Текст книги "Кровь и лед"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Мойра, поддерживая руками длинную юбку, быстро подошла к постели больной и прошептала:

– Посмотри, кого я к тебе привела, Элли.

Но не успела Элеонор и голову на подушке повернуть, как Синклер уже опустился на колени рядом с кроватью и взял девушку за руку. Рука на ощупь была горячей, влажной и совершенно обмякшей.

Элеонор смотрела затуманенным взглядом и, кажется, была раздражена тем, что ее беспокоят. Синклер засомневался, а осознает ли она вообще его присутствие – лихорадка, как он успел понять, напрочь стирает границы между фантазией и реальностью.

– Если инструмент расстроен, – пробормотала она, – играть на нем нельзя.

Мойра многозначительно посмотрела на Синклера, как бы подтверждая, что Элеонор действительно впала в беспамятство.

– И положи ноты назад на полку, иначе они опять куда-нибудь затеряются.

Мысленно Элеонор находилась где-то в Англии, возможно, в родительском доме или, что более вероятно, в пасторате, где она, по ее словам, когда-то училась игре на фортепиано. Синклер прижал ее пальцы к губам, но она выдернула руку и энергично замахала ею над одеялом, словно отгоняла рой назойливых мух. Мухами кишели все палаты госпиталя, но здесь, отметил Синклер, на самом верхнем этаже башни, в непосредственной близости от моря, насекомых не было.

«Как бы отделаться от Мойры?» – размышлял он. Сделать то, что он собирался сделать – вынужденсделать ради спасения жизни Элеонор, – надо без свидетелей.

Мойра намочила в ведре с водой тряпочку, выжала ее и промокнула лицо подруге.

– Мойра, как думаешь, возможно раздобыть немного портвейна?

– Легче сказать, чем сделать, – ответила она, – но попытаюсь.

Понимая, чего добивается лейтенант, Мойра передала ему тряпицу и тактично вышла из комнаты.

Синклер всмотрелся в освещенное лунным светом лицо Элеонор. Кожа пылала лихорадочным румянцем, а зеленые глаза светились безумным восторгом. Фактически она не осознавала, что больна, и полностью потеряла связь с реальностью. Ее душа уже покинула тело и блуждала где-то в родной деревушке в Йоркшире, и Синклер опасался, что вскоре за ней последует и физическая оболочка. Он повидал сотни солдат, которые точь-в-точь, как и она сейчас, бредили, что-то невнятно бормотали себе под нос, смеялись, а потом вдруг отворачивали голову к стене и вмиг испускали дух.

– Ты можешь что-нибудь сыграть мне на фортепиано? – сказал он.

Элеонор вздохнула и улыбнулась:

– А что бы ты хотел послушать?

Он нежно стащил с ее плеч шерстяное одеяло; из-под него пыхнуло жаром раскаленного тела.

– Оставляю выбор за тобой.

– Мне нравятся старинные баллады. Если хочешь, могу сыграть тебе «Барбару Аллен».

– С удовольствием послушаю, – ответил он, стягивая с плеча сорочку.

Элеонор поежилась от холодного воздуха, проникающего в открытое окно.

Синклер склонил над ней голову.

Пальцы Элеонор зашевелились, как если бы нажимали клавиши рояля, и она тихим надтреснутым голосом замурлыкала вступительные аккорды песни.

Какой бы раскаленной ни была кожа Элеонор, однако по ней уже побежали мурашки. Синклер прикрыл ей грудь ладонью, чтобы хоть как-то защитить от прохладного ночного бриза. Вдохнул запах ее тела, который не смогла заглушить даже вонь камфоры и шерсти, и он показался ему не менее сладостным, чем аромат луга ранним летним утром. А когда коснулся ртом кожи, вкус, который он ощутил на губах, напомнил ему вкус свежего молока из деревенского жбана.

Тихо-тихо она напевала:

 
– Мама, мама, приготовьте саван…
 

Если он таки совершит то, что вознамерился, с ужасом думал Синклер, обратной дороги не будет.

 
– Груз моей вины невыносим…
 

Но разве у него есть выбор?

 
– Обожатель мой почил сегодня…
 

Если этого не сделать, к рассвету она умрет. Он сжал ее тело в руках. От волнения сдавило дыхание.

