Текст книги "Мастера американской фантастики"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Сильверберг,Альфред Бестер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Конечно!

– А кого именно?

Она рассмеялась.

– Ты напоминаешь мне малыша из соседней квартиры. Ему я тоже должна была рассказывать, с кем из телезвезд встречалась. Однажды я сказала ему, что видела здесь Джина Артура, и он спросил: «Со своей лошадью?»

Майо не понял, но тем не менее был уязвлен. Линда собиралась развеять его обиду, когда здание вдруг затряслось, словно от далекого подземного взрыва. Майо уставился на Линду.

– Боже праведный! А что, если и этот дом развалится?

Она покачала головой.

– Нет, сперва всегда раздается такое «бум».

– Нужна еще содовая. – Он исчез ненадолго и появился бледный с бутылками и меню.

– Ты полегче, Линда. Знаешь, сколько они дерут за порцию? Почти два доллара. Вот, полюбуйся!

– Плевать! Давай кутить! Сделайте двойной, бармен. Эх, Джим, если бы ты остался в городе, я показала бы тебе, где жили все твои герои. Спасибо. Ваше здоровье. Я могла бы показать и их ленты. Ну? Такие знаменитости, как… как Ред… как его?

– Барбер.

– Ред Барбер, и Роки Кэсси, и Роки Летающая Белка…

– Ты обманываешь меня, – надулся Джим, снова обидевшись.

– Я, сэр? Вас обманываю? – с достоинством спросила она. – Просто стараюсь доставить тебе удовольствие. Мама меня учила: «Линда, – говорила она, – запомни одно: носи то, что мужчине хочется, и говори то, что мужчине нравится». Вот что она мне советовала… Хочешь это платье?

– Мне оно нравится, если я правильно тебя понял.

– Знаешь, сколько я за него заплатила? Девяносто девять пятьдесят.

– Что?! Сотню долларов за этот никчемный передник?

– Вовсе это и не никчемный передник, а выходное платье. И еще двадцать долларов – жемчуг. Искусственный, – пояснила она. – И шестьдесят за лакированные туфельки. И сорок – косметика. Двести двадцать долларов, чтобы доставить тебе удовольствие. Ну как, доставила?

– Ясное дело.

– Хочешь меня понюхать?

– Я уже.

– Бармен, сделайте еще.

– Вам достаточно, пожалуй.

– Нет, не достаточно! – возмутилась Линда. – Где ваши манеры? – Она схватила бутылку виски. – Давай поговорим о телезвездах. Твое здоровье. Я могу отвести тебя в «ББДО» и показать их фильмы. Ну, как?

– Ты уже спрашивала.

– Но ты не ответил. Ты любишь кино? Я его ненавижу, но именно кино спасло мне жизнь, когда наступило Великое Последнее «БАЦ»!

– То есть как?

– Это секрет, понимаешь? Только между нами. Если пронюхает другое агентство… – Линда огляделась и понизила голос. – «ББДО» нашло хранилище неизвестных немых фильмов, понимаешь? Решили сделать большой телесериал. И послали меня в заброшенную шахту в Джерси.

– В шахту?

– Ага. Твоё здоровье.

– Фильмы были в шахте?

– Старые ленты. Ацетатная основа. Горят. Их нужно хранить, как вино. И я с двумя помощницами провела там внизу несколько дней. Три девушки, с пятницы до понедельника. Таков был план. Твое здоровье. Вот… Где я остановилась? Ах, да. Взяли фонари, одеяла, полно еды и отправились, как на пикник. Точно помню момент, когда все произошло. Мы искали третью катушку старого немецкого фильма. Есть первая, вторая, четвертая, пятая, шестая. Третьей нет. БАЦ!.. Твое здоровье.

– Боже! А что потом!

– Девочки испугались. Не могла удержать их внизу. Больше никогда их не видела. Но я знала. Знала. Растягивала еду. Наконец поднялась, и зачем? Для кого? Для чего? – Она всхлипнула и вцепилась в руку Майо. – Почему бы тебе не остаться?

– Остаться? Где?

– Здесь.

– Я остаюсь.

– Я имею в виду надолго. Ну почему нет? Разве у меня не прелестный дом? В нашем распоряжении весь Нью-Йорк. Тут много продуктов. Можно выращивать цветы и овощи, ловить рыбу, водить машины, ходить в музеи, развлекаться…

– Ты и так развлекаешься. Я тебе не нужен.

– Нужен. Нужен.

