Текст книги "Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)"

Автор книги: Род Серлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

И слова его были встречены одобрительными возгласами. К Гендерсону протолкался Харлоу.

– Какого черта нам это даст? Повторяю вам. Даже если мы высадим дверь, места на всех не хватит. Мы все пропадем ни за что.

Миссис Гендерсон сказала:

– Если это поможет спасти хотя бы одного из наших детей, я буду считать это важным.

И снова все согласились.

– Джерри, – обратился Марти Вайс. – Ты знаешь его лучше, чем любой из нас. Ты его лучший друг. Почему бы тебе снова не спуститься туда? Попробуй его уговорить. Умоляй его. Скажи ему, пусть выберет одну семью – бросит жребий или что-нибудь в этом роде.

Гендерсон большими шагами приблизился к Марти.

– Одну семью, ты о своей говоришь, Вайс, не так ли?

Марти повернулся к нему.

– Ну а почему бы и нет? Почему, черт возьми, и нет? У нас трехмесячный ребенок…

– Какая разница? – вступилась жена Гендерсона. – Разве его жизнь имеет большую ценность, чем жизнь наших детей?

Марти Вайс обратился к ней.

– Этого я не говорил. Если вы собираетесь спорить о том, кто более достоин жить…

– Почему бы тебе не заткнуться, Вайс? – крикнул Гендерсон и в диком, безумном гневе обратился к остальным: – Вот что выходит, когда здесь селятся иностранцы. Настырные, загребущие полукровки!

Лицо Марти побелело.

– Ты – идиот с мусором вместо мозгов, ты… Всегда найдется один такой гнилой, безмозглый кретин, которому вдруг захочется стать большим начальником и решать, какое происхождение модно в этом году…

Сзади к нему обратился мужчина.

– Так и есть, Вайс. Если мы начнем искать того, кого признать негодным, то ты и твоя семья будут первыми в списке!

– О, Марти! – зарыдала Ребекка, чувствуя, как на нее накатывает страх иного рода.

Вайс оттолкнул ее сдерживающие руки и начал проталкиваться сквозь людей к тому, кто это сказал. Джерри Харлоу встал между ними.

Он напряженно произнес: – Продолжайте, вы, оба! Просто продолжайте, и мы обойдемся без бомбы. Мы сможем поубивать друг друга.

– Марти! – Ребекка в темноте подошла к крыльцу. – Пожалуйста, сходи туда еще раз. Попроси его.

Марти ответил ей: – Я уже просил его. Это бесполезно!

Снова раздался звук сирены, на этот раз ближе, и далеко вдали ночное небо пронзил луч прожектора. Приемник вновь заработал, и они еще раз услышали объявление Желтой Тревоги.

– Мамочка! Мамочка! – дрожащим голоском сказала маленькая девочка. – Я не хочу умирать! Мама, я не хочу умирать!

Гендерсон посмотрел на ребенка и пошел к гаражу. Один за другим за ним последовали все соседи.

– Спущусь туда и заставлю его открыть дверь, – говорил он по пути. Мне нет дела до того, что вы все думаете. Больше нам ничего не остается.

– Он прав, – поддержал его другой мужчина. – Давайте так и сделаем!

Они уже не шли. Теперь они бежали и толкались, объединенные одним делом. И Джерри Харло, смотревший, как они проносятся мимо, неожиданно подметил, что в лунном свете их лица были похожие – дикими глазами, жесткими, мрачно сжатыми ртами, их объединяла аура свирепости.

Они пробежали через гараж, и Гендерсон пинком раскрыл дверь, ведущую в погреб. Они продирались через нее как толпа фанатиков.

Гендерсон двинул кулаком в дверь убежища.

– Билл? Билл Стоктон! Тут ждет компания твоих друзей; которые хотят остаться в живых. Сейчас ты можешь открыть дверь, потолковать с нами и решить, сколько человек из нас поместится в убежище, но если ты продолжишь делать то, что делаешь, мы просто ворвемся внутрь!

Все одобрительно загомонили.

В убежище Грейс Стоктон обняла своего сына и крепко прижала к себе. Стоктон стоял близко к двери, впервые чувствуя себя неуверенным и испуганным. Тут снова раздались удары в дверь. Теперь к Гендерсону присоединились остальные соседи.

– Давай, открывай, Стоктон! – раздалось за дверью.

Потом послышался знакомый голос Джерри Харлоу.

