Текст книги "Венецианский альбом"

Автор книги: Риз Боуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Каролина дошла до берега и остановилась, глядя через лагуну на остров с высокой башней. Пока она брела мимо парков к колокольне Святого Марка, от красоты видов захватывало дух. В это время года туристов было мало, и она разглядывала сувенирные киоски, пытаясь понять, продают ли там ключи, похожие на доставшийся ей от бабушки. Таких не продавали, все заполонил жуткий китайский пластик: снежные шары, бейсболки, авторучки, аляповатые кинжалы.

Когда они с Джошем в первый раз увидели площадь Святого Марка, там было не продохнуть от туристов, но сейчас она почти пустовала, и Каролина побаловала себя чашечкой кофе в одном из кафе под открытым небом. Она сидела, глядя на невероятные купола базилики, улыбалась несовершенным попыткам восемнадцатилетней Летти их увековечить и тому, как возросло ее мастерство спустя десять лет. «У нее был талант», – думала Каролина. Почему Летти не продолжила заниматься живописью? Возможно, дело в войне, отбившей всякую страсть к творчеству? Проводя параллель с собственной жизнью, Каролина могла заметить, что стресс и трагические события могут отнять у человека все, кроме воли к выживанию. Она допила кофе и ужаснулась, узнав цену. Официант только пожал плечами. Она платила за впечатления, а не за кофе.

Осмотр собора она решила оставить до другого раза: ее настроение решительно не подходило ни для чего религиозного. Бабуля была достаточно набожной, но в бабушке Летти ничего подобного никогда не наблюдалось. Каролина и сама осознала, что не может молиться после недавних личных неприятностей и ужаса сентябрьского теракта, поэтому она обошла базилику, чтобы посмотреть на мост Вздохов. Постояла на нем немного, глядя в воды канала, и решила направиться к мосту Риальто: бабушка Летти несколько раз рисовала его окрестности. Несколько раз ошибившись поворотом, Каролина все-таки добралась до своей цели. По пути она заглядывала в маленькие магазинчики. В одном из них продавали только авторучки, в другом – исключительно мраморную бумагу, в третьем – маски. Как они еще не прогорели, удивлялась Каролина. Ну сколько людей покупает в Венеции мраморную бумагу? Или марионеток, например? «До чего же удивительное место, – думала она. – Хотелось бы получше все тут разведать».

Это заставило ее задуматься о том, сколько она пробудет в Венеции. Ясно было, что ей никогда не найти замков, к которым подойдут ее ключи, даже если предположить, что они имеют венецианское происхождение. Возможно, нужно просто выбрать подходящее место, чтобы развеять прах бабушки Летти. Законно ли будет сделать это над каналом, или правильнее нанять водное такси и раскрыть флакон с пеплом посреди лагуны? Но не прямо сейчас. Тут она поняла, что проголодалась, и остановилась съесть панини с ветчиной и сыром, а потом продолжила свое исследование. Бабушка Летти часто рисовала рынок возле Риальто. Может, она особенно его любила? Но понять что-то по наброскам было сложно. Каролина гадала, что за молодой человек изображен на первом рисунке, но понимала, что искать его смысла нет. Этого юноши теперь уже нет в живых. Наверно, какой-нибудь гондольер, который возил бабушку по городу, среди них порой попадаются красавчики.

Наконец Каролина сдалась и вернулась в пансион отдохнуть, а потом вышла выпить аперитив и поужинать. Немного переусердствовав с алкоголем, она чуть разомлела и, вернувшись к себе в номер, открыла ставни. Стоя у окна, она вглядывалась в ночь. Издалека доносились смех, песня, плеск весел. Город жил своей жизнью совершенно отдельно от нее.

– Ну чего тебе от меня надо, бабушка Летти? – вопрошала она в темноту. – Зачем ты привела меня сюда?

Почему, ну почему бабушка просто-напросто не написала ей записочку? Бабушка, всегда такая спокойная, такая практичная. «Дорогая Каролина, мне бы хотелось, чтобы мой прах развеяли в Венеции, городе, который я так любила». Проще некуда! Но вместо этого она оставила двоюродной внучке невразумительный квест с ключами, которые, по идее, могли подойти к любым дверям в этом городе. «И еще кольцо, – напомнила себе Каролина, покосившись на собственную руку, – и стеклянные бусы. И два альбома с набросками».

