Текст книги "Вне времени (ЛП)"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Если я успешный охотник и доверху заполнил на зиму, свои погреба, будет ли правильно и справедливо позволить соседу голодать? Если мне придётся урезать собственный рацион, чтобы накормить соседа, провести в зиму в лишениях, но без смертей, должен ли я по-прежнему спасти неудачливого охотника?

Я удивлён тем, сколько встречал людей, которые утверждали что нет, что их урчащий живот не стоит жизни соседа, и оправдывали своё заявление, обвиняя соседа в том, что ему не повезло с охотой.

Опять же, пример крайний, но если мы обратимся к повседневности, к ежедневным выборам, с которыми каждый встречается в своей жизни, наш выбор будет не менее важным. За что ты несёшь ответственность, кроме самого себя? За своего спутника, за своих детей, братьев, родителей, кузенов, соседей, незнакомцев?

Я думаю, что эти вопросы определяют тебя как личность больше любых других твоих поступков.

Законы королевства пытаются очертить эти границы ответственности в повседневной жизни граждан. В деревне Лонливуд в Десяти Городах, к примеру, успешный охотник обязан делиться добычей, превышающей дневную порцию. Любые излишки делятся поровну между всеми жителями Лонливуда. Но в Норе Дугана, ещё одном из Десяти Городов, те, кто не способен добывать себе пропитание охотой, зимой скорее всего будут голодать, а успешные охотники могут защищать свою добычу до смерти, даже если эта добыча столь велика, что начнёт гнить с приходом в тундру весенних оттепелей.

В Норе Дугана никто не пытается изменить эти законы или типичное отношение, придающее им силу. Конечно, в Брин Шандере, центре Десяти Городов, найдутся такие, кто хотел бы подобных перемен, поскольку голодающий народ из городов Красных Вод неизбежно пытается добраться до врат Брин Шандера.

Я предпочитаю Лонливуд, как и мои товарищи, поскольку начал считать филантропию главным источником довольства собой, если не откровенного эгоизма!

В Брин Шандере есть старая женщина, которая берёт к себе бродячих собак и котов. Она неустанно трудится, чтобы пристроить их среди жителей города.

Она так предана своей задаче, что мало ест и ещё меньше спит. Однажды я спросил её об этом, о том, почему она жертвует лишним часом сна, чтобы найти бродячего кота, о котором ей рассказали.

– Каждый час, когда я не работаю, драгоценный кроха может умереть, – сказала она мне.

Люди Брин Шандера считают её сумасшедшей, и честно говоря, я и сам подвергал сомнению здравость её рассудка и расстановку приоритетов. До тех пор, пока не поговорил с ней, и тогда обнаружил в этой женщине одного из самых разумных и зравомыслящих людей, с которыми когда-либо имел счастье встречаться. Тепло её сердца тронуло меня и позволило увидеть искренность её улыбки. Для неё это было призвание, способ, которым она, бедная старая женщина, может сделать мир лучше.

Среди знакомых мне дворян немногие могли сравниться с ней в искренности улыбки.

Я считаю себя немного похожим на эту старую женщину, и больше прежнего – после моего обучения в монастыре. Величайший урок, полученный мной в этом месте великого учения – постоянное напоминание о том, как мало мне на самом деле нужно, и предостережение избегать ловушки собственности.

Чаще всего богатство владеет богачом, а не наоборот.

Богатая женщина может вызывать зависть, и хотя зависть будет ей приятна, этот повод омрачит лица окружающих задолго до того, как она умрёт.

Некоторые меряют богатство золотом.

Другие меряют его слезами тех, кто будет оплакивать их после смерти.

Я понимаю и с отвращением признаю, что среди встречавшихся мне людей мои предпочтения вовсе не являются общепринятыми. Нора Дугана не нуждается в новых жителях, и любые дома, опустошённые суровыми условиями этого сообщества, вскоре наполняются снова, по большей части людьми, ворчащими по поводу дани или налогов и готовыми воевать с любым, кто потребует у них хотя бы медяк.

«Не можешь поймать жратву – не имеешь права жить» – распространённое кредо, которое часто можно услышать в этом городе и даже на берегах озера под названием Красные Воды.

