Текст книги "Ночь Охотника"

Автор книги: Роберт Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Нет, Громф знал, что насчет Тиаго и его невесты Сарибель у нее были другие планы, и планы эти включали более высокое положение для Тиаго.

Потому что, в отличие от Андзрела, Тиаго смыслил не только в боевых искусствах.

Тиаго отлично владел искусством плести интриги.

– Можешь считать, что тебе повезло, – наконец произнес Громф, – потому что тебе предстоит увидеть действие Сумерек, а это будет великолепное зрелище.

Андзрел снова удивился:

– А разве ты не собираешься проводить Тсабрака до поверхности?

– Нет, – ответил Громф, оглянулся и сделал знак своему спутнику, пожирателю разума, догонять их. – Как раз сегодня утром я ходил на разведку. Это последний переход перед пещерой, которая ведет на поверхность, он займет несколько недель, и путь свободен. Таким образом, я выполнил свой долг перед Тсабраком. Оставайся с ним и охраняй его – эта задача будет несложной.

Он начал произносить заклинание, провел в воздухе рукой, очерчивая контуры дверного проема.

– Значит, ты возвращаешься домой, в Мензоберранзан?

– Со временем. – Это было все, что ответил Громф.

Он махнул иллитиду, чтобы тот вошел в портал, затем кивнул на прощание мастеру оружия и сам скрылся за магической дверью. Пройдя сквозь портал, он очутился в небольшой комнатке, соседней с помещением, где был заключен Предвечный, и которую он недавно отметил для этой самой цели. Огромный водный элементаль все еще находился здесь, стоял на страже, и он поднялся с угрожающим видом, но затем, узнав архимага, снова занял прежнее место.

Громф создал дверь, расположенную за пределами трех измерений, чтобы они с Мефилом могли пересечь яму с огненным чудовищем, затем повел пожирателя разума в узкий туннель, который вывел их к Кузне. Стук молотков, порождавший эхо среди каменных стен, не дал им. заблудиться.

Они пересекли Кузню, привлекли любопытные взгляды нескольких дроу и гоблинов, хотя, разумеется, никто не осмелился помешать им пройти или спросить, кто они и что здесь делают. Громф заметил свисавшие с потолка клетки, но в тот момент не обратил на них особенного внимания.

Они свернули в широкий коридор, украшенный великолепными статуями дворфской работы, и, несмотря на жгучую ненависть, испытываемую Громфом по отношению к бородатому народцу, он оценил искусство древних мастеров и порадовался, что воины Ксорларринов не уничтожили эти памятники далекой эпохи. Он направлялся в покои Береллип, но, проходя мимо одной из дверей, остановился и прислушался, и лицо его расплылось в довольной усмешке. Не дав себе труда постучать, архимаг произнес нужное заклинание, дверь распахнулась внутрь, и перед ним предстали три крайне изумленных темных эльфа.

Громф стремительно вошел, Мефил не отставал от него. Он нашел любопытным тот факт, что женщина, занимавшая самое высокое положение из троих, – Сарибель Ксорларрин – выказала ему наибольшее почтение, отступив назад и вежливо поклонившись.

В отличие от двух других – ее брата Рейвела, амбициозного выскочки, и еще более наглого молокососа Тиаго, – которые от неожиданности даже не сообразили, как следует приветствовать великого и могущественного архимага Мензоберранзана.

– Меня отзывают в Мензоберранзан! – прорычал Тиаго.

– У Матери есть для тебя важные дела.

– Да нет же, архимаг, это невозможно! – заорал молодой воин и в раздражении стукнул кулаком по ладони.

– Мы сейчас как никогда близки к цели, – пояснил Рейвел. – Мы захватили в плен его друзей и доставили их сюда. Они нам все расскажут, и тогда проклятый отступник будет у нас в руках!

– Проклятый отступник? Вы опять о Дзирте До’Урдене?

– Да! – хором воскликнули оба молодых дроу.

Громф сначала даже не сообразил, как на это реагировать. Мать привела в действие множество планов, как в Мензоберранзане, так и на поверхности, в области под названием Серебристые Болота, и Громф очень сомневался, что в ее планы входит смертельный поединок между Тиаго и Дзиртом, особенно в такой критический момент.