– Билл, это я, Джерри. Они говорят дело.

Стоктон облизнулся.

– И я здесь говорю дело! Я уже говорил тебе, Джерри, вы тратите свое время. Вы тратите время, которое – можно потратить на что-то другое, например, на обсуждение того, как вам лучше выжить.

Тяжелый кулак Гендерсона вновь ударил по двериг обитой металлом. Гендерсон обернулся к своим соседям.

– Почему бы нам не найти какой-нибудь таран?

– Верно, – отозвался другой голос. – Мы можем дойти до Беннет Авеню. У Фина Клайна в подвале целая куча толстенных досок. Я сам их видел:

Вмешался женский протестующий голос, какой-то неприятный и безобразный.

– Он тоже начнет действовать, – сказала oна. – А кто собирается спасать его? В ту минуту, когда мы придем туда, все те люди узнают, что на нашей улице есть убежище. Нам придется драться с целой толпой. С целой толпой посторонних.

– Конечно, – согласился Гендерсон. – А какое они имеют право приходить сюда? Это не ИХ улица. Это не их убежище.

Джерри Харлоу наблюдал то за одним, то за другим силуэтом и дивился той больной логике, которая завладела ими всеми.

– Так значит, это наше убежище, да? – свирепо крикнул он. – А на соседней улице – другое государство! Разделяй и властвуй! Вы идиоты. Вы богом проклятые дураки! Вы все больные – все вы!

– Может быть, ты не хочешь жить, – крикнула Ребекка Вайс, – может быть, тебе все равно, Джерри!

– Мне не все равно, – ответил ей Харлоу. – Поверь, мне не все равно. Мне тоже хочется встретить завтрашнее утро. Но вы превратились в толпу. А у толпы нет мозгов, и вы это подтверждаете. Именно это вы и доказываете – что у вас нет мозгов.

Гендерсон сказал резко и громко:

– Говорю я вам, давайте искать таран. – Этот крик выражал всеобщее настроение. – А Клайну мы велим держать язык за зубами!

– Я согласен с Джерри, – неуверенно и робко сказал Марти Вайс. Давайте возьмем себя в руки. Давайте остановимся и задумаемся хоть на минуту.

Гендерсон повернулся лицом к хрупкой фигуре Марти.

– Никому нет дела до того, что думаешь ты, – выдавил он. – Ты и тебе подобные. Я думал, мы выяснили это наверху. Мне кажется, первое, что следует сделать, это вышибить тебя отсюда!

Он двинулся на Марти и с силой двух сотен фунтов напал на него.

Его кулак двинул Марти по скуле. Тот упал навзничь на женщину, потом натолкнулся на ребенка и наконец приземлился на спину. Его жена вскрикнула и заспешила к нему. В темноте раздавались голоса, эхо вторило испуганным и злобным крикам, которые перекрывались истерически криком смертельно напуганного ребенка.

– Идемте, – возвестил бычий голос сквозь шум. – Давайте найдем что-нибудь, чтобы сломать эту дверь!

Они были толпой и двигались как толпа. Страх стал бешенством.

Паника обернулась решимостью. Они вырвались из погреба на улицу. Каждый желал не отстать от соседа. Каждый был доволен, что лидером был кто-то другой. И пока они дико рвались вниз по улице, голос диктора тонкой угрожающей иглой пронзал их сознание, не оставляя следа.

– Нас вновь попросили напомнить населению о необходимости сохранять спокойствие. Очистите улицы. Это крайне необходимо. Населению необходимо очистить улицы. Делается все возможное в плане безопасности, но продвижение войск затруднено. Спецмашины Гражданской Обороны должны иметь свободу маневра. Поэтому мы еще раз напоминаем вам о необходимости очистить улицы. Очистите улицы!

Но толпа продолжала двигаться. Слова до них не доходили. Случай был экстремальный, но радио сделало его сухой казенщиной.

И пяти минут не прошло, как они уже вернулись к дому Стоктона. Они вшестером несли длинную доску. Пронося ее через гараж, они разбили смотровое окно в двери. Потом они разбили входтз подвал. И, пройдя через него, они начали бить по железной двери убежища. Дверь была толстой, но не настолько, чтобы выдержать доску.

Вес доски и людей продавил в ней вмятину, а затем пробил ее.

Сразу появилась первая дыра, за ней появились другие, а несколько секунд спустя верхняя петля не выдержала и дверь начала гнуться.