 
– Завтра я последую за ним…
 

Когда он сделал последний шаг – вонзил зубы в плоть, смешивая свою зараженную слюну с ее кровью, – Элеонор вздрогнула, как от укуса пчелы, и пение вмиг прекратилось. Она напряглась всем телом, однако уже спустя мгновение, когда лейтенант поднял голову и утер губы, обагренные кровью от дьявольского поцелуя, расслабилась.

Сонно посмотрев на него, Элеонор сказала:

– Но эта песня такая грустная. – Она провела кончиками пальцев по его залитой слезами щеке. – Давай я сыграю тебе что-нибудь более веселое.

Часть IV
ВОЗВРАЩЕНИЕ

 
Гляжу на небо и мольбу
Пытаюсь возносить,
Но раздается страшный звук,
Чтоб сердце мне сушить.
Когда же веки я сомкну,
Зрачков ужасен бой,
Небес и вод, небес и вод
Лежит на них тяжелый гнет,
И трупы под ногой.
 

«Поэма о старом моряке»

Сэмюэль Тэйлор Кольридж, 1798

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

18 декабря, 9.00

Едва Майкл зашел в лазарет и начал топотать ботинками по полу, стряхивая снег, как Шарлотта моментально выскочила из комнаты и приложила к губам палец. Затем взяла его под руку и повела обратно к наружной двери.

– Не сейчас.

– Она в порядке?

– Состояние пока не фонтан, – ответила Шарлотта, натягивая перчатки. – У нее небольшой жар. Но я дала ей успокоительное и сделала укол глюкозы. Думаю, самое лучшее для нее сейчас – покой.

Как ни странно, запрет на посещение девушки расстроил Майкла сильнее, чем он предполагал. С того момента как они вывезли Элеонор с китобойной станции, ее лицо и голос преследовали его неотступно, и журналист сгорал от нетерпения приоткрыть завесу тайны над ее трагической историей.

– Кстати, заходил Мерфи. Сказал, чтобы я держала язык за зубами и не болтала о том, кто у нас тут обитает.

– Ага, мне он такое же указание дал, – подтвердил Майкл.

– Пойдем-ка навестим дядю Барни. – Шарлотта набросила на голову капюшон. – Мне надо срочно выпить кофе, и желательно покрепче.

Тесно прижавшись друг к другу на порывистом ветру, они мелкими шажками спустились по пандусу и перебежали в буфет. Оказалось, что за ночь в столовой установили искусственную рождественскую елку; она сиротливо стояла в углу помещения, скромно украшенная мишурой и шариками не первой свежести.

Дэррил уже оккупировал столик в задней части зала и уплетал поджаренный тофу [17]17
  Соевый творог, используемый в кулинарии азиатских стран.


[Закрыть](дядя Барни сказал, что послал радиограмму, в которой попросил следующим рейсом прислать побольше этого продукта) с овощной смесью, наваленные на тарелку высокой горкой. Шарлотта уселась на скамью рядом с биологом, а Майкл с подносом занял место напротив. Доктор Барнс со своими косичками, собранными на макушке, выглядела так, будто надела на голову ананас.

Первым делом она сыпанула в кофейную кружку добрую порцию сахара и сделала большой глоток.

– Только встала? – спросил Дэррил. – Спрашиваю потому, что ты выглядишь отвратительно, как будто всю ночь не спала.

– Спасибо на добром слове, – ответила Шарлотта, опуская кружку на стол. – И как только тебя до сих пор жена не пристрелила?

Дэррил пожал плечами.

– Наш брак основан на откровенности, – ответил он.

Майкл невольно усмехнулся.

– Самое удивительное, – сказала Шарлотта, – что в Чикаго я спала как младенец, хотя на работе по ночам только и гудели сирены машин «скорой помощи», а дома соседи устраивали шумные вечеринки до четырех утра. Но здесь, где тихо как в могиле, а ближайшая парковка находится за тысячу миль, ворочаюсь по полночи.

– А ты шторки на кровати задергиваешь? – уточнил Дэррил.

– Боже меня упаси, – ответила она, окуная сухой тост в жидкое яйцо всмятку. – С ними я себя чувствую как в гробу.