Ночной ветерок стал холоднее, и Каролина снова закрыла ставни. Может быть, завтрашний день принесет с собой какие-то ответы.

На следующее утро солнечная погода сменилась темными тучами, которые грозили дождем. Первые капли застучали в окна, когда она завтракала в столовой пансиона. Выходить на улицу, только чтобы вымокнуть и затосковать, никакого смысла не было. Если снаружи прояснится, может быть, есть смысл попробовать себя в рисовании. Конечно, ей понадобятся альбом и карандаши, а значит, придется найти художественный магазин. Когда к середине утра немного распогодилось, Каролина опять направилась в сторону площади Святого Марка, шлепая по лужам и подняв воротник от холодного ветра. Несмотря на обилие узкоспециализированных магазинов, она не могла отыскать ни одного, где продавались бы принадлежности для творчества. Близилось время обеда, она проголодалась и чувствовала раздражение. Зачем она теряет тут время? Чтобы доказать, что художница из нее не хуже, чем из бабушки Летти? И если ей удастся это сделать, появится ли какой-то смысл в ее пребывании в этом городе?

Добравшись до площади Святого Марка, она зашла в магазин музея Коррера.

– Где можно купить товары для творчества? – спросила она у продавщицы.

Продавщица махнула в направлении противоположной стороны площади:

– Под знаменитыми часами сразу сверните на право.

Снова начался дождь, и Каролина держалась под колоннадой, пока не нашла часы. Под ними собралась толпа туристов, и высоко на башне зазвонили колокола. «Ну конечно, должно быть, уже полдень», подумала она и задержалась, наблюдая, как оживают часы. Это немного подняло ей настроение, и она нырнула в арку, ведущую к отелю «Калле Ларга Сан-Марко». Проходя мимо банка, она подумала, что ей может понадобиться больше денег, раз кофе тут такой дорогой и рестораны принимают только наличку. Подойдя к банкомату, Каролина подняла глаза, задумавшись, солидный ли это банк – ясно же, что осторожность никогда не повредит – и застыла. Покачивающаяся на ветру вывеска гласила «Банк Сан-Марко», а крылатый лев на логотипе выглядел один в один как тот, что венчал ее ключ.

Чувствуя себя довольно глупо, она все-таки вошла в здание и спросила, говорит ли кто-нибудь по-английски.

– Скузи, – извинилась она перед сидящим за стеклянной перегородкой служащим, – но у меня есть вот такой ключ, и мне интересно, не имеет ли он какого-нибудь отношения к вашему банку.

Служащий взял ключ, осмотрел и кивнул.

– Да, это ключ от наших старых сейфов. Очень старый ключ.

– Ясно. Спасибо, – сказала Каролина и не смогла придумать, что бы ей к этому добавить.

Но когда она повернулась, чтобы уйти, служащий окликнул:

– Не желаете получить доступ к сейфу?

Каролина удивленно воззрилась на него.

– Это еще можно сделать? Спустя столько лет?

– Если владелец вносил ежегодную плату, то да, – был ответ. – Это ваш ключ?

– Он принадлежал моей двоюродной бабушке. Она мне его завещала.

Служащий кивнул.

– Очень хорошо. Покажите документы, и мы посмотрим, что можно сделать. Следуйте за мной, пожалуйста.

Убедившись, что все в порядке, он провел Каролину через металлоискатель, потом – через дверь, потом они спустились по лестнице в подобие подземелья. Тут, внизу, было холодно и мало света. Служащий открыл ключом очередную дверь, и они оказались в хранилище с длинными рядами сейфов. Проверив номер на ключе, служащий кивнул:

– Си. Все в порядке.

Он наклонился, выбрал одну из многих медных дверок и вставил ключ в замочную скважину. Дверка открылась, и сердце Каролины забилось быстрее, когда служащий извлек из ячейки длинную узкую шкатулку.

