Текст книги "Восхождение самозваного принца"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– Ты бы наперед думал, что говоришь, – тихо и угрожающе произнес трактирщик.

Наверное, юноша еще мог бы пойти на попятную, признавшись, что просто захотел похвастаться. Однако скука минувших недель, когда один день был как две капли воды похож на другой – небольшое разнообразие принесло лишь разрушение бобровой плотины, – подталкивала Эйдриана хоть к каким-то действиям.

– Я сказал правду, – спокойно ответил юноша. – Я действительно держал в руках намного более совершенное оружие. И знаю такие приемы боя, которых ты, Румпар, даже вообразить себе не можешь. Фестертул стоит на самой границе диких глухих мест. Глупо, когда меч висит на стене без дела, когда другие… когда я мог бы найти ему применение.

– Да ну? – недоверчиво вскинул брови Румпар.

– Мог бы, – не колеблясь заявил Эйдриан. – Я бы сражался с разбойниками или гоблинами либо охранял деревню от опасных зверей.

Все, включая трактирщика, вновь затряслись от смеха.

– Я готов сразиться с тобой за этот меч, – вырвалось у юноши раньше, чем он подумал о возможных последствиях своих слов.

В комнате опять воцарилась гнетущая тишина.

– Он скорее отдаст тебе свою дочку, нежели меч, – заявил один из гостей, но никто не поддержал взрыв его смеха. Румпар зловеще хмурил брови.

– Ну, или хотя бы за право иногда им пользоваться, – предложил Эйдриан. – Если я тебя одолею, ты разрешишь мне брать его, когда понадобится. Если победишь ты, я пойду к тебе в работники на целый месяц: буду прибирать в доме, колоть дрова и вообще делать все, что скажешь. Буду приходить к тебе рано утром, а потом заниматься другими делами.

Трактирщик одарил юношу не предвещающим ничего доброго взглядом, и тот понял, что сейчас его выгонят прочь, только посмеявшись над желанием вступить в поединок. Однако друзья в один голос стали советовать Румпару хорошенько проучить зарвавшегося мальчишку.

Поначалу трактирщик колебался, но потом, раззадоренный ими, криво улыбнулся.

– Месяц, говоришь? – презрительно протянул он, поворачиваясь к Эйдриану. – Нет, месяцем не отделаешься. Пять месяцев!

– Согласен на целый год, – быстро произнес юноша. – Даже на пять лет. Мне все равно.

Трактирщик поднял свой тяжелый кулак.

– Ты никак думаешь, что ровня мне по силам? – недоверчиво спросил он.

– Я предлагаю не кулачный бой, – возразил Эйдриан. – Ты возьмешь свой меч, а я…

Юноша огляделся по сторонам, ища что-нибудь подходящее. Наконец в углу он приметил метлу с длинной деревянной рукоятью.

– Я возьму вот это… – объявил он.

– Ну и помашешь же ты метелочкой, если будете сражаться до первой крови! – бросил Эйдриану один из друзей Румпара, и все громко захохотали.

– Что ж, парень, сейчас я тебя проучу, раз уж напросился, – пообещал трактирщик.

– Прежде ты сам потеряешь свою славу непревзойденного бойца, – ответил юноша.

Он уже не колебался, а искренне радовался принятому решению, чувствуя, что готов занять иное положение среди жителей Фестертула.

Друзья Румпара возбужденно загудели, явно предвкушая потешное зрелище.

– Вмажь ему как следует! Этого дерзкого молокососа надо проучить! Надери ему задницу! – подбадривали они трактирщика.

Румпар на несколько секунд прикрыл глаза, и Эйдриан понял, что в памяти его противника пронеслись воспоминания о былых сражениях, вызывая соответствующий настрой. Лицо трактирщика приобрело зловещее выражение.

– Сейчас, парень, ты у меня получишь, – посулил он.

