Текст книги "Освободители"

Автор книги: Роберт Харви

ГЛАВА 33 «ИДИ ПРЯМО НА ВРАГА»

Это произошло однажды ночью приблизительно в 1773 году. На северном побережье шотландского залива Ферт-оф-Форт, на территории аббатства Калрос, один человек проводил научные эксперименты. Как сумасшедший помещик из романа Роберта Льюиса Стивенсона, он прикрепил газосепаратор к выходной трубе печи, чтобы выводить наружу ядовитые, взрывоопасные пары, получаемые в процессе перегонки каменноугольной смолы. Он поджигал газы со стороны газосепаратора. В результате получался такой яркий свет, что его можно было видеть на противоположном берегу залива. Свет горел не переставая.

Так было изобретено газовое освещение. Джеймс Уэтт, с которым позднее встретится наш экспериментатор, понял, что газ можно использовать для освещения быстрорастущих в период промышленной революции городов Британии. Но ночной мечтатель из Калроса не смог оценить возможностей своего изобретения. Его разработки были запатентованы двадцать лет спустя другим человеком.

Изобретателем-самоучкой из Калроса был молодой Арчибальд Кокрейн, позднее девятый граф Дандоналда. Кокрейнам был дарован дворянский титул при Карле I. А при Карле II они стали графами. Кокрейны – военная династия. Один из представителей рода Кокрейнов служил у генерала Вулфа и погиб при осаде Луисберга. Прадед Арчибальда женился на наследнице Брюса. В результате этого брака достоянием семьи Кокрейнов стало имение Калрос.

Когда Арчибальд стал взрослым, богатство семьи истощилось. У Арчибальда был талант изобретателя. Он решил разработать важный промышленный процесс, который позволил бы вернуть семье богатство. В его владении было много угля. Идея заключалась в том, чтобы производить угольную смолу для обработки корпусов кораблей. Он собрал деньги на производство и предварительные испытания на буях. Испытания прошли весьма успешно.

Однако адмиралтейство совершенно не нуждалось в его изобретении. Многие старшие офицеры получали деньги от кораблестроителей, которые были заинтересованы в ремонте прогнивших кораблей. И только в 1822 году, когда патент Кокрейна уже давно закончился, адмиралтейство «обнаружило» пользу каменноугольной смолы.

Граф-изобретатель затем переключился на искусственное производство соли. В процессе работы он обнаружил побочный продукт – соду, пригодную для производства мыла и стекла. Позднее эти продукты были заново обнаружены другими учеными. Арчибальд также занимался производством нашатыря, белого олова и окиси алюминия, пригодной для нанесения рисунка на шелковую и хлопчатобумажную ткань.

Он пытался даже выпекать хлеб из картофеля, который мог бы стать основным продуктом питания для бедных. В его трактатах «показана близкая связь между химией и сельским хозяйством».

Арчибальд Кокрейн предвосхитил революционные методы интенсивного ведения фермерского хозяйства, предложенные сэром Хамфри Дэвисом только два столетия спустя. Его изобретательный гений так и не принес ему богатства. В 1778 году он унаследовал от отца титул графа Дандоналда. В 1788-м из-за банкротства он вынужден был продать свое имение. Его первая жена, красавица Эни, умерла в 1784 году, оставив ему четырех сыновей. Он женился во второй раз – на вдове Изабелле Мэйн (урожденной Раймонд). Изабелла умерла в 1808 году. После этого Кокрейн жил в Париже с любовницей.

Его старший сын Томас, после 1778 года лорд Кокрейн, был воспитан домашними учителями, которые постоянно сменяли друг друга и как на подбор были людьми эксцентричными. Когда Калрос был продан, Томаса в возрасте тринадцати лет отдали в военную академию в Лондоне. Ему была уготована военная карьера. Но мальчик мечтал служить в военно-морском флоте. Однако вместо флота его направили в Четырнадцатую пехотную дивизию, обмундировали в яркий желтый жилет и обрили голову. Мальчишки на улицах Лондона и его товарищи по академии смеялись над Томасом. Разозлившись, он заявил отцу, что не вернется в дивизию. И тот вынужден был уступить.

