Текст книги "Восхождение самозваного принца"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 14
НЕ ОДНО И ТО ЖЕ

Маркало Де'Уннеро долгим взглядом окинул видневшееся вдали селение. Они с Садьей решили перебраться на зиму в более теплые края. Все эти месяцы жизнь не доставляла им особых хлопот; по правде говоря, за десять лет скитаний Де'Уннеро никогда еще так прекрасно себя не чувствовал. Теперь он не пытался удерживать тигра внутри себя или вовсе отрицать его существование. Певица тоже не делала попыток обуздать зверя своей магической музыкой, ибо это было выше ее сил. Тигр не страшил певицу; наоборот, она даже поощряла иногда его выход на волю.

– Кому охотиться легче? – спрашивала она всякий раз, когда Де'Уннеро колебался, уступить ли натиску тигра.

За последние пару месяцев, опять-таки с помощью Садьи, бывший монах стал относиться к своему проклятию совершенно по-иному. По сути, Де'Уннеро даже начал считать его присутствие своеобразной благодатью. Он мог намного ревностнее исполнять волю Божью, утверждая путь праведности, который столь часто бывает сопряжен с жестокостью. Правда, Де'Уннеро по-прежнему не был в этом полностью уверен, а если и говорил, что верит, то за его словами скрывались вполне реальные опасения. За эти годы он стал настоящим демоном, хотя теперь Садья и ее магическая лютня помогали ему увидеть другую сторону тигра и сделать вспышки жестокости более управляемыми.

Маленькой певице своей музыкой и пением без труда удавалось отвлекать тигра от себя, направляя его взгляд в лес, где зверя ждала более подходящая добыча.

Голодная зима им не грозила.

Но несмотря на все это, несмотря даже на растущую надежду (если не сказать, уверенность), что смертоносные когти тигра являются его благодатью, несмотря на постоянные заверения Садьи, что она и ее волшебная лютня способны управлять зверем, Маркало Де'Уннеро ощущал всю тяжесть шага, который решился предпринять. Он смотрел на незнакомую деревню, раскинувшуюся на холме. Рано или поздно и ее может постичь участь деревни Миклина. Зоркие глаза бывшего монаха различали фигурки деревенских жителей, занятых своими повседневными хлопотами.

Перед мысленным взором Де'Уннеро промелькнула другая картина. В один из недавних вечеров, когда после любовного соития он и Садья сидели у костра, поддерживая пламя, певица наигрывала на своей лютне какую-то простую нежную мелодию. Все вокруг дышало покоем и красотой, как вдруг Де'Уннеро почуял запах оленя, которого преследовали волки. Потом он услышал их вой. И сразу же тигр-оборотень, почуяв добычу, предпринял попытку вырваться наружу.

Бывший монах крепко запомнил это звериное ощущение голода. Он помнил, как потом повернулся к Садье. Обнаженное тело певицы было едва прикрыто наброшенным на плечи покрывалом. Она держала в руках лютню. С какой легкостью Де'Уннеро мог бы вонзить зубы и когти в ее нежную плоть! Одно движение когтистой лапы – и он напился бы ее теплой сладковатой крови! Певица уловила состояние своего друга, но не растерялась. Она заиграла мелодию, которая всегда успокаивала Де'Уннеро, заставив его отвести взгляд от ее тела. Женщина отвела от себя и тигра, послав зверя охотиться вместе с волками за несчастным оленем. Потом Садья уверяла, что невзирая на внезапное появление тигра, она всегда сумеет отогнать его прочь.

Но бывший монах понимал (и сейчас, рассматривая деревню на холме, он понимал это еще острее): она не в состоянии помочь ему обуздать тигра. Если зверь появится, снедаемый жаждой нового убийства, Де'Уннеро будет вынужден ему это позволить. Только так он еще может управлять оборотнем.

Вот оно – гнетущее напоминание, чем в действительности является тигр-оборотень. Никакое это не благо; это его проклятие. Разве Садья своим пением защитит беспомощных жителей деревни, если зверь вырвется наружу?

– Я сумею помочь, – сказала женщина, подойдя к нему и положив голову на плечо. – Ты должен верить в меня, мой любимый.

