Текст книги "Книга первая. Сон про не сон (СИ)"

Автор книги: Рина Роззо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Например, Дмитрий Савельевич Кошкин, кандидат химических наук и двоюродный брат начальника Гришиной мамы, приводил с собой двенадцатилетнюю дочку Таню на наши занятия французским. А у геолога Петра Ефимовича Язвина, большого друга моего московского двоюродного дяди Славы, математикой и английским дополнительно занимался десятилетний внук Егор. Михаил Романович Святский занимался историей с детьми по велению собственного сердца старого интеллигентного романтика, которому дико скучно сидеть без дела после полувекового преподавания в МГУ. И только профессор биологии Константин Иванович Ангелов просто не хотел упустить возможность подзаработать. Но, к слову сказать, это был наш единственный платный педагог. Пока не появился Сергей Старостин, тренер по рукопашке. Но он пришел только в конце третьей четверти.

А так у нас на носу были каникулы, и мы с детьми планировали отдых. В город приезжал с гастролями МХАТ, и я последние дни сильно изворачивалась, пытаясь договориться в нашем местном театре о бесплатном посещении моих школьников. Пока удалось только найти знакомых среди осветителей и попытаться впихнуть к ним на балкон по пять-семь человек. А остальные?

Вот я и просеивала через мелкое сито всех окружающих. Вроде племянница бабушкиного любимого ученика пообещала составить протекцию и завести оставшихся детей на самый верхний балкон. Места были боковые и неудобные, но ради искусства можно и потерпеть. В конце концов, постоять три часа – это не так и много.

Теперь оставалось уговорить Ашота Суреновича в качестве ответной услуги возглавить приготовление свадебного банкета для дочери этой самой знакомой. Ашот Суренович пока сопротивлялся и напрашивался на долгие уговоры и ужин в моей скромной компании. Вот же, горячий армянский мужчина! Шестьдесят четыре года человеку, а пытается кадрить меня, тридцатисемилетнюю ровесницу его дочери. Но ради искусства, наверное, пойду и на эту жертву. Подумаешь, два-три часа в не самой скучной компании…

Но не зря говорят: ‘Хочешь рассмешить бога – расскажи о своих планах’.

Глава 4.

Поздним вечером, тридцать первого октября, когда я собиралась уже ложиться спать, на пороге моей квартиры появился Амир со своей мамой.

– Анна Сергеевна! Там такое случилось!.. – прямо с порога завопил Амирчик, испуганно огладываясь на мать.

У меня прямо сердце оборвалось. Мама Амира, Клавдия, работала медсестрой на станции скорой помощи.

– Что-то с Севочкой?

– Нет-нет, Анна Сергеевна, – замотала головой Клавдия, – к нему сегодня вызовов не было. Тут другое.

– Что? С кем беда?

– У Сережи Лавочкина мама умерла, – глухо произнесла женщина. Амирчик испуганно прижался к её боку.

– Господи! Как?

– Фернан выезжал на преждевременные роды. Оказалось, что к Лавочкиным. А у роженицы патология – сердце больное. До роддома довезли, а на столе, когда кесарили, сердце не выдержало. Ребенок тоже не выжил. Муж мне позвонил, сказал, что с Виктором они сами разберутся, а Сережа у соседки остался. Как ему сказать – я не знаю. Давайте мы вместе пойдем, – и всхлипнула.

– Да-да, конечно. Проходите. Я сейчас оденусь.

Судорожно натягивая на себя первые попавшиеся вещи, я пыталась зацепиться мыслями хоть за что-нибудь прочное, чтобы не расклеиться. Боже мой! Горе-то какое! У него ж позавчера день рождения был. Мы в классе, по традиции, чай с тортом пили. Мама его ещё печенье и конфеты на стол передала. А теперь что же? Одиннадцатилетний пацан в одночасье сиротой остался. Хорошо, что отец есть, но сумеет ли он справиться с навалившимся? Как бы ни запил. Мужики этим часто грешат.

К дому Сергея мы дошли уже хорошо за полночь. Амирчика мы отвели домой и сдали на руки бабушке. Он рвался идти с нами, но мы его отговорили. Сережке сейчас и так нелегко, а при виде одноклассника, у которого мама жива и здорова (тьфу-тьфу-тьфу!) у ребенка может снести тормоза.

