Текст книги "Мастера американской фантастики"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Сильверберг,Альфред Бестер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

4

Звездный Зал Храма Престейна был обит металлическими панелями и украшен высокими зеркалами. В нем находились золотой орган и робот-органист, библиотека с библиотекаршей-андроидом на шаткой лесенке, письменный стол с секретаршей-андроидом за механическим пишущим устройством и американский бар с роботом-барменом. Престейн предпочитал слуг-людей, но андроиды и роботы лучше хранили тайну.

– Садитесь, капитан Йовил, – вежливо предложил он. – Мистер Шеффилд, представляющий сейчас мои интересы. Молодой человек – его помощник.

– Банни – моя походная библиотека, – засмеялся Шеффилд.

Престейн дотронулся до кнопки. В Звездном Зале пробудилась механическая жизнь. Органист играл, библиотекарша разбирала книги, секретарша печатала, бармен изящно работал шейкером. Это было эффектное зрелище; и его действие, тщательно рассчитанное психологами, давало Престейну преимущество над посетителями.

– Вы говорили о человеке по имени Фойл, – подсказал Престейн.

Капитан Йанг-Йовил из Центральной Разведки Вооруженных Сил Внутренних Планет состоял членом наводящего ужас Общества Бумажных Человечков, был адептом тзень-цинских Хамелеонов, Мастером Суеверий и свободно владел Секретной Речью. Сейчас капитан колебался, прекрасно осознавая действующее против него психологическое давление. Он изучил бесстрастное аскетичное лицо Престейна; упрямое агрессивное выражение Шеффилда; прилежную маску молодого человека по имени Банни, кроличьи черты которого выдавали восточное происхождение. Йанг-Йовилу было необходимо восстановить контроль над положением или хотя бы ответить на удар ударом.

Он начал обходной маневр.

– Не связаны ли мы случайно родственными узами в пределах пятнадцати колен? – спросил он Банни на мандаринском диалекте. – Я принадлежу к дому ученого Менг-Тзе, прозванного варварами Менцием.

– Тогда мы кровные враги, – запинаясь, ответил Банни. – Мой великий предок, правитель Шантунга, был свергнут в 342 году до н. э. земляной свиньей Менг-Тзе.

– С любовью и благоговением я брею ваши кривые брови, – сказал Йанг-Йовил.

– Со смиренным почтением я подпаляю ваши обломанные зубы, – смеясь, ответил Банни.

– Господа, господа! – запротестовал Престейн.

– Мы возобновляем трехтысячелетнюю вражду, – объяснил Йанг-Йовил Престейну, раздраженному непонятным разговором и смехом. Капитан попробовал нанести прямой удар.

– Когда вы закончите с Фойлом?

– С каким Фойлом? – вмешался Шеффилд.

– А какой у вас Фойл?

– С кланом Престейн связаны тринадцать человек, носящих это имя.

– Любопытное число. Вам известно, что я Мастер Суеверий? Когда-нибудь я открою вам тайну Зеркала-и-Слуха… Я имею в виду Фойла, связанного с утренним покушением на мистера Престейна.

– На Престейна, – поправил Престейн. – Я не «мистер». Я Престейн из Престейнов.

– На жизнь Престейна совершено три покушения, – отчеканил Шеффилд. – Вам следует быть более точным.

Капитан попробовал другой ход.

– Хотел бы я, чтобы наш мистер Престо был более точным.

– Ваш мистер Престо!.. – воскликнул Престейн.

– Разве вы не знаете, что Один из пятисот ваших Престо – наш агент? Странно. Мы были уверены, что вам все известно, и приняли соответствующие меры.

Престейн был потрясен. Йанг-Йовил положил ногу на ногу и доверительно произнес:

– Разведка часто страдает от чрезмерных ухищрений и предосторожностей.

– Это провокация! – не выдержал Престейн. – Никто из наших Престо не мог знать о Гулливере Фойле.

– Спасибо, – улыбнулся Йанг-Йовил. – Вот этот Фойл мне и нужен. Когда мы сможем его забрать?

Шеффилд бросил злой взгляд на Престейна и повернулся к Йанг-Йовилу.

– Кто это «мы»? – поинтересовался он.

– Центральная Разведка.

– Это гражданское дело, касающееся частных лиц, и пока и поскольку оно не связано с военным сырьем, кадровым персоналом, тактикой или стратегией, оно не входит в сферу вашей компетенции.

