытек миллионный баррель воды. Морская и теплая, она превратилась в пресную и прохладную. Пройдя через «тандем-камеру», она – чистая, вполне пригодная для питья, но ровным счетом ничего не знающая об этих своих достоинствах – поступила в водопровод. С другого конца в «Очиститель» вливалась новая порция тихоокеанского рассола.

Осажденные и отфильтрованные вещества годились для производства псевдокерамики.

Изобретатель этого чудо-очистителя быстро богател.

Температура воздуха на Оаху достигала восьмидесяти двух градусов по Фаренгейту.

Из «тандем-камеры» потек миллион первый баррель.

Они вышли, оставив Элвина Мура в окружении собачек из китайского фарфора.

Две стены были от пола до потолка забраны стеллажами. На стеллажах рядами выстроились синие, розовые, желтовато-коричневые, охряные, розовато-лиловые, шафрановые и цвета киновари собачки – преимущественно глазурованые. Размерами они тоже отличались: одни были с крупного таракана, другие – с крошечного бородавочника.[27]27
  Нежвачное парнокопытное семейство свиней. Длина тела до 1,5 м. Обитает в Африке.


[Закрыть] Напротив двери, в камине, бушевал настоящий Гадес:[28]28
  В греческой мифологии – бог подземного царства.


[Закрыть] в его реве слышался метафизический вызов жаркому июлю Бермуд.

Каминная доска, на которой стояло несколько собачек, была частицей Круга. Как был частицей Круга и роскошный стол возле огненного ада. За столом, укутанная шотландским пледом в черную и зеленую клетку, сидела Мэри Мод Муллен. Она изучала досье Мура, лежащее перед ней в раскрытой папке. Разговаривая с Муром, она не поднимала глаз.

Мур стоял возле кресла (сесть ему не предложили) и делал вид, будто рассматривает собачек и лучину для растопки – и того, и другого здесь хватало.

Мур и к живым-то собакам был совершенно равнодушен, не говоря уже о фарфоровых. Но в гостиной Дуэньи, на секунду закрыв глаза, он ощутил клаустрофобию. Со всех сторон на него таращились не безобидные статуэтки, а чуждые существа, запертые в клетку Последним Землянином. Мур дал себе слово воздержаться от похвалы радужной стае гончих, очевидно, охотящихся на жадеитового оленя величиной с чиуауа.[29]29
  Мексиканская порода гладкошерстных карликовых собак.


[Закрыть] «Создать такую скульптурную группу, – подумал он, – мог только маньяк, или человек с неразвитым воображением, к тому же недолюбливающий собак».

Внимательно прочитав его прошение, миссис Муллен подняла бесцветные глаза и спросила:

– Как вам нравятся мои питомцы?

Сидя за столом, эта узколицая, морщинистая, курносая дама с огненно-рыжими волосами невинно взирала на посетителя.

Мур попытался воспроизвести мысли, с которыми он входил в ее студию. Но безуспешно – вопрос застал его врасплох. Тогда он решил, что наименее рискованным ответом будет объективный.

– Они весьма красочны, мэм.

Едва произнеся эти слова, он понял, что ошибся. Совсем недавно он готов был расхваливать статуэтки до небес. Он улыбнулся.

– Их тут так много, просто голова кругом идет. Хорошо еще, что они не лают, не кусают, не линяют и еще кое-чего не делают.

– Мои маленькие разноцветные сучки и сукины сыночки! – Мэри Муллен тоже улыбнулась. – Они ничего не делают. Они – своего рода символы. Потому-то я их и собираю. – Она указала на кресло. – Садитесь. Располагайтесь поудобнее.

– Спасибо.

– Тут говорится, что вы совсем недавно вышли из счастливых безликих масс, чтобы достичь определенных высот в инженерном деле. Почему вы решили покинуть эти высоты?

– Я нуждался в деньгах и престиже, поскольку желающему вступить в Круг они не помешают.

– Так, так. Значит, деньги и престиж – не цель, а средство?

– Совершенно верно.

– В таком случае, почему вы хотите вступить в Круг?

К этому вопросу Мур подготовился еще месяц назад, но теперь ответ застрял в горле, и Мур дал ему там умереть. Он вдруг усомнился, что эти слова, рассчитанные на поклонницу Теннисона,[30]30
  Альфред Теннисон (1809–1892) – английский поэт.


[Закрыть] придутся Дуэнье по сердцу.

– В ближайшее десятилетие мир изменится до неузнаваемости. Мне бы хотелось увидеть эти перемены молодыми глазами.

