Текст книги "Кровь и лед"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

25 декабря, 13.15

Майкл укутал Элеонор в такое количество слоев одежды, что сейчас ее не узнала бы и родная мать. Она медленно брела по заснеженной площади, похожая скорее на огромный тюк с тряпьем. Журналист все время поглядывал по сторонам, однако в округе никого не было. Что хорошего в прогулках по Антарктиде, так это то, что вероятность натолкнуться на прохожих даже в Рождество крайне мала. Когда они проходили мимо старого продуктового склада, Майкл немного поторопил ее, как и возле гляциологической лаборатории Бетти и Тины; со стороны ледового дворика раздавалось жужжание циркулярной пилы. Элеонор бросила на журналиста вопрошающий взгляд, однако он помотал головой и повел ее дальше. При приближении к псарне две собаки встали и принялись радостно вилять хвостами, надеясь, что сейчас их возьмут на традиционную пробежку, но, к счастью, псы не стали лаять. Свет в лаборатории морской биологии горел, и это было хорошим знаком. Майкл надеялся, что Дэррил вовсю работает над решением проблемы Элеонор и Синклера.

Наконец, завидев на отшибе лагеря конечный пункт их маршрута, Майкл прямиком направился туда. Они прошли под деревянными шпалерами и поднялись по пандусу.

Даже под толстым ворохом одежды Элеонор знобило.

Майкл отворил дверь, раздвинул пластиковый занавес и завел девушку в ботаническую лабораторию. Их моментально окутал горячий влажный воздух, и Элеонор от удивления ахнула. Он провел ее дальше, в глубь помещения, где помог расстегнуть на парке молнию и снять шапку с перчатками. Волосы девушки беспорядочно рассыпались по плечам, однако на щеках розовел непривычный румянец, а зеленые глаза горели.

Сбрасывая с себя верхнюю одежду, Майкл сказал:

– Здесь они изучают растения; как местные виды, которых очень мало, так и занесенные человеком. В сравнении с другими местами на планете окружающая среда в Антарктике наименее загрязнена, и это создает для лабораторных исследований идеальные условия. – Он смахнул прилипшие ко лбу длинные волосы. – Хотя, судя по тому, как дела развиваются сейчас, такое положение долго не продлится.

Но Элеонор уже устремилась дальше, привлеченная упоительным ароматом спелой клубники, стебли которой свисали из пересекающихся труб гидропонной системы на потолке. Зеленые зазубренные листья клубники были увенчаны белыми цветочками с желтыми рыльцами, а ягоды, мокрые от распыляемой воды, аппетитно сверкали в искусственном освещении. Экерли лично приложил руку к обустройству лаборатории, поэтому ее внутреннее убранство представляло собой адскую смесь из высокотехнологичного оборудования и нагромождения самодельных приспособлений, алюминиевых трубок, резиновых шлангов, пластиковых горшков и мощных ксеноновых ламп. В данный момент лампы горели не на полную мощность, но когда Элеонор, закрыв глаза, зарылась лицом в цветущие заросли клубники, Майкл включил их на максимум.

Помещение тотчас залил ярчайший свет, усиленный рядами самодельных отражателей, которые Экерли смастерил из вешалок и листов фольги. Ягоды клубники засверкали рубинами, лепестки цветов вспыхнули ослепительно белым, а капельки воды на зеленых листьях заискрились, словно бриллианты. Элеонор засмеялась и открыла глаза, прикрывая их рукой, как козырьком.

Такой счастливой Майкл видел ее только в тот день, когда продемонстрировал чудеса с проигрыванием музыки Бетховена на стереосистеме.

– Говорил же я вам! – сказал он.

Она закивала головой, все еще улыбаясь, и ответила:

– Говорили, сэр, говорили. Хотя я до сих пор не понимаю, как это получается.

Она быстро окинула взглядом горящие лампы с серебристыми рефлекторами и снова прикрыла глаза рукой.