Заохавшая соседка Лавочкиных стала нас уговаривать сообщить мальчику утром, но Сережка услышал и вышел в коридор.

– Что-то с мамой случилось? – спокойно спросил он у меня.

– Сереженька, ты понимаешь… Тут такое дело… Твоя мама… – замямлила я, пытаясь сформулировать страшное известие.

– Мамы больше нет? – опять очень спокойно уточнил мальчик.

– Да, – глухо подтвердила я. – Тебе папа звонил?

– Нет, – покачал он головой. – Просто мама со мной простилась, когда её скорая забирала. И просила её простить. А в чем она виновата – не сказала. Вы мне объясните? – с надеждой посмотрел он на меня, – пожалуйста.

– Я постараюсь, – опешила я от такой просьбы. И что мне отвечать в эти просящие доверчивые глаза? – Только мне надо все подробности уточнить. Я с твоим папой поговорю, а потом тебе все расскажу. Ладно?

– Ладно, – покивал он головой. – А вы меня теперь в детский дом отдадите?

– Сережа, ты с ума сошел? – вызверилась я. – Какой, к черту, детский дом? У тебя папа жив и здоров. И я у тебя есть. Никакого детского дома. И не мечтай. Так, быстро одевайся и пойдем ко мне ночевать.

Сережку вымело назад в комнату. Там что-то упало, задвигалось, и через пару минут на пороге нарисовался Лавочкин в косо застегнутой курточке.

– А как же? – заволновалась соседка. – Что ж я отцу-то его скажу? Может, пусть он у меня пока побудет? Я, правда, утром на смену уйду, но он и сам остаться может. Не маленький. И потом…

– Ну что вы, – перебила я женщину, – не переживайте, скажете Виктору Вениаминовичу, что мальчика забрала Анна Сергеевна, его классный руководитель. Он меня знает. У нас в школе каникулы начались, на работу мне идти не надо. Так что я могу спокойно заниматься Сережей.

– Ну, не знаю, – продолжала сомневаться женщина.

– Зин, ну ты ж меня знаешь, – выдвинулась вперед Клавдия. – Виктор сейчас с моим стресс снимает. О сыне он вспомнит не раньше завтрашнего утра. Так что не переживай, Анна Сергеевна за Сережей лучше всех присмотрит. Она наших деток, как своих любит. Повезло нам с классной руководительницей. Это все признают. Ну, мы пойдем?..

– Вот, возьмите номер моего телефона, – протянула я соседке Лавочкиных свою визитку. – Передайте Виктору. Я помогу ему со всеми вопросами. Тем более что я недавно оформляла документы на свою бабушку.

Женщина покивала, а мы ушли, пока она снова не начала спорить. Дома я уложила Сережку сначала в гостиной, а потом забрала к себе в спальню. И всю ночь просидела с ним на руках, укачивая его, убаюкивая и утешая.

Утром пришел его отец, худой, нескладный мужчина, примерно тридцати лет от роду, бледный, осунувшийся и какой-то совсем потерянный. Виктор работал инженером в частном автотранспортном предприятии, и это он тогда на собрании предложил заниматься с ребятами автоделом. Но поскольку моим архаровцам это было рановато, то мы эти занятия отложили на ближайшее будущее. А с мамой Сережи я так и не успела познакомиться.

Виктор хотел увести сына домой, но я уговорила их задержаться, позавтракать, потом пообедать, а затем поужинать и переночевать у меня.

Я помогла Лавочкину-старшему оформить все документы, связалась с его сослуживцами – они выделили бесплатно два автобуса, оповестила всех родственников. А на похороны Еленушка привела весь шестой ‘Б’. Я поначалу опешила. Зачем? А директриса объяснила, что все мои человеколюбивые порывы пропадут втуне, пока подростки напрямую не столкнутся с ‘суровой правдой жизни’. Ну-ну… Хорошо, что Севочку дома оставили.

После поминок Лавочкины вернулись домой, а вечером пришли ко мне с парой рюкзаков.

