Текст книги "Освободители"

Автор книги: Роберт Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

ГЛАВА 16 ПОТОСИ

Начался 1825 год. Казалось, для Боливара уже нет ничего невозможного. Но проблемы все-таки были. Сукре предпринимал усилия, чтобы Верхнее Перу, где преобладало индейское население, отделилось от Буэнос-Айреса, которому оно было официально подчинено. 9 февраля Сукре провозгласил самоуправление в Верхнем Перу. Поначалу Боливар рассердился на своего фаворита. Его поступок мог разозлить и аргентинцев, и перуанцев: до 1776 года вице-королевство Верхнее Перу было частью провинции Перу. Однако прошло немного времени, и Боливар смягчился. В мае того же года он по-отечески написал Сукре, заявившему о своем желании сложить полномочия: «Мой дорогой генерал, выполняйте свой долг, воспользуйтесь удачей, которая сама идет к Вам в руки… Для Вас нет ничего невозможного. Не позволяйте изменчивой фортуне управлять собой… Помните, я люблю Вас как сына и всегда рад Вашей славе».

15 апреля Боливар выехал из Лимы в окружении самых верных друзей. В их число входили О’Лири и старый добрый наставник Боливара Симон Родригес. Так начался триумфальный поход в горные районы его нового владения – древней империи инков. Мануэлиту оставили дома. Это очень рассердило ее.

Слухи о незаконном происхождении Боливара дали повод представителям высших классов Лимы презрительно называть его Эль Самбо. [5]5
  Метис (исп.).


[Закрыть]Для индейцев же он был таким же белым и таким же аристократом, как любой испанец. Кроме того, он был их героем. Они повсюду встречали его с благоговением. По традиции такие приемы устраивались завоевателям или представителям власти, чтобы задобрить их и отвести угрозу убийств и грабежа. На этот раз люди, без сомнения, выражали искреннюю радость, приветствуя завоевателя, который пришел к ним как покровитель.

25 июня, через два месяца после отбытия из Лимы, процессия достигла Куско. В этой красивой горной долине, расположенной на высоте десяти тысяч футов, Боливара ждал радушный прием. О’Лири описал это событие: «Из окон и с балконов на головы всадников сыпался цветочный дождь, падали лавровые венки. Их бросали девушки Куско. Вместе с цветами вниз летели медальоны. В Арекипе отцы города подарили Боливару лошадь с седлом, отделанным золотом, и золотой уздечкой, а также золотые ключи от города. После торжественного благодарственного молебна, который проходил в кафедральном соборе, Боливар отправился в городское собрание. Там самые знатные дамы города преподнесли ему корону, украшенную бриллиантами и жемчугами».

Именно в Куско Боливар издал декрет, обрадовавший миллионы его подданных. Однако прежние правящие классы Лимы не одобрили его.

В долинах Анд тропический климат препятствовал культивированию растений. На горных плато испепеляющее солнце днем, холодные ночи и разреженный воздух не позволяли жить и выращивать урожай. Но инкам удалось решить эту проблему. На склонах горных плато они сделали террасы и сеть водных каналов. Проложили дороги. Создать все это можно было только в результате всеобщих усилий. Общественная организация инков была основана на принципах строгой иерархии и взаимодействия. Инки с легкостью приняли испанскую систему колониального контроля. Испанцы использовали для надзора за индейским населением местных надсмотрщиков, которых здесь называли касикес. Такая система надзора еще больше увеличивала рабское угнетение индейцев. Принудительный труд использовался на золотых, серебряных и оловянных шахтах.

В Южной Америке традиционно жевали листья растения коки. Это подавляло чувство голода и препятствовало истощению. Испанцы поддерживали этот обычай и способствовали обширному культивированию растения коки в тропических долинах, где погибали тысячи индейцев.

Декрет Боливара отменял институт ненавистных надсмотрщиков-касикес. Отныне труд любого работника можно было оплачивать только наличными деньгами. Все работники находились в равных условиях, которые устанавливали рыночные отношения. Принудительный труд был отменен. Трудовые отношения стали свободными и должны были соответствовать контрактам.

Боливар объявил программу земельных преобразований, которые предусматривали передачу всех культивируемых земель тем фермерам, которые их обрабатывали. Все общественные земли следовало поделить между безземельными крестьянами. Несмотря на то что на практике многие реформы Боливара были отложены на более поздний срок, они снискали ему уважение индейцев, которые стали почитать его как бога и перевоплощение вождя инков.