– Для чего?

– Для уроков музыки.

После долгого молчания он сказал:

– Ты пьяна.

– Нет, не ранение, сэр. Насмерть.

Она опустила голову на стойку и закрыла глаза. Майо сжал губы, что-то подсчитал в уме и положил под бутылку пятнадцать долларов.

Он тронул Линду за плечо, и она упала ему на руки. Майо задул свечку, отнес девушку в машину и с величайшей сосредоточенностью поехал к пруду.

Он внес Линду в ее спальню, украшенную множеством всевозможных кукол, и усадил на постель. Она немедленно схватила ближайшую куклу и повалилась навзничь, негромко мурлыча. Майо зажег лампу и попытался приподнять ее. Она снова повалилась, тихо хихикая.

– Линда, тебе надо раздеться.

– Мпф…

– Так спать нельзя. Платье стоит сто долларов.

– Девнсто девть псят.

– Ну, детка.

– Мпф…

Майо в отчаянии закатил глаза, раздел ее, аккуратно повесил вечернее платье и поставил шестидесятидолларовые туфли в угол. Расстегнуть нить жемчуга он не сумел и положил Линду в постель в таком виде. Лежащая обнаженной на бледно-голубых простынях, она казалась нордической одалиской.

– Ты не сбросил моих кукол? – пробормотала она.

– Нет. Они вокруг тебя.

– Хорошо. Никогда не сплю без них… Ваше здоровье.

– Женщина! – прорычал Майо, задул лампу и вышел, хлопнув дверью.

На следующее утро Майо снова разбудило кряканье потревоженных уток. Посреди пруда в ярких лучах июньского солнца сверкала красная шапочка. Майо пожалел, что там не модель яхты, а девушка из тех, что напиваются в барах. Он вошел в воду как можно дальше от Линды и стал осторожно брызгать себе на грудь. Вдруг что-то ударило его по коленке. Он издал вопль и, повернувшись, увидел сияющее лицо Линды, вынырнувшей из воды.

– Доброе утро, – засмеялась она.

– Очень смешно, – буркнул он.

– Сегодня ты такой сердитый.

Майо выразительно хмыкнул.

– Я тебя не виню. Сама виновата – забыла вчера накормить тебя ужином.

– Ужин тут ни при чем, – произнес он с достоинством.

– Да? Чего же ты дуешься?

– Не переношу пьяных женщин.

– Кто это был пьян?!

– Ты.

– Я – нет! – возмутилась Линда.

– Нет? Кого пришлось раздевать и укладывать баиньки, как младенца?

– А кто оказался настолько глуп, что не снял мой жемчуг? – негодующе потребовала она. – Нитка порвалась, и я всю ночь спала, как на гальке. Вся в синяках! Посмотри: здесь, и здесь, и…

– Линда, – сурово произнес он, – я просто парень из Нью-Хейвена. Я не привык общаться с испорченными девушками, которые только тем и занимаются, что выискивают наряд покрасивее да проводят время в модных барах.

– Если тебе не нравится моя компания, чего ты здесь торчишь?

– Я уезжаю, – сказал Майо. Он вылез из воды и стал вытираться. – Отправляюсь на юг.

– Счастливо дотопать.

– Я на машине.

– На трехколесном велосипедике?

– На «шевроле».

– Джим, ты серьезно? – Линда встревожилась и вышла из пруда. – Ты ведь еще не умеешь водить.

– А кто тебя вчера ночью привез домой мертвецки пьяной?

– Ты попадешь в катастрофу.

– В общем, здесь мне делать нечего. Ты девушка светская и любишь развлечения. А у меня на уме кое-что поважнее: надо найти ребят, понимающих в телевидении.

– Джим, ты ошибаешься. Я не такая. Посмотри, как я обставила свой дом.

– Недурно, – нехотя признал он.

– Пожалуйста, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.

– А, ты просто хочешь, чтобы я учил тебя музыке.

– Кто это тебе сказал?

– Ты сама. Вчера вечером.

Линда нахмурилась, стянула шапочку и начала вытираться.

– Джим, я буду с тобой честной, – наконец проговорила она. – Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты задержался, не спорю. Но не надолго. В конце концов, что у нас общего?

– Ну да, ты же городская, – горько сказал он.

– Нет, это тут ни при чем. Просто ты парень, а я девушка, и мы ничего не можем предложить друг другу. Мы разные. У нас разные вкусы и интересы. Верно?

– Ну.