– Можно мы вам ещё надоедим? – спросил Виктор, нервно переминаясь в дверях. – Дома очень тоскливо. Боюсь не выдержу. Нет, – заторопился он, – если вам неудобно, то мы к моим родственникам в деревню поедем. Мне на работе отпуск на две недели дали, а к началу четверти Сережа в школу придет, не волнуйтесь.

Ага, в деревне его живо научат тоску глушить. Нет уж! Пусть оба на глазах будут.

– Раздевайтесь, проходите, будьте, как дома. Сережа, достань папе тапочки.

– Спасибо, мы свои из дома взяли, – заторопился Сережка, роясь в своем рюкзачке. – Вы не думайте, мы вас не стесним. Я убирать умею, и картошку чистить, и чай заваривать.

– Ладно уж, Золушок, разберемся. А вот спать тебе уже давно пора…

Я выделила им свой кабинет. Поставили там раскладушку для Виктора, а Сережке разложили кресло. Уложив мальчика, мы устроились с его отцом на кухне. Я видела, что тому надо выговориться, но не торопила. Мы сидели уже около часа, когда он все-таки решился…

– Мы с женой ещё в школе решили пожениться, – начал он свою исповедь. – Мила все мечтала десять детей родить. Говорила: ‘Будешь ты у меня отцом-героином’. Очень она детишек любит… любила. Когда Сережка родился, нам только восемнадцать стукнуло, я как раз первый курс автодорожного закончил. Сережа спокойный уродился, никогда не капризничал, не привередничал. Вот… А через два года у Милочки выкидыш случился. После этого врачи рожать ей категорически запретили, а она все рискнуть хотела. Я отговаривал. Зачем нам ещё дети, когда Сережка есть? Ну, не сладилось с десятью детьми, так пусть одному вся наша любовь достается. Милочка, вроде, соглашалась, но все равно грустила. А тут, на прошлый Новый Год, она и говорит: ‘Не хочу никаких дорогих подарков, а подари ты мне дочку. Я сон видела, что все у меня будет в порядке’. Я, понятное дело, в отказ. Она – в слезы. ‘Ты, – говорит, – не любишь меня совсем, раз тебе на мои желания наплевать’. Я заспорил. В общем, слово за слово, крепко мы тогда поругались. Ага, а в конце марте прихожу с работы, а она такая веселая меня встречает и говорит: ‘Я врача нашла хорошего. Он в частном кабинете работает, осмотрел меня и рожать разрешил. Сказал, что никаких противопоказаний у меня нет и никогда не было. Это все мне раньше напутали’. Я не поверил, сам сходил к этому спецу. А он и мне то же самое сказал. Ну, думаю, может, и правда, врачи тогда что напутали. Столько ж лет прошло… Просил только её ещё раз в консультации районной провериться. Но Милочка так загорелась, что и слушать не захотела. Куда уж тут мне было сопротивляться… А в мае она уже беременной была. К этому своему, чудо-доктору, пять месяцев наблюдаться ходила. Сказала, что на учет в нашей районной консультации только перед родами встанет, а раньше ни ногой. И чувствовала Милочка себя нормально. Сердце только иногда прихватывало, да одышка все время мучила. Но доктор ей травки специальные смешивал, вроде помогало. Вот… А в середине октября она пошла на приём, а кабинет закрыт. И объявление висит, что доктор тут больше не принимает. И куда съехал – неизвестно. Помыкалась Мила с неделю, травки целебные закончились, и сердце прихватывает почти каждый день. Вот и уломал я её пойти в нашу районную поликлинику. И сам с ней пошел. Врачиха как нас увидела, так побелела вся. ‘Что ж ты, – говорит, – подлец, натворил?! Я ж тебя предупреждала, аспида, что нельзя ей больше рожать’. А Милочка меня заслонила и давай кричать, что это все ошибка была и рожать ей можно. И тычет врачихе в нос визитку того врача. А та, как увидела фамилию, так опять в крик: ‘Ты где этого шарлатана нашла? Мы ж его из нашего роддома поганой метлой гнали. Он же у нас трех рожениц чуть в могилу не свел’. Жена сознание и потеряла. Врачиха та настаивала, чтобы Милочка прервала беременность немедленно, но жена уперлась, что раз столько доносила, то и дальше носить будет. И даже на сохранение лечь обещала, вот только не успела. В тот день ей даже плохо ни разу не было, она даже сомневаться начала насчет больницы, но тут уж я уперся. Эх, надо было её сразу тогда в больнице оставлять. А она Сережкин день рождения пропустить не хотела. Как мне дальше жить, Анна Сергеевна? Что я сыну скажу? Это ж я виноват, что его матери больше нет. Если б я тогда…