– Попробуйте клубнику, – предложил Майкл. – Здешний повар использует ее при приготовлении слоеных пирожных.

– Правда? – восхитилась она. – А это разрешено?

Майкл потянулся вверх, сорвал со стебля самую мясистую ягоду и поднес к губам девушки. К ее щекам прилила кровь. Она немного поколебалась, затем нагнула голову к клубнике и аккуратно откусила половинку.

Купаясь в лучах теплого света, который переливался на ее шелковистых волосах и золотистом обрамлении броши, она с наслаждением смаковала угощение.

– Доедайте, – сказал Майкл, все еще держа перед ней оставшуюся половинку.

Девушка медленно подняла глаза, и их взгляды встретились. Губы Элеонор блестели от клубничного сока. Неожиданно Майкл испытал такое смятение чувств, в которых была и нежность, и робость, и вожделение, что смущенно отвел глаза.

Продолжая неотрывно смотреть ему в глаза, Элеонор подалась вперед и ухватила ртом оставшуюся часть клубники. Мягко подцепила ее зубами, при этом легонько коснувшись губами кончиков его пальцев, и сорвала ягоду с зеленого хвостика. Майкла словно парализовало.

– Спасибо, Майкл, – промолвила она.

Ему это не снится? Она действительно впервые обратилась к нему по имени?

– Я получила несказанное удовольствие.

– Это мой вам рождественский подарок.

– Правда? – удивилась она. – Неужели сейчас Рождество?

Он кивнул. Майкла так и подмывало обнять девушку, но он не осмелился. В конце концов, он пригласил ее в лабораторию совсем не за этим. У них все равно нет совместного будущего.

Только почему Майклу все время приходится убеждать себя в этом?

– На Рождество мы всегда украшали дом омелами, плющом и хвойными ветками, – мечтательно сказала она. – По случаю праздника мама делала пудинг, а сверху в него втыкала веточку падуба, вымоченную в бренди. Когда папа подносил к ней спичку, вся комната озарялась ярким светом, словно от костра.

Она отвернулась и вышла из-под направленного света ламп.

– Свет очень горячий.

Элеонор двинулась дальше по проходу, шурша длинным синим платьем с пышными рукавами и высоким белым воротничком, который особенно подчеркивал стройность ее фигуры. Она провела пальцами по рядам томатных кустов, листьям салата-латука, редиса и лука, которые стояли на столах в низких горшках с прозрачной жидкостью.

– Здесь нет грунта, – произнесла она, не оборачиваясь. – Тогда как они растут?

– Это называется гидропоника, – пояснил Майкл, следуя за ней по проходу. – Все необходимые растениям минералы и питательные вещества находятся в воде. Добавьте свет, воздух – и готово.

– Потрясающе, – сказала она. – Это место мне напоминает оранжерею на Великой выставке. Отец однажды отвел нас туда с моей сестрой Эбигейл.

– Когда это было?

– В тысяча восемьсот пятьдесят первом году, – сообщила она, словно это было общеизвестным фактом. – В Хрустальном дворце в Гайд-парке.

Майкл до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что разговаривает с человеком из прошлого.

В конце лаборатории стояла еще одна батарея ламп, освещающая меленькую плантацию роз, лилий и обожаемых Экерли орхидей.

– Боже, как красиво! – восхитилась Элеонор, ныряя в узкий проход, по обеим сторонам которого тянулись горящие красным розы и разноцветные орхидеи на длинных изогнутых стеблях. Даже в отсутствие почвы здесь было жарко и пахло сыростью джунглей. Элеонор глубоко вздохнула и расстегнула на воротнике верхнюю пуговицу, правда, ею и ограничилась. – Никогда бы не подумала, что в столь холодном и глухом месте может существовать такая красота, – сказала она, наслаждаясь буйством цветов и запахов. – А кто ведает всеми этими растениями? Вы?

– Нет, что вы. Если бы я за них отвечал, они бы завяли через неделю, – признался Майкл.