Два ее последних слова сильно взволновали Де'Уннеро. Мой любимый. Он никогда не ожидал услышать таких слов от женщины! В двадцатилетнем возрасте он вступил под своды Санта-Мир-Абель, беспрекословно приняв обет безбрачия. Его немало удивило, что скрытая от посторонних глаз жизнь монахов абеликанского ордена была далека от целомудрия, и Де'Уннеро приходилось время от времени слушать рассказы об их приключениях с доступными женщинами. Эти рассказы не будоражили его: Де'Уннеро понимал, что подобные отношения не имеют ничего общего с любовью. Всего-навсего совокупление тел – ответ на призыв плоти, стремление к удовлетворению своей похоти, не более.

После нескольких первых любовных слияний – почти безумных в своей страстности – Де'Уннеро думал, что их отношения с Садьей будут напоминать тайные утехи монахов. Певица была исполнена желания; ее глаза бешено сверкали, а тело с голодным неистовством отвечало на его ласки.

Но Садья обладала и совсем другими качествами. Де'Уннеро узнал о ее нежности и рассудительности, о беспощадном по своей искренности умении видеть и оценивать несовершенство окружающего мира. Однако более всего его привлекала в маленькой певице ее незащищенность. Внешне это никак не проявлялось, и Садья, невзирая на невысокий рост, отнюдь не выглядела хрупкой тростинкой, готовой переломиться от порыва ветра. Но эта женщина раскрыла перед Де'Уннеро свое сердце. Вскоре мгновения их любовной близости превратились в моменты полной открытости и доверия друг к другу. Такого Маркало Де'Уннеро еще никогда не встречал в людях и считал, что подобное состояние можно достичь лишь в молитвенном экстазе.

Плотская любовь, которую он к ней испытывал, казалась Де'Уннеро намного возвышеннее, чем все духовные переживания, испытанные им в Санта-Мир-Абель.

В деревню они входили, взявшись за руки.

Летним утром, когда Эйдриан появился в Фестертуле, неся на своих плечах убитого оленя, он сразу почувствовал, что деревня чем-то взбудоражена. За последние несколько недель он нечасто наведывался сюда, но никогда еще Фестертул так не напоминал потревоженный улей. Даже когда Элин и Казик впервые привели Эйдриана в деревню, жители отнеслись к этому куда спокойнее.

– А-а, да ты никак тащишь нам оленя? – закудахтал один из приятелей Румпара, присутствовавший при поединке Эйдриана с трактирщиком. – А тут, знаешь ли, объявилась дичь покрупнее!

Юноша окинул его удивленным взглядом, совершенно не понимая, о чем тот болтает.

Не успел он пройти и нескольких шагов, как к нему подскочил маленький мальчишка и вцепился в полу его темно-коричневой блузы.

– Ты их убьешь, правда? – воскликнул малыш.

– Кого это – их? – не понял Эйдриан.

– Никки, иди домой, нечего лезть во взрослые дела! – сердито крикнула с крыльца мать мальчика.

– Кого их? – снова спросил Эйдриан.

Он сбросил свою ношу и непонимающе поглядел на женщину.

– Мало ли чего малец сболтнет! Меня это не касается, – грубо отрезала она и, загнав сына в дом, захлопнула дверь.

Эйдриан покачал головой, затем нагнулся за оленем. Тут он заметил стоящего невдалеке Казика, с которым после поединка с Румпаром он не обменялся и парой слов. Казик дулся на него, и юноша понимал причину этого: сын Элин ему завидовал. Еще бы: Эйдриана жители деревни уважали и считали взрослым, тогда как он по-прежнему оставался для них мальчишкой.

– Разбойники объявились, – обронил Казик.

Эйдриана одинаково удивило как то, что Казик с ним заговорил, так и сама новость.

– Разбойники? – переспросил он.

– Откуда-то с юга, – мрачно сказал Казик. – Подстерегли на дороге нескольких человек из Придорожной Яблони. Это в двух днях пути отсюда.