Внутри Билл Стоктон пытался с помощью стула, генератора и кроватей забаррикадировать дверь. Но сокрушительные удары повторялись, и баррикада рассыпалась.

В конце концов дверь подалась и рухнула в убежище. Финальный удар был настолько стремительным, что доска и люди, державшие ее, рухнули в убежище, при этом угол доски ударил доктора в голову, оставив глубокую царапину на виске.

Тут все замолчали, и в этой неожиданной тишине раздался долгий и протяжный вой сирены. Звук постепенно сник, и тогда они услышали голос диктора.

– Говорит радиостанция «Конелрад». Говорит радиостанция «Конелрад». Президент США только что заявил, что ранее не опознанные летающие объекты опознаны как спутники. Повторяем. Вражеские ракеты не приближаются. Повторяем. Вражеские ракеты не приближаются. Объекты идентифицированы как спутники. Это мирные спутники, и население вне опасности. Повторяем. Население вне опасности. Желтая Тревога отменяется. Это не вражеская атака.

Диктор продолжал говорить, но слова до них не доходили. Постепенно они обрели для них смысл. И тогда мужчины посмотрели на своих жен и медленно обняли их. Дети спрятали лица в юбках матерей.

Смешались всхлипы и бормотание молитв. В домах и на улицах снова включился свет, и все посмотрели друг на друга.

– Слава Богу, – голос Ребекки Вайс прозвучал молитвой за всех. – Слава Богу!

Они прижалась к Марти, только смутно осознавая, что его туба разорвана и из нее сочится кровь.

– Аминь, – сказал Марти. – Аминь.

Гендерсон смотрел на свои руки так, точно никогда раньше их не видел. – Затем он сглотнул слюну и обратился к Марти.

– Эй, Марти, – мягко сказал он. На его лице была вымученная улыбка: Марти, я просто чокнулся. Ты ведь понимаешь, не так ли? Я просто свихнулся. Я не думал того, что говорил.

Его голос дрогнул.

– Мы все были… мы все были так напуганы. Мы были сбиты с толку…

Он беспомощно взмахнул руками.

– Ну да это и не удивительно, ведь так? Я имею в виду… Ну, вы можете понять, почему мы так погорячились.

Раздались возгласы одобрения, и люди закивали, но они все еще были в состоянии шока.

Джерри Харлоу спустился со ступенек и вышел на середину погреба.

– Я не думаю, что Марти затаил на тебя обиду. – Он повернулся к Стоктону, в молчании стоявшему в дверях убежища. – Да и Билл, я надеюсь, простит нам это, – продолжал Харлоу, показывая на обломки и мусор вокруг себя. – Мы заплатим тебе за ущерб, Билл.

Марти Вайс вытер кровь с губы.

– Давайте устроим всеобщую вечеринку или что-то в этом роде завтра вечером, – предложил он. – Большой праздник! Что вы об этом думаете? Как в старые добрые времена!

Люди смотрели на него.

– Чтобы все мы могли вернуться в нормальное состояние, – продолжал Вайс. – Что скажешь, Билл?

Все повернулись к доктору Стоктону, в молчании смотревшему на них.

Харлоу выдавил из себя смех.

– Эй, Билл! Я же сказал, что мы возместим весь ущерб. Если хочешь, я дам тебе расписку.

Стоктон молча переступил через разбитую дверь и вышел в подвал. Он осмотрелся, словно искал кого-то глазами. Проходя мимо знакомых лиц, он почувствовал пульсацию в виске. Они смотрели, как он шел к ступенькам.

– Билл, – прошептал Харлоу. – Эй, Билл?

Стоктон повернулся к нему.

– И это все искупает? – сказал он. – И это все искупает.

Он взглянул на Марти.

– Марти, – сказал он, – ты хочешь устроить всеобщую вечеринку и желаешь, чтобы все стало по-прежнему. А вот Фрэнк Гендерсон, вон там. Он желает, чтобы мы все поскорей забыли. Отнесли все за счет испуга. И ты, Джерри, заплатишь за ущерб, да? Ты даже дашь расписку. Ты согласен компенсировать ущерб.

Харлоу медленно кивал. Стоктон осмотрел комнату.

