Текст книги "Уроки, Которые не Выучивают Никогда (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Глава 26

Джозеф

Порталомант слишком устал, чтобы вести нас дальше. Смерть безжалостно использовала его, и он так измучен, что мне пришлось запихнуть ему в рот спайстраву. На его коже уже появились признаки отторжения Источника. У него идет кровь из носа и ушей, и у него есть та же особенность, которая проявляется у всех порталомантов, когда они злоупотребляют своей магией. Когда я посмотрел ему в глаза, я увидел все места, где мы побывали сегодня. Я мог видеть весь путь от Джанторроу, где мы начали. За несколько часов мы проехали половину континента Иша, и он слишком устал, чтобы везти нас дальше. Но это и не нужно. Ро'шан висит в небе над нами, огромное чудовище из камня и магии. Эска там, наверху? Или она внизу, в разрушенном городе? Вот вопрос, который только что задала мне Смерть. Я знаю Эску лучше, чем кто-либо другой, так где же она может быть?

Руины. Конечно, она должна быть в руинах. Эска – властолюбивая стерва, всегда такой была. Все Хранители Источников знают, что такое голод, но Эска – единственная, кому это нравится. Несмотря на то, что ее желудок был набит Источниками, ей всегда хотелось бо́льшего. Да, она должна быть в руинах, копаясь в останках академии. Копаясь в нашем прошлом.

Почему? Смерть хочет знать, почему. Потому что в академии скрыта магия. Большинство людей не умеют искать магию. Там были секреты, о которых преподаватели не хотели, чтобы кто-то знал. О которых мы знаем только потому, что Эска начала копать и нашла их. Предметы вроде… Я не могу вспомнить. Когда-то я помнил, а потом в голове стало пусто.

Мы уходим, прямо сейчас. Оставляем порталоманта позади и направляемся в город. Даже Смерть выглядит встревоженной при этой мысли, но она не выказывает страха. Тайн, однако, другой. Он продолжает поглядывать на свой щит и что-то бормотать. Я собираюсь подойти чуть поближе и посмотреть, смогу ли я его услышать.

– Это здесь. Это здесь. Это здесь. – Он просто продолжает повторять эти два слова. Что здесь?

Глава 27

Волнение – это одновременно и ужасно, и прекрасно. Я вошла в разрушенный двор, миновала осыпающиеся стены и искореженное черное железо, которое когда-то было воротами, красиво украшенными символами каждой из известных школ источниковедения. Я вытянула руки вперед и напряглась, страх и возбуждение нарастали с каждым шагом. Я знала, что это приближается. Я знала, что это приближается. У меня было такое чувство в животе. Ощущение трепета, как будто мои внутренности были полны извивающихся угрей. Я услышала треск, молния проскочила между двумя каменными плитами, каждая из которых была во много раз больше меня, но болты меня проигнорировали. Так не пойдет. Я была там не для того, чтобы меня игнорировали. Я никогда не была из тех, кого игнорируют. Я была там, чтобы привлечь к себе внимание, заставить молнию ударить в меня и ни в кого другого. Вполне возможно, что я не продумала свои действия до конца.

Я перешагнула через каменную плиту, забрызганную кровью, которая давно засохла и стала коричневой. Молнии по-прежнему описывали дуги вокруг меня. Магия по-прежнему меня игнорировала. Я увидела, как молния вспыхнула глубоко внутри академии, стала бить в каменные блоки и рассыпать искры, пока, наконец, не исчезла с треском рядом с горящим деревом. Я углублялась все дальше и дальше в этот двор, пока не увидела осколки стекла, разбросанные среди битого камня. Тогда я поняла, что стою у дормитория. Он исчез, обрушился внутрь себя, осталась только гигантская груда щебня. Я посмотрела на здание, которого больше не было. Я спала в нем десять лет своей жизни. Я отчетливо помнила, как скрипела моя старая кровать, когда я поворачивалась на левый бок. Я знала царапины на каркасе этой кровати, как те, что я сама туда поставила, так и те, что появились еще до моего появления. Я знала дорогу из комнаты девочек в комнату мальчиков. Я знала каждую скрипучую половицу и каждую темную нишу, где можно было спрятаться. Даже сейчас, спустя годы, я уверена, что могла бы пройти всю дорогу вслепую. От своей кровати до кровати Джозефа. Так много воспоминаний, как хороших, так и плохих. Мне нравится думать, что хороших больше. У меня было тяжелое детство, временами почти мучительное по вине наставников, но мне было тепло, я никогда не голодала и рядом со мной был Джозеф. Настоящий брат, с которым нас связывали узы, более глубокие, чем кровные.

