Текст книги "Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)"

Автор книги: Род Серлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

Этель вышла в крохотную кухоньку, плотно прикрыла дверь и сделала себе чашечку кофе.

Уолтер Бедекер сидел в постели, разглядывая свое отражение в зеркале над туалетным столиком.

– Преступление, – повторил он. – Мне не дано! Мне не дано прожить устраивающее меня число лет. Двести, триста. – Он глубоко вздохнул и покачал головой.

Глубокий, звучный, слегка насмешливый голос произнес:

– Почему не пятьсот и не шестьсот?

Бедекер согласно кивнул.

– Почему бы и нет? Или тысячу. Ну какое нелепое сравнение: жалкая горстка лет – и вечность в гробу под землей, В темноте и холоде!

– Не забудьте и про червей, – отозвался голос.

– Конечно, – согласился Бедекер. И тут глаза его расширились, ибо неожиданно в стоящем у кровати кресле довольно быстро материализовался крупный полный человек в темном костюме. Бедекер сглотнул, протер, глаза и уставился на него.

Джентльмен улыбнулся и кивнул головой.

– Я подписываюсь подо всеми вашими словами, мистер Бедекер, – сказал он. – Я полностью с ними согласен.

Бедекер, не сводя с него взгляда, сказал:

– Я в восторге. Но кто вы такой?

– Мое имя Кадваладер, – ответил джентльмен. – По крайней мере, в этом месяце я пользуюсь им. Оно оставляет приятное ощущение на языке.

Бедекер исподтишка оглядел комнату, задержав взгляд на двери и окне, потом быстро глянул под кровать. Потом на толстяка.

– Как вы попали сюда?

– О, я отсюда никогда и не уходил, – ответил Кадваладер. – Я был здесь в течение некоторого времени. – Он слегка подался вперед, как это делает обычно человек, собирающийся начать деловой разговор. – Буду краток, мистер Бедекер, – сказал он. – Вы выглядите как человек., с которым можно заключить сделку. Я буду рад сделать вам предложение. Каждый из нас имеет нечто, нужное другому. Это кажется мне довольно прочной основой для сделки.

Голос Бедекера был холоден.

– Вот как? И что же такое вы имеете, то может заинтересовать меня?

Толстяк улыбнулся, зажег сигарету и удобно откинулся в кресле.

– О, много всякой всячины, мистер Бедекер, – сказал он. – Вы будете удивлены. Много всяких вещиц. Разнообразных и достойных восхищения.

Бедекер внимательно поглядел на него. Странное лицо, подумал он. Полное, йо не лишенное приятности. Прекрасные белые зубы, хотя в глазах какой-то легкий блеск. Бедекер задумчиво поскреб подбородок.

– Что такое есть у меня, что так сильно заинтересовало вас?

Кадваладер улыбнулся.

– В сущности, очень маленькая штучка, – сказал он. – Менее чем маленькая. Незначительная. Микроскопическая. – Он чуть развел большой и указательный пальцы. – Вот такусенькая.

Глаза их встретились.

– Как бишь вы сказали вас зовут? – спросил Бедекер.

– Что значит имя? – чуть заискивающе отозвался Кадваладер. – Язык… всего лишь раздел семантики. Последовательность слов. Например, чего хотите вы? Вы хотите поиграться с несколькими сотнями лет. Некоторые назвали бы это своего рода бессмертием. Но почему давать этому именно такое определение? Зачем пользоваться такими впечатляющими словами? Давайте-назовем это… мы двое… давайте назовем это некоторым дополнительным свободным временем! В конце концов, что такое несколько сотен лет или несколько тысяч лет?

Бедекер сглотнул.

– Несколько… тысяч!

– Пять тысяч, десять тысяч… – Кадваладер бросил в прорыв числа, как бывалый торговец подержанными автомобилями вводит в действие тяжелую артиллерию. – Мир будет существовать ad infinitum, так что же такое несколько тысяч лет больше или меньше, туда или сюда, плюс или минус?

Бедекер в тревоге поднялся с постели и вперился в лицо толстяка.

– Эта маленькая штучка, мистер Кадваладер, которую я должен буду дать взамен… как вы ее назовете?

Кадваладер слегка подмигнул ему, словно добрый Сайта Клаус.