Находясь в Куско, Боливар вновь дал повод для слухов о своих романтических приключениях. На этот раз его мишенью стала самая известная женщина в городе – Франсиска Субьягаде Гамарра, жена префекта Куско, будущего президента Перу. Она была властной женщиной, с повадками командира. За это в городе ее прозвали Марискалой (Маршальшей). В детстве Франсиска была лишена родительской любви. Ее воспитывали как монахиню. Огромный нос, большие выразительные глаза на широком лице, густые каштановые волосы, широкая кость – все это делало Франсиску похожей на мужчину. У нее были низкий голос и властные интонации. «Я должна была скрыть слабости своего пола, подражая мужчинам», – признавалась она одному из своих друзей. Молодой офицер, увлекшийся ею, услышал от нее такие слова: «Оставь свои вздохи, сентиментальные слова и романсы для девушек. Меня трогают только звуки пушек, речи, произносимые в конгрессе, и восторги людей, когда я иду по улице».

Боливар и Марискала одинаково увлекались политикой. Они могли часами говорить на политические темы. И все же Марискала не принадлежала к тому женскому типу, который так любил Боливар. Их связь длилась недолго, даже короче, чем обычно бывало у Боливара. Она так рассердилась, когда Боливар порвал с ней, что поведала о подробностях их отношений своему мужу. Тот, как и многие аристократы Лимы, стал одним из самых ярых и могущественных врагов Боливара.

Освободителю пяти стран вдруг представился шанс еще больше увеличить свою славу. Это напоминало историю об искушении Христа. Боливара позвали еще выше в горы. У его ног лежала гораздо большая территория, чем прежде. Он знал, что в Бразилии в это время правил независимый император дон Педру I. Бразилия, воспользовавшись анархией, царившей в Аргентине, оккупировала восточное побережье Рио-де-Ла-Плата. Теперь это территория современного Уругвая. Бразилия была готова захватить Верхнюю Аргентину, где протекали две большие реки – Парана и Парагвай. Они впадали в дельту Ла-Платы.

Правительство Буэнос-Айреса направило к Освободителю свою миссию. Она просила Боливара о помощи в оказании сопротивления притязаниям Бразилии. Бразилия была монархической страной. Она мешала демократическим реформам Боливара. Он был уже у цели, свершение его заветной мечты – аннексия Аргентины – казалось делом ближайшего будущего. Еще важнее, что континент находился на грани войны между бывшей португальской колонией Бразилией и остальной испаноговорящей Америкой. Боливар написал Сантандеру, прося разрешения на ввод его войск в Аргентину: «Цезарь в Галлии угрожал Риму. Я в Верхнем Перу угрожаю всем заговорщикам Америки. Только так я могу спасти ее республики. Если я сдам свои позиции на юге, завоевание Перу потеряет смысл. Император Бразилии отберет себе Ла-Плату и Верхнее Перу». Сантандер, должно быть, подумал, что Боливар сошел с ума.

Испания была побеждена. Теперь Боливару противостоял другой враг – Бразилия с ее имперскими претензиями. Однако даже на вершине славы Боливару хватило мудрости придерживаться позиции нейтрального союза с Британией. Как он и предполагал, англичане поддерживали бразильский экспансионизм.

В феврале Сукре обнародовал свое заявление о независимости Верхнего Перу. Боливар был раздражен. Однако уже в мае он вынужден был признать независимость этого государства. 19 августа 1825 года на пустынном берегу озера Титикака Боливар встретился со своим талантливым протеже. Верхом они вместе отправились в город Ла-Пас, расположенный в живописном каньоне между высоким горным плато и заснеженными вершинами горного хребта. Конгресс Верхнего Перу принял решение назвать новое независимое государство Боливией – в честь Освободителя Южной Америки. В Ла-Пасе Боливар дал на это согласие. Тем самым Сукре нашел хитрый способ склонить Освободителя снисходительно отнестись к нарушению закона. Боливар выслушал его похвалы, но руководство Боливией принять отказался, возложив его на Сукре.