Все исчезло.

От здания, в котором я выросла, остались только потрескавшиеся камни и разбитые стекла. Кровать, на которой я спала, превратилась в искореженный металл, изломанный и немыслимо перекрученный. Половицы и ниши сожжены дотла и погребены. Брат, который был скалой и якорем всю мою жизнь, умер и остался далеко позади.

Все исчезло.

Я почувствовала гнев, а не печаль. Я знаю, что должна была горевать обо всем, что потеряла. Но вместо этого я пришла в ярость из-за всего, что у меня отняли. И я положила весь свой гнев, всю свою ненависть к ногам императора Террелана. Именно туда, где им, черт возьми, и полагалось быть.

Молнию нужно было как-то убедить, и я была как раз в том настроении, чтобы ей помочь. Я хотела почувствовать, как она ударяет в меня. Странно осознавать это сейчас, но я этого хотела, и не только потому, что мне нужно было привлечь ее к себе. Я хотела почувствовать эту боль, этот жар, этот острый укол. Возможно, это было наказание, которого, как я думала, я заслуживала, или, возможно, вид разрушенного до неузнаваемости места, которое я когда-то называла своим домом, вызвал у меня желание страдать от боли так же, как страдали те, кто там погиб. Я не могу сказать наверняка. Я широко раскинула руки и призвала внутренний Источник дугомантии; потирая пальцы друг о друга, я создала крошечные искры молний. И это было то самое приглашение, в котором нуждалась магия вокруг меня.

Я закричала, разрываясь между болью и удовольствием, когда из камней вокруг меня вырвались молнии и ударили в меня.

В созидании была радость, не сравнимая ни с чем, что когда-либо испытывал Маратик, Разрушающий. Он часто говорил об этом своим братьям, но другие Джинны его не понимали. Они утверждали, что роль Ранд заключается в том, чтобы творить, привносить новое. Роль Джиннов заключается в том, чтобы сохранять старое или, по крайней мере, лишь слегка его изменять, чтобы сохранить первоначальное назначение. Снова и снова Маратик пытался выразить свою радость. Он указал на их города, Ро'шан, До'шан, Мо'шан и Уо'шан. Другие Джинны не согласились. Они утверждали, что города были изменены, а гора, способная летать, не была новым творением. Только Ранд могут созидать.

Этого было почти достаточно, чтобы свести Маратика с ума. Как он мог убедить своих братьев, что Джинны не так уж ограничены? Они могли создавать из ничего, воплощать в жизнь все, что пожелают, а не просто изменять то, что уже существовало. Вместе они могли сделать все, что угодно. И, возможно, это действительно было правдой, подумал Маратик. Не ограничиваться изменением Оваэриса. Они могли бы сделать гораздо больше. Они могли бы создать.

Маратик вернулся к своим братьям, полный возбуждения. Его тело потрескивало от энергии, а за ним, влекомый его силой, тянулся шторм. Его братья ждали в мире Джиннов, в месте, которое они создали для себя и куда Ранд не могли добраться. Это было место между землей, небом и водой. Место, где завывал ветер, грохотали скалы, бурлила вода и пылал огонь. Это было доказательство. Доказательство, в котором Маратик нуждался с самого начала. Он убедит их всех своим волнением, своей радостью, их миром, и они присоединятся к нему. Теперь Маратик был в этом уверен. Джинны сотворят нечто такое, о чем Ранд не могут даже мечтать.