В ответ Эйдриан сделал молниеносный выпад, огрев Румпара метлой пониже спины. Удар не был сильным, но вызвал у противника прилив нешуточной ярости.

Он оглушительно завопил и, размахивая мечом, ринулся в атаку. Возможно, бывший воин считал свои действия верхом искусства фехтования, но тому, кто владел би'нелле дасада, они казались ужасно неуклюжими.

Эйдриан, даже не пуская в ход свое «оружие», легко уклонялся от ударов меча, со свистом разрезающих не только воздух вокруг юноши: пара стульев и настенная полка, уставленная глиняными мисками, стали первыми в списке пораженных рукой хозяина. Дабы тот не перебил всю утварь, Эйдриан сместился на свободное пространство в центре комнаты и едва заметным движением прошелся прутьями метлы по лицу Румпара, словно предупреждая его о готовности применить в схватке более серьезные приемы рукопашного боя. Но на разъяренного трактирщика это действие произвело обратный эффект, и он, увеличив скорость вращения меча и испустив вопль, напоминающий рев оленя в брачный период, бросился в атаку. Чтобы не попасть под горячую руку, друзья Румпара повскакивали с мест и продолжали наблюдать за боем с безопасного расстояния, подбадривая его своими выкриками.

Эйдриан, ни на мгновение не упуская из виду движений трактирщика, который своим мечом превратил убранство комнаты в свалку поломанной и разбитой утвари, решил, наконец завершить схватку, выкрикнув зрителям:

– На счет три!

– Раз! – И первый, не сильный, но точный удар торцом рукояти метлы в область правой ключицы Румпара обездвижил руку, в которой он держал меч, – та сразу же повисла, словно плеть. Трактирщик попытался было переложить оружие в левую, но…

– Два! – Подсечка, выполненная с разворотом, заставила Румпара грохнуться задом на усеянный черепками разбитой посуды пол…

– Три! – Завершающий удар торцом рукояти метлы, направленный в точку, где сходились брови Румпара, поверг бывшего бравого воина в состояние, близкое к тому, которое случается с любителями горячительных напитков: полное отсутствие возможности управления своим телом наряду с восприятием окружающего – только посредством зрения, да и то с искажением форм предметов до неузнаваемости.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Может, нужно было еще немного продлить сражение, позволив Румпару сохранить свою гордость и достоинство? Эйдриан тут же отбросил эту мысль. Нет, решил он, пусть эти люди с самого начала видят, кто живет рядом с ними, пусть узнают правду о том, кто станет их защитником, рейнджером Фестертула!

– Тебе просто повезло! – упрекнул его один из гостей, нарушив наконец тишину.

– Ты вел себя как неблагодарный злобный щенок! – добавил другой, когда Эйдриан наклонился и поднял с пола меч.

– Вскоре вы будете только радоваться, что я появился в вашей деревне, ибо я – Эйдриан, рейнджер Фестертула, – спокойно и уверенно ответил им юноша. – Я буду нести дозор в окрестных лесах, защищая вас от опасностей, хотя вы, боюсь, не слишком этого заслуживаете.

Спустя несколько минут Румпар, кряхтя, поднялся на ноги и стал было требовать, чтобы Эйдриан вернул ему меч, но юноша наградил его таким леденящим взглядом, что у трактирщика слова застряли в горле.

– Будет с тебя, мальчишка, – бросил один из гостей. – Убирайся отсюда!

– Мальчишка? – переспросил Эйдриан. – Мальчишка, который в битве может победить вас двоих, а то и троих? Мальчишка, к которому вы побежите всякий раз, когда Фестертулу будет угрожать опасность?

Вполне удовлетворенный исходом поединка и произведенным впечатлением, Эйдриан вышел из трактира. Собрав свои нехитрые пожитки, он покинул Фестертул и скрылся в ночной мгле.