В семнадцать лет корабельный гардемарин лорд Кокрейн поднялся на борт фрегата «Хайнд», чтобы испытать все радости корабельной жизни конца XVIII столетия. Гардемарины задирали друг друга, не исключалось и рукоприкладство. Однажды Томаса избили сумкой, наполненной водой. Пища была отвратительной. Сухари, пораженные долгоносиком, – совершенно несъедобными. В бурой воде было полно всякой живности. Вино больше походило на смесь бычьей крови и опилок. Картошка была редкостью и настоящим пиршеством. Иногда ее привозили с берега. Палуба протекала, поэтому часто приходилось спать в мокрых постелях. Летом под палубой было очень душно.

Но Кокрейн, видно, был прирожденным моряком. Он все усваивал на ходу. В 1796 году его произвели в лейтенанты, что позволило ему переселиться в собственную крошечную каюту. Двумя годами позже, участвуя в тяжелой блокаде французского флота в Кадисе, он поссорился со старшим офицером.

В 1799 году, когда его корабль уходил из Палермо, Кокрейн познакомился с Нельсоном. Легендарный адмирал дал молодому лейтенанту совет: «Никогда не думай о маневрах, иди прямо на врага». В мае 1800 года в возрасте двадцати пяти лет Томас был назначен командиром небольшого корабля. Это был бриг «Спиди». Через год, покинув испанский берег, Кокрейн начал применять умелые обманные действия, которые стали его визитной карточкой. Перекрасив свой корабль так, что тот стал похож на нейтральный датский корабль, Кокрейн поднял желтый карантинный флаг. Увидев его, испанский фрегат, уже собиравшийся взять корабль Томаса Кокрейна на абордаж, поспешно дал задний ход. В другой раз лорд обманул испанский корабль, преследовавший его, сбросив в воду деревянный бочонок с горящей свечой. Стояла ночь. Кокрейн погасил огни на «Спиди» и в темноте ускользнул от испанцев, которые продолжали преследовать бочонок.

В мае 1801 года Кокрейн одержал первую настоящую победу. Преследуя испанские канонерские лодки, чтобы загнать их в Барселону, маленький «Спиди» столкнулся с тридцатидвухорудийным испанским фрегатом. Вместо того чтобы отступать, Кокрейн поднял американский флаг, пытаясь обмануть испанцев, и пошел прямо на них. «Спиди» оказался почти борт к борту с испанским фрегатом. Как писал сам Кокрейн, «высота фрегата над водой была такой, что все его выстрелы должны были неизбежно пройти над нашими головами, мы же, подняв наши орудия вверх, смогли бы ударить по главной палубе… Большое неравенство сил вынуждало принимать решительные меры. Я решил идти на абордаж».

Половина матросов Кокрейна, вымазав лица, перебрались через борт на нос фрегата, приведя этим испанцев в замешательство. Воспользовавшись этим, Кокрейн с оставшимися на борту матросами начал внезапное наступление. После ожесточенной схватки он громко приказал матросам вновь идти в атаку на фрегат. На самом деле никакой атаки не было. И тут испанцы увидели, что их флаг спущен, – это означало капитуляцию. И они послушно капитулировали, не подозревая, что флаг спустили люди Кокрейна.

Так сорок восемь матросов Кокрейна захватили в плен двести шестьдесят три испанца. Их всех запихнули в трюм и держали там под прицелом двух пушек, дула которых были просунуты через решетку. Это должно было предотвратить попытку испанцев освободиться. Испанский фрегат стал добычей англичан и был отправлен на Менорку. Сражение произвело большое впечатление на английское общество. Однако повышение по службе, которого Кокрейн ожидал для себя и требовал для своего помощника, произошло не скоро. «Спиди» теперь сопровождал другие корабли, плававшие между Меноркой и Гибралтаром.