– Вам нужно время, чтобы ознакомиться с содержимым? – спросил он. – У нас есть для этого специальное помещение.

По-прежнему со шкатулкой в руках служащий отвел Каролину в отдельную комнату, поставил свою ношу на стол и удалился, закрыв за собой дверь. Дрожащими пальцами, которые отказывались повиноваться, Каролина попыталась открыть затвор, но тот оказался очень тупим, и ей даже подумалось на миг, что ничего не выйдет, но вот он сдвинулся, и она разочарованно хмыкнула. Вместо денег или драгоценностей там обнаружился лист бумаги, вроде бы какой-то официальный документ, подписанный и заверенный разноцветными печатями. Она закрыла шкатулку и вышла к ожидавшему сотруднику банка.

– Спасибо, – сказала она, – внутри оказалась только одна вещь. Не могли бы вы объяснить мне, что это?

Сотрудник пробежал глазами по документу и поднял на нее взгляд.

– Судя по всему, это договор о найме, – сказал он. – Как у вас говорят, жилищная аренда, см?

– Жилье в Венеции?

Он кивнул.

– Моя бабушка арендовала жилье в Венеции? – поразилась она.

– Как звали вашу бабушку?

– Джулиет Браунинг.

– Судя по этому документу, да.

Каролина подумала, не истек ли уже срок аренды.

– А до какого года?

Служащий снова пробежал глазами документ.

– Договор заключен на девяносто девять лет, – сказал он, – и датирован тысяча девятьсот тридцать девятым годом.

– Боже, – непроизвольно произнесла Каролина. Согласно быстрому подсчету, договор был действителен еще почти сорок лет. – И где это жилье, тут сказано?

Служащий в очередной раз уставился на документ.

– Адрес – Дорсодуро 1482. – Он поднял глаза, увидел непонимающее лицо своей собеседницы и добавил: – В Венеции нет нумерации домов по улице. Мы нумеруем дома в пределах одного сестьере, района. Иностранцам, наверно, и не найти. Если хотите, я вам помогу. – Они вместе вернулись наверх, служащий сел на свое место и сверился с большой книгой. – Ага, вот, – сказал он. – Дзаттере ал Салони, на дальнем от центра краю Дорсодуро. Вы знаете, где Дзаттере?

– Да, – ответила Каролина, – я там позавчера ужинала.

– Тогда вы найдете дом. Дзаттере ал Салони, и тут сказано, что квартира на четвертом этаже.

Но Каролина все еще сомневалась.

– Как вы думаете, этот документ еще действует? Он имеет силу?

Служащий пожал плечами.

– На нем городская печать. Акт зарегистрирован и нотариально заверен. Так что, если ваша бабушка не перепродала право аренды кому-то еще…

Ошеломленная Каролина вышла из банка в яркий солнечный свет. У двоюродной бабушки Летти была квартира в Венеции. Она тут жила. Как же вышло, что об этом не знала бабуля? И почему сама бабушка Летти никогда не упоминала этого факта и не приезжала сюда? Наверно, она арендовала квартиру, а потом, когда разразилась война, пересдала ее кому-то другому. «Слишком-то не надейся, – твердила себе Каролина. – И не радуйся раньше времени».

Из траттории тянуло соблазнительными запахами – чеснока и вроде бы жареной рыбы. Время обеда, нужно что-то съесть, но Каролина была для этого слишком возбуждена, слишком заинтригована. Ей не терпелось узнать, как же выглядит эта квартира. Голоса в голове нашептывали, что у нее, возможно, есть жилье в Венеции – дом, куда можно приезжать во время отпуска, а в остальное время сдавать туристам. Это была очень заманчивая мысль.

