Текст книги "Восхождение самозваного принца"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

По правде говоря, юный воин опасался, что упадет и проиграет этот круг, ибо, когда он оглянулся, то увидел, что гвардеец по-прежнему оставался в седле, а его лошадь неслась по полю.

Однако схватка окончилось несомненной победой Эйдриана. Его противник находился в полубессознательном состоянии. Вышколенная лошадь еще продолжала свой бег, но всадник сполз набок, выскользнул из седла и, ударившись об ограду, повалился на землю.

Рев толпы достиг новой силы, но теперь в самом этом гуле что-то изменилось. Эйдриан понял, что именно. Раньше они радовались его победам над противниками, одержанными воином, о существовании которого вчера они даже не подозревали. Но этот рыцарь у них на глазах только что одолел гвардейца из Бригады Непобедимых. И его, похоже на то, ожидает поединок с герцогом Таргоном Бреем Каласом.

Вскоре четверо последних участников состязания уже тянули жребий. Как и предсказывал Де'Уннеро, противником Эйдриана оказался не Кал ас, а другой рыцарь из Бригады Непобедимых – самый рослый и крупный из всех участников и к тому же с легкостью победивший своих предыдущих соперников.

Согласно жребию, первым выпало состязаться герцогу Кал асу и его противнику.

Эйдриан подошел туда, где стояли его оруженосцы и Садья.

– Наблюдай за манерой сражения герцога, – посоветовала ему певица.

Юноша засмеялся, оставив ее слова без внимания. Отойдя в сторону, он ощупал ноющее запястье правой руки и направил свои мысли в глубину гематита, вделанного в доспехи. Когда рейнджер вновь появился на поле, рука не ощущала ни малейшей боли. Калас тем временем торжествовал легкую победу над своим соперником.

– Он разделался с ним за два захода, – сообщила Садья, пока оруженосец помогал юноше вновь усесться в седло. – Правда, он рассчитывал выбить противника с первого захода, но тот сумел удержаться. А вообще-то герцог сражался здорово.

– Приятно слышать, – ответил Эйдриан. – Было бы жаль не встретить за весь день ни одного стоящего соперника!

Певица в ответ на его самоуверенные слова только рассмеялась. Но юноша оказался прав. Кроме Каласа, серьезных противников для него не существовало. Устремившись на второго за сегодняшний день гвардейца из Бригады Непобедимых, он с неожиданной легкостью выбил этого опытного бойца из седла.

Их осталось только двое: он и Калас.

– Теперь ты должен будешь обратиться к королю, – подсказал ему оруженосец, стоявший возле одной из стоек с копьями.

Повернувшись, Эйдриан увидел, что Калас на своем рослом тогайранском пони направляется к королевскому павильону. Рейнджер поспешил туда же. Как и в первый раз, он не желал смотреть на своего соперника. Взгляд юного воина был обращен исключительно на короля и королеву.

Дануб встал и произнес величественную речь о славном дне турнира. Король говорил о нелегких победах и горьких поражениях. Он поблагодарил всех, кто участвовал в состязаниях. Потом, указав на Каласа и Эйдриана, король провозгласил, что эти двое показали себя сильнейшими среди сильных.

Сперва Дануб обратился к Каласу.

– Во имя кого ты намерен сражаться, победитель герцог Калас? – спросил он.

– Я – из Бригады Непобедимых! – громким и звучным голосом возвестил Калас. – Я сражался и буду сражаться во имя короля Дануба! За моего короля, мою страну и мою жизнь!

Толпа одобрительно заревела.

– А за кого намерен сражаться ты, победитель Тай'маквиллок? – спросил Дануб, и гул сделался еще громче при одном упоминании имени юного воина.

Когда шум и крики стихли, Дануб вдруг продолжил, обращаясь к Эйдриану:

– Ты говорил, что явился сюда, дабы убедиться, что чего-то стоишь. Думаю, сегодняшние победы должны были принести тебе подобную уверенность!