– У кого-нибудь из вас есть хотя бы слабое представление о том, каков реальный ущерб? – Он помедлил. – Послушайте, что я вам скажу. Ущерб намного значительней разбитой двери. И более глубок, чем синяки на лице Марти. И вам не компенсировать их всеобщей вечеринкой, даже если задать сто вечеринок, хоть триста шестьдесят пять!

Он увидел, что из убежища вышла его жена, потом сын Пол. Они вместе с остальными смотрели на него тем же вопросительным, усталым и каким-то завороженным взглядом. Стоктон облокотился о перила.

– Те разрушения, которые я имею в виду, это отброшенные нами частицы нас самих. Внешний лоск – внешний лоск, который мы сорвали с себя собственными руками. Ненависть, о существований которой мы и не подозревали, вырвалась наружу. Но, боже мой, как быстро она вырвалась! И как быстро мы стали животными! Все мы!

Он показал на себя.

– Я тоже. Может быть, я был хуже всех в этой компании. Не знаю.

Он помедлил с минуту и огляделся,

– Не думаю, что все будет по-старому. По крайней мере, не в этой жизни. И если, прости меня бог, бомба упадет, мы помиримся до того, как начнем страдать. Я надеюсь, что, если бомба должна убивать, калечить и рушить, жертвами будут человеческие существа, а не настоящие дикие звери, готовые разорвать соседей, если им в награду обещана жизнь.

Он покачал головой и очень медленно повернулся, чтобы взглянуть в кухню.

– Вот какой ущерб я имел в виду, – говорил он, поднимаясь по ступенькам. – Стоит взглянуть на нас в зеркало и увидеть, что у нас под кожей, и неожиданно понять, что там у нас… мы – отвратительная раса.

Он поднялся по ступенькам, а Грейс, крепко обнимая Пола, последовала за ним мимо притихших соседей.

Молчание длилось долго, но постепенно люди по двое и по трое стали выбираться из подвала и, пройдя через гараж, выходили на улицу.

Ярко горели фонари, взошла луна, полная и высокая. Радиоприемник был включен, передавали легкую музыку. Телепередачи снова вызывали смех охмуренной аудитории. Заплакал ребенок, но его укачали и успокоили. Вовсю стрекотали цикады. Где-то вдали квакали лягушки. Дул мягкий ветерок, листья качались и шуршали, отбрасывая на тротуар пересекающиеся тени.

Билл Стоктон стоял в столовой. У его ног валялись остатки праздничного торта. В кусках глазури лежало несколько раздавленных свечей. И он подумал, что выжить надо ради человечности… что человечество должно оставаться цивилизованным.

Забавно, думал он, проходя мимо разбросанной, опрокинутой мебели, действительно, очень забавно, как такая простая вещь могла не прийти ему в голову.

Он взял жену и сына за руку, и они втроем стали подниматься в спальни.

Ночь кончилась.

РАЗБОРКА С РЭНКОМ МАК-ГРЮ

Перевод Г. Барановской

Из салуна вышли два ковбоя, спустились по трем ступенькам крыльца и остановились там, глядя вверх по главной улице. Один из них сплюнул коричневой жидкостью и выТер небритый подбородок.

– Его до сих пор нет, – объявил он.

Его товарищ достал карманные часы и открыл крышку.

– Он будет. Он знает, что его ждет.

С этими словами он захлопнул крышку и сунул часы обратно в карман кожаного жилета.

Первый ковбой покосился на солнце.

– Сегодня утром его пристрелят, – кратко сказал он. – В этом можно не сомневаться.

Его приятель проворчал что-то в знак одобрения и посмотрел, как его друг отпил коричневой жидкости.

– Что это у тебя? – спросил он.

– Пиво от Херши, – ответил его товарищ. – Но это проклятое пойло выдохлось и невкусное.

Послышался отдаленный рев. Сначала это были далекие раскаты, но постепенно шум нарастал и перешел в пронзительный визг. Из-за угла появился красный «ягуар», его хромированные колеса крутились по пыли и с воем выразили протест, когда машина повернулась более резко, выруливая на Мэйн-Стрит, и устремилась к салуну. Когда водитель еще раз резко нажал на тормоза, машина подняла тонны пыли и остановилась в футе от крыльца салуна. Она стояла там, точно привязанный красный зверь. Лошадь, притороченная к крыльцу, посмотрела на водителя, фыркнула и отвернулась.