– Отведите меня к этим пленникам, – наконец решил он, и вскоре все пятеро стояли в огромной Кузне Гаунтлгрима перед раскачивающимися клетками.

После телепатического совещания с пожирателем разума Громф приказал освободить Далию, однако все это время не сводил взгляда с Энтрери.

– Это старый друг Джарлакса, – сказал он Тиаго и Рейвелу, стоявшим рядом. – Могучий воин, насколько я помню.

– Не такой уж и могучий, – процедил Тиаго.

Громф повернулся и взглянул в лицо тщеславному молодому дроу. Архимаг едва заметно улыбнулся, и Тиаго не понял, чему он улыбается, потому что Громф мысленно представлял себе схватку этого воина и Дзирта До’Урдена. Громф считал, что, скрестив оружие с кривыми мечами отступника, Тиаго начнет более трезво оценивать собственные возможности.

Затем Громф обратил внимание на Далию, которая рухнула бы на пол, если бы два стражника-дроу не поддерживали ее.

– Отведите ее в какую-нибудь комнату, где я смогу побыть с ней наедине, – приказал архимаг, и Далию поспешно увели прочь. – Ну, не совсем наедине, – поправил себя Громф, взглянув на своего спутника-иллитида.

– Что ты намерен делать?! – воскликнул Тиаго.

Громф взглянул на воина, не веря своим ушам, настолько непривычно было архимагу слышать вопрос, заданный подобным бесцеремонным тоном.

– А ты собирался ее пытать? – спросил Громф. – И другого пленника? Ты хотел причинять им боль до тех пор, пока они не скажут тебе то, что ты желаешь знать?

– Такая мысль приходила мне в голову.

– Тогда позволь мне заняться этой женщиной, и пусть это послужит прекрасной иллюстрацией ограниченности Тиаго. – Громф презрительно фыркнул. – Как ограничен любой, кто ценит меч выше магии.

Вскоре каменные коридоры нижнего уровня Гаунтлгрима огласились жуткими воплями несчастной Далии, в сознание которой вторгся Мефил Эль-Видденвельп.

– Ты осмеливаешься шпионить за архимагом? – осведомилась Сарибель у Рейвела. Они находились в своей комнате, и маг-Ксорларрин произносил заклинания, позволявшие незаметно наблюдать за допросом Далии.

– Помолчи, – приказал жрице Тиаго. – Пусть он делает свою работу.

– Это же архимаг Мензоберранзана! – воскликнула Сарибель. – Если он заметит…

– А ты хочешь просто уехать отсюда, как приказала Мать? Может быть, мне оставить свою цель сейчас, когда она так близка?

– Когда катастрофа так близка, ты хочешь сказать? Потому что если ты собираешься пойти против…

– На склоне какой-то горы в Долине Ледяного Ветра, – перебил ее Рейвел. Жрица и Тиаго обернулись к нему. Казалось, он смотрел куда-то в пространство, и Тиаго с Сарибель поняли, что маг действительно мысленно находится далеко отсюда, в другой комнате, с Громфом, иллитидом и Далией.

– Дворфы клана Боевого Молота, – продолжал Рейвел. – Она считает, что Дзирт сейчас с дворфами клана Боевого Молота под горой в Долине Ледяного Ветра.

– Нам известны туннели, которые ведут прямо туда, – взволнованно прошептала Сарибель.

– Это не так уж далеко, – добавил Тиаго. – Мы можем добраться туда и завершить наше дело, а потом с триумфом вернуться в Мензоберранзан за довольно короткое время; даже Мать не будет гневаться на нас за эту небольшую задержку.

Дверь распахнулась, и Тиаго с Сарибель попятились от изумления, едва не споткнулись и не рухнули на пол, в то время как Рейвел, находившийся в другом месте, продолжал свою работу. Однако пара молодых дроу испытала невероятное облегчение, увидев, что это всего лишь Береллип, а не кто-то из сообщников Громфа.

– Долина Ледяного Ветра, это к северу отсюда, – обратился к жрице Тиаго, поспешно закрывая дверь. – Далия все рассказывает этому уроду, прислужнику Громфа.