Но как он мог ей объяснить, что случилось с Экерли? И какой будет ее реакция, расскажи он ей правду? Признается ли ему после этого в своей непреходящей и тщательно скрываемой жажде?

По правде говоря, Майкл страшился услышать из ее уст что-то в этом роде.

– Мы все здесь понемногу трудимся, – выкрутился он. – Но в основном все выполняется автоматически по командам компьютеров и таймеров.

Он тут же сообразил, что эти слова звучат для нее как чистая тарабарщина, поэтому добавил:

– Механические устройства.

Простой ответ, кажется, удовлетворил Элеонор… однако она вдруг помрачнела. Судя по выражению ее лица, она даже сейчас, уткнувшись носом в заросли роз и вдыхая цветочный аромат, думала о чем-то неприятном. Девушка застыла над цветником, нахмурившись.

– Майкл… – наконец вымолвила она, но замолчала, не зная, как продолжить мысль.

– Да?

Она помедлила еще секунду, затем, отбросив нерешительность, сказала:

– Я никак не могу отделаться от чувства, что вы от меня что-то скрываете.

Что правда, то правда, отметил про себя Майкл, но он скрывал от нее такмного, что, решись поговорить с ней начистоту, не знал бы, с чего начать.

– Это имеет отношение к лейтенанту Копли?

Майкл медлил с ответом. Врать не хотелось, однако сообщать ей правду ему категорически запретили.

– Мы его ищем.

– Вы ведь понимаете, что он попытается меня разыскать. И если он еще не начал поиски, то сделает это очень скоро.

– Я бы этому не удивился, учитывая, что он ваш муж, – сказал Майкл.

Она пристально на него посмотрела, словно ее подозрения – или как минимум их часть – нашли подтверждение.

– Почему вы считаете, что он мой муж?

– Простите, я просто решил, что…

– Возможно, с точки зрения Синклера, это и так, но только не с точки зрения Господа. По причинам, о которых я не могу рассказать, мы не могли обвенчаться.

Майкл не стал задумываться, почему ее безапелляционный тон так его воодушевил. Но раз щекотливая тема была затронута, он решил не упускать удобную возможность копнуть поглубже.

– А вам не хотелось бы вновь воссоединиться… при условии, конечно, что он жив и здоров?

К удивлению Майкла, она замялась. Элеонор задумчиво уставилась на желтый цветок орхидеи, погладив пальцами его вощеные листочки.

– Синклер всегда был и будет моей самой большой любовью в жизни.

Она нежно провела пальцами по желтым лепесткам.

– Но жизнь, которую мы вместе вынуждены влачить, не может длиться долго… да и не должна.

Майкл, ясное дело, понимал, о чем она толкует, но помалкивал.

– Боюсь, по прошествии лет он променял любовь ко мне на преклонение перед чем-то другим… Тем, что имеет над ним куда большую власть, чем я.

Прямо у них над головами включились разбрызгиватели, выпуская в воздух холодный водяной туман, но Элеонор даже не шелохнулась.

– И что это? – спросил Майкл.

И она ответила:

– Смерть.

Разбрызгиватели отключились, а Элеонор отвернулась, словно устыдившись признания.

– Ему так часто приходилось видеть смерть, что он почти породнился с ней. Она постоянно рядом, словно верный пес. Но Синклер не всегда был таким, – быстро добавила она, словно заглаживая предательство. – Когда мы встретились с ним в Лондоне, он был совсем другим человеком. Милым, заботливым и всегда находившим способ как-нибудь меня развеселись.

При этих словах она улыбнулась.

– Почему вы улыбаетесь?

– О, просто воспоминания. Вспомнила день в Аскоте, после которого был ужин в лондонском клубе. Бедный Синклер. Кажется, он всегда был на шаг впереди своих кредиторов.

– Вы разве не говорили, что он происходит из аристократической семьи?

– Его отец был графом, и Синклер стал бы им со временем, но уж слишком часто он обращался к семье за финансовой помощью. Думаю, его отец был горько разочарован сыном.