Рэнк Мак-Грю осторожно вылез с переднего сиденья, стряхнул пыль с бежевых джинсов и белой шелковой рубашки, поправил черно-желтый галстук и аккуратно опустил поля шляпы. Он пинком закрыл дверь машины и стал подниматься по ступенькам салуна.

– Добрый день, мистер Мак-Грю, – сказал один из ковбоев.

– Привет, – ответил Рэнк, схватившись за перила крыльца, поскольку одна его нога подвернулась, и он сразу же потерял равновесие.

Рэнк носил единственные в своем роде высокие ботинки. Их секрет был в том, что внутри подъем был два дюйма высотой, да и каблук увеличивал рост на три дюйма. Это придавало Рэнку лишних пять дюймов росту.

Дверь салуна открылась, и появился Сай Блэттсбург. Это был лысый, опрятный человечек в мокрой от пота спортивной рубашке. Он с беспокойством посмотрел на ручные часы, затем обратился к Рэнку:

– Ты опоздал на один час пятнадцать минут, Рэнк. – В его голосе слышался скрытый гнев. – К этому времени мы должны были уже отснять всю сцену.

Рэнк пожал подбитыми плечами и через вращающиеся двери прошел мимо него в весьма правдоподобный салун. Ожидающие там съемочная группа и статисты встретили его появление облегченно-настороженно.

Сай Блэттсбург, двадцать лет нянчившийся с подобными звездами, проследовал в салун за своим подопечным.

– Грим, – сказал он, суетясь вокруг «звезды».

– В поле зрения появился гример. Заставив себя блаженно улыбнуться «ковбою», он указал на табуретку перед гримировальным столиком.

– Пожалуйте сюда, мистер Мак-Грю, – любезно сказал он.

Рэнк опустился на табуретку и оглядел свое отражение.

– Постарайтесь все сделать побыстрее, – сказал режиссер, причем его губы подрагивали. – Мы потеряли много времени, Рэнк.

Тот резко повернулся, выбив пудреницу из рук гримера.

– Не доставай меня, Сай, – мгновенно взбесившись, сказал он. – Ты знаешь, как на меня влияют эмоциональные сцены прямо перед съемкой!

Режиссер улыбнулся и закрыл глаза, потом похлопал звезду по подбитым плечам.

– Рэнк, малыш, не волнуйся. Мы попробуем побыстрей отснять эту сцену. С чего нам лучше начать, а? О'кей, малыш. Со сцены номер семьдесят один.

Он щелкнул пальцами, и помощница режиссера подала ему сценарий.

– Вот она, вот здесь, – сказал он, открывая нужную страницу.

Рэнк вяло протянул руку, и Блэттсбург вручил ему сценарий. Он бегло просмотрел его и вернул назад.

– Прочитай мне это, – сказал он.

Блэттсбург откашлялся. Когда он взял сценарий, его руки заметно дрожали.

– Помещение салуна, – начал он. – Камера выхватывает лица двух негодяев у бара. Входит Рэнк Мак-Грю. Подходит к стойке. Смотрит по сторонам.

Рэнк оттолкнул руку гримера и медленно повернулся к режиссеру лицом.

– Смотрит по сторонам? Ты что, думаешь, у меня голова на шарнирах?

Тут он выхватил сценарий у режиссера из рук.

– Вот что я скажу тебе, Сай, – заявил он. – Когда ковбой заходит в бар, он идет в дальний угол. Заказывает выпивку. Смотрит на рюмку. Потом прямо перед собой. Он не глазеет по сторонам.

С этими словами Рэнк, белый под гримом, повернулся к зеркалу.

Его губы дрожали. Огромные голубые глаза затуманились, подобно глазам лидера-:второкурсника из какого-нибудь колледжа, у которого только что помяли мегафон.

Сай Блэттсбург снова закрыл глаза. Ему слишком хорошо были знакомы выражение этого лица и тон голоса. Они не обещали ничего хорошего ни для кадра, ни для всего съемочного дня.

– Хорошо, Рэнк, – мягко сказал он. – Мы сделаем по-твоему. Как тебе хочется. – Сай облизнулся. – Давайте начинать?