Толпа неистовствовала; приветственные возгласы перемежались со смехом.

Юноша спокойно ждал, пока гул утихнет.

– Сказать, что чего-то стою, я смогу, лишь одержав победу над по-настоящему достойным противником.

Дерзкие слова юного воина вызвали целую лавину удивленных возгласов.

– Пока я еще такого противника не нашел, – добавил Эйдриан.

Он чувствовал, как Калас яростно сверлит его взглядом, и слышал сдавленное рычание герцога.

– Я намерен сражаться не во имя вас, король Дануб! – неожиданно для всех громко выкрикнул юный воин.

Глаза короля широко раскрылись. Со всех сторон послышались удивленные возгласы. Никто не чаял услышать подобное, да еще в день юбилея короля. К тому же Эйдриан произнес «король Дануб» вместо полагающегося «мой король», чем серьезно нарушил этикет.

– Я буду сражаться во имя королевы Джилсепони! – объявил юноша.

Толпа недовольно загудела, из горла Каласа вновь вырвалось сдавленное рычание, а несколько вельмож, сидевших в королевском павильоне, презрительно поморщились.

Однако король Дануб вовсе не огорчился. Он искренне, от души расхохотался.

– Замечательная ночь ждет нас с женой, если мой победитель одолеет ее победителя! – громко произнес он, и толпа подхватила его смех. – Но, боюсь, нелегко мне придется, если этот дерзкий юноша, пусть даже во имя королевы, одолеет герцога!

Все вновь захохотали. Герцог Калас, однако, не смеялся; его губы сжались и побелели от гнева. Королева Джилсепони тоже не смеялась, застыв в немом изумлении. Не смеялись некоторые придворные, глаза которых метали в сторону Эйдриана грозные молнии. Не смеялся и стоявший в толпе Де'Уннеро. Бывший монах удовлетворенно кивал головой, наслаждаясь тем, как его юный друг ловко разыгрывал этот спектакль. Дерзко, однако стараясь не заходить слишком далеко.

Водружая на голову свой великолепный шлем, герцог Калас едва заметно повел головой. Этого было достаточно, чтобы его поняли оба оруженосца: и тот, который стоял возле стойки с оружием для герцога, и другой, находившийся на противоположном конце поля, возле стойки с деревянными копьями, предназначенными для Тай'маквиллока.

До этого момента Калас сражался честно. Исключение составляла лишь групповая схватка, в которой сообразно званию и положению ему были предоставлены некоторые привилегии. И будь сейчас на месте Эйдриана кто-нибудь другой, Калас и последний поединок провел бы по всем правилам, зная, что без труда одержит очередную победу.

Он и сейчас сохранял эту уверенность. Однако, помня слова Брюса Оредальского и дерзкое заявление этого молодого, не известного никому выскочки, герцог Калас сознавал, какими тяжкими последствиями может грозить победа Тай'маквиллока.

Герцог сражался во имя короля и потому не мог рисковать.

Эти слова он сейчас мысленно повторял себе, ибо нуждался в самооправдании, принимая от оруженосца копье, – оно было тяжелее остальных копий в стойке. Его острие было слегка затуплено, но в остальном копье оставалось настоящим боевым оружием, а не деревяшкой, предназначенной для состязаний. Великолепный щит Кал аса был украшен фамильным гербом: сосной, знаком святого Абеля, по обе стороны от которой стояли на задних лапах драконы. Пламя, вырывавшееся из их пастей, поднималось вверх и над деревом сливалось, образуя огненный купол.

Один только величественный вид герцога, олицетворявшего собой рыцарский дух и казавшегося непобедимым, нередко лишал уверенности его противников. Слыша, как толпа одобрительно загудела, герцог Калас горделиво выпятил грудь.

Джилсепони сидела, откинувшись на спинку кресла. Внешне она казалась вполне спокойной, но королева с внутренним трепетом наблюдала за молодым победителем, успевшим показать себя весьма искусным воином. Кроме того, Джилсепони испытывала немалое любопытство. Имя юноши было эльфийским, равно как и меч, которым он приветствовал короля. Все движения этого воина выдавали в нем рейнджера.

Он непременно должен быть рейнджером; это представлялось ей единственным объяснением. Но тогда зачем он оказался здесь и вступил в состязание, не имеющее никакого отношения к тол’алфар? Разве рыцарский турнир соответствует призванию рейнджера? Стал бы Элбрайн участвовать в подобных состязаниях?

Нет. Ее муж как никто понимал свою ответственность перед воспитавшими его эльфами, и одно это заставило бы его держаться подальше от королевских ристалищ.

По мнению Джилсепони, присутствие Тай'маквиллока здесь было просто бессмысленным, если… если только оно не имело какого-то отношения к ней. Этот юноша заявил, что сражается в ее честь; вот и еще один намек, что он связан с эльфами. Но зачем привлекать к себе столько внимания? Какое послание предводительница эльфов желала ей передать? И почему эльфы вдруг изменили своему обыкновению действовать скрытно?

И этот конь. Мысль о нем также не давала королеве покоя. Джилсепони не удалось как следует разглядеть животное, ибо его грудь была закрыта конскими латами. Но сам бег коня! Эти длинные, мощные скачки, когда он, казалось, поджимает задние ноги к самому брюху и потом стремительно выбрасывает их с какой-то взрывной силой. Пони прекрасно помнила этот бег. Но она считала, что в мире существует только один такой конь – Дар. Только он был способен домчать Элбрайна и Пони до края земли и вывезти их из пекла Аиды.

Но если конь Тай'маквиллока – не Дар, он непременно должен быть потомком Дара! Пони прикинула, сколько лет сейчас тому удивительному скакуну. Если Дар встретился Элбрайну почти жеребенком, хотя Джилсепони в этом сомневалась, теперь он достиг конской старости; пожалуй, даже глубокой старости. По ее расчетам, Дару сейчас было не менее тридцати лет, а может, и больше. Так могло ли животное в таком возрасте, пройдя столько дорог и испытаний, двигаться с легкостью и проворством, присущими коню Тай'маквиллока?

Пони достала из кармана и зажала в ладони камень души. За время этих состязаний она неоднократно входила в камень, пытаясь обнаружить магическую связь, которая некогда существовала между нею с Даром.

Но если Тай'маквиллок все-таки состязался на Даре, в могучей груди коня должна была находиться магическая бирюза, помещенная туда Эвелином и позволявшая им с Элбрайном общаться с этим необычайно разумным животным… однако Пони почему-то ее не ощущала.

Противники с копьями в руках заняли свои места у противоположных концов поля. Трубачи уже поднесли к губам фанфары.

Пони взволнованно закусила нижнюю губу.

Эйдриан опустил копье, уверенно пришпорил коня, и Дар рванулся вперед. На другом конце поля герцог Калас пустил вскачь своего тогайранского пони.

Юноша взглянул на мощные ноги лошади своего противника и понял, что у Дара будет не слишком много преимуществ перед этим крупным белогривым животным. Отлично вышколенные и более сильные, нежели остальные лошади, тогайранские пони снискали себе славу лучших в мире скакунов. Рост этих необычайно смышленых животных на четырнадцать с половиной ладоней превышал рост обыкновенных маленьких пони.

Всадники сближались, и рейнджер не спускал глаз со своего противника. Он не собирался заканчивать сражение слишком быстро. Эйдриан чувствовал, что должен дать толпе вдоволь насладиться необыкновенным зрелищем.

Копье юноши врезалось в щит Кал аса и, словно сухая ветвь, переломилось надвое. В свою очередь, удар герцога, нацеленный в щит рейнджера, был впечатляющим. Такого сильного удара Эйдриану еще никто не наносил. Его державшая щит левая рука моментально онемела. При этом копье Каласа осталось неповрежденным!