Таков этический спектр разумных существ со шкалой между «я» и «сообщество».

Мой друг Бренор – один из богатейших королей в этой местности. Соединённые дварфийские королевства, от Долины Ледяного Ветра до Серебряных Кордонов и Гонтлгрима, вышли из своих войн, сверкая богатством и могуществом. Сам Бренор уже обладает сокровищницей, способной вызвать зависть большинства лордов Глубоководья.

Обязан ли в таком случае Бренор распахнуть свои врата для всех просителей? Насколько широки границы ответственности для того, кто обрёл столь многое? Шире, чем для фермера или сапожника? Если фермер сберёг дюжину серебряных монет и даёт одну бедняку, которого встретил на рынке, следует ли Бренору, владеющему в тысячу тысяч раз большим состоянием, раздать по монете тысяче тысяч нуждающихся?

Или ему следует раздать даже больше, поскольку после определённой степени богатства его монеты становятся не так важны для его собственного здоровья и безопасности? Подобно драконам, великие лорды севера владеют грудами сокровищ, которые не в силах потратить за всю свою жизнь. Даже их дети и следующие поколения не могут потратить такие богатства. Потеря серебряной монеты меньше вредит человеку и его семье, обладающему десятью серебряными монетами, чем потеря медной монеты – семье, у которой есть только десять медяков. А потеря золотой монеты для женщины, которая обладает десятью золотыми монетами, значит для блага её семьи меньше, чем дань, назначенная человеку с десятью серебряными.

И по мере возрастания размеров богатства правило продолжает соблюдаться. Чем больше у вас есть, тем меньше вам необходимо, и когда все базовые нужды удовлетворены, роскошь становится избыточной и притупляет радость приобретения.

Мензоберранзан похож на Нору Дугана. Никакого золота и драгоценностей не хватит, чтобы удовлетворить неутолимую жажду верховных матерей. В Мензоберранзане богатство – это власть, а власть – это всё. И богатство означает положение, которое значит даже больше власти. Ведь положение вызывает зависть, а для дроу моей родины чужая зависть – одна из величайших радостей в жизни.

Такая жизненная философия кажется мне абсолютной глупостью.

Попрошайку у ворот дома Бэнр убьют или возьмут в рабство.

Попрошайку у ворот Гонтлгрима накормят горячей едой и дадут постель.

Поэтому король Бренор – мой друг.

– Дзирт До'Урден

ГЛАВА 18

Реальность восприятия

Год Возрождения дварфийского рода

1488 по Летосчислению Долин

– Ты с ума сошёл? – поинтересовался Киммуриэль, услышав последнюю нелепую просьбу Джарлакса.

Тот сделал жест, будто собираясь ответить, но Киммуриэль поднял руку и покачал головой.

– Не трать слов, – сказал псионик. – Я уже знаю ответ.

– Ты ранишь меня, друг мой.

– Я тебя раню, а ты меня убиваешь, – отозвался Киммуриэль.

– Громф тебя не убьёт, – заверил его Джарлакс. – Испытав силу улья иллитидов, текущую сквозь него, он скорее наложит на тебя любовные чары, чем станет бросаться огненными шарами.

– Дождаться не могу, – сухо отозвался Киммуриэль.

– Он выделит тебе покои в Главной башне.

– Где меня будут окружать невыносимые волшебники с их ограничениями?

Джарлакс вздохнул, признавая поражение.

– Мой комментарий всё равно не касается Громфа, – продолжил Киммуриэль. – Боюсь, ты просишь меня сыграть в игру с существом более опасным, чем бывший архимаг, которое, к тому же, получит значительно меньшую выгоду, оставив меня в живых.

– Возможно, но это критически важно – иначе я бы не просил. Ивоннель представляет собой намного большее, чем кажется, и её роль в происходящем куда значительнее, чем мы осознаём. Мои инстинкты просто кричат об этом, а я научился к ним прислушиваться.

– Ты думаешь, что она, на самом деле – прислужница Ллос, йоклол под личиной? – спросил Киммуриэль.

Джарлакс выгнул брови.

– Больше.

Псионику потребовалось мгновение, чтобы это переварить.

– Ллос? – воскликнул он. – Ты считаешь Ивоннель воплощением самой Ллос? Ты хочешь, чтобы я шпионил за Ллос? Ты с ума сошёл?