Водяная пыль легла ей на голову словно тонкая вуаль.

– Но все его планы на будущее разрушились в Крыму. Каждый, кто там побывал, изменился, каждый, кто выжил, вернулся с искалеченной душой. Избежать этого было невозможно.

Тыльной стороной руки она стерла осевшие на волосы капельки воды.

– Нельзя каждый вечер купаться в крови, а наутро просыпаться без единого пятнышка, – подытожила она.

Майкл невольно задумался обо всех войнах, которые произошли с той поры, и солдатах, что так же тщетно старались оставить в прошлом ужасные воспоминания. Некоторые вещи не меняются.

Не глядя на него, Элеонор вдруг спросила:

– Как вы думаете, сколько меня еще здесь будут держать?

– А куда бы вам хотелось отсюда уехать? – ушел он от ответа встречным вопросом.

– О, это просто. Я хочу домой, в Йоркшир. Я понимаю, что никого из моей семьи там уже нет и многие вещи изменились, и тем не менее… не может все измениться до неузнаваемости, правда? Наверняка холмы все еще на месте, как и реки с деревьями. Старых магазинов в деревне, конечно, нет, но ведь на их месте открылись новые? Остались городская площадь, церковь, вокзал с кондитерской, где всегда пахло горячими ячменными лепешками с маслом…

Она говорила, а Майкл гадал, осталось ли хоть что-нибудь из того, что она вспоминает. Холмы могли запросто сровнять с землей ради строительства нового жилого квартала, а старый железнодорожный вокзал закрыть многие годы назад за ненадобностью.

– Я не хочу умереть в таком месте, как это. Я не хочу умереть во льдах. – Она понурила голову, и плечи ее задрожали.

Майкл мягко повернул Элеонор к себе.

– Этого не случится, – сказал он. – Я обещаю.

Она посмотрела на него глазами, полными слез, словно пытаясь убедиться, что он говорит правду.

– Но как вы можете давать такие обещания?

– Могу, – ответил он. – И я его выполню. Обещаю, что не уеду отсюда без вас.

– А вы уезжаете? – спросила она с тревогой в голосе. – Куда вы уезжаете?

– Домой. В Соединенные Штаты.

– Когда?

Он понял, чего она боится больше всего – не просто умереть во льдах, но умереть от своей ужасной болезни уже совсем скоро… До того как сможет снова увидеть родной дом. Даже в эту минуту, думал Майкл, она, вероятно, изо всех сил пытается противостоять почти неодолимой тяге.

– Скоро. Очень скоро, – ответил он и обнял Элеонор за плечи.

На ее волосах все еще поблескивали капельки воды.

Она сама шагнула Майклу навстречу и прижалась щекой к его груди.

– Вы не понимаете… – прошептала она. – Если бы понимали, то никогда не стали бы давать столь опрометчивое обещание.

Но Майкл придерживался иного мнения.

Ему вспомнилось другое обещание, данное им на скалистом уступе в Каскадных горах. Как и в тот раз, Майкл был полон решимости сдержать данное слово во что бы то ни стало.

– Я вас ни за что не оставлю, – поклялся он.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

26 декабря, 9.30

Синклер внимательно изучал поведение обоих приставленных к нему надзирателей, пытаясь понять, на кого из них при удобном случае будет разумнее напасть.

Из этих двоих тип по имени Франклин явно более туповат, но в то же время более осторожен. Он, прямо как рядовой в армии, выслуживается перед начальством и слепо выполняет приказы, не слишком задумываясь над их смыслом. Ему приказали не приближаться к заключенному, вот он и не приближается. Франклин даже в беседы вступать отказывается и в течение всех своих смен молча сидит, зарывшись носом в журналы с вульгарными картинками на обложке.