– Как мы ее назовем? – поправил он. – Давайте подумаем! Мы можем назвать ее маленьким кусочком вашего естества. Крохотной крупицей поверхностного слоя вашей структуры. Частицей атома вашей сущности. – Его улыбка становилась все шире, что, впрочем, не отражалось в глазах. – Или же мы можем назвать ее…

– Душой! – с триумфом выкрикнул Бедекер.

Улыбка на лице Кадваладера превратилась в улыбку человека, пребывающего в полном блаженстве.

– Или так, – сказал он мягко. – В конце концов, что это такое? И когда вас не станет спустя тысячи лет, на что она будет вам нужна?

Уолтер Бедекер выпрямился и простер дрожащую руку в сторону мистера Кадваладера.

– Вы Дьявол! – объявил он.

Кадваладер слегка согнулся в районе гигантского экватора, именуемого талией, и скромно произнес:

– К вашим услугам. Так как, мистер Бедекер? Почему бы и нет? Своего рода сотрудничество. Вы будете должны мне вашу так называемую душу, а я даю вам бессмертие. Вечную жизнь… или такую долгую, как только пожелаете. И неуязвимость, мистер Бедекер. Подумайте об этом! Абсолютная неуловимость. Ничто не сможет причинить вам ни малейшего вреда!

Бедекер погрузился в размышления.

– Ничто не сможет причинить мне ни малейшего вреда? И я буду жить вечно?

Кадваладер улыбнулся.

– Почему бы нет? Вечно. Опять, мистер Бедекер, вопрос о значениях слов. Все ведь относительно. Для вас это будет вечность. Для меня прогулка до соседнего квартала. Но мы оба будем довольны.

Бедекер стоял, весь уйдя в свои мысли. Кадваладер встал и подошел к нему. Его голос был мягок и вежлив, но полон обещания.

– Подумайте, – сказал он. – Жить без страха смерти. Быть неуязвимым. Не бояться болезней. Несчастных случаев. Эпидемий. Войн. Голода. Ничего. Правительства рухнут. Люди умрут. Но Уолтер Бедекер будет жить и жить!

Бедекер, с откинутой головой, с улыбкой, блуждающей по его личику, подошел к зеркалу и вперился в свое отражение.

– Уолтер Ведекер будет жить и жить, – задумчиво повторил он.

Мистер Кадваладер подошел к нему, и его отражение тоже появилось в зеркале.

– Мистер Кадваладер, – сказал Бедекер, – об этой душе… Вы сказали, что я не почувствую ее отсутствия?

– Нет, вы даже и не ощутите, чего лишились.

– И я буду жить и жить, не умирая, сказали вы?

– Точно так.

– Никаких подвохов? – спросил Бедекер. – Никаких скрытых ловушек? Я просто буду жить столько, сколько захочу, и все?

Кадваладер усмехнулся.

– Да. Совершенно верно.

Мистер Кадваладер подошел к креслу и опустился в него. Бедекер оставался у зеркала, рассматривая собственное отражение и водя по нему пальцем.

– А как относительно моей внешности? – поинтересовался он.

– Боюсь, тут я не многое могу сделать, – не подумавши отозвался Кадваладер, но тут же поправился: – То есть я хочу сказать… вы будете выглядеть примерно так же, как сейчас.

– Но через пять сотен лет, – не отставал от него Бедекер, – я не желаю выглядеть, словно высохший старикан.

Кадваладер поднял взгляд к потолку и покачал головой, словно от чудовищности требования.

– Ах, мистер Бедекер, – сказал он, – вы так придирчивы. С вами трудно вести дело. Но, – он махнул рукой, – вы увидите, что я… – он замялся с извиняющейся улыбкой, подыскивая подходящее слово, – человек… готовый идти на уступки. Мы включим это в договор. Изменения, накладываемые временем на вашу энешность, будут более или менее незначительными.

Бедекер повернулся к нему.

– Кадваладер, я полагаю, мы близки к заключению этой сделки.

Кадваладер потер руки и быстро спрятал их за спину.

– Мистер Бедекер, – радостно заявил он, – вы никогда не пожалеете об этом. До самой смерти!

Бедекер кинул на него быстрый взгляд.

– Которая, – поспешно добавил Кадваладер, – ожидается только через несколько тысяч лет. Однако вот что я должен сообщить, мистер Бедекер…

Бедекер упер в него палец.

