Текст книги "Мастера американской фантастики"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Сильверберг,Альфред Бестер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Я счастлив сделать такой выбор!

– Разумеется. У вас правильное настроение, Адьер.

– Мне говорили, что я родился на сто лет раньше.

– Всем обычно это говорят… или на сто лет позже.

– Мне говорили и это.

– Что ж, подумайте. Что вы предпочитаете… прекрасное будущее или поэтическое прошлое?

Адьер начал раздеваться, раздеваться медленно, как делал каждую ночь перед тем, как предаться фантазиям. Но сейчас фантазии предстояло воплотиться, и момент выбора страшил его. Еле переставляя ноги, он взошел на медный диск, на вопрос Джеллинга пробормотал свое решение и исчез из этого времени навсегда.

Куда? Вы знаете. Я знаю. Адьер знает. Он ушел в Землю Наших Дорогих Мечтаний. Он скрылся в прибежище Наших Снов. И почти тут же понял, что покинул единственное подходящее для себя место.

Сквозь дымку лет все времена, кроме своего собственного, кажутся золотыми и величественными. Мы жаждем будущего, мы томимся по прошлому и не осознаем, что выбора нет… Что день сегодняшний, плохой или хороший, горький, тяжелый или приятный, спокойный или тревожный, – единственный день для нас. Ночные мечты – предатели, и мы все – соучастники собственного предательства.

Не можно тратить цена одна чашка кофе, достойный сэр? Нет, сэр, я не есть попрошайная личность. Я есть из-голодный японский странник оказаться в этот ужасный год. Почетный сэр! Ради вся святая милость! Один билет в город Лайонесс. Я хочу на колени молить виза. Я хочу в Хиросима, назад, в 1945-й. Я хочу домой.

Аттракцион

Я пощекотал ее ножом; порезы на ребрах неопасны, но весьма болезненны. Ножевая рана сперва побелела, затем покраснела.

– Слушай, дорогая. – (Я забыл ее имя.) – Вот что у меня для тебя есть. Взгляни-ка. – Я помахал ножом. – Чувствуешь?

Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал.

– Ну, тварь, отвечай мне.

– Пожалуйста, Дэвид, – пробормотала она.

Скучно. Неинтересно.

– Я ухожу. Ты, вшивая шлюха. Дешевая проститутка.

– Пожалуйста, Дэвид, – повторила она низким голосом.

Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс.

– Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать.

Я выбрал из кармана деньги отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе – в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь…

Я скомкал деньги и бросил ей на колени.

– Пожалуйста, Дэвид.

Ни слез, ни криков… Она невыносима. Я ушел.

Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику… А они могут подвести тебя, вот как эта.

Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени оставалось немного.

Я пошел на Шестую авеню… нет, Авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки… нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри.

Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна.

Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде.

– Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри?

– Это ты, Дэвид?

– Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой.

– Ох, Дэвид!

– Газ. Самопроизвольная развязка. Ты с ним работала?

– Конечно. Но я не думала, что он…

– Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они…

– Не учи меня, Дэвид.

– Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон.

– Определенно рекомендую.

– Как мне ее найти?

– Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в «Шооне», или в «Греке», или в «Дугласе». Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени.

– Все окупится, если его жена стоит того.

– Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере.

– Хорошо, а как с Гандри?

– О, к дьяволу Гандри! – прорычала она и повесила трубку.

Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел.

Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в «Греке» на Восточной Пятьдесят второй улице.

– Эдди Бекон здесь?

– В глубине, сзади, – махнул бармен.

Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу.

– Который из них?

Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом.

– Привет, Эдди.

У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня.

– Что будете пить?

– Виски. Воду. Без льда.

Принесли выпивку.

– Где Лиз?

– Кто?

– Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас?

– Они все ушли от меня.

– Где Лиз?

– Это случилось совершенно неожиданно, – произнес он мрачным голосом. – Я взял детей на Кони-Айленд…

– О детях в другой раз. Где Лиз?

– Я рассказываю. Кони-Айленд – проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века.

– Во взрослых тоже. Как насчет Лиз?