Береллип перевела недоуменный взгляд с Тиаго на Рейвела.

– Вы подсматриваете за архимагом?! – в ужасе ахнула она.

– Нет, мы уже закончили подсматривать за архимагом, – произнес Рейвел прежде, чем Тиаго успел открыть рот. Маг дезактивировал двеомеры ясновидения и незримого присутствия в ином месте. – И это действительно принесло немалые плоды.

– Громф уничтожит вас одним щелчком пальцев, – предупредила Береллип.

– И зачем ему это нужно? – спросил Рейвел в тот миг, когда Тиаго упрямо произнес:

– Только не в тот момент, когда я вернусь в Мензоберранзан с головой Дзирта До’Урдена.

– Значит, вы выяснили, где он находится? – спросила Береллип, внезапно ощутив интерес к происходящему. Она подошла ближе и уселась напротив Сарибель за низким столиком, стоявшим в комнате.

Когда сюда должна прибыть Мать вашего Дома? – спросил Тиаго.

– Через две недели, может быть, через три.

Тиаго ухмыльнулся и обернулся к Рейвелу, который просто сиял.

– У нас полно времени, – согласился маг.

Громф Бэнр и Мефил в тот день узнали от Далии больше, чем полагали Рейвел и его сообщники, но эти глупые молодые дроу все равно не поняли бы смысла неожиданных открытий, даже если бы услышали о них. Громф сам не был уверен, что все понял, но в свете более значительных событий, которые разворачивались вокруг них: предстоявших Сумерек, войны, которую твердо намеревалась начать Мать Квентл, войны ради славы Ллос и расширения сферы ее влияния на область темной магии; войны, которая должна была поразить отступника До’Урдена и заодно богиню, стоявшую за ним, пытавшуюся вырвать его из-под власти Ллос, – важность роли, которую играла во всем этом дартиир по имени Далия, по-настоящему потрясла даже самого Громфа.

А Громфа нелегко было удивить.

В тот же день он покинул Гаунтлгрим, предупредив Тиаго, чтобы тот как можно скорее подчинился приказу Матери Квентл и что женщина по имени Далия должна остаться в живых. Никто из Дома Ксорларрин, кроме Береллип, которой он велел поклясться в сохранении тайны, не знал, что Громф уходит без своего спутника, пожирателя разума. У Мефила еще оставались здесь кое-какие дела.

Громф не ожидал, что Тиаго сразу же отправится в дом Бэнров, поскольку, само собой разумеется, заметил, что этот глупый лицемерный Рейвел Ксорларрин следил за ним и, скорее всего, узнал кое-что о местонахождении Дзирта До’Урдена, о том месте, где Далия в последний раз видела его. И Громф был практически уверен, что Рейвел вместе с Тиаго уже строят планы как бы отправиться в то место и захватить отступника.

Пусть будет так, решил Громф, потому что лично он не участвовал в этой игре, это была интрига Ллос и Матери Квентл. Он будет играть предназначенную ему роль, и ничего более.

И в тот час, когда он вернулся в свои покои в Академии Магик, а Далия – в клетку в Кузне Гаунтлгрима, ударные силы Ксорларринов, которые вели Тиаго, Рейвел, Джирт и Сарибель, отправились на север, на поиски своей жертвы.

Часть третья

Поэзия истории

Даже в этом безумном мире, где магия творит все более безумные вещи, где откуда ни возьмись возникают десятки тысяч орков, пираты становятся королями, существуют моменты ясности и предсказуемости, когда определенный путь ведет к ожидаемому концу. Эти моменты я называю поэзией истории.

Реджис пришел к нам, едва успев обогнать того, кто преследовал его, действительно опасного врага.

Поэзия истории, комфорт предсказуемости!

Он очень отличается от того Реджиса, которым был в прошлой жизни, наш друг-хафлинг. Решительный, хорошо обученный, искусный в обращении с клинком, Реджис провел вторую жизнь, имея перед собой четкую цель. И когда лич появился в нашем лагере в ту ночь в диких пустошах холмов Крагс, Реджис не обратился в бегство. Нет, он велел нам всем бежать, а сам попытался остановить кошмарное чудовище.

