Текст книги "Мастера американской фантастики"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Сильверберг,Альфред Бестер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

6

У доктора медицины Харли Бэйкера была маленькая практика в Вашингтоне, вполне законная и едва оплачивающая счета за дизельное топливо, которое он сжигал, еженедельно участвуя в тракторных гонках в Сахаре. Настоящий доход приносила его Фабрика Уродов в Трентоне, куда он джантировал по понедельникам, средам и пятницам. Там, за огромную плату и без лишних вопросов, Бэйкер создавал чудовищ для бизнеса развлечений и творил новые лица для преступного мира.

Похожий на повивальную бабку Бэйкер сидел на прохладной веранде своего дома и дослушивал повествование Джиз Маккуин о побеге.

– По сравнению с побегом из Жофре Мартель все остальное казалось чепухой. Мы наткнулись на охотничий домик, выломали дверь и достали себе одежду. К тому же там оказалось оружие… старое доброе оружие, стреляющее пулями. Мы продали его кое-каким местным и купили билеты к ближайшей известной нам джант-площадке.

– Именно?

– Биарриц.

– Переезжали ночью?

– Естественно.

– Лицо прикрывали?

– Пытались нанести грим. Ничего не получилось. Проклятая татуировка просвечивала. Тогда я купила темную кожу-суррогат и опрыскала его.

– Ну?

– Бесполезно, – раздраженно бросила Джиз. – Лицо должно быть неподвижно, иначе суррогат трескается и отпадает. Фойл не в состоянии контролировать себя. Это был настоящий ад.

– Где он сейчас?

– С Сэмом Куаттом.

– Я думал, Сэм завязал.

– Да, – мрачно сказала Джиз. – Но он мне обязан.

– Любопытно… – пробормотал Бэйкер. – Никогда в жизни не видел татуировки. Полагал, что ее искусство умерло. Я бы хотел добавить его к моей коллекции. Ты знаешь, что я собираю курьезы, Джиз?

– Все знают о твоем зоопарке в Трентоне, Бэйкер. Это ужасно.

– В прошлом месяце я приобрел настоящий шедевр – интереснейший случай сиамских близнецов, – увлеченно начал Бэйкер.

– Не желаю слышать об этом, – резко оборвала Джиз. – И не заикайся о своем зверинце. Ты можешь очистить его лицо? Он говорит, что в Госпитале махнули рукой.

– У них нет моего опыта, дорогая. Гм-мм… Кажется, я что-то читал… где-то… Так, где же?.. Подожди. – Бэйкер поднялся и со слабым хлопком исчез. Джизбелла нервно мерила веранду шагами, пока, через двадцать минут, он не появился вновь с потрепанной книгой в руке и с торжествующей улыбкой на лице. – Нашел! Ты воистину можешь восхищаться моей памятью!

– К черту твою память. Как с его лицом?

– Сделать можно. – Бэйкер перелистал хрупкие выцветшие страницы и задумался. – Да, это можно сделать. Индиготиновая кислота. – Вероятно, ее придется синтезировать, но… – Бэйкер захлопнул книгу и уверенно кивнул. – Я могу это сделать. Жаль только портить такое уникальное лицо.

– Да забудь ты про свое хобби! – злобно вскричала Джизбелла. – Нас разыскивают, понимаешь?! Мы первые, кто удрал из Жофре Мартель. Ищейки не угомонятся, пока нас не схватят. Это вопрос престижа.

– Чего ты бесишься?

– Я не бешусь. Я объясняю.

– Он будет счастлив в зверинце, – убеждал Бэйкер. – Там его никто не найдет. Я помещу его рядом с девушкой-циклопом и…

– Зоопарк исключен. Абсолютно.

– Ну хорошо, дорогая… Но почему ты беспокоишься о Фойле? Пускай его схватывают. А ты отсидишься.

– Почему тебя беспокоит то, что я беспокоюсь о Фойле? Тебе предлагают работу. Я заплачу.

– Это дорого обойдется, милая. Я пытаюсь сэкономить твои деньги.

– Неправда.

– Значит, я просто любопытен.

– Тогда скажем, что я благодарна. Он помог мне; теперь я помогаю ему.

Бэйкер цинично улыбнулся.

– Так давай поможем ему по-настоящему – сделаем совершенно новое лицо.