– Боже! – воскликнул Бекон. Мы выпили еще. – Да… Лиз… Тазаставила меня забыть, что Лиз существует. Я встретил ее у вагончиков роллер-костера [16]16
  Роллер-костер – американские горки.


[Закрыть]. Она ждала. Притаилась, чтобы броситься. Паук. «Черная вдова». Шлюха, которой не было.

– Кого не было?

– Вы не слышали об Исчезнувшей любовнице Бекона? Невидимой Леди? Пропавшей Даме?

– Нет.

– Черт побери, где вы были? Не знаете, как Бекон снял комнату для женщины, которой не существовало?.. Надо мной до сих пор смеются. Все, кроме Лиз.

– Я ничего не знаю.

– Нет? – Он сделал большой глоток, поставил стакан и зло вперился в стол, будто ребенок, пытающийся решить алгебраическую задачку. – Ее звали Фрейда. Ф-Р-Е-Й-Д-А. Как Фрейя, богиня весны. Вечно молодая. Внешне она была вылитая девственница Боттичелли. И тигр внутри.

– Фрейда… Как дальше?

– Понятия не имею. Может быть, у нее нет фамилии, потому что она воображаема, как мне говорят. – Он глубоко вздохнул. – Я занимаюсь детективами на телевидении. Я знаю все уловки – это мое дело. Но она придумала другую. Она подцепила меня, заявив, что где-то встретила моих детей. Кто может сказать, кого знает маленький ребенок? Я проглотил ее приманку, а когда раскусил ее ложь, уже погиб.

– Что вы имеете в виду?

Бекон горько улыбнулся.

– Это все в моем воображении, уверяют меня. Я никогда не убивал ее на самом деле, потому что в действительности она никогда не жила.

– Вы убили Фрейду?

– С самого начала это была война, – сказал он, – и она кончилась убийством. У нас была не любовь – была война.

– Это все ваши фантазии?

– Так мне говорят. Я потерял неделю. Семь дней. Говорят, что я действительно снимал квартиру, но никого туда не приводил, потому что никакой Фрейды не существовало. Я был один. Один. Не было сумасшедшей твари, говорившей: «Сигма, милый…»

– Что-что?

– Вы слышали. «Сигма, милый». Она так прощалась. «Сигма, милый». Вот что она сказала мне в тот последний день. С безумным блеском в девственных глазах. Сказала, что сама позвонила Лиз и все о нас выложила. «Сигма, милый». И направилась к двери.

– Она рассказала Лиз? Вашей жене?

Бекон кивнул.

– Я схватил ее и затащил в комнату. Запер дверь и позвонил Лиз – она паковала вещи… Я разбил телефон о голову этой стервы. Я обезумел. Я сорвал с нее одежду, приволок в спальню и задушил…

– А Лиз?

– В дверь ломились – крики Фрейды были слышны по всей округе, – продолжал Бекон. – Я подумал: «Это же шоу, которое ты делаешь каждую неделю. Играй по сценарию!» Я сказал им: «Входите и присоединяйтесь к убийству».

Он замолчал.

– Она была мертва?

– Убийства не было, – медленно произнес Бекон. – Не было никакой Фрейды. Квартира на десятом этаже: никаких пожарных лестниц – только дверь, куда ломились полицейские. И в квартире никого, кроме меня.

– Она исчезла? Куда? Как? Не понимаю.

Он потряс головой и мрачно уставился на стол. После долгого молчания продолжил:

– От Фрейды не осталось ничего, кроме безумного сувенира. Он, должно быть, выпал в драке – в драке воображаемой, как все говорят. Циферблат ее часов.

– А что в нем безумного?

– Он был размечен двойками от двух до двадцати четырех. Два, четыре, шесть, восемь… и так далее.

– Может быть, это иностранные часы. Европейцы пользуются двадцатичетырехчасовой системой. Я имею в виду, полдень – двенадцать, час дня – тринадцать…

– Не перебивайте меня, – оборвал Бекон. – Я служил в армии и все знаю. Но никогда не видел такого циферблата. Он не из нашего мира. Я говорю буквально.

– Да? То есть?

– Я встретил ее снова.

– Фрейду?!

Он кивнул.