Воспоминания Джинна промелькнули в моем сознании так быстро, что я изо всех сил пыталась просто понять их, и у меня не было времени их обдумать.

Мой крик был чем-то первобытным, чем-то, что противоречило моим размерам; он разнесся по всему городу, пока руины не окутало пеленой шумной энергии. Мои глаза сияли, как будто их голубизну каким-то образом подсветили изнутри. Я ничего этого не осознавала. Молния ударила не сразу, магия была не столь милосердна, она вцепилась в меня и разрядилась, пытаясь своей силой разорвать мое тело на части. Болты ударили в мои руки, кончики моих пальцев почернели, но молнии этого было мало. Молния обвила мои руки, прожигая рукава и поднимаясь вверх, чтобы искрами ударить мне в лицо. Я чувствовала ее повсюду, пока не почувствовала, что горю. Я ощутила вкус молнии, когда она прошла сквозь меня и вырвалась изо рта, обжигая губы. Возможно, ты хотел бы узнать, какова молния на вкус? Ну, на вкус она как огонь. И не спрашивай, каков на вкус огонь, потому что ты не хочешь этого знать.

Я была не в состоянии пошевелиться. Я не могла вырваться на свободу. Я была поймана в энергетическую ловушку, стала пленницей дугошторма, когда он перефокусировался, сделав меня своим центром. Не в силах пошевелиться, не в состоянии чувствовать ничего, кроме боли, не в состоянии думать ни о чем, кроме собственной глупости и осознавать, что я тут умру. Какой же самонадеянной я была, когда верила, что способна противостоять такой силе магии, верила, что смогу овладеть штормом и контролировать его, хотя этого никогда не мог сделать ни один Хранитель Источников. Настоящий дугошторм – это высвобождение полной силы Источника; вся магия, вся мощь, вся жизнь этого Источника освобождается и обрушивается на часть мира. Мы, Хранители, можем использовать магию Источника, мы получаем доступ к небольшой части его силы, позволяя ей просачиваться в нас, где мы можем использовать ее в своих целях. Это причиняет нам боль. Все Хранители Источников повреждены магией, которую мы используем, и, если мы будем использовать ее слишком долго или получим доступ к слишком большому количеству, она нас убьет. Я думала, что создала дугошторм при падении Оррана, но я ошибалась: небольшая гроза с молниями – вот и все, что я когда-либо выпускала на свободу. Настоящий дугошторм возникает, когда Хранитель Источников высвобождает всю силу Источника дугомантии, который хранит внутри. Я не просто стояла в эпицентре шторма; я стояла на могиле Хранителя Источников. Я ощутила на себе разрушительную силу его жертвоприношения. И в этот момент я почувствовала, что такое молния. Я уже чувствовала ее прикосновение раньше. Здесь умерла наставница Эльстет. Она, которая научила меня всему, что я знала о дугомантии, пожертвовала своей жизнью два года назад, чтобы вызвать шторм, который защитил бы секреты, погребенные под нами. Я ненавидела ее за это решение, хотя и уважала ее убеждения. Секреты академии держались в тайне, и на то была веская причина. Даже несмотря на то, что все наставники были мертвы, было важно, чтобы эти секреты оставались в тайне.

Думаю, нам повезло, что Хардт не попытался спасти меня от шторма, который держал меня в своих огненных объятиях. Он бы погиб, я знаю это наверняка. Огромного количества энергии, проходящей через меня, было достаточно, чтобы убить такого крупного человека, даже если бы он был в тысячу раз больше. А, может быть, еще больше. Определенно больше. Только моя магия мешала шторму убить меня. Я даже не могу описать, как именно. Дугомант обращается к Источнику, извлекает из него молнию, чтобы поразить мир. Но я этого не делала, я втягивала молнию в себя. Источник внутри меня поглощал ее. Я поглощала ее. Нигде, ни в одной из книг, которые я читала, – и ни в одной из лекций наставников, – ничего подобного не упоминалось. Но, как я уже сказала, то, чего наставники и книги не знали об Источниках, намного превосходит то, что они знали. Мы все были просто детьми, игравшими с силой, которую даже не надеялись понять.