Другой охранник, малый по имени Лоусон, более интеллектуально развит, более общителен и в целом более любопытен. Синклеру показалось, что он восхищен чудесным появлением пришельца из другого времени, и, несмотря на то что ему, без сомнения, отдан такой же приказ, что и Франклину, парень мог бы его нарушить. Сменив Франклина на дежурстве, который после прихода напарника выпорхнул со склада как на крыльях, Лоусон откинулся спиной на ящик, вытянул ноги и приготовился к долгой задушевной беседе. Синклер отметил, что ботинки Лоусона очень добротные, с толстыми подошвами и крепкими шнурками, да и вообще находятся в лучшем состоянии, нежели его сапоги для верховой езды, один из которых был к тому же разодран собакой.

Сегодня Лоусон принес большую книгу с множеством цветных картинок. Синклер не мог рассмотреть, что это за книга, однако был более чем уверен, что вскоре это узнает. Лоусон не мог пересилить желание поболтать.

Как Синклер и предполагал, через несколько минут тот заговорил:

– Вы о’кей?

Синклер ответил недоуменным, однако абсолютно дружелюбным взглядом.

– Ой, простите. Я хотел сказать, вы в порядке? Может быть, хотите, чтобы я позвал доктора или еще что-то сделал?

Доктора? Уж кого-кого, а доктора Синклер попросит позвать в последнюю очередь.

– Нет-нет. Ничего не надо. – Синклер изобразил грустную улыбку. – Единственно, что меня угнетает, так это вынужденная праздность. А ваш друг Франклин совсем не общителен.

Почему бы не подлизаться к этому простофиле?

– О, Франклин – очень хороший человек, – ответил Лоусон. – Просто он выполняет приказ.

Синклер усмехнулся:

– Приказ… По своему опыту могу сказать, что более короткого пути к вечному проклятию и не сыскать…

Синклер был уверен, что подобным загадочным высказыванием лишь сильнее разожжет в Лоусоне любопытство, и не ошибся: пальцы мужчины нетерпеливо забарабанили по обложке большой книги.

Синклер небрежно поинтересовался у Лоусона состоянием здоровья Элеонор – никто не давал ему вразумительной информации, однако он все-таки спросил – и получил стандартный расплывчатый ответ. Когда речь заходила об Элеонор, даже такой болтун, как Лоусон, предпочитал держать язык за зубами. Знать бы, что они от него скрывают, размышлял Синклер. Может, с Элеонор что-то не так? В каком она состоянии? Как ей теперь удовлетворять свою специфическую нужду, в которой ни один из них не может признаться постороннему? Синклер и то ощущал себя далеко не лучшим образом, при том, что не так давно поправил здоровье свежей тюленьей кровью.

Как и следовало ожидать, вскоре Лоусон перевел разговор на другую тему, более его интересующую. Во время последних нескольких дежурств он проявлял живейший интерес к одиссее Синклера, и вот теперь назначение толстой книги прояснилось. Это был атлас, отдельные страницы которого были заложены маленькими цветными закладками. Лоусон водрузил книгу себе на колени и открыл ее на одной из таких страниц.

– Я попытался нанести на карту маршрут вашего путешествия от Балаклавы до Лиссабона, – сказал он, как какой-нибудь студент перед экзаменатором. – И думаю, по большей части справился.

Прямо прирожденный картограф, подумал Синклер.

– Но в районе Генуи я немного запутался. Когда вы с Элеонор покинули город, то направились в Марсель по суше или пересекли Лигурийское море?

Синклер отчетливо помнил каждый шаг того путешествия, но сделал вид, что озадачен. В действительности они ехали в конном экипаже и по пути еще остановились в одном из трактиров Сан-Ремо, недалеко от Генуи, где он выиграл большую сумму в игре под названием «телесина», местной разновидности покера. Противник тогда обвинил его в шулерстве, и Синклер, разумеется, потребовал сатисфакции. Мужчина предположил, что лейтенант имеет в виду обыкновенную дуэль, и хотя дуэль действительно произошла в ту же ночь в наполненной пьянящими ароматами лимонной роще – Синклер заколол обидчика кавалерийской саблей, – истинная сатисфакция потребовала куда больше времени… После того как карточный игрок заплатил за оскорбление кровью, в прямом и переносном смыслах, Синклер обмыл лицо в ближайшем ручье и спокойно вернулся к Элеонор в гостиницу, где они остановились.