– Отвечая на твой последний вопрос, буду честным: возможно. Касательно первого, я просто не знаю, – признался Джарлакс. – Но по поводу второго, я считаю, что мы должны попробовать узнать правду. А ты?

Киммуриэль ответил:

– Я считаю, что нам лучше сбежать в самый глухой и далёкий угол Фаэруна.

– Но это всего лишь иллюзия, – сказал Дзирт.

Ивоннель проказливо ухмыльнулась.

– Я решила, что они тебе понравятся.

Чтобы подчеркнуть «они», она захлопала ресницами. Её глаза сейчас были фиолетового цвета, очень похожего на глаза Дзирта – редкая мутация среди дроу.

– Они прекрасны, – признал Дзирт. – Для любого наблюдателя в тебе прекрасно всё. В этом и заключается хитрость, не так ли? Ты поддерживаешь волшебную иллюзию, чтобы зритель видел в тебе именно то, что больше всего ему нравится.

– Нет, – сказала она. – Больше нет. Однажды я играла в эту игру, и с готовностью признаюсь тебе в этом. Действительно, то была сознательная манипуляция. Те, кто смотрели на меня, невольно относились ко мне лучше, чем к более блеклой и менее привлекательной персоне. Я игралась с их восприятием ради собственной выгоды.

– Это нечестно.

– Разве? А ты не используешь свою репутацию ради выгоды? Она не помогает тебе, когда противники знают, что сражаются с легендарным мечником? Или тот факт, что ты дроу. Конечно, в некоторых областях это приводит к большим проблемам, но ты не думал, что многие из деловых партнёров Джарлакса ведут себя крайне осторожно просто из-за цвета его кожи и из-за страха перед возможным возмездием?

Дзирт замялся, не зная, что ответить, потом буркнул:

– Это другое.

– Вовсе нет, – настаивала Ивоннель. – Разве не бывает ночей, когда Кэтти-Бри надевает особую одежду или делает специальную причёску? Разве ты не поступаешь точно так же? Я просто решила выглядеть так. И выглядеть так для всех: от зрителя к зрителю иллюзия больше не различается.

– Но это твой естественный облик?

– Какая разница?

Дзирт начал отвечать, но понял, что его поймали, и просто пожал плечами.

– Люди строят свои тела, делают причёски, выбирают одежду, раскрашивают лица – всё, что угодно! – чтобы определить свою внешность. Я поступила точно так же.

Она снова сверкнула своей проказливой улыбкой.

– Просто у меня есть инструменты получше.

Дзирт невольно рассмеялся. Он хотел отыскать какую-нибудь точку опоры, с помощью которой мог бы вести спор, но таковой не было. Он подумал о собственном тщеславии, о том, как упорно каждое утро тренирует свои мышцы. Да, большая часть этих тренировок была практичной, исходила из его желания быть совершенным фехтовальщиком, чтобы использовать свои навыки ради высшего блага. Всё это была правда.

Как и его личное удовольствие от наращивания мышц. Сколько раз он замечал, как Кэтти-бри подглядывает за ним во время утренней тренировки, и сколько усилий приходилось прикладывать, чтобы сдержать улыбку, когда он знал, что она смотрит на него из-за кустов?

– В последнее время у меня были с этим проблемы, – напомнил ей Дзирт, имея в виду проклятие, из-за которого стёрлась черта между реальностью и иллюзией, болезнь разума, спровоцированную истончением фаэрзресс в Подземье.

– Именно таким было твоё безумие, – согласилась Ивоннель. – Где заканчивается восприятие и начинается реальность? Ты не мог различить и не мог верить в реальность окружающих, даже твоих близких.

– И хотя они были ненастоящими, иллюзия, моя вера в то, что это действительно мои друзья, сделали их реальными для меня. В своих мыслях – в своём сердце я действительно лежал с Кэтти-бри.

– Восприятие и есть реальность, Дзирт До'Урден, – заявила Ивоннель.

– Объективной истины нет?

– Конечно, есть! Но до тех пор, пока фальшь не раскрыта, реальностью остаётся то, что ты таковой считаешь. Нельзя отделить одно от другого без раскрытия лжи. В том, что ты попытался, и заключалось твоё безумие.