– Но ты еще не готов уезжать. Поэтому давай так: утром попрактикуемся в вождении, а потом отдохнем. Чего бы ты хотел? Сходить за покупками? В музей? А может, устроим пикник?

Его лицо просветлело.

– Знаешь, я никогда в жизни не был на пикнике. Однажды я был барменом в одной компании, выехавшей за город, но это совсем другое дело.

– Вот и устроим настоящий пикник! – воскликнула Линда.

Так они и отправились к площадке Алисы: она несла свои куклы. Майо – корзину с едой. Статуи поразили его, ничего не слышавшего о Льюисе Кэрролле. Когда Линда усадила своих крошек и разобрала корзинку, она вкратце рассказала содержание «Алисы в Стране Чудес» и объяснила, что бронзовые головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца отполированы до блеска карабкавшимися на них детишками, играющими в «Короля горы».

– Странно, я и не знал об этой истории, – сказал Майо.

– Мне кажется, у тебя было не слишком беззаботное детство, Джим.

– Почему…

Он замолчал и прислушался.

– Что случилось?

– Слышала сейчас сойку?

– Нет.

– Слушай. Она издает странные звуки – словно сталь звякает о сталь.

– Сталь?

– Ага. Как… как мечи на дуэли.

– Но птицы поют, а не шумят.

– Не всегда. Сойка много подражает. Скворцы тоже. И попугаи… Но почему она имитирует дуэль на мечах? Где она могла ее слышать?

– Ты настоящий деревенский парень, Джим. Пчелы, сойки, скворцы…

– Наверно. Я хотел спросить: почему ты решила, что у меня не было детства?

– Ну, ты не читал про Алису, никогда не был на пикнике, мечтаешь иметь модель яхты… – Линда открыла темную бутылку. – Хочешь немного вина?

– Тебе бы лучше не надо, – предупредил он.

– Прекрати, Джим. Я не пьяница.

– Напилась ты вчера или нет?

Она капитулировала.

– Ну ладно, напилась. Но только потому, что несколько лет и капли в рот не брала!

Его подкупило ее признание.

– Конечно. Конечно. Я понимаю.

– Решай, присоединишься ко мне?

– А, черт побери, почему бы и нет? – Он усмехнулся. – Кутить, так кутить. Твое здоровье!

Они выпили и продолжали есть в теплом молчании, дружески улыбаясь друг другу. Линда сняла свою мадрасскую шелковую рубашку, чтобы позагорать под слепящим полуденным солнцем, а Майо любезно повесил ее на ветку. Неожиданно Линда спросила:

– Почему у тебя не было детства, Джим?

– Не знаю. – Он задумался. – Наверное, потому, что моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. И еще: мне приходилось много работать.

– Зачем?

– Мой отец был школьным учителем. Сама знаешь, сколько они получали.

– А, так вот почему ты антиинтеллектуал.

– Я?

– Конечно. Не обижайся.

– Может быть, – согласился Майо. – Уж для него точно было ударом, что я, вместо того чтобы стать Эйнштейном, играл в футбол.

– А это интересно?

– Футбол – дело серьезное, обычные игры лучше… Эй, помнишь, как мы разбивались на группы? «Иббети, биббети, зиббети, заб!»

– Мы говорили: «Энни, менни, минни, мо!»

– А помнишь: « Апрельский Дурак попал впросак, сказал учителю, что он чудак!»

–  «Люблю кофе, люблю чай, люблю мальчишек, а они меня».

– Спорю, что так и было, – мрачно сказал Майо.

– Не меня.

– Почему?

– Я всегда была слишком крупной.

Майо был поражен.

– Но ты вовсе не крупная, – заверил он. – Ты как раз нормальной комплекции. Идеальной. И хорошо сложена. Я заметил это, когда мы передвигали пианино. Для девушки у тебя отличные мускулы. Особенно на ногах, именно там, где нужно.

Она покраснела.

– Прекрати, Джим.

– Нет, честно.

– Еще капельку вина?

– Спасибо. И себе наливай.

Раскат грома расколол тишину, за ним последовал грохот падающего здания.

– Одним небоскребом меньше, – произнесла Линда. – О чем мы говорили?

– Об играх, – напомнил Майо. – Извини, что я болтаю с полным ртом.

– Ох, что ты… Джим, ты играл у себя в Нью-Хейвене в «Урони платок»? – Линда запела: – «Калинка-малинка, желтая корзинка, письмо к тому, кого любила, вчера я обронила »…

– У-у, – протянул он. – Ты здорово поешь.