Отвага и энергия Кокрейна сочетались с пренебрежением к дисциплине. У молодого лейтенанта были неприятности из-за несоблюдения субординации. Вернувшись домой в отпуск в конце лета 1801 года, он вновь стал враждовать с графом Сент-Винсентом, первым лордом адмиралтейства. Причиной ссоры стало хищение денег, предназначавшихся Кокрейну в качестве награды за победу над испанцами, и непродвижение по службе его помощника.

Вызывающее поведение Кокрейна спровоцировало Сент-Винсента на провокационное высказывание, что «небольшое количество погибших людей на борту „Спиди“ еще не гарантирует продвижения по службе». В ответ на это Кокрейн неосторожно заметил, что на борту первого флагмана лорда Сент-Винсента в битве у острова Сент-Винсент погиб всего один человек. Надо сказать, что лорд Винсент чувствительно относился к любым напоминаниям об этой битве. Многие считали, что он намеренно не вступил в бой в тот день.

Продление отпуска, связанное с Амьенским миром, подписанным в марте 1802 года, позволило Кокрейну восстановить пробелы в своем образовании. Он понимал, что должен учиться дальше. Когда он не был занят борьбой с начальством и сражениями на море, то много времени проводил за книгами. Теперь он отправился в Эдинбург и записался в университет – к знаменитому профессору философии Дугалду Стюарту.

В мае 1803 года возобновилась война между Британией и Францией. Сент-Винсент, забыв обиды, позволил Кокрейну командовать кораблем, раньше транспортировавшим уголь. Корабль назывался «Араб». Когда Кокрейн увидел его в первый раз в Плимуте, то сказал: «Он будет плавать как стог сена». На «Арабе» он проплавал больше года, охраняя рыболовные суда на Оркнейских островах. Сент-Винсент характеризовал Кокрейна как человека, «не верившего никому на слово… сумасшедшего, романтичного, жадного до денег и к тому же лгуна».

К 1804 году Сент-Винсента сместили. Кокрейн был назначен капитаном тридцативосьмиорудийного фрегата «Паллас». Из-за банкротства своей семьи Томас Кокрейн был одержим идеей поправить финансовые дела и сделать карьеру. Он научился невероятно ловко захватывать трофеи. За несколько недель состояние Томаса возросло до семидесяти пяти тысяч фунтов.

На обратном пути с Азорских островов в марте 1805 года «Паллас» подвергся неожиданному нападению трех вражеских кораблей. При усиливающемся ветре и больших волнах Кокрейн ускорил ход и повел корабль зигзагом, виляя перед вражескими кораблями. Но два вражеских судна вскоре все-таки нагнали «Паллас». Они шли по сторонам от него на расстоянии полумили. Третий корабль, державшийся в отдалении, приготовился стрелять.

И тут на «Палласе» одновременно подняли все паруса. Тогда же штурвал на корабле был повернут на сто восемьдесят градусов. «Паллас» ринулся вперед через шторм. Ядра вражеских пушек не долетали до него. Кокрейн вновь велел поднять паруса, и на большой скорости, делая тринадцать узлов в час, «Паллас» пошел в противоположном направлении. Для того чтобы изменить курс и возобновить преследование, вражеским кораблям понадобилось проплыть несколько миль. С наступлением ночи Кокрейн с успехом повторил свою уловку с бочонком и свечой.

Когда у Томаса было уже достаточно денег, он решил заняться политикой и выдвинул свою кандидатуру на выборах в парламент от захудалого городка Хонитона, что рядом с Плимутом. Его отказ покупать голоса стоил ему места в парламенте. Но зато он вознаградил своих сторонников, выдав по десять гиней каждому. Это было вдвое больше, чем давали за свои голоса победившие его оппоненты. Он сделал так, чтобы его сторонники «смогли устоять перед взятками».

Какое-то время «Паллас» нес конвойную службу между Плимутом и Квебеком. А в начале 1806 года «Паллас» перевели на Ла-Манш, недалеко от побережья Франции. В апреле 1806 года, узнав, что несколько французских корветов укрылось в Гаронне, Кокрейн, оставив костяк экипажа на «Палласе», послал корабельные лодки в ночную атаку на патрульный корабль французов «Тапажёз». Моряки Кокрейна успешно справились с поставленной задачей, но на реке появились еще три вражеских корабля.