Дзирт какое-то время обдумывал её слова, потом рассмеялся.

– Вы предупреждаете меня, госпожа?

– Нет, – сказала Ивоннель, и Дзирт не услышал неискренности в её голосе. – И сейчас я говорю тебе, что Закнафейн реален. Это тот же мужчина, что принёс себя в жертву, чтобы ты мог сбежать из Мензоберранзана, а потом ещё раз – когда его послали в виде чудовища-нежити за твоей головой. Сознание, обитающее в этой смертной оболочке дроу – твой отец, Закнафейн.

Дзирт долго кивал, отвечая на все реплики Ивоннель в этом неожиданном разговоре в Кровоточащих Лозах. Наконец, он остановился и посмотрел на женщину.

– Мне нравятся твои глаза, – признал он, и Ивоннель улыбнулась.

– Можешь определить? – спросил Киммуриэль Джарлакса, который смотрел сквозь свою волшебную глазную повязку, пытаясь различить истинный облик женщины в прорицательном зеркале псионика. Они находились в отдельной комнате в «Двенадцати Дланях» – таверне, постоялом дворе и конюшне в городе полуросликов Кровоточащие Лозы.

– Магии нет, – сказал тот, покачав головой с недоумённым видом. – Теперь Ивоннель выглядит именно так. Это её настоящий облик.

– Но изменённый магией, как она призналась по поводу своих глаз, – сказал Киммуриэль.

Это вызвало очередное пожатие плечей у его товарища.

– Она выбрала себе внешность и изменила её, но по крайней мере постоянная иллюзия, которое показывала разное разным наблюдателям, пропала.

– Ты считаешь, что это важно?

Джарлакс замолчал, но потом кивнул.

– Я не знаю, почему, – признал он. – Но теперь она кажется более правдивой, более настоящей, более...

– Более смертной?

– Да. Возможно, это лучшее слово. И в этом есть смысл, учитывая её решение покинуть Мензоберранзан и прийти сюда. В Мензоберранзане она могла стать верховной матерью. После того, как она спасла город от Демогоргона, никто, тем более эта жалкая Квентл, не посмел бы ей возражать. Она могла жить, как богиня, и всё-таки пришла к нам.

Киммуриэль не стал спорить. Он оглянулся через плечо, потом указал подбородком на изображение в зеркале, чтобы привлечь внимание Джарлакса.

– Она уходит, – сказал псионик.

Джарлакс коснулся полей шляпы в благодарность за экстраординарные способности Киммуриэля.

– Нам необходимо узнать, какие действия предпринимают дома дроу в отношении происходящего, – заметил Джарлакс.

– Разве ты не за этим отправил Закнафейна?

– Да, чтобы разузнать о делах дома Ханцрин в Глубоководье. Но теперь мне стало интересно, неужели в наш регион и именно сейчас их привело простое совпадение?

– На сей раз главные дома Мензоберранзана не станут возвращаться – после столкновения между Дзиртом и аватаром Ллос в тоннелях под Землями Кровавого Камня, и уж тем более после убийства Демогоргона с помощью инструмента-Дзирта на глазах всего города. Они просто отпустят Дзирта. Они больше не собираются его преследовать, а если бы и собирались – разве не воспользовались бы Ивоннель, чтобы получить желаемое?

– Всё не так просто.

– Как всегда, – сухо заметил Киммуриэль.

– Как любит Ллос, – сказал Джарлакс. – И да, ты прав, что на этот раз город не станет вмешиваться. Но всегда остаются беспринципные верховные матери, которые хотят заполучить преимущество. Всегда. Во всех этих событиях – с Дзиртом, Закнафейном, с нашими новыми союзами – некоторые могут увидеть свой шанс на продвижение.

– Только не Бэнры, – сказал Киммуриэль. – Не сейчас. По крайней мере, не так, как ты опасаешься. Ивоннель сама Бэнр, как и Громф, а он посещает...

– Ты знаешь, о ком я говорю, – оборвал его Джарлакс. – И знаешь, какова твоя следующая задача.

– Задача? Ты говоришь со мной так, будто я твой раб.