Это обжигает. Даже голос Сссеракиса звучал напряженно. Ужас сжался внутри меня, но он не мог спрятаться от шторма. Никто из нас не мог. Мы оба почувствовали боль, и крик, сорвавшийся с моих губ, принадлежал нам обоим. Шторм убивал нас обоих. Академия, возможно, и создала оружие, но даже оружие может сломаться.

Остальные смотрели на меня, наблюдая за моими мучениями, и были не в силах ничего сделать, чтобы это остановить. Я немного ненавидела их за это. Чем скорее они выйдут во двор и найдут проклятую корону, тем скорее я смогу попытаться понять, как остановить бурю, пока она не поглотила меня – и она уже поглощала меня. Я чувствовала, как кожа на моих руках дымится, а пальцы почернели и потрескались. Боль была нереальной. Я пережила пытки, как там, в Яме, так и позже, в Красных камерах императора. Эти пытки должны были сломить меня. Они были задуманы, чтобы сломить меня. Некоторые из них были близки к этому, у некоторых даже получалось, но большинству из них было далеко до мучений, вызванных пребыванием в центре этого дугошторма.

Коби первой вышла из оцепенения и сильно толкнула Имико в спину, так что воровка, спотыкаясь, выбежала во двор. Она застыла на месте, поморщившись, так как, без сомнения, ожидала, что из камней вокруг нее вырвется молния и поджарит ее изнутри. Какая глупость. Словно она не могла видеть меня, находившуюся совсем рядом и притягивавшую к себе всю магию, меня, заключенную в кокон из молнии. Молния была повсюду, она вырывалась из камней и воздуха вокруг меня, разветвлялась и била по моим рукам.

Через несколько мгновений Тамура уже был рядом с Имико – он шел рядом с ней, широко улыбаясь. Я не могла расслышать слов из-за потрескивания дугомантии, но я видела крайнее замешательство на лице Имико. Она всегда присоединялась к его смеху, но никогда не пыталась расшифровать его слова. Я не думаю, что у нее хватило бы терпения или знаний для этого, и часто для того, чтобы разгадать загадки Тамуры, требовалось хорошее знание истории.

Я почувствовала запах горящих волос – у него довольно специфический аромат, который совершенно неприятен. Я ничего не могла поделать, даже если бы моя голова была в огне – я была поймана, крепко схвачена молнией, бегущей по моим венам. Я даже не знала, как освободиться, когда корона окажется у Имико. Эта мысль повергла меня в панику, но даже тогда я не могла ничего сделать.

Воровка и старик добрались до дерева и остановились, глядя на языки пламени, вырывающиеся из треснувшего ствола. Казалось, они о чем-то спорили, вероятно, о том, кому из них следует попытаться ее достать. Должна отметить, что я все еще кричала, и мой голос был неестественно громким. Я не дышала. Я кричала целую вечность и не сделала ни одного гребаного вдоха. Полагаю, я должна была дышать, но я не могла думать из-за боли. В конце концов Имико сунула руку в горящую щель и подержала ее там некоторое время, прежде чем вытащить корону совершенно невредимой рукой, как будто пламя ее даже не коснулось. Тамура повернулся ко мне с широкой улыбкой, которая быстро погасла, когда он увидел меня. Я все еще была под ударом молнии, мой рот был открыт, и я кричала. Кожа на моих руках почернела и покрылась волдырями, кровь кипела, сочась из моей разорванной плоти. Мои руки были обожжены молнией, которая лизала меня, и магия вырывалась из моего рта вместе с криком, изрезанная вспышками яркого света. Я умирала, медленно разрываемая на части магией, которую я не могла ни поглотить, ни сдержать. В ней было слишком много силы. Я была схвачена дугоштормом и даже не могла предупредить своих друзей о том, что по разрушенному городу за их спинами крадутся гули.