– Ага. Тут-то все и раскрывается, а?

– Заверяю вас, это для вашего же блага. – Кадваладер вытащил из кармана большой толстый документ и принялся его перелистывать. – Статья девяносто три, – объявил он, – вот, это здесь. – Он ткнул пальцем в страницу и повернул ее к Бедекеру, чтобы он смог прочесть.

– Что там такое? – тревожно спросил Бедекер. – Прочтите сами.

Толстяк откашлялся.

– По сути это escape clause, – сказал он. – Ваш escape clause. В случае же, если представитель первой договаривающейся стороны предъявляет представителю второй договаривающейся стороны уведомление… – забормотал он. – Нет, это слишком скучно. Я объясню вам суть. Если вы когда-либо устанете жить, мистер Бедекер, вы можете воспользоваться данным пунктом, вызвав меня и потребовав… – Он улыбнулся. – Снова вопрос семантики. Окончания жизни? В этомтлучае я гарантирую вам быстрое и безболезненное… – он пощелкал толстыми пальцами, – отшествие?

У Бедекера приоткрылся рот. Он потянулся за документом. Кадваладер с готовностью протянул его и позволил себе слегка ослабить галстук, наблюдая, как стремительно Бедекер листает страницы. Достав из бокового кармана большой темно-красный платок, он вытер лицо.

– А у вас тут жарковато! – пробормотал он.

Бедекер прочел последнюю страницу и протянул документ толстяку.

– Кажется, все в порядке, мистер Кадваладер, но могу вас заверить, что не отношусь к типу людей, которые рубят сук, на котором сидят. Если вы говорите о бессмертии для меня, то я и имею в виду бессмертие! Вам придется очень, очень долго ждать!

Кадваладер слегка согнулся в талии.

– Мистер Бедекер, – сказал он, – никакие другие слова не могли бы обрадовать меня более!

– Что ж, – заявил Бедекер, – в таком случае, по рукам.

На этот раз мистер Кадваладер откровенно потер руки. Глаза его блестели, и Бедекеру даже показалось, что он глядит в два отверстия, за которыми бушует пламя. Но его мысль не задержалась долго на этом, потому что мистер Кадваладер протянул руку и извлек из воздуха большую дымящуюся печать. Затем он широко размахнулся и опустил ее на первую страницу документа. Послышался шипящий звук, и документ упал на пол, пылая по нижнему краю. Бедекер увидел, что в нижнем правом его углу остался оттиск печати. Он был похож на окружность с рогами посредине. Спустя мгновение огонь погас, и договор лишь слегка дымился. Бедекер нагнулся и поднял его.

– Да, здесь, похоже, все в порядке, – сказал он. – А теперь несколько вопросов, мистер…

Но комната была пуста. Ему показалось, что он слышит отдаленный хохот, но он не был в этом уверен, да и вскоре все стихло. Бедекер тщательно сложил документ и убрал его в ящик туалетного столика. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, потом подошел к окну и импульсивным жестом отворил его, впустив в комнату холодный воздух. Он стоял, дыша полной грудью. Никогда в жизни не чувствовал он себя таким свободным, ничем не обремененным и абсолютно здоровым.

Это напомнило Бедекеру о его подносе со всеми этими лекарствами, пузырьками, бутылочками, примочками и книгой «Как стать счастливым во время болезни». Он взял поднос со всем содержимым, швырнул его за окно и довольно улыбнулся несколько секунд спустя, когда услышал, как все это стекло вдребезги разбилось о тротуар четырнадцатью этажами ниже. Повернувшись назад, он остановил взгляд на радиаторах центрального отопления. Горячий воздух дрожал над ними, и они казались кирпично-красными в свете лампы. Он осторожно подошел к ним и очень медленно приблизил руку, пока не почувствовал на ладонях и пальцах тепло. Раскалились докрасна, подумал он. Раскалились докрасна.

– Не попробуешь – не узнаешь, – пробормотал он. – Когда, как не сейчас!

Он крепко ухватился обеими ладонями за трубы, слыша шипение обожженной плоти, видя поднимающийся кверху дымок. Но не было никакого ощущения боли. Не было вообще никакого ощущения. Он отнял ладони и поднес их к глазам. Никаких следов. Он снова взглянул на раскаленные докрасна трубы и расхохотался. Продолжая смеяться, он с гордо – поднятой головой прошествовал к кровати и плюхнулся в нее. Он услыхал, как открылась дверь, и на пороге появилась испуганная Этель.

– Уолтер, – нервно спросила она, – с тобой все в порядке?

– Все ли в порядке? – переспросил он. – Этель, любовь моя, все просто великолепно. Превосходно. Лучше не бывает.

Он встал и подошел к туалетному столику. На нем рядом с набором щеточек лежала пилочка для ногтей. Он взял ее и, счастливо улыбаясь, с размаха всадил себе в ладонь. Этель вскрикнула и привалилась к косяку. Потом очень медленно открыла глаза и увидала улыбку чеширского кота на лице своего мужа. Он демонстрировал ей неповрежденную ладонь.

– Видишь, дорогая? Ладонь быстрее глаза! Не попробуешь – не узнаешь. Гляди же, дорогая… на нового Уолтера Бедекера!

Он снова захохотал, и его бурный, грохочущий, неуправляемый смех заходил туда-сюда по комнате, словно кочет по курятнику.

Этель с побелевшим лицом недвижно стояла у двери, думая о том, осмелится ли она выйти из комнаты и подойти к телефону. Или же в любой момент этот сумасшедший, стоящий перед ней, может сделаться буйным. Ее взгляд упал на лежащую на столике пилочку для ногтей. У нее замерло сердце, она до боли прикусила кулак и в ужасе уставилась на Уолтера. Пилочка была в крови.

Все последующие недели Этель Бедекер постоянно мучал вопрос, не предпочла ли бы она прежние дни теперешним. И не было ли непоправимой ошибкой ее замужество. И появление на свет. «Новый» Уолтер Бедекер оказался совершенно загадочным человеком.

Да, он перестал «болеть» по пять раз в месяц и выкрикивать свои невозможные требования. По сути, он и дома-то теперь бывал изредка. Но его новое поведение просто выбивало из колеи.

Первым сигналом о том, что теперь можно было ожидать от Уолтера, был телефонный звонок от страховой компании, обслуживающей одну строительную фирму. На Уолтера, как оказалось, свалилась стальная двутавровая балка, весящая около двух с половиной тонн. Ее поднимали на цепи на десятый этаж строящегося здания. Цепь оборвалась, балка пролетела триста футов, упала на Уолтера Бедекера и размазала его по тротуару. Десятника, руководившего подъемом, чуть не хватил удар. Когда он оправился, то очень-очень медленно подошел к ужасному месту. Он закрыл ладонью глаза из-за присущего каждому человеку страха от вида изуродованных тел. Чуточку раздвинул сомкнутые пальцы из-за также присущего каждому человеку любопытства при виде чего-то ужасного. Как выяснилось, и то и другое он делал совершенно напрасно, ибо Уолтер Бедекер выполз из-под балки абсолютно целехонький, лишь только одежда кое-где порвалась, да волосы слегка растрепались. Он громогласно объявил десятнику, что пусть тот побыстрее звонит своему адвокату, ибо он намерен затеять грандиознейшую тяжбу, которая прогремит по всему побережью.

Все это было рассказано Этель лишь для того, чтобы сообщить, что звонит представитель страховой компании и что он скоро прибудет к ним.

В тот же день Уолтер подписал отказ от иска и получил чек на пять тысяч долларов.

Это произошло в среду, а в субботу Уолтер оказался один в кабине автоматического лифта. По какой-то непонятной причине трос оборвался, кабина пролетела две тысячи футов и вдребезги разбилась, ударившись о дно шахты. Управляющий услыхал крик, бросился в подвал и открыл разбитую дверь. Бедекер лежал среди обломков.

Ничего не пострадало, даже его апломб. (Этот случай был улажен за тридцать восемь сотен долларов и сорок два цента.)

Неделю спустя Бедекер стоял перед сталелитейным заводом, когда здание вдруг окуталось дымом. Позже газеты писали, что это был самый сильный пожар за последние двадцать пять лет. По счастью, это случилось после пятичасового гудка, и в развалинах было найдено всего три тела, обгоревших до неузнаваемости. Бедекер был погребен под рухнувшей от огня стеной, но выполз на четвереньках к ногам пожарника, который упал в обморок, увидев его. Вся его одежда полностью сгорела, и это обошлось пожарникам в тридцать девять долларов пятьдесят центов вдобавок к тем десяти тысячам, которые им пришлось уплатить Бедекеру.

В последующие пять недель Бедекер побывал в восьми крупных катастрофах: столкновении метропоездов, перевернувшемся автобусе, пять раз его сбивала машина (и в каждом случае водитель клялся, что Бедекер сам выскакивал перед несущимся автомобилем), потом произошел этот странный случай в ресторане, когда Бедекер заявил, что в тушеном мясе – стекло. Уже после того, как хозяин уплатил Бедекеру двести долларов наличными, официант показал ему стоящий на столе полуобглоданный бокал. Но к тому времени Бедекер был уже далеко, унося в кармане полученные деньги.

Был канун Нового года, и Этель робко предложила – Бедекеру сходить или куда-нибудь поужинать, или на концерт, или в ночной клуб. Бедекер стоял у окна спиной к ней и молчал.

– Одиннадцать несчастных случаев, – сказал он наконец. – Одиннадцать несчастных случаев произошло со мной,

Этель, которая в этот момент думала о том, что они уже так долго не танцевали, решила зайти с другой стороны.

– Да, да, дорогой, – сказала она с надеждой. – Тебе надо развеяться. Ты должен постараться не думать об этом.

Бедекер все так же глядел в окно.

– Не кажется ли тебе, Этель, – риторически вопросил он, – что в одиннадцати несчастных случаях должен присутствовать какой-то элемент потрясения? Одиннадцать несчастных случаев, а ты знаешь, что ничего тебе не грозит?

– Я думаю, да, Уолтер, – бездумно отозвалась Этель, не совсем понимая, о чем он ведет речь.

– Вот-вот, – подхватил Бедекер. – В таких вещах должно быть нечто будоражащее. – Он отошел от окна. – Так ничего подобного! Это однообразно. Это абсолютно лишено хоть какого-нибудь возбуждения. Короче, мне это осточертело.

– Уолтер, милый, – мягко сказала Этель, – я полагаю, нам следовало бы поблагодарить Господа за его благоволение к тебе.

– Тебе, Этель, – огрызнулся Бедекер, – следовало бы помолчать. Больше всего на свете ты походишь на маленькую серенькую Мышку, выискивающую кусочек сыра.

Она дождалась, когда спадет охвативший ее болезненный озноб, и только после этого сказала: – Уолтер, ты можешь быть ужасно жесток, ты знаешь это?

Бедекер неприязненно покосился на нее и сказал: – Этель, пожалуйста, замолчи! – Он принялся мерять комнату шагами, бормоча: – Держу пари, он провел меня! Кадваладер – шадваладер! Что толку во всех этих штучках, если ничего не ощущаешь? Никакого возбуждения!

Этель глядела на него в замешательстве. Да, это был Уолтер Бедекер. Это был ее муж. Но он абсолютно отличался от человека, за которого она выходила, от того ипохондрика, с которым она прожила столько лет.

– Уолтер, – спросила она, – как ты себя чувствуешь?

Бедекер проигнорировал вопрос.

– По крайней мере, когда я так пекся о своем здоровье, – сказал он громко в пространство, – в этом был элемент риска. Но сейчас нет никакого риска. Никакого возбуждения. Ничего!

Он вдруг откинул голову назад, глаза его расширились, и он пробежал мимо жены в ванную. Она услыхала, как он выдвигает ящик с медикаментами. Услыхала позвякиваньё пузырьков и баночек.

– Этель? – раздался из ванной голос Бедекера. – У нас есть декстрин?

Этель подошла к ванной.

– Декстрин? – переспросила она.

– Да, да.

Этель через его плечо поглядела на пузырьки, которые он выстроил перед собой. Там были йод, стеклоочиститель и английская соль. В руке Бедекер держал стакай, в который всыпал и влил по изрядной порции, из каждого пузырька.

– Декстрин! – нетерпеливо повторил Бедекер.