– Нет, Виктор, не смейте так думать. Ребенка она не меньше вашего хотела. Вы оба взрослые люди и полностью отвечаете за свои поступки. Единственный, кто здесь больше всех пострадал, это ваш сын. Из-за эгоизма и легкомыслия вашей супруги, – я пристукнула ладонью по столу, останавливая вскинувшегося мужчину. – Я помню, что о мертвых только хорошо или ничего, но один раз можно. Так вот, это ваша жена виновата в своей смерти, но она уже заплатила свою цену. И тот лжеврач, который её обнадежил, тоже виноват. Но думаю, что едва ли вы его отыщете. Да и местью тут уже ничего не поправишь. В милиции вряд ли у вас заявление примут – не с нашими властями такое дело затевать. А значит, сейчас на первом месте для вас должен быть ваш сын. Без вас он совсем осиротеет. Так что, зажмите своё горе в кулак и живите ради мальчика. Понятно?

Лавочкин-старший кивнул.

– Вот и отлично, а теперь пора отдыхать. Завтра тяжелый день. С утра поедем на кладбище, а потом будем… будем жить, как умеем и как получится. И должно у нас получиться хорошо, а иначе и быть не может. А Сереже вы позже правду расскажете. Всю или только часть – сами решите. Но поговорить вам с ним надо будет обязательно. А сейчас идите… Спокойной ночи, Виктор.

Так они остались у меня почти на два с половиной месяца. Я учила их готовить, стирать, гладить, штопать, чистить, мыть и ещё множеству бытовых мелочей, без которых домашнее хозяйство быстро приходит в упадок.

Виктор держался. Всего два раза он серьезно напился, но на этом и завязал. В канун Нового Года он принес маленькую елочку, мы наряжали её втроем, потом резали салаты, запекали горячее, пекли пирожки со свежей вишней и, здорово умотавшись, в полудреме встретили Новый Год. Но это не помешало подаркам под елкой, хлопушкам с пронырливым конфетти, тостам под ледяное шампанское и яростной критике традиционных телепередач. Праздничный фейерверк мы перенесли на вечер первого января. Хуже от этого он не стал…

А второго января мы пошли на их квартиру и сделали там генеральную уборку: выбили ковры, перестирали шторы и гардины, перетерли везде пыль, перемыли стекло, помыли полы, вычистили сантехнику, разобрали Милины вещи – часть отнесли в благотворительный фонд для малоимущих, а часть спалили.

Это у цыган есть такой древний обычай: когда умирает близкий человек – его вещи надо сжечь, чтобы с дымом ушла тоска и все плохое, а остались только светлая память и грусть о невозвратном.

Так Лавочкины вернулись жить в свой дом. Хотя Сережка ещё частенько забегал ко мне поживиться чем-нибудь вкусненьким, пока сам не освоил в совершенстве искусство кулинарии. Теперь уже он балует меня всякими изысками. На мой день рождения приготовление горячего Сережка берет исключительно на себя и жутко злится, когда к нему лезут с советами.

Но это будет уже много позже, а тогда… Заканчивалась зима. Вместе с холодами и морозами уходили в прошлое старые проблемы, а им на замену тут же вырисовывались новые.

Двадцать третьего февраля мои будущие воины и защитники во главе с Гришкой ввязались в грандиозную драку с мальчишками из шестого ‘А’.

В принципе, конфликт назревал давно. Только я наивно полагала, что держу руку на пульсе и сумею разрулить проблему.

В сентябре в нашу школу пришел новый ученик – Михаил Петров, единственный отпрыск Станислава Георгиевича Петрова, владельца строительной компании ‘Монолитстрой’. Интриги начались ещё до появления Петрова-младшего на школьной линейке: каждая из классных руководительниц шестых классов пыталась заполучить себе такого перспективного родителя.