Гули – падальщики, пожиратели трупов, но они не стесняются и создавать трупы, прежде чем их съесть. Некоторые демономанты предпочитают вызывать гулей из-за интеллекта, которым они обладают – он гораздо больше, чем у геллионов или харкских гончих, которые просто звери и ничего более. Гули коварны, если не сказать умны. Они превосходно передвигаются бесшумно, быстро наносят удары и обладают когтями, способными кромсать металл. Именно их интеллект всегда заставлял меня избегать призыва гулей. Если я потеряю контроль над харкской гончей, по миру будет бегать еще один зверь. Очень опасный зверь, но все же зверь. Если я потеряю контроль над гулем, на свободе окажется кровожадный монстр, который не побрезгует прокрасться в дом и забрать ребенка из постели посреди ночи. По своей воле я никогда бы не выпустила такое зло в мир.

Я заметила движение по всему городу, они пробирались сквозь обломки и приближались к территории академии. Без сомнения, их привлек мой крик. Ответственность за смерть моих друзей стала бы еще одной строчкой в моем растущем списке. Мысль о том, что я буду вынуждена смотреть, как их разрывают на части и съедают, в то время как дугошторм поглощает меня, наполнила меня беспомощностью.

И все потому, что ты слишком слаба, чтобы это остановить. Голос Сссеракиса в моей голове звучал напряженно и болезненно. Возьми шторм под свой контроль!

Я не могла этого допустить. Я не могла видеть, как еще один из моих друзей погибает в разрушенном городе. Я не могла оставить еще одно тело на съедение чудовищам, которые подкрадывались в темноте. Я видела, что Изен наблюдает за мной из тени, стоя рядом со своим братом. Его лицо, когда-то такое красивое и полное жизни, превратилось в сплошные обрывки кожи и обломки костей. Несмотря на то, что у него остался только один глаз, он каким-то образом умудрялся обвинять меня своим пристальным взглядом. Я знала, что призрак – дело рук Сссеракиса, но ничего не могла поделать с чувством вины, которое грозило меня поглотить. Изен был прав. Я позволила ему умереть и оставила позади. Я отдала нашего ребенка, последнюю частичку его души, которая была у нас с Хардтом. И теперь я собиралась просто стоять в стороне, пока его брата будут убивать. И теперь я не собиралась ничего делать, даже окруженная Такой Огромной Силой.

Я сделала единственное, что пришло мне в голову. Я воспользовалась силой своего Источника дугомантии. Каким-то образом боль усилилась. Я не могу это описать. Я никогда не испытывала ничего подобного, ни до, ни после. Это было так, как будто меня разрывали на части, кусочек за кусочком, сама моя сущность уничтожалась и горела. Вместо того, чтобы направить молнию на внутренний Источник дугомантии, я взяла силу из этого Источника и позволила ей смешаться со штормом внутри меня. И обнаружила, что могу двигаться. Я сделала шаг вперед, собираясь с духом, и указала рукой в сторону города, где все еще стояли Хардт и Коби. Где за их спинами подкрадывались гули. Коби замерла, но Хардт перехватил инициативу, схватив ее и отпрыгнув вместе с ней в сторону.

Я перенаправила силу дугошторма.

Из меня вырвалась молния, пронеслась по двору, болты отделялись и лизали землю. Моя кожа на руке чернела все больше и больше, волдыри вздувались и лопались, но я не останавливалась. Я перенаправила магию, втягивая ее в себя через одну руку и выпуская из другой. Воспоминания об наставнице Эльстет нахлынули на меня, не только мои собственные, но и ее. Я видела вспышками ее юность, ее семью, ее детей. Но эти воспоминания были частью шторма, они не остались со мной, а прошли сквозь меня, когда я направила магию. Она ударила по обломкам за пределами академии, и дугошторм вспыхнул с новой силой, неистовые разряды били повсюду и во все. Гули поджарились, когда магия прорвалась сквозь них; дюжины из них погибли в одно мгновение.