Всадники развернули лошадей и вновь устремились навстречу друг другу. Сломанное копье Эйдриана по длине почти вполовину уступало копью герцога, поэтому надежды на него было мало. Рейнджер рассчитывал использовать его, чтобы отклонить копье Каласа, но его опытному противнику удалось нанести сильнейший удар. Послышался характерный хруст – герцог вывихнул сопернику левое плечо.

Эйдриану показалось, что окружающий мир вращается вокруг него с бешеной скоростью. Превозмогая страшную боль, он склонился к шее коня, всеми силами стараясь удержаться в седле и не потерять сознание.

На какие-то секунды его магическая связь с Даром прервалась, и в этот миг конь ощутил призыв Джилсепони. Благородный скакун взметнулся на дыбы, и под рев толпы Эйдриан полетел на землю.

Ему пришлось переждать несколько мгновений, пока мир вновь обрел привычные очертания. Затем, опираясь на правую руку, рейнджер поднялся на ноги и, сжав зубы, сорвал с левой руки разбитый щит, а затем выхватил меч, показывая тем самым застывшему против него Каласу, что их поединок продолжается. Толпа вновь зашлась в восторженных криках.

– Пеняй на себя, – процедил сквозь зубы герцог, весьма довольный таким поворотом событий, и, пришпорив своего тогайранского пони, устремился на Эйдриана с копьем наперевес.

Не спуская с него глаз, рейнджер занял позицию для задуманного им маневра.

Когда до казавшегося со стороны неизбежным удара нацеленного в грудь Эйдриана копья Каласа оставались считанные мгновения, юный воин под ликующий вой зрителей стремительно бросился навстречу тогайранскому пони, уклоняясь от удара. Герцог был вынужден осадить скакуна, чтобы, развернувшись, вновь попытаться поразить противника острием копья. Однако сейчас перед ним была не тряпичная кукла для тренировок, а рейнджер, владеющий не только би'нелле дасада, но и боевой техникой Де'Уннеро, и он, предельно сблизившись со всадником, в высоком прыжке ногами выбил Каласа из седла.

– Нечестно! Нечестно! Я протестую! – громко завопил герцог, поднимаясь и указывая в сторону Эйдриана.

Однако толпа не желала слушать его сетований, да и король Дануб, судя по всему, – тоже. Обвинение Каласа, как сочли все вокруг, было совершенно безосновательным.

Герцог зарычал от ярости и, нахлобучив слетевший при падении шлем, махнул рукой оруженосцу. Тот быстро подал ему великолепно украшенный меч.

– Ну, теперь держись, молокосос! Ты еще горько пожалеешь об этом, – зловеще посулил герцог противнику.

Свирепо размахивая мечом, герцог Калас ринулся на юного воина.

Эйдриан пригнулся, позволив оружию противника просвистеть над головой, затем неожиданно для Каласа сделал выпад вперед и нанес ему боковой скользящий удар. «Ураган» со звоном ударил по щиту герцога. Проделав этот маневр, рейнджер вновь отскочил назад, и сильный удар герцога слева не достиг цели.

Соперник юноши вновь ринулся в атаку, исторгая рев при каждом взмахе меча. Зрелище было впечатляющее, и толпа ревела от удовольствия.

Однако Эйдриан знал то, о чем его разозленный противник даже не подозревал. Би'нелле дасада – эльфийский боевой танец с мечом – предназначался как противодействие именно такой манере ведения боя, которую использовал Калас, а именно чередованию стремительных выпадов, рубящих ударов и мгновенных отступлений. Наверное, в подобном сражении герцог превосходил многих; возможно, ему даже не было в нем равных. Однако юноша постоянно замечал слабые места в его обороне и атаковал соперника, когда тот совсем этого не ожидал. Лезвие «Урагана» буквально искрошило щит Каласа.

Новая атака, новый удар. На этот раз меч Эйдриана скользнул над самым щитом герцога, зазвенев о металл его доспехов.