– Подлиза!

– Нет-нет, у тебя отличный голос, не спорь. Подожди. Я должен подумать.

Некоторое время Майо усердно размышлял, допивая свой стакан и с отсутствующим видом принимая новый. Наконец он изрек решение:

– Тебя нужно учить музыке.

– Джим, я все бы отдала!

– Итак, я остаюсь и учу тебя тому, что сам знаю. Ладно, ладно! – поспешно добавил он, видя, как она реагирует. – Только не у тебя дома, я сам найду себе место.

– Конечно, Джим, как хочешь.

– А потом уеду на юг.

– Я научу тебя водить. Обещаю.

– И меня не держи. Чтоб не просила в последнюю минуту перенести какой-нибудь диван.

Они засмеялись и допили вино. Внезапно Майо вскочил, дернул Линду за волосы и вскарабкался на голову Алисы.

– Я Король горы! – закричал он, обозревая свои владения из-под нахмуренных бровей. – Я Король…

Он резко замолчал и уставился вниз.

– Джим, что случилось?

Не говоря ни слова, Майо слез и направился к нагромождению каких-то обломков, полускрытых разросшимися кустами. Он опустился на колени и стал ласково их разбирать. Подбежала Линда.

– Джим, что…

– Это были модели яхт, – прошептал он.

– Ну да. О, Боже, только и всего-то? Я уж испугалась…

– Как они попали сюда?

– Я их сама и выбросила.

– Ты?

– Да. Я же говорила. Мне надо было очистить от них дом, когда я въезжала.

– Убийца! – прорычал Майо, вскочив на ноги и с ненавистью глядя на нее. – Ты, как все женщины – без сердца, без души. Сделать такое!

Он повернулся и зашагал к пруду. Линда последовала за ним в полном замешательстве.

– Джим, ничего не понимаю… Какая муха тебя укусила?

– Стыдись!

– Но не могла же я жить в доме, где негде повернуться из-за всяких яхт!

– Все! Забудь, что я тебе говорил. Я не остался бы с тобой, будь ты последним человеком на Земле!

Линда внезапно рванулась вперед, и когда Майо подошел к своей комнате, уже стояла перед ней с тяжелым железным ключом.

– Дверь заперта, – выдохнула она.

– Отдай ключ, Линда.

– Нет.

Майо шагнул вперед, но она смело посмотрела ему в глаза и не сдвинулась с места.

– Давай, – запальчиво выкрикнула Линда, – ударь меня!

Он остановился.

– Я пальцем не трону того, кто меньше меня ростом.

Они продолжали глядеть друг на друга.

– Ну и оставайся, – наконец пробормотал Майо. – Вещи я достану себе в другом месте.

– О, иди и укладывайся, – проговорила Линда. Она сунула ему ключ и отошла в сторону. Тут Майо обнаружил, что в двери нет замка. Он открыл дверь, заглянул в комнату, закрыл и посмотрел на Линду. Та с трудом сохраняла серьезный вид. Он улыбнулся, и они оба рассмеялись.

– Ловко ты меня надула, – сказал Майо. – Вот уж не хотел бы играть против тебя в покер.

– Ты сам хороший обманщик, Джим. Я перепугалась до смерти – думала, ты меня прибьешь.

– Могла бы знать, что я никого не ударю.

– Да. Теперь давай сядем и разумно все обсудим.

– А, брось, Линда. Я вроде как потерял голову с этими яхтами…

– Я имею в виду не яхты; я имею в виду твою поездку на юг. Всякий раз, стоит тебе разозлиться, как ты собираешься ехать. Зачем?

– Я же говорил – найти парней, кумекающих в телевидении.

– Но зачем?

– Тебе не понять.

– Попробуй, объясни. Вдруг я смогу тебе помочь?

– Ничего ты не сможешь. Ты девушка.

– Это не так уж плохо. По крайней мере выслушаю. Разве мы не друзья? Ну, выкладывай.

– Когда все произошло (рассказывал Майо), я был в Беркшире с Джилом Уаткинсом. Джил – мой приятель, отличный парень и светлая голова. После окончания Массачусетского политехнического он стал главным инженером или еще кем-то на телевизионной станции в Нью-Хейвене. У Джила был миллион хобби. – В том числе спил… спел… Не помню. В общем, исследование пещер.