Проведя месяц в Ла-Пасе, Боливар вновь отправился в Потоси – второй после легендарного Эль-Дорадо город Испанской Америки. Серебро, добываемое в Потоси, обеспечивало богатство Испании. Это богатство и стало в конце концов причиной упадка Испанской империи. В Потоси Боливара ожидал еще один торжественный прием. Индейцы танцевали вокруг него. Их дети спускались с гигантской триумфальной арки в облаках дыма и осыпали Боливара цветами. Взрывались фейерверки. В Потоси Боливар произнес одну из самых знаменитых речей:

«Мы испытываем огромную радость, глядя на миллионы людей, вновь обретших свои права после долгих лет настойчивой борьбы. Я стою на серебряной горе Потоси, чьи несметные богатства на протяжении трех столетий пополняли казну Испании. Но все эти богатства ничто по сравнению с честью поднять здесь, на вершине горы, победоносное знамя нашей свободы, принесенное с горящих берегов Ориноко. Вся планета восхищается и завидует нам».

Примечательно, что именно в этот момент Боливар подчеркнул, что он освободитель и революционер, а только потом диктатор всего континента, но уж совсем не император. Стоит ли сомневаться, что в то время он считал себя единственным гарантом свободы на Южноамериканском континенте. «Мне было уготовано судьбой снять с них цепи, и от этого выиграл почти весь мир», – писал Боливар. Освободитель лелеял идею о провозглашении его «Инкой» по примеру несчастного Тупака Амару, тогда он начнет войну с привилегиями по всему континенту.

Боливару часто ставят в вину, что он не совершил настоящий социальный и экономический переворот. На самом деле это как раз делает ему честь. Старая элита была все еще сильна. Цена социального переворота оказалась бы настолько высокой, что могла привести к краху. Боливару удалось уберечь свой народ от этого.

Он спустился вниз с горы Потоси и объявил, что повсюду будут торжествовать идеалы свободы и законы конституционного правления. Боливар с давних пор стремился преодолеть в себе природные недостатки, но порой худшие черты его натуры брали верх. Борьба за свободу, тяготы жизни воспитали в нем выдержку и рассудительность. Потоси стал определяющим моментом в его работе над собой.

Боливару исполнилось всего сорок два года. Он мечтал добиться еще большей славы и большей политической свободы. Новые задачи и новые земли манили его. Перед его мысленным взором лежала огромная территория Аргентины. В Потоси он принял генерала Альвеара, аргентинского лидера, искавшего у Боливара поддержки для борьбы с Бразилией. Альвеар сказал ему, что война между Бразилией и Аргентиной неизбежна. Мало того – бразильские войска уже движутся к провинции Боливия. Загнанный в угол, Боливар был вынужден объявить войну. Он вновь обратился к Сантандеру, буквально умоляя его отдать приказ о выступлении войск на помощь аргентинцам. Однако по законам Колумбии ее войска не могли быть использованы для этой цели. Тогда Боливар заявил, что пойдет во главе перуанских войск. Педантичный Сантандер ответил Боливару, что как президент Колумбии он должен испросить разрешения на использование армии у конгресса.

Боливар сделал вид, что не заметил заявления Сантандера. В хорошем настроении он готовился выступить на Ла-Плату, аргентинский город на южном берегу эстуария Плата. «Он больше не походил на воина. Боливар был сама любезность. Даже в его манере одеваться произошли перемены. Он сменил военные ботинки на красивые туфли и сбрил усы» – так описал его один из современников. Боливар вновь шел навстречу неизвестности.

Перед отъездом он написал Мануэлите и предложил ей следовать за ним. Ее ответ был противоречивым: «Я сейчас прекрасно себя чувствую, хотя и больна. Долгая разлука убивает любовь. Разлука способна подогреть только сильную страсть. Наша любовь погибла в разлуке, но свою страсть к тебе я сохранила. Мое благосостояние также в полном порядке. Так будет до тех пор, пока Мануэла жива. Я покину город 1 декабря. Я еду, потому что ты зовешь меня. Но пожалуйста, не заставляй меня потом возвращаться в Кито. Я предпочту умереть, чем вернуться туда с позором».