– Согласно 191-й поправке, – пробормотал Банни.

– «Номад» нес стратегическое сырье.

– «Номад» перевозил в банк Марса платиновые слитки, – рявкнул Престейн. – Если деньги…

– Разговор веду я! – оборвал Шеффилд и резко повернулся к Йанг-Йовилу. – Назовите стратегическое сырье.

Прямой вызов ошеломил Йанг-Йовила. Свистопляска вокруг «Номада» возникла из-за наличия на борту 20 фунтов ПирЕ, мирового запаса вещества, невосполнимого после гибели его создателя. Оба это знали, но Йовил предполагал, что адвокат предпочтет не упоминать ПирЕ.

Он решил ответить на прямоту прямотой.

– Хорошо, джентльмены, я назову. «Номад» нес 20 фунтов ПирЕ.

Престейн вскинулся; Шеффилд яростным взглядом осадил его.

– Что такое ПирЕ?

– По нашим данным…

– Полученным от мистера Престо?

– О, это ерунда, – засмеялся Йанг-Йовил и тут же перехватил инициативу. – По данным разведки, ПирЕ был разработан для Престейна, а изобретатель его исчез. Пирофор. Это все, что мы знаем точно. Но до нас доходят странные слухи… Невероятные доклады от надежных агентов… Если хотя бы часть наших догадок верна, ПирЕ может решить исход войны.

– Чепуха. Никакой военный материал не может иметь решающего значения.

– Нет? А антигравы 2022 года? А Универсальный Экран 2194? Любой стратегический материал имеет решающее значение, особенно если враг доберется до него первым.

– Сейчас такого шанса не существует.

– Благодарю вас за признание важности ПирЕ.

– Я ничего не признаю. Я все отрицаю.

– Центральная Разведка готова предложить вам обмен. Человека за человека. Изобретателя ПирЕ за Гулли Фойла.

– Он у вас? – потребовал Шеффилд. – В таком случае, зачем вам Фойл?

– У нас труп! – вспыхнул Йанг-Йовил. – Полгода вооруженные силы Внешних Спутников держали изобретателя на Ласселе и выбивали информацию. Мы устроили рейд, который закончился почти поголовной смертью его участников. Спасли труп. И до сих пор не знаем, сколько они из него вытянули.

Престейн резко выпрямился.

– Чёрт подери, – бушевал Йанг-Йовил, – неужели вы не видите всей остроты положения, Шеффилд? Мы все ходим по проволоке. Какого дьявола вы поддерживаете Престейна в этом грязном деле? Вы – лидер Либеральной партии… сверхпатриот. Главный политический враг Престейна. Продайте его, глупец, пока он не продал всех нас!

– Капитан Йовил, – ядовито вставил Престейн, – я не могу одобрить ваши выражения.

– Нам отчаянно нужен ПирЕ, – продолжал Йанг-Йовил. – Мы исследуем эти двадцать фунтов, научимся его синтезировать, применять в военных действиях… пока нас не опередили ВС. Но Престейн отказывается помогать. Почему? Потому что находится в оппозиции к правящей партии. Он не хочет никаких побед для либералов. Ради своей политики он предпочел бы наше поражение, потому что богачи вроде Престейна никогда не проигрывают. Придите в себя, Шеффилд! Вас нанял предатель. Подумайте, что вы собираетесь сделать!

В этот Момент раздался стук, и в Звездный Зал вошел Саул Дагенхем. Было время, когда Дагенхем, чародей от науки, сверкал среди физиков звездой первой величины – колоссальной памятью, изумительной интуицией и мозгом, изощренней вычислительной машины шестого поколения. Однако произошла катастрофа. Ядерный взрыв не убил его, но сделал радиоактивным, «горячим», ходячей чумой.

Правительство Внутренних Планет ежегодно выплачивало ему 25 тысяч кредиток для обеспечения защитных мер. Дагенхем не мог общаться с человеком более пяти минут, не мог занимать никакое помещение, включая собственное, более тридцати минут в сутки. Изолированный от жизни и любви, он бросил свои исследования и создал колосс «Курьеры Инк».

Когда бледный труп со свинцовой кожей появился в Звездном Зале, Йанг-Йовил понял неминуемость поражения. Он не мог соперничать одновременное тремя такими людьми. Он встал.