Только Тамара Тихоновна в этой подковерной возне участия не принимала, так как уже точно собиралась уходить. А я на неё не в обиде – мне этих богатеньких ‘буратин’ с лихвой хватило и на прежней работе.

Так Миша Петров попал в шестой ‘А’. Его классная, наша англичанка Ингушка, раздувалась от самодовольства и гордости – теперь она полагала, что на её кабинет прольется денежный ливень. Наивная женщина… По опыту я могла ей точно предсказать, что более скупых людей, чем состоятельные родители, встретить очень трудно.

Собственно, так и вышло: ни новых металлопластиковых окон, ни современного оснащения, ни жалюзи на окна Ингушка не получила. Даже недорогого видеоцентра ей не перепало. От чего она впала в крайнее разочарование и даже перестала строить глазки сорокалетнему бизнесмену. Хотя, я бы на его месте, только перекрестилась. Матримониальные порывы Инги Витальевны кого угодно заикой оставят.

Это меня ещё Лорка по её поводу предупреждала, чтобы я ни в коем разе не смела показывать в новом коллективе своих потенциальных женихов, потому что Ингушка сразу на них стойку сделает. Но поскольку таковых у меня уже давно не наблюдалось, то и дергаться мне не стоило. Чего не скажешь о жене Петрова-старшего.

На первое сентября Ингушка нацепила высоченные шпильки и такое узкое платье с таким выдающимся декольте, что передвигалась ‘англичанка’ исключительно семенящим шагом и наклонялась только в сторону олигарха. Чтобы эффект не пропадал зря… Петров-старший усилия не оценил, но его жену слегка перекосило. После чего на родительские собрания приходила исключительно Мишина мама.

Но зато сам Петров-младший решил, что в нашей районной школе он будет главным после бога. Что и начал демонстрировать окружающим. Пока он строил своих одноклассников, мои орлы не вмешивались – у них нашлись более интересные дела.

Но вот когда Рябкин почувствовал сладостный вкус руководящей деятельности и осознал, что школьные знания ему по плечу, пришел черед и покорения сверстников из параллельных классов. Наши-то уже полностью Гришку поддерживали и вперед не лезли, а Петров явно нарывался…

Он в своем классе практически подмял всех ребят под себя, разбил их на группы по степени приближенности к собственной персоне и, в зависимости от этого, одаривал окружающих какими-либо благами. Например, ребятам из ближайшего круга доставались целые мандарины, а более дальние довольствовались только корочками от съеденных фруктов. Я когда это увидела, то в осадок выпала. Ингушка что там у себя вообще мышей не ловит? Как же можно такую гадость на корню не пресекать?! Хотела поговорить с ней об этом, но не успела…

В День Красной Армии произошел взрыв местного масштаба. Петров со своими ‘ближниками’ прицепился к Севочке, Маринке и Иришке, которые тихо-мирно несли из школьного буфета жареные пончики с заварным кремом на наши праздничные посиделки. Я накануне только гриппом переболела и ничего не испекла вкусненького своим сладкоежкам.

Так вот, слово за слово и Петров попытался выбить у Колокольчикова из рук тарелку со сдобой. Маринка Севочку прикрыла и бесстрашно ринулась в драку. Но Севочка тоже в стороне не остался, а стал ловко швырять жирные пончики во врагов. Иришка ринулась за подмогой, громко вереща: ‘Гришка! Наших бьют!’. К ‘ашкам’ спешило подкрепление, но и к ‘бэшкам’ на помощь уже летела ‘тяжелая’ пехота во главе с Рябкиным, Лавочкиным и Гариком Рыжовым.

Когда я подоспела к месту сражения, в вестибюле метались орущие девчонки, Севочку прикрывал Амирчик, яростно выкрикивающий угрозы в адрес противника, а остальные пацаны и Маринка мутузили друг друга со всяческим старанием и усердием. Причем пол и ученики были в жирном креме из раздавленных пончиков. ‘Гранаты’, к тому времени, у Севочки закончились…

Растаскивали противников старенький трудовик, пенсионер-физкультурник, Еленушка и я. Лично отдирала Гришку от Петрова. Ингушка верещала на периферии и грозила хулиганам-‘бэшкам’ всеми смертными карами.