Своему мужу, доктору Торну, Мануэлита написала жестокое письмо:

«Оставь меня, мой возлюбленный англичанин. Давай поживем как-нибудь иначе. На небесах мы встретимся снова, но на земле больше никогда. Ты думаешь, я шучу? Тогда ты будешь сильно разочарован. В поднебесном королевстве мы проживем ангельскую жизнь в полнейшей духовной гармонии, а на земле ты невыносим. Опять все будет по-английски. Однообразная жизнь подходит только англичанам. Я имею в виду любовь. Что же касается всего остального, то англичане непревзойденные коммерсанты и мореплаватели.

(Англичане) не умеют любить, наслаждаясь. Их речь лишена изящества, а походка – легкости. В их речах нет уважения. Они встают и садятся осторожно, общаются без смеха. Все это, конечно, формальности, но только не для меня, несчастной смертной, которая смеется над собой, над тобой и над всеми этими английскими серьезностями. Как же плохи дела на небесах!»

Мануэлита была неукротима. И в этом очень похожа на Боливара. Он не мог ни оставить ее, ни быть с ней вместе все время. «Так сделайте же с ней что-нибудь, – сказал он одному из своих подчиненных. – Она настоящая идиотка. Вы же знаете ее не хуже меня».

По пути в Ла-Плату Боливар узнал, что Бразилия пыталась аннексировать Восточный Берег. Аргентина объявила ей войну. Бернардино Ривадавия, лидер аристократической партии Аргентины, был избран главой ее правительства. Ривадавия обратился к британскому послу в Буэнос-Айресе Вудбайну Паришу с просьбой повлиять на бразильцев. Ривадавия предупредил Париша: если Англии не удастся усмирить Бразилию, Боливар способен начать тотальную войну республиканцев против аристократии и монархических форм правления, включая и Великобританию. Паришу хватило ума проинформировать об этом министра иностранных дел Каннинга. Париш сказал Джорджу Каннингу, что рассматривает заявления Ривадавии как «личное оскорбление» Боливару. Британцы сообщили аргентинцам, что Бразилия готова вывести свои войска из Восточного Берега, если регион будет признан независимым буферным государством. Идею буферной зоны предложили англичане. Ривадавия неохотно согласился. Так при содействии Британии было образовано новое государство – Уругвай.

ГЛАВА 17 ПЕРЕЛОМ

Война между Аргентиной и Бразилией была предотвращена. В миссии Боливара больше не было нужды. Вскоре пришли новости о событиях в Колумбии. Страна раскалывалась на две части: Новую Гранаду и Венесуэлу. Создалась угроза гражданской войны. Паэс, правивший в Венесуэле, умолял Боливара вернуться: «Ситуация, сложившаяся в стране, очень напоминает Францию в то время, когда Наполеон уехал в Египет. Лидеры революции, поняв, что правительство погибнет, если попадет в руки толпы, призвали его обратно. Сейчас Вы вполне можете повторить слова великого Наполеона: „Заговорщики угрожают существованию нации. Давайте спасем ее“».

Боливар дал Паэсу высокомерный ответ: «Колумбия – не Франция, я – не Наполеон… Титул Освободителя выше всех других титулов, которым могли удостоить человека. Я не могу даже допустить мысли, что откажусь от него». Заботливая Мария Антония, сестра Боливара, предупреждала его: «Я с радостью жду того дня, когда ты появишься здесь со своими войсками… Этой стране очень недостает тебя. Здесь много политических фракций и много злоупотреблений, но, когда ты будешь здесь, все наладится. Они посылают комиссию к тебе, чтобы предложить корону. Отнесись к этому мерзкому предложению, как оно того заслуживает. Постарайся, не повторяя ошибок Европы, положить конец существованию многочисленных фракций. Не забывай о том, что ты сказал в Кумане в 1814 году: „Я стану Освободителем или умру“. Это твое звание. Оно возвышает тебя над другими людьми и освещает тебя славой, за которую ты так дорого заплатил. Не доверяй тем, кто предлагает корону: они роют тебе могилу. Вспомни Бонапарта, Итурбиде и многих других известных людей. Я всегда знала тебя как умного человека и верю, что ты неспособен сделать нечто подобное. Если бы я не желала тебе счастья, то не стала бы говорить с тобой об этом… Приезжай поскорее! Я жажду увидеть тебя и твои войска. Здесь пусто, пусто… Я подготовлю к твоему приезду дом. Но чьим будет этот дом – моим, твоим или еще чьим-то?»