Кокрейн опять прибегнул к уловке. При помощи сложной веревочной системы все паруса «Палласа» развернулись одновременно, создавая иллюзию мощи. Французы, в панике меняя курс, налетели на мель. Это дало Кокрейну возможность увести захваченный «Тапажёз» и его моряков. Узнав об этом, Наполеон окрестил Томаса Кокрейна «морским волком».

В августе 1806 года Кокрейна назначили капитаном фрегата «Амперьёз». Это тридцативосьмиорудийное судно водоизмещением в тысячу сорок шесть тонн было захвачено у испанцев. «Амперьёз» стал самым быстрым кораблем этого класса на британском военно-морском флоте. Среди корабельных гардемаринов был молодой Фредерик Маррьят. Позднее он станет писать романы под именем Капитан Маррьят. Вот отрывок из его воспоминаний:

«Я не зною никого, кто бы заботился о жизни своих матросов так же, как лорд Кокрейн, или того, кто так же точно мог рассчитать риск, сопутствующий любой экспедиции. Много блестящих побед было одержано, и при этом не потеряно ни одного человека убитым. Он не получил и половины тех наград, которые заслужил, только потому, что в официальных сообщениях не было длинного списка убитых и раненых, способного удовлетворить аппетиты английского общества».

В начале 1807 года конвой французских торговых кораблей в Бискайском заливе зашел в бассейн Арчачона. Войска, находившиеся в форте, вышли в море – охранять корабли ночью. Захватив практически безлюдный форт, Кокрейн атаковал противника с тыла. Французы отступили, оставив конвой без защиты. Семь вражеских кораблей были уничтожены. В середине февраля «Амперьёз» вернулся в Плимут.

В 1806 году Кокрейн со второй попытки был избран членом парламента от Хонитона-на-Девоне. На этих выборах неудачливым соперником Кокрейна был драматург Ричард Бринсли Шеридан. Вступив в должность, Кокрейн без промедления взялся за решение проблем злоупотреблений на военно-морском флоте и коррупции в адмиралтействе. Неудивительно, что вскоре его поспешно отправили на Средиземное море. Там он действовал с присущей ему изобретательностью, совершая рейды на позиции врага и опустошая суда французских войск на Пиренейском полуострове.

Одна из самых захватывающих операций Кокрейна была проведена в Монгате, недалеко от Барселоны. Основная часть французского гарнизона города отсутствовала. Французы осаждали испанцев в Героне. Местные партизаны уговорили Кокрейна атаковать город. Ночью он заблокировал две дороги в форт и открыл стрельбу из пушек со стороны моря. Вскоре французы сдались. Однако местные испанцы хотели отомстить французам, и Кокрейну пришлось отбивать девяносто пять французских пленников от толпы, чтобы доставить их невредимыми на корабли.

В ноябре 1808 года примерно с восемьюдесятью моряками с «Амперьёза» Кокрейн захватил форт Тринидад, который возвышался над городом Росас. С тех пор как французы захватили Тринидад у испанцев, через Росас шло подкрепление для французской армии на Пиренейском полуострове. Французские батареи обстреливали форт с вышерасположенных холмов и пробили в городской башне брешь на высоте примерно в пятьдесят футов. Кокрейн сразу же принял меры, чтобы через эту брешь в город не проникли лазутчики, и устроил возле нее ловушки из намазанных жиром досок – попав на них, непрошеные гости непременно должны были скатиться с башни вниз. Там были натянуты корабельные сети с рыболовными крюками. Башня к тому же была заминирована. Подразнивая противника, Кокрейн показался на парапете башни. В него полетели камни, одним из которых он был легко ранен.