Итак, мы зашли в ущелье в Беркшире и на целую неделю зарылись под землю, пытаясь найти исток какой-то реки. У нас были спальники, еда и снаряжение. Потом на двадцать минут ошалел наш компас. Мы могли бы догадаться, но Джил понес всякую чушь о магнитной руде и прочую ахинею. И только когда мы в воскресенье вечером поднялись на поверхность, Джил сразу понял, что произошло.

– Боже мой, Джим, – сказал он. – Все-таки они своего добились. Они взорвали, и облучили, и отравили самих себя, а нам остается только вернуться в пещеру и пережидать там.

Ну, протянули мы, сколько могли, а потом снова вышли и поехали в Нью-Хейвен. Город был мертв, как и все остальное. Джил поковырялся в радио, но в эфире стояла тишина. Тогда мы набрали консервов и объехали окрестности: Бриджпорт, Уотербери, Хартфорд, Спрингфилд, Провиденс… Никого. Ничего. Мы вернулись в Нью-Хейвен и обосновались там.

То была неплохая жизнь. Днем мы добывали запасы и возились с домом, а вечерами после ужина Джил пускал станцию. Она работала на аварийных генераторах. Я шел к себе в бар, протирал стойку и включал телевизор – Джил специально установил для него генератор.

Отличные передачи устраивал Джил. Начинал он с новостей и погоды, которую вечно неверно предсказывал. У него и было-то, что какой-то «Альманах фермера» да древний барометр, похожий на часы, висящие у тебя на стене. То ли барометр был испорчен, то ли их там в политехническом плохо учили… Потом Джил передавал вечернюю программу.

В баре на случай налета я держал дробовик. И теперь, когда мне что-нибудь не нравилось, я просто стрелял в экран, выбрасывал телевизор за дверь, а на его место ставил другой. У меня в кладовой их были сотни. Два дня в неделю я только и делал, что пополнял запасы.

В полночь Джил вырубал станцию, я закрывал бар, и мы встречались дома за чашкой кофе. Джил спрашивал, сколько теликов я подстрелил, и смеялся. Я спрашивал его, что будет на следующей неделе, и мы спорили о… э-э… о всяких там запланированных фильмах и спортивных матчах. Я не очень любил вестерны и просто ненавидел разные заумные политические обозрения.

Но все пошло насмарку. Через несколько лет у меня остался единственный телевизор, и так я попал в беду. В ту ночь Джил крутил жуткий рекламный ролик, где какая-то красавица выходила замуж с помощью хозяйственного мыла. Естественно, я потянулся за дробовиком и опомнился только в последнюю минуту. Потом он передавал ужасный фильм о непризнанном композиторе, и повторилось то же самое. Когда мы встретились дома, я был весь издерган.

– Что стряслось? – спросил Джил.

Я рассказал.

– А мне казалось, тебе нравятся наши передачи, – удивился он.

– Только когда я мог стрелять. Пожалуйста, войди в мое положение, давай что-нибудь поинтереснее.

– Посуди сам, Джим. Программа должна быть разнообразной – кое-что для каждого, на любой вкус. Если тебе передача не по душе, переключи на другой канал.

– Ха, ты ведь отлично знаешь, что у нас в Нью-Хейвене всего один канал!

– Тогда выключи его совсем.

– Я не могу выключить телевизор в баре, можно растерять всю клиентуру… Джил, ради Бога, неужели обязательно передавать такие отвратительные мюзиклы – с танцами, пением и поцелуями на башнях танков?!

– Женщинам нравятся военные фильмы.

– А реклама: красавицы, заглядывающиеся на колготки и курящие…

– Вот что, – перебил Джил, – напиши на станцию письмо.

Так я и сделал. А через неделю получил ответ: «Уважаемый мистер Майо, мы очень рады, что Вы находитесь в числе наших постоянных зрителей. Надеемся, что Вы и впредь будете с интересом следить за нашими передачами. Искренне Ваш, Гилберт О. Уаткинс, директор».

Я показал письмо Джилу, и тот пожал плечами.

– Видишь, Джим, – сказал он, – им все равно, нравится тебе программа или нет. Лишь бы ты ее смотрел.

Следующие несколько месяцев были для меня сущим адом. Я не мог выключить телевизор и не мог без содрогания его смотреть. Собрав всю силу воли, я едва удерживался от стрельбы. Я стал крайне нервным, вспыльчивым и понял, что необходимо что-то предпринять, а не то совсем спячу. Поэтому однажды я принес ружье домой и застрелил Джила.