А потом вместо праздника был крупный разбор полетов, куда подоспели срочно вызванные родители. Я встала намертво на защиту своих ребят. Ругать я их буду потом, наедине, а на людях мы будем выступать единым фронтом. Ингушка требовала выгнать Рябкина с волчьим билетом, а остальным вкатать неуды по поведению.

Ещё чего! Пусть сначала своих воспитает нормально, а потом к моим лезет. И виноваты во всем её подопечные, а мои стояли за правое дело. Пусть и несколько перестарались. Но порядок в шестом ‘А’ давно пора наводить. Развели, понимаешь, дедовщину…

Сильно удивил Рябкин-старший. Я думала, что он станет Гришку ругать, а Захар выслушал все и заявил:

– Правильно я сына воспитал. Настоящий мужик растет. И вам, Анна Сергеевна, большое спасибо. Можете на меня положиться. Я вам всегда помогу. А вам, – развернулся он к Петрову-старшему, – нечего было своего сына в НАШУ школу отдавать. У нас тут, знаете, все по-простому. Облокотятся на капиталы и могут физиономию начистить. Своего сына я в обиду никому не дам.

Петров-старший молчал, слушал, а потом выдал:

– Елена Семеновна, я прошу вас никого из ребят не наказывать. Они сами разберутся между собой. И ещё, пожалуйста, организуйте моему сыну перевод в ‘Б’ класс.

Минута молчания. Потом заверещала Ингушка:

– Как же так, Станислав Георгиевич?! Мы же с вами договаривались! Как же я могу дополнительно заниматься с Михаилом, если он будет в другом классе? Это даже не смешно! Да и кто переводит ученика из класса в класс посреди учебного года? Это нонсенс!

К ней примкнула Еленушка:

– Станислав Георгиевич, это действительно не разумно! Ребенок только привык к одному коллективу, как вы предлагаете сдергивать его в новый. Для мальчика это будет стрессом.

– Ничего, – поморщился Петров, – мальчик переживет. И английским он будет заниматься в новом коллективе. Я слышал, что у них там дополнительные занятия по всем дисциплинам практикуются. Ему это будет полезно.

– Так, – возмутилась я. – А кто меня спросил – хочу ли я такого ученика?

– А вам, Анна Сергеевна, – повернулся ко мне бизнесмен, – по должности положено трудных подростков воспитывать. Не так ли?

– Ага, – удовлетворенно скривилась я, – признаете, значит, что ваш сын – трудный подросток.

– Конечно, – пожал плечами Петров. – Иначе чего бы я тогда переводил его из гимназии в обычную школу?.. Я не хочу, чтобы моего сына испортили легкие деньги.

– Да вы же первым кричать начнете, что вашего ребенка терроризируют одноклассники! – возмутилась я. – А после сегодняшних событий они же не угомонятся. Мне что, прикажете его двадцать четыре часа за руку за собой водить? Или к юбке его привязать?

– Нет, но я полностью доверяю вашему педагогическому опыту, – усмехнулся Петров.

– Ладно, – попыталась я зайти с другой стороны, – но я ему хорошие оценки авансом ставить не собираюсь. У меня, знаете, принцип – кто на что ответил, тот то и получил. – Еленушка закатила глаза.

– Это ваше право, – опять пожал плечами олигарх. – Мне интересуют не оценки моего сына, а знания, которые он получает. Если заслужил двойку, то ставьте её смело – я в претензии не буду. Ну а уж если выучил и нормально ответил… – Петров хитро на меня покосился. – Я уверен, что хорошие отметки вы ему зажимать не станете.

Я обреченно посмотрела на Еленушку. Та отвела взгляд и беспомощно пожала плечами. Конечно, не будь у Петрова-старшего таких капиталов – никто бы и не дернулся его прихоти исполнять.

Глава 5.

А потом я пошла в класс к своим бузотерам. Да, ну и видок у них… Бывшая с утра чистой и выглаженной одежда напоминала сейчас second hand из самой последней распродажи: вся в жирных пятнах, местами подранная в пылу битвы, мятая и без некоторых деталей. У Гришки отсутствовали пуговицы на пиджачке, у Гарика – вязанный пуловер пестрел спущенными петлями, у Маринки трикотажная кофточка лишилась воротничка. В общем, мои ученики здорово смахивали на смесь бомжатника и помоечника.