А потом все исчезло. Дугошторм все еще бушевал, еще яростнее, чем когда-либо, но уже не над территорией академии, а за ее пределами. Я рухнула без чувств, испытывая муки, о которых не хочу вспоминать. Я это сделала. Я спасла своих друзей, но заплатила кошмарную цену. Молния проделала надо мной свою ужасную работу. Мои руки обуглились, кожа почернела и кровоточила. Я была разрушена, без надежды на спасение. Я не могла пошевелить руками, не чувствовала ничего, кроме боли. Я и раньше видела такие серьезные ожоги, но никогда ни у кого из выживших. Я с тошнотворной уверенностью понимала, что даже биомант не сможет меня спасти.

Глава 28

Мне было так больно, что я даже не могла потерять сознание. Агония служила мне якорем, привязывавшим меня к миру. Я чертовски это ненавидела. Я умирала, и в такой боли, что чем скорее я подохну, тем лучше. Но Хардт не собирался позволить мне так легко умереть. Огромный терреланец спасал мне жизнь больше раз, чем я могу сосчитать, и часто тогда, когда я сама уже отчаялась. Он бросился ко мне, не обращая внимания на шторм, который совсем недавно бушевал в этом районе. Его лицо сказало мне все, что я уже знала – ожоги на моих руках были слишком сильными. Тем не менее он слабо улыбался.

– Все не так уж и плохо.

Ты умираешь. От моего внимания не ускользнуло, что Сссеракис не упомянул себя.

Я попыталась рассмеяться, но, кажется, вместо этого просто захныкала. «Обычно ты лжешь гораздо лучше». Мой голос превратился в жалкое карканье. Я дрожала от шока и всего остального. Это было единственное движение, на которое я была способна.

– Должно же быть что-то, что мы можем сделать. – В глазах Хардта стояли слезы. Слезы того, кто отказывается смириться с неизбежным.

– Похоже, я наконец-то смогу пожертвовать своей жизнью ради вашей. – Я снова попыталась рассмеяться и потерпела неудачу. – Я уже некоторое время пытаюсь.

– Врач, биомант. Что-то. Коби, может ли Ранд ее спасти?

Я увидела, что Коби смотрит на меня с выражением отвращения на лице:

– Зачем маме это делать?

Хардт встал, приближаясь к более маленькой женщине:

– Твоя мама может ее спасти?

Коби даже не моргнула, но пожала плечами и отвернулась:

– Вы ее взяли?

– Да. Корону из огня, – дрожащим голосом сказала Имико. – Она даже не горячая. И как я держу огонь? – Она посмотрела на меня. – Что у тебя с глазами?

Хардт снова присел на корточки и помог мне сесть, положив сильную руку мне на спину. Я не сказала ему, что и там чувствовала ожоги, они тянулись между лопатками, кожа почернела и потрескалась. Имико и Тамура были рядом, на их лицах было написано беспокойство. Имико держала в руках Корону Вейнфолда, языки пламени плясали в форме обруча с тремя вершинами спереди.

– Нам нужно вернуть Эску в Ро'шан до того, как… Ранд отправила ее на это задание, и она, черт возьми, вполне может справиться с последствиями. – Голос Хардта звучал очень требовательно, но я чувствовала его страх. Несмотря на то, что Сссеракис передавал мне свою силу, я знала, что уже слишком поздно.

Ты, идиотка! Как же мне теперь найти путь домой?

– Извини, – сорвалось с покрытых волдырями губ. Никто не спросил, кому это было адресовано.

Коби фыркнула и повернулась к городу.

– Разве ты не хочешь взять корону? – спросила Имико.

Коби оглянулась на девушку и на огонь, который та держала в руках:

– Пока подержи ее у себя. Не надевай. Тебе не понравится, что она с тобой сделает.

Если уж на то пошло, Имико стала выглядеть еще более обеспокоенной, но она держала корону обеими руками.

– Что у тебя с глазами, Эска?

Хардт только покачал головой, глядя на Имико.