– И снова на Кони-Айленде, возле роллер-костера. Я подошел к ней сзади, затащил в аллею и сказал: «Только пикни – и на этот раз ты будешь мертва наверняка».

– Она сопротивлялась?

– Нет. Без единой царапинки, свежая и девственная, хотя прошла только неделя. «Черная вдова», подкарауливающая мушек. Ей нравилось мое обращение.

– Не понимаю…

– Я понял, когда смотрел на нее, смотрел на лицо, улыбающееся и счастливое от моей ярости. Я сказал: «Полицейские клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Невропатологи клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Значит, ты – плод моего воображения, и из-за этого я неделю провел с душевнобольными. Но я знаю, как ты выбралась и куда ушла».

Бекон замолчал и пристально взглянул на меня. Я ответил ему прямым взглядом.

– Насколько вы пьяны? – спросил он.

– Достаточно, чтобы поверить во все, что угодно.

– Она прошла сквозь время, – произнес Бекон. – Понятно? Сквозь время. В другое время. В будущее.

– Что? Путешествие во времени?!

– Именно. – Он кивнул. – Вот почему у нее были эти часы. Машина времени. Вот почему она так быстро поправилась. Она могла оставаться там год или сколько надо, чтобы исчезли все следы. И вернуться – Сейчас или через неделю после Сейчас. И вот почему она говорила «Сигма, милый». Так они прощаются.

– Минутку, Эдди…

– И вот почему она хотела, чтобы дело подошло так близко к ее убийству.

– Но это ни с чем не вяжется! Она хотела, чтобы ее убили?

– Я же говорю. Она любила это. Они все любят это. Они приходят сюда, ублюдки, как мы – на Кони-Айленд. Не для того, чтобы изучать или исследовать, как пишут в фантастике. Наше время для них – парк развлечений и аттракционов, вот и все. Как роллер-костер.

– Что вы имеете в виду?

– Эмоции. Страсти. Стоны и крики. Любовь и ненависть, Слезы и убийства. Вот их аттракцион. Все это, наверное, забыто там, в будущем, как забыли мы, что значит убегать от динозавра. Они приходит сюда в поисках острых ощущений. В свой каменный век… Отсюда все эти преступления, убийства и изнасилования. Это не мы. Мы не хуже, чем были всегда. Это они. Они доводят нас до того, что мы взрываемся и устраиваем им роллер-костер.

– А Лиз? – спросил я. – Она верит в это?

Он покачал головой.

– У меня не было возможности ей рассказать. Шесть прекрасных футов ирландской ярости. Она забрала мой револьвер.

– Это я слышал, Эдди. Где Лиз теперь?

– На своей старой квартире.

– Миссис Элизабет Бекон?

– Уже не Бекон. Она живет под девичьей фамилией.

– Ах, да. Элизабет Нойес?

– Нойес? С чего вы взяли? Нет. Элизабет Горман. – Он воскликнул: – Что? Вы уже уходите?

Я посмотрел на свой измеритель времени. Стрелка стояла между двенадцатью и четырнадцатью. До возвращения еще одиннадцать дней. Как раз достаточно, чтобы обработать Лиз и толкнуть ее на определенные действия. Револьвер – это кое-что… Фрейда права. Я встал из-за стола.

– Пора идти, Эдди, – произнес я. – Сигма, приятель.

Не по правилам

Девушка, сидевшая за рулем джипа, была очень красива. Кожа отливала нежным загаром, длинные светлые волосы развевались роскошным хвостом. На ней были легкие парусиновые сандалии, голубые джинсы – и больше ничего.

Она остановила джип у библиотеки на Пятой авеню и собиралась уже войти туда, когда ее внимание привлек магазин на противоположной стороне улицы. Она застыла в раздумье, затем скинула джинсы и швырнула их в воркующих на ступенях голубей. Те в испуге взлетели, а девушка подошла к витрине, где было выставлено шерстяное платье с высокой талией, не сильно еще побитое молью. На ценнике стояло: 79.90. Кирпичом девушка разбила стекло, предусмотрительно отойдя в сторону. Порывшись на полках и найдя нужный размер, она раскрыла книгу продажи и аккуратно записала: «79.90. Линда Нельсен».