Проходили дни, и Эйдриан все более чувствовал, что своим внезапным поступком подвел определенную черту. Он начал заново обдумывать свою дальнейшую жизнь и свое место в мире. Ему было вовсе не одиноко в лесу, поскольку он часто встречал деревенских охотников и столь же часто подсказывал, в каком месте им сегодня следует искать добычу.

За время, проведенное вдали от деревни, Эйдриан постепенно пришел к выводу, что Фестертул не был и никогда не сможет стать для него домом. И причина крылась вовсе не в том, что после поединка с Румпаром у него испортились отношения с жителями деревни. Они считали его хвастуном и только и искали момента, чтобы проучить задаваку. Это юноша понял по отрывочным замечаниям охотников. Главное, что жизнь в Фестертуле, да, как он понял, и в любом другом месте, удаленном от больших городов, имела немало ограничений. Это открытие сильно раздосадовало нетерпеливого и порывистого Эйдриана. Но он не зря учился мудрости у эльфов тол'алфар. Их уроки подсказывали ему: наберись терпения. Совсем не обязательно провести в Фестертуле всю свою жизнь. Чтобы выбраться на большую и широкую дорогу, иногда приходится сначала идти по тропинке. Пусть эта деревня станет для него своеобразной тропинкой. Отсюда он начнет путешествие к своей судьбе.

Новое место в жизни требовало и нового имени, и Эйдриан немало времени раздумывал над тем, какое имя взять, чтобы оно соответствовало его положению рейнджера Фестертула. Юноша думал, не оставить ли ему свое прежнее имя, добавив и фамилию, которую он пока не решался никому назвать. Вообще-то он не слишком переживал из-за отношения к нему жителей деревни, считая, что те были просто не в состоянии оценить его выдающиеся способности.

Эти мысли подсказали Эйдриану, какое новое имя он себе возьмет и которым будет называться открыто. Оно явится продолжением имени его отца, но одновременно будет тайно свидетельствовать о том, что сын поднялся выше отца и его героических деяний. Элбрайна называли Полуночником, или на языке эльфов – Тай'марави.

– Отныне мое имя будет Тай'маквиллок – громко крикнул однажды Эйдриан в темноту ночного леса. – Эйдриан Ночной Ястреб!

ГЛАВА 13
ЕЕ СВЕТЛОСТЬ ДЖИЛСЕПОНИ

– Люди ни за что не признают меня! – возразил Роджер He-Запрешь, когда Джилсепони объявила ему и Дейнси, что после ее отъезда в Урсал бароном Палмариса станет он.

– Люди будут любить тебя не меньше, чем люблю я, – не сдавалась Джилсепони.

– Для меня это слишком большая…

– Довольно возражений, Роджер He-Запрешь! – недовольным тоном перебила его Джилсепони. – Тебя и Дейнси не бросают на произвол судьбы. В Чейзвинд Мэнор все хорошо знают, в чем заключаются обязанности барона, и всегда подскажут тебе, как поступать. К тому же ты всегда можешь рассчитывать на помощь аббата Браумина, когда он вернется в Сент-Прешес.

– Я только не пойму, зачем ты соглашалась принять титул епископа, если знала, что вскоре отбудешь на юг? – спросила Дейнси.

Впрочем, по виду Дейнси нельзя было сказать, чтобы ее сильно тревожили скорые перемены. После того как эта женщина побывала на грани смерти и осталась жива лишь благодаря чуду завета Эвелина, мало что могло вывести ее из равновесия.

– Я уверена, что епископство в Палмарисе сохранится, – ответила Джилсепони. – Думаю, король Дануб сделает епископом Браумина Херда.

– Тогда я не больно-то уютно буду себя чувствовать в Чейзвинд Мэнор, – заявил Роджер, хотя по его голосу безошибочно угадывалось обратное: мысль о том, что он станет бароном, невзирая на внешнее противодействие этому, приятно его будоражила.