Каролина остановилась свериться с картой. До Дзаттере идти долго, а небо снова быстро темнело, над холмами за городом нависли серые тучи. Она посмотрела маршруты водных трамваев, и да, один из них шел отсюда вокруг всего острова Дорсодуро и останавливался в Дзаттере. Может, плыть выйдет дольше, чем идти, но в данный момент такой вариант казался более предпочтительным. Она прошла мимо колокольни к остановке вапоретто и узнала, какой маршрут ей нужен. Когда трамвайчик подошел, ей повезло занять место внутри, под крышей. Их путь пролегал через весь Гранд-канал, потом мимо неприглядной местности с крытыми парковками и доками и, наконец, вдоль дальнего края Дорсодуро. Когда водный трамвай вышел в море, началась качка, и Каролина порадовалась тому, что сидит внутри, когда наблюдала, как брызги волн долетают до стоящих на палубе. Наконец они прибыли в Дзаттере, Каролина вышла и направилась вдоль набережной. Начинался дождь, и она кляла себя, что забыла в номере зонтик. Хорошо хоть, плащ надела.

Улица называлась Дзаттере ай Джезуати, и Каролина действительно прошла мимо огромной церкви, принадлежащей ордену иезуитов, потом миновала мост через боковой канал. Мост назывался Понте алли Инкурабели, мост Неизлечимых, что вовсе не обнадеживало. Однако она заметила, что дома вдоль берега высокие и красивые, пусть даже некоторые из них не мешало отреставрировать и заново покрасить. Сделав такое наблюдение, она зашагала уверенной пружинистой походкой, чему способствовал и толкавший в спину ветер. Миновав участок набережной под названием Дзаттере алло Спирито Санту, то есть Святого Духа, она, наконец, перейдя еще один мост ближе к оконечности острова, оказалась на ал Салони. Поглядывая на беспорядочные номера домов, Каролина наконец оказалась перед высоким зданием с выцветшими синими ставнями на окнах. Бледная кремовая штукатурка облупилась, обнажив кирпичную кладку, к внушительным двойным дверям вела лестница. Каролина перепроверила адрес. Все верно, она пришла.

– Вау, – вот все, что ей удалось произнести.

Она сунула руку в сумку и извлекла большой ключ, но дверь открылась от простого прикосновения. Каролина ступила в темный сумрачный холл с распахнутыми дверями по обе стороны. Пахло свежей краской, где-то в глубине раздавался стук молотка. Тут шел ремонт. Вилась, поднимаясь вверх, широкая мраморная лестница. Едва преодолев несколько ступеней, она услышала сзади крик:

– Signora? Dove stai andando? ^[16]

Каролина обернулась и увидела, что в дверях стоит мужчина. Воротник его плаща был поднят, на волосах – капли дождя.

– Извините, – сказала она, – к сожалению, я не говорю по-итальянски.

Мужчина двинулся к Каролине, направив на нее грозный перст.

– Я спрашиваю, что вы тут делаете. Это частная собственность, а не туристическая достопримечательность. Смотреть здесь нечего. Вы должны немедленно уйти.

– Да нет, все в порядке, – возразила она, – я не туристка, а пришла посмотреть жилье, которое только что унаследовала.

– Тогда вы ошиблись. – Мужчина подошел к лестнице, и Каролина разглядела, что он высокий, широкоплечий и вообще хорош собой, хоть и смотрит на нее волком. – Это здание принадлежит корпорации Да Росси, и сейчас, как вы можете видеть, на ремонте. Оно пустовало много лет. Позвольте проводить вас до выхода.

– Это Дорсодуро 1482?

– Совершенно верно.

Каролина пошарила в сумочке и извлекла документ.

– Тогда я, судя по всему, арендую квартиру на четвертом этаже.

– Сильно сомневаюсь. – Он взял документ и принялся за изучение, снова нахмурившись. – Такого не может быть. Этот дом всегда принадлежал семье Да Росси. Они не сдавали квартиры посторонним. Иностранцам. – Он поднял бумагу повыше, чтобы лучше разглядеть ее в тусклом свете. – Кто бы это ни составлял, он ошибся. Тут нет четвертого этажа. У меня есть план здания. В нем три этажа и альтана.

– Альтана?

– Вроде беседки на крыше. Такое место в тени, чтобы сидеть, как-то так.

– Я бы хотела его посмотреть, – сказала она.

– Хорошо, раз вы настаиваете… Надеюсь, у вас сильные ноги.