– Не раб. Но мы можем согласиться, что тебе предстоит встреча, не так ли?

– Аш'ала Меларн, – сдался Киммуриэль. – Мне сказали, что вскоре она встречается с матерью Зирит До'Урден, чтобы определить, возможно ли наладить отношения между домом Меларн и домом Ксорларрин, который стал теперь домом До'Урден. После разговора с матерью Зирит я отыщу её в тихом коридоре.

– В месте, где её нельзя будет найти с помощью магии, – поправил Джарлакс. – В измерении, созданном тобой собственноручно, где другие не смогут вас подслушать. Это настолько важно.

Киммуриэль кивнул.

– Я поговорю с Аш'алой в обстановке полной секретности.

Джарлакс снова коснулся полей шляпы и покинул таверну. Он догнал Ивоннель возле небольшого домика Дзирта во дворе виллы Реджиса и Доннолы.

– Как прошло твоё соблазнение? – спросил он, приближаясь.

Ивоннель наклонила голову и с любопытством посмотрела на него.

– В этом всё дело, не так ли? – настаивал он, устраиваясь рядом с безоговорочно прекрасной молодой женщиной-дроу.

– Что за дело?

– Твоя внешность. Эти глаза!

– Не стану отрицать символичность своего выбора.

– Или то, что они должны были понравиться Дзирту? – хитро заметил Джарлакс.

Ивоннель хмыкнула и двусмысленно пожала плечами.

– А возвращение Закнафейна? – спросил Джарлакс неожиданно тихим и серьёзным голосом.

– А что с ним? – ответила Ивоннель, с виду искренне изумлённая – но разумеется, она была очень хороша в подобного рода притворстве, как и её тёзка, мать Джарлакса.

– Разве Дзирт не обрадовался?

– Хватит танцев, дядя, – сказала дочь Громфа, и Джарлакс напрягся от открытого признания их семейных уз.

– Что ж, ладно. Ты вернула его к жизни.

Ивоннель усмехнулась.

– Я не знаю, как ты это сделала, но ты сумела, и всё это похоже на запутанную игру, цель которой – соблазнить Дзирта, – открыто обвинил её Джарлакс. – Ты слышала, как Дзирт сказал Ллос, что если бы она была достойна его почитания, то вернула бы Закнафейна без всяких просьб.

Он пристально посмотрел на Ивоннель и напомнил:

– Тебя не просили.

– Ты думаешь, я хочу, чтобы Дзирт мне поклонялся?

– Или чтобы любил.

Ивоннель пожала плечами, но не покачала головой в отрицании.

– Тёмные эльфы живут долго. Не то что люди.

– Особенно если её убьёт враг.

Ивоннель остановилась и повернулась лицом к Джарлаксу, и когда тот в свою очередь повернулся к ней, она отвесила наёмнику пощёчину.

– Я не враг Кэтти-бри, а она не враг мне, – процедила Ивоннель сквозь сжатые зубы. – И даже будь мы врагами, я не стала бы забирать у Дзирта жену и любимую.

– Но ты не отрицаешь, что он тебя интересует.

– Не отрицаю.

Ивоннель призналась легко, без малейшего стыда или колебаний.

– И поэтому вернулся Закнафейн, – продолжил Джарлакс.

– Ты продолжаешь так утверждать, но я знаю, что у тебя нет доказательств – потому что их не существует.

Она снова пожала плечами.

– Похоже, Закнафейн вернулся благодаря божественному вмешательству, а я – не богиня. Посмотри лучше на Миликки, которая вернула Дзирту его Компаньонов Халла.

– Миликки с самого начала собиралась так поступить.

– Тогда посмотри на Ллос, – сказала Ивоннель. – Хотя Миликки всё равно может быть причиной.

– Почему? – спросил искренне недоумевающий Джарлакс. – Ты веришь в эту ерунду, будто Дзирт может её изменить? Ты именно так мне и сказала, когда сообщила о возвращении Закнафейна. Что Дзирт думает, будто может изменить Ллос. Это...

– Возможно, боги являются богами, потому что они способны лучше предвидеть будущее и понимать последствия действий в настоящем, – оборвала его Ивоннель. – Поэтому они не совершают ошибок недальновидности. Я немало об этом думала – я считаю, что лучше прочих подхожу для поисков ответа на подобный вопрос – и мне кажется разумным, что Ллос осознаёт неизбежность нашей, Джарлакс, революции, и понимает, что не в силах её остановить.