– Я уже говорила об этом с Браумином, – сообщила Джилсепони. – Не волнуйся, друг мой, он найдет для тебя достаточно серьезное дело. Разумеется, если король согласится сделать его епископом, ты не будешь носить официальный титул барона, но это отнюдь не уменьшит ни значимости твоих занятий, ни твоей ответственности.

– Как всегда – одна ответственность и никаких почестей, – проворчал Роджер, испустив подчеркнуто горестный вздох. – Так и пошло с тех самых времен, когда я спас Элбрайна от поври.

Джилсепони не удержалась от улыбки и не стала напоминать другу, кто кого тогда спасал.

Откуда-то из соседних комнат донесся громкий голос посыльного, требующего «ее светлость Джилсепони».

– Ох и нетерпелив же этот герцог Брезерфорд! – воскликнула Дейнси.

– Не хочет упускать время прилива, – сказала Джилсепони, хотя и знала, что замечание Дейнси относительно этого человека полностью соответствует истине.

Герцог Брезерфорд прибыл из Урсала на королевском корабле, едва только Мазур-Делавал освободился ото льда. По его виду чувствовалось, что он не слишком доволен порученной миссией. Разговаривая с Джилсепони, герцог почти всегда заметно морщился.

– Значит, мне пора, – сказала Джилсепони, обращаясь к друзьям. – Король Дануб ждет.

Дейнси крепко ее обняла, однако Роджер не торопился сделать то же самое.

– Королева Джилсепони, – улыбаясь, произнес он. – Не знаю, привыкну ли я когда-нибудь называть тебя так.

– В таком случае, придется повелеть, чтобы тебе отрубили голову! – властным тоном бросила Джилсепони, после чего друзья крепко обнялись.

– Вы будете на церемонии бракосочетания? – спросила Джилсепони.

– А как же ты думала? И непременно в первом ряду, – ответил Роджер. – И горе любому вельможе, который посмеет оспаривать наши места, – барон Палмариса должен видеть, как его дорогая и любимая Джилсепони восходит на трон!

Женщина благодарно улыбнулась, ничуть не сомневаясь, что ее друг выполнит свое обещание.

– Помогай аббату Браумину во всем, – велела она Роджеру. – И вообще, будь ему таким же другом, каким всегда был мне.

– И ты тоже оставайся нашим другом, – без тени улыбки произнес тот. – И когда освоишься на королевском престоле, не забывай про своих друзей на севере.

Джилсепони поцеловала его в щеку. Посыльный герцога Брезерфорда снова выкрикнул ее имя, теперь уже более настойчиво.

Вскоре «Речной Дворец» отчалил от палмарисской гавани. Стоя у перил, Джилсепони махала рукой Роджеру, Дейнси, а также Браумину, Виссенти и Кастинагису, пришедшим проводить ее. Она покидала, и, похоже, навсегда, Палмарис – город, с которым была связана большая часть ее взрослой жизни.

Джилсепони еще долго стояла на палубе, вспоминая прошлое. Если она хочет быть хорошей женой Данубу и достойной королевой Хонсе-Бира, следует примириться с тем, что ушло безвозвратно. И с былыми утратами – тоже. Постепенно очертания Палмариса таяли в тумане, сливаясь с водой и исчезая вдали. Ей казалось, что так же исчезают и прожитые годы. Она должна смотреть вперед. Возможно, ей предстояло самое серьезное дело в ее жизни.

Когда Джилсепони думала о былом, перед ней неизменно вставал призрак Элбрайна и она начинала сомневаться в своем решении выйти замуж за короля Дануба. И не только за Дануба; любое новое замужество казалось ей бессмыслицей.

– Ваша светлость, вскоре будет подан ужин, – послышалось у нее за спиной.