Потом вернулась в библиотеку, поднялась, перебежав изгаженный за пять лет голубями холл, на третий этаж и, как всегда, отметилась в книге выдачи: «Число – 20 июня 1981 г. Имя – Линда Нельсен. Адрес – Центральный парк. Пруд модельных яхт. Профессия – последний человек на Земле».

Достав несколько бесценных художественных изданий, она бегло просмотрела их и вырвала кое-какие иллюстрации, которые отлично подойдут к ее спальне. Этажом ниже сняла с полки два учебника итальянского языка и словарь и уложила все в джип рядом с большой красивой куклой.

Отъехав от библиотеки, она направилась по Пятой авеню, лавируя между стоявшими машинами и осторожно объезжая разрушенные здания. У развалин собора святого Патрика из ниоткуда вдруг появился мужчина и, не оглядываясь по сторонам, стал переходить улицу прямо перед ней. Она так резко затормозила, что джип вильнул и врезался в останки автобуса. Мужчина вскрикнул, отпрянул назад и замер, глядя на девушку.

– Вы сумасшедший разиня! – закричала она. – Почему не смотрите, куда идете?!

Он был крепкого сложения, с густыми, покрытыми сединой волосами, рыжей бородой и обветренной кожей. Его одежда состояла из туристского костюма и лыжных ботинок. За спиной висели рюкзак и двухстволка.

– Боже мой, – прошептал мужчина осипшим голосом. – Наконец. Я знал. Я всегда знал, что найду кого-нибудь… – Затем, когда он увидел ее изумительные длинные волосы, его лицо поникло. – Но надо же, как не везет, – пробормотал он. – Женщина!..

– Вы что, чокнутый? – холодно спросила Линда.

– Простите, леди. По правде говоря, я не рассчитывал на движение.

– Надо же соображать немного, – выразительно сказала она, отводя джип от автобуса.

– Эй, погодите!

– Ну, чего?

– Вы понимаете что-нибудь в телевизорах? Эта чертова электроника…

– Остроумничаете?

– Нет-нет, серьезно.

Линда что-то невнятно пробормотала и тронулась было с места, но он загородил ей дорогу.

– Пожалуйста! Это очень важно для меня. В самом деле, вы разбираетесь в телевизорах?

– Нет.

– Вот черт! Прошу прощения, леди, интересно бы узнать: в городе есть парни?

– Здесь никого нет, кроме меня. Я последний человек на Земле.

– Забавно. Я думал то же самое про себя.

– По крайней мере, последняя женщина.

Он затряс головой.

– Но должны же быть другие люди! Может, на юге?... Я сам из Нью-Хейвена и иду на юг, где места потеплее, потому что пытаюсь найти ребят, у которых можно кое-что спросить.

– Что именно?

– А, женщине не понять. Не хочу вас обидеть.

– Ну, если вы идете на юг, то не туда забрели.

– Разве юг не там? – спросил бородач, указывая вниз по Пятой авеню.

– Да, но Манхаттан – остров. Вам надо пройти по мосту Джорджа Вашингтона к Джерси.

– А где это?

– Идите по Пятой авеню до Соборной аллеи, потом поднимитесь по Риверсайд…

Беспомощный взгляд.

– Первый раз в городе?

Он кивнул.

– Ну, ладно, – вздохнула она. – Залазьте. Я вас подвезу.

Девушка переложила книги и куклу на заднее сиденье, и он сел рядом с ней.

– Путешествуете?

– Да.

– А почему не взяли машину? Бензина и масла полно.

– Я не умею водить, – уныло ответил бородач.

Он выпустил из груди воздух, и массивный рюкзак дрогнул на широкой спине. Девушка изучала его краем глаза. Мгновенье она раздумывала, затем кивнула каким-то своим мыслям и остановила джип.

– В чем дело? – спросил мужчина. – Поломка?

– Как вас зовут?

– Майо. Джим Майо.

– А я Линда Нельсен.

– Рад познакомиться. Почему мы не едем?

– Джим, у меня к вам предложение.