– Нет.

– Я так и думал. Ты хочешь очистить его лицо, потому что оно тебя интересует.

– Будь ты проклят, Бэйкер, ты согласен или нет?

– Пять тысяч.

– Не чересчур?

– Тысяча, чтобы синтезировать кислоту. Три тысячи за операцию. И тысячу за…

– Твое любопытство?.

– Нет, моя милая. – Он снова улыбнулся. – Тысяча за наркоз.

– Зачем наркоз?

Бэйкер приоткрыл древний текст.

– Это болезненная процедура. Знаешь, как делают татуировку? Берут иглу, макают в краску и вкалывают в кожу. Чтобы вывести краску, мне придется пройтись иглой по всему лицу, пора за порой, и вкалывать индиготиновую кислоту. Это больно.

Глаза Джизбеллы вспыхнули.

– Можно это сделать без наркоза?

– Я могу, дорогая, но Фойлу…

– К черту Фойла. Плачу четыре тысячи. Никакого наркоза, Бэйкер. Пусть страдает.

– Джиз! Ты не ведаешь, на что его, обрекаешь!

– Знаю. Пусть мучается. – Джизбелла истерически засмеялась. – Пусть и он помучается из-за своего лица.

Бэйкеровская Фабрика Уродов занимала пятиэтажное здание, в котором раньше находился завод. Завод выпускал вагончики для метро, пока с метро не покончила джантация. Задние окна фабрики выходили на ракетное поле, и пациенты Бэйкера могли развлекаться, наблюдая за взлетающими и садящимися по антигравитационным лучам кораблями.

В подвальном этаже располагался бэйкеровский зоопарк анатомических аномалий, естественных выродков и чудовищ – купленных, одурманенных или похищенных. Бэйкер был страстно предан этим несчастным созданиям и проводил с ними долгие часы, упиваясь их уродством, как другие упиваются красотой искусства. На средних этажах размещались палаты для прооперированных пациентов, лаборатории, склады и кухни. И наверху – операционные.

В одной из последних – крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаза, – Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком, выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу. Голову Фойла сжимали тиски, но тело было не привязано. И хотя его мышцы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.

– Самообладание, – выдавил Фойл сквозь зубы. – Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. – Он скривился.

– Не двигайся, – приказал Бэйкер.

– Мне смешно.

– Все хорошо, сынок, – произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы. – Что скажешь, Джиз?

– Он учится.

Бэйкер методично продолжал работать иглой и молоточком.

– Послушай, Сэм, – еле слышно пробормотал Фойл. – Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.

– Да. Из тех, что зовут «Уик-энд на Сатурне».

– То есть?

– Уик-энд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек в течение девяноста дней.

– Как раз для меня, – невнятно проговорил Фойл. Он скорчился от боли, но тут же взял себя в руки. – Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.

– Зачем?

– Есть дело.

– Законное?

– Нет.

– Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.

– Плачу 50 тысяч. Хочешь заработать 50 тысяч? И считай их целыми днями.

Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.

– У меня есть 50 тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. – Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. – Вот ключ от сейфа. Вот ключ от моего дома в Йобурге – двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля в Монтоке. Можешь не искушать мёня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.

– Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.

– Когда будут деньги? И откуда?

– Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».

– Что там ценного?.

– Не знаю.

– Лжешь.

– Не знаю, – упрямо пробормотал Фойл. – Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.

– Послушай, – зло произнес Куатт. – Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку. Мы твои единственные друзья.

С губ Фойла сорвался крик.

– Не шевелись, – бесстрастно сказал Бэйкер. – Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.

Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу. Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.

– Мы подождем снаружи.

В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Джиз так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.

– Черт побери, что происходит?! – потребовал он. – Что значат эти деньги?

– Это кровавые деньги.

– За что?

– Не хочу говорить об этом.

– С тобой все в порядке?

– Нет.

– Могу я тебе помочь?

– Нет.

Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом:

– Ты согласен на предложение Гулли?

– Я? Нет. Пустой номер.

– На «Номаде» должнобыть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.

– Я все равно пас. А ты?

– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.

Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил:

– Значит, я возвращаюсь домой?

– Тебе несладко пришлось, да, Сэм?

– Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.

– Прости, Сэм.

– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе.

– Это было только естественно.

– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.

– Я знаю, Сэм. Знаю.

– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться…

– Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу я теперь вернуться домой?

– Назад в Йобург, к спокойной жизни?

– Да.

– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.

– Почему?

– Жестокость к глупым животным.

– Что это значит?

– Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?

– Что ж, – задумчиво произнес Куатт. – Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…

И Куатт описывал символы, цели и разочарования своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.

– Ну, как? – нетерпеливо спросила Джизбелла.

– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.

– Он ослаб?

– Разумеется.

– Когда снимут бинты?

– Через пять-шесть дней.

– Лицо будет чистым?

– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая… Оно должно быть чистый. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.

– Что?! – Куатт рассмеялся. – Ты так рискуешь, Бэйкер? Я считал тебя умнее.

– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» – двадцать миллионов в платиновых слитках.

– Двадцать миллионов!

Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.

– Не смотри на меня, Сэм. Я не знала. Он и мне не сказал. Клялся, что понятия не имеет, почему Дагенхем его преследует… Я убью его. Я растерзаю его своими собственными руками и не оставлю ничего, кроме черной гнили. Он будет экспонатом твоего зверинца, Бэйкер. О, Господи, почему я сразу не позволила тебе…

Дверь операционной открылась, и две сестры выкатили носилки, на которых, слегка подергиваясь, лежал Фойл. Голова его была одним сплошным кулем.

– Он в сознании? – спросил Куатт.

– Этим займусь я, – вспыхнула Джизбелла. – Я буду говорить с этим… Фойл!

Фойл слабо отозвался сквозь марлевую повязку. Когда Джизбелла в бешенстве втянула воздух, одна стена госпиталя вдруг исчезла, и оглушающий взрыв повалил их с ног. Здание зашаталось. В образовавшийся проем хлынули люди в форме.

– Рейд! – выдохнул Бэйкер. – Рейд!

– Боже всемогущий! – Куатт задрожал.

Солдаты заполнили здание, крича: – «Фойл! Фойл! Фойл!»

Со слабым хлопком исчез Бэйкер. Бросив носилки, джантировал обслуживающий персонал. Фойл хныкал, немощно шевеля руками и ногами.

– Это рейд! – Куатт встряхнул Джизбеллу. – Беги, девонька, беги!

– Мы не можем оставить Фойла! – крикнула Джизбелла.

– Очнись, девонька! Беги!

– Мы не можем его бросить.

Джизбелла схватила носилки и побежала с ними по коридору. Куатт тяжело бежал рядом. Крики стали громче:

– Фойл! Фойл! Фойл!

– Оставь его, ради Бога! – молил Куатт. – Пускай он достанется им.

– Нет.

– Ты знаешь, чтоэто для нас?.. Лоботомия, Джиз!

– Мы не можем бросить его.

Они завернули за угол и врезались в толпу вопящих пациентов – людей-птиц с трепещущими крыльями, тащившихся подобно тюленям русалок, гермафродитов, гигантов, пигмеев, двухголовых близнецов, кентавров и мяукающих сфинксов. Все они в ужасе выли и цеплялись за Джизбеллу и Куатта.

– Снимай его с носилок! – закричала Джизбелла.

Куатт сдернул Фойла с носилок. Тот оказался на ногах и медленно повалился. Джизбелла и Куатт подхватили его за руки и втащили в палату, где Бэйкер содержал уродов с ускоренным чувством времени, подобно летучим мышам мечущихся по комнате и подобно летучим мышам испускающих пронзительные визги.

– Сэм, джантируй с ним.

– После того, как он собирался надуть нас?

– Мы не можем бросить его, Сэм. Ты должен был бы уже понять. Джантируй с ним. Быстрее.

Джизбелла помогла Куатту взвалить Фойла на плечо. Воздух дрожал от душераздирающего визга уродцев. Двери палаты настежь распахнулись. Залязгали пневматические винтовки. Куатта швырнуло в стену; он охнул и выронил Фойла. На виске появился иссиня-черный подтек.

– Убирайся отсюда – прохрипел Куатт. – Со мной покончено.

– Сэм!

– Со мной покончено. Я не могу джантировать. Спасайся!