– Одну минутку, – сказал Рэнк, наполовину прикрыв глаза, что, как выяснилось, было особенной личной привычкой. – Минуточку. Мой желудок меня убьет. Эти сцены… – Он говорил, массируя живот.-…эти несчастные эмоциональные сцены…

Он показал на большую закрытую коробку рядом с ним. На ней изящным почерком была выведена надпись «Рэнк Мак-Грю». Под именем были нарисованы две звезды. Реквизитор открыл ее и начал рыться в ее содержимом. Тут были пузырьки с лекарствами, таблетки, ингаляторы и большая куча открыток с автографами, На них Рэнк крутил шестизарядный револьвер. Реквизитор извлек пузырек с пилюлями и поставил на гримировальный столик. Рэнк отвинтил крышку, достал две пилюли и проглотил их. Потом с минуту сидел неподвижно. Гример все это время терпеливо ждал. Рэнк открыл глаза и кивнул, и гример продолжил ритуал. Пятьдесят с лишним человек начали тихо готовить помещение. Оператор проверил угол камеры, кивнул механику, и все в ожидании повернулись к Саю.

Тот проверил угол камеры и крикнул:

– Вторая бригада свободна! Рэнк остается здесь.

Дублер Рэнка покинул свое место у вращающихся дверей, и Сай обратился к Рэнку.

– Все готово, Рэнк, малыш, – неуверенно сказал он. – Мы снимем тебя, как ты хочешь.

Рэнк Мак-Грю медленно встал и стоял, глядя в зеркало. Гример делал последние прикосновения пуховкой. Костюмер оправил его кожаный жилет. Рэнк, все еще глядя на себя, взбил волосы, щелкнул пальцами и ткнул пальцем в плечо. Костюмер увеличил подбивку на дюйм. Снова Рэнк посмотрел в зеркало и снова щелкнул пальцами.

– Кобура, – сжато напомнил он.

Примчался реквизитор и начал укреплять кобуру.

Рэнк проверил ее, опустив руку и посмотрев на нее.

– Опусти еще на дюйм, – приказал он.

Реквизитор немедленно подчинился, отпуская пояс на одно деление, в то время как Рэнк снова смотрел на себя в зеркале, крутил головой, чтобы осмотреть себя под разными ракурсами. Он отошел от зеркала, потом приблизился к нему, держа руки разведенными так, как любой владелец быстрого пистолета от начала времен.

Можно мимоходом отметить, что в истории был такой момент, когда действительно существовали мастера пострелять. Это было пестрое скопище жестких усов, с помощью лошади и ружья пробивавших себе дорогу через тогДашний Новый Запад. После них осталась уйма легенд и ловких проделок. Смелые и рисковые, они были жестокими и неотесанными бандитами с лужеными глотками, в равной степени ловкие и верные там, где дело касалось стрельбы. Это всего лишь логическая гипотеза, но если бы на том свете ковбои смотрели телевизор, и эти избранные увидели, как небрежно ворошат их имена и подвиги, да еще каждую неделю их заново убивают разъезжающие на «ягуарах» львы Голливуда, ничего не смыслящие в оружии и лошадях, то они наверняка перевернулись бы в своих гробах или, хлеще того, восстали бы из них.

Сказанное, разумеется, не относилось к Рэнку Мак-Грю. Он самодовольно направился к двери, только раз или два потеряв равновесие, поскольку его ботинки сбились влево, почти как девятилетний ребенок, надевший материнские туфли на шпильках.

Мак-Грю дошел до хлопающих дверей, опустил раздутые плечи, щелкнул пальцами и произнес: «Револьвер». Несомненно, это был последний пункт его подготовки, и происходил он всегда в одно и то же время. Бутафор бросил Рэнку заранее приготовленный потертый револьвер, тот ловко поймал его, повертел на указательном пальце правой руки и перебросил его в левую с той же ловкостью. Затем он перебросил его через плечо и подставил правую руку сзади, чтобы поймать его. Потрепанный шестизарядник не был знаком с этим планом. Он легко перелетел через Рэнка, через оператора, через стойку и разбил зеркало бара на миллион кусочков.

Сай Блэттсбург плотно закрыл глаза и вытер пот с лица. С большим трудом он произнес низким беспечным голосом:

– Готовьте зал. Мы подождем, когда вставят новое зеркало.

Он извлек пятидолларовую бумажку и вручил оператору.

Теперь его убыток составлял 435 долларов за трехгодичный период съемок сериала с Рэнком в главной роли. За сто восемнадцать отснятых фильмов это был сорок четвертый раз, когда Рэнк разбивал зеркало в баре.

Двадцать минут спустя все было готово, и в баре снова висело зеркало. Блэттсбург стоял возле камеры.

