Текст книги "Книга первая. Сон про не сон (СИ)"

Автор книги: Рина Роззо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Лавочкин аккуратно перевесился и заглянул в выбитое боковое окно кабины, подсвечивая себе фонариком.

– Никого, но дверь заклинена поручнем. Кто-то выбрался наружу. Вон, женский босоножек валяется на песке.

– Так, – протянул Гришка, – и где она может быть?

Ребята одновременно вскинули головы.

– Наверх? – уточнил Серега.

– Угу, – кивнул Рябкин. – Только странно, что она на нас не отреагировала.

– Может, ранена сильно?

– А ты кровь в кабине не заметил?

– Не-а, там только одежда валяется. О, точно, там же не только женское шмотье, там и мужские штаны висят.

– Прям так и ‘висят’? – хмыкнул Гришка.

– А ты знаешь, – сунулся опять внутрь Лавочкин, – джинсы аккуратно висят на спинке кресла, а шорты и женское белье просто валяются на полу. Странно…

– Ага, жутко неаккуратная особа там резвилась. Ладно, давай и наверху посмотрим. Подсади.

Гришка оперся на сцепленные в замок пальцы друга, подтянулся и вылез на крышу.

– Тут человек! – крикнул он, бросаясь вперед.

– Живой? – уточнил Лавочкин.

– Вроде, – наклонился над парнем Рябкин, – только без сознания. И обгорел сильно. Видать на солнце весь день пролежал в одной футболке.

– Он там один?

– Один.

– А девчонка где?

– А я откуда знаю, – огрызнулся Гришка. – Давай принимай, я его спускать буду. У него тут и вода была, пятилитровый баллон.

– Полный?

– Ну ты и спросил. Я тебе что, провидец? Может и полный БЫЛ, а сейчас пустой до донышка. Ты готов?

– Ловлю.

Мальчишки аккуратно спустили парня на землю. Он слабо застонал.

– Эй, – легонько похлопал его по щекам Рябкин, – ты как?

Парень с трудом приоткрыл опухшие веки:

– Пить.

– Ну ты даешь! – поразился Гришка. – Вылакал пять литров и ещё просишь. Нет у нас воды, дойдем до своих, напоим. Идти сможешь?

Парень слабо кивнул, пытаясь приподняться.

– Молоток! Серега, волоки его к краю платформы и вызывай Мишку с Гариком, пусть помогут.

– А ты?

– Соберу все, что можно и за вами.

– А может, ну его это барахло.

– Нельзя, нам сейчас все пригодится. А второй раз мы сюда не придем и других не пустим. Пока не разберемся с этой хренью.

Глава 6.

– Вот, собственно, и все, – вздохнул Гришка, заканчивая свой рассказ.

– Как это ‘все’? – возмутилась Томочка. – А где собранное имущество? Не донесли? Или по дороге бросили?

– Ну и жлобиха ты! – вскинулась Маринка. – Там людей пожрали, а ты о барахле волнуешься.

– Это мне одной надо?! – вскипела Сунько. – Ты ж первая потребуешь завтра чистых тряпок на перевязку или ещё куда. И где мне их взять?

– Девочки, не ссорьтесь, – влез Гарик. – Мы там недалеко все сложили. Очень уж трудно нести было. Сейчас отдохнем чуток и смотаемся.

– Ты скажи где, мы сами сходим, – тут же предложила Томочка.

– Ага, – подтвердил Амирчик, – а то засиделись без дела. Сейчас сгоняем. Я с девчонками справлюсь или там сильно тяжело?

– Стоп, – возмутилась я. – Куда это вы намылились? Черт с ними, с вещами! Ещё не хватало, чтобы на вас кто-то напал! Я сама схожу.

– Ансергевна, не кричите, – устало попросил Гришка. – Там не далеко и не опасно. Мы трижды шли одним и тем же маршрутом и на нас никто не напал. Ребята сами быстрее справятся. – Он вздохнул. – Не обижайтесь, но они моложе и выносливее. Амир, – повернулся он к Дюбуа, – бери Томочку, Эльку и Танюху. Сашок, проводишь?

Саша Азаров кивнул, осторожно отодвигая от себя рыдающую Шурочку. Я её тут же перехватила. Как-то я сильно уж увлеклась рассказом Рябкина и упустила из виду переживания близнецов. Молодец Гришка, что старается отвлечь и занять мальчишку делами.

– А вы ни одного червяка с собой не взяли? – осторожно поинтересовался Севочка, усердно помогающий Маринке и Иришке.

Все тут же посмотрели на Колокольчикова. Он смутился, покраснел, но упрямо продолжил:

– Но их же надо как-то исследовать. Как же мы сможем бороться с этой гадостью, если не будем знать её слабых мест. Надо поймать парочку, препарировать и все узнать.

– Ещё не хватало, – фыркнула Маринка. – Тащить всякую заразу без разбору. А может они ядовитые сами по себе? Или их специально держат только внутри кромлеха? Кто знает?..

– Не, Севка, я от тебя торчу, – вздохнул Петров. – Гришка ж четко сказал, что червяки за пределами кромлеха не выживают. Их на части разрывает. Так что извини, но ни кусочка мы не прихватили. А тебя самого внутрь Анна Сергеевна вряд ли пустит. Хотя я бы рискнул. По-моему, ты с любой гадостью договориться сможешь. Одни кактусы чего стоят. – И машинально потер правую ладонь.

Ага, это Петров на прошлогодней осенней ярмарке оказался рядом с цветочным павильоном как раз в тот момент, когда с верхнего стеллажа решил свалиться самый колючий экземпляр Севочкиной коллекции. И на вопль Колокольчикова: ‘Держите его, держите!’ отреагировал самым естественным образом – подставил раскрытую ладонь. Куда это сверхколючее недоразумение благополучно и приземлилось.