Но, несмотря на странные изменения, происшедшие с моими друзьями, все эти события, наши приключения, приносят мне какое-то знакомое, уютное ощущение.

Поэзия истории.

Я слышал подобные рассуждения довольно часто, особенно от старших эльфов, которые видели восходы и закаты нескольких сотен лет. Мало что способно удивить их, даже бурные события вроде Смутного Времени или Магической чумы, потому что они множество раз слышали стихи истории. И эта ожидаемая реальность воплощается в жизнь, когда дело касается возвышения и падения королевств и империй. Они следуют определенному курсу, они поднимаются в надежде на лучшее, они восходят на вершины славы, пользуясь благоприятными возможностями. Иногда они достигают этой вершины, сверкающего бриллианта, почти полного совершенства – это Миф Драннор во времена своего величия, Глубоководье на вершине могущества, и да, я включу сюда возрождение клана Боевого Молота в Мифрил Халле. Это обещание, это надежда.

Но колесо судьбы движется вперед, поворачивается слишком часто, и падение так же предсказуемо, как возвышение.

Часто я спрашиваю себя: что это, амбиции или слабость разумных рас? Что приводит к вращению этого колеса, подъему и падению культур и королевств? Так много их начинает свое существование с добрыми намерениями, с большими надеждами. Новая дорога, новый день, светлый рассвет и тысяча других клише…

Однако, по-видимому, любое государство в конце концов приходит к стагнации, и во время этого застоя силу обретают злые люди, руководствующиеся алчностью или жаждой власти. Подобно язве, они находят путь в любое правительство, проникают сквозь лазейки в самых благонамеренных законах, используют их в своих целях, копят сокровища и обеспечивают собственное благополучие за счет других людей, а в несчастьях и смутах винят своих беспомощных подданных, у которых нет ни права голоса, ни прибежища. Они обращаются к крестьянам: «Бойтесь вымогателей!» А вымогатели – это якобы больные, старые, угнетенные.

Они искажают реальность, чтобы сохранить свои богатства, но все же они никогда не чувствуют себя в безопасности, потому что такова кара истории; и когда они заканчивают грабить, неправедное государство рушится и погребает под собой и угнетенных, и угнетателей.

И тогда несчастья и болезни воцаряются на полях, на море, в лесах, среди работников и крестьян, рыбаков и охотников, среди тех, кто сеет, и тех, кто ест.

Потому что, боюсь, поэзия истории – это мрачная поэзия, она звучит как предупреждение об опасности, а потом она исчезает в памяти далеких поколений, превращается в легенды, а новые вредители выползают из своих коконов и пируют за счет несчастных.

Так не должно быть, но это происходит слишком часто. Я надеялся на нечто новое, лучшее, на нечто продолжительное, и это привело к договору ущелья Гарумна, о котором я начинаю сожалеть.

И поэтому мне следует погрузиться в отчаяние.

Но нет, я далек от безнадежности, потому что я видел божественную справедливость, я получил обратно самое ценное, что может быть в этом мире, – самых верных друзей и супругу, какие только могут быть у смертного существа. Мы идем вперед с открытыми глазами, с открытыми сердцами, мы Компаньоны из Халла, мы прекрасно знакомы с поэзией истории и твердо настроены сделать так, чтобы эти печальные ноты сменились триумфальными тактами и мягкими мелодиями надежды и справедливости. Мир погружен в хаос, но мы несем с собой порядок.

Мир затмила тень, но мы намерены нести свет.

Однажды, не очень давно, мне пришлось уговаривать своих бывших спутников совершать хорошие дела и самоотверженные поступки; теперь, наоборот, я окружен теми, кто побуждает меня к самоотречению.

Потому что даже мрачная правда не может изгнать из моего сердца неиссякаемый оптимизм, надежду на то, что в жизни есть еще что-то лучшее, что-то большее, нормальное общество, где слабые не боятся сильных.

Мы найдем свой путь, найдем нестройные ноты в страшных стихах; так получилось в случае с личем, которого Реджис притащил за собой, с этой тварью, Темной Душой, которая считала себя сильнее нас.

Потому что это была часть игры, которую мы могли бы предвидеть, если бы взглянули более внимательно на нашего друга-хафлинга. Если бы мы вспомнили правду о Пузане – о том самом Реджисе, который давным-давно навлек на нас проклятие по имени Артемис Энтрери (впрочем, с тех пор он перестал быть проклятием…).

И теперь мы действуем более осторожно, потому что в Реджисе появилось что-то новое – какая-то необычная аура, странные манеры, желание бросаться навстречу опасности, иногда напрасно, – и это «новое» привлекает к нам беды.

Пусть будет так. Возможно, как говорит старая пословица, это часть его обаяния.

А я скажу, что он сам ищет смерти.

Дзирт До’Урден

Глава 15

Родной дом

– Ну что, эльф, если у тебя есть какие-то мысли, пора их озвучить, – обратился Бренор к Дзирту, когда они выбрались из лодки, сделанной из шляпки огромного гриба, на узкий грязный берег перед стеной подземного замка и открытыми воротами, ведущими в Гаунтлгрим. Вся гигантская пещера была тускло освещена свечением, испускаемым лишайниками, и вокруг импровизированной лодочки распространялось еще больше света, потому что Кэтти-бри сотворила соответствующее заклинание, прежде чем они вступили в длинный туннель, ведущий в пещеру.

Вульфгар прочно удерживал суденышко одной могучей рукой, а вторую использовал как мостки, чтобы его спутники смогли сойти на берег. Когда Бренор подошел к переднему краю лодчонки, огромный человек легко перенес его на сушу.

Покачав лохматой головой, Бренор посмотрел на друга.

– Ты такой же сильный, как и в прошлый раз, – пробормотал дворф.

– Когда я видел Пуэнта, давно, в одной пещере, он мыслил вполне ясно, – сказал Дзирт дворфу. – Возможно, в душе его осталось достаточно от прежнего Тибблдорфа Пуэнта, и мы сумеем уговорить его пойти с нами к жрецу, который избавит его от проклятия.

– Что-то я не сильно в этом уверен, – возразил Бренор. – Когда я его в последний раз встречал, он вел себя то так, то эдак, то смеялся, а то злобно скалился; только что был другом, и тут же превращался в монстра. Он держал себя в руках из уважения ко мне и моему трону, так я думаю, но это давалось ему с трудом.

– У меня есть свиток, – напомнила им Кэтти-бри, сходя на берег при помощи могучего Вульфгара. – А еще Реджис, дал мне вот это. – Она продемонстрировала небольшой сапфир.

– Не слишком просторная тюрьма по сравнению с той, в которую ты посадила лича, – заметил Бренор.

– А она сработает? – осведомился Дзирт.

– Это лучшее, что у меня есть, – ответил Реджис, отстраняя предложенную Вульфгаром руку и легко перепрыгивая на берег. Он стряхнул песок и капли воды со своей нарядной одежды, расправил штаны.

– Тогда, если это нужно сделать, мы это сделаем, решил Бренор.

И четверо продолжали разговаривать на ходу; но Вульфгар, идущий в хвосте, молчал и почти не слушал. Пользуясь своей немалой силой, он вытащил шляпку гигантского гриба на берег и поспешил догнать своих спутников, которые входили в величественный верхний зал Гаунтлгрима.

Это место не походило на Мифрил Халл, сразу же заметил Вульфгар, потому что его первый зал был очень просторным. А Вульфгар помнил, что к главным помещениям Мифрил Халла вели лабиринты туннелей. Напротив, Дзирт описывал первый зал как жемчужину верхних уровней Гаунтлгрима. Несмотря на явные различия в планировке, варвару показалось, что все это он уже где-то видел, и это чувство было таким сильным, как будто он сам участвовал в событиях, некогда происходивших в этом подземном комплексе. Он живо помнил тот давний день, когда отряд их впервые вошел в Мифрил Халл, когда Бренор вернулся домой.

Вульфгар ощутил покалывание под левым коленом, но это, как он знал, была воображаемая боль: коготь тролля впился ему в ногу в прошлой жизни, в совершенно другое тело.