– Неизбежность? – фыркнув, отозвался Джарлакс. – Хотел бы я разделять твою уверенность.

– Перемены в Мензоберранзане начались. Этого уже не изменить, чем бы всё сейчас ни закончилось. Ллос знает об этом, и знает, что ты сыграл огромную роль в происходящем.

– Пожалуйста, никому об этом не говори, – отозвался Джарлакс, и он практически не шутил. Последнее, чего ему хотелось – увидеть собственное отражение в глазах госпожи Ллос.

– Твой город Лускан – серьёзная угроза старому порядку, – сказала Ивоннель. – Самое сильное слово в языке дроу – iblith. Поношение отличающихся, иных рас – краеугольный камень высокомерия дроу, а высокомерие дроу – основа могущества и жестокости Паучьей Королевы. Но подумай о том, чего ты добился в Городе Парусов, Джарлакс.

– Я управляю им из тени, посредством главного капитана-дроу, который выдаёт себя за человека, – возразил Джарлакс. – Для агентов Мензоберранзана такой трюк не в новинку.

Ивоннель рассмеялась.

– Ты говоришь о прошлом. В Лускане дроу активно смешиваются с обитателями поверхности – даже с обладателями власти. В новой Главной башне Волшебства Громф Бэнр, бывший архимаг Мензоберранзана, ведёт исследования рядом с Пенелопой Гарпелл, лордами-нетерезами, волшебниками и чародеями огромной силы из других рас и народов. Единственный, кто считает, будто используемую Беньяго личину главного капитана Курта до сих пор не раскрыли – это ты сам. Весь двор короля Бренора и большая часть его города знают истинную силу Лускана. Как и полурослики в этой милой деревне.

– И что с того? Какую серьёзную угрозу...

– Ллос знает, как и ты, что среди разумных раз знакомство не рождает презрения. Нет, оно стирает предрассудки. Величайшей ересью Дзирта До'Урдена был не уход из Мензоберранзана, а то, что он добился принятия в Серебристой Луне и Глубоководье. Это угроза Ллос. Как она сможет держать своих слуг в Подземье довольными, если им доступен мир, не сводящийся к мраку, ненависти и кровопролитию?

– Она не убила Дзирта, – напомнил Джарлакс. – Это легко исправить.

– Совсем не легко. Потому что она знает, к чему это приведёт. Мучеником Дзирт будет представлять собой ещё более мощный символ. Она не убила Дзирта потому, что боится последствий.

– И поэтому она вернула Закнафейна?

Ивоннель снова пожала плечами с выражением беспомощного недоумения на лице, и Джарлакс мог лишь кивнуть и попытаться разобраться сам. Если Ллос действительно вернула Закнафейна Дзирту, значит ли это, что таким способом богиня признала неизбежное? Пытаясь удержаться за своих последователей – поскольку что есть бог без последователей? – нанесла упреждающий удар доброты и раскаяния?

– Не может быть! – воскликнул Джарлакс, разум которого не в силах был совершить подобный скачок.

– Но очень похоже на то, – сказала Ивоннель. – Особенно с моей точки зрения, и я считаю, что способна оценить эту конкретную ситуацию лучше, чем ты.

Это заставило Джарлакса замолчать, поскольку он гордился своей способностью оценивать и понимать ритмы окружающего мира.

В ответ на его ошеломлённый взгляд Ивоннель просто снова пожала плечами.

– Я стала иначе смотреть на само время, – с самоироничным смешком объяснила она. – Мои воспоминания на многие тысячелетия старше моего тела... и моего сознания! Ты не в силах представить, что это значит, дядя.

– Я не так уж молод и многое знаю о прошлом, – ответил наёмник. – Не забывай, я знал женщину, которой принадлежат эти воспоминания – и некоторые из них были для нас общими.

– Это не то же самое. Даже не близко. Это не просто истории, услышанные мной в песнях барда, даже если каждое слово казалось истиной. И не просто воспоминания о далёком прошлом. Это опыт далёкого прошлого, который стал для меня новыми воспоминаниями, как будто всего несколько лет отделяют меня от событий тысячелетней давности.