– В Кругу вы будете жить не столько для того, чтобы наблюдать, сколько для того, чтобы за вами наблюдали, – Мэри Муллен сделала пометку в досье. – Кроме того, если мы вас примем, вам, наверное, придется покрасить волосы.

– Да и черт с ними… О, простите – вырвалось.

– Ничего. – Она сделала еще одну пометку. – Ваша реакция вполне подходящая.

Она снова подняла голову.

– Почему вы так хотите увидеть будущее?

Ему стало не по себе. Казалось, Дуэнья видит его насквозь и знает, что он лжет.

– Обычное человеческое любопытство, – нерешительно ответил он. – Кроме того, профессиональный интерес. Поскольку я инженер…

– Вы не на семинаре, – перебила она. – Жизнь члена Круга отдана Балам, и у вас почти не останется времени на учебу. Через двадцать, даже через десять лет ваши научные познания снизятся до уровня детского сада. Новые формулы покажутся вам китайской грамотой. Вы умеете читать иероглифы?

Он отрицательно покачал головой.

– Допустим, я привела неудачное сравнение, – продолжала она. – Но как бы там ни было, если вы захотите нас покинуть, то сможете устроиться разве что чернорабочим. Правда, нищета вам грозить не будет, но если вы захотите работать по специальности, вам придется очень многое наверстывать, а это потребует больших усилий и денег.

Мур пожал плечами и поднял руки. Он уже обдумал эту проблему. «Лет через пятьдесят разбогатею и дам Кругу пинка, – сказал он себе. – А потом пройду ускоренный курс обучения и попробую устроиться консультантом по вопросам морского строительства.»

– Мне вполне хватит знаний и опыта, чтобы оценивать события, пусть даже я не смогу в них участвовать, – сказал он.

– Вы считаете, что роль стороннего наблюдателя способна вас удовлетворить?

– Да, – солгал он.

– Сомневаюсь. – Она снова пронзила его взглядом. – Скажите, вы действительно влюблены в Леоту Мэйсон? Это она предложила вашу кандидатуру. Впрочем, это ее право.

– Не знаю, – задумчиво ответил он. – Два года тому назад мне казалось…

– Увлечение – это прекрасно. – перебила она. – Это повод для сплетен, а сплетни нам не помешают. Но любви я не потерплю. Выбросьте эту блажь из головы. Не бывает ничего скучнее и пошлее любви между членами Круга. Она порождает не сплетни, а насмешки. Так увлечение или любовь?

– Увлечение, – решил он.

Дуэнья посмотрела на огонь, потом – на свои руки.

– Вам придется выработать буддистское отношение к окружающему миру, который будет меняться с каждым днем. Когда бы вы ни бросили на него взгляд, он покажется совершенно иным. Нереальным.

Он кивнул.

– Следовательно, чтобы сохранить душевное равновесие, вы должны внушить себе, что Круг – это центр Вселенной. Что бы ни говорило вам сердце, вы должны внимать не ему, а рассудку…

Он снова кивнул.

– …И если будущее придется вам не по вкусу, вы не должны забывать, что назад пути нет. Подумайте об этом. И не просто подумайте – прочувствуйте.

Он прочувствовал.

Перо забегало по бумаге. Внезапно старческая рука задрожала. Выронив стило, Мэри Мод Муллен спрятала руку под пледом.

– Вы не столь респектабельны, как большинство кандидатов, – произнесла она излишне будничным тоном, – но сейчас нам недостает людей с широким спектром эмоций. Контраст необходим – он придает нашим Балам глубину и живость. Просмотрите видеозаписи последних Балов.

– Уже просмотрел.

– И вы готовы отдаться им всем сердцем?

– Что бы ни говорило мне сердце…

– Хорошо, мистер Мур, возвращайтесь к себе в номер и ждите ответа. Завтра вы его получите.

Мур встал. На языке вертелись десятки вопросов, но задавать их было поздно. «Решила отказать? – мелькнула в голове паническая мысль. – Возможно поэтому беседа оказалась столь короткой?»

И все же, последние слова старухи прозвучали ободряюще.

Ему казалось, будто все его поры превратились в свежие ссадины от когтей и зубов. Мур повернулся и покинул обитель хрупких собачек.

До вечера он плескался в гостиничном бассейне, а потом отправился в бар. В тот день он не обедал.

Наконец пришел посыльный с радостным известием. Посыльный также намекнул, что по обычаю Мур должен послать своему инквизитору скромный подарок.

Пьяный Мур мигом придумал, что пошлет старухе, и захохотал.