– А как насчет затемняющих занавесок на окне?

Она задумалась, размеренно пережевывая пищу.

– Ну да… Этой ночью я специально из-за них и вставала.

– Смысл в том, чтобы задергивать их до того, как ложишься спать, – заметил Дэррил.

– Так я и сделала, но дело в том… Я могу поклясться… – Она запнулась, затем продолжила: – Могу поклясться, что во время бурана услышала за окном что-то странное…

Майкл навострил уши, поскольку уже догадывался, что сейчас сообщит Шарлотта.

– Что именно? – спросил Дэррил.

– Голос. Мужской крик.

– Привидение, наверное, – заключил Дэррил, зарываясь в тарелку.

– И что кричали? – спросил Майкл как можно более невозмутимо.

– Единственное, что я более или менее расслышала за шумом ветра, было «отдай его мне». – Она пожала плечами и снова принялась за тосты и вареные яйца. – Еще немного, и я начну скучать по сиренам «неотложек».

Майкл чуть не поперхнулся, но все-таки решил пока не делиться своими догадками.

– Кстати, чуть не забыла! – спохватилась Шарлотта, засовывая руку в карман и вытаскивая из него пластиковую пробирку с кровью. – Мне надо, чтобы ты сделал полный анализ этого образца.

Но Дэррил энтузиазма не проявил.

– И чем я обязан такой честью?

– Тем, что твоя лаборатория оснащена самым крутым оборудованием.

– А чья это кровь? – полюбопытствовал биолог.

– Да одного из «батраков», – небрежно бросила она. – Ничего особенного.

– Что ж, – произнес он, вытирая губы салфеткой, – раз пошла такая пьянка, то у меня для вас есть одна улетная новость.

Непонятно было, шутит он или говорит всерьез.

– Вы, друзья мои, сидите за одним столом с ученым, который скоро прославится. Когда я в последний раз проверял ловушки, то обнаружил ранее неизвестный науке вид рыб.

Майкл с Шарлоттой вытаращились на него с неподдельным любопытством.

– Ты серьезно? – спросил журналист.

Дэррил, лучезарно улыбаясь, кивнул:

– Хотя он находится в близком родстве с видом Cryothenia amphitreta, который оставался неоткрытым до 2006 года, конкретно эта разновидность еще не зарегистрирована.

– С чего вдруг такая уверенность? – спросила Шарлотта.

– Я сверился с каталогом морских видов, а точнее, со справочником «Рыбы Южного Ледовитого океана», и свою рыбу там не нашел. Одна только морфология головы чего стоит – вильчатые валики над глазами и пурпурная отметина наверху. Никогда такого не видел.

– Потрясающе! – восхитился Майкл. – И как ты ее назовешь?

– В данный момент я называю ее Cryothenia – что по-гречески означает «из холода» – Hirschii.

– Да, от скромности ты не умрешь, – хихикнула Шарлотта.

– А что? – возмутился Хирш. – Ученые традиционно присваивают открытиям свои имена. Тем более таким способом я щелкну по носу одного гада, доктора Эдгара Монтгомери, с которым работаю в Вудсхоуле.

– Ну, раз так, Бог в помощь, – поддержал его Майкл.

– Мне сейчас главное – как можно скорее поймать еще несколько представителей, – продолжал Дэррил. – Не исключено, что поблизости обитает целая стая. Выловленную рыбу я анатомирую, поэтому было бы здорово заполучить еще хотя бы парочку, чтобы предъявить их в целости и сохранности.

– Может, тебе и повезет, – подбодрил его Майкл.

– Мерфи распорядился никому не покидать территорию базы, пока буран не стихнет, но я планирую вытрясти из него разрешение по-быстрому смотаться к полынье, чтобы расставить новые сети и ловушки. Если хотите присоединиться, добро пожаловать – вы оба. Потом в старости будете рассказывать внукам, что принимали непосредственное участие в историческом событии.

Шарлотта вымазала остатки желтка и сказала:

– Как бы сильно мне ни хотелось отморозить в проруби задницу, пожалуй, я вернусь к себе да вздремну.

Но Майкл с воодушевлением уцепился за возможность выбраться из стен станции, особенно теперь, когда доступ к Элеонор был перекрыт, поэтому кивнул:

– Я в игре. Ты когда собираешься пойти к Мерфи?

Уже через час они вдвоем – Майкл за рулем, а Дэррил у него за спиной – неслись на снегоходе по ледяному насту. Майкл многие годы был на «ты» со снегоходами и неизменно получал удовольствие от управления этими машинами, но поездки на снегоходе в Антарктике не идут в сравнение ни с чем. Несмотря на маску, защищающую лицо, массивные очки и густую меховую опушку на капюшоне, который плотно обтягивал голову, журналисту приходилось низко наклоняться над рулем. Без этого открытые участки кожи пылали бы огнем от мороза, а вскоре и вовсе могли потерять чувствительность, настолько обжигающе холодным был встречный ветер. К счастью, домик ныряльщиков располагался неподалеку.

Майкл остановил машину почти у самой двери, медленно вкатившись на пандус. Как только рокот мотора стих, на первый план снова вышел рев бурана. Ветер был таким неистовым, что едва не сбил Дэррила с ног. Биолог смог устоять лишь благодаря Майклу, который вовремя подхватил приятеля за плечо. Вместе они занесли оборудование в помещение, но чтобы закрыть за собой дверь, пришлось буквально сражаться со стихией – казалось, еще немного, и шквалистый ветер просто сорвет несчастную створку с петель.

– Господи… – Майкл бухнулся на деревянную скамью и, не снимая варежек, смахнул с капюшона снег.

В домике с зияющей в центре пола полыньей было ничуть не теплее, чем снаружи, но они по крайней мере были защищены от ветра. Дэррил включил обогреватели и уселся рядом с Майклом. Так они сидели минуты две, трясясь от холода и даже не помышляя о том, чтобы немедленно приступить к делу. По мере того как помещение прогревалось, от воды в проруби поднимался легкий туман, заволакивающий ледяное отверстие легкой белесой вуалью.

– В лунке целая куча льда, – заметил журналист. – Прежде чем что-то туда опускать, придется его проломить.

– А ты думаешь, для чего я тебя пригласил? – сказал Дэррил, пытаясь прямо в перчатках приладить сети и ловушки к длинным фалам.

– И как я сразу не догадался!..

Майкл оглядел ящики с инструментами и снаряжением на стенах и полу – ледовые пилы, стальные тросы и ружья для подводной охоты. Наиболее подходящим кандидатом на разламывание льда оказалась лопата с заостренным концом, но нормально ухватиться за нее, не снимая рукавиц, было невозможно. Хочешь не хочешь, а пришлось снимать. Правда, на руках еще оставались утепляющие подкладки, но они были довольно тонкими, так что Майкл без труда смог просунуть пальцы сквозь рукоятку.

Уровень воды, стянутой тонкой коркой свежего льда, располагался на глубине пары футов, поэтому орудовать лопатой было неудобно – приходилось опускать клинок в полынью, проламывать лед, затем вытаскивать лопату, снова наносить удар и так далее. Кропотливая работа напомнила Майклу случай из детства, когда он вознамерился расчистить автомобильный подъезд после сильнейшего снегопада. Отец советовал сыну бросить бессмысленную затею – «снег успел слежаться и стал твердым, как лед, поэтому у тебя ничего не получится». Но Майкл не послушался, и когда лопата вдруг налетела на то, что представлялось мягким снегом, а на поверку оказалось твердым льдом, он почувствовал пронизывающую боль, которую запомнил на всю жизнь. Она прошила руки, прошла дальше по позвоночнику и отдалась даже в корнях зубов. Сейчас Майкл испытывал сходное ощущение, только теперь боль повторялась с каждым взмахом лопаты, да еще и вывихнутое в Каскадных горах плечо начало сильно ныть.

Наконец ему удалось размолотить корку льда, превратив в шугу, но он понимал, что это ненадолго и льдинки вскоре снова начнут смерзаться.

– Ты готов? – спросил Майкл, чувствуя, как по пояснице у него струится ручеек пота.

– Почти, – отозвался Дэррил, проверяя на ловушке крепление, которое отдаленно напоминало песочные часы.

Фал, разложенный широким кольцом вдоль плинтуса, со всеми этими сетями и ловушками на узлах то там то сям, был похож на гигантский браслет с брелоками. Взявшись за конец веревки с привязанным грузом, Дэррил подполз на коленях к самому краю проруби и склонился над отверстием.

– Расчисти лунку, – попросил он.

Майкл отгреб шугу лопатой, и Дэррил погрузил утяжеленный гирей конец веревки в воду. Фал, унизанный хитроумными приспособлениями Дэррила, начал медленно, под жужжание лебедки, к которой был привязан, погружаться в пучины полярного моря.

Майкл продолжал методично отгребать ледяное крошево в сторону, как вдруг лопата самым необъяснимым образом выскользнула у него из рук, словно за нее дернули из глубины, и стремительно скрылась в ледяном отверстии подобно стволу дерева, мчащемуся по лесоспуску.

– Какого черта?!

Дэррил хихикнул и, обернувшись к Майклу, сказал:

– Мерфи предъявит тебе счет за порчу казенного имущества.

Майкл рассмеялся, однако через секунду стало не до смеха: вслед за лопатой в прорубь головой вперед полетел уже и сам Дэррил. Первой мыслью Майкла было, что биолог каким-то образом зацепился за фал, поэтому он инстинктивно наступил на веревку ногой, пытаясь остановить дальнейшее разматывание, но это не сработало. Фал проскальзывал под резиновой подошвой и продолжал неумолимо убегать вниз.

Но дело оказалось вовсе не в фале.

Майкл увидел торчащую из-под пола здоровенную мускулистую руку синюшного цвета, которая, вцепившись Дэррилу в ворот парки, тащила того вниз. Одна рука биолога была уже в воде, а другой он наотмашь молотил напавшего, словно цепом, при этом бешено дрыгая ногами.

Не долго думая, Майкл ухватил Дэррила за ботинки и стал тащить на себя.

И тут в просвете между границей льда и дощатым полом появилась голова – крупная голова со смерзшейся бородой и белыми шарами безумных глаз.

Данциг.

Он уставился на Майкла, словно лев, внезапно заинтересовавшийся более привлекательной добычей. Данциг тут же ослабил хватку и начал протискиваться внутрь домика.

Журналист со всей силы ударил каюра по щеке ногой – все равно что бить гранитную глыбу! – и опять принялся вытаскивать Дэррила, который к этому времени уже смог выбраться из отверстия в полу. Вода и льдинки летели во все стороны, а ученый в панике вопил, прося о помощи.

Но Майкл мало чем мог помочь. Данциг, покрытый искрящейся серебристой шугой, оперся обеими руками о половицы и стал подниматься из проруби подобно Посейдону, выходящему из морских глубин.

– Отдай… его… мне… – раздался рык из того, что осталось от разорванной глотки.

В ответ Майкл снова нанес удар ногой. Данциг попытался схватить журналиста за ботинок, однако тот был мокрый и выскользнул из пальцев каюра.

Дэррил откатился от проруби и в ужасе забился под лавку, где принялся энергично смахивать с волос ледяную воду. Ученый, кажется, до сих пор не понимал, кто на него напал и что вообще происходит.

Зато Майкл понимал.

Пошатываясь, Данциг начал медленно подниматься с колен на ноги. С насквозь мокрой фланелевой рубашки и джинсов на пол хлынули ручьи ледяной воды. Майкл обернулся, обшаривая глазами стены, и вдруг его взгляд упал на ружье для подводной охоты, которое обычно использовали для защиты от леопардовых тюленей. Он перепрыгнул через лавку и сорвал оружие со стены. На его счастье, Данциг в этот момент зацепился ногой за фал и едва не упал. Этой заминки Майклу как раз хватило, чтобы зарядить ружье и навести ствол на огромное надвигающееся чудовище. В домике было настолько тесно, что журналист даже руки перед собой выставить не успел.