– Хорошо, – сказал он. – Приготовиться. Съемка!

Камера тихо заработала. Послышалось ржанье лошади, и в бар вошел Рэнк Мак-Грю с обычной напудренной элегантностью, неопределенно ухмыляясь.

У стойки стояли два «плохих парня» и со страхом наблюдали, как он приближается. Подойдя к стойке, он хлопнул по ней ладонью.

– Виски, – сказал он, причем его голос звучал на октаву ниже Джонни Вайсмюллера.[9]9
  Наиболее известный исполнитель роли Тарзана.


[Закрыть] И, если походка была походкой ребенка на шпильках, то его приказной тон принадлежал зеленому юнцу в самой середине ломки голоса.

Бармен извлек с полки бутылку и пустил ее по стойке. Рэнк беспечно вытянул руку и слегка удивился, когда бутылка устремилась мимо него и разбилась о стену; где стойка кончалась.

Сай Блэттсбург вдавил оба больших пальца себе в глаза и раскачивался с минуту.

– Стоп, – наконец сказал он.

Съемочная группа выражала удивление.

Рэнк всегда упускал хотя бы одну бутылку, но обычно это случалось в конце дня, когда он уставал.

В его ухмылке появилось раздражение, когда он погрозил пальцем бармену.

– Ладно, парень, – в его голосе была угроза, – еще один такой гэг, и ты будешь потрошить цыплят на рынке!.

Он повернулся к режиссеру.

– Он наклеил туда английскую этикетку, Сай! – Он специально крутнул бутылку.

Бармен уставился на «плохих ребят».

– Английская этикетка? – удивленно спросил он. – Этому парню нужна перчатка для кетча.

Великолепно себя контролируя, Блэттсбург сказал:

– Хорошо. Давайте попробуем еще раз. По местам, пожалуйста.

– Кадр семьдесят три, дубль второй, – сказал кто-то.

Снова бармен толкнул бутылку. На этот раз она медленно проехалась по стойке и замерла на расстоянии руки.

Губы Рэнка скривились в одной из самых лучших его усмешек.

Он дотянулся до бутылки, взял ее, отбил горло о стойку и жадно припал к острым краям. Бросил бутылку через плечо, исследовал языком один зуб и довольно-таки медленно достал изо рта бутафорское стекло. Бросив его бармену, он снова ухмыльнулся.

Опершись о стойку, он играл плечами и осматривал «плохих ребят». Заодно он сверился со своим отражейием в зеркале и сдвинул шляпу на дюйм вправо.

– Парни, вы, наверное, уже знаете, что я – шериф, – заявил он голосом Бута Хилла.

Оба «злодея» были потрясены.

– Мы слышали об этом, – вступил в разговор один из них, боясь посмотреть в глаза шерифа Мак-Грю.

– Мы слышали об этом, – повторил другой.

Рэнк, приподняв бровь, смотрел то на одного, то на другого.

– И сдается мне, вам известно, что я узнал, будто Джесси Джеймс будет здесь, чтобы бросить мне вызов.

Первый ковбой кивнул, и его голос дрогнул.

– Я тоже знаю это, – испуганно сказал он.

– И я, – добавил его компаньон.

Рэнк помолчал с минуту, то усмехаясь, то глядя серьезно.

– Зато я знаю еще кое-что. Например, что вы знаете Джесси Джеймса, а я собираюсь дождаться его здесь.

Оба «головореза» обменялись испуганными взглядами, а то, как они косились в сторону двери, выдавало в них третьеразрядных бойцов.

Рэнк снова презрительно улыбнулся.

– Представляю, как обманул вас, – торжественно сказал он. – Джесси уже здесь, не так ли?

– Шериф… – умолял хозяин. – Шериф Мак-Грю… пожалуйста, без убийств в моем заведении!

Рэнк поднял руку, чтобы все замолчали.

– Я не буду его убивать, – мягко сказал он. – Я собираюсь его слегка покалечить. Просто смою с него румянец.

Первый «плохой парень» сглотнул слюну.

– Джесси Джеймсу это не понравится, – с дрожью проговорил он.

На улице раздался стук копыт, скрип седла, и кто-то поднялся по ступенькам.

Вращающиеся двери раскрылись и пропустили Джеймса – воплощение Зла. Черные усы, черные брюки и рубашка, черные перчатки и черный шарф, а на голове – черная шляпа.