Теперь, глядя, как Каролина поднимается по лестнице впереди него, мужчина, казалось, заранее злорадствовал. Второй этаж не выглядел так величественно, как первый, а к третьему вела простая прямая деревянная лестница. Каролина добралась до площадки третьего этажа, стараясь скрыть от своего спутника, что запыхалась. Тут было четыре двери, все – закрытые. Мужчина поравнялся с ней и торжествующе заявил:

– Как видите, никаких лестниц больше нет.

Он открыл одну дверь, чтобы показать комнату, завешенную пыльными полотнищами. Потом другую, ведущую в пустое помещение, потом третью. Наконец он открыл последнюю дверь, которая, казалась, вела в большой чулан или в подсобку. Тут громоздились обломки старой мебели, доски, стремянка.

– Как ни жаль, но, похоже, кто-то решил над вами подшутить.

– Разве власти Венеции раздают официальные печати шутникам? – спросила Каролина.

Она настояла на том, чтобы зайти в каждое помещение. Пришлось признать, что лестницы наверх там отсутствуют. Наконец она зашла в большой чулан. Внутри него было темно, кое-где попадалась паутина. Каролина огляделась, борясь с досадой и разочарованием.

– Боюсь, вы правы, – наконец сказала она, разглядывая стены. – Но я не понимаю… – И тут за столешницей, которую кто-то вертикально поставил у дальней стены, ей на глаза попалось нечто, напоминающее верхнюю часть двери. – Погодите, – пробормотала она.

Мужчина уже двинулся в обратный путь, но тут повернул обратно.

– По-моему, вон там в задней стене дверь. – Она отодвинула трехногий стул и теперь боролась со столешницей. – Помогите мне ее переставить.

– Пожалуйста, осторожнее! – воскликнул мужчина. – Она может быть тяжелой, мы же не хотим…

Но Каролина уже оттащила столешницу чуть в сторону так, что показалась дверная ручка.

– Вот, глядите! – победоносно указала она на свою находку.

Мужчина бросился ей на помощь, и они вместе переставили столешницу.

– Ну, видите! Дверь, – торжествующе улыбнулась Каролина.

– Да, наверно, в еще одну кладовую. – Он помолчал. – Ой, нет, ун моменто. Скорее, это выход на крышу. К той самой альтане, которая обозначена на плане здания. – Мужчина подергал дверь. Та не шевельнулась. – Сами видите, – он поднял взгляд, и на его лице виднелась тень усмешки. – Боюсь, эту дверь больше не открыть.

Каролина полезла в карман и достала большой ключ.

– Попробуйте, вдруг поможет, – предложила она.

– Что это за ключ? – требовательно спросил ее спутник. – Откуда он у вас?

– Его оставила мне двоюродная бабушка.

Ее сердце отчаянно частило, когда она вставила ключ в замочную скважину и повернула. Мгновение ничего не происходило, но потом раздался ласкающий слух щелчок. Дверь открывалась медленно, зловеще скрипя, и перед Каролиной предстала узкая крутая лестница, уходящая в непроглядную тьму.

– Явно на крышу, – предположил мужчина. – Думаю, вам лучше туда не подниматься. Эти старые террасы опасны.

Но Каролина уже шла вверх по ступенькам.

– Синьора, это неразумно. Я не могу отвечать… – воскликнул он, прежде чем поспешить следом и положить руку ей на плечо, мол, не лезьте туда.

Каролина стряхнула ее и освободилась. В конце первой лестницы обнаружилась еще одна дверь. Каролина повозилась некоторое время в темноте и в конце концов нашарила замочную скважину. Ключ повернулся, дверь открылась, и не на крышу, а в симпатичную комнату. Ее окна выходили на остров и лагуну. Мебель была закутана покрывалами, а на подоконниках лежал тонкий слой пыли.

Мужчина зашел в комнату следом за ней.

– Мадонна! – только и пробормотал он.