30 ноября ожидаемое французами подкрепление прибыло. Французский авангард из ста двадцати человек начал взбираться на стены башни. Их встретили ловушки Кокрейна и огонь защитников крепости. Спустя некоторое время люди Кокрейна начали отступать, заманивая французов прямо на мины. Много солдат погибло, но французы упорно продвигались вперед. В конце концов их наступление было остановлено ручными гранатами. Французы отошли на безопасное расстояние. Однако 5 декабря обстоятельства вынудили Кокрейна вывести гарнизон из форта Тринидад. Отступая, англичане взорвали главную башню города. Таким образом, в течение двух недель Кокрейн сдерживал продвижение шеститысячной армии французов. При этом он потерял лишь трех солдат.

На родине Кокрейн стал национальным героем. «Нэйви кроникл» писала: «Зная, что лорд Кокрейн сделал у берегов Франции, когда в его распоряжении был всего один корабль, мы с легкостью можем предположить, чего он мог добиться, если бы в его распоряжении была эскадра кораблей и несколько тысяч воинов, способных сражаться на всем побережье. Тогда бы Франции пришлось выделить для защиты своих рубежей значительную часть своей армии».

Эта точка зрения совпадает с мнением самого лорда Кокрейна, считавшего, что ограничение действий французской армии и нарушение путей снабжения наполеоновских войск принесло бы больше пользы, чем Пиренейская экспедиция Веллингтона. Такие взгляды не встретили понимания в адмиралтействе, но оно отчаянно нуждалось в смелом и находчивом офицере Кокрейне. Французский флот под командованием адмирала Виллуме во время бури сумел ускользнуть от военно-морских сил Великобритании, заблокировавших город Брест. Теперь ему ничто не мешало вступить в схватку с британскими кораблями.

ГЛАВА 34 МОРСКОЙ ВОЛК

В марте 1809 года, всего через неделю после возвращения со Средиземного моря, Кокрейн был вызван к первому лорду адмиралтейства лорду Мальграву. Причиной было обнаружение французского флота. Так удачно скрывшийся, он состоял из одиннадцати военных кораблей и нескольких фрегатов. И наконец-то был замечен недалеко от порта Рошфор в Бискайском заливе. Только специально оснащенные корабли могли уничтожить суда в этом хорошо защищенном убежище. Но адмирал лорд Гамбьер, командующий британским флотом в Бискайском заливе, не захотел использовать их. Кокрейн считал, что атака будет удачной, если впереди пойдут «суда-взрыватели», созданные по его проекту.

В этой операции Кокрейну были предоставлены особые полномочия, ставившие его выше многих старших командиров. Он пытался отказаться, но был издан приказ о его назначении на соответствующий пост. В конце марта французский флот все еще стоял на якоре недалеко от побережья, между двумя островами – крошечным Иль-д’Экс и Иль-д’Олерон, который был ненамного больше. Кокрейн сразу подумал о том, что захват этих островов нарушит коммуникации между Испанией и Францией.

Со всем свойственным ему энтузиазмом Кокрейн принялся обдумывать предстоящий бой. На палубах «огненных кораблей» крестообразно насыпали полосы из черного пороха. Между ними проложили бревна и брезент. Просмоленные паруса свисали сверху. Корабельная оснастка также была подвешена на канатах, пропитанных дегтем. Палубы облили канифолью и скипидаром. В бортах каждого корабля было прорезано по четыре отверстия, куда должен был поступать воздух, чтобы поддерживать огонь. Мало того – к «огненным кораблям» прикрепили цепи с захватывающими устройствами. Эти корабли должны были стать плавающим костром. Они горели медленно и долго и уничтожали все на своем пути.

Практическое чутье Кокрейна подсказывало ему, что французы установят у входа в пролив боны – заграждение из бревен. Пока оно не будет разрушено, «огненные корабли» не смогут подойти к французским судам. Именно в этом месте «суда-взрыватели» Кокрейна вошли в залив.