Обернувшись, Джилсепони увидела молодого юнгу и поблагодарила его теплой улыбкой. Чуть поодаль стоял герцог Брезерфорд. Он сурово взирал на едва различимый вдали Палмарис, подчеркнуто не желая поворачиваться в сторону Джилсепони. Зачем он послал к ней матроса, если сам находится в нескольких шагах? Возможно, здесь тоже существовали какие-то неведомые ей правила этикета; а может, герцог не хотел нарушать ее уединение. Однако, скорее всего, герцог Брезерфорд намеренно избрал такую линию поведения. Прибыв неделю назад в Палмарис, он держался чрезвычайно холодно и официальным тоном уведомил ее, что погода благоприятна и настало время отправляться в Урсал для бракосочетания с королем Данубом. Джилсепони понимала, что герцог всеми силами дает ей понять, насколько неохотно он выполняет порученную ему миссию.

Вот и сейчас Брезерфорд повернулся и зашагал прочь, всячески желая избежать встречи с ней. Однако Джилсепони не была искушена в тонкостях придворного «такта». Она не собиралась выходить замуж за короля Дануба, закрыв глаза на отношение к ней его давних друзей, и не хотела, чтобы в ком-то накапливалось невысказанное недовольство.

– Герцог Брезерфорд, – окликнула она, направившись вслед за ним.

Брезерфорд сделал вид, что не слышит.

– Герцог Брезерфорд! – уже гораздо громче повторила Джилсепони. – Я бы хотела поговорить с вами.

Брезерфорд медленно повернулся к ней.

– Да, ваша светлость, – произнес он, слегка поклонившись.

Поклон получился довольно неуклюжим. Иного и быть не могло: суставы приземистого, похожего на бочонок Брезерфорда сгибались с трудом. Обликом своим он чем-то напоминал увесистый бочонок, посаженный на тонкие, кривые ножки.

– С глазу на глаз, – добавила Джилсепони, хотя не имела ничего против того, чтобы побеседовать с ним прямо на палубе.

Герцог слегка задумался, после чего ответил:

– Как вам будет угодно. – И повел женщину в свою каюту.

– Я хотела бы спросить, – начала Джилсепони, когда они оказались в каюте и Брезерфорд запер дверь.

– О чем? – осведомился он.

Джилсепони, не отвечая, смотрела на него сумрачным взглядом.

– Я внимательно слушаю, ваша светлость, – учтиво произнес герцог, продолжая разыгрывать простодушие.

– За зиму ваше отношение изменилось, – заметила Джилсепони.

– Касательно чего? – вновь уклончиво спросил опытный придворный.

– Касательно меня, – напрямую ответила она. – Едва вы появились в Палмарисе, я сразу же это ощутила. Вы все время держались от меня на расстоянии, а когда нам все же приходилось оказываться рядом, вас словно дрожь пробирала.

– Я – посланник короля, обязанный строго выполнять возложенную на меня миссию, – попытался было уйти в сторону Брезерфорд, но Джилсепони не собиралась довольствоваться ничего не значащими словами. Будущая жизнь в Урсале и так в достаточной мере тревожила ее, поэтому она хотела добиться ясности от человека, сопровождавшего ее к Данубу.

– Вы изменились, – сказала Джилсепони. – Во всяком случае, изменилось ваше отношение ко мне. Я не собираюсь утверждать, что прежде мы были друзьями, но все же позвольте узнать, герцог Брезерфорд, чем я могла вас обидеть?

– Ничем, ваша светлость, – ответил герцог, но одно то, каким тоном он произносил слова «ваша светлость» – официально принятое обращение к будущей королеве, – уже было достаточным ответом.

– Ничем, кроме моего согласия на предложение короля Дануба, – быстро проговорила она.

Брезерфорд опешил и принялся пощипывать свои густые и не слишком ухоженные седые усы. Значит, она попала в самую точку, подумала Джилсепони. Герцог шагнул к шкафчику и достал оттуда бутылку и два бокала.

– «Болотного» вина выпьете? – осведомился он.

Джилсепони не любила вино и при других обстоятельствах непременно отказалась бы. Но сейчас был особый случай. Брезерфорд предлагал ей не просто выпить; он приглашал к доверительной беседе, а не к учтивому пустому разговору между одним из приближенных короля и будущей королевой.