– Переговоры закончены. Я беру ордер на арест Фойла.

– Капитан Йовил уходит, – обратился Престейн к офицеру джант-стражи, приведшему Дагенхема. – Проводите его через лабиринт.

Йанг-Йовил поклонился, а когда офицер двинулся вперед, посмотрел прямо на Престейна, иронично улыбнулся и исчез со слабым хлопком.

– Престейн! – воскликнул Банни. – Он джантировал! Координаты этой комнаты не тайна для него! Он…

– Очевидно, – ледяным тоном отрезал Престейн. – Офицер, сообщите начальнику стражи. Звездный Зал немедленно перенести в другое место. Теперь, мистер Дагенхем…

– Подождите, – Сказал Дагенхем. – Надо заняться ордером.

И без извинения или объяснения он также исчез. Престейн поднял бровь.

– Еще один, – пробормотал он. – Но у этого, по крайней мере, хватило такта хранить свою информацию до конца.

Вновь появился Дагенхем.

– Не имеет смысла тратить время на лабиринт, – сказал он. – Я принял меры. Йовила задержат – два часа гарантировано, три часа вероятно, четыре возможно.

– Как? – поразился Банни.

Дагенхем холодно улыбнулся.

– Мне пора.

– Что с Фойлом? – спросил Престейн.

– Пока ничего. – На лице Дагенхема снова появилась страшная улыбка. – Он действительно уникален. Я перепробовал все обычные методы и наркотики… Ничего. Снаружи – всего лишь заурядный космонавт… если забыть татуировку… но внутри… он из стали. Что-то завладело всеми его помыслами, всем существом, и не отпускает.

– Что же? – спросил Шеффилд.

– Я надеюсь узнать.

– Как?

– Не спрашивайте – станете соучастником. Корабль наготове?

Престейн кивнул.

– Ждите, Фойл долго не выдержит.

– Где вы его держите?

Дагенхем покачал головой.

– Это помещение ненадежно.

Дагенхем джантировал Цинциннати – Нью-Орлеан – Монтеррей – Мехико и появился в психиатрическом крыле гигантского госпиталя Объединенных Земных Университетов. Крыло – едва ли подходящее название для целого города в маленькой стране госпиталя. Дагенхем появился на сорок третьем этаже терапевтического отделения, где в изолированном баке плавал без сознания Гулливер Фойл. Рядом стоял солидный бородатый мужчина в халате.

– Привет, Фриц.

– Привет, Саул.

– Хороша картинка – главврач обхаживает для меня пациента.

– Мы у тебя в долгу, Саул.

– Хватит об этом, Фриц. Я не облучу тебе госпиталь?

– Здесь свинцовые стены.

– Готов к работе?

– Хотел бы я знать, за чем ты охотишься.

– За информацией.

– И собираешься для этого превратить терапевтическое отделение в камеру пыток? Почему не использовать обычные наркотики?

– Все испробовано. Бесполезно. Он не обычный человек.

– Это запрещено, ты же знаешь.

– Передумал? За четверть миллиона я могу продублировать твое оборудование.

– Нет, Саул. Мы всегда будем у тебя в долгу.

– Тогда начнем.

Театр Кошмаров появился на свет в результате ранних попыток лечения шизофрении методом шока с целью заставить больного вернуться к реальности, превратив его воображаемый мир в пытку. Однако связанные с ним эмоциональные перегрузки пациента были признаны слишком жестокими.

Проекторы очистили от пыли и подготовили к работе. Фойла выбрали из бака, сделали ему стимулирующий укол и оставили на полу. Бак удалили. Свет выключили.

Каждый ребенок считает, будто его воображаемый мир уникален. Психиатрам же известно: радости и ужасы личных фантазий – общее наследство всего человечества. Терапевтическое отделение Объединенного Госпиталя записало эмоции на тысячи километров пленки и создало всеобъемлющий сплав ужаса в Театре Кошмаров.

Фойл очнулся в холодном поту, так и не поняв, что вышел из забытья. Его сжимали в клещах, кидали в пропасть, жарили на костре. С него содрали кожу, кислотой выжигали внутренности. Он завыл. Он побежал – вязкое болото обхватило его ноги. И какофонию скрежета, визга, стонов, угроз, терзавшую его слух, перекрывал настойчивый голос.