Взревев, герцог трижды полоснул мечом, с каждым шагом приближаясь к Эйдриану. Трижды лезвие меча Каласа пролетало в опасной близости от головы рейнджера. Трижды толпа вскрикивала и замирала, наблюдая за этими ударами. Большинство присутствующих на состязании решили, что герцог сейчас сразит юного воина насмерть. Ликующее лицо Каласа также говорило о том, что он уверен в своем неоспоримом преимуществе.

Однако Эйдриан вовсе не прекратил сопротивление. Он позволил Каласу надвигаться на него, позволил толпе вскрикивать и замирать от восторга и ужаса.

Мысли рейнджера были сосредоточены на серпентине и рубине. Первый окутывал незримой защитой, второй воспламенял его меч. При очередной атаке герцога Эйдриан поспешно отступил, затем выпрямился во весь рост, и его меч, с которого срывались языки пламени, со звоном встретился с клинком герцога Каласа.

Огненный меч! Такого в Урсале еще никогда не видели!

Теперь Эйдриан мог поиграть с герцогом, диктуя свои условия сражения. Пылающий меч юного воина, казалось, с легкостью отражал удары, которые пытался нанести противнику Калас. Эйдриан кружился, словно в танце, заставляя кружиться вместе с собой противника. Их мечи встречались то вверху, то внизу, и за «Ураганом» тянулся огненный след. Потом рейнджер высвободил энергию графита. Теперь каждое соприкосновение лезвий мечей сопровождалось снопами искр.

Калас ударил снизу и наискось; меч Эйдриана парировал этот удар. Клинок герцога описал полукруг, целя противнику в живот, однако меч юного воина сделал точно такой же полукруг; этот маневр также не принес Каласу успеха. Герцог, загораживаясь щитом, устремился вперед. Эйдриану, у которого по-прежнему нестерпимо болела вывихнутая левая рука, пришлось отступать, кружась в боевом танце, пока у него не появилась возможность ударить по щиту противника с такой силой, что Калас застонал от ярости.

Герцог повторил свой маневр, затем проделал его в третий раз, но лезвие «Урагана» неизменно оказывалось на пути его клинка, с легкостью отражая удары.

Эйдриана удивило, когда Калас, совершив ложный замах для рубящего удара, резко направил меч вниз и нанес им проникающий прямой удар, что очень напоминало боевой стиль эльфов. Не ожидая подобного выпада, рейнджер успел отступить только в последний миг. Внезапное резкое движение сразу же отозвалось жгучей волной боли в левом плече.

– Уже ошибаешься, молокосос, – бросил ему герцог, продолжая теснить противника.

– Сейчас увидим, кто ошибается, – возразил ему Эйдриан, чувствуя, что пора заканчивать эту игру и желая сделать ее финал как можно более впечатляющим.

Надвигаясь, Калас отклонил свой меч в сторону и вращал им с умопомрачительной быстротой, приводя в восторг завороженно следящую за поединком толпу.

Рейнджер, однако, увидел в маневре герцога совсем иное – прекрасную возможность завершить их поединок.

Рассчитывая на уловку, Калас притянул руку с мечом к себе, после чего совершил резкий выпад вперед. Однако Эйдриан, разгадав его замысел, почти без толчка совершил сальто над головой герцога и, в мгновение ока очутившись у него за спиной, нанес противнику несильный удар по спине. Разъяренный Калас, готовый проучить наглого мальчишку, молниеносно развернулся, на долю секунды отведя в сторону щит. Но Эйдриан с неожиданной для герцога внезапностью и легкостью поразил его в грудь, пробив великолепные доспехи противника, после чего, желая потрафить толпе, полностью высвободил мощь графита.

Каласа подбросило в воздух, его меч отлетел в одну сторону, щит – в другую. Завязки, удерживающие латы, лопнули, и герцог, теряя в полете части своей амуниции, грянулся наземь, широко раскинув руки.

Толпа… на этот раз толпа безмолвствовала. Эйдриан бросил взгляд на королевский павильон. Король, королева и окружавшие их вельможи в ужасе вскочили со своих мест.

