Текст книги "Восхождение самозваного принца"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 28
НА ЮГЕ НЕСПОКОЙНО

– Бехренский флот нам теперь не помеха, – уверенно заявил знаменитый пират Майша Дару.

Ростом выше шести футов, с нечесаной гривой вьющихся черных волос, окладистой бородой и синими глазами, способными, казалось, прожигать насквозь, этот головорез являл собой впечатляющее зрелище. Внушительный облик лишь подкреплял его славу жестокого и безжалостного негодяя, а глаза… в эти глаза, наверное, лучше было не заглядывать в минуты, когда он истязал свои жертвы или был охвачен приступом неуправляемого бешенства.

– Им сейчас не до нас, – злорадно усмехнувшись, продолжал Майша. – Оборона Хасинты хорошенько повытряхнет из них кишки.

Остальные бехренские пираты, набившиеся в кубрик флагмана Дару, носившего звучное название «Овай вару», что означало на их языке «Белая акула», усмехались и перешептывались. Им доставляло явное наслаждение, что для бехренских военачальников и их живого божка Чезру настали трудные времена. Пираты рассказали гостям, что на западе племена тогайру подняли мятеж, подобно песчаной буре прокатившийся и по степям Тогая, и по бехренским пустыням.

Для пиратов, которым сейчас не угрожала бехренская армия, действительно настали золотые деньки.

– Мы никогда и не считали флот бехренцев серьезным противником, – ответил Маркало Де'Уннеро, сидевший между Эйдрианом и Садьей. – С какой стати они вдруг придут на помощь Хонсе-Биру? А если они воспользуются подвернувшимся случаем и к беспорядкам в северном королевстве добавят собственные, нам это только на руку.

– Я говорю, что нам они не помеха, – пояснил свои слова Майша Дару. – Боевым кораблям Чезру ой как не до нас, зато для нас привар поспел.

Вновь послышались шепот и довольные смешки. Пираты предвкушали веселые времена, обещавшие им практически безнаказанные грабежи.

– Вот и скажи, Де'Уннеро, есть ли нам резон двигаться сейчас на север? – спросил Майша Дару.

Маркало Де'Уннеро сдержанно улыбнулся и даже утвердительно кивнул головой. Признание важным гостем разумности доводов Майши заставило синие глаза свирепого пирата вспыхнуть еще ярче. Возможно, он догадался, что Де'Уннеро приготовил ему какой-то сюрприз.

Не говоря ни слова, Де'Уннеро вытащил и положил на стол небольшой, но плотно набитый мешок. Пристально глядя на пирата, бывший монах толкнул мешок в его сторону.

Развязав тесемки, Майша Дару перевернул мешок, и на грубо оструганный деревянный стол, вспыхивая красными, зелеными и янтарно-желтыми огоньками, посыпались драгоценные камни.

Кое-кто из пиратов не смог сдержать удивленного возгласа. Кое-кто подался вперед, завороженный соблазнительным зрелищем. Лицо Майши Дару приняло сосредоточенное выражение.

– Плата за наши услуги? – деловито осведомился он.

– Плата за то, что ты позволил нам оказаться здесь, – ответил Де'Уннеро. – Я благодарен, что ты и твои парни нашли время для встречи с нами.

Эйдриан поморщился. Он обернулся к своему наставнику, считая явной глупостью столь непростительно щедро платить какому-то пирату за несколько часов отнятого у него времени. Но Де'Уннеро, как и Садья, выглядели вполне удовлетворенными.

Когда же юный рейнджер вновь перевел глаза на Майшу, он яснее понял замысел Де'Уннеро. Пират пытался разыгрывать спокойствие и даже хладнокровие, но сквозь эту неуклюжую маску проглядывало жадное предвкушение еще большей добычи.

Впрочем, могло ли быть иначе? Если за обыкновенную встречу Де'Уннеро одарил пирата целым состоянием, сколько же тогда Майша Дару и его бехренские головорезы, которых бывший монах вербовал для охраны южного побережья Лапы Богомола на случай междоусобной войны в Хонсе-Бире, получат за настоящее дело?