Глава 13

Джулиет. Венеция, 2 июля 1939 года

Я снова в Венеции! Меня переполняют такие противоречивые чувства, что трудно даже писать эти слова. Отчасти я радуюсь тому, что сбылась еще одна мечта, а отчасти терзаюсь сомнениями, правильно ли поступила. Но ведь мне действительно хотелось сюда приехать, чтобы целый год рисовать, учиться, получать впечатления, так? Ничего лучше и вообразить нельзя. Однако знать, что Лео тут и женат на другой… мне придется научиться жить с этим.

Я говорю себе, что Венеция – большой город и мои шансы столкнуться с Лео невелики. Нет сомнений, что мне не придется вращаться в кругах, к которым принадлежит его семья, и посещать бутики, где делает покупки его жена. А если мы все-таки встретимся, я буду держаться вежливо, приветливо и отстраненно. Я же теперь взрослая женщина, а не наивная и пылкая девчонка, я научилась держать свои чувства в узде. Я справлюсь! Рассуждая здраво, я понимаю, что всего дважды встретилась с этим мужчиной и на самом деле совершенно его не знаю. Может, он поколачивает женщин, страдает алкоголизмом, употребляет наркотики и бегает за каждой юбкой. Страдать по нему, как будто у нас большая любовь, с моей стороны до ужаса наивно. Между нами всего-то и было, что две приятные, но короткие встречи, и на этом все.

До сих пор не могу по-настоящему поверить, что я тут. Пишу и слышу, как над водой разносится колокольный звон. На крыше дома напротив воркуют голуби. По узкой улочке внизу гуляет эхо чьих-то голосов. Как будто я никуда и не уезжала. Когда мисс Хакстебл вызвала меня к себе в кабинет, я не сомневалась, что провинилась в чем-нибудь. Может, показывать девочкам картину кисти одного старого мастера, изображающую среди прочего и обнаженную натуру, было слишком рискованно? Как бы там ни было, директриса предложила мне сесть, глядя спокойно и дружелюбно. Потом она рассказала, что анонимный благотворитель сделал школе щедрое предложение – не иначе как у нас училась одна из его внучек. Этот благотворитель был большим почитателем Невилла Чемберлена^[17], сторонником мира любой ценой. Я слушала, недоумевая, к чему она клонит и какое отношение все это имеет ко мне, но тут мисс Хакстебл сказала:

– Он предложил одной из наших учительниц стипендию на годовое обучение за границей. Есть надежда, что после этого учительница будет лучше понимать и ценить иные культуры, а следовательно, сможет позитивно влиять на дело мира во всем мире.

Я осторожно кивнула:

– И вы хотите дать этот шанс мне?

Странно, что директриса выбрала именно меня, хоть я и была самой младшей среди преподавательниц.

Мисс Хакстебл продолжила. Естественно, вначале она предложила поехать старейшим членам коллектива. Учительнице французского мисс Хейли, учительнице латыни мисс Дин и мисс Фробишер. И даже мисс Хартман, которая преподавала математику и естествознание. Но все они отказались. Кто-то не хотел оставлять старую маму, кто-то считал, что слишком опасно ехать за границу в наше неспокойное время. Мисс Фробишер высказалась предельно ясно: «заграницы» с нее хватило во время прошлогодней летней поездки, и ехать туда опять она не желает. А мисс Хейли ответила поговоркой, что старую собаку новым трюкам не научишь.

Таким образом, очередь дошла до учительницы, стоявшей на самой нижней ступеньке иерархической лестницы. Никто меня не выбирал, просто все остальные отказались ехать.

– Я знаю, что вам понравилось в Венеции, – сказала директриса. – Мисс Фробишер говорила мне, что этот город вас прямо-таки очаровал. И у них есть, насколько мне известно, Академия изящных искусств. Не хотите ли воспользоваться возможностью и поучиться там годик с оплаченными расходами? А место в школе за вами сохранится.

Только полная дура отказалась бы от такого предложения. Конечно, нужно хвататься за этот шанс. Я разволновалась и напомнила себе, что у меня тоже есть пожилая мама. Посмею ли я расстаться с ней на год? И как быть с деньгами? На что ей жить без моего учительского жалованья?

– Боюсь, я не смогу поехать, – запинаясь, проговорила я. – Я же содержу на свой доход мать, без него ей не выжить.