О, как Мишка орал! Я столько новых выражений услышала, что потом пилила его две недели за такие словесные непотребства. А уж как сокрушалась Светлякова, вынужденная почти три часа извлекать из Мишкиной ладони мелкие и крупные колючки. Ещё и на рентген пыталась его отправить, но Петров отбрыкался. А потом три недели ходил с разукрашенной зеленкой рукой. Эти зловредные колючки никак выходить полностью не хотели.

Да уж, Севочка тогда ходил с видом побитой собаки и все норовил Петрову помочь. Причем везде, даже в туалете. То-то Гришка потом издевался над ними.

Но это так, лирическое отступление. А ведь Севочка прав – надо как-то этих тварей исследовать. Хотя у нас же ничего нет – ни оборудования, ни условий. Даже руки помыть после препарирования нечем. Гадство, хотела ведь бутылку водки взять для домашнего ликера, но решила, что не дотащу. А сейчас бы для дезинфекции водка и пригодилась…

Ладно, найдем воду и решим все вопросы. В том числе и со спиртным. Неужели же не сообразим из чего брагу сделать? Эх, и почему нас не закинуло в джунгли или в тропики… Да, на худой конец, и средняя полоса бы сгодилась. Господи, да я сейчас и тундре бы обрадовалась! Хотя… это я, пожалуй, погорячилась. Для тундры мы одеты слишком легко. Помереть можно не от жажды, а от обморожения. Да, и куда меня занесло?..

Пока я витала в облаках, Амирчик увел свою команду за новообретенными ‘ценностями’. Сразу стало тихо. Маринка хлопотала у Лафи, негромко командуя Севочке, куда светить фонариком, Гарик, Мишка и Гриша что-то обсуждали вполголоса, изредка посматривая на раненого парня, у которого Иришка что-то тихо выясняла, разматывая вонючие тряпки. Сережу отправили караулить окрестности, а Шурочка устала плакать и задремала.

Бедные детеныши! Мало того, что ситуация у нас хреновая со всех сторон, так и единственного близкого человека у них отобрали. А я ведь обещала, что мы заберем их бабушку. Черт, вроде и нет моей вины в этой трагедии, а чувствую себя предателем! Так, стоп, только этих моих рефлексий нам и не хватает. Изойду не слезами, так соплями. Довольно, зажми в кулак эмоции и поддерживай своих детей.

– Ребята, а что ж вы не представили нам своего ‘найденыша’? – отвлекла я ‘заговорщиков’.

Мишка тут же встрепенулся, принял горделивую позу и размеренным тоном выдал:

– Анна Сергеевна, позвольте Вам представить Вениамина Клыкова, – но тут же сбился с великосветского тона и зачастил, – погоняло Веня Зубок. Полгода, как откинулся. Получил по ‘малолетке’ два года за хулиганство, отсидел полтора, отпущен по УДО за хорошее поведение, сотрудничество с властями и в связи с достижением восемнадцати лет. По-видимому, не захотели переводить во взрослую колонию. В последнее время усиленно тусовался в компаниях со взрослыми урками, отмотавшими не один срок. Предлагали ему какое-то ‘верное’ дело. В армию не годен из-за плоскостопия. Так что, если бы мы не ‘провалились’, то топал бы через пару месяцев на новый срок. Вот вкратце и все. Ага, насчет своего выживания не колется.

Я выпала в осадок. Откуда Петров набрался этого бандитского жаргона? И откуда у него сведения о контактах этого… как его… Вениамина? Обалдела не только я. Рябкин дотянулся и отвесил Мишке затрещину. Петров возмущенно вскинулся, а Гришка лениво, но с явной угрозой, протянул:

– Я ж тебя предупреждал, чтобы ты за языком следил. Так что не обижайся. Физическое воздействие за несдержанный язык прилетело тебе по адресу.

Мишка возмущенно забурчал что-то непонятое и на всякий случай отсел от Гришки подальше. Вот ведь, паршивцы! Сколько раз я просила Григория не распускать руки, но все без толку! И Мишка тоже хорош: я не говорю о его лингвистических вывертах, но ведь он никому не позволяет себя шпынять, а если кто и рискует, то очень быстро близко знакомится с Мишкиными конечностями. Причем результат всегда один и тот же: задирщик отправляется в нокаут, а Мишка демонстративно отряхивает руки и укоризненно грозит пальцем неразумному. Обычно такого воздействия достаточно для выработки безусловного рефлекса: Петрова трогать чревато!

Но вот для Рябкина Петров почему-то делает исключение. Только Гришке можно воспитывать его затрещинами и щелбанами. Мишка никогда не отвечает ему тем же! Странно? Ещё как странно. Но зато как они отчаянно сходятся на спаррингах во время занятий у Сергея – любо-дорого посмотреть. Тут уж Мишка своего не упускает и всевозможными способами пытается достать Рябкина. И ему это удается! Причем довольны таким исходом оказываются оба! Вот такие у меня мальчики в классе…

Тут прорезался и сам обсуждаемый.

– Че ты гонишь, п*****? – отпихнул он в сторону Иришку и набычился на Петрова. – Ни х*** я с буграми не контачил. Меня на волю пахан подписал. И де ты, м***** с…

Что он хотел сказать дальше, стало не ясно, потому что Мишка неуловимо быстро переместился к его тушке и смачно врезал Вене по губам, да так удачно, что этот ‘нехороший мальчик’ завалился на спину и, по-моему, прикусил язык, а сзади уже пыхтел Гарик, заталкивая Иришку за спину и примