Текст книги "Уроки, Которые не Выучивают Никогда (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Джинн слишком поздно понял, что мы делаем. Он погрузился в землю и поднялся рядом в струе огня, но к тому времени стекло, удерживавшее огонь, начало трескаться. С последним оглушительным треском большая часть здания разлетелась вдребезги, из нее хлынул расплавленный огонь. Вейнфолд взревел от гнева и отбросил нас в сторону своим молотом, прежде чем броситься к замку и направить свою волю на его восстановление. Отвлекающий маневр, и это все, что было нужно Сссеракису. Я почувствовала, что мое сознание оторвалось от окружающего мира, а зрение начало меркнуть. Победа. Нет. Мы не выиграли, мы проиграли. Эта мысль была горькой. Мы убегали, избитые и окровавленные. Еще одно поражение легло к моим ногам.

Что-то меня схватило. В этом не было ничего материального, ничего, что я могла бы по-настоящему объяснить, но Джинн каким-то образом схватил мое сознание, и я почувствовала, что разрываюсь между двумя силами. Сссеракис отчаянно тянул меня обратно в мое настоящее тело, а Вейнфолд отказывался меня отпускать; один пылал, как солнце, другой был холоден, как ледяная смерть. Но для Джинна было уже слишком поздно, Сссеракису помогала притяжение моего тела, и я почувствовала, что ускользаю из этого огненного мира.

Я почувствовала, что Джинн смеется надо мной, не испытывая ни гнева, ни досады. «Я запомню твое имя, Эскара Хелсене». Вся моя жизнь была не более чем мгновением для существа, столь древнего, как Вейнфолд. Он мог ждать столько, сколько потребуется, пока другой человек, достаточно глупый, не наденет корону. Конечно, для меня не имело значения, запомнил ли он мое имя. Возможно, я и вырвалась из лап Джинна, но даже это была пустая победа. Все, чего мне оставалось ждать, – боль, и тело, настолько израненное, что мне повезет, если я переживу этот день.

Глава 31

Я сорвала корону со своей головы еще до того, как открыла глаза, позволила ей упасть на землю и не услышала никакого лязга. Какой звук издает огонь, когда падает? Затем я проснулась в разрушенном городе, охваченном пламенем. Я с благоговейным трепетом подумала о том, сколько силы, должно быть, вложил в меня Джинн, чтобы сжечь землю и камень. Как может гореть камень? Куда бы я ни посмотрела, везде были языки пламени, лижущие небо, расплавленный камень и земля, искривленная и покалеченная. Даже облака отодвинулись от города, закручиваясь спиралью вокруг самих себя, подгоняемые силой, которую выпустил на свободу Джинн. И все это произошло, пока он сражался с Сссеракисом и со мной внутри короны. Тогда я в первый раз попробовала силу, которой обладают Джинны и Ранд, но далеко не в последний.

Я осознала все разрушения, которые Вейнфолд совершил через меня. Город, объятый пламенем, простирался насколько хватало глаз. Я не думала, что носила корону так уж долго. Я была потрясена, в этом не было сомнений, но было и кое-что еще. Я почувствовала, как во мне просыпается голод. Я хотела обладать такой силой, но я бы не стала превращать себя в рабыню Джинна, чтобы ее получить.

Ро'шан все еще висел в небе, далекий и возвышающийся над горизонтом, не тронутый пламенем Вейнфолда. Облегчение, охватившее меня при этом, вызвало слезы на глазах. Моя дочь была в безопасности. Кенто была в безопасности. Смех сорвался с моих губ, и слезы, которые я пролила, свободно потекли по моим щекам.

В пузыре застывшего времени у горящих останков Башни хвастунов появился новый обитатель. Старик со щитом застыл на месте, заваливаясь назад, как будто падая, выставив щит перед собой, с безумным выражением лица. Мужчину окружали языки пламени, некоторые из них уже лизали его, другие только начинали захватывать его одежду. В отражении его щита я увидела огромный огненный смерч, сражающийся с чернильно-аморфной массой усиков и теней.

Как ты думаешь, откуда у меня взялась идея? Голос Сссеракиса звучал подавленно. Ужас потратил слишком много своей силы на битву с Джинном, и я была уверен, что пройдет много времени, прежде чем он наберется достаточно сил, чтобы снова мне помочь. Долгое время и много страха.

Тогда-то я и заметила, что боль прошла. Странно, что до меня это так долго не доходило. Я посмотрела на свои руки, ожидая увидеть, что они почернели и кровоточат, что от них нет никакого толку. Но это было не так. Кожа на ладонях была новой, свежей и шершавой на ощупь, не поврежденной воздействием внешних факторов – все раны зажили. Я протянула руку и дотронулась до задней части шеи, поморщившись от ощущения такого грубого прикосновения, но ожоги исчезли. Боль прошла. Я быстро дотронулась до щеки и обнаружила, что рана, которую нанес мне Приг, уродливый рваный шрам от плохо обработанного удара плетью, все еще на месте. Честно говоря, я не уверена, была ли я рада этому или нет. Какая-то часть меня была бы рада, если бы с моей плоти стерли последние следы пыток, которым подвергал меня Приг, но другая часть меня хотела, чтобы у меня остался шрам. Хотела напоминание о кузнице, которая выковала меня такой, какая я есть.

Я отвернулась от застывшей сцены – хрономант, оказавшийся на самом краю гибели, неспособный спастись от падающих камней, неспособный сбежать из собственной вечной тюрьмы. По крайней мере, теперь у него была компания. Седовласый терреланский солдат не был охвачен паникой – наоборот, на его лице читалось решительное принятие, как будто он с самого начала знал, что все закончится именно так. Пожалуй, самым подходящим был щит, который держал старик. Щит, созданный для того, чтобы показать людям проблески возможного будущего, которые теперь остались в прошлом. Молодая женщина, окутанная тенью, сражается с огненным богом; это последнее, что щит мог бы показать кому бы то ни было. Я почувствовала прилив гордости.

Рядом стояла девочка, окруженная мерцанием, похожим на жаркую дымку. Ей было не больше шести лет, она была хорошенькой и безупречно-чистой, несмотря на все эти руины и пожар. Девочка-землянин, с темной кожей и горящими глазами, слишком взрослыми для такой малышки. Я приняла ее за привидение, возможно, одно из тех, что появились, когда Пикарр был уничтожен, и у которого хватило воли сохранить свою прежнюю форму, но, на самом деле, мой измученный разум сыграл со мной злую шутку. И я действительно была измучена. Тело и разум были слишком утомлены, чтобы ходить. И еще я чувствовала дрожь. Я был на грани отторжения, и мне нужно было убрать Источники из живота, прежде чем я устрою второй дугошторм, в центре которого окажется мой труп.

– Ты это снова ты? – В тот момент, когда девочка заговорила, я узнала ее голос.

– Коби? – Моя решимость держаться прямо покинула меня вместе с последними силами, и ноги подкосились, заставив меня грохнуться на колени. Неудивительно, что сейчас у меня болят колени, учитывая то наказание, которому я подвергала их в юности. Хотя, по правде говоря, дело не только в моих коленях. Чего бы я только не отдала, чтобы хотя бы ощутить вкус бессмертия, хотя, полагаю, Тамура сказал бы, что это проклятие – навечно оставаться в теле старика.

Позади девочки сдвинулся участок горящего щебня, каменная плита отодвинулась в сторону, вызвав каскад булыжников. Гигантский спутник Прены, пошатываясь, поднялся на ноги из-за этого участка щебня. Он был в плохом состоянии, его лицо с левой стороны горело, а на груди виднелась масса язв в тех местах, где нагрудная пластина нагрелась и въелась в кожу. У него почти не было волос, как на голове, так и на лице, левый глаз заплыл и из него текла кровь. Но он все равно тащил с собой молот. Теперь я знаю это оружие так, как не знала тогда. Молот называется Сокрушитель и является одним из десяти видов оружия, которые упали при столкновении наших лун. Говорят, что одним взмахом этого молота можно сломать все, что угодно. Одноглазого взгляда, который мужчина бросил в мою сторону, было достаточно, чтобы убедить меня, что он хочет испытать на мне силу этого оружия. И я точно знала, что ни у меня, ни у Сссеракиса не хватит сил его остановить. Мы оба были измотаны.

Мужчина издал кровавый вопль и бросился бежать, волоча молот за собой. Его взгляд был прикован ко мне и наполнен такой ненавистью, что мог бы затопить Яму яростью. Приблизившись, он поднял молот и замахнулся им так, что я была уверена: он собирается размозжить мне череп. Двадцать шагов, потом десять, и я могла только смотреть, как приближается моя смерть… Честно говоря, я не знаю, как много раз я чуть не умерла в тот день. Слишком много. Это важный урок: никогда не переступай своих пределов. Знай, как далеко ты можешь зайти, насколько ты силен и какое наказание тебе может угрожать. Кроме того, не входи в города, разрушенные магическими битвами, без надлежащих мер предосторожности. Возможно, мне также следует добавить, что никогда не пытайся перенаправить дугошторм или сразиться с Джиннами. В тот день я должна была выучить много уроков.

Коби преградила путь гиганту с молотом в руках. Такая маленькая девочка бесстрашно собиралась сразиться с таким крупным мужчиной. Он должен был раздавить ее походя. Сбить с ног, не сбиваясь с шага. Но Коби – это нечто большее, чем кажется, независимо от того, какую кожу она носит. Она остановила мужчину одним ударом. Крошечный кулачок, и все же гигант остановился, как будто наткнулся на стену. От силы удара обожженные остатки его золотого нагрудника смялись. Мужчина отступил на шаг, выронил молот, сделал последний вдох и с грохотом упал навзничь. Он остался неподвижно лежать среди обломков, еще один призрак в руинах, где их было полно.

Я продолжала стоять на коленях, почти такая же ошеломленная, как великан, которого только что ударили. Мой разум пытался осмыслить увиденное, но, думаю, я немного переутомилась. Коби повернулась ко мне.

– Ты это снова ты?

Я молча кивнула, не в силах подобрать слова.

– Хорошо. Тупые земляне, нюхатели солнца. Подними корону и не надевай ее больше, гребаная идиотка. Следуй за мной. – Она повернулась и пошла прочь, ее маленькие ножки с трудом перебирались через обвалившийся участок стены.

Я взглянула на корону, лежавшую рядом со мной. Языки пламени прыгали и танцевали почти радостно. Я представила, как Вейнфолд смотрит на меня из глубины этого пламени, желая, чтобы я снова надела корону и распространила его пламя по всему миру. Я схватила корону правой рукой и вскочила на ноги. Когда я снова увидела Коби, она была в новом обличье – долговязая девушка-землянин с короткими, как у мальчика, волосами, одетая в удобные брюки и тунику в тон. Там, где маленькая девочка с трудом пробиралась по камням, бесстрашно ступала Коби в своей новой коже. Но я заметила, что тропинка, по которой она шла, была той же, по которой мы ходили раньше. Коби скорее возвращалась по своим следам, чем исследовала новую местность.

Никто нас не ждал, когда я, спотыкаясь, вышла за пределы города. Я полагаю, это была напрасная надежда – думать, что другие могли там остановиться, надеясь, что я выберусь. Я попрощалась с ними и сказала, что я уже мертва. И я действительно так думала. Конечно, они меня не дождались. Я должна была считать, что мне повезло: Прена не ждала меня там. Она поджала хвост и убежала, как только я надела корону. Судя по тому, как она смотрела мимо меня, я думаю, она увидела что-то в этом щите, проблеск своего будущего, город, охваченный огнем. Было бы слишком надеяться, что пламя ее настигло. Мне повезло, но не настолько. Я знала, что она все еще жива, и была уверена, что вижу ее не в последний раз. Коби не замедлила шага, но, когда я повернулась к ней, она снова сменила обличье, приняв облик потрясающей женщины-землянина с идеальной кожей цвета древесного угля и темными глазами, глубина которых, казалось, была бесконечной. Я, пошатываясь, пошла рядом с ней, волоча ноги при каждом шаге. До флаеров было недалеко, и будь я проклята, если приду на место встречи, ковыляя за Коби, как собака на поводке.

Есть что-то чудесное в беззастенчивой радости. Это детское ликование, которое вытесняет все остальные мысли из головы человека. Оно отражается на его лице таким образом, что распространяется и заражает всех окружающих. Я наблюдала это снова и снова. Я чувствовала, как мое мрачное настроение улучшается от одной-единственной улыбки ребенка или от шумного смеха, настолько искреннего, что в ответ я начинала смеяться еще громче. Я видела, как враждебность мгновенно превращалась в дружбу, и все это ценой своевременной шутки и сопровождавшей ее улыбки. Именно радость на лице Хардта заставила меня расплакаться, но не от грусти, а от счастья. Не думаю, что я когда-либо была так счастлива оттого, что осталась в живых. Увидев меня, здоровяк бросился бежать со скоростью, которая не соответствовала его размерам. Я почувствовала некоторое волнение, отчасти из-за того, что великан бежал прямо на меня, а отчасти из-за того, что я совсем недавно попрощалась со своими друзьями. Совсем недавно я заставила их пережить смятение, вызванное принятием моей смерти, и все же я была здесь. Живая. Но прошлое смятение не имело значения ни для Хардта, ни для Тамуры, ни даже для Имико. Они были так рады снова меня видеть. Сильва, по-моему, была менее уверена. Я увидела слезы на ее лице, то, как она отвернулась от меня. Затем Хардт заключил меня в объятия так крепко, что я почувствовала, как хрустнули мои кости.

Я выпустила корону Вейнфолда из рук и растворилась в его объятиях. От этого ощущения комфорта, от ощущения защиты в железном кольце рук Хардта, от облегчения и радости, что он жив, и от любви, которую он испытывал ко мне. Это была не романтическая любовь, никогда, только не между Хардтом и мной. Это была любовь к семье, к дружбе, выкованная в жару чего-то, что так мало кто поймет, так мало кто сможет понять. Мы знали друг друга совсем недолго, но мы через слишком многое прошли вместе. Мы так много пережили вместе. Я заставила Хардта пройти через жуткую боль, и все же он был рядом со мной, и каждый раз, когда он отказывался ненавидеть меня за мои решения и поступки, наша связь становилась намного крепче. Из-за его любви мне становилось все труднее ненавидеть себя.

Я услышала, как Коби фыркнула с таким явным отвращением, что невозможно было ошибиться. «Не забудь корону». Она зашагала прочь. Я думаю, что проявление нежности каким-то образом задело ее, возможно, это была вспышка зависти. Или, возможно, это было из-за того, что на глазах Сильвы появились слезы из-за меня, а не из-за нее. У Коби было много причин ненавидеть меня, и, я думаю, она изо всех сил старалась выбрать одну главную.

Тамура танцевал вокруг нас так, словно земля была в огне, не в силах устоять на месте дольше, чем на мгновение. Он выпалил целый каскад слов, и я расслышала лишь несколько из них. «Как Люниз после Сотого шага. Обновленная». Когда Хардт наконец опустил меня на землю, Тамура бросился вперед и, подняв мою руку, провел мозолистыми пальцами по гладкой коже. Я покачнулась, едва удержавшись на ногах, когда лишилась поддержки Хардта. В конце концов Тамура оторвал взгляд от моих рук и встретился со мной взглядом. «Вторая Авгурия». В то время я не придала значения его словам, погрузившись в этот момент и изо всех сил стараясь оставаться в сознании. Я почувствовала что-то от Сссеракиса, что-то большее, чем просто отвращение к радости, которую я испытывала. Ужас заволновался от слов Тамуры. Он увидел знаки, которые могли быть известны только древним.

– Ты исцелилась! – В устах Имико это прозвучало как обвинение, и Хардт отступил на шаг, радость на его лице сменилась шоком, как будто он только что понял, что я больше не обугленная женщина. – И у тебя все еще что-то не так с глазами.

– Как? – В словах Хардта потрясение смешалось с облегчением, и я увидела слезы в его глазах.

Я не ответила ему. Отчасти потому, что мне нечего было ответить, а отчасти потому, что я смотрела мимо него, на флаеры. Коби и Сильва стояли рядом и о чем-то спорили. Агрессия была очевидна, но только со стороны Коби. Сильва продолжала поглядывать в мою сторону, и я увидела на ее лице облегчение и сожаление одновременно. В глубине души мне было больно от этого, потому что я знала: о чем бы они ни спорили, причиной была я. Они обе замолчали, когда мы подошли, и Сильва улыбнулась мне. Не радостной улыбкой ребенка, не неподдельной теплой улыбкой взрослого. Сильва улыбнулась улыбкой вора, виноватой улыбкой, улыбкой, скрывающей правду. Сейчас я вижу это в своих воспоминаниях так, как не видела тогда. Или, возможно, я была просто смущена тем, что произошло потом. Я не уверена. Но я точно знаю, что был счастлива снова ее увидеть, и верю, что это чувство, по крайней мере, было возвращено в полной мере.

Сильва не дала мне времени заговорить. Пока я пыталась придумать, что сказать, она шагнула вперед, положила ладони мне на щеки и поцеловала. Я оказалась в центре бури, хаотического водоворота эмоций, разрывающих меня на части. Я не знала, что чувствовать. Я не знала, что я должна чувствовать, что я хотела чувствовать. Ее губы были мягкими, теплыми, от них исходило что-то вроде молнии, хотя, возможно, оно исходило от меня. Мое тело дрожало от изнеможения и становилось горячим от ее прикосновений. Торнадо растаяло, и я осталась наедине с самой собой, испуганной молодой женщиной, настолько же растерянной, насколько и восхищенной. При свете лун в небе ее губы были такими мягкими.

Когда, наконец, Сильва разорвала контакт и отстранилась, мне показалось, что она высосала воздух из моего тела. Я судорожно вздохнула и почувствовала, что мои ноги подкашиваются. Думаю, только решимость – мое тело действовало по собственной воле, – позволила мне сжать колени, прежде чем я упала. Сильва покраснела, и теплый румянец разлился по ее щекам. Никогда, ни за все годы, проведенные в этом мире, ни за все годы, проведенные в другом, я не видела ничего столь прекрасного. Я забыла, как дышать.

Наши взгляды встретились, и я увидела удивление на лице Сильвы, которое сменилось улыбкой:

– В твоих глазах сверкает молния, Эска.

Глава 32

Джозеф

Нет. Я ничего не знал о короне, клянусь.

Я уже видел ее, однажды. Она хранилась в академии, рядом с мечом, которым вы владеете, и щитом.

Это не была пиромантия.

Потому что вся магия Источников начинается с Хранителя Источников. Она исходит от Хранителя. Пиромант может метать огненные шары или создавать ледяные стены, но это должно исходить от него самого. Когда Эска надела корону, вокруг нее просто вспыхнуло пламя. В этом не было никакого смысла. Это была магия, должно быть, но такую я раньше никогда не видел. Это не была магия Источников.

Мне кажется, Смерть сердита. Трудно сказать, она держит все это в себе так крепко, так замкнуто. В этом она напоминает мне Эску.

Я ее видел. В Пикарре, или, по крайней мере, в том, что осталось от Пикарра. Она выглядела нездоровой. Нет, это не совсем так. Она выглядела мертвой. Как получилось, что именно я чуть не умер? Это мне перерезали горло. Я до сих пор страдаю, не в силах вымолвить ни слова. И все же она выглядела еще хуже. Разве это справедливо, что я должен ненавидеть ее, но я хочу только одного – броситься к ней и залечить ее раны? Интересно, погибла ли она в том аду? Ее руки почернели, как тлеющие поленья в костре. Ее волосы сгорели почти до кожи головы. Боль. Я знаю ее. Я знаю ее лицо. Я знаю, как выглядит ее боль.

Эска жива. Я это знаю. Я это чувствую. Мой самый старый друг. Та, которую я одновременно и люблю, и ненавижу. Она жива, и я не знаю, счастлив я от этого или нет. Предпочел бы я увидеть ее мертвой? Да! Мне кажется. Она – порча. Черная метка на всем белом свете и инфекция, которая проникает внутрь меня. Она всегда была такой, втягивала меня в неприятности, заставляла заботиться о ней, когда ей было больно. Как и в тот раз, когда она зашла слишком далеко с Лесрей. Мне пришлось сидеть у ее постели несколько дней, пытаясь вернуть ей здоровье. Она даже не осознает, что сама начала тот бой. Или тот раз, когда она затащила меня в подвал и… Я не помню. У меня это было. Воспоминание. Теперь оно исчезло.

Мне было, кажется, двенадцать. Эске предстояло исследовать еще одну дверь. Еще одну из пяти, которые нам запретили открывать. Она была окружена ловушками, но она чувствовала их и вела нас в обход. Затем была дверь, темнота и… Из-под нее струился свет. Животные гремели своими клетками. А потом ничего. Я не помню. Потом нас наказали, это я помню. На самом деле наказали Эску. Она взяла на себя всю ответственность. Я так ясно помню выражение ее глаз. Это была жалость? Она действительно сожалела о том, что затащила меня туда? Что произошло за этой дверью и почему я не могу вспомнить?

Уркол вернулся, но он в плохом состоянии. Как он все еще ходит? Как он все еще тащит этот молот? Призраки следуют за ним по пятам, бесформенные фигуры одиноко плывут за ним, как будто чувствуют его смерть. Здесь, на окраине города, их меньше, и большинство из них исчезают, не доходя до нашей маленькой заброшенной хижины, но они собираются вокруг него, как падальщики, ожидающие смерти раненого животного. Будут ли они рады ему? Вырвут ли они его душу из тела, когда оно начнет остывать? Будут ли они терзать его воспоминания, разрывая его на части, пока от него не останется лишь смутное впечатление, такое же, как от них?

Нет. Я не могу его спасти. Он умирает.

Ожоги слишком обширны. Я мог бы промыть и перевязать порез у него над глазом, но настоящая проблема – его грудь. Нагрудник врезался в кожу, и это похоже на рану от удара. Металл проломился внутрь и впился в плоть вокруг его живота. Судя по всему, металл убивает его и в то же время является единственным, что поддерживает в нем жизнь. Возможно, если бы мы смогли доставить его обратно в город, где у врачей есть настоящие инструменты, но…

Биомантия? Если бы у меня был Источник, я бы смог, но у него такие обширные раны. Я не знаю, как он еще жив.

Конечно, я попытаюсь. Неважно, кто он или что он мог сделать, я всегда пытаюсь.