Боливар вернулся в столицу Боливии – Чукисаку (позднее этот город получит название Сукре). Ему опять был оказан пышный прием со множеством подарков. Среди них была сабля с ножнами, украшенными тысячью четыреста тридцатью тремя бриллиантами. А рукоятка ее была сделана из чистого золота. Через месяц, совершив тяжелый переход верхом на лошадях, Боливар прибыл в прибрежный город Танка. Оттуда морем он отправился в Лиму. В феврале 1826 года он достиг своей цели. В Лиме Боливара уже ждала его великолепная, яростная Мануэлита.

Прежде чем вернуться в Колумбию, Боливар хотел наладить государственное правление в созданных им и Сукре республиках Перу и Боливии. Конституция, написанная им для Боливии, стала моделью и для Перу. Боливар хотел, чтобы эта конституция стала законом для конфедерации всех освобожденных территорий.

Боливар вкратце изложил свою идею Сантандеру. Это было ошибкой. Боливар предполагал стать пожизненным президентом одной из конфедераций. Вице-президентом и преемником намечал назначить Сукре, а не Сантандера. Неудивительно, что Сантандер, и прежде недолюбливавший Боливара, теперь из политического противника превратился в его ярого врага. Молодой храбрец Сукре был симпатичен Боливару гораздо больше Сантандера. Сукре заслужил уважение Боливара, поскольку внес значительный вклад в освобождение Боливии, Перу и Эквадора. Именно Сукре, считал он, является тем человеком, который может объединить эти страны в конфедерацию.

Конституция Боливии и ее слегка измененная модификация, предназначенная для Перу, содержала много старых идей Боливара. Конгрессы Ангостуры и Кукуты однажды уже отклоняли их. Конституция предполагала выборное собрание на основе имущественного ценза. Президент назначался пожизненно, в его руках было сосредоточено много власти. Вся государственная система замыкалась на президента. Конституция предполагала также создание «коллегии цензоров» (что-то вроде верховного суда), в которую входили бы самые достойные представители общества.

Идея пожизненного президентства, противоречивая и явно антилиберальная, на самом деле была компромиссом между либералами, исповедующими радикализм XVIII столетия, и старой концепцией абсолютной монархии, выработанной Бурбонами. Либералы стремились соединить демократические формы правления с сильной исполнительной властью. Этот эксперимент, где бы он ни проводился, приводил к печальным результатам: анархии, гражданской войне и в конце концов восстановлению диктаторских методов правления. Так же произошло в Аргентине и Венесуэле времен Первой республики.

Вот что писал сам Боливар о своей конституции: «Президент республики должен иметь крепкую позицию в центре. Он должен быть как Солнце, дающее жизнь Вселенной. Верховная власть должна быть перманентной, потому что выборная система – в большей степени, чем любая другая, – нуждается в прочном центре, вокруг которого вращаются государственные чиновники и граждане страны, все люди и вещи. Если народ хочет быть свободным, он должен иметь сильное правительство, способное избавить его от анархии и злоупотреблений людей, находящихся у власти. Огромные просторы нашего континента делают невозможным установление монархической формы правления. Пустыни располагают к независимости (духа)». Это была красивая формулировка, но общественный институт, который он хотел создать, был абсолютно недееспособен.

Боливар не отличался постоянством взглядов. В документе, направленном виконту Мельвилю, первому лорду адмиралтейства, в марте 1825 года он писал:

«Вы можете сказать, что я всегда был врагом монархического строя. Напротив, я думаю, что монархия – основа респектабельности и благополучия новых наций. Если британский кабинет выступит с предложением об установлении постоянного правительства – и это будет монархия или монархии Нового Света, – они найдут в моем лице убежденного сторонника, всегда готового поддерживать суверенную Англию на троне.