Этель вышла на кухню и достала банку с декстрином из ящика под подоконником. Она принесла ее Бедекеру, и тот немедленно отвинтил пробку и добавил последний ингредиент в свою дьявольскую смесь, которая запенилась и приобрела горчичный цвет. Бедекер поднял стакан и быстрым движением осушил его до дна. У Этель перехватило дъгхание. Бедекер облизнул губы, а потом с несчастным видом поставил стакан на место.

– Видела? – спросил он.

– Что видела? – Голос ее дрожал.

– Видела, что я сейчас выпил? Йод, спирт, английская соль. И что эта смесь сделала со мной, Этель? Я спрашиваю тебя… что эта смесь сделала Со мной? Да ничего! Абсолютно ничего. Я выпил яд в количестве, достаточном, чтобы отравить дюжину людей. А на вкус это как лимонад. Выдохшийся лимонад.

Этель прислонилась к косяку. Голос ее прозвучал весьма твердо.

– Уолтер, я хочу знать, что все это значит!

Бедекер поглядел на нее.

– Что все это значит? Ты в самом деле хочешь знать?

Она кивнула.

– Олл раит, – согласился Бедекер. – Я расскажу. Случилось так, что я стал бессмертным. И неуязвимым. Я заключил договор с человеком по имени Кадваладер, который дал мне бессмертие в обмен на мою душу. Более кратко объяснить я вряд ли смогу.

Этель бросила взгляд на свое отражение в зеркале, краем сознания удивившись, что можно выглядеть настолько бледной и испуганной.

– Я хочу, чтобы ты сел, Уолтер, – сказала она, собрав все свои силы. Я приготовлю тебе чаю, а потом позвоню доктору.

Она повернулась, чтобы уйти, но Уолтер схватил ее за руку и рывком повернул к себе.

– Ты не будешь готовить мне чай, – заявил он. – И не будешь звонить доктору. Будь у тебя хоть какое-нибудь воображение, Этель, ты фы подсказала мне, что я должен сделать, чтобы хоть как-то взбудоражить себя. Я попадал в столкновения поездов и автомобилей, в бушующее пламя, только что я выпил яд. Ты видела. – Он помолчал и пожал плечами. – Ничего. Абсолютно ничего. Знаешь, о чем я думаю? – Он вышел в гостиную. – Я думаю, Этель, что надо попробовать залезть на крышу и броситься головой вниз! Пролететь четырнадцать этажей, чтобы узнать, что это такое.

Этель тяжело опустилась в кресло, чувствуя, что к глазам подступают слезы.

– Уолтер, пожалуйста… Пожалуйста, ради Бога.

Бедекер направился к двери.

– Этель, дорогая, помолчи.

Она вскочила на ноги и подбежала к двери, схватив его за рукав в тот момент, когда он стал открывать дверь.

– Уолтер, – умоляюще простонала она. – Пожалуйста, Уолтер, ради Бога…

Он отшвырнул ее прочь, прошел по площадке к лестнице, ведущей на крышу, и стал подниматься по ней. Этель бросилась следом, уговаривая, упрашивая, умоляя, но он не слушал ее. На крыше он направился прямиком к световому колодцу. Это было большое застекленное квадратное отверстие посреди крыши. По периметру его шло бетонное ограждение высотой не более восьми дюймов. Этель немедленно встала между Уолтером и этим порожком, положив руки ему на плечи.

– Пожалуйста, Уолтер, – умоляюще сказала она. – Пожалуйста, милый…

Бедекер оборвал ее: – Этель, иди утопись в ванной и оставь меня в покое. Я хочу броситься вниз головой в этот колодец и хочу, чтобы ты убралась с моего пути!

Он шагнул вперед, и она слегка отступила.

– Пожалуйста, милый. – Она все не теряла надежды. – Пожалуйста, пойдем домой. Я напеку тебе картофельных оладий. Помнишь, как ты любил картофельные оладьи?

Бедекер смахнул ее руку со своего плеча и отодвинул Этель в сторону.

– Ты, милая моя, – сказал он, – сама похожа на картофельную оладью. Ты способна возбудить не более, чем картофельная оладья. Ты безвкусна, как картофельная оладья. А теперь я последний раз говорю, чтобы ты убралась с дороги.