– Боюсь, что плохо помню название городка, через который мы поехали, – произнес Синклер, делая вид, что напряженно думает. – Но это было в Италии. Кажется, Сан-Ремо… Вы можете его найти на своей карте?

Лоусон склонился над атласом и провел пальцем по воображаемому маршруту; на голове у парня была дурацкая косынка, какие носят простые матросы. Синклер уже не сомневался, что уговорит этого болвана подойти ближе и показать карту. Это лишь вопрос времени.

А потом… он сбросит с себя оковы и истребует назад свою похищенную невесту.

– Завтра, – повторил Мерфи, откидываясь на спинку высокого кресла. – Самолет обеспечения прилетает завтра в восемь утра. – Он снова нервно провел ладонью по волосам. Другая рука сжимала красный маркер, которым шеф только что обвел завтрашнее число на белой доске на стене позади письменного стола. – И вам предстоит на нем улететь.

– Что вы такое говорите?! – запротестовал Майкл. – Мое разрешение ННФ действует до окончания месяца.

– Синоптики предвещают еще одну мощную барическую депрессию, и к тому времени, как ваша командировка истечет, ситуация с ледниковыми трещинами станет совсем аховая. Самолет просто не сможет приземлиться.

– Тогда я сяду на следующий после него рейс.

– Черт возьми, вы где, по-вашему, находитесь?! – воскликнул Мерфи. – Нет тут никаких следующих рейсов! Ближайший после этого будет только в феврале!

Час от часу не легче. Он не может улететь уже завтра. Он дал Элеонор обещание и не имеет права его нарушить. Майкл посмотрел на Дэррила, сидящего рядом, но тот только и смог, что ответить сочувственным взглядом.

– А что вы планируете делать с Элеонор и Синклером? – спросил Майкл. – В конце концов, это я их нашел.

– Много бы я отдал за то, чтобы вы их ненашли. И много бы отдал за то, чтобы избавиться от обоих.

– Если они кому-то здесь и доверяют, то только мне.

– Да неужели? – парировал Мерфи. – Если мне не изменяет память, последнее ваше посещение Синклера закончилось тем, что вы вызвали подкрепление.

Майкл до сих пор жалел, что так поступил тогда, но сейчас его мысли понеслись галопом в совсем ином направлении. Может, сейчас самое время изложить Мерфи шальной замысел? Когда еще представится шанс? Оборвав на полуслове Дэррила, который подскочил со стула и начал рассказывать шефу, что гематологические исследования дали многообещающие результаты, Майкл сказал:

– В таком случае они должны полететь вместе со мной.

Дэррил умолк и вытаращился на Майкла, как на ненормального, а Мерфи раздраженно покачал головой.

– И как прикажете это устроить? – спросил он, всплеснув руками. – Тут у нас, знаете ли, не автовокзал. Это полюс, черт побери! Самолет не может просто так взять на борт трех человек, когда в полетном листе указан один пассажир.

– Мне это известно, но выслушайте меня. – Даже сейчас Майкл продолжал мысленно прорабатывать детали плана. – Жена Данцига знает, что муж умер, но когда ждать тело, не знает, правильно?

– Правильно. Я как-то не удосужился ей перезвонить и поведать, что он превратился в зомби и теперь плавает под полярными льдами. Трудновато было бы сообщать подобную новость, вы не находите?

– А с Экерли что? – продолжал Майкл. – Его мать в курсе, когда в Штаты возвратят тело сына?

– Сомневаюсь, что ей вообще приходила в голову мысль об этом, – ответил Мерфи несколько заинтригованно. – Я вам говорил, что она явно не от мира сего.