– Я могу оглянуться на самые ранние войны верховной матери Бэнр и почувствовать раны и запах крови, – продолжала она, и неожиданно Ивоннель начала говорить не только с Джарлаксом, но и с сама с собой, как будто её наконец озарило. – Это не просто воспоминания! Я могу оглянуться на то, как Бэнр занималась любовью, и пережить в своём разуме эти мгновения так отчётливо, как будто я сама седлаю партнёра, а не моя тёзка. Отчётливо! Я знаю, я испытываю каждое чувство, даже огромное облегчение, которое Бэнр находила в подобных встречах. И я не просто сторонняя наблюдательница, понимаешь?

– Не уверен, что хочу понять.

– Я знаю больше, чем то, что она видела или чувствовала, – попыталась объяснить Ивоннель. – Я знаю и каждый образ, каждую волнительную мысль в голове Бэнр, когда она доводила себя до сексуального экстаза. Я не хочу этого, но...

Джарлакс едва не потерял дар речи.

– Неужели иллитиды вложили в твой разум не только память верховной матери Бэнр? Ты не боишься, что одержима? Возможно, Киммуриэль...

– Нет, это не одержимость и не наваждение, – спокойно ответила Ивоннель. – В конце концов, несмотря на оскорбление определённых чувств, это дар. С тысячью лет опыта – опыта, который кажется мне совсем свежим – я чувствую, что обладаю способностью предвидения, превосходящей... любого. Старшие люди считаются более мудрыми, поскольку они видели последствия подобных ситуаций, и тесное знакомство с воспоминаниями, чувствами, откровениями и опытом Ивоннель Вечной наделило меня её мудростью.

– Поэтому ты так терпеливо ждёшь, пока Дзирт станет доступным?

Ивоннель рассмеялась, и Джарлакс к ней присоединился. Это казалось таким примитивным примером открытых перед ней горизонтов.

Но Джарлакс присоединился к её смеху, потому что различил в нём искренность. Он знал, что Ивоннель обладает грозными силами не только по части магии. По части дипломатии и обмана она была не менее опасна, но подобное объяснение, такая аргументация, казались Джарлаксу очень убедительными.

Всё это... сходилось. Каким-то образом оно совпадало с тем, как Джарлакс видел мир. В крайне необычайных обстоятельствах Ивоннель присутствовала некая... целостность.

Наёмник не знал, верит ли, что Ивоннель не знает о возвращении Закнафейна – не был даже уверен, что она сама это не устроила.

Но почему-то ему казалось это неважным.

ГЛАВА 19

Оружейник

Закнафейн вёл свою команду по туннелям верхнего Подземья, используя все свои навыки, которые так тяжело тренировал, чтобы отточить их до совершенства. Браэлин и Джейрелл Фей следовали позади, и ещё полдюжины воинов Бреган Д'эрт скользили за ними в тенях. С тех пор, как он в последний раз делал это, прошло почти двести лет, но по внутренним часам Закнафейна минуло лишь короткое время. Эти воспоминания не были для него далёкими – он чувствовал себя скорее переместившимся вперёд во времени, чем отсутствовавшим здесь десятилетиями.

Он вышел к перекрёстку. Впереди зияли три прохода. Он закрыл глаза, вспоминая модель, которую построил в Лускане Джарлакс, прежде чем отправить его сюда. Он рефлекторно положил ладонь на сложенную карту, которую теперь носил в кармане... и убрал её.

Он подготовился и знал путь. Карта была не нужна.

Он просигналил команде следовать за собой, затем скользнул мимо устьев двух ближайших тоннелей к третьему, который должен был привести его на юг вдоль побережья, недалеко от канализации Глубоководья.

Он почувствовал движение впереди и прижался к стене и полу естественного тоннеля, полностью слившись с каменными гранями. Впереди он увидел одну лишь поднятую руку, пальцы которой мелькали в жестах беззвучного кода дроу.

Закнафейн встал и отделился от стены, и новоприбывший подошёл.

– Вейлас Хьюн, полагаю, – сказал оружейник. Он поднял руку, давая отряду знак оставаться в тенях.