Получив собачку с острова Оаху (такой в ее коллекции еще не было), Мэри Мод Муллен грустно пожала плечами, и это движение едва не перешло в крупную дрожь. Через несколько секунд старуха все-таки задрожала, едва не выронив статуэтку. Торопливо поставив ее на каминную полку, она схватила со стола пузырек с таблетками.

Впоследствии эта статуэтка потрескалась от перепада температур.

Они танцевали. Море над куполом казалось вечнозеленозолотым небом. День был необычайно юн.

Измученные шестнадцатичасовым Балом танцоры цеплялись друг за друга. Ноги у них болели, спины сутулились. По широкому залу еще двигалось восемь пар, и усталые оркестранты подпитывали их самой медленной музыкой, на какую только были способны. Рассредоточившись по окоему мира, где небо сливалось с голубой плиткой пола, сидело около пятисот человек. Расстегнув пуговицы на одежде и раскрыв рты, они глазели на танцующих, подобно серебряному карасю, таращившемуся в зеленый сумрак с праздничного стола

– Думаешь, будет дождь? – спросил Мур.

– Да.

– И я так думаю. Но довольно о погоде. Давай лучше о той неделе, которую ты провела на Луне.

Она улыбнулась.

– А чем тебя не устраивает старушка Земля?

Кто-то вскрикнул. Почти тотчас раздался звук пощечины.

– Никогда не был на Луне.

Казалось, Леоту это слегка развеселило.

– А я была. Но мне там не понравилось.

– Почему?

– Там холодно. За куполом пляшут безумные огни, и кругом – безжизненные черные скалы. – Она сделала гримаску. – Словно кладбище у конца времен…

– Ну, хорошо, – согласился Мур. – Не будем об этом.

– …А под куполом тебя не оставляет чувство, будто ты – бестелесный дух…

– Все, все.

– Извини. – Она коснулась губами его шеи. Он прижался губами к ее лбу. Она улыбнулась. – Круг утратил лоск.

– Это не имеет значения. Нас уже не снимают.

Возле гигантского праздничного стола в форме морского конька зарыдала женщина. Музыканты заиграли громче. Небо пестрело люминесцентными огоньками морских звезд, которые плыли по наводящему лучу. Одна из звезд окропила Мура и Леоту соленой водой.

– Завтра улетаем?

– Да, – ответила она.

– Как насчет Испании? Сейчас там сезон созревания вишен. Праздник

– Хуэгос Флоралес де ла Вендимья Херезана. Возможно, последний.

– Опять фейерверки, – вздохнула она. – Слишком шумно.

– Зато весело.

– Весело. – она скривила губы. – Давай лучше махнем в Швейцарию. Притворимся, будто мы совсем старенькие и дряхлые. Или придумаем еще что-нибудь романтичное.

– Некрофилка! – Мур поскользнулся на влажном пятне и едва не упал.

– Лучше уединиться в горной Шотландии на берегу какого-нибудь лоха. У тебя будет твой любимый туман, а у меня – парное молоко и соусированный табак…

– Нет! – воскликнула она, перекрывая пьяную болтовню окружающих. – Лучше в Нью-Гэмпшир.

– А почему не Шотландия?

– Я еще ни разу не бывала в Нью-Гэмпшире.

– А я бывал, и мне там не понравилось. Точь-в-точь как на Луне, если судить по твоему описанию.

В этот миг моль задела крылом пламя свечи. Раздался грохот.

В зеленых небесах медленно вытянулась холодная черная молния. Пошел мелкий дождь.

Пока Леота сбрасывала туфли, Мур схватил с пролетающего над его левым плечом подноса бокал и, осушив, поставил обратно.

– Похоже, здесь разбавляют напитки водой.

– Кругу приходится экономить, – сказала она.

Мур заметил Юнгера. Тот смотрел на них, стоя на краю зала с бокалом в руке.

– Я вижу Юнгера.

– И я. Он еле на ногах держится.

– Мы тоже. – Мур рассмеялся.

Шевелюра толстого барда представляла собой снежный хаос; левый глаз заплыл огромным синяком. Что-то пробормотав, Юнгер выронил бокал и рухнул ничком. Никто не пришел к нему на помощь.

– Похоже, он опять слишком увлекся.

– Бедный Юнгер, – равнодушно произнесла Леота. – А ведь мы с ним давно знакомы.

Дождь лил не переставая, и танцоры казались марионетками в руках неопытных кукольников.

– Они летят! – закричал человек в красной мантии и простер руки к небу. – Снижаются!