– Да? – Он с сомнением оглядел ее. – С удовольствием выслушаю, леди, то есть Линда, но нужно вам сказать, что у меня определенные планы…

– Джим, если вы мне поможете, я тоже вам помогу.

– Например?

– Я так одинока вечерами… Днем слишком много дел, а вечерами просто ужасно.

– Понимаю, – пробормотал он. – Но при чем тут я?

– Почему бы вам не остаться на некоторое время в Нью-Йорке? Я научу вас водить, и вам не придется идти на юг пешком.

– Недурная идея. А водить – это трудно?

– Ерунда, научу вас за несколько дней!

– Я не смогу так быстро.

– Ну хорошо, за месяц. Зато сколько времени вы сэкономите потом!.

– Да, заманчиво… – Он спохватился. – А что я должен сделать для вас?

Ее лицо мечтательно озарилось.

– Джим, я хочу, чтобы вы помогли мне перевезти пианино.

– Пианино? Какое пианино?

– Розового дерева, «стейнвей». Из одной квартиры на Пятьдесят седьмой улице. Я просто умираю, так хочу иметь его у себя.

– Обзаводитесь мебелью?

– Да, но, кроме того, я хочу после обеда поиграть на пианино. Нельзя же вечно слушать пластинки! Я все уже приготовила: самоучители, пособия по настройке… А вот перевезти не могу.

– Но ведь в городе полно квартир с пианино! Вы можете поселиться в любой.

– Ни за что! Я потратила пять лет на устройство своего гнездышка и люблю его. Кроме того, где взять питьевую воду?

Он кивнул.

– Да, вода… Кстати, как у вас с ней?

– Я живу в Центральном парке, в доме у пруда, где раньше хранили модели яхт. Прелестное место. Вдвоем мы установим пианино, Джим. Это будет нетрудно.

– Просто не знаю, Лина…

– Линда.

– Простите. Я…

– Вы кажетесь очень сильным. Что вы делали раньше?

– Я был профессиональным борцом.

– О!..

– Но в последнее время держал бар в Нью-Хейвене. Он пользовался популярностью у спортсменов. А чем занимались вы?

– Работала в «ББДО».

– Что это такое?

– Рекламное агентство, – объяснила она нетерпеливо. – Поговорим об этом позже, если вы останетесь. Я научу вас водить, и мы перевезем пианино, и есть еще несколько вещей, которые я… Впрочем, это подождет. А потом уедете на юг.

– Линда, честное слово, не знаю…

Она взяла его за руки.

– Ну, Джим, пожалуйста. Вы можете остановиться у меня. Я хорошо готовлю, и у меня есть прелестная комната для гостей.

– Зачем? Вы ведь думали, что на Земле больше никого нет.

– Глупый вопрос. В приличном доме всегда должна быть комната для гостей. В пруду будете купаться, найдем вам шикарный «ягуар»…

– Я бы предпочел «кадиллак».

– Как угодно. Ну, что скажете, Джим? Договорились?

– Хорошо, Линда, – проворчал он неохотно. – Договорились.

Это был действительно прелестный дом. Овальный пруд в мягких лучах июньского солнца отливал голубизной, там и тут крякали утки. Дом выходил окнами на запад, а вокруг него расстилался парк.

Майо завистливо посмотрел на пруд.

– Только яхт недостает… – произнес он.

– Здесь их было полным-полно, когда я въехала, – сказала Линда.

– Я всегда мечтал иметь модель корабля. Однажды, когда я был маленьким…

Майо умолк. Откуда-то донеслись звуки тяжелых ударов, будто камнем били о камень. Все прекратилось так же внезапно, как и началось.

– Что это?

Линда пожала плечами.

– Точно не знаю. Думаю, что разрушается город. Вы еще увидите, как иногда разваливаются здания. Привыкаешь со временем… Ну, входите.

Она вся светилась гордостью за свое жилище, но у Майо многочисленные украшения вызвали легкое раздражение. Однако викторианская гостиная, спальня-ампир и «деревенская» кухня с настоящей керосиновой плитой произвели на него впечатление. Комната для гостей в колониальном стиле с изящными светильниками, с диваном на изогнутых ножках и ворсистым ковриком его обеспокоила.