– Насколько мне известно, стипендия предложена щедрая. Не исключено, что она даже больше того ничтожного жалованья, которое вы получаете у нас в школе. Может обнаружиться, что вы даже выиграете в финансовом плане. – Она помолчала. – И, помнится, ваша матушка упоминала тетю, которая намекала, что не прочь к вам перебраться.

– Да, это моя тетя Гортензия. Она сказала, что ее австрийская служанка вернулась на родину и в наши дни невозможно найти прислугу, – неуверенно ответила я.

– Ну вот пожалуйста, идеальное решение. Пригласите тетю погостить, пока вас не будет.

И это действительно казалось идеальным решением. Хотя тетя Гортензия и лишилась своего состояния, у нее до сих пор был небольшой личный доход, и к тому же мама не останется одна. Венеция не на краю земли, если мама заболеет или я ей понадоблюсь, можно будет первым же поездом вернуться домой.

Итак, я приняла предложение. Тетя Гортензия с энтузиазмом согласилась пожить у нас. Я написала в Академиа ди Белле Арти – ту самую, куда я водила учениц всего год назад и где видела студентов, которые смеялись так, будто им нет дела до всего остального мира. Удастся ли мне вписаться в такую компанию? Я осознавала, что мне уже не восемнадцать. Мне почти тридцать. Я уже не разделяю их полную надежд веру в то, что жизнь полна возможностей.

Я послала в академию некоторые свои работы, и меня приняли в качестве иностранной вольнослушательницы. Это означало, что я могу посещать занятия, но избавлена от зачетов и экзаменов. Сказать, что мама не пришла от такой затеи в восторг, было бы существенным преуменьшением. Она сильно огорчилась.

– Ты уедешь на целый год? А как же я?

После папиной смерти она привыкла во всем полагаться на меня, да и вообще никогда не была общительной и уверенной в себе. Ее жизнь многие годы состояла из забот о муже и дочерях, посещения церкви да участия в алтарной гильдии, члены которой поддерживали в порядке церковную утварь.

– Тетя Гортензия составит тебе компанию. А миссис Бредли проследит, чтобы в доме было чисто и красиво.

– Но это же так безответственно, – возразила мама. – Зачем, скажи пожалуйста, тебе понадобилось снова учиться рисованию? В школе вроде бы считают, что для преподавания твоих навыков вполне достаточно!

– Мамочка, но это же такой отличный шанс! Ты должна за меня порадоваться.

– Порадоваться? – В ее голосе появились интонации, которые обычно предшествовали истерике. – Тому, что ты целый год будешь одна среди иностранцев? Ты – без всякого опыта, без знания мира! Как ты справишься? Ты же всегда жила дома, под моим крылышком.

Это было не совсем справедливо, потому что наши роли давно переменились, и теперь она жила у меня под крылышком.

– Я справлюсь.

– А что будет, если Гитлер решит объявить войну? Весь мир и так в хаосе, – сказала мама. – А этот Муссолини почти ничем не лучше Гитлера. Разве он уже не вторгся в Абиссинию?

– Мамочка, Абиссиния далеко, в Африке. Это колония. Он просто колонизировал ее, Британия и Франция веками занимались тем же самым. А если начнется война, я, конечно, вернусь домой, – объяснила я.

Тогда мама прижалась ко мне.

– Ты – все, что у меня есть, деточка, – проговорила она. – Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится.

Удивительно, но тетя Гортензия приняла мою сторону.

– Ее сестру, Винни, ты отпустила аж в Индию, – сказала она. – Уж конечно, девочка заслуживает право пожить собственной жизнью. Она же заботилась о тебе все эти годы!

И мама, пусть и с неохотой, была вынуждена согласиться. Я упаковала свой скудный гардероб и, терзаемая непонятным чувством вины, отправилась на вокзал.