– Нам нужно вернуть Эску в Ро'шан. – Он повернулся ко мне. – Сильва убедит свою мать помочь тебе. – Отчаяние. Мы все знали, что у Ранд не было причин мне помогать.

Все еще дрожа, я кивнула. Агония стала моей жизнью, она убивала меня, и все же это было единственное, что связывало меня с миром. «Лучше поторопись», – пробормотала я, сплюнула и почувствовала вкус крови.

Тамура мгновенно оказался рядом со мной, его глаза были устремлены на меня и полны чего-то похожего на удивление:

– Ярость шторма, сдерживаемая внутри.

Наш обратный путь по городу прошел для меня как в тумане. Охваченная волнением, я едва могла сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги. Хардт предложил понести меня, но я ему не позволила. Я не могла заставить его чувствовать вину за то, что он видел, как я умираю у него на руках. Я решила, что буду идти, пока могу. Наверное, в некотором смысле, я считала, что это правильно – умереть в Пикарре, где я провела большую часть своей жизни. Я прижала обугленные руки к груди, не в силах чувствовать их из-за боли. Не в силах пошевелить даже тем, что осталось от моих пальцев. Меня тошнило от одного их вида, от этих обугленных кусков мяса.

Мы вернулись по своим следам, насколько могли, но обошли стороной переместившийся дугошторм, который бушевал в своем новом доме. Дымящиеся останки гулей были суровым напоминанием о том, насколько смертоносным был этот шторм для любого, кто в него попадал. Дымящиеся останки моих рук были еще одним напоминанием, и даже более насущным. Коби отказалась держать корону и отказалась идти впереди. В то время я не придала этому значения – мне было не до того, – но, думаю, она боялась любых ловушек, которые могли быть оставлены позади. Она подтолкнула Тамуру идти впереди всех, и сумасшедший старик радостно повел нас за собой. Я снова и снова поглядывала на корону в руках Имико. В ней было что-то, что-то особенное. Она взывала ко мне, как Источник; умоляла, требовала, чтобы ее использовали. Обещая несказанную силу. Слишком мало и слишком поздно, подумала я. Имико часто поглядывала на меня, но всегда отворачивалась, как только наши взгляды встречались. Я хотела спросить ее, что она видела в моих глазах, но не могла найти в себе силы.

Я всегда удивлялась, почему мое прошлое имеет такую непоколебимую привычку настигать меня в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. В этом смысле оно неумолимо. Внизу, в разрушенном городе Джиннов, Джозеф догнал меня, когда мы уже собирались бежать. Это стоило жизни и ему, и Изену. И здесь, в разрушенном городе Пикарр, Прена Нералис снова встретилась со мной. Мы проходили мимо руин Башни хвастунов, огибая край пузыря застывшего времени, и тут появилась она. Высокая и совершенная, униформа без единой складки, несмотря на наше окружение. У ее ног лежал убитый гуль, его кишки вывались в мертвый город, ее меч был покрыт черной слизью. Позади нее стояли двое ее миньонов: старик со щитом и великан, который, казалось, наслаждался болью. А позади всех них стоял Джозеф. Я знала, что это Сссеракис в облике брата, которого я убила, но никогда раньше ужас не представал в этом облике, и я почувствовала, как при виде Джозефа мое сердце екнуло. На мгновение, всего на одно мгновение, я позволила себе поверить, что он все еще жив. На мгновение я почувствовала облегчение. Но это была ложь. Я обманывала себя и знала это. Реальность нахлынула так же быстро, как схлынуло мое ложное облегчение, и я поняла, что это был Сссеракис, наблюдавший за мной глазами Изена и всех остальных, кого я убила.

Он здесь, чтобы снова предать тебя.

– О, замечательно. – Голос Коби сочился сарказмом. – Еще земляне.

– Если мы тебе не нравимся, зачем заставлять себя выглядеть как мы? – спросил Хардт, встав передо мной. Всегда пытается защитить меня, даже когда на самом деле в защите нуждается он сам.

– Эта кожа удобна. На данный момент. – Коби сделала шаг вперед и повысила голос. – Чего ты хочешь, землянин?