Но запахи этого места были ему знакомы, словно их оставляли после себя призраки умерших дворфов. И мысли его устремились прочь, на многие десятилетия назад, к другому месту, даже к иному телу.

Он тряхнул головой, чтобы отогнать воспоминания, и вернулся к настоящему. Дзирт, Кэтти-бри и Реджис стояли у стены зала справа от двери. Кэтти-бри усилила магическое освещение, и теперь детали окружающего были ясно видны. Вульфгар заметил иссохший труп – съежившееся тело женщины, обнаженное, жестоко изуродованное.

Кэтти-бри благословила тело и побрызгала на него священной водой, и только тогда Вульфгар вспомнил рассказ Бренора о его последнем визите в Гаунтлгрим и о мрачной судьбе спутников дворфа. Очевидно, Кэтти-бри сделала так, чтобы эта женщина никогда не восстала из мертвых в качестве вампира, хотя прошло много месяцев с того дня, как вампиры-дроу убили ее.

Взгляд Вульфгара упал на Бренора: дворф медленно, словно в трансе, шагал по направлению к прекрасному трону, который стоял на возвышении в двадцати шагах от стены, напротив парадного входа. Быстро взглянув на троих других и осмотрев просторное помещение, варвар поспешил к своему приемному отцу.

– Это трон дворфских богов, – объяснил Бренор, когда Вульфгар подошел ближе. Дворф потирал отполированный подлокотник великолепного трона, гладил его, словно живое существо. – Трижды я сидел на нем, дважды к своему счастью, а в третий раз меня сбросили.

– Сбросили?

– Ага, – признался Бренор, оглядываясь на собеседника. – Когда я думал о том, чтобы бросить наш поход и отказаться от клятвы, данной богине моей дочки. Я направлялся не в Долину Ледяного Ветра, парень, я направлялся домой.

– Ты имеешь в виду, что хотел покинуть Дзирта? – спросил Вульфгар, когда к ним подошли остальные трое.

– Точно. Я забыл свое слово и убедил себя, что для меня правильно бросить этот поход. «Ради Мифрил Халла», – сказал я себе! Ба, но вот это кресло мне показало, что я был неправ!

– Трон отверг тебя? – спросила Кэтти-бри.

– Да как швырнул через весь зал! – воскликнул Бренор. – Ага. Швырнул и напомнил мне о моем месте и о тех, кому принадлежит мое сердце.

– Займи свое место сейчас, – попросил Вульфгар, и Бренор с недоверием посмотрел на него.

– Ты же считаешь, что выбрал верный путь, к Пуэнту и потом к своему дому, – объяснил Вульфгар. – Ты в чем-то сомневаешься?

– Нисколечко, – решительно ответил Бренор.

Вульфгар сделал жест в сторону трона.

– Ты просишь меня потревожить моих богов, чтобы узнать, правильно я делаю или нет? – спросил Бренор.

А разве не предполагается, что мое сердце должно мне об этом сказать?

Вульфгар улыбнулся, словно соглашаясь, но снова махнул в сторону трона, потому что видел: Бренор испытывает немалое любопытство.

С громким «хррмфф» дворф резко развернулся и вскочил на трон. Почти сразу же он откинулся на спинку, прикрыл серые глаза, и на лице его появилось выражение полной безмятежности.

Реджис подтолкнул локтем Кэтти-бри, и когда та обернулась к нему, то заметила, что он держит в высоко поднятых руках другой сосуд со священной водой.

– Мертвый хафлинг и мертвый человек, и несколько убитых дроу-вампиров, – напомнил он ей. – У нас немало работы.

– И все без одежды, – пробормотала женщина. – После сражения здесь побывали мародеры.

Эти слова заставили Бренора громко сглотнуть ком в горле, и он быстро спрыгнул с трона.

– Ага, кстати, моя-то могила и могила Пуэнта как раз позади трона, – сказал Бренор и поспешил туда. Однако, обогнув трон и увидев погребальные насыпи, он резко остановился и дрожащим голосом произнес: – Благослови мое старое тело, девочка! Умоляю тебя.

В этот момент Вульфгар обошел возвышение с троном и увидел две насыпи, обе явно разрытые. Он подошел к ближайшей из них, той, что была выше и принадлежала Бренору, и упал на колени. Он начал собирать останки, складывать их подобающим образом, но, оглянувшись, не смог скрыть ужаса.