– Где Номад, где Номад, где Номад, где Номад?

– Ворга, – хрипел Фойл. – Ворга.

Его защищало собственное сумасшествие. Его собственный кошмар создал иммунитет.

– Где Номад? Где ты оставил Номад? Что случилось с Номадом? Где Номад?

– Ворга! – кричал Фойл. – Ворга. Ворга. Ворга.

В контрольном помещении Дагенхем выругался. Главврач, управляющий проекторами, взглянул на часы.

– Минута сорок пять, Саул. Он может больше не выдержать.

– Его надо расколоть. Выжми все!

Фойла хоронили заживо, медленно, неумолимо, безжалостно. Его засасывала глубина. Вонючая слизь обволакивала со всех сторон, отрезая от света и воздуха. Он мучительно долго задыхался, а вдали гремел голос:

– ГДЕ НОМАД? ГДЕ ТЫ ОСТАВИЛ НОМАД? ТЫ МОЖЕШЬ СПАСТИСЬ, ЕСЛИ НАЙДЕШЬ НОМАД. ГДЕ НОМАД?

Но Фойл был на борту «Номада» в своем гробу, без света и воздуха. Он свернулся в зародышевый комок it приготовился спать. Он был доволен. Он выживет. Он найдет «Воргу».

– Толстокожая скотина! – выругался Дагенхем. – Кто-нибудь раньше выдерживал Театр Кошмаров, Фриц?

– Нет. Ты прав. Это поразительный человек, Саул.

– Мы должныиз него вытянуть… Ну хорошо, к черту с этой штукой. Попробуем Мегалан. Актеры готовы?

– Все готово.

– Начнем.

Мания величия может развиваться в шести направлениях; Мегалан являлся драматической попыткой диагностики конкретного течения мегаломании.

Фойл проснулся в громадной постели. Он находился в роскошной спальне, сплошь в парче и бархате. Фойл удивленно огляделся. Мягкий солнечный свет падал через решетчатые окна. В дальнем углу застыл лакей, поправляя сложенную одежду.

– Эй… – промычал Фойл.

Лакей повернулся.

– Доброе утро, мистер Формайл.

– Что?

– Прекрасное утро, сэр. Я приготовил вам бежевую саржу и легкие кожаные туфли.

– В чем дело, эй, ты?

– Я?.. – Лакей удивленно посмотрел на Фойла. – Вы чем-то недовольны, мистер Формайл?

– Как ты меня зовешь?

– По имени, сэр.

– Мое имя… Формайл? – Фойл приподнялся на локтях. – Нет, мое имя Фойл. Гулли Фойл. Так звать меня.

Лакей прикусил губу.

– Простите, сэр…

Он вышел, и через минуту в комнату вбежала прелестная девушка в белом. Она села на край постели, взяла Фойла за руку и заглянула в глаза. Ее лицо выражало страдание.

– Милый, милый, милый, – прошептала она, – пожалуйста, не надо начинать все сначала. Доктор клянется, что ты пошел на поправку.

– Что начинать?

– Всю эту чепуху про Гулливера Фойла, будто бы ты простой…

– Я Гулли Фойл. Мое имя – Гулли Фойл.

– Любимый, нет. Это болезнь. Ты чересчур много работал.

– Гулли Фойл всю жизнь я.

– Да, знаю, дорогой, тебе так кажется. На самом деле ты Джеффри Формайл. Ты… о, к чему я это рассказываю? Одевайся, любовь моя. Тебя ждут внизу.

Фойл позволил лакею одеть себя и, как в тумане, спустился по лестнице.

Прелестная девушка, очевидно, обожавшая его, повсюду была с ним. Они пересекли колоссальную студию, заставленную мольбертами и незаконченными картинами, миновали зал со шкафами, столами, посыльными и секретаршами и вошли в громадную лабораторию с высокими потолками, загроможденную стеклом и хромом. Колыхалось и шипело пламя горелок, бурлили и пенились разноцветные жидкости, пахло странными химикалиями. По всему чувствовалось, что здесь проводятся необычные эксперименты.

– Что все это? – спросил Фойл.

Девушка усадила его в плюшевое кресло у необъятного стола, заваленного бумагами. На некоторых из них красовалась оставленная небрежным взмахом пера внушительная подпись: «Джеффри Формайл».