Превозмогая боль, Куатт выпрямился и с ревом бросился на хлынувших в палату солдат. Джизбелла схватила Фойла за руку и поволокла через заднюю дверь, через кладовую, через клинику, через приемную, вниз по древним ступеням – шатким, скрипучим, поднимающим клубы пыли. Она протащила Фойла через подвальный склад продовольствия, наткнулась на забитую деревянную дверь и вышибла се. Они спустились по выщербленным ступенькам и очутились в старом угольном подвале. Взрывы и крики над головой звучали тише. Скатившись по спускному желобу, Джизбелла и Фойл оказались у задней стены Фабрики Уродов. Перед ними расстилалось ракетное поле. Пока они переводили дыхание, Джизбелла проследила взглядом за садящимся по антигравитационному лучу грузовым кораблем. Его иллюминаторы сверкали, опознавательные огни перемигивались, как зловещая неоновая вывеска, выхватывая из тьмы заднюю стену госпиталя.

С крыши здания сорвалась фигура. То был отчаянный прыжок Сэма Куатта, надеющегося долететь до ближайшей шахты, где антигравитационный луч мог бы подхватить его и смягчить падение. Он рассчитал идеально и в семидесяти футах над землей пролетел над шахтой. Луч был выключен. Сэм упал на бетон и разбился.

Джизбелла сдавленно вскрикнула. Все еще машинально держа Фойла за руку, она подбежала к телу Куатта. Там она выпустила Фойла и нежно коснулась головы Сэма. Ее пальцы обагрились кровью. Фойл вцепился в свою повязку и проделал дыры перед глазами. Он что-то бормотал, прислушиваясь к рыданиям Джизбеллы и доносящимся крикам. Его руки слепо ощупали тело Куатта, потом он поднялся и потянул Джизбеллу.

– Надо идти, – прокаркал он. – Надо убираться. Нас заметили.

Джизбелла не шевельнулась. Фойл напряг все силы и поднял ее на ноги.

– Таймс-Сквер, – бормотал он. – Джантируй, Джиз! Таймс-Сквер. Джантируй!

Вокруг них возникли фигуры в форме. Фойл дернул Джизбеллу за руку и джантировал на Таймс-Сквер. Тысячи джантеров изумленно уставились на огромного человека с большой перебинтованной головой. Фойл до боли всматривался сквозь бинты. Джизбелла могла быть где угодно. Он поднял голос до крика.

– Монток, Джиз! Монток!

Фойл джантировал с последней вспышкой энергии и молитвой. В лицо ударил холодный северный ветер, швырнув горсть колючих ледяных крошек. На площадке виднелась еще одна фигура. Фойл на неверных ногах заковылял через снег и ветер. Это была Джизбелла, замерзшая и оцепеневшая.

– Слава Богу, – пробормотал Фойл. – Слава Богу. Где Сэм держит свой «Уик-энд»? – Он встряхнул Джизбеллу. – Где Сэм держит свой «Уик-энд»?

– Сэм мертв.

– Где он держит свой корабль?

– Сэм отошел от дел. Теперь его не напугаешь.

– Где корабль, Джиз?

– Там, за маяком.

– Идем.

– Куда?

– К кораблю Сэма. – Фойл взмахнул рукой перед глазами Джизбеллы; связка мерцающих ключей лежала в его ладони.

– Идем.

– Он дал тебе ключи?

– Я снял их с тела.

– Вампир! – Она засмеялась. – Лжец… Вор… Тигр… Вампир… Мразь… Стервятник… Гулли Фойл.

…..И все же она пошла вслед за ним через буран к маяку.

Трем акробатам в напудренных париках, четырем огненно-красным женщинам, обвитым питонами, младенцу с золотыми кудрями и циничным ртом, и инвалиду с пустотелой стеклянной ногой, в которой плавала золотая рыбка, Саул Дагенхем сказал:.

– Все, операция закончена. Отзовите остальных.

Статисты джантировали и исчезли. Регис Шеффилд протер глаза и спросил:

– Что значит это помешательство, Дагенхем?

– Юрист сбит с толку, не так ли? Это часть нашей операции ВФБК. Веселье, фантазия, беспорядок, катастрофа. – Дагенхем повернулся к Престейну и улыбнулся своей улыбкой мертвой головы. – Я могу вернуть вашу плату, если угодно, Престейн.