– Здесь все такое девичье…

– Естественно. Я ведь девушка.

– Да, конечно. Я имею в виду… – Майо подозрительно огляделся. – Ну, парню скорее подошли бы менее хрупкие вещи.

– Не волнуйтесь. Диван вас выдержит. Теперь запомните, Джим. Ботинки в комнате снимать. С ковриком будьте поаккуратней, на ночь лучше убирайте. Я взяла его в музее и не хочу, чтобы он трепался. У вас смена одежды есть?

– Только то, что на мне.

– Завтра достанем другую. Ваше тряпье даже стирать не стоит.

– Послушайте, – в отчаянии взмолился он. – Обоснуюсь-ка я, пожалуй, прямо в парке.

– Почему?

– Видите ли, я больше привык к этому, чем к таким домам. Но вы не беспокойтесь, Линда, я где-нибудь поблизости.

– Чепуха, – тверда заявила Линда. – Вы мой гость и будете жить здесь. Теперь мыться – я угощу вас обедом.

Ели они из дорогих китайских тарелок, пользовались шведскими серебряными вилками. Обед был довольно легким, и Майо остался голоден, но сказать об этом не решился. Не желая придумывать повод выйти в город и перехватить что-нибудь посущественней, он просто отправился спать, сняв ботинки, но совершенно забыв про коврик.

Утром его разбудило громкое кряканье. Соскочив с постели и подойдя к окну, он увидел, как с пруда взлетают утки, испуганные каким-то красным пятном. Когда его глаза привыкли к яркому свету, он разглядел, что это купальная шапочка. Потягиваясь и зевая, Джим вышел к воде. Линда радостно приветствовала его, подплыла к берегу и вылезла. Кроме красной шапочки, на ней ничего не было. Майо отодвинулся, чтобы на него не попали брызги.

– Доброе утро, – сказала Линда. – Хорошо спал?

– Доброе утро, – ответил Майо. – Нормально. Ух, вода, должно быть, холодная-холодная. У тебя гусиная кожа.

– Вода изумительная. – Она стянула шапочку и распустила волосы. – Где полотенце? Ах, вот… Давай, Джим, сразу освежишься.

– Кому охота купаться в такую холодину?

– Ну же, не трусь!

Раскат грома расколол тихое утро. Майо пораженно уставился в небо.

– Какого черта!.. Что это? Будто самолет прошел звуковой барьер! – воскликнул он.

– Смотри, – приказала Линда. – Вот! – закричала она, указывая на запад. – Видишь?

Один из вестсайдских небоскребов величественно оседал, разваливаясь на глазах. Поднялся столб пыли, почва задрожала, и тут же раздался грохот падения.

– Боже, что за зрелище, – пробормотал ошеломленный Майо.

– Упадок и разрушение… – прокомментировала Линда. – Ну, ныряй, Джим. Я принесу тебе полотенце.

Она вбежала в дом. Майо скинул брюки и снял носки, но все еще стоял на берегу, с несчастным видом трогая воду ногой, когда она вернулась с громадным купальным полотенцем.

– Ужасно холодно, Линда, – пожаловался он.

– Разве тебе не приходилось принимать холодные души?

– Ни в коем случае! Только горячие.

– Джим, если будешь так стоять, никогда не решишься. Посмотри на себя, ты уже дрожишь. Это у тебя что на груди, татуировка?

– Ага. Пятицветный питон. Восточный. Он обвивается по всему телу. Видишь? – Майо с гордостью повернулся. – Мне его накололи в Сайгоне в шестьдесят четвертом, когда я служил на флоте. Красиво, да?

– А не больно было?

– Ерунда! Другие парни выставляют это так, будто они перенесли адские муки, но это просто бахвальство.

– Ты служил на флоте в шестьдесят четвертом?

– Верно.

– Сколько же тебе было лет?

– Двадцать.

– Значит, теперь тебе тридцать семь? И седина у тебя преждевременная?

– Наверно.

Линда смотрела на него с задумчивым видом.

– Знаешь, что? Если решишь окунуться, не мочи голову.