– По слухам, они двинулись в нашу сторону, – вступила в разговор стройная темноволосая и темноглазая девушка, чем-то напоминавшая Эйдриану Бринн Дариель.

– Настоящие головорезы, – проворчал Казик и выразительно поглядел на Эйдриана, явно пытаясь его запугать. – Одного они убили прямо на месте. Вырвали ему сердце и бросили на дороге.

Слова Казика отнюдь не испугали юного рейнджера. Он пару раз забредал в деревню Придорожная Яблоня и как-то даже помог местным охотникам, показав им путь к лужайке, где незадолго до этого видел стадо оленей. Услышав про разбойников, Эйдриан ощутил, как забилось его сердце. Наконец-то он сможет подтвердить, что достоин возложенной на него миссии. Сражение с шайкой разбойников – это вам не разрушение бобровых плотин и не подсказки охотникам, где им искать добычу!

– Отнеси оленя в сарай, – велел он Казику. – Деревенские предводители уже начали собирать отряд для поисков шайки?

– Если бы и начали, тебя бы вряд ли позвали, – насмешливо бросил тот.

– Скорее всего, они решают, как защитить деревню в случае, если разбойники появятся на нашей дороге, – ответила девушка. – Так что очень хорошо, что ты принес оленя.

– Тогда забирайте его, – сказал Эйдриан, оставив им свой трофей.

Вскоре он зашел в трактир и объявил Румпару, что отправляется в сторону Придорожной Яблони на поиски разбойников.

В глазах трактирщика вспыхнул злобный огонек. Румпар так и не простил Эйдриану прошлого унижения и считал, что дерзкий мальчишка хитростью отнял у него меч.

– Тебя убьют раньше, чем ты взмахнешь мечом, – прорычал он в ответ. – А этот клинок – гордость Фестертула, благородное оружие, которым я уничтожил не одну сотню гоблинов и поври, – попадет в руки обыкновенных грабителей. Так что меча, парень, я тебе не дам, а сам, если так уж невтерпеж, можешь отправляться на убой.

Юный рейнджер ответил ему взглядом, исполненным железной решимости. Румпар хорошо помнил этот взгляд; точно так же Эйдриан смотрел на него после того, как выиграл поединок. Сила и уверенность в себе – вот о чем говорили глаза юного рейнджера.

– Я не собираюсь обрывать славную историю этого меча, а лишь продолжу ее, – спокойно ответил Эйдриан.

Забрав оружие, он зашагал по деревне, ловя на себе встревоженные взгляды жителей, шепотом передававших друг другу новость: этот странный Эйдриан собрался охотиться на разбойников.

Он слышал все их перешептывания. Данья – та вообще шипела, как змея:

– Вот дурень, хочет напороться на их ножи, ну так Бог ему судья.

Один рослый и крепкий охотник зашел в своих подозрениях еще дальше:

– Скорее всего, снюхается с этими головорезами и примкнет к ним. Туда ему и дорога!

Эйдриана ничуть не задевала их болтовня. Он даже улыбался, представляя, как те же самые глотки будут приветствовать его, когда он вернется победителем.

Он непоколебимо верил в это. Одна рука Эйдриана лежала на рукояти грубого, плохо сбалансированного меча трактирщика, другой он перебирал свое более могущественное оружие – самоцветы.

Жители Туберова Ручья – маленькой, уединенно стоявшей деревушки – радушно встретили Садью и Де'Уннеро. Правда, кое-кто из местных старух удивленно вскинул брови и неодобрительно зацокал языком, увидев зрелого мужчину с женой, которая была вполовину его моложе.

Садья представилась своим настоящим именем, Де'Уннеро же назвался Калло Крампом. Это сочетание доставляло ему тайное наслаждение. Имя походило на его собственное, он только убрал первую его половину и добавил для звучности еще одно «л». Фамилия Крамп напоминала о самом позорном поступке епископа Палмариса Маркало Де'Уннеро – казни купца Алоизия Крампа. Свое предыдущее имя – Бертрам – бывший монах выдумал, зато фамилия Даль была первым слогом имени покойного отца-настоятеля Далеберта Маркворта. Если самого Де'Уннеро эта игра в имена просто забавляла, у Садьи от восхищения захватывало дух. Она обожала все загадочное и опасное, и очередное перевоплощение Де'Уннеро только подогревало ее ненасытную тягу к приключениям на грани риска.