– Вы выходите из игры?

– Нет. Я получаю колоссальное удовольствие. Я готов работать бесплатно. Мне никогда не доводилось сталкиваться с человеком такого масштаба. Фойл уникален.

– То есть? – резко, потребовал Шеффилд…

– Я устроил ему побег из Жофре Мартель. Он бежал, да; но не так, как я предполагал. Я пытался спасти его от лап полиции беспорядком и катастрофами; он ушел от полиции, но не так, как я рассчитывал… по-своему. Я пытался спасти его от лап Разведки весельем и фантазией. Он ушел… и опять по-своему. Я хотел заманить его на корабль, чтобы он сделал бросок на «Номад». Он не поддался на уловку, но достал корабль. И сейчас летит.

– А вы следом.

– Разумеется. – В голосе Дагенхема появилось сомнение. – Но что он делал на Фабрике Бэйкера?

– Пластическая операция? – предположил Шеффилд. – Новое лицо?

– Не может быть. Бэйкер недурной хирург, но он не мог сделать пластическую операцию так быстро. Фойл был на ногах с забинтованной головой.

– Татуировка, – сказал Престейн.

Дагенхем кивнул, и улыбка сошла с его губ.

– Вот что меня беспокоит. Вы понимаете, Престейн, что если Бэйкер свел татуировку; мы не узнаём Фойла.

– Мой дорогой Дагенхем, лицо-то не изменилось.

– Мы никогда не видели его лица. Мы видели только маску.

– Я вообще не встречался с ним, – заметил Шеффилд. – На что похожа эта маска?

– На тигра. Я дважды встречался с Фойлом и должен был бы запомнить его лицо наизусть – но не запомнил. Я знаю только татуировку.

– Нелепо, – резко бросил Шеффилд.

– Нет. Чтобы поверить, Фойла надо видеть. Однако это уже не имеет значения. Он приведет нас к «Номаду», к вашим сокровищам и Пир Е, Престейн. Я почти жалею, что все кончено. Я говорил, что получаю огромное удовольствие. Он воистину уникален.

7

«Уик-энд на Сатурне» – корабль на четверых. Для двоих он более чем просторен; но только не для Фойла и Джиз Маккуин. Фойл спал в рубке; Джиз держалась своей каюты.

На седьмой день Джизбелла заговорила с Фойлом во второй раз.

– Пора снимать повязку, Чудовище.

Фойл покинул камбуз, где угрюмо варил кофе, и вплыл за Джизбеллой в ванную. Джизбелла открыла капсулу с эфиром и начала промокать и снимать бинты напряженными ненавидящими руками. Медленно сходили слои прозрачного газового полотна. Фойл мучался в агонии подозрительности.

– Ты думаешь, у Бэйкера все получилось?

Молчание.

– Он ничего не мог пропустить?

Снимаются бинты.

– Болеть перестало два дня назад.

Молчание.

– Ради всего святого, Джиз! Между нами еще война?

Руки Джизбеллы замерли. Она с ненавистью смотрела на забинтованное лицо.

– Как ты думаешь?

– Я спрашиваю тебя.

– Да.

– Почему?

– Тебе не понять.

– Объясни.

– Заткнись.

– Если между нами война, зачем ты пошла со мной?

– За тем, что причитается Сэму и мне.

– Деньги?

– Заткнись.

– Это было вовсе не обязательно. Ты можешь мне доверять.

– Доверять? Тебе?

Джизбелла мрачно засмеялась, продолжая снимать повязку. Фойл грубо отмахнулся от ее рук.

– Я сам.

Она наотмашь ударила его по забинтованному лицу.

– Ты будешь делать то, что говорю тебе я. Спокойно, Чудовище!

Последний слой бинта упал с глаз Фойла. Огромные и темные, они пристально смотрели на Джизбеллу. Веки были чистыми; переносица была чистой. Последний слой бинта сошел с подбородка. Подбородок были иссиня-черный. Фойл, жадно наблюдавший в зеркало, хрипло вздохнул.

– Он пропустил подбородок! Бэйкер…

– Заткнись, – бросила Джиз. – Это борода.

Лоб был чист. Щеки под глазами были чисты. Все остальное было покрыто черной семидневной щетиной.