Мур не узнал этого человека. Очевидно, он был не из Круга.

Все головы, способные соображать, разом запрокинулись навстречу каплям дождя. В безоблачной зелени быстро разрастались силуэты трех серебристых дирижаблей.

– Мы спасены!

Ансамбль, словно маятник посредине траектории, на мгновение замер и заиграл вновь: «Спокойной ночи, леди, спокойной ночи, леди…»

– Мы будем жить!

Леота сжала ладонь Мура.

– Мы весело летим куда глаза глядят… – пели голоса.

– Куда глаза глядят, – повторила Леота.

– Мы весело летим, – согласился Мур.

– …Над синевою моря, под небом голубым…

Спустя круго-месяц после этого происшествия, едва не обернувшегося катастрофой для Круга (то есть, в год две тысячи девятнадцатый эпохи правления Повелителя и Президента Нашего Гамберта, через двенадцать лет после приснопамятного моретрясения) Мур и Леота стояли у стены Обители Сна на одном из островов Бермудского архипелага.

Светало.

– Кажется, я люблю тебя, – сказал он.

– Хорошо, что любовь не требует доказательств. – Леота прикурила от его зажигалки. – Я бы не поверила никаким доказательствам. Я вообще ничему не верю.

– Двадцать лет тому назад я встретил на Балу красивую женщину. Я танцевал с ней…

– Пять недель тому назад, – поправила она.

– …и подумал: интересно, захочет ли она когда-нибудь выйти из Круга и снова стать человеком, и оставаться им до гробовой доски?

– Мне и самой нередко приходят в голову подобные мысли. Особенно когда мерзко на душе. Нет, Элвин, эта женщина не выйдет из Круга. Во всяком случае, до тех пор, пока не станет старой и некрасивой.

– То есть, никогда, – заключил он.

– Ты благороден. – Она выпустила к звездам струйку дыма и коснулась холодной стены. – Когда-нибудь ее перестанут замечать, а если кто и посмотрит, то лишь затем, чтобы сравнить ее с какой-нибудь красавицей далекого будущего. А может быть, это произойдет скоро, если в мире вдруг изменятся критерии красоты. Как только это случится, она пересядет из экспресса в обычный пассажирский поезд.

– И на какой бы станции она ни вышла, ее будет окружать чужой мир, – подхватил Мур. – Похоже, он ежедневно меняется до неузнаваемости. Прошлой ночью… виноват, в прошлом году я встретил бывшего однокашника. Он называл меня «сынок», «мальчик», «малыш» – причем, не в шутку. Он основательно испортил мне аппетит.

– Знаешь ли ты, куда мы идем? – спросил Мур когда она повернулась к засыпающему саду. – Туда, откуда не возвращаются. В небытие. Пока мы спим, мир идет своей дорогой.

– Это помогает сберечь силы, – сказала она через несколько секунд. – Стимулирует. Вдохновляет. Я об отсутствии привязанностей. Все в мире тленно, кроме нас. Время и пространство не властны над нами, если у нас нет привязанностей.

– Ни к кому и ни к чему?

– Ни к кому и ни к чему.

– А тебе не кажется, что все это – великий розыгрыш?

– Ты о чем?

– О том, что с нами происходит. Представь, что все население планеты – мужчины, женщины, дети – год назад погибло при вторжении с Альфа Центавра. Все, кроме нас, замороженных. Предположим, инопланетяне распространили смертоносные бациллы…

– Я читала, в созвездии Центавра нет жизни.

– Хорошо, пусть они не с Центавра, а из другого созвездия. Предположим, все следы катастрофы уничтожены, и один из пришельцев показывает клешней на это здание. – Мур хлопнул ладонью по стене. – Он говорит: «Эге! Да тут остались живые, только они заморожены. Давайте-ка, ребята, спросим наших социологов, стоят ли эти земляне того, чтобы с ними возиться, или лучше снять крышки с холодильников, да и дело с концом?» Потом сюда входит социолог, любуется нашими ледяными саркофагами и говорит: «Эти олухи заслуживают только насмешек да нескольких строк петитом в провинциальной газетенке. Пусть они и останутся в полном неведении. Пусть думают, что все идет по-прежнему. Вся их жизнь расписана заранее, так что обмануть их труда не составит. Мы заполним танцевальные залы андроидами и будем удовлетворять все прихоти этих балбесов. Мы изучим их поведение в любой мыслимой ситуации, а когда закончим исследования, сломаем реле времени на Морозильниках, – и пусть они спят до скончания века. Или снимем крышки, и они мигом протухнут.»