– К тому времени, когда нам понадобятся ваши услуги, Чезру, скорее всего, уже покончит с этой небольшой заварухой, – пояснил Де'Уннеро. – Не вспомнит ли тогда это живое божество про Майшу и его товарищей и не повернет ли свой военный флот против них?

– Верно, лучше заранее подыскать новые места для промысла, – согласился Майша Дару.

Эйдриан заметил, что пират, сам того не замечая, перебирал пальцами горстку самоцветов.

– Но даже если судьба смилостивится и бехренский флот будет спокойно торчать себе на приколе в Хасинте, давая вам возможность разгуляться на здешнем побережье, возможно, воды к северу от Энтела окажутся для вас куда более прибыльными, – произнес Де'Уннеро, незаметно подсовывая пирату наживку.

– И такое может случиться, – согласился Майша Дару.

Он сгреб самоцветы обратно в мешок и убрал со стола, подальше от завидущих глаз своих головорезов.

– Поговорим об этом завтра? – спросил бывший монах.

– Если заплатишь столько же… – начал было пират, но, заметив суровый взгляд Де'Уннеро, моментально осекся.

– Полагаю, этих камешков вполне хватит на оплату всех наших встреч, – довольно жестко ответил тот.

Эйдриана вновь поразила столь разительная перемена в поведении бывшего монаха, и он стал внимательно наблюдать за лицом своего наставника.

На физиономии Де'Уннеро, по-прежнему остававшейся суровой и сосредоточенной, не дрогнул ни один мускул.

– Завтра, – уже не столько вопросительно, сколько утвердительно повторил он.

Майша Дару выпрямился на стуле, молчаливо и грозно возвышаясь над собравшимися. Однако если Де'Уннеро и чувствовал затаившуюся в синих глазах пирата угрозу, то умело это скрывал.

Рука Эйдриана невольно скользнула в карман, где он спрятал несколько камней, взятых с корабля Олина. В их числе были серпентин и рубин. Все трое заранее договорились, как будут вести себя в случае опасности. Они возьмутся за руки, рейнджер с помощью серпентина окружит их защитным коконом, а затем выпустит разрушительный огненный шар.

– Завтра, – ответил предводитель пиратов, нарушив зловещее молчание, после чего громко расхохотался.

Вся шайка дружно подхватила его смех.

– Что тебе об этом известно? – приставала к Эйдриану Садья, когда через некоторое время они вновь очутились в своей каюте на корабле Олина. – Ты собираешься, наконец, поделиться этим с нами или предпочтешь отмалчиваться?

Юноша перевел взгляд со снедаемой любопытством певицы на Де'Уннеро. Тот сидел, скрестив руки на своей сильной груди, и тоже ждал от него ответа.

– Этим? – переспросил Эйдриан. – О чем ты говоришь?

Садья и Де'Уннеро, понимающе переглянувшись, улыбнулись.

– Я спрашиваю о беспорядках в Бехрене, – ответила маленькая певица. – Когда Дару заговорил об этом, по твоему лицу я поняла, что тебе кое-что о них известно.

Рейнджер изумленно взглянул на певицу. Как она смогла догадаться?

– Во всяком случае, тебя сильно заинтересовал его рассказ, – добавил Де'Уннеро. – Это меня удивляет. Насколько я знаю, до этого времени ты никогда не бывал в землях, что лежат к югу от Пояса-и-Пряжки. Да и мог ли ты там оказаться? Ведь из Вестер-Хонса не перебраться через горы.

– Я никогда не был в Бехрене. Хотя, если эти воды считать бехренскими, тогда будет правильнее сказать, что я никогда не ступал на побережье Бехрена.

– Почему же тогда сведения Дару о тамошней заварухе вызвали у тебя столь пристальный интерес? – спросила Садья.

– Простое любопытство, – солгал Эйдриан. – Я вообще мало что знаю о войнах, хотя надеюсь, что в ближайшие годы исправлю этот недочет.

– Не сомневаюсь в этом, – отозвался Де'Уннеро. – Так ты все-таки откроешь нам свой секрет? Или думаешь, что это разумно – упираться и держать при себе то, что может оказаться важным для всех нас?