– Побрейся, – приказала Джиз.

Фойл пустил воду, смочил лицо, втер мазь и смыл бороду. Потом он подался к зеркалу и внимательно рассмотрел себя, не замечая, что его голова едва не касается головы Джиз, тоже наклонившейся вперед. От татуировки не осталось и следа. Оба вздохнули.

– Чистое, – прошептал Фойл. – Чистое. – Внезапно он еще ближе придвинул лицо к зеркалу и с удивлением изучил себя. Лицо показалось ему незнакомым, таким же чужим, как оно показалось Джизбелле. – Я изменился. Не помню, чтобы я так выглядел. Он сделал мне пластическую операцию?

– Нет, – сказала Джизбелла. – Твоя душа изменила его. Ты видишь вампира; вампира, лжеца и обманщика.

– Ради Бога! Отстань! Оставь меня в покое!

– Вампир, – повторила Джизбелла, глядя в лицо Фойла широко раскрытыми горящими глазами. – Лжец. Обманщик.

Он схватил ее за плечи и пихнул в кают-компанию. Она поплыла по коридору, ударилась о поручень и закрутилась.

– Вампир! – крикнула она. – Лжец! Обманщик! Вампир! Зверь!

Фойл догнал ее. Снова схватил и яростно встряхнул. Ее огненно-красные волосы разметались и всплыли русалочьими косами. Выражение отчаянной ненависти превратило ярость Фойла в страсть. Он обнял ее и зарыл свое новое лицо на ее груди.

– Лжец, – прошептала Джиз. – Животное…

– О, Джиз…

– Свет, – выдохнула Джизбелла.

Фойл нащупал сзади выключатель, и «Уик-энд на Сатурне» продолжал полет к астероидам с темными иллюминаторами….

Они плавали в каюте, нежась, переговариваясь, ласково касаясь друг друга.

– Бедный Гулли, – шептала Джизбелла. – Бедный мой милый Гулли…

– Не бедный, – возразил он. – Богатый… скоро.

– Да, богатый и пустой. У тебя же ничего нет внутри, Гулли, милый… Ничего, кроме ненависти и жажды мести.

– Этого достаточно.

– Сейчас достаточно, а потом?

– Потом? Будет видно.

– Это зависит от того, что у тебя внутри, Гулли; от того, чем ты обладаешь.

– Нет. Мое будущее зависит от того, от чего я смогу избавиться.

– Гулли… почему ты обманул меня в Жофре Мартель? Почему не сказал о сокровище на «Номаде»?

– Я не мог.

– Ты мне не доверял?

– Не то. Просто не мог. Что-то глубоко внутри… то, от чего мне необходимо избавиться.

– Снова контроль, а, Гулли? Ты одержим.

– Да, одержим. Я не могу обучиться самоконтролю, Джиз. Хочу, но не могу.

– А ты пытаешься?

– Да. Видит Бог, да. Но вдруг что-то происходит, и…

– И тогда ты срываешься. «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй. Зверь. Хуже зверя» [18]18
  «Король Лир», акт 1-й.


[Закрыть].

– Что это?

– Один человек по имени Шекспир написал. Это ты, Гулли… когда теряешь контроль.

– Если бы я мог носить тебя в кармане, Джиз… предупреждать меня… колоть меня булавкой…

– Никто это за тебя не сделает, Гулли. Ты должен научиться сам.

Фойл надолго замолчал. Потом проговорил неуверенно:

– Джиз… насчет этих денег…

– К черту деньги.

– Могу я не делиться?

– Ох, Гулли…

– Нет… не то, что я жадничаю. Если бы не «Ворга», я бы дал тебе все, что ты хочешь. Все! Я отдам тебе каждый цент, когда кончу. Но я боюсь, Джиз. «Ворга» – крепкий орешек… Престейн, и Дагенхем, и их адвокат, Шеффилд… Я должен экономить каждый грош, Джиз. Я боюсь, что если я дам тебе хоть одну кредитку, то именно ее мне не хватит на «Воргу». – Он замолчал. – Ну?

– Ты одержим, – устало произнесла она. – Ты совершенно одержим.

– Нет.

– Да, Гулли. Какая-то малая часть твоя занимается любовью, но остальное живет «Воргой».

В этот момент неожиданно и пронзительно зазвенел радар.