– Дайте-ка подумать. – Майкл опустил голову и принялся что-то напряженно обмозговывать. – Дайте подумать… – Осенившая его мысль на первый взгляд показалась фантастической, однако все вроде складывалось. Дело определенно может выгореть. – Жена Данцига…

– Мария, – подсказал Мерфи. – Мария Рамирес.

– Она работает окружным судмедэкспертом в Майами-Бич, правильно?

– Да. Там они с Эриком и познакомились. В то время он работал водителем катафалка. Он мне рассказал однажды, что на самом деле…

– Сообщите Марии, что я доставлю в Майами-Бич тело ее мужа, а заодно и Экерли.

– Как ты его доставишь, когда Данциг исчез и уже никогда не появится? – растерялся Дэррил. – Разве только в моих кошмарах…

– Честно говоря, его жена ничего не имела бы против, если бы он остался здесь, – заметил Майкл. – Помните, как Мария сказала, что Данциг нигде не был более счастлив, чем на полюсе, и будь его воля, он предпочел бы быть похороненным здесь?

– Да, но я ей сразу сказал, что похороны в Антарктике запрещены законом, – пояснил Мерфи.

– А что с Экерли? – не сдавался Майкл. – Собираетесь захоронить его останки здесь или планируете отправить труп домой с пулей в голове?

Мерфи заерзал в кресле, и Майкл понял, что теперь начальник в его руках.

– Пулей, выпущенной из вашего пистолета, прошу заметить.

При этих словах Дэррил вопрошающе поднял брови и обратился к Мерфи:

– Кстати, как вы поступили с телом Экерли, раз уж об этом зашел разговор? Насколько я знаю, он просил, чтобы его тело кремировали, но кремация опять-таки была бы нарушением договора об Антарктике.

– Совершенно верно. – Мерфи пристально посмотрел Дэррилу прямо в глаза. – Поэтому официально Экерли провалился в ледниковую трещину во время полевых исследований.

У Майкла словно гора с плеч свалилась.

– Отлично!

– Я что-то не вполне вас понимаю, – сказал Мерфи.

– Неужели не понятно? Мы можем запросто погрузить на самолет два мешка с телами и без проблем провести их по документам. При этом находящиеся в мешках тела не обязательно должны соответствовать именам, указанным на бирках…

У Мерфи загорелись глаза. Майкл почувствовал, что еще пара убедительных аргументов – и он дожмет О’Коннора.

– Элеонор и Синклер не могут попасть на самолет в качестве пассажиров, но они могут покинуть станцию Адели в качестве груза. Вам только и надо, что задействовать свои бюрократические рычаги, чтобы забронировать мне – и им – место до Сантьяго, а оттуда до Флориды.

Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов. Наконец Мерфи ее нарушил:

– Но от Сантьяго до Майами лететь девять часов. Они умрут по пути.

– С чего бы им умирать? – напирал Майкл. – Они и не такое переживали. Вековой анабиоз, к примеру. Если уж они после него выкарабкались, то девятичасовой перелет будет для них легкой прогулкой.

– Теперь все изменилось, – возразил Мерфи. – Они живы и к тому же брыкаются. Тем более вы забываете, что они оба страдают серьезным заболеванием.

– Именно об этом я и собирался сказать, прежде чем меня грубо оборвали, – обиженно заметил Дэррил.

Майкл бухнулся на стул, довольный тем, что на некоторое время может передать эстафету Дэррилу. Впрочем, быстро выяснилось, что, перехватив эстафету, Дэррил не собирается ее выпускать из рук уже до самого финиша. Сообщив с гордостью о прорыве в исследованиях рыб Cryothenia Hirschii, он недвусмысленно намекнул, что, возможно, нашел лекарство – или «паллиатив, очень близкий к нему» – от болезни Элеонор и Синклера. Насколько Майкл смог уразуметь ученого, тот предлагал экстрагировать антифризные гликопротеины из крови рыб и ввести их в кровеносную систему людей. По замыслу биолога, кислород и питательные вещества по их организму вместо гемоглобина будут разносить эти самые гликопротеины, а раз так, то испытуемым больше не придется постоянно подпитываться чужой кровью. Затея казалась нелепой, безумной и просто неосуществимой, но по крайней мере это было хоть что-то – первая и единственная тонюсенькая соломинка, за которую Майкл мог ухватиться. И он за нее ухватился.