Неудивительно, что новых обитателей Туберова Ручья забросали вопросами. В самих вопросах не было никакого подвоха или скрытой угрозы. Просто люди в здешней глуши изголодались по новостям. И кто мог лучше удовлетворить их любопытство, чем певица Садья? Чете Крамп дали временное пристанище, пообещав переселить вскоре в старую покосившуюся хижину, владелец которой умер в прошлом году.

И действительно, через пару дней население Туберова Ручья дружно взялось приводить эту хижину в порядок, и к вечеру она вновь приобрела вполне жилой вид.

– Тепло родного дома, – с издевкой в голосе произнес Де'Уннеро, когда они с Садьей остались одни. – Теперь нам непременно начнут тащить все необходимое для устройства уютного гнездышка!

– Тепло зависит от нас, – сказала певица, подмигивая своему возлюбленному. – Даже крестьянская лачуга может оказаться очень привлекательной. Важно не то, где мы находимся, а то, что мы делаем, пока находимся здесь.

Маркало Де'Уннеро не стал отказываться от ее приглашения.

Уже поздним вечером, когда в очаге пылал огонь, а Садья играла и тихо пела о потерянной любви и одержанных победах, Де'Уннеро позволил себе забыть свою обычную настороженность. Он думал о былых завоеваниях и ошибках, размышлял о своем жизненном пути и даже прикидывал, каким может быть новый его отрезок.

Рядом с неукротимым жизнелюбием и интересом к миру его подруги любой путь казался Де'Уннеро реальным, а свои собственные возможности – безграничными.

Но так лишь казалось. Он еще мог подумать, брать или не брать с собой маленькую певицу. Но другой его «попутчик» неотступно последует за ним всюду, куда бы он ни отправился.

Де'Уннеро сосредоточился на песне Садьи и не позволил, чтобы чувство досады завладело им, выталкивая на поверхность темную сторону его натуры.

По расчетам Эйдриана, он проделал более пятидесяти миль и сейчас находился где-то вблизи Придорожной Яблони. До сих пор он не заметил никаких следов разбойников. Дорога на юг по-прежнему оставалась пустынной.

Когда впереди наконец показалась Придорожная Яблоня, разместившаяся в небольшой лесистой долине между двух пологих холмов, Эйдриан свернул на восток. Возможно, рассуждал он, разбойники устроили засаду где-нибудь неподалеку от околицы деревни. Обогнув селение, он вернулся на дорогу и двинулся дальше на юг.

А вот, похоже, и они. Эйдриан довольно улыбнулся, заметив, как в придорожных кустах мелькнула чья-то тень. Он продолжал беспечно шагать, сжимая в одной руке рукоятку меча, а в другой – графит и магнетит. Мысли рейнджера были сосредоточены на графите. Любого, кто попытается на него напасть, встретит удар рукотворной молнии.

Разбойников оказалось более дюжины. С криками они высыпали на него из засады, целясь из луков.

Эйдриан создал молнию, но вместо узкого, целенаправленного пучка пустил ее веером. Над головами нападавших что-то блеснуло, с треском разорвав воздух.

Большинство лучников попадали на землю, а когда попытались встать, то с ужасом обнаружили, что ноги их не слушаются. Они очумело вращали головами, совершенно не понимая, что произошло. Один сумел-таки выстрелить, однако его стрела ушла почти вертикально вверх.

Юный рейнджер, предвкушая скорую победу, выхватил меч и рванулся вперед, быстро приблизившись к двум головорезам, не делавшим никаких попыток сопротивляться. И вдруг… приглядевшись, он понял, что перед ним не разбойники, а обыкновенные охотники и крестьяне. Эйдриан тут же подскочил к ближайшему из них и приставил острие меча к его горлу.

– Кто вы такие? – резко спросил юноша.

– Убейте его! – завопил тот. – Убейте! Это он вырвал сердце у старика Телли!