Я знаю: обо мне говорят, будто бы я хочу стать королем. Это не так. Я никогда не надену корону. Когда я увижу эту страну счастливой под управлением сильного правительства, то удалюсь на покой…

Титул короля в первое время скорее всего не будет популярен в Южной Америке. Индейцы слишком сильно любили своего „Инку“. Эта порабощенная и жалкая страна до сих пор произносила имя короля только в связи со своими несчастьями и жестокостями испанцев… Демократия привлекательна для этого народа. Теоретически в этой стране вполне возможно установление демократического правления, которое отменит все наследственные различия. Но Англия является для нас примером. Вашу нацию, управляемую королем, палатой лордов и палатой общин, уважают значительно больше тех, что гордятся своим равенством, но мало делают для государства. Я очень сомневаюсь в том, что настоящее положение продлится в Соединенных Штатах слишком долго… Если бы нам нужно было новое правительство, мы воспользовались бы примером Вашей страны…»

Возможно, это была всего лишь дипломатическая уловка, но вполне вероятно, что этот документ отражал искреннее его желание установить конституционную монархию по примеру британской. Предполагаемый сенат Боливии и Перу должен был строиться по образцу высшей палаты британского парламента. Однако идея наследственной монархии не привлекала Боливара. Последствия трехсотлетней тирании бездарных деспотов из Мадрида были слишком очевидны. В то время Боливар не предполагал, что пожизненное президентство неизбежно приведет к тирании. Это был рецепт диктатуры самого низкого сорта. Боливар верил в то, что схема управления с сильной центральной властью сможет убедить даже тех, для кого республиканское правление – синоним анархии. Законодательная власть и институт цензоров, по мнению Боливара, были достаточным средством контроля за деятельностью президента.

Настоящий реформизм и даже революционность Боливара проявились в его идее равноправия. Ведь это сильно задевало креольскую аристократию и правящие классы, к которым по своему происхождению принадлежал и Боливар и которые поддерживали его. Как мы уже знаем, Боливар добился освобождения Венесуэлы, восстановив против креольской аристократии силы, считавшиеся оплотом монархии, – тех, кто был лишен имущества, бедняков, льянерос, чернокожих, рабов, индейцев и мулатов. В Куско он опять предпринял попытку раскрепостить несчастных индейцев, обеспечив их элементарными правами и собственностью. По конституции Боливара эти права у них не мог отнять даже пожизненный президент.

Его вера в права личности происходила частично из его же концепции естественного права, начало которой положил Руссо. Когда-то Боливар впервые услышал об этом от своего старого учителя Симона Родригеса, которого назначили министром образования Боливии. Однако с ним вышел большой конфуз: развивая теорию естественного образования, Родригес однажды пришел в класс абсолютно голым. Отчасти вера Боливара в права человека была связана с тем, что когда-то его лишили имущества. И конечно же, он всегда помнил о народе, который повсюду на континенте приветствовал и поддерживал его, боролся за него и совершил под его руководством революцию.

Позиция Боливара в вопросе о правах человека была неизменной. Он писал: «Я учреждаю конституцию, которая аннулирует рабство и все привилегии». И затем: «Я сохранил основной принцип: равенство (прав перед законом, а не экономическое равенство). Без этого погибнут все гарантии и все права. Ради этого мы должны пожертвовать всем». Бывший лейтенант армии Боливара Перу де Лакруа объяснял эти идеи Боливара так:

«Я слышал, как он несколько раз говорил о том, что государство, в котором существует рабство, должно быть ликвидировано. Также необходимо отменить систему, при которой человек находится под гнетом не только мэров и приходских чиновников, но и двух-трех магнатов в каждом приходе. В больших городах та же самая картина, с той лишь разницей, что здесь намного больше хозяев, потому что существуют еще церковники и доктора.

Свобода и гарантии существуют только для этих людей и для богатых, а не для народа, чье рабство ужаснее даже положения индейцев. Конституция Кукуты сохранила рабство. Рабство может быть сохранено многими либеральными конституциями. В Колумбии существовало неравенство социального положения, работы и богатства. Аристократия угнетала народ. Самая деспотичная аристократия – это европейская аристократия по рождению и титулам. Так или иначе, к привилегированным слоям общества относятся также церковники, врачи, адвокаты, военные и политики.

Даже если они говорят о свободе и гарантиях прав, это относится только к тем, кто заявляет о них, а не к простому народу, который, по их мнению, должен остаться угнетенным. Они хотят, чтобы равенство подняло их и уравняло с наиболее могущественными членами общества, но они не хотят уравниваться с низшими классами общества, которых всегда считали слугами – вопреки своей либеральной демагогии».