Она бросилась к нему, стараясь оттолкнуть от края, и только в последний момент осознала, что больше не стоит на крыше. Что она переступила невысокий порожек, ограждающий световой колодец. В то же мгновение она потеряла равновесие, упала навзничь на стекло, пробила его и полетела вниз, на бетон внутреннего двора. И даже крик ее был тихим жалобным звуком, исторгнутым тихой, достойной жалости женщиной. В нем звучала скорее жалоба, нежели страх. Это был скорее вежливый протест, нежели последний крик женщины, летящей головой вниз навстречу смерти.

Бедекер на цыпочках подошел к краю и заглянул вниз. Сверху вниз на этажах загорались огни, словно на панели идущего вниз лифта. Он поскреб подбородок, вытащил сигарету и зажег ее.

– Интересно, на что это похоже? – задумчиво проговорил он.

Где-то вдалеке послышалась сирена. Голоса высыпавших жильцов становились все громче. И вдруг его озарила мысль. Это была изумительная, мысль. Мысль, заставившая его прямо-таки задрожать. Он бросился к лестнице, по которой поднимался сюда, промчался по ней, перескакивая через ступеньку, ворвался в квартиру и схватил телефбн.

– Соедините меня с полицией, – сказал он в трубку. Спустя мгновение он услышал голос дежурного сержанта. – Алло? Это полиция? Это Уолтер Бедекер. Седьмая улица, 11. Да, верно. Комната 12-Б. Приезжайте сюда немедленно. Нет, со мной ничего. Я только что убил жену. Да, верно. Да, я жду вас здесь. До свидания.

Он положил трубку, с удовольствием затянулся, стряхнул пепел и сказал: – Что ж, заставим этот старый электрический стул потрудиться!

Процесс «Штат против Уолтера Бедекера» был, по словам окружного прокурора, событием, так же обреченным на внимание всего города, как в свое время схватки борцов-профессионалов». Судебные репортеры, зрители и, конечно же, присяжные, казалось, полностью разделяли точку зрения обвинения. В течение трех дней слушаний Штат уверенными шагами продвигался к успеху. Были установлены мотивы преступления (шестеро свидетелей рассказали о ссорах между Уолтером Бедекером и его женой). Была установлена преднамеренность преступления (водопроводчик показал, что слышал по крайней мере дюжину раз, как Уолтер Бедекер угрожал жене). Не было разве что только фотографий, запечатлевших само преступление. (Но по крайней мере дерятеро видали, как Бедекер торопливо спустился с крыши и исчез у себя в квартире.)

Короче, накануне вынесения приговора Уолтер Бедекер находился в крайне незавидном положении. Впрочем, этого нельзя было сказать по его виду. Он сидел и, посмеиваясь, поглядывал на судью, свидетелей и обвинение. Будучи допрошенным, он открыто и спокойно признал, что столкнул свою жену с крыши и нисколько не раскаивается в содеянном. Что он, не задумываясь, сделал бы это еще раз.

Его защитник, положенный ему по закону, был весьма отчаянный молодой человек, который моментально протестовал при малейшем намеке на провокационный вопрос, который спорил, умолял, а при случае громом обрушивался на суд, который париРОВaЛ любой словесный удaр обвинения и делал это мастерски, Но это был проигранный процесс, и он знал это. Он окончательно понял, насколько безнадежно дело, когда послал своему подзащитному записку с каким-то вопросом и получил ее обратно со следующим ответом: «Пошел к чертям! Уолтер Бедекер». С этого момента адвокату стало ясно, что обычное доверие между защитником и подзащитным в данном случае отсутствует начисто.

Более того, это был клиент, все ответы которого, казалось, свидетельствовали о его сговоре с обвинением. Ибо Уолтер Бедекер признавал свою вину каждым словом, каждым жестом и делал это явно намеренно.

Вечером третьего дня слушаний защитник Бедекера отправился в камеру к своему подзащитному. Клиент ужинал и по этой причине не обратил на него ни малейшего внимания.

Только лишь принявшись за десерт, маленький человечек вскинул голову, словно только сейчас заметил адвоката, и небрежно кивнул.

– Купер, ищейка, что привело вас сюда в такой поздний час?

Купер уселся и внимательно поглядел на своего клиента.

– Мистер Бедекер, – сказал он мрачно, – вы, может быть, не осознаете, но при тех темпах, какими идет дело, завтра оно попадет к присяжным.

Бедекер кивнул, продолжая поедать мороженое.