Эти слова окончательно убедили Эйдриана в том, что окружившие его люди были жителями Придорожной Яблони, защищавшими подступы к своей деревне.

– Стойте! Подождите! – крикнул им юный рейнджер, отводя меч. – Я не разбойник. Я, как и вы, пришел сюда разделаться с этими негодяями. Меня зовут Эйд… Я – Тай'маквиллок, рейнджер Фестертула, поклявшийся защищать окрестные края.

Защитники Придорожной Яблони недоверчиво зашептались, но никто не решился выстрелить в юношу.

– Слышал я о таком, – сказал один из них после недолгой паузы. – Он ихнюю речку очистил. Так это, стало быть, ты и есть?

Эйдриан отсалютовал мечом и низко поклонился.

– Тьфу ты, – сплюнул тот, кому он приставил меч к горлу. – Совсем мальчишка!

– Мальчишка не мальчишка, а сила у него – будь здоров, – возразил ему товарищ. – Сам помнишь, как он вдарил по нам. Как это у тебя получилось, паренек?

Эйдриан ограничился лишь многозначительным взглядом.

– Возвращайтесь в свою деревню. Вскоре эта дорога вновь станет безопасной.

– Конечно, потому что мы несем здесь дозор, – огрызнулся тот, который чувствовал на своем горле лезвие меча юного рейнджера.

– Что ж, дело ваше, – сказал Эйдриан, отвесив второй поклон. – Сидите в засаде, если это вам по нраву, только я с вами не останусь.

– А кто тебя просил?

– Но я еще вернусь, – пообещал Эйдриан, пропустив колкость мимо ушей. – И тогда вы узнаете правду о Тай'маквиллоке – Ночном Ястребе.

– Диковинное прозвище, – услышал он у себя за спиной.

Юноша только улыбнулся. Пусть болтают; он им докажет, что не напрасно называется этим высоким именем.

Весь остаток этого дня и весь следующий он выискивал следы разбойников, но так ничего и не нашел. Досада его возрастала. Либо они успели убраться из этих мест, причем еще до его появления, либо мастерски умели заметать следы.

Рассерженный третьим днем бесплодных поисков, Эйдриан, дождавшись темноты, прямо на вершине холма развел большой костер. Он решил послужить разбойникам приманкой. Потом юноша понял: те не настолько глупы. Если они и видели пляшущие языки пламени, то наверняка разгадали его замысел. Подавленное настроение Эйдриана действовало на костер, словно ветер, и огонь поднимался еще выше. Только сейчас юный рейнджер понял, как ему хочется… нет, как ему необходимо найти разбойников. То была его первая возможность по-настоящему выделиться из толпы обыкновенных, ничем не примечательных людей. В мирные времена такие случаи выпадают довольно редко.

Возбуждение долго не давало Эйдриану уснуть, и он принялся ходить вокруг костра. Некоторое время спустя он отказался от своей затеи привлечь разбойников и затушил его пламя, но загасить огонь оказалось проще, чем собственную досаду и растерянность. Они продолжали грызть душу Эйдриана, пока наконец он не спохватился, что теряет одно из главных достоинств воина – хладнокровное спокойствие, помогающее в самые тяжелые минуты сохранять ясность ума и сосредоточенность на своей цели. Юный рейнджер сел и запустил руку в мешочек с самоцветами, ощутив зовущие глубины гематита.

Магические самоцветы, как и Оракул, помогали ему проникнуть вглубь себя, распознать свои истинные чувства и, если удастся, направить их на что-то более действенное.

Эйдриан не совсем понимал, что произошло дальше; гематит звал его нырнуть в серый вихрь и покинуть свое тело!

Юноша отпрянул, чувствуя замешательство и испуг. Его пугала сама мысль о разделении тела и духа – разве не то же самое происходило в момент смерти? Но сейчас все обстояло совсем не так, как во время его короткой схватки с госпожой Дасслеронд. На этот раз Эйдриан с легкостью выскользнул из своей телесной оболочки.