Боливар с презрением относился к среднему классу. Его радикальные взгляды позволяют считать его самым революционным политиком континента. Даже в сегодняшней Латинской Америке, где во многих странах большинство людей остаются гражданами второго сорта, Боливара называют левым центристом. Равенство, которое он провозглашал, никогда не было экономическим равенством в марксистском понимании. Боливар говорил о правах и свободах, а не о деньгах и собственности. Нет ничего удивительного в том, что Боливар стал героем для простых людей Латинской Америки. Культ Боливара существует на всем континенте. Несмотря на это, Боливар был элитистом. Он понимал, что неграмотные люди не могут управлять страной. Но отсутствие образования не должно лишать человека гражданских прав, тем более обрекать его на рабство. Одной из самых главных целей правительства должна была стать защита гражданских прав каждого человека. Взгляды Боливара были сродни представлениям английских и французских социальных реформаторов.

Конституцию, созданную Боливаром, называют самой либеральной конституцией в мире и «самым выдающимся философско-политическим произведением в истории Латинской Америки». Она обеспечивала гражданские свободы, свободу высказываний и прессы, право выбора работы, свободу политических течений и равенство перед законом. Конституция Боливара отменяла рабство, гарантировала исполнение закона и вводила суды присяжных.

Двое англичан, полковник Фергюсон и Бедфорд Уилсон, отвезли текст конституции из Лимы в Чукисаку. За девятнадцать дней они проехали тысячу восемьсот миль по горным дорогам Анд. В Чукисаке конституция была принята. Сукре избрали президентом. Однако сам Сукре не соглашался на пожизненное президентство – он настаивал на двухлетнем сроке.

Еще одним вкладом Боливара в дело построения государства стал Панамский конгресс. Он собрался в июне 1826 года. Конгресс был призван решить спорные вопросы между молодыми латиноамериканскими государствами, наладить сотрудничество между ними и принять совместные декларации о поддержке странами Латинской Америки независимости и демократии. Панамский конгресс никогда не ставил перед собой цели объединить все латиноамериканские государства в одно, хотя есть люди, которые ему это приписывают. Боливар знал, что это невозможно. К тому времени, когда собрался Панамский конгресс, эта идея уже перестала быть актуальной.

Аргентина отказалась от участия в конгрессе. Причиной тому была потеря Боливии (бывшего Верхнего Перу). Своим отсутствием Аргентина выражала также протест против доктрины Монро, объявленной Соединенными Штатами вслед за заявлением их президента в декабре 1823 года.

Чили также не прислала своих представителей. Бразилия заняла непонятную позицию. Она заявила, что сможет прибыть на конгресс только в качестве нейтрального государства. Таким образом, свое согласие на участие в конгрессе дали только Колумбия, Перу и Центральная Америка. Приезд мексиканской делегации оставался под вопросом.

На Панамский конгресс были приглашены Соединенные Штаты и Великобритания. США по внутренним причинам не прислали своего делегата. Все ограничилось тем, что приемный сын первого президента Америки Джорджа Вашингтона послал Боливару золотой медальон с прядью волос его отца. Также Боливар получил письмо от Лафайета.

Конгресс нейтрализовал амбициозные планы Боливара по объединению латиноамериканских вооруженных сил. Он принял шесть основных принципов сотрудничества: нейтралитет и сосуществование, признание доктрины Монро, необходимость международного арбитража в спорах между членами союза, отмена рабства, признание национального суверенитета членов союза, гарантии всех этих принципов. Эти принципы и сегодня продолжают регулировать отношения между латиноамериканскими странами. Они эффективно устраняют трудности, возникающие между ними. В основном из-за возражений мексиканской стороны конгресс не поставил перед собой общедемократических и республиканских целей.

Боливар считал, что Панамский конгресс не удался. На нем были представлены далеко не все страны континента. Конгресс также не смог обсудить все намеченные Боливаром вопросы. И все-таки это был шаг в будущее, даже больше того. Конгресс обозначил основы будущего существования молодых латиноамериканских государств. После провала захватнических наполеоновских планов и падения Испанской империи только два государства могли заполнить вакуум власти, образовавшийся на континенте, – Соединенные Штаты и Великобритания. Британия не сумела извлечь выгоду из симпатий к ней новых правителей Латинской Америки. По мнению многих из них, Англия представляла собой образец свободы и стабильности, которому они хотели подражать. До прихода в министерство иностранных дел Британии Каннинга испано-американская политика этой страны была то пренебрежительной и приспособленческой, то явно колониальной. Последняя была связана с именем Бересфорда.