– Прибыли, – выдохнул Фойл; вновь напряженный, вновь одержимый. Он рванулся в контрольную рубку.

Фойл налетел на астероид с необузданной свирепостью вандала. Корабль резко затормозил, выплевывая пламя из носовых дюз, и лег на орбиту вокруг кучи хлама, вихрем проносясь мимо большого люка, из которого Джозеф и его братья выходили на сбор космических обломков, мимо кратера, вырванного Фойлом из бока астероида во время отчаянного броска на Землю. Они прошли над окнами парника и увидели сотни запрокинутых лиц, мелких белых бликов, испещренных татуировкой.

– Значит, они спаслись, – пробормотал Фойл. – Они ушли в глубь астероида… пока ремонтируют остальное.

– Ты поможешь им, Гулли?

– Зачем?

– По твоей вине они чуть не погибли.

– Пускай проваливают к черту. У меня своих хлопот полно. Но я рад. По крайней мере не будут мешать.

Он сделал еще один круг над астероидом и подвел корабль к кратеру.

– Начнем отсюда. Надевай скафандр, Джиз. Пойдем. Пойдем!

Он гнал ее, сжигаемый нетерпением; он гнал себя. Они залезли в скафандры, вышли из корабля и стали пробираться сквозь дебри кратера в холодные внутренности астероида, извиваться и протискиваться в узкие извилистые ходы, словно пробуравленные гигантскими червями. Фойл включил микроволновый передатчик и обратился к Джиз.

– Осторожнее, не потеряйся. Держись ближе ко мне.

– Куда мы идем, Гулли?

– К «Номаду». Помню, что они вцементировали его в астероид. Не знаю где. Надо искать.

Их продвижение было бесшумным в безвоздушных проходах, но звук передавался по скалам и стальным каркасам. Однажды они остановились перевести дыхание у изъеденного корпуса древнего крейсера и, прислонившись к нему, почувствовали ритмичный стук.

Фойл улыбнулся.

– Джозеф и Ученый Люд. Просят на пару слов. Уйдем от ответа. – Он дважды стукнул по корпусу. – А теперь личное послание моей жене. – Его лицо потемнело. Он яростно ударил по металлу и повернулся. – Идем.

Но сигналы преследовали их постоянно. Было очевидно, что наружная часть астероида брошена; племя оттянулось в центр. Неожиданно в проходе из покореженного алюминия открылся люк, блеснул свет, и в чудовищном старом костюме появился Джозеф. Он стоял с моляще воздетыми руками, шевеля дьявольским ртом, гримасничая дьявольским лицом.

Фойл, завороженно не отрывая глаз от старика, сделал шаг вперед, потом остановился, судорожно сжимая кулаки и беззвучно сглатывая. И Джизбелла, посмотрев на Фойла, в ужасе закричала, потому что старая татуировка выступила на его лице, кроваво-красная на мертвенно-бледной коже, уже алая, а не черная, настоящая тигриная маска.

– Гулли! – вскричала она. – Боже мой! Твое лицо!

Фойл не сводил глаз с Джозефа. Toт делал молящие жесты, отчаянно размахивал руками, предлагая войти внутрь астероида, потом исчез. Только тогда Фойл повернулся к Джизбелле.

– Что? Что ты сказала?

Через прозрачный шлем скафандра она отчетливо видела его лицо. По мере того, как утихала ярость, татуировка бледнела и, наконец, пропала.

– Твое лицо, Гулли. Я знаю, что случилось с твоим лицом.

– О чем ты?

– Тебе хотелось иметь при себе контролера, Гулли. Так ты его получил. Твое лицо. Оно… – Джизбелла истерически засмеялась. – Теперь тебе придетсянаучиться самоконтролю, Гулли. Ты никогда не сможешь дать волю эмоциям… чувствам… потому что…

Но Фойл смотрел мимо нее и внезапно с диким криком сорвался с места. Он резко остановился перед открытым люком и восторженно завопил, потрясая руками. Люк вел в инструментальный шкаф, размером четыре на четыре на девять. В этом гробу Фойл жил на борту «Номада».

Корабль был практически не тронут. Фойл схватил Джизбеллу за руку и потащил по палубам. Наконец они добрались до каюты капитана. И там, растащив обломки и сорвав обшивку, Фойл нашел массивный стальной сейф, тусклый и неприступный.