– Что там еще?! – воскликнул озабоченный Бренор. Он поспешно взобрался на разрытую могилу, затем с рычанием развернулся и, топая ногами, направился к трону.

Среди останков не хватало черепа и бедренных костей.

Вульфгар снова принялся должным образом укладывать потревоженные кости, затем начал забрасывать их камнями. Почувствовав, что кто-то положил руку ему на плечо, он оглянулся и увидел Дзирта, который улыбался и кивал.

– Что я делаю – хороню прошлое или оберегаю настоящее? – спросил Вульфгар.

– А может быть, ни то и ни другое? – ответил Дзирт вопросом на вопрос.

– А может, я просто хочу почтить память отца, – согласился Вульфгар и вернулся к своему занятию.

Дзирт подошел к нему, также опустился на колени и начал восстанавливать разрушенную пирамиду над могилой Тибблдорфа Пуэнта, несмотря на то, что эта могила была, разумеется, совершенно пустой.

– Странно видеть ее снова, хотя умом я понимаю всю правду, – признался Бренор, проходя между дроу и варваром. – Там лежит мое собственное тело – уж не знаю, получится ли у меня когда-нибудь осмыслить вот эту правду! – Он зарычал и добавил: – Я хочу сказать, то, что осталось от тела.

Вульфгар быстро оглянулся на своего приемного отца. Никогда прежде он не видел дворфа в таком волнении. Он подумал о своем собственном прежнем теле, от которого, без сомнения, остались сейчас одни лишь кости под открытым небом в тундре, и задумался: что почувствовал бы он сам, увидев его? Он сделал себе мысленную заметку: нужно найти свой собственный труп, найдя тем самым доказательство реальности своей прежней жизни, и должным образом предать его земле.

Затем он вернулся к работе над скелетом и насыпью Бренора, действуя осторожно и с любовью.

Когда ты сидел на тропе, мне казалось, что на тебя снизошел покой, – рассеянно произнес Вульфгар, расхаживая туда-сюда с камнями.

– Ага, это ты верно сказал, парень, – ответил Бренор, несмотря на то, что в тоне его по-прежнему слышались некоторый испуг и раздражение. – Мой путь правильный, и боги с этим согласны. Я это почувствовал, сидя на троне, это я тебе точно говорю.

– К тому же он не швырнул тебя через всю комнату, – язвительно добавил варвар.

Вместо ответа Бренор положил руку на плечо Вульфгара, а другую – на плечо Дзирта.

– Мой путь лежит туда, куда идут мои друзья, – спокойно произнес он. – Как и у любого достойного дворфа.

Вместе они восстановили надгробные насыпи, Кэтти-бри закончила благословлять трупы, лежавшие повсюду в зале, и затем подошла к могилам, чтобы освятить их подобающим образом.

– И поставь на них заодно какой-нибудь магический знак, – попросил ее Бренор. – Чтобы, когда эти воры вернутся, кости их легли рядом с теми, что остались от меня!

Кэтти-бри наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Скорее всего, твою могилу просто разрыло какое-то животное, – сказала она. – Такова жизнь.

Лучше бы это было животное, – пробормотал Бренор, и Кэтти-бри начала произносить молитву.

– Итак, куда мы направимся дальше? – спросил Реджис, когда все это было закончено. День близился к вечеру.

Все посмотрели на Бренора, но тот лишь пожал плечами.

– Я глубже не спускался, – признался он. – В прошлый раз Пуэнт и его чудища сами ко мне пришли, но сегодня, кажется, этого не случится. Однако, может быть, это потому, что мы проявляем уважение – ведь в последний раз он пришел ко мне, чтобы защитить эти могилы.

– Это хороший знак, – заметил Реджис.

– Ну да, только я же уже сказал вам, что временами он собой не владеет, – возразил Бренор. – И вряд ли он вернется, чтобы охранять могилы снова, после нашей прошлой встречи, поскольку мои кости вытащили наружу.