Она кивнула, взяла протянутый ей бокал и чуть пригубила терпкого вина, не отрывая взгляда от Брезерфорда, который одним залпом расправился с содержимым своего бокала.

– Вообще-то такое вино следует пить по глоточку, наслаждаясь букетом, – виновато произнес он.

– Вы напрасно волнуетесь, герцог Брезерфорд, – сказала Джилсепони. – С тех пор как вы прибыли в Палмарис, вы все время испытываете в моем присутствии явное беспокойство. Мне очень хочется знать, почему? Что же все-таки случилось?

– Ничего, ваша светлость…

– Не надо меня дурачить. – Джилсепони сердито посмотрела на собеседника. – Ваше отношение ко мне явно изменилось, причем не в лучшую сторону. Вы даже не удостаиваете меня искреннего ответа. Или вы считаете, что я и так догадаюсь?

Герцог наполнил свой бокал и сделал еще один большой глоток.

– Что бы вы сейчас ни сказали, это останется между нами, – заверила его женщина.

– Когда я отплывал в Палмарис, никого в Урсале не приводила в восторг моя миссия, – тихо произнес Брезерфорд.

– Путь неблизкий, а в такое время плыть куда опаснее, чем летом, – заметила Джилсепони.

– Дело не в превратностях плавания… дело в вас! – возразил Брезерфорд. – Мало кого радовало, что я отправляюсь на север за госпожой Джилсепони. Кое-кто даже намекал мне, что было бы неплохо выбросить вас за борт еще задолго до подхода к Урсалу.

От столь искреннего признания женщина опешила.

– Вы сказали, что этот разговор останется между нами, и потому я могу говорить откровенно, – продолжал герцог.

– Да. Пожалуйста, продолжайте.

– Почти все при дворе недовольны тем, что король Дануб берет в жены простолюдинку, – продолжал Брезерфорд. – Я ни в коем случае не смею отрицать ваших героических деяний, – поспешно добавил он, жестом останавливая собеседницу, которая собиралась ему возразить. – Ни во время войны с демоном, ни в годы сражения с чумой. Но это было давно, а у людей, боюсь, короткая память.

– Вы имели в виду память некоторых знатных женщин? – усмехнулась Джилсепони.

Вместо ответа Брезерфорд слегка наклонил в ее сторону свой бокал. Она угадала.

– Место королевы всегда предназначалось для женщин благородного происхождения, – сказал герцог. – Для дочерей герцогов, баронов и иных вельмож, причем считалось обязательным условием, чтобы они не были ранее замужем.

– Но ведь это королю решать, на ком остановить свой выбор, – возразила Джилсепони.

– Разумеется, – согласился Брезерфорд. – Однако он вряд ли сможет повлиять на то, с чем вам придется столкнуться в Урсале. Придворные дамы, завидующие, что не они оказались избранницами короля Дануба, будут обсуждать и осуждать каждый ваш шаг. Даже простой народ…

– Простой народ? – перебила его женщина. – Да что вы знаете о нас, герцог Брезерфорд?

– Достаточно сказать, что в Урсале к вам станут относиться совсем не так, как здесь, на севере, – продолжал герцог, не обращая внимания на ее возмущенное восклицание. – Поначалу, конечно, вы будете вызывать восторг простолюдинок. Ведь в их глазах вы – зримое подтверждение их надежд. Каждая крестьянская девчонка мечтает, что однажды в нее влюбится какой-нибудь вельможа и сделает ее знатной дамой. Однако пройдет не так уж много времени – и их любовь к вам превратится в ту же зависть. Будьте внимательны к каждому своему шагу, ваша светлость, – откровенно посоветовал он. – Все – от знати до простонародья – будут строго судить вас, если вы в чем-то ошибетесь.

Герцог даже не заметил, что говорит во весь голос, и его слова буквально гремели, заполняя пространство тесной каюты. Замолчав, он осушил свой бокал и тяжело вздохнул.