Юноша подошел к стенке их небольшой каюты и уселся на трехногий стул. Он глубоко дышал, пытаясь собраться с мыслями. Настойчивость Де'Уннеро и Садьи не оставляла ему времени сосредоточиться.

– Возможно, я знаю того, кто возглавляет восстание тогайру, – сказал он наконец.

Глаза его спутников, казалось, готовы были выскочить из орбит!

– Если мое предположение верно, это женщина по имени Бринн Дариель, – пояснил Эйдриан.

Его собеседники только и могли, что изумленно переглянуться.

– Она, как и я, обучалась у эльфов, – продолжил объяснения юный рейнджер. – Потом они отправили Бринн на юг, как раз для того, чтобы поднять восстание против ятолов.

– С каких это пор эльфов стали волновать заботы людей? – осведомился Де'Уннеро.

– Странный поворот, ничего не скажешь, – ошеломленно призналась Садья. – Если, конечно, ты все же не ошибаешься.

– Я тоже об этом думаю, – сказал Эйдриан. – И все же, если это дело рук Бринн Дариель и если она останется жива в этой заварухе, сомневаюсь, чтобы мы могли рассчитывать на ее помощь нашему делу.

– А мы и не собираемся на это рассчитывать – Ответ Де'Уннеро явно удивил юношу. – Главной ошибкой Олина всегда являлись его слишком тесные связи с Бехреном.

– Но ты ведь сам начал переговоры с бехренскими пиратами, – возразил ему Эйдриан.

– Помощь от Майши Дару и его головорезов останется незамеченной для глаз простонародья, которое легко увлечь и сбить с толку. Пираты будут орудовать в открытом море. Возможная помощь с юга, от твоей подруги, оказалась бы более заметной и только принесла бы нам политические осложнения.

– Но если мы победим, – с улыбкой заключила Садья, – тогда твои связи с Бехреном или с Тогаем, если война принесет племенам тогайру свободу, могут оказаться для нас просто неоценимыми.

– Нашему делу помогает уже одно то, что ятолы, представляющие для нас серьезную опасность, столкнулись с необходимостью подавления внутреннего мятежа, – сказал Де'Уннеро. – Это не позволит им перенести военные действия к нашим границам. Чезру уже давно утверждает, что Энтел принадлежит им, а не Хонсе-Биру.

– Не верю я в это, – возразила Садья. – Если бы Чезру собирался захватить Энтел силой, тогда Олин должен был бы либо помочь ему в этом, либо откреститься от своего любезного приятеля.

Эйдриан прикрыл глаза. Юношу не волновали эти разговоры, казавшиеся ему бесцельной тратой времени. Его мысли обратились к Бринн Дариель. Рейнджер вспоминал свою подругу, надеясь, что именно она возглавляет восстание в Тогае. Как здорово было бы встретиться с нею, будучи королем Хонсе-Бира – государства, несравненно превосходящего ее Тогай!

Улыбка Эйдриана сделалась еще шире, когда он стал размышлять о том, сколько пользы могла бы принести ему их дружба с Бринн. Если бы он сумел правильно объяснить ей свои замыслы по укреплению границ королевства, она могла бы превратиться в чрезвычайно ценного союзника. Учитываю их давнюю дружбу, тогайранка наверняка согласилась бы с его взглядами.

Но зачем останавливаться на этом? С помощью Бринн он смог бы распространить влияние Хонсе-Бира на Бехрен и Тогай. Эйдриан чувствовал, что перед ним открываются захватывающие возможности.

И кто сказал, что он непременно должен останавливаться на завоевании власти в Хонсе-Бире?

ГЛАВА 29
ПОНИ

– Это и к лучшему, что она уехала.

Таковы были последние слова, которые герцог Калас с плохо скрываемым удовлетворением сказал в тот день Данубу. Таким было и общее настроение двора и знати. И король не мог не знать об этом.