– У нас есть выбор, – пробормотал он. – Выдрать сейф из корпуса и отвезти на Землю или открыть здесь. Я за второе. Дагенхем мог лгать. Смотря какие инструменты держит Сэм на корабле. Пошли назад, Джиз.

Он так и не заметил ее молчания и отвлеченного вида, пока не перерыл весь корабль в поисках инструментов.

– Ничего! – в отчаянии воскликнул он. – На борту нет даже молотка или дрели. Абсолютно ничего, кроме открывалок!

Джизбелла молчала, не сводя глаз с его лица.

– Ты чего так на меня уставилась? – раздраженно спросил Фойл.

– Я зачарована, – медленно произнесла она.

– Чем?

– Я тебе кое-что покажу, Гулли.

– Что?

– Свое презрение.

Джизбелла трижды ударила его. Ошеломленный пощечинами, Фойл яростно сверкнул глазами. Джизбелла взяла зеркальце и поднесла к нему.

– Взгляни на себя, Гулли, – сказала она спокойно… – Посмотри на свое лицо.

Он посмотрел. Он увидел налившуюся кровью татуировку, пылавшую под кожей и превращавшую лицо в ало-белую тигриную маску. Его так заворожило ужасное зрелище, что ярость сразу же улеглась, и одновременно исчезла маска.

– Боже мой, – прошептал Фойл. – О, Боже мой… Что это значит, Джиз? Бэйкер запорол работу?

– Не думаю. У тебя остались шрамы под кожей, Гулли… от татуировки и от операции. Иголочные шрамы. Они не видны обычно, но стоит тебе потерять самообладание, дать волю чувствам, как они наливаются кровью… когда тебя охватывает страх, бешенство, страсть… Ты понимаешь?

Он покачал головой, все еще изучая свое лицо, пораженно ощупывая его.

– Ты хотел носить меня в кармане, чтобы я колола тебя булавками, когда ты выходишь из себя… У тебя есть теперь кое-что лучше этого, Гулли, или хуже, бедный мой милый. У тебя есть твое лицо.

– Нет, – закричал он. – Нет!

– Тебе никогда нельзя терять контроль, Гулли. Ты никогда не сможешь слишком много пить, слишком яростно ненавидеть, слишком сильно любить… Ты должен держать себя в железных тисках.

– Нет! – отчаянно настаивал он. – Все можно изменить. Бэйкер сможет или кто-нибудь другой. Я не хочу отказываться от чувств из боязни, что превращусь в чудовище!

– Думаю, ничего нельзя сделать, Гулли.

– Пересадка кожи.

– Шрамы чересчур глубоки. Ты никогда не сможешь избавиться от своего клейма, Гулли. Тебе придется научиться жить с ним.

С внезапной вспышкой ярости Фойл отшвырнул зеркало, и кроваво-красная маска вновь зардела под кожей. Он бросился в тамбур и стал судорожно напяливать скафандр.

– Гулли! Куда ты? Что ты собираешься делать?

– Достать инструменты! – выкрикнул он. – Инструменты для проклятого сейфа.

– Где?

– В астероиде. У них там десятки складов, набитых инструментами с кораблей. Там должно быть все, что мне нужно. Не ходи со мной. Могут возникнуть осложнения. Как теперь мое личико? Дает о себе знать? О Господи, ниспошли мне испытание!

Фойл нашел ход в обитаемую зону и заколотил по двери. Он ждал, и снова колотил, и продолжал свой повелительный вызов, пока люк не открылся. Из него высунулись руки и втянули Фойла внутрь; люк захлопнулся.

Фойл моргнул и оскалился, глядя на Джозефа и сгрудившихся невинных братьев с чудовищно разрисованными лицами. И понял: его лицо сейчас ярко пылает, потому что Джозеф неожиданно отпрянул и кошмарный дьявольский рот по слогам прочитал: «НОМАД».

Фойл пошел сквозь толпу, грубо расталкивая всех в стороны, и сокрушительно ударил Джозефа сжатым кулаком. Он бродил по жилым коридорам, смутно припоминая их, пока, наконец, не нашел склад: полупещеру, полукамеру, где хранились инструменты.