– Мне приходилось бывать на нижних уровнях комплекса, – вмешался Дзирт. – Я прошел весь путь до Кузни, к яме с Предвечным, благодаря которому в горнах горит пламя.

– Да уж, без Предвечного никак не обойтись, а? – с презрительным смешком произнес Бренор.

– Я вернулся из того злополучного путешествия, – объяснил Дзирт. – Я знаю дорогу.

– Там внизу дроу, и притом много, – сказал Бренор. – Пуэнт мне так говорил. – Дзирт кивнул. – Мы пойдем медленно и осторожно, останавливаясь после каждой комнаты, после каждого коридора.

– Наш свет послужит маяком для дроу, – заметил Реджис и вместе с остальными посмотрел на Кэтти-бри.

– Ничего больше не могу вам предложить, – посетовала женщина. – Тебе свет не нужен, и уж, разумеется, Бренору и Дзирту тоже, но я и Вульфгар…

– Я пойду первым, далеко впереди, – заявил Дзирт. – За мной пойдет Бренор, а вы трое вместе, в конце. – Он вытащил из кармана ониксовую фигурку пантеры и вызвал Гвенвивар. – Сотвори немного света, как можно меньше, и прикрой его. Гвен останется с вами. Все будет в порядке, не волнуйся.

Появилась пантера, и отряд тронулся в путь, а Дзирт зашагал впереди. Он двинулся по одному из коридоров, отходивших от огромного главного зала, бесшумно, словно тень; его гибкая фигура прижималась к щелям и скрывалась за выступами стены. Он скрылся из виду еще прежде, чем исчезло слабое заклинание Кэтти-бри, имитировавшее свет свечи.

Мелкатка не принадлежал к аристократам рода Ксорларрин, но этот особенно жестокий дроу заслужил благосклонность благородных членов семьи. Джирт, мастер оружия Дома, знал его имя и беседовал с ним с явным интересом. Судя по тому, что Мелкатка слышал от старших по званию мужчин-воинов Дома, мастер оружия часто говорил о нем с начальством.

Он знал, что на вышестоящих производит впечатление его жестокость. Он был их орудием и наслаждался этой ролью. Плеть, которую он держал в руке, разумеется, не была увенчана змеиными головами, потому что змеиные плети полагались только верховным жрицам Ллос, но все равно это было грозное оружие, с несколькими зазубренными крючками на концах.

Мелкатке нравилось ощущать в ладони рукоять плети и нравилось, что сейчас ему представилась возможность использовать ее целыми днями. Искусство обращения с плетью было непростым, требовало соблюдения равновесия, но процесс избиения рабов доставлял ему наслаждение.

Плеть взлетела над его плечом и впилась в спину рабыни, и упрямая маленькая женщина-дворф невольно взвизгнула.

– Быстрее! – рявкнул на нее Мелкатка и снова ударил; на этот раз плеть оставила длинную кровавую рану на шее дворфа и едва не оторвала ей правое ухо. Женщина начала было пронзительно кричать, но подавила крик и упала на одно колено, рыча и прикусив губу.

Равновесие, напомнил себе Мелкатка. Нельзя калечить этих жалких рабов, они нужны для работы в рудниках! Им оставили жизнь единственно ради этой цели.

Дроу-охранник трижды быстро щелкнул плетью над головой у дворфа.

– Принимайся за работу! – приказал он.

Дворф с ненавистью оглянулась на него, и ему очень понравился этот злобный взгляд. Она, без сомнения, хотела что-то сказать, проклясть его, но изо рта ее вырвался лишь какой-то бессмысленный лепет и потекла зеленовато-белая пена с запахом разложения. Она была колдуньей, эта пленница, жрицей дворфского бога, а темные эльфы знали, как обходиться с подобными существами. Ее прокляла верховная жрица, сама Береллип Ксорларрин, и всякий раз, когда женщина-дворф пыталась вымолвить хоть слово, рот ее наполнялся отвратительным зловонным ядом, вызывавшим рвоту.

Она согнулась пополам, отчаянно отплевываясь, чтобы избавиться от душившей ее мерзкой пены. Затем покачнулась и рухнула на землю, и Мелкатка снова воспользовался своей плетью, чтобы заставить ее подняться на ноги и взяться за кирку.