Все друзья и близкие к Данубу люди, в том числе и многие из тех, кого он знал с самого детства, с восторгом встретили известие об отъезде Джилсепони в Палмарис; они откровенно радовались тому, что королева наконец-то покинула двор и, возможно, больше уже не вернется. До ушей короля долетал смех придворных и их язвительные замечания. Дануба везде преследовали возбужденные пересуды о том, как его жена выезжала из ворот Урсальского замка; об этом же судачили в просторных гостиных и многочисленных коридорах громадного Урсальского замка. Придворные словно ожили. Решение Джилсепони уехать встретило единодушное одобрение, все облегченно вздыхали, что наконец-то король Дануб понял, что к чему, и отправил «королеву из народа» обратно в ее родную глушь.

Для Дануба все это было сродни удару отравленным клинком в спину. Смех и ликующие возгласы впивались в него с такой же яростью, с какой злые охотничьи псы герцога Каласа набрасывались на преследуемого зверя.

Как бы король Дануб ни уверял себя, что Джилсепони поступила правильно, покинув Урсал, что он совершил ужасную ошибку, пригласив ее сюда, в совершенно чуждое ей место, как бы он ни пытался вспомнить, сколько боли доставляли ему все слухи и сплетни, касавшиеся неверности его жены и чуть ли не ее намерений составить заговор против него… всему этому противостояла одна-единственная мысль, и ее неопровержимость буквально сводила короля с ума.

Джилсепони была единственной женщиной, которую он когда-либо по-настоящему любил.

Несколько недель, проведенных без нее, оказались самым тяжелым и беспросветным периодом в жизни короля Дануба Брока Урсальского.

– Ваше величество, к вам госпожа Пемблбери, – с поклоном возвестил паж.

Дануб вздрогнул, но велел ее впустить.

Констанция сильно похудела и выглядела измученной. Она осторожно вошла в знакомые покои. В ней не осталось и следа былой властной самоуверенности. Это также заставило короля содрогнуться; он не мог отрицать и доли своей вины в том, что некогда волевая, жизнерадостная женщина превратилась едва ли не в развалину. Ведь это она родила ему двух прекрасных сыновей и на протяжении многих лет была его возлюбленной и одним из самых близких друзей.

– Я пришла поговорить о Мервике, – тихо сказала Констанция. – Ему пришла пора поступить на службу в Бригаду Непобедимых.

Дануб недоверчиво взглянул на придворную даму.

– Стоит ли так торопиться? Времени еще более чем достаточно.

– Ему уже шестнадцать, – уже настойчивее произнесла Констанция. – Мальчика следует должным образом экипировать, и снаряжением его должен заняться лучший королевский латник. Герцог Калас обязался сделать из него настоящего бойца. Мервик должен уметь командовать воинами. Это необходимый навык для будущего короля.

Дануб усмехнулся и отвел глаза. Болезненная слабость не помешала Констанции мгновенно окунуться во все дела и интриги Урсальского замка. Она уже наверняка подыскала латника и обговорила дни, когда Мервик будет являться для подгонки своих будущих доспехов.

Уже не впервые король спрашивал себя, правильно ли он поступил, включив Мервика и Торренса в число наследников престола? Он не мог отрицать, что соперничество между Джилсепони и Констанцией (хотя его жена, наоборот, он прекрасно это видел, долго пыталась наладить отношения с придворной дамой) на протяжении всех последних лет было главным источником недовольства двора. Однако Дануба еще более удручало, что и Констанция, по сути, не была в этом виновата.

Он тяжело вздохнул и кивнул в знак согласия.

– Герцог Калас будет рад вплотную заняться обучением Мервика, – сказал он, заставив себя улыбнуться.

Ответная улыбка Констанции также была натянутой. Она повернулась и собралась уходить, но перед этим обернулась и, сверкнув глазами, спросила:

– Ваша королева не прислала известий о своем скором возвращении? Ведь путь из Палмариса скоро покроется снегом. Неужели вам придется зимовать без нее?

Участие в ее тоне – Дануб это сразу понял – звучало определенно фальшиво. Констанция была явно осведомлена о том, что скорого возвращения Джилсепони не предвидится. Тогда зачем спрашивать об очевидном? В глазах придворной дамы промелькнул огонек, который ощутимо обжег Дануба.

Надежда.

Повернувшись, Констанция покинула королевские покои.