Правда, сама я выглядела не лучше. В приемной директора, уже на выходе, глянула на себя в зеркало и испугалась – боковой разрез на юбке прорвался почти до верха бедра (пришлось подхватить на живую булавкой), колготки все в стрелках, на левой коленке дырка с пятак величиной, на пиджаке две пуговицы сиротливо болтаются на нитках, а блузка мало того что перекосилась, так ещё и перед весь в жирных пятнах.

И это в таком виде я общалась с родителями своих учеников?! Кошмар! Что ж Еленушка мне ничего не сказала? Правда, она расстроена и на такие мелочи, как внешний вид, явно решила наплевать. Ага, это на её черном платье грязь не так заметна. Да и в самую гущу драки она не совалась. Это ж только я полезла туда Гришку вытаскивать, а по дороге кто только об меня не спотыкался и отпихивался…

Перед приходом родителей я только и успела, что загнала своих детишек в туалеты руки-лица помыть, потом в медпункт их гоняла провериться на предмет травм, а сама руки только и помыла.

А, плевать. Пусть Петров-старший сразу видит, куда своего сыночка пристраивает…

Двадцать шесть пар встревоженных глазенок настороженно следили за моими метаниями перед доской.

– Ну, что я вам скажу, дорогие вы мои ‘защитники’, – протянула я, облокачиваясь на свой стол, – хорошего у нас мало. – Дети затаились, втягивая головы в плечи. – Мало того, что драку устроили, вестибюль весь загадили. Кстати, вам сегодня ещё там все отмывать от жира придется…

– Анна Сергеевна! – возмущенно вылез Гришка, резонно посчитав, что уж ему-то терять нечего. – А чего это нам пол мыть? Пусть Мишка и моет. С корешами своими… то есть с одноклассниками. Это они начали, а мы только защищались.

– Угу, – буркнула я, гневно сверкая глазами на Рябкина. Под этим взглядом он сник. – Михаил тоже будет мыть. Вместе с одноклассниками, то есть с вами.

– Анна Сергеевна! – опять воспрял духом главный бузотер. – Он же в ‘А’ классе!

– Не-а, Григорий, Михаил Петров с сегодняшнего дня будет учиться в нашем классе. Так что будь добр принять этот факт, как непреложную истину.

– Ну, я его приму… – мрачно посулил Рябкин, сжимая кулаки. Остальные тоже загомонили что-то воинственно-агрессивное.

– Не-а, Гришенька, не просто примешь, а будешь положительно относиться к своему товарищу по классу. Нам поручено воспитать из него нашего человека, а это дело ответственное и не на один день. Будем относиться к нему с пониманием и заботой.

– Анна Сергеевна! – вылезла Маринка. – Но он же хуже фашиста – на слабых только и горазд руку поднимать. Как же мы ‘с пониманием и заботой’? Не хочу я заботиться о таком гаде!

– Нет, Марина, ты не права. Миша… он как бы болен. Ему все всегда угождали, перед ним лебезили, всегда с ним соглашались. Вот он и испортился. Надо его ‘починить’. А если к сложному механизму соваться с кувалдой, то ничего хорошего из этого не получится. Так что будем действовать с умом и фантазией.

– А давайте от него откажемся, – высунулся Гарик. – Вы скажите его родакам, что тут его зачмошат. Пусть они задергаются и переведут его обратно к богатеньким. Чего он тут забыл?

– И что? – возразила я. – Через десяток лет у нас в городе станет на одного мальчика-мажора больше? А человек в нем окончательно умрет. Нет, таких надо лечить в детстве, пока ещё время есть. Это и родители Мишины понимают. Так что считайте, что это ещё одно испытание для нашего класса. Если выдержим и справимся, значит, мы – сила. А если сдадимся – грош нам цена. Но я ещё не закончила с разбором вашей битвы титанов. Вот скажи мне Рябкин: почему ты так долго возился с Петровым?

– Чего долго? – опешил Гришка от моего наезда. – Я ж ему два раза по уху попал и в глаз дал, а потом вы нас растаскивать начали.