К поверженному герцогу бросился оруженосец, приподнявший ему голову. В толпе послышались отчаянные крики, всхлипывания и плач. Несколько рыцарей из Бригады Непобедимых успели выбежать на поле и окружить своего павшего командира.

– Ваше величество, он мертв! – растерянно крикнул оруженосец, и стенания собравшихся вокруг ристалища усилились.

Эйдриан поискал глазами в толпе Де'Уннеро. Бывший монах смотрел прямо на своего подопечного, одобрительно кивая головой. Никогда еще толпа не становилась свидетелем столь ошеломляющего зрелища!

Продолжая глядеть на Де'Уннеро, юноша приложил руку к груди. Тот понял застывший в его глазах вопрос и наклоном головы указал на безжизненное тело герцога.

– Дорогу! – крикнул рейнджер и с такой силой оттолкнул оруженосца, что сбил его с ног. Протолкавшись сквозь окружавших Каласа людей, Эйдриан опустился перед ним на колени.

Он вплотную приник к его телу, чтобы камень души, вделанный в доспехи, коснулся раны на груди Каласа. Эйдриан приблизился к бескровному лицу герцога.

– Жить, – отдал он мысленный приказ, посылая через камень свою исцеляющую силу. – Жить!

Дух герцога Каласа брел по длинной сумеречной дороге, где вместо облаков над головой плыли клочья серого тумана. Калас знал, что умер или вот-вот умрет. Он знал, что умирает в результате удара какой-то неведомой силы, сущность которой не мог себе даже представить.

И теперь он приближался к темной пропасти смерти.

Неожиданно герцог заметил над головой сияющую руку. Ее свет разгонял серый туман.

Вот и рука смерти простерлась над ним. Герцог Калас знал, что не может, не смеет противиться этому зову. Значит, настало его время расстаться с жизнью.

Он ухватился за сияющую руку и вдруг понял, кому она принадлежит.

Тай'маквиллок!

Рука излучала жизнь, а не смерть. Исходящая из нее жизненная сила возвращала дух Каласа в оставленное им тело.

Так кто же этот юноша, явившийся неведомо откуда на королевский турнир?

Кто этот воин, одолевший его с помощью неведомой силы?

Кто он, способный воскрешать и возвращать к жизни?

Через несколько минут герцог Калас уже судорожно кашлял и бормотал что-то бессвязное – словом, вел себя как вполне живой человек.

Плач и стоны в толпе моментально сменились ликующими воплями.

Эйдриан поднялся и увидел, что оруженосец успел подвести к нему Дара. Взглянув Каласу в глаза и еще раз молчаливо напомнив герцогу, кто возвратил его к жизни, молодой воин вскочил в седло и направил коня к королевскому павильону.

– Не знаю, что и сказать тебе, Тай'маквиллок, – признался король Дануб, когда вопли толпы наконец утихли.

Юный победитель так и не пожелал снять шлем.

– Вымпел победы по праву принадлежит тебе!

Под нараставшие восторженные завывания толпы король бросил Эйдриану свой вымпел. Тот самый, который вчера с такой гордостью воздел над головой Калас.

Юноша, выпрямившись в седле, позволил королевскому вымпелу упасть на землю.

– Я сражался не во имя короля Дануба, – громко возвестил он. – Поэтому моей наградой должен стать вымпел королевы Джилсепони.

Эйдриан видел замешательство королевы, совершенно не ожидавшей подобной просьбы. Эти мгновения показались ему бесконечными. Затем Джилсепони обернулась назад, где на столбе висел ее вымпел, сняла его и бросила юноше.

Рейнджер ответил учтивым поклоном. Не сомневаясь, что Джилсепони узнала его скакуна, он пришпорил Дара и, высоко подняв награду, совершил круг почета по полю, затем перемахнул через ограду и помчался вниз по склону, исчезнув из поля зрения рассерженного Дануба, воскресшего и пребывающего в неописуемом изумлении герцога Каласа и столь же изумленной королевы Джилсепони.