Борта трех «судов-взрывателей» были укреплены, чтобы сконцентрировать силу взрыва от полутора тысяч баррелей черного пороха, полутора тысяч патронов и трех тысяч гранат. Сам Кокрейн называл эти суда «гигантским минометом». К взрывному устройству был подсоединен медленно тлевший запал, дававший экипажу возможность спастись. Итак, у Кокрейна были наготове двадцать два «огненных корабля» и три «судна-взрывателя».

Популярное стихотворение Томаса Худа высмеивало адмирала лорда Гамбьера:

 
О! Адмирал Гэм! Я не осмелюсь упоминать о смерти —
Это не для Ваших умеренных ушей.
О! Адмирал Гэм! Адмирал грусти!
Читая по правилам военно-морской реестр
Для некрепкого вина всевозможных оттенков,
Вы никогда не сможете стать адмиралом страсти и достоинства.
 

Адмирал Гамбьер не совсем подходил для занимаемой им должности. Он был религиозным фанатиком, буквоедом, которого презирали подчиненные. Его осторожность граничила с трусостью. Высокомерный Гамбьер советовал Кокрейну подождать. Он боялся, что французы обстреляют «огненные корабли» из пушек, а их экипажи погибнут. «Если вам не терпится умереть, это ваше дело. Мой долг велит мне позаботиться о жизнях моих подчиненных и не подвергать экипажи „огненных кораблей“ опасности».

Нетрудно представить, насколько сложны были отношения между этими двумя людьми. Один был чрезвычайно импульсивен, а другой чрезмерно осторожен. К тому же Гамбьер не мог смириться с тем, что Кокрейну предоставлены особые полномочия. Гамбьер говорил Кокрейну, что проход между островом Экс и Бойярским мелководьем очень опасен. Гарнизон острова Экс составлял две тысячи человек, но данные разведки убеждали Кокрейна, что крепость «недостаточно укреплена».

11 апреля, когда усилился ветер, а на море поднялись волны, Кокрейн решил, что пора выступать. Это были самые подходящие условия для взрыва «огненных кораблей». Трудность состояла в том, что их нужно было вести против ветра и течения. Гамбьер благоразумно держался в восьми милях от побережья. Кокрейн вечером 11 апреля отправился на первом из трех «кораблей-взрывателей» к гигантскому двухмильному деревянному бону, защищавшему французский флот. Тяжелые цепи, свисавшие с бревен до самого дна, удерживали боны на месте. Кокрейн зажег запал, когда до бонов оставалось примерно десять минут хода. Затем он прыгнул в гичку [8]8
  Быстроходная узкая легкая гребная шлюпка. – Ред.


[Закрыть]и поплыл прочь. Через сто ярдов он вдруг вспомнил, что на корабле осталась собака – его талисман. Матросы стали грести назад. Кокрейн поднялся на борт корабля и схватил собаку. До взрыва оставались считанные минуты. Кокрейн и его люди изо всех сил навалились на весла. Они плыли против течения. Через несколько мгновений раздался мощный взрыв. Осколки и шрапнель пролетели над головами Кокрейна и его команды и упали в море прямо за ними. Так что если бы они не задержались, спасая собаку, то наверняка бы погибли.

Наблюдатель с одного из кораблей Гамбьера докладывал, что небо осветила огромная вспышка, «от одновременных взрывов вверх поднялось огненное облако». Кокрейн и его товарищи, плывшие в маленькой лодке, едва уцелели после толчка, который потряс море. «Море трясло, будто при землетрясении», – писал очевидец. Лодку поднимало «как пробку и бросало на гигантские волны». Казалось, они обречены на неминуемую смерть. Но каким-то невероятным образом лодка осталась на плаву. После этого «вновь стало тихо и темно, и только бушующее море противостояло людям». Через мгновение еще один огненный шар осветил ночное небо. Это второе «судно-взрыватель» столкнулось с остатками бонов. Третье судно не загорелось.

Только четыре «огненных корабля» смогли пройти через залив и проникнуть на якорную стоянку французских кораблей. Они взорвались один за другим. Капитаны флотилии Гамбьера вели «огненные корабли» на расстоянии в полторы мили. Это было слишком большое расстояние, поэтому многие «огненные корабли» прошли мимо пролива.