– Ага, это я виновата, что он тебе тоже два фингала засветил и все пуговицы ободрал?

– Так их же больше было! – возмутился Лавочкин. – Мы и так девчонок в драку не пустили. Только Маринка раньше полезла, – неодобрительно покосился он на Светлякову. Та независимо фыркнула.

– Да, должна с прискорбием отметить, что драться вы не умеете, – печально заключила я. Класс ошарашено выдохнул.

– Анна Сергеевна! – Рябкин долго не выдержал. – Чего это мы драться не умеем? Да я сейчас пойду и всем ‘ашкам’ сам по шее накостыляю. Тогда и посмотрите. Да мы ж на них…

– Так, стоп! – прервала я крик Гришкиной души. – Я вас в трусости не обвиняла. Я только посмотрела на результаты ваших ‘боевых’ действий и пришла к выводу, что мальчикам нужны регулярные занятия по рукопашной борьбе.

Дети выпали в осадок. По их обалделым мордочкам я с уверенностью могла заключить, что такого они от своей классной не ожидали. Ещё бы, вместо того, чтобы долго и нужно пилить их за драку, я предлагаю научить их драться профессионально.

Нет, не подумайте, что я сошла с ума. И растить из них отморозков я тоже не собираюсь. Просто я всегда считала и считаю, что мужчина должен уметь защитить себя и своих близких. А это значит, что мальчиков надо учить драться.

И ещё. Практически во всех ‘руконогомашествах’ присутствует строгий кодекс поведения. И одним из основных пунктов там значится ‘правило сильного’. Это когда уйти от драки важнее, чем развязать её. Само умение профессионально драться является лучшим гарантом миролюбия. Это мне когда-то разъяснял мой однокурсник, который всерьез занимался восточными единоборствами. Хороший был парень. Я даже рассматривала его кандидатуру на роль потенциального мужа. Не сложилось. Но его разглагольствования я запомнила. Теперь вот пригодились. Остается только найти моим детям грамотного наставника. Но это дело решаемое…

– Анна Сергеевна! – опять вылезла Маринка. – А чего только мальчикам? Девочкам тоже надо. Вон, сколько про разных маньяков говорят. У нас они тоже есть. Как же мы от них отбиваться будем?

Мне разом поплохело.

– Мариночка, – вкрадчиво произнесла я, – а где ты у нас с маньяками встречалась? И когда?

– Не, – замотала головой девочка, – я с ними ещё не встречалась, но бабушка говорит, что такие цены на рынке могли только маньяки придумать.

Я выдохнула. Нет, к участковому я точно зайду. Вдруг и правда, у него какие-нибудь свежие ориентировки поступили. Но ребенок прав – учить надо всех желающих и не только…

– Ладно, я поняла. Я займусь поиском преподавателя, а вы поговорите с родителями. Занятия будут посещать только те, чьи родители лично мне сообщат о своем разрешении. Это условие и на мальчиков, и на девочек распространяется. Понятно? – Класс дружно загудел. – Это хорошо, что понятно. А теперь дружно берем швабры, тряпки, моющие, ведра и идем убирать последствия ‘конфликта мнений’. Петров сотоварищи нас наверняка уже заждались…

Петров, и правда, маячил на горизонте, но почему-то один. Потом выяснилось, что остальных ‘ашек’ Ингушка отпустила по домам, а Мишку затормозил отец и велел ждать своих новых одноклассников.

Ну, не мне критиковать поведение другого педагога, но в данном случае ‘англичанка’ поступила глупо. В коллективной уборке у двух классов был бы шанс мирно разрешить свои противоречия. Совместный труд, знаете ли, сближает, а теперь конфликт может усугубиться… Ладно, этим я займусь чуть позже. У меня на носу другая проблема – Петров.

Сначала отношения не клеились: Мишка держался нагло и независимо, пытаясь по привычке командовать окружающими. Но не на тех напал… Мои ребятишки его в упор не замечали – проходили, как мимо пустого места. Петров злился и наглел ещё больше, задирая мальчишек. Я взяла его в свои помощники. Сама-то я не могла тереть пол тряпкой в таком наряде. Если б знала, то брючный бы костюм сегодня надела, а не это узкое безобразие…