– Все свихнулись, все… – забормотал Фойл.

Девушка остановила его.

– Вот доктор Реган. Он объяснит.

Импозантный джентльмен со спокойными уверенными манерами подошел к Фойлу, пощупал пульс, осмотрел глаза и удовлетворенно хмыкнул.

– Прекрасно, – сказал он. – Превосходно. Вы близки к полному выздоровлению, мистер Формайл. Можете уделить мне одну минуту?

Фойл кивнул.

– Вы ничего не помните. Случается – перетрудились, к чему скрывать – чрезмерно увлеклись спиртным и не выдержали нагрузок. Вы утратили связь с реальностью.

– Я…

– Вы убедили себя в собственном ничтожестве – инфантильная попытка уйти от ответственности. Вбили себе в голову, будто вы простой космонавт по имени Фойл. Гулливер Фойл, верно? Со странным номером…

– Гулли Фойл. АС 128/127.006. Но это я! Про…

– Это не вы. Вотвы. – Доктор Реган махнул рукой в сторону необычных помещений, видневшихся через прозрачную перегородку. – Обрести настоящую память, всю эту великолепную реальность можно, лишь избавившись от фальшивой. – Доктор Реган подался вперед, гипнотически сверкнув стеклами очков. – Восстановите детально вашу старую память, и я уничтожу ее без следа. Где, по-вашему, вы оставили воображаемый корабль «Номад»? Как вам удалось спастись? Где ваш воображаемый «Номад»?

Фойл заколебался.

– Мне кажется, я оставил «Номад»… – Он замолчал.

Из блестящих очков доктора Регана на него уставилось дьявольское лицо… кошмарная тигриная маска с выжженной надписью «НОМАД» через перекошенные брови. Фойл вскочил.

– Врете! – взревел он. – Это я, по-настоящему я!

В лабораторию вошел Дагенхем.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Все свободны.

Кипучая жизнь в соседних комнатах прекратилась. Актеры исчезли быстро и тихо, не глядя в сторону Фойла.

Дагенхем обратил к Фойлу смертельную улыбку.

– Ты крепкий орешек, не правда ли? Ты воистину уникален. Меня зовут Саул Дагенхем. У нас есть пять минут для разговора. Выйдем в сад.

Сад Успокоения на крыше Терапевтического Здания был венцом лечебного планирования. Каждая перспектива, каждый цвет, каждый контур умиротворяли страсти, гасили раздражение, смягчали злость, убирали истерию, наводили меланхолию.

– Садись. – Дагенхем указал на скамейку рядом с кристально чистым бассейном. – Мне придется походить вокруг. Я облучен. Ты понимаешь, что это значит?

Фойл угрюмо мотнул головой. Дагенхем сорвал орхидею и обхватил ее ладонями.

– Следи за цветком. Увидишь.

Он прошел перед скамейкой и неожиданно остановился.

– Ты прав, разумеется. Все, что с тобой случилось, – правда. Только… чтос тобой случилось?

– Проваливай, – прорычал Фойл.

– Знаешь, Фойл, я восхищаюсь тобой.

– Проваливай.

– По-своему, по-примитивному, у тебя есть характер и изобретательность. Ты кроманьонец, Фойл. Бомба, брошенная на верфи Престейна, была замечательна; ты разграбил чуть ли ни весь Объединенный Госпиталь, добывая деньги и материалы. – Дагенхем стал считать по пальцам. – Обобрал слепую сиделку, очистил шкафчики, украл химикалии, украл приборы.

– Проваливай.

– Но откуда такая ненависть к Престейну? Зачем ты пытался взорвать его корабль? Чего ты хотел?

– Проваливай.

Дагенхем улыбнулся.

– Если мы собираемся беседовать, тебе придется выдумать что-нибудь новенькое. Твои ответы становятся однообразными. Что произошло с «Номадом»?

– Я не знаю никакого «Номада»; ничего не знаю.

– Последнее сообщение с корабля пришло семь месяцев назад. Потом… Что ты делал все это время? Украшал лицо?

– Я не знаю никакого «Номада», ничего не знаю.