Но и четыре «огненных корабля», достигших цели, вызвали панику на французских кораблях, плотно стоявших на якорной стоянке. Французы подумали, что это те самые корабли, которые только что взорвались, и запаниковали. Корабли специально вывели на мель, чтобы люди могли спастись. После отлива они остались лежать, завалившись на борт. Кокрейн ликовал. Теперь французов оставалось только добить.

В 5 часов 48 минут утра Кокрейн просигналил флагману Гамбьера «Калидониэн»: «Половина флота может разбудить врага. Семь (кораблей) на мели». В ответ последовало: «Очень хорошо». Через час рассерженный Кокрейн сигналил вновь: «Одиннадцать на мели». Ответ был тот же. Еще через час Кокрейн доложил: «Только два на плаву». В третий раз прозвучал все тот же ответ: «Очень хорошо».

После отлива французские корабли лежали на мели совершенно беспомощные. Приближающийся прилив предоставлял англичанам идеальную возможность атаковать обездвиженные французские корабли. Гамбьер, однако, не сделал ничего для этого, хотя французский флот полностью находился в его власти. Кокрейн передал сигнал, что хочет войти в залив: «Фрегатов достаточно, чтобы уничтожить врага». Послание Кокрейна было проигнорировано. Позднее он узнает, что его намерение сочли чересчур дерзким. А через два часа после прилива Кокрейн просигналил, что враг «готовится улизнуть». Ответ был неизменен: «Очень хорошо».

Только в 11 часов утра британский флот сдвинулся с места, а затем, пройдя три с половиной мили, вновь бросил якорь. Гамбьер был уверен, что атака будет успешной. Он считал, что больше нет никакой необходимости «рисковать даже самой малой частью флота». Кокрейн негодовал, наблюдая за тем, как французские корабли один за другим вновь встали на воду после прилива, и решил пренебречь приказом своего командующего.

Кокрейн снял свой корабль с якоря, и тот двинулся назад – к каналу Экс-Бойар. Этот маневр был проделан под беспорядочным обстрелом с острова Экс, который очень испугал Гамбьера. Затем «Амперьёз» открыл огонь по трем французским кораблям, все еще сидевшим на мели. Гамбьер продолжал получать с «Амперьёза» послания о помощи. Наконец-то два часа спустя два боевых корабля и пять фрегатов британского флота поддержали усилия Кокрейна.

Четвертый французский корабль был уничтожен, но основная часть французских кораблей сумела уйти. Кокрейн хотел уничтожить французский флагман прежде, чем тот укроется в устье Шаранты, но Гамбьер приказал ему возвращаться. «Вы так превосходно справились со своей задачей, – писал Гамбьер, – потому мне не хотелось бы, чтобы Вы все испортили, попытавшись сделать невозможное». Затем он приказал Кокрейну послать в Лондон отчет об этом бое.

В Лондоне Кокрейну был вручен орден Бани. Также он узнал, что Гамбьер похвалил за начало военных действий в этом бою капитана «огненного корабля» «Мидиэта» Вудриджа, а самого Кокрейна отметили только за его участие в финальной фазе операции. Гамбьер должен был выступить с благодарственным словом в палате общин. Такая честь означала признание заслуг, сравнимых с победами великого Нельсона на Ниле и у Копенгагена. Кокрейн негодовал. Он сказал Мальграву: «Как член парламента, я имею право протестовать, поскольку главнокомандующий не сделал ничего и не заслужил возможность выступать с благодарственной речью. Он не сумел уничтожить французский флот при Эксе, когда у него были для этого все возможности».