Прена отшвырнула тело гуля в сторону. Несмотря на то, что она только что убила одного из монстров, на ее униформе не было ни пятнышка. Ее броня отливала золотом, сияя даже в тусклом дневном свете.

– Мы здесь из-за Эскары Хелсене, – сказала Прена со своим резким акцентом. – Если только ты не утверждаешь, что она снова б…

Коби вскинула руки и отступила в сторону.

– Она вся твоя. Сюда, воровка, и принеси корону. – Она отошла от меня на несколько шагов, но никто из остальных не последовал за ней. Коби недоверчиво обернулась. – Последний шанс, воровка. Иди за мной и принеси корону, или я подниму тебя в воздух и понесу.

Имико выглядела расстроенной. Она никогда не была бойцом, совсем нет. Она ненавидела конфликты так же сильно, как я наслаждалась ими. Коби предлагала ей выход, и я согласилась, что она должна им воспользоваться. Не только она, но и все остальные.

– Уходите. – Мой голос был прерывистым влажным хрипом, едва слышным даже моим собственным обожженным ушам. – Все вы.

Хардт повернулся ко мне со своим обычным суровым взглядом, который говорил, что он считает меня дурой и собирается спорить. Как я уже отмечала, он любит оправдывать мои решения после того, как они были приняты, но это не значит, что он с ними согласен.

– Посмотри на меня, Хардт. Я уже, блядь, мертва. – Я подняла руки. Они были изуродованы. Потрескавшаяся и мокнущая кожа, обуглившаяся почти до состояния пепла. И боль… Признаюсь, я хотела, чтобы это закончилось. Я хотела, чтобы боль ушла, и я видела только один способ покончить с этим. Конечно, это не означало, что я собиралась сдаться без боя. Я не могла обратиться к Источникам, находящимся в моем желудке, я была слишком утомлена для этого, но корона обещала силу. И я всегда была неутомима в своем стремлении к силе.

– Ранд… – Голос Хардта дрогнул, когда он посмотрел на меня. Он знал правду, но просто не хотел этого признавать.

– Отдай мне корону, – прохрипела я Имико, и в моем голосе слышались боль и кровожадность.

– Нет! – Голос Коби превратился в яростное шипение. – Корона принадлежит моей матери.

Я одарила Аспект свирепой ухмылкой и почувствовала, как на подбородке открывается новая рана, когда кожа там треснула.

– Можешь снять ее с моего гребаного трупа.

Имико мельком взглянула на нас, затем метнулась вперед и бросила корону в мои протянутые руки, прежде чем отступить. Я ожидала почувствовать тепло, исходящее от нее, даже сквозь остатки моих ладоней, но ничего не почувствовала. Она весила мало, но не так мало, как можно было бы ожидать, учитывая ее содержимое. Хардт и Тамура задержались. Мы так далеко зашли вместе, и теперь они не хотели расставаться со мной. В глазах Хардта стояли слезы. За свою жизнь я стала причиной многих слез, и, обычно, их проливают те, кого я люблю больше всего.

Хардт подошел ближе, его большая рука легко легла мне на плечо. Я постаралась не поморщиться от дополнительной боли, которую причинило его прикосновение. «Я найду Кенто». Он кивнул мне, затем отвернулся, его плечи поникли, когда он уходил.

Остался только Тамура. Сумасшедший старик прикусил губу, глядя на меня, и на его лице промелькнула улыбка. «В пепле мы находим тлеющие угли. Ждем, когда разгорятся еще больше. Ты не можешь победить его, но ты можешь победить». И тогда он тоже отвернулся от меня. Они не оглянулись, чтобы посмотреть на мой последний бой. Думаю, это было слишком больно для них. Только Коби осталась позади, не сводя глаз с короны в моих руках. Я думаю, она бы бросилась ко мне и забрала бы ее, если бы осмелилась. Но она слишком боялась короны, и это только еще больше заставило меня поверить в силу короны Вейнфолда.