На следующий день я почувствовал себя немного лучше, и по пути на работу даже насвистывал бодрый мотивчик. Я отпер бар, включил телевизор и… Ты не поверишь – он не заработал! Во всяком случае, не было картинки. Не было даже звука. Испортился мой последний телевизор.

Теперь ты знаешь, почему я спешу. Мне нужно найти мастера.

После того как Майо закончил свой рассказ, наступило долгое молчание. Линда внимательно глядела на него, пытаясь скрыть предательский блеск в глазах. Наконец с наигранной беззаботностью она спросила:

– Где он достал барометр?

– Кто? Что?

– Твой друг Джил. Свой античный барометр. Где он его достал?

– Понятия не имею.

– Говоришь, как мои часы?

– Ну вылитая копия.

– Французский?

– Не могу сказать.

– Бронзовый?

– Вероятно. Как твои часы. Это бронза?

– Да. А какой фирмы?

– Как твои часы.

– Такого же размера?

– Точно.

– Где он стоял?

– Разве я не говорил? В нашем доме.

– А где дом?

– На Грант-стрит.

– Номер?

– Три-пятнадцать. А чего это ты?

– Так, пустое любопытство. Ну, полагаю, нам пора собираться.

– Не возражаешь, если я пройдусь один?

– Только не вздумай брать машину. Автослесарей всегда было меньше, чем телемехаников.

Он улыбнулся и исчез; но после обеда все выяснилось – он достал кипу нот и повел Линду к пианино. Она была тронута и обрадована.

– Джим, ты ангел! Где ты это нашел?

– В доме напротив. Четвертый этаж, фамилия Горовиц. У них там еще масса пластинок, но шарить в темноте не слишком-то приятно, а на спичках далеко не уедешь. И кроме того, весь дом в какой-то пакости, вроде пчелиного воска, только потверже. Ладно, смотри. Вот это нота «до». Нам надо сесть рядом, подвинься. Белая клавиша…

Урок длился два часа, и после болезненного напряжения оба настолько выдохлись, что сразу отправились по своим комнатам.

– Джим, – позвала Линда.

– А? – зевнул он.

– Ты хотел бы поспать с одной из моих куколок?

– Э-э… спасибо, Линда, но парни в общем-то не увлекаются куклами.

– Да не обращай внимания. Завтра я достану тебе то, чем увлекаются парни.

На следующее утро Майо проснулся от стука в дверь.

– Кто там?

– Это я, Линда. Можно войти?

Он торопливо огляделся. Комната была чистой, коврик не испачкан.

– Входи.

Линда вошла и присела на край постели.

– Доброе утро, – улыбнулась она. – Слушай меня внимательно. Я должна уехать на несколько часов. По делам. Завтрак на столе. Хорошо?

– Ага.

– Скучать не будешь?

– Куда ты едешь?

– Расскажу, когда вернусь. – Она протянула руку и взлохматила его волосы. – Будь пай-мальчиком. Да, и еще. Не заходи ко мне в спальню.

– А чего я там потерял?

– Ну, на всякий случай.

Она улыбнулась и ушла. Через минуту Майо услышал, как отъехал ее джип, сразу вскочил и пошел в спальню Линды. Комната, как всегда, была аккуратно прибрана, постель заправлена, на покрывале любовно рассажены куклы. Но в углу…

– Ух, – выдохнул он.

Это была модель оснащенного клипера. Майо опустился на колени и нежно прикоснулся к ней.

– Я покрашу ее в черный цвет с золотой полосой по ватерлинии и назову «Линда H.», – пробормотал он.

Майо был так растроган, что едва прикоснулся к завтраку. Он выкупался, оделся, взял дробовик и пошел в парк – мимо игровых площадок, мимо развалившейся карусели, по зарослям и чащам; наконец не спеша направился по Седьмой авеню.

На углу Пятидесятой улицы он долго проторчал у выцветших истрепанных останков афиши, пытаясь разобрать анонс последнего представления в концертном зале городского радио. Затем двинулся дальше и вдруг резко остановился, услышав клацание стали. Как будто гигантские мечи звенели на дуэли титанов. Из переулка выскочили несколько малорослых лошадей, напуганных странными звуками. Их неподкованные копыта гулко простучали по разбитой мостовой. Стальные удары прекратились.

– Так вот где подхватила это сойка, – пробормотал Майо. – Но что же это такое, черт побери?