– Здравствуй, Закнафейн, – ответил бродяга. – Джарлакс сказал тебе, что мы должны встретиться здесь?

– Где-то поблизости, хотя я не знаком с этими тоннелями, – ответил Закнафейн, не желая выдавать слишком многое, особенно учитывая фамилию своего собеседника.

– Ты на верном пути, и ещё до конца дня достигнешь участка, где естественные проходы пересекаются с искусственными, – пояснил Хьюн. – Это будет канализация Глубоководья, и в этой области ты найдёшь торговцев Ханцрин.

– Нельзя просто так взять и найти дроу, – сказал Закнафейн, вспоминая другое место и другое время, и ответ на заданный вопрос. Какой-то миг он размышлял о том приключении, потом снова обратил внимание на разглядывающего его с любопытством Хьюна.

– Ерунда, – сказал оружейник. – Старая шутка.

Бродяга не моргнул.

– У тебя есть что-нибудь для меня? – спросил Закнафейн.

Вейлас Хьюн кивнул и сбросил узел с плеча. Оттуда он достал небольшой хрустальный шар, помещавшийся в его ладонь.

Закнафейн получше пригляделся к предмету, заметив что-то похожее на крошечные звёзды, снующие внутри.

Вейлас Хьюн протянул шар ему.

– Командное слово, почему-то, «Рамблбелли», – объяснил бродяга, как только предмет пропал из его рук. – Но не призывай магию, пока не будешь готов полностью ею воспользоваться. Предмет заряжен, а каждая перезарядка стоит дорого.

– Разве это не кличка полурослика, друга моего сына? – спросил Закнафейн.

– Вот как? Что ж, пожалуй тогда слово подходит.

Снова вспомнив тот давний случай, Закнафейн улыбнулся.

– Джарлакс сказал, что ты знал моего деда, – произнёс Вейлас Хьюн.

Закнафейн пристально посмотрел на него.

– Знал.

–Тогда, может быть, однажды мы выпьем в «Одноглазом Джаксе» и ты мне про него расскажешь.

– Этот разговор лучше вести без крепких напитков.

Настала очередь Хьюна пристально разглядывать оружейника.

– Но ты знал Аратиса Хьюна?

– Я знал его лучше, чем он думал, будто я его знаю, – спокойно, ровным голосом и с серьёзным лицом ответил Закнафейн. – И Аратис удивился, что не удивился я, когда он оказался у меня за спиной с обнажённым кинжалом.

Вейлас Хьюн отступил на шаг, рефлекторно потянувшись к поясу.

– Он был из Бреган Д'эрт, – сказал бродяга.

– Как и ты, – ответил Закнафейн. Это было предупреждение, поскольку он наблюдал за ведущей рукой Вейласа Хьюна.

– Я всё равно хочу, чтобы ты мне про него рассказал, – расслабившись, произнёс Вейлас Хьюн.

– Мы не слишком ладили.

– Я уже понял. Но всё равно. Может быть, твои истории помогут мне поладить с Закнафейном.

– Я всегда предпочитаю, чтобы ко мне не подкрадывались сзади.

Они надолго скрестили напряжённые взгляды, потом Вейлас отступил ещё на шаг и отвесил поклон.

– В таком случае, до встречи в Лускане, – сказал он.

– Ты не присоединишься к моему приключению? – спросил Закнафейн.

– Я буду поблизости.

– Аа. Джараксл сказал тебе держаться в стороне и наблюдать, чтобы доложить ему, если меня с отрядом уничтожат.

Вейлас Хьюн пожал плечами.

– Ханцрины – грозный противник и хорошо знают местность. Сомневаюсь, что ты сможешь хотя бы отыскать их.

– Не смогу, – ответил Закнафейн. – В конце концов, как можно отыскать дроу?

Вейлас Хьюн снова не понял отсылки и просто пожал плечами, бросил на Закнафейна последний взгляд, и – в мгновение ока – исчез.

Закнафейн оценил его навык исчезновения. Вейлас Хьюн пропал из виду легко и безупречно, возможно даже с помощью магии.

Оружейнику показалось это очень знакомым. Он уже видел подобное мастерство.

Он надеялся, что тот конкретный отрывок истории не повторится.