Несмотря на вполне понятные опасения, юный рейнджер погрузился в вихрь магии гематита, подчиняясь ей, чтобы узнать потаенные свойства этого камня. В таком состоянии Эйдриан провел достаточно много времени, совершенно забыв о подстерегающей его опасности. Появись сейчас разбойники, они без труда справились бы с ним. Но юноша не думал о разбойниках. Как зачарованный, он все ближе подходил к открывшемуся перед ним узкому отверстию. Он пытался припасть к нему духом, как к щели в стене, втайне надеясь, что увидит мир по ту сторону действительности.

Еще ближе, еще… Отверстие расширялось, и Эйдриан жадно заглядывал в неизвестность, бездумно позволяя любопытству увлекать себя в глубь этого манящего и опасного туннеля.

И вдруг… для юноши это был миг, хотя он провел в таком состоянии больше часа… он покинул тело и теперь стоял по другую сторону потухшего костра, глядя на свою неподвижную телесную оболочку.

Пережив мгновение неподдельного ужаса, Эйдриан понял, что достаточно его желания – и он тут же вернется обратно в тело. В темноте мира духов он видел мерцающее пятнышко. То был гематит, не дававший закрыться воротам в привычный мир. Трепет, охвативший юного рейнджера, постепенно ослабел. Взгляд его духовных глаз оторвался от собственного застывшего тела. Эйдриан огляделся вокруг. Страх сменился ощущением свободы; он был свободен, немыслимо свободен! Странно, что эльфы ничего не рассказали ему об этом свойстве гематита. Возможно, они и сами о нем не знали. А может, знали, да только госпожа Дасслеронд не желала показать ему дополнительную силу камня, опасаясь, что он покинет эльфийскую долину и улетит туда, куда ее изящным ручкам не дотянуться.

Да, интуиция подсказывала Эйдриану: он может летать. Его дух был способен парить, несомый ночным ветром, а то и без всякого ветра. Он испытал себя в этом новом качестве, облетев холм. Юноша обнаружил, что ощущает душу животных, бродивших поблизости, чувствует их жизненную силу. Восприятие необычайно обострилось, и прежняя подавленность сменилась ликованием.

И тут у него возник замысел.

Эйдриан поднялся выше, глядя на окружающий мир духовными глазами, точнее – чувствуя его своим духом. Вся природа стала доступной его новому восприятию: деревья, травы, животные. Вскоре он стал улавливать тончайшие различия тех или иных духов. Уже через несколько минут он мог не глядя отличить белку от оленя.

Стоило только подумать – и он преодолевал громадные расстояния. Эйдриан пролетел над Придорожной Яблоней, над дорогой. Жители деревни по-прежнему, невзирая на глухую ночь, несли дозор. Путешествие в духе раскрыло ему еще одну скрытую грань особенностей гематита. Пролетая над дозорными, он испытал неодолимое желание ворваться в тело одного из них, изгнать дух того человека и самому занять его место. Юноша едва не уступил искушению, он мог бы с легкостью осуществить это, не встретив почти никакого сопротивления; однако удержался, и не напрасно. Борясь с этим желанием, Эйдриан понял, что изгнанный дух рано или поздно найдет обратный путь и сумеет запомнить и распознать своего одержателя. Подобное никак не вязалось с его ролью защитника.

Юный рейнджер поспешил прочь от этого места, дабы искушение не взяло в нем верх. При всем своем упрямстве и самоуверенности он все-таки понимал, какой серьезной опасностью это чревато для него.

Прошел еще один час. Дух Эйдриана парил над лесами, окружавшими Придорожную Яблоню. Он уже стал подумывать о возвращение в тело, когда неожиданно заметил пламя далекого костра. Юноша почувствовал присутствие людей и что-то еще, какое-то сильное ощущение на духовном уровне.

Эйдриан поспешил туда, летя над деревьями, пока не достиг места, где горел костер. Рядом он увидел пятерых грязных, небритых мужчин и двух столь же неопрятных женщин, но не обратил на всех них никакого внимания, ибо невдалеке, привалившись к дереву, сидел великан. Юный рейнджер даже представить себе не мог, что встретится когда-нибудь с таким существом. Он сразу же догадался, что великан является главарем шайки или, во всяком случае, не подчиняется приказам остальных головорезов.