Он направился туда, откуда слышались звуки, но забыл о загадке при виде ювелирного магазина, ослепившего его бледно-голубыми камнями, сверкающими в витрине. Из торгового зала Майо вышел слегка ошеломленный, с нитью настоящего жемчуга, обошедшегося ему в годовой доход его бара.

Прогулка закончилась у здания «Аберком и Фитч» на Мэдисон. У оружейного отдела он забыл обо всем и пришел в себя, уже возвращаясь по Пятой авеню к пруду. В руках его была итальянская автоматическая винтовка, на сердце ощущение вины, а в магазине осталась расписка: «1 автоматическая винтовка. 750 долларов. Шесть комплектов патронов. 18 долларов. Майо Джим».

Он потихоньку вошел в дом, надеясь, что покупка пройдет незамеченной. Линда сидела на фортепианном стульчике к нему спиной.

– Привет, – виновато начал Майо. – Прости, что опоздал. Я… я принес тебе подарок. Это настоящий.

Он достал из кармана жемчуг, протянул ей и тут заметил, что она плачет.

– Эй, что случилось?

Она не ответила.

– Ты испугалась, что я ушел? Ну посмотри же, я здесь!

Она повернулась и выкрикнула:

– Ненавижу тебя!

Майо выронил жемчуг и пораженно отпрянул.

– В чем дело?!

– Ты мерзкий, подлый лжец!

– Кто? Я?

– Я ездила в Нью-Хейвен. – Ее голос дрожал от ярости. – На Грант-стрит нет ни единого целого дома, там все разрушено. И нет никакой телестанции. Здание уничтожено.

– Не может быть.

– Я зашла в твой бар. И вовсе там нет груды поломанных телевизоров на улице, а только один аппарат над стойкой, проржавевший до основания. Это не бар, а свиной хлев. Ты жил там все время. Один. Ложь, все ложь!

– Ну зачем мне так врать?

– Ты не убивал никакого Джила Уаткинса.

– Ха. Из обоих стволов. Он сам виноват.

– И не нужно тебе никакого телемеханика.

– Еще как нужно!

– Все равно ведь нет передающей станции.

– Не пори чепухи, – сказал Майо сердито. – Зачем бы я убивал Джила, если бы не его чертовы программы?

– Если он мертв, то как он может передавать?

– Видишь, а только что утверждала, что я его не убивал.

– О, ты сумасшедший! Ты безумец! Ты описал этот барометр, потому что обратил внимание на мои часы. А я поверила твоей вопиющей лжи! И решила достать его. Он так подходил бы к моим часам!

Линда подбежала к стене и ударила по ней кулаком.

– Его место здесь. Здесь! Но ты лгал, ты, псих. Там никогда не было никакого барометра.

– Если среди нас и есть псих, то это ты! – закричал он. – Совсем помешалась на своем доме! Тебя больше ничего не интересует – только бы его украшать!

Она перебежала комнату, схватила дробовик Майо и наставила на него.

– Убирайся отсюда. Сию минуту. Немедленно. Убирайся или я убью тебя!

Ружье дернулось в ее руках, толкнув в плечо. Заряд дроби ударил над головой Майо, посыпался битый фарфор.

– Джим, Боже мой, ты не ранен?! Я не хотела… я только…

Он шагнул вперед, обезумев от ярости, не в силах говорить, и в этот момент донеслось отдаленно «БЛАМ-БЛАМ-БЛАМ». Звук был странным, причмокивающим, будто с резким хлопком сомкнулся воздух, занимая внезапно освободившееся пространство.

Майо замер.

– Слышала? – прошептал он.

Линда кивнула.

– Это сигнал!

Майо схватил ружье, выбежал наружу и выстрелил из второго ствола. После короткой паузы снова раздался тройной взрыв: «БЛАМ-БЛАМ-БЛАМ». Где-то в парке взмыла в воздух стая испуганных птиц.

– Там кто-то есть! – возликовал Майо. – Боже мой, говорил ведь, что найду… Идем.

Они побежали; Майо на бегу искал в карманах патроны.

– Я должен благодарить тебя за выстрел, Линда.

– Я не стреляла в тебя. Это случайность!

– Самая счастливая случайность на свете. Они могли бы пройти мимо и никогда не узнать о нас. Но что у них за оружие? Никогда не слышал такого звука, а ведь я в этом разбираюсь. Погоди.

На маленьком пятачке перед детской площадкой Майо остановился, собираясь выстрелить. Затем медленно опустил дробовик, глубоко вздохнул и сдавленным голосом произнес:

– Давай назад. Мы идем домой.