И вот я здесь. Я приехала вчера и остановилась в маленькой гостинице у вокзала – конечно, это временно, и мне еще предстоит найти себе постоянную берлогу. Обстановка у меня в номере почти такая же спартанская, как была в монастыре, где мы жили в прошлом году. Тут совсем не так чистенько и постоянно пахнет дымом и потом, а еще ужасно шумно: рядом главная магистраль от вокзала к собору Святого Марка. Не слишком вдохновляющее начало! Погода жаркая и душная. Всю прошлую ночь я пролежала на кровати, но так и не смогла толком уснуть. А едва решилась приоткрыть ставни, чтобы впустить хоть немного воздуха, как была немедленно атакована комарами.

Утром меня с первым лучом солнца разбудила оглушительная какофония церковных колоколов, вопреки моему желанию напоминая, что сегодня воскресенье. Так что делами мне не заняться даже при всем желании, и остается только освежить свои познания о городе. А завтра схожу в академию и разузнаю побольше, где мне жить и когда начнется учеба. Поскольку у меня статус вольнослушательницы, я не буду заниматься по академическому расписанию, а смогу посещать некоторые классы уже сейчас, и это замечательно. Я почти не привезла принадлежностей для рисования, потому что не сомневалась: каждый из профессоров обладает твердым мнением относительно единственно подходящих для работы кистей, красок, холстов. Помнится, мои педагоги в школе Слейда были очень придирчивы в этом отношении. Школа Слейда! Она была так давно, будто в другой жизни. Утром я смотрела на себя в рябое зеркало над расписным комодом. Неужели я когда-то была девчонкой, которая смотрела на мир полными надежд глазами и строила великие планы на прекрасное будущее? Теперь я глядела на свое отражение и видела наметившиеся на лбу морщинки. И Лео, помнится, заметил, что глаза у меня грустные.

Я отвернулась от зеркала. Лео. Я не должна о нем думать. Потом я сказала себе, что есть и другие симпатичные итальянцы, а Лео упоминал, что мужчины тут предпочитают не жениться до тридцати лет. Может быть, я кого-нибудь встречу. Какого-нибудь итальянского художника. Выйду замуж. И проживу всю оставшуюся жизнь в Венеции.

Значит, в моей душе все-таки сохранилась толика надежды и воображения!

3 июля 1939 года

Я решила найти себе постоянное жилье! Сегодня утром, после довольно-таки скромного завтрака из хлеба, маргарина и абрикосового джема, а также очень жидкого кофе, заставившего вспомнить добрым словом пансион «Реджина» и даже монастырь, я надела серое платье с широким белым воротничком, белую шляпку с синей лентой, белые перчатки и направилась в академию. Женщина в приемной расстреляла меня очередями итальянских фраз, таких быстрых, что я не поняла ни слова.

– Пожалуйста, вы не могли бы говорить помедленнее? Я только что приехала из Англии, – сказала я.

Она вздохнула, словно говорить медленнее было для нее мучением.

– Что вам нужно? – спросила она. – Художественная галерея в соседнем здании, а здесь учатся.

Я обдуманными заранее фразами объяснила, кто я такая: студентка-вольнослушательница, желающая зарегистрироваться. Она снова посмотрела на меня, как будто не верила, что дама моих лет может быть студенткой, но потом послала наверх, в регистратуру. Я поднялась по широкой мраморной лестнице, с удовольствием ведя ладонью по прохладным мраморным же перилам. Женщина в регистратуре оказалась поприветливее. Она сказала, что в ее обязанности входит помогать иностранным студентам, и вообще говорила медленно и четко, а иногда, если я не понимала, даже по-английски. Вручив мне список курсов, она сообщила, что я могу выбрать три предмета. Читать список было все равно что знакомиться с меню в высококлассном ресторане. История искусств. Обнаженная натура – рисование и живопись. Практикум по колориту. Живописцы шестнадцатого века. Лепка из глины. Металлическая скульптура.

Я была бы рада посещать все занятия, но решила подойти к выбору реалистично и не браться за скульптуру, раз уж у меня нет никакого опыта в этой сфере. Поэтому я остановилась на обнаженной натуре – она должна была быть на втором курсе в школе Слейда, – живописи маслом для начинающих и предмете под названием «свобода выразительных средств». Может быть, из меня все-таки получится Пикассо!