Прислушавшись к разговорам, Эйдриан удостоверился, что это и есть та самая шайка. Пока он парил среди верхних ветвей и наблюдал за происходящим, трое разбойников вытряхнули на землю часть награбленного и принялись играть в украшенные резьбой кости. Юноша продолжал наблюдение, приглядываясь к каждому из разбойников и выявляя его сильные и слабые стороны. Составив достаточное представление о шайке, он вернулся в свое тело. Поначалу юный рейнджер решил немного поспать и напасть на головорезов ранним утром. Однако он был настолько возбужден, что и думать не мог о сне. Вскоре Эйдриан уже шагал прямо к лагерю разбойников.

План нападения он разрабатывал на ходу, перебирая пальцами самоцветы в мешочке. Юный рейнджер намеревался в одиночку справиться с несколькими опытными и безжалостными убийцами, не говоря уже о грузном великане ростом в два десятка футов!

Главное место в этом плане он отвел магическим самоцветам. Здесь, решил Эйдриан, его действия должны быть более эффективными, чем на дороге за Придорожной Яблоней. Только вот удастся ли ему исторгнуть молнию достаточной силы, чтобы свалить великана?

Кто-то, возможно, счел бы благоразумным отступить, но только не Эйдриан. Мысли об опасностях предстоящего боя лишь подзадоривали его и добавляли решимости.

Рассвет застал юного рейнджера на подходе к временной стоянке разбойников. Он прикидывал, не найти ли какое-нибудь укромное местечко, чтобы снова повторить свой ночной опыт, покинув тело, однако так и не успел додуматься до чего-то определенного. Теперь это уже не имело смысла – разбойники заметили его.

– А ну стой, где стоишь! – услышал он лающий голос, и навстречу Эйдриану вышел один из головорезов с длинным кривым кинжалом в руках. – Жаль, если придется чикнуть по шейке такого малютку, как ты.

– Что тебе надо? – крикнул Эйдриан, разыгрывая удивление.

Он вытащил меч, незаметно прижав к рукоятке графит. Другую руку он сунул в карман, нащупав там магнетит.

Сбоку что-то зашуршало, однако юноша не подал виду, что слышал этот звук. Краешком глаза он заметил второго разбойника с большим копьем. Во время ночной разведки этот показался ему наиболее сильным и опасным. Эйдриан направил мысли вглубь магнетита, пытаясь почувствовать, нет ли на этом громиле еще каких-нибудь металлических предметов. Их было несколько, и среди них – медальон, висевший у разбойника на шее.

– Эй, не надо резать такого хорошенького, – раздался за спиной Эйдриана женский голос.

Юного рейнджера удивило, что разбойница сумела неслышно подобраться к нему так близко.

– Будет мне вместо ручной зверюшки, – воскликнула она.

Раздался смех.

«Вторая женщина», – догадался Эйдриан.

Итак, один головорез стоял перед ним, другой сбоку, а двое их сообщниц находились у него за спиной. Оставались еще трое мужчин и, что было самым важным, – великан, который показываться не спешил.

– Вот что, мелкота. Давай сюда оружие, выкладывай все свои пожитки и сбрасывай одежку, – приказал разбойник, появившийся с другой стороны. – Тогда мы, может, позволим тебе унести ноги. А если ты, с голым задом, понравишься Даниэлле, можешь считать, что тебе крупно повезло – заберем с собой.

Эйдриан не шевельнулся; все его мысли были устремлены внутрь камней, пробуждая их силу. Похоже, что луков у разбойников не было; во всяком случае, пролетая ночью над лагерем, он не обнаружил ни одного. С чего же ему следует начать? Пожалуй, этим головорезам не помешает хорошая встряска.

– Ты что, оглох, малыш? – зарычал разбойник, что стоял спереди.

Он шагнул к юноше. Сзади, откуда-то из-за дерева, появился еще один.

– Скидывай все с себя, пока я добрый, либо придется заставить тебя это сделать.

«Еще один где-то прячется, да и великан показываться не спешит», – мысленно отметил Эйдриан.