Джилсепони видела: ее собеседник решил, что перешел границы допустимого, хотя она и призывала его к откровенной беседе. Наверное, Брезерфорд ожидал, что после таких признаний Джилсепони навсегда возненавидит его и, возможно, даже станет настраивать против него Дануба – если не открыто, то исподволь. По правде говоря, слова герцога озадачили и рассердили женщину, и вначале ей действительно хотелось обрушить на него свое недовольство. Но задумавшись над словами герцога, она была вынуждена согласиться, что в чем-то он, несомненно, прав.

– Спасибо вам, герцог, – сказала она, немало изумив Брезерфорда. – Вы были искренни со мной. Боюсь, при дворе короля Дануба мне придется нечасто сталкиваться с таким отношением.

– Весьма редко, – согласился немного успокоенный герцог.

– Что же касается вашего отношения ко мне, я лишь прошу, чтобы вы отнеслись ко мне справедливо, – продолжала Джилсепони. – Дайте мне возможность доказать, что, став королевой, я принесу немалую пользу и королю, и государству. Судите меня по тем же меркам, по каким бы вы судили любую из дочерей знати.

Брезерфорд не ответил, а лишь поднял бутылку с эльфийским вином, предлагая выпить еще.

Джилсепони допила вино, а затем протянула бокал для новой порции.

Вскоре она покинула каюту герцога. Наверное, эта беседа была неплохим началом их отношений. Хотя Джилсепони и Брезерфорд были знакомы более десяти лет, по-настоящему они узнали друг друга только сейчас, во время этого откровенного разговора. Женщине хотелось верить, что она приобрела в нем союзника. Учитывая, сколь враждебно настроен к ней королевский двор, союзников у нее будет немного.

Но, скорее всего, она ошибается, вряд ли герцог займет ее сторону, подумала Джилсепони, вспоминая слова Брезерфорда. Что ж, во всяком случае, можно надеяться, что он не ударит исподтишка. Это уже немало. От других придворных – высокомерных и убежденных в собственной исключительности – она едва ли дождется подобного отношения.

«Речной Дворец» входил в урсальскую гавань под гром фанфар и приветственные крики народа, собравшегося, чтобы встретить женщину, которой суждено было стать их королевой. Видя ликующие лица и слыша радостные возгласы, Джилсепони захотелось забыть о предостережениях герцога Брезерфорда. Но она быстро совладала с собой, не позволив поддаться благостному настроению. Жизнь многому научила Джилсепони. Она не раз убеждалась: толпа с поразительной легкостью переходит от безудержного восторга к столь же безудержной ненависти. Спускаясь по сходням и оглядывая встречавшую корабль толпу, женщина с содроганием представляла, как приветствия и сияющие улыбки сменяются криками и злобными гримасами. И переход между этими противоположными состояниями казался ей совсем незаметным.

К тому же среди пришедшей встречать ее знати она заметила две знакомые фигуры, и это лишь усилило мрачную истину слов Брезерфорда. Наверняка эти двое сильно постарались, чтобы очернить ее в глазах герцога, и свое мнение о ней он изменил явно не без их помощи.

Констанция Пемблбери и герцог Таргон Брей Калас, как всегда, стояли рядом с королем Данубом, и их близость к человеку, который вскоре станет ее мужем, отнюдь не радовала Джилсепони. Она прекрасно видела фальшь их улыбок и улавливала злобу в каждом их рукоплескании. Встретившись глазами с Констанцией, Джилсепони заметила во взгляде придворной дамы ничем не прикрытую ненависть.

Улыбаясь и вскинув руку в приветствии, она сошла с корабля. В ее сознании эхом отдавались слова герцога Брезерфорда.

Сделав первый шаг по брусчатке урсальской гавани, Джилсепони сразу почувствовала: она ступила на незнакомую и весьма опасную дорогу.