Она снова вбежала в дом. Майо, застыдившись колебаний, заставил себя смело опустить ногу в пруд. Он стоял по пояс в воде, опасливо брызгая на плечи и грудь, когда вернулась Линда. Она несла стул, ножницы и расческу.

– Разве не прекрасно?

– Нет.

Она рассмеялась.

– Ну, хорошо, выходи. Я тебя подстригу. И бороду уберем. Посмотрим, на кого ты похож.

Через пятнадцать минут Линда оглядела плоды своего труда и удовлетворенно кивнула.

– Красив, очень красив.

– Ну, ты уж хватила. – Он покраснел.

– На кухне я согрела воду. Иди и побрейся. И не вздумай одеваться. После завтрака мы подберем тебе одежду, а потом… Пианино.

– Но я не могу разгуливать по улице голышом! – смущенно возразил Майо.

– Не глупи. Кто тебя увидит? Давай, поторапливайся.

Они доехали до магазина «Аберком и Фитч» на углу Мэдисон и Сорок пятой улицы. Сдернув с Майо полотенце, в которое он стыдливо завернулся, Линда сняла с него мерку и исчезла в глубине магазина. Вернулась она с полными руками.

– Джим, я достала прелестные лосиные мокасины, и костюм для сафари, и шерстяные носки, и походные рубашки, и…

– Слушай, – оборвал он. – Ты знаешь, сколько это стоит? Почти полторы тысячи долларов!

– Да? Давай, сперва штаны…

– Ты сошла с ума, Линда. Зачем все это барахло?

– Носки не малы? Какое барахло? Эти вещи мне нужны.

– Такие, как… – Он начал подписывать ярлыки продажи, – как маска для подводного плавания с плексигласовыми линзами за девять девяносто пять? Для чего?

– Чтобы очистить дно пруда.

– А столовый набор из нержавеющей стали за тридцать девять долларов?

– Это если я заленюсь и не захочу греть воду. Нержавейку можно мыть в холодной воде. – Она с восхищением смотрела на него. – Джим, ты только взгляни на себя в зеркало! Вылитый охотник из рассказа Хэмингуэя!

Он покачал головой.

– Не представляю, как ты расплатишься. Надо быть поэкономней, Линда. Тратить такую уйму денег!.. Может, лучше забудем про пианино?

– Никогда, – возмущенно заявила Линда. – Мне все равно, сколько оно стоит!

После дня напряженной физической и умственной работы пианино было установлено в гостиной. Майо в последний раз убедился, что оно не рухнет, и устало плюхнулся в кресло.

– Боже! – простонал он. – Легче было бы пешком идти на юг.

– Джим! – Линда подбежала и бросилась ему на грудь. – Джим, ты ангел. Как ты себя чувствуешь?

– В порядке, – проговорил он. – Слезь с меня, Линда, я не могу вздохнуть.

– Как мне тебя отблагодарить? Я сделаю все, что хочешь, только скажи.

– А-а, – отмахнулся он. – Ты меня уже подстригла.

– Я серьезно.

– Ты не собираешься учить меня водить?

– Разумеется. Я теперь вечно у тебя в долгу.

Линда села на стул, не сводя глаз с пианино.

– Не поднимай много шума по пустякам.

Он с кряхтеньем поднялся, сел за инструмент, смущенно улыбнулся через плечо и заиграл менуэт. Линда выдохнула и резко выпрямилась.

– Ты играешь… – прошептала она.

– Немного учили в детстве.

– И умеешь читать ноты?

– Вроде бы.

– Научишь меня?

– Попробую, это трудно. О, вот еще что я сыграю.

Он начал калечить «Ликование весны».

– Прекрасно… Просто прекрасно!

Линда смотрела ему в спину, и выражение решимости крепло на ее лице. Она медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.

Он поднял голову.

– Мм-м?

– Ничего, – ответила она. – Ты играй, играй, а я приготовлю обед.

Но остаток дня Линда была так занята какими-то мыслями, что Майо стал нервничать и рано отправился спать.

Годный автомобиль нашли только часа в три на следующий день, причем не «кадиллак», а «шевроле». Они выехали из гаража на Десятой авеню и направились восточнее, где Линда лучше ориентировалась. Она призналась, что границы ее мира простирались от Пятой авеню до Третьей, и от Сорок второй улицы до Восемьдесят шестой.