– Да ты что, оглох? – взревел разбойник, окончательно потерявший терпение.

Он двинулся на юношу, угрожающе размахивая кинжалом.

Эйдриан услышал за спиной едва уловимый звук и инстинктивно пригнулся, позволив стреле просвистеть над головой. Потом он выпрямился и высвободил энергию графита, а затем выплеснул наружу силу магнетита. Ее невидимый луч ударил в медальон. Все произошло в считанные мгновения. В воздухе что-то с шумом взорвалось, и одним противником – тем, что находился справа, – у него стало меньше.

Пока остальные разбойники старались удержаться на ногах, оглушенные ударом рукотворной молнии, юный рейнджер рванулся вперед. Его меч скользнул по поверхности разбойничьего кинжала и отбросил кривое лезвие в сторону. Сохраняя полное равновесие – неотъемлемую часть искусства би'нелле дасада, – Эйдриан продолжал двигаться вперед, нанося один колющий удар за другим. Разбойник, вооруженный кинжалом ухитрился слегка увернуться, и меч Эйдриана, нацеленный ему в грудь, ударил в плечо. Однако и этот удар свалил головореза с ног. Он взвыл от боли и покатился по земле, зажимая рану, из которой хлестала кровь.

Юный рейнджер проскочил мимо него, устремившись к другому громиле. Тот продолжал стоять под деревом. Обернувшись, Эйдриан увидел, что слева на него надвигаются обе женщины и один из разбойников, что находился у него за спиной.

«Не терпится получить свое», – подумал юноша. Сперва он решил разобраться с тем, что стоял под деревом. Взмахнув мечом, разбойник ударил наискось, метя Эйдриану в шею. Воспитанник эльфов мог бы только посмеяться над столь неуклюжим приемом. Он сделал вид, что собирается отразить этот удар, однако в последний миг припал к земле, и громила, захваченный врасплох его маневром, потерял равновесие и споткнулся.

Тогда Эйдриан сделал новый выпад, и его меч проткнул головореза насквозь, выйдя из-под лопатки. Видя, как глаза разбойника закатываются и гаснут, он почувствовал приступ тошноты. Однако в данный момент было не до собственных переживаний; оставшиеся противники продолжали наступать. Юный рейнджер освободил лезвие меча и приготовился отражать новые удары. Помимо прочего его тревожило еще и то, что пока он не видел великана.

Трое оставшихся разбойников, выкрикивая яростные проклятия, быстро приближались и… вдруг неожиданно замерли, словно натолкнувшись на незримую преграду.

Одна из женщин запричитала над убитым, другая с ненавистью посмотрела Эйдриану в глаза.

– Я доберусь до тебя, обязательно доберусь, – прошипела она. – Я буду отрезать тебе палец за пальцем. Сначала на руках, потом на ногах…

Юноша не прислушивался к ее словам; интуиция вдруг помогла ему разгадать странные действия этой троицы. Он быстро повернулся вправо. Возможно, рейнджер и расслышал донесшийся издалека характерный свист пращи; главное, что он увидел летящий в его сторону здоровенный камень. Бросок был метким. Камень летел прямо на него – он не мог ни пригнуться, ни увернуться.

Эйдриан успел лишь выбросить вперед правую руку и силой, рожденной отчаянием, выбил из графита всю магическую энергию, какую только мог.

Сверкнувшая молния, ударив в камень, расщепила его на множество осколков. Взрывная волна тряхнула самого Эйдриана и прошлась по трем разбойникам. Мужчина и одна из женщин оказались в самом центре взрыва, попав под каменный дождь. Юноша слышал их пронзительные вопли. Его самого тоже задело несколькими осколками, но он успел быстро вскочить на ноги.

Вторая разбойница, оказавшаяся почти рядом, тоже вставала, но Эйдриан не обратил на нее внимания. Через лес, сотрясая деревья и ломая ветки, с оглушительным ревом продирался великан.

Юный рейнджер успел приготовиться к нападению. За несколько секунд он вспомнил главное, чему учили его эльфы: четкий план боя, быстрые движения и надлежащее терпение.