Король не сомневался, что она попытается воспользоваться отсутствием Джилсепони, чтобы вернуть себе его былое расположение и вновь оказаться в его объятиях. Разумеется, придворные, готовые на все, дабы укрепить положение Констанции, горячо желали ей этого.

Одна мысль об этом заставила Дануба обхватить голову руками, в отчаянии запустив пальцы в седеющие волосы.

Его ждала длинная – невероятно длинная – зима.

На ней вновь была ее прежняя одежда – наряд простолюдинки: грубая коричневая рубаха, светлые штаны, сапоги из оленьей кожи и зеленый дорожный плащ. Только мешочек с самоцветами, подвешенный к поясу, да «Победитель» – ее замечательный магический меч, прицепленный к седельной сумке, отличали королеву Джилсепони от обычной женщины, пустившейся в долгий путь.

Вместе с роскошными нарядами она сбросила и свой титул, а вместе с ним и официальное имя. С Роджером и Дейнси в Палмарис ехала не королева Джилсепони, а Пони. Друг Роджера и Дейнси, а не королева Хонсе-Бира и не героиня северных земель.

Просто Пони.

И сейчас это имя звучало в ее ушах самой сладостной музыкой.

– Мы могли бы отправиться дальше, в Кертинеллу, – предложил Роджер, когда их лошади застучали копытами по булыжным мостовым Палмариса. – А потом и в Дундалис. Как раз успели бы до первого снега.

Пони почти сразу же отвергла его предложение. Слова Роджера ничего не всколыхнуло в ее душе. Она не была готова отправиться в Дундалис. Сначала надо вновь ощутить себя Пони, привыкнуть к прежней жизни. Все должно происходить постепенно. Ведь поездка в Дундалис означала и свидание с могилой Элбрайна.

– Не сейчас, – ответила женщина, поймав удивленный взгляд Роджера. Может, будущей весной. А зиму проведем здесь. Так будет лучше. Трудно сказать, придется ли нам по вкусу новый Дундалис. Если нет, не хотелось бы застревать там на зиму.

– Весной? – переспросила Дейнси. – Значит, ты собираешься остаться с нами до весны?

Пони улыбнулась, но ничего не ответила.

– Если хотите, поезжайте в Чейзвинд Мэнор, – сказала она друзьям.

От улицы, по которой они двигались, отходил переулок, ведущий к главным воротам монастыря Сент-Прешес.

– А я навещу епископа Браумина. Последний раз мы виделись с ним в моем доме. Теперь надо побывать в его вотчине.

Пони намеревалась пошутить, но прозвучавшие слова почему-то всколыхнули в ней совсем другие чувства. Упоминание об Урсальском замке как о своем доме задело в ней болезненную струну. По правде говоря, Пони никогда не считала его своим. Замок был домом короля Дануба, и хотя Пони являлась его женой, она не могла искренне назвать это величественное строение своим домом.

Женщина повернула лошадь и направила ее в переулок. Роджер предложил проводить ее до ворот монастыря, но Дейнси неестественно громко кашлянула, дабы заставить мужа отказаться от своего неуместного предложения. Пони, даже не оборачиваясь, могла угадать, что происходило за спиной: Дейнси жестами пыталась втолковать мужу, что Пони сейчас необходимо побыть одной.

– Тогда мы будем ждать тебя в Чейзвинд Мэнор, – сказал Роджер. – Я велю слугам приготовить твои покои.

Пони хотела обернуться и попросить их отпустить из дома слуг, но передумала.

Она поехала навстречу возвышавшемуся над крышами Палмариса монастырю Сент-Прешес, до которого оставалось еще несколько кварталов. Пони вновь вспомнила Урсальский замок, потом Дундалис и, наконец, Палмарис, в котором вновь очутилась. Так какое же из мест она действительно могла назвать своим домом?

– Трижды замужем и опять одна, – произнесла она вслух и негромко рассмеялась.