Все произошло в доли секунды: он нажал на спуск, грянул выстрел, и зазубренный гарпун врезался в тяжело вздымающуюся грудь Данцига. Силой мощного удара каюра развернуло на скользком мокром полу и отбросило назад, однако он сумел удержаться на ногах и теперь, держась рукой за торчащий из груди трезубец, балансировал на самом краю зияющей дыры. Рот Данцига был широко раскрыт, а глаза полны ужаса. Майкл среагировал мгновенно. Он поднял ногу и пинком отправил каюра вверх тормашками прямо в ледяную полынью. Раздался громкий всплеск, бульканье, треск льда, а затем… тишина. Лишь монотонное жужжание обогревателей.

Дэррил между тем продолжал кряхтеть под лавкой, пытаясь стряхнуть с головы капли обжигающе ледяной воды.

Сжимая в руках подводное ружье, Майкл бросился к краю отверстия и заглянул вниз, но каюра там уже не было. Лишь туго натянутый стальной фал с ловушками Дэррила да водоворот сверкающих осколков бело-голубого льда, кружащихся над подводной могилой Данцига.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

18 декабря, 13.00

Синклер стоял в открытой двери церкви и глядел на ослепительно белую завесу снежного шторма, настолько плотную, что он не видел ничего дальше подножия лестницы. Даже собакам было бы не под силу ориентироваться в таких условиях.

Он плотно закрыл дверь, хорошенько навалившись на нее плечом, и снова окинул взором свои владения – пустую промерзлую церковь, продуваемую лютым ветром, который со свистом врывался в оконные рамы и щели между досок. Ездовые собаки расположились между старинных скамеек, кто свернувшись тугими клубками, кто блаженно распластавшись на каменном полу. Массивная клетка, вот что это было, и Синклер томился в ней точно пойманный зверь.

Ему вспомнился один воскресный день, когда он повел Элеонор в лондонский зоопарк. Синклер надеялся ее развлечь, однако все пошло не так, как он рассчитывал, – вид животных в клетках вызывал у девушки только жалость. Синклер никогда раньше не рассматривал вопрос с этой точки зрения, но теперь мысленно попытался влезть в шкуру плененных зверей. Многие из них изнывали в одиночестве на крохотных пространствах без каких-либо элементов живой природы, которые хотя бы отдаленно имитировали естественную среду обитания. Кустов с деревьями, камней, песка или охлаждающих грязевых луж, к которым животных тянуло по памяти или велению инстинкта, здесь не было и в помине.

Крепко держась за руки, они брели по извилистой аллее, минуя частоколы толстых металлических прутьев, пока наконец не дошли до самого популярного у посетителей экспоната.

Бенгальского тигра.

Несчастный тигр с гладким мехом, украшенным черными, оранжевыми и белыми полосами, метался из стороны в сторону на таком маленьком пятачке, что его ширины едва хватало, чтобы просто развернуться на месте. Стоя всего в нескольких футах от клетки, на него глазела толпа зевак, среди которых были и дети. Всякий раз, как животное бросало в их сторону злобный взгляд, они начинали гримасничать. Один из них швырнул в клетку желудь, и тот угодил тигру прямо в нос. Хищник огрызнулся, а детвора дружно засмеялась и принялась довольно похлопывать друг друга по плечам.

– Перестаньте немедленно! – крикнула Элеонор.

Она шагнула вперед и шлепнула по руке одного из мальчишек, который собирался швырнуть в тигра еще один желудь. Паренек удивленно обернулся, а его приятели-оборванцы тут же группой сплотились вокруг товарища и подняли шум.

В дело мгновенно вмешался Синклер.

– А ну проваливай отсюда, – произнес он тихим, но угрожающим тоном, – или я тебя самого швырну в клетку.

Мальчишка колебался. Он, кажется, метался между желанием произвести впечатление на приятелей и уберечь собственную шкуру, но когда Синклер потянулся к нему, чтобы схватить за рукав, предпочел второй вариант и бросился наутек. Отбежав на безопасное расстояние, юнец остановился, запустил в Синклера желудем и выкрикнул какую-то дерзость.

Синклер обернулся на Элеонор. Взгляд девушки был прикован к тигру, который к этому времени перестал нарезать по вольеру узкие круги и теперь так же пристально смотрел на нее. Лейтенант обомлел: Элеонор и тигр словно безмолвно общались. Примерно с минуту они не сводили глаз друг с друга, и один пожилой посетитель с седыми бакенбардами сказал: «Да он, поди, загипнотизировал юную леди». Когда она взяла Синклера под руку и они пошли назад, лейтенант увидел в ее глазах слезы.