И силой заставил ее повернуться.

Линда уставилась на него. Из добродушного и неуклюжего медведя он превратился в пантеру.

– Джим, что случилось?

– Я испуган, – выговорил он. – Я дьявольски испуган и не хочу пугать тебя.

Снова прозвучал тройной взрыв.

– Не обращай внимания, – сказал Майо. – Мы возвращаемся домой. Идем.

Она упрямо выдернула руку.

– Но почему? Почему?!

– Мы не захотим иметь с ними дела. Поверь мне на слово.

– Что случилось? Не понимаю!

– О, Боже! Тебе нужно во всем убедиться самой, да? Ладно. Хочешь узнать объяснение этого пчелиного запаха, и падающих зданий, и всего остального? – Он повернул Линду в сторону «Страны Чудес». – На, смотри!

Искусный мастер снял головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца и заменил их головами богомолов [17]17
  Богомол – насекомое из отряда прямокрылых (Прим. перев.).


[Закрыть], с узкими нижними челюстями, усиками и фасеточными глазами. Они были сделаны из полированной стали и имели чрезвычайно свирепый вид.

Линда слабо вскрикнула и обмякла.

Снова раздался тройной сигнал. Майо подхватил девушку, перекинул ее через плечо и побежал к пруду. Линда пришла в себя и начала стонать:

– Заткнись! – прорычал он. – Плачем тут не поможешь.

Перед домом он поставил ее на ноги. Она дрожала, но пыталась взять себя в руки.

– Здесь были ставни, когда ты въезжала? Где они?

– Сложены, – наконец проговорила она. – Во дворе.

– Я иду за ними. А ты набери в ведра воды и принеси на кухню.

– Будет осада?

– Разговоры потом. Ступай!

Она набрала воды и помогла Майо установить последние ставни.

– Хорошо. В дом! – приказал он.

Они вошли, закрыли и забаррикадировали дверь. В комнаты пробивался слабый свет. Майо стал заряжать автоматическую винтовку.

– У тебя есть оружие?

– Где-то был револьвер.

– А патроны?

– По-моему, видела.

– Неси.

– Будет осада? – повторила она.

– Не знаю. Я не знаю, кто они, или что они, или откуда они пришли, но знаю, что надо готовиться к худшему.

В отдалении повторились странные звуки. Майо вскинул голову, напряженно прислушиваясь. В полумраке его лицо казалось изваянным из камня, обнажившаяся под рубашкой грудь блестела капельками пота. Он испускал мускусный запах загнанного льва. У Линды появилось непреодолимое желание прикоснуться к нему.

Майо зарядил винтовку, поставил ее рядом с дробовиком и стал ходить между окон, заглядывая в щели ставен.

– Нас найдут? – спросила Линда.

– Возможно.

– Может быть, они настроены дружественно?

– Может быть.

– Эти головы выглядели так ужасно…

– Да.

– Джим, я боюсь. Я никогда в жизни так не боялась.

– Неудивительно.

– Когда мы узнаем?

– Через час, если они настроены дружественно; через два или три, если нет.

– П-почему дольше?

– Тогда они будут более осторожны. Не ходи за мной по пятам.

– Джим, что ты думаешь?

– О чем?

– О наших шансах.

– Хочешь знать правду?

– Пожалуйста.

– Нам конец.

Она начала всхлипывать. Он грубо встряхнул ее.

– Прекрати. Ступай за револьвером.

Едва держась на ногах, она пересекла гостиную, заметила нить жемчуга, оброненную Майо, и машинально надела ее. Затем вошла в темную спальню и, отодвинув модель клипера от дверцы туалетного столика, достала револьвер и маленькую коробку патронов. Сообразив, что на ней совершенно неподходящее платье, Линда вытащила из шкафа свитер с высоким воротом, брюки, ботинки и разделась. Она как раз подняла руки, чтобы расстегнуть жемчуг, когда в комнату вошел Майо и заглянул в окно. Повернувшись, он увидел Линду.

Он замер. Она не могла шевельнуться. Их глаза встретились, и она начала дрожать, пытаясь прикрыть наготу руками. Майо шагнул вперед, споткнулся о яхту и отшвырнул модель в сторону. В следующее мгновение ее тело было в его объятиях, и жемчуга полетели вслед за яхтой. Она потянула его на постель, яростно срывая с него рубашку, и куклы тоже оказались в груде ненужного хлама, вместе с яхтой, жемчугами и всем миром.