Потом женщина глубоко вздохнула, так и не решив, где же ее истинное место в мире. И кто она? Пони – простолюдинка, выросшая в Дундалисе, который тогда был еще простой деревней, и проведшая свое отрочество в Палмарисе? Джилл по прозвищу Бродячая Киска – осиротевшая девушка без прошлого, потерявшая от перенесенных ею ужасов память? Джилл, вышедшая замуж за Коннора Бильдборо, племянника палмарисского барона? Та самая Джилл, которая пробыла замужем менее суток, потому что страшные демоны ее детства, порожденные напавшими на Дундалис гоблинами, вдруг вырвались наружу в их первую с Коннором брачную ночь и не допустили ее близости с мужем, после чего тот потребовал расторжения их брака? Либо все-таки Пони, вновь встретившая Элбрайна – свою истинную любовь – и прошедшая с ним через лихие годы сражений с Бестесбулзибаром и прихвостнями этого демона, а потом – с отцом-настоятелем Марквортом, чья нечестивая душа, которой овладел демон, запятнала церковь Абеля?

Или она все же была Джилсепони, супругой короля Дануба? Настоящей женой и настоящей королевой? А может, как утверждали многие в Урсале, она и впрямь оказалась «королевой из народа», вторгшейся в непонятный и совершенно невыносимый для нее мир?

– Всего понемножку, – прошептала женщина, чувствуя, как на нее накатывает волна душевной боли.

Не за себя. За Дануба. Пусть в последнее время муж наговорил ей много ужасных вещей, пусть он, как ни противился, все-таки не мог не обращать внимания на многочисленные слухи, порочащие ее имя, но Дануб никогда не относился к ней плохо. Больнее всего было то, что он по-прежнему ее любил.

Так что же она совершила: бегство или временное отступление? Вернется ли она в Урсал, к своим обязанностям супруги и королевы, или навсегда останется здесь, где жизнь проще и понятнее?

Единственное, что сейчас Пони могла сказать наверняка, – так это признать неопределенность своего будущего.

Ворота Сент-Прешес были открыты, и Пони въехала прямо во внутренний двор перед главным монастырским строением. Епископ Браумин, шумно дыша, подбежал к ней раньше, чем она успела спешиться. Весть о ее прибытии, словно пожар, распространилась по всему монастырю.

Настоятель Сент-Прешес, успевший за эти годы прибавить в весе еще фунтов двадцать, бросился к Пони и так крепко сжал в объятиях, что они оба чуть не упали на землю.

– Странно, что в гавани не трубили трубы, возвещая о прибытии королевы! – воскликнул он.

Отстранив женщину, епископ оглядел ее и восхищенно покачал головой.

– На этот раз я прибыла в Палмарис посуху, – ответила, рассмеявшись, Пони.

– Тогда тебя должны были бы торжественно встречать у южных ворот!

– Представь, что никто даже не заметил моего появления. Я приехала вместе с Роджером и Дейнси. Неспешное, знаешь ли, приятное путешествие по тихим живописным краям.

Епископ воззрился на нее с немалым любопытством.

– Путь по суше получается намного длиннее, – заметил он. – И это существенно укорачивает время твоего пребывания здесь.

Говоря так, Браумин продолжал с любопытством рассматривать Пони, словно подозревал, что визит королевы в Палмарис имеет и какие-то скрытые причины.

– У нас будет столько времени, сколько мы пожелаем, – ответила она. – Обещаю тебе.

– Я все же не пойму, как это королева отправилась в столь долгий путь без вооруженной охраны…

– Не воспринимай мой приезд как визит королевы, – попросила Пони. – И прошу тебя, пусть за стенами монастыря никто не знает, что я в Палмарисе. Здесь я не королева Джилсепони, а просто Пони, твой старый друг.

Браумин понимающе кивнул и снова крепко обнял женщину.

Весь оставшийся день Пони провела с Браумином и Виссенти Мальборо, который, в отличие от раздобревшего епископа, значительно похудел, отчего выглядел больным и предельно изможденным. Однако улыбка магистра не выглядела болезненной, а в глазах ярко блестели жизнерадостные огоньки.

Друзья поговорили о старых временах, потом о нынешних. Пони дипломатично умалчивала о тяготах своей жизни при дворе, а двое монахов столь же дипломатично не досаждали ей расспросами.

Где-то на закате дня Пони выехала из Сент-Прешес и, избрав далеко не самый прямой путь, добралась до западной части города. Впрочем, опасения королевы были напрасны: ее никто не узнавал.