Майкл словно дежа-вю испытывал. Разговоры с Мерфи, во время которых он пытался убедить того, что невозможное возможно, а немыслимое произошло в реальности, постепенно становились нехорошей тенденцией. Сначала он доказывал, что обнаружил в леднике женщину, потом – что Данцига загрызла его любимая собака, а теперь вот приходится объяснять, что после убийства Экерли каюр возвратился и напал на Дэррила в водолазном домике. Утешало лишь то, что Мерфи настолько привык к подобным диким рассказам, что уже не подвергал сомнению правдивость слов Майкла, равно как и его вменяемость. Сейчас, сидя за столом в своем кабинете, он просто задумчиво накручивал на палец густые седые волосы – по наблюдениям Майкла, с каждым днем они седели все сильнее – и задавал вопросы в сдержанной, почти безразличной манере.

– Вы уверены, что прикончили его гарпуном и он больше не воскреснет? – последовал вопрос.

– Да. Теперь он точно мертв, – заверил начальника Майкл, хотя и не был в этом уверен на сто процентов.

– Так или иначе, с этого момента никто не должен приближаться к домику ныряльщиков до дальнейшего распоряжения, – сказал О’Коннор. – И донесите этот приказ до сведения мистера Хирша. Причем громко и внятно.

За креслом у шефа затрещало радио. «Скорость ветра – сто двадцать, направление – северо-северо-восток, – сообщил тихий голос, – диапазон температур от минус сорока до минус пятидесяти по Цельсию. Ожидается понижение до… – Снова электростатические помехи, но голос тут же прорезался и продолжил: —…фронт высокого давления, двигающийся со стороны чилийского полуострова на юго-запад в направлении моря Росса».

– Похоже, завтра погода немного прояснится. – Начальник выключил радио и снова повернулся к Майклу, но уже с компьютерной распечаткой в руке. – Это отчет доктора Барнс, – пояснил он и, нацепив на нос очки, зачитал вслух: – «Пациентка Элеонор Эймс, по ее собственному утверждению, английская подданная, в возрасте приблизительно двадцати лет. – Он умолк и посмотрел на Майкла поверх оправы очков. – В стабильном состоянии, основные жизненные показатели в норме, однако периодически проявляются признаки гипотонии и сердечной аритмии на фоне сильной анемии, против которой я намерена провести агрессивный курс лечения после получения результатов анализа крови». – Мерфи опустил лист и спросил: – Вы не в курсе, когда Хирш его закончит?

– Без понятия.

– Поторопите его, только не в открытую, а исподволь.

– А может, будет лучше, если это сделаете вы?

– Я не хочу давать ему лишний повод для подозрений, – объяснил Мерфи. – Он уверен, что ему дали на анализ кровь обычного человека, вот пусть и дальше так считает. Кстати, если вы не заметили, он явно не ладит с людьми, облеченными властью. – Мерфи откинулся назад и потряс отчетом. – Эта бумага – первый официальный документ с датой и временем, подтверждающий существование Спящей красавицы.

– Элеонор Эймс, – поправил его Майкл.

– Да, вы правы. Теперь она стала реальностью. – Он подчеркнуто бережно заложил листок в синюю пластиковую папку. – А это значит, что отныне все с ней связанное должно строго протоколироваться. Но даже если что-то временно и не фиксируется в документах, это не значит, что сведения подлежат разглашению. Иными словами, никаких «бумажных следов» или длинных языков. Вы меня понимаете?

Майкл кивнул.

– Нам, черт возьми, меньше всего здесь нужны дополнительные разбирательства, помимо тех, что и так свалятся на нашу голову со стороны ННФ и всех прочих агентств, курирующих нашу деятельность. Мне два года до полной пенсии, и я не хочу потратить их на заполнения бесконечных отчетов и дачу свидетельских показаний в суде. – Он махнул рукой на толстенную стопку документов и формуляров на столе. – Видите эту кучу бумажек? И это только повседневная рутина. Можете себе вообразить, что начнется, если информация о событиях последних дней просочится в свет.