– Нет, Фойл, не пойдет. У тебя на лбу татуировка «НОМАД». Свежая татуировка. Гулливер Фойл, АС 128/127.006, помощник механика, находился на борту «Номада». И как будто одного этого недостаточно, чтобы разведку залихорадило, ты возвращаешься на частной яхте, считавшейся пропавшей более пятидесяти лет. Послушай, да ты просто напрашиваешься на неприятности. Знаешь, как в разведке выбивают ответы из людей?

Фойл выпрямился. Дагенхем кивнул, увидев, что его слова попали в цель.

– Подумай хорошенько. Нам нужна правда, Фойл. Я пытался выманить ее у тебя хитростью, признаю. Ничего не получилось, признаю. Теперь я предлагаю тебе честную сделку. Если пойдешь на нее, мы защитим тебя. Если нет, проведешь пять лет в застенках разведки – или в ее лабораториях.

Фойла испугали не Пытки; он боялся потерять свободу. Нужна свобода, чтобы набрать денег и снова найти «Ворту»; чтобы убить «Воргу».

– Какую сделку? – спросил он.

– Скажи нам, что произошло с «Номадом» и где он сейчас?

– Зачем, ты?

– Зачем? Спасти груз, ты.

– Там нечего спасать. Чтоб за миллион миль да ради обломков?! Не крути, ты.

– Ну, хорошо, – сдался Дагенхем. – «Номад» нес груз, о котором ты не подозревал, – платиновые слитки. Престейн покрывал свой долг Банку Марса – двадцать миллионов кредиток.

– Двадцать миллионов… – прошептал Фойл.

– Плюс-минус пара тысяч. Тебя бы ждало вознаграждение. Ну, скажем, тридцать тысяч кредиток.

– Двадцать миллионов, – снова прошептал Фойл.

– Мы предполагаем, что с «Номадом» расправился крейсер Внешних Спутников. Тем не менее, они не поднимались на борт и не грабили, иначе тебя бы уже не было в живых. Значит, в сейфе в каюте капитана… Ты слушаешь, Фойл?

Но Фойл не слушал. Перед его глазами стояли двадцать миллионов… не двадцать тысяч… двадцать миллионов в платиновых слитках, как сияющая дорога к «Ворге». Не надо больше никакого воровства; двадцать миллионов, чтобы разыскать и стереть с лица земли «Воргу».

– Фойл!

Фойл очнулся и посмотрел на Дагенхема.

– Не знаю никакого «Номада», ничего не знаю.

– Я предлагаю щедрое вознаграждение. На тридцать тысяч космонавт может кутить, ни о чем не думая, целый год… Чего тебе еще?

– Ничего не знаю.

– Либо мы, либо разведка, Фойл.

– Больно вам надо, чтобы я попал им в лапы, иначе к чему разговоры? Но это все пустой треп. Я не знаю никакого «Номада», ничего не знаю.

– Ты!.. – Дагенхем пытался подавить бешенство. Он слишком много открыл этому хитрому примитивному созданию. – Да, мы не стремимся выдать тебя разведке. У нас есть свои собственные средства. – Его голос окреп. – Ты думаешь, что сможешь надуть нас. Ты думаешь, мы станем ждать, пока рак на горе свистнет. Ты думаешь даже, что раньше нас доберешься до «Номада».

– Нет, – сказал Фойл.

– Так вот слушай. На тебя заготовлено дело. Наш адвокат в Нью-Йорке только ждет звонка, чтобы обвинить тебя в саботаже, пиратстве в космосе, грабеже и убийстве. Престейн добьется твоего осуждения в двадцать четыре часа. Если у тебя и раньше было знакомство с полицией, это означает лоботомию. Они вскроют твой череп и выжгут половину мозгов, и ты никогда не сможешь джантировать.

Дагенхем замолчал и пристально посмотрел на Фойла. Когда тот покачал головой, Дагенхем продолжил.

– Что ж, тебя присудят к десяти годам того, что в насмешку называют лечением. В нашу просвещенную эпоху преступников не наказывают; их лечат. Тебя бросят в камеру одного из подземных госпиталей, и там ты будешь гнить в темноте и одиночестве. Ты будешь гнить там, пока не решишь заговорить. Ты будешь гнить там вечно. Выбирай.

Ворга, я убью тебя насмерть.

– Я ничего не знаю о «Номаде». Ничего!

– Хорошо. – Дагенхем сплюнул. Внезапно он протянул сжатый в ладони цветок орхидеи. Цветок почернел и рассыпался. – Вот что с тобой будет.