– По мне, так это бред сивой кобылы, – суммировал Мерфи услышанное. – Но я, конечно, не ученый. С чего вы так уверены, что затея сработает?

– А я и не уверен, – прямо ответил Дэррил. – Эксперимент по трансфузии рекомбинированной крови проводился пока только на рыбах. А выживут ли Элеонор с Синклером после переливания, я не берусь гарантировать.

А времени на дополнительные испытания катастрофически не хватает, сокрушался Майкл.

– Но вы должны помнить, – мрачно произнес Дэррил. – Даже если эксперимент пройдет удачно, они столкнутся с теми же проблемами, что и мои рыбы. Стоит им прикоснуться ко льду, и они покойники.

В течение следующего получаса все трое обсуждали, как сделать так, чтобы план сработал без сучка без задоринки. Мерфи, по его собственному признанию, фиксировал в журнале служебных записей происходящие за день события не очень дотошно – «я просто не смог найти подходящее объяснение тому, как мертвецы смогли вернуться к жизни», – однако его очень беспокоило то, что Майкл уже успел сообщить редактору. Журналист заверил его, что разрубил узел – «хоть это и означает, что я потерял доверие редакции и, возможно, мне больше никогда не поручат серьезные задания». Они прервали дискуссию, только когда в эфир неожиданно вышла станция «МакМердо» и сообщила о надвигающейся снежной буре. Мерфи махнул Дэррилу и Майклу, чтобы те проваливали из кабинета, а сам принялся надиктовывать в телефонную трубку барометрические данные, собранные на станции Адели за последние двадцать четыре часа.

Журналист с биологом немного постояли в коридоре, чтобы перевести дух и все осмыслить. Майкл был настолько взбудоражен, что чувствовал, будто у него по венам проходят электрические токи.

– Эта твоя трансфузия… Как скоро ты сможешь ее сделать? – Майкл сгорал от нетерпения.

– Еще часа два работы в лаборатории, и сыворотка будет готова.

– Но мы окружены льдом, – с волнением напомнил Майкл.

– Которого они не коснутся. Мы поместим обоих в герметичные мешки прямо в изоляторе и продуктовом складе. Какие у нас еще варианты? Или, может, ты хочешь провести процедуру самостоятельно по прибытии в Майами?

Майкл понимал, что этот номер не пройдет.

– Если у них проявятся негативные реакции, – продолжал Дэррил, – то пусть уж лучше они проявятся здесь, до того как их упакуют в мешки и отправят на континент.

– Элеонор первая?

– Естественно, – ответил Дэррил. – Думаю, Синклера, зная его характер, придется дольше уламывать на проведение эксперимента.

Дэррил повернулся, собираясь уйти, но Майкл придержал его за локоть.

– Сам как считаешь, сыворотка сработает? Элеонор вылечится?

Дэррил поколебался, затем, тщательно взвешивая каждое слово, ответил:

– Если все пройдет нормально, Элеонор и Синклер смогут вести вполне нормальную жизнь. – Он пристально поглядел на Майкла, прямо как Мерфи совсем недавно на него смотрел, и добавил: – При условии, конечно, что ты считаешь нормальным жить, как змея, которой приходится регулярно выползать на солнце, чтобы прогреть тело. Если Элеонор будет периодически получать дозы сыворотки, она не будет испытывать тягу, как сейчас. Правда, она все равно останется носителем инфекции до конца жизни.

У Майкла заныло сердце.

– Как и Синклер, – сказал биолог, словно хотел немного подсластить горькую пилюлю. – Друг для друга они не будут представлять опасности.

Майкл молча кивнул, понимая, что в логике Дэррила есть смысл. Но легче на сердце от этого не стало.