Его ухмылка походила на ухмылку Рэнка, но ей не хватало апломба, присущего шерифу.

Он с кошачьей грацией прошел по салуну, держа опущенные руки чуть в стороне от тела.

– Ты шериф Мак-Грю, не так ли? – сказал он, широко расставив ноги, продолжая держать руки разведенными.

Рэнк усмехнулся, хихикнул, хрюкнул и наконец, тяжело вздохнув, сказал: – Да.

– Шeриф, ты сделал свой последний вдох. – С этими словами Джесси начал доставать револьвер. Фальшивая пуля исторгла фальшивую кровь из его руки, за которую он схватился, а его револьвер отлетел в сторону. Бутафор выпустил дым из патронника пистолета с холостым патроном.

Сай Блэттсбург одобрительно кивнул. Два ковбоя у стойки отреагировали с неподдельным ужасом. Массовка, сидящая за столами, вскочила на ноги и попятилась к стене.

Рэнк Мак-Грю в это время с усилием вытаскивал револьвер из кобуры. Наконец тот появился на свет божий, выскользнул из его руки, пролетел у Рэнка над плечом, над оператором, над стойкой, а потом разбил зеркало на миллион кусочков. Сай Блэттсбург выглядел так, словно ему только что сообщили, будто он обручился с ящерицей. Он раскрыл рот и испустил звериный рык, звук сродни рыданию-протесту.

Когда он взял себя в руки, он четко произнес: «Стоп!» Потом он повернулся к оператору и хихикнул, а затем сел и завыл.

И так прoдoлжалось весь день. Они снимали, как Рэнк боролся с Джесси, пока тот не откинулся назад, двинув при этом шерифу по губе. Дублер занял место Рэнка, чтобы лолучить удар и приземлиться на переворачивающийся стол. Было что-то исключительное в том, как Рэнк швырнул Джесси через стойку, тот разбил полку, полную бутылок, потом должен был влезть на стойку и с нее прыгнуть на приближающегося Рэнка. Дублер снова вовремя принял удар на себя, чтобы ощутить-тяжесть летящего на него Джеймса.

Ближе к вечеру Рэнк начал выказывать признаки усталости от четырехчасового боя. Сквозь пудру на лице проступил пот, а у его дублера была порвана рубашка, подбит левый глаз и вывернуты суставы трех пальцев.

Рэнк похлопал его по плечу, когда он проходил мимо.

– Неплохо смотришься, – бодро сказал он, словно Бенгал Лансер обратился к убитому барабанщику.

– Да, сэр, мистер Мак-Грю, – сказал дублер разбитыми губами.

Сай Блэттсбург сверил часы и вышел на середину комнаты.

– О'кей, ребята, – сказал он. – Сцена убийства. Рэнк стоит у стойки, Джесси лежит вон там. Рэнк думает, что он без сознания. Джесси поднимает с пола револьвер и стреляет тому в спину.

Актер, игравший Джесси, был озадачен.

– В спину? – переспросил он.

– Ну да, – подтвердил Сай.

– Я не хочу спорить с тобой, Сай, – сказал актер, – но Джесси Джеймс так не делал. Везде, где я читал о нем, говорится, что он сражался честно. Почему я не могу окликнуть его?

Верхняя губа Рэнка презрительно скривилась.

– Оно еще думает, – сказал он с уничтожающим сарказмом. – Оно еще думает. «Окликнуть его». Предупредить самый быстрый пистолет Запада об опасности!

Рэнк шагнул к актеру и начал тыкать его пальцем в грудь.

– Ты воюешь с Рэнком Мак-Грю, – прорычал он. – А когда против тебя Рэнк Мак-Грю, приходится вести нечистую игру или умереть. А теперь займемся съемкой, и кончай спорить!

Актер посмотрел на Сая, и тот приложил палец к губам.

Когда актер проходил мимо него, Сай сказал:

– Джесси так не поступил бы, но Рэнк смог бы. – Последнее он говорил шепотом.

И снова статисты сели за столы. Джеймс улегся на помеченном мелом месте, а Рэнк встал у стойки Спиной к противнику. Реквизитор поставил перед ним бутылку, – и Рэнк понюхал ее содержимое. Его верхняя губа скривилась.

– Я же говорил тебе – имбирного пива! – завопил он. – А это проклятая кока-кола.

Реквизитор с беспокойством смотрел на режиссера.