Майкл мог себе это представить. Мысленно он уже начал прикидывать, что говорить – или не говорить – Гиллеспи во время их следующего телефонного разговора.

– Поэтому я прошу вас до поры до времени держать все в тайне. И кроме того, сделайте мне еще одно одолжение.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Я хочу, чтобы вы втерлись в доверие к Эймс и стали… информатором, что ли. Называйте как хотите. Будете оказывать помощь Шарлотте, а заодно сообщать мне обо всем, что происходит: как себя чувствует пациентка, что делает и какие дальнейшие шаги в отношении ее нам, по-вашему, следует предпринять? Думаю, излишне напоминать, что мы имеем дело с беспрецедентным случаем, поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы работники станции узнали о том, что она здесь. Надо, чтобы все было шито-крыто.

– Но вы ведь не планируете полностью изолировать ее в лазарете? – забеспокоился Майкл. – Потому что тогда она просто свихнется. Я бы взаперти наверняка умом тронулся.

– Мы подумаем об этом, когда все немного утрясется. Во всяком случае, не раньше, чем получим дополнительную информацию от Дэррила и Шарлотты.

– А как быть с ее приятелем? – не унимался Майкл. – Мужчиной, которого она называет Синклером. Если прогноз погоды окажется верным, то можно нам будет вернуться на станцию «Стромвикен» и поискать его?

– Завтра, если погода улучшится. Может, целый поисковый отряд сорганизуем. – Но прозвучало это малоубедительно. Скорее всего Мерфи надеялся, что злополучный Синклер – по сути, очередная головная боль, с точки зрения начальника, – бесследно исчезнет, и поминай как звали. – Короче, не все сразу, – заключил О’Коннор. – Если она та, за кого себя выдает, и действительно очнулась…

– Другого объяснения ее появлению я не нашел, – перебил его Майкл. – Хотя, можете мне поверить, долго ломал над всем этим голову.

– Хм… Продолжайте и дальше ломать. Может, до чего и додумаетесь, – ответил шеф. – Но допустим, чисто теоретически, что вы правы. В таком случае она может подцепить от нас какую-нибудь инфекцию, против которой не имеет иммунитета. Что тогда?

Такой вариант развития событий Майклу в голову не приходил, и он издал задумчивое «гм».

– Видите? – Мерфи всплеснул руками. – Я должен предусматривать даже такие вещи, хотя я, конечно, не медик. Дьявол… будь я медиком, то давно решил бы, как поступить с Экерли.

Этот вопрос не давал покоя и Майклу. Объявления о смерти ботаника сделано не было, но кто-нибудь обязательно заметит, что Призрак, каким бы нелюдимым человеком тот ни был, бесследно исчез. Это лишь дело времени.

– Что вы сделали с телом? – спросил Майкл.

– Спрятали на продуктовом складе, – ответил Мерфи. – Я сообщил его матери о смерти – он жил с ней в Уилмингтоне, – правда, мне показалось, что она малость не в себе. Официальный отчет наверх я еще не отправил, потому что стоит мне это сделать, как сюда немедленно нагрянет целая делегация из чертова ФБР, чтобы расследовать, что за хрень у нас тут творится. Две смерти подряд – это явный перебор.

Весь модуль затрясся на своих цилиндрических опорах под натиском внезапного порыва ветра.

– Я попросил Лоусона сходить в ботаническую лабораторию и прибраться. Заодно и попытаться спасти что-нибудь из того, над чем Экерли работал.

Распоряжение начальник издал, конечно, хорошее и достойное похвалы, но Майкл очень сомневался, чтобы хоть кто-нибудь из сотрудников станции знал, как сохранить растения ботаника, в особенности орхидеи на длинных и хрупких стеблях. Все в природе Антарктики словно сговорилось против выживания, против жизни. Майкл встал и направился к выходу, думая лишь об одном – о женщине, которую вечная мерзлота вопреки всему пригрела у себя на груди и спасла от смерти.

– И помните, что я сказал про Элеонор Эймс, – окликнул его Мерфи. – Обращайтесь с ней с максимальной деликатностью, наладьте контакт, подружитесь и все в таком духе.