Может, ей удастся пожить здесь простой и непритязательной жизнью?

Подумав об этом, Пони вместо Чейзвинд Мэнор направилась на первый попавшийся на глаза постоялый двор, где сняла для себя комнату, после чего известила о своем решении Роджера и Дейнси.

Неделя за неделей, неспешно и спокойно проходило лето. Ее времяпрепровождение ничем не напоминало жизнь королевы, знатной дамы или начальствующей сестры. Это была та самая жизнь, какую Пони вела до тех пор, пока волна судьбоносных событий не вырвала ее из неизвестности и не вознесла до невиданных высот. Дни она проводила с Роджером и Дейнси, иногда – с Браумином и его собратьями по Сент-Прешес. Все ее друзья сходились на том, что будущей весной, едва сойдет снег, они непременно посетят Кертинеллу и Дундалис.

Но где-то в глубине души Пони догадывалась, что все в одночасье может снова измениться. Так оно и случилось.

Как-то на исходе осени ранним утром ее, да и, пожалуй, всех жителей Палмариса разбудили звуки труб и громкие крики глашатаев, возвестивших о прибытии короля Дануба Брока Урсальского.

Пони решила было отправиться в гавань, однако передумала. Вместо этого она поспешила в Чейзвинд Мэнор, зная, что Дануб рассчитывает найти ее там. Во всяком случае, в замке она будет избавлена от лицезрения всей свиты, прибывшей с королем из Урсала.

Королева с явным облегчением вздохнула, когда Дануб появился в Чейзвинд Мэнор один, без герцога Каласа, Констанции Пемблбери и прочих знатных особ, которых она вовсе не жаждала видеть.

Король вбежал в комнату, не дождавшись, пока объявят о его прибытии. Он проскочил мимо Роджера и Дейнси, словно не замечая их, и припал на колено перед сидящей в кресле женой. Пони попыталась встать, но он лишь схватил ее руку и покрыл нежными поцелуями. Усталые серые глаза Дануба были полны раскаяния.

– Я не мог больше вынести ни единого дня без тебя, – сказал он. – Все остальное кажется пустым и незначительным. Я даже забросил государственные дела. Когда тебя нет рядом, ничто не вызывает у меня интереса.

Пони не знала, что и сказать в ответ. Она встала и притянула Дануба к себе. Король крепко и порывисто обнял жену. Глянув через его плечо, Пони заметила напряженные лица Роджера и Дейнси.

Это отрезвило ее, и она отстранила Дануба.

– Неужели я должна напоминать тебе, по какой причине оказалась здесь? – спросила она.

– Прошу тебя, не говори об этом. Мне и без того больно, – ответил король, и в его голосе звучало искреннее сожаление. – Я знаю, что очень сильно виноват перед тобой и как муж, и просто как человек.

Лицо Пони посветлело. Она крепко сжала руку Дануба и, поднеся к губам, нежно поцеловала.

– Ты не совершил по отношению ко мне никакого серьезного проступка, – заверила она мужа. – Просто ты не мог не считаться с мнением своих урсальских друзей. Именно это, а не какие-то твои действия заставило меня отправиться на север.

– Но лишь на время? – спросил король.

Уклончивая улыбка Пони показывала, что она далеко в этом не уверена.

– Возвращайся вместе со мной! – потребовал Дануб. – Немедленно, пока Мазур-Делавал не покрылся льдом. Меня мало волнуют взгляды тех, кого ты называешь моими друзьями. Я знаю лишь одно: больше я не выдержу в разлуке ни единого дня.

Пони вновь оглянулась на Роджера и Дейнси. Их обоих явно не приводила в восторг настойчивость короля.

Однако и сама она пребывала в растерянности. Ей вовсе не хотелось возвращаться в Урсал, но в равной степени не хотелось, чтобы и ее третий брак оборвался, как два предыдущих. Ведь принося брачный обет, она не кривила душой ни перед Данубом, ни перед собой. Ей было не в чем винить мужа, да она и не посмела бы его обвинить. Так могла ли она пренебречь обязанностями, которые поклялась исполнять? Разве она не обещала Данубу, по крайней мере, пытаться исправить существующее положение?