– Как вы себя чувствуете, Купер? – поинтересовался он.

Купер дернулся от ярости, но сдержался и поставил рядом с собой чемоданчик.

– Как я себя чувствую? Отвратительно, мистер Бедекер. Я чувствую себя отвратительно с того самого дня, как взял ваше дело. У меня были трудные клиенты, но ни один вам и в подметки не годится.

– Вот как, – равнодушно отозвался Бедекер. – И что вас так беспокоит?

– Меня беспокоит, что все три дня слушаний вы ведете себя, словно человек, не желающий, чтобы его оправдали. Когда я спрашиваю вас о чем-нибудь, вы молчите, словно рыба. Когда вас спрашивает прокурор, вы ведете себя так, словно заключили пари, что он выиграет процесс. – Он подался вперед. – Теперь глядите, Бедекер, какую пользу мы можем из этого извлечь. Если дело перейдет завтра к присяжным, а все к этому и идет, у вас не будет ни малейшего шанса.

Бедекер зажег сигарету и удобно откинулся назад.

– В самом деле? – спросил он.

– В самом деле! Теперь вот что я хочу, чтобы вы сделали завтра! – Он поднял чемоданчик на колени и щелкнул запорами. Он уже вытаскивал какие-то бумаги, когда Бедекер сказал:

– Не стоит беспокоиться, мистер Купер. Право, не стоит. – Он махнул рукой в сторону чемоданчика. – Уберите его.

– Что?

– Уберите его.

Купер посмотрел на него долгим недоверчивым взглядом.

– Бедекер, поняли ли вы то, что я сказал вам? Всего двенадцать часов отделяют вас от обвинительного заключения в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

Бедекер улыбнулся,

– А к чему меня приговорят?

– Приговор, – устало сказал Купер, – за убийство с отягчающими обстоятельствами в нашем штате – казнь на электрическом стуле.

– Казнь на электрическом стуле, – задумчиво повторил Бедекер. Он побарабанил пальцами по краю стола, потом принялся разглядывать ногти.

– Бедекер! – закричал Купер, теряя контроль.

– Казнь на электрическом стуле. А если бы я был в Калифорнии?

– Что? – недоуменно спросил Купер.

– Как бы меня попытались убить, живи я в Калифорнии?

– Там высшая мера наказания – газовая камера. Но я совершенно не понимаю…

– А в Канзасе? – перебил Бедекер.

– В Канзасе, – ответил Купер, – вас бы повесили. А теперь я хочу вам кое-что сказать, мистер Бедекер…

Бедекер поднялся и поглядел на адвоката, на лице которого выступила испарина.

– Нет, мистер Купер, – тихо сказал он. – Это я скажу вам кое-что. Все, что они получат, если попытаются посадить меня на электрический стул, это крупный счет за электричество! А теперь спокойной ночи, мистер Купер. До завтра.

Купер глубоко вздохнул. Медленно застегнул запоры чемоданчика и поднялся.

– Не знаю, Бедекер, – сказал он. – Я просто не понимаю вас. Психиатр говорит, что вы в здравом рассудке. Вы говорите, что убили свою жену: Но где-то в глубине я чувствую, что это не так. Поэтому завтра в заключительной речи я собираюсь показать все слабые места обвинения. – Он безнадежно ложал плечами. – Не знаю, что мне удастся, но я сделаю все, что в моих силах.

Он повернулся, подошел к двери и постучал, вызывая охранника.

Мгновение спустя они услыхали в коридоре его шаги. Охранник отпер дверь, и Купер шагнул за порог.

– Мистер Купер! – догнал его голос Бедекера.

Адвокат обернулся.

Бедекер улыбался ему.

– Мистер Купер, – сказал он, – право, не стоит беспокоиться!

На следующее утро обвинение выступило с самой краткой речью за всю историю штата. Она заняла всего полторы минуты, после чего окружной прокурор с уверенной улыбкой уселся на место. Для заключительной речи поднялся мистер Купер и после десяти секунд заминок разошелся настолько, что у откровенно скучавших присяжных вдруг появился интерес к делу. Даже судья, подперев голову руками, слушал его более внимательно, чем раньше. Один судебный репортер писал впоследствии, что это была чертовски зажигательная речь – одна из лучших речей, когда-либо произнесенных в этом зале.