Кокрейн отказался от предложения Мальграва занять престижный пост, расценив это как взятку, что, без сомнения, соответствовало действительности. Когда детали этого дела стали достоянием общественности, пресса встала на сторону Кокрейна. «Нэйви кроникл» писала по этому поводу: «Невероятно, что прошло так много времени с момента появления телеграфного послания лорда Кокрейна: „Семь вражеских кораблей на мели, они могут быть уничтожены“ – до того, как требуемая помощь была оказана». Гамбьер настаивал, чтобы военный трибунал оправдал его. В состав трибунала входили старшие офицеры. Многие из них были друзьями Гамбьера. Кокрейн вел себя со свойственным ему напором. Он убедительно доказывал невежественность членов трибунала, тем самым настроив их против себя. Свидетельства сторонников Гамбьера, доказывающие разумность его поведения на море, были основаны на картах морского дна в районе битвы. Эти карты показывали наличие в Экс-Бойяре подводных камней всего лишь в двенадцати футах от поверхности воды. Следовательно, попытка флагмана британского флота пройти через этот район была бы абсолютным безумием.

Однако английский капитан не обнаружил там никаких камней. Кокрейн дрейфовал в этом районе без каких-либо последствий для своих кораблей. Французские карты показывали, что камни находятся на глубине тридцати футов от поверхности. Английские карты были намеренно искажены. Их составили люди, которые никогда не бывали в тех местах.

Гамбьер был оправдан, а Кокрейн, которого прежде уже назвали героем, был скомпрометирован. Его репутация была опорочена. О нем злословили недоброжелатели. Лорд Сент-Винсент заявил, что Кокрейну больше нельзя доверять. Человек, остававшийся в безопасном месте в восьми милях от боя, был осыпан почестями. Человек, сражавшийся в самой гуще битвы, был лишен всего. Сам Наполеон позднее комментировал это так: «Французский адмирал вел себя как полный идиот, но ваш был ему под стать. Уверяю Вас, если бы Кокрейна поддержали, он захватил бы все наши корабли. Они не должны были паниковать при виде ваших „огненных кораблей“. Страх лишил их разума. Они утратили способность защищаться».

Кокрейн был отстранен от командования кораблем «Амперьёз», поэтому не принимал участия в фарсовой экспедиции Уолчерена. Во время своего вынужденного безделья он вновь занялся изобретательством: улучшил конструкцию «кораблей-взрывателей», которые затем назвали «кораблями-минометами»; разработал «серные корабли», «зловонные корабли» – на них использовали древесный уголь и серу. В нужный момент эту смесь поджигали. Ядовитые испарения, по замыслу Кокрейна, должны были поражать солдат противника сотнями.

Не оставил он и свою борьбу с коррупцией на военно-морском флоте. Даже поехал на Мальту, чтобы разоблачить там деятельность «призового суда». Этот орган, имевший отношение к распределению денежных наград, возглавляли два чиновника – маршал и поверенный, которые были уполномочены контролировать служебную деятельность друг друга. Дональд Томас, один из биографов Кокрейна, писал:

«Прибыв на Мальту, Кокрейн обнаружил, что обе должности, маршала и поверенного, занимает один и тот же человек – мистер Джексон. Он же получал и две зарплаты. Мистер Джексон весьма энергично и абсолютно законно накапливал состояние, получая зарплату за визиты к самому себе, чтобы попросить самого себя подписать повестку в суд или другие юридические документы, а также за то, что давал согласие самому себе сделать это. Он платил сам себе за составление документов о купле-продаже с самим собой и за принесение присяги самому себе. Еще более необычным было то, что документы, которые он просил сам себя составить, были адресованы ему же самому. Как выяснил Кокрейн, Джексону было предписано консультироваться с самим собой так часто, как это было необходимо, а обманутые клиенты платили за каждую такую консультацию несколько фунтов из своего кармана».

Кокрейн потребовал, чтобы ему показали реестр услуг. И тут увидел, что реестр прикреплен булавкой к обратной стороне двери. Кокрейн взял его в руки и тут же был арестован. Ему предложили внести залог за свое освобождение. Он отказался и был заключен в городскую тюрьму, где развлекал друзей по несчастью. Через некоторое время Кокрейну удалось бежать. Он подпилил решетку и по веревке спустился вниз. Тюремщика «намеренно подпоили». Он был в восторге, увидев убегающего Кокрейна. Аналогичные чувства испытывали после его побега и власти Мальты.