Она передала руль Майо и предоставила ему возможность тащиться вниз по Мэдисон, упражняясь в остановках и стартах. Пять раз он терял управление, одиннадцать раз наезжал на машины и даже врезался в витрину – к счастью, без стекла.

– Черт, как трудно, – дрожа от напряжения, выдавил Майо.

– Главное – практика, – успокоила Линда. – Не волнуйся. Обещаю, что через месяц ты будешь классным водителем.

– Целый месяц!

– Ничего не поделаешь, сам говорил, что плохой ученик. Останови здесь.

Машина судорожно дернулась и остановилась. Линда выскочила.

– Подожди меня.

– Что ты хочешь?

– Сюрприз.

Она подбежала к магазину и исчезла. Вернулась она через полчаса в черном платье с жемчужными бусами и в лакированных бальных туфельках на высоком каблуке. Волосы были уложены в пышную прическу.

– Теперь поедем на Пятьдесят вторую улицу.

Майо очнулся от столбняка и тронул машину.

– Ты чего это разоделась?

– Это вечернее платье для коктейлей… Эй, Джим! – Она схватила руль и еле успела отвернуть от стремительно надвигающегося кузова грузовика. – Я веду тебя в знаменитый ресторан.

– Поесть?

– Нет, глупенький. Выпить. Теперь налево. И попробуй плавно затормозить.

Кое-как остановившись, Майо вышел из машины и стал принюхиваться.

– Чувствуешь?

– Что?

– Какой-то сладковатый запах.

– Это моя косметика.

– Нет, что-то в воздухе, сладкое и удушливое. Знакомый запах… Черт, не вспомню.

– Не обращай внимания. Пошли.

Она ввела его в ресторан.

– Тебе надо было надеть галстук, – прошептала Линда. – А, ладно, обойдется.

Сам ресторан не произвел на Майо ни малейшего впечатления, но его зачаровали висевшие в баре портреты знаменитостей. Он едва не обжег пальцы, всматриваясь в пламени спичек в Мэла Аллена, Реда Барбера, Кэсси Штенгеля, Фрэнка Гиффорда и Роки Маркиано. Когда пришла Линда с зажженной свечой, он нетерпеливо повернулся к ней.

– Ты встречалась здесь с кем-нибудь из этих телезвезд?

– Наверное. Выпьем?

– Да-да. Но я хотел бы поговорить о них.

Майо проводил ее к стойке, сдул пыль с табурета и галантно помог ей сесть, а сам обошел стойку с другой стороны и профессионально вытер ее платком.

– Моя специальность, – ухмыльнулся он. – Добрый вечер, мадам. Что угодно?

– Боже, как я устала сегодня!.. Мартини со льдом. Сделайте двойной.

– Да, мадам. Оливку?

– Луковичку.

– Двойной «гибсон» со льдом. Сию секунду.

Майо пошарил в баре и извлек виски и несколько бутылок содовой.

– Боюсь, мартини не получится, мадам. Нет джина. Что бы вы хотели еще?

– Тогда скотч, пожалуйста.

– Содовая выдохлась, – предупредил он. – И нет льда.

– Ничего.

Майо ополоснул стакан содовой и налил в него виски.

– Благодарю. Составьте мне компанию, бармен. Я угощаю. Как вас зовут?

– Джим, мадам. Нет, спасибо, не пью за стойкой.

– В таком случае выходите из-за стойки и присоединяйтесь ко мне.

– Я не пью, мадам.

– Можете звать меня Линдой.

– Благодарю, мисс Линда.

– Ты серьезно не пьешь, Джим?

– Да.

– Ну, ваше здоровье.

– Пчелы! – неожиданно вскричал Майо.

Линда изумленно раскрыла глаза.

– Ты чего, Джим?

– Я вспомнил этот запах – как в пчелиных ульях.

– Да? Понятия не имею, – безразлично сказала Линда. – Может быть… Еще порцию.

– Сейчас сделаем. Послушай, об этих знаменитостях… Ты действительно их видела? Вот как меня?