– Констанция Пемблбери вернулась в Урсал, – сообщил король, отчего лицо Пони мгновенно помрачнело.

– И я хочу, чтобы она осталась, – добавил Дануб. – Там ее дом, как и твой.

Роджер собрался что-то сказать – и, разумеется, вовсе не какую-нибудь учтивую любезность, – однако Пони, подняв руку, остановила его.

– Констанция вполне осознает свое место и не станет вмешиваться в наши отношения, – пообещал король.

У Пони едва не сорвались с языка слова о попытке Констанции отравить ее, но она сдержалась. Данубу незачем это знать; жестокая правда лишь добавит ему душевных мучений. Женщина чувствовала, что и так доставила ему немало боли.

– Мне требуется некоторое время, чтобы принять решение, – сказала она.

– Времени слишком мало, – возразил король. – Зима на носу.

Лицо Пони оставалось напряженным.

– Ты боишься, что Констанция… – начал Дануб.

– Ни в коем случае, – без колебаний ответила Пони.

Она не боялась Констанции Пемблбери; особенно теперь, когда поняла всю глубину ненависти этой женщины к себе. В конце концов, если понадобится, ей не составит труда следить за действиями придворной дамы.

Поведение жены немало изумило Дануба. Он отступил на шаг, обдумывая свои дальнейшие слова.

– Ты даже не чувствуешь необходимости поинтересоваться, возобновил ли я прежние отношения с Констанцией? – спросил он.

Пони засмеялась, ибо, едва только Дануб заговорил об этом, она уже поспешила сделать совершенно иной, куда менее лестный вывод.

– Если бы ты возобновил с ней отношения, то наверняка сообщил бы мне об этом, – отозвалась она.

Видя подобное доверие с ее стороны, Дануб с трудом мог сдержать слезы. Он поднес руки жены к губам и снова покрыл их поцелуями.

Вскоре король покинул Чейзвинд Мэнор. Пони настояла на том, что ей требуется вечер и ночь на раздумья.

– Значит, собралась возвращаться, – вздохнул Роджер, после того как Дануб удалился.

Тон голоса выдавал недовольство Роджера даже сильнее, чем насупленное лицо.

– Я подумаю об этом, – ответила Пони.

– Но как ты можешь так легко поддаться на его уговоры? – недоумевал Роджер.

– Знаешь, когда я первый раз ехала в Урсал, то совсем не понимала, с чем мне придется там столкнуться, – призналась Пони.

– Ты и сейчас это не слишком-то понимаешь, – буркнула Дейнси.

Пони кивнула.

– Пока король Дануб остается рядом со мной, я могла и смогу выдержать все, с чем бы ни столкнулась в Урсале. У меня есть обязательства перед ним, и я бы не хотела причинять ему боль.

Ее подруга хотела еще что-то возразить, но Роджер остановил жену.

– Просто обещай мне, – сказал он Пони, – что не забудешь дорогу домой и, если понадобится, вернешься.

Пони подошла к нему и обняла за плечи.

– Или я закричу так громко, что Роджер услышит и придет мне на выручку, – заверила она.

Как и следовало ожидать, король Дануб явился в Чейзвинд Мэнор на рассвете, прискакав во весь опор из гавани, где провел ночь на борту «Речного Дворца».

Он ожидал Пони, сидя за накрытым к завтраку столом. На лице короля радость предстоящей встречи омрачалась страхом услышать ее отказ.

– Если я вернусь, все будет не так, как было, – произнесла Пони, еще не успев сесть за стол и воздать должное изысканным яствам.

Дануб продолжал молча смотреть на нее.

– Я буду в большей степени твоей женой, нежели королевой, – пояснила она. – Я буду бывать там, где пожелаю, и больше времени стану проводить за пределами замка. Я буду по-прежнему исполнять обязанности начальствующей сестры, помогать бедным и лечить занемогших с помощью магии самоцветов. И чтобы никаких фанфар, никакой гвардейской охраны.

– Забота о безопасности королевы… – начал было Дануб, но взгляд Пони быстро погасил в нем желание противоречить ей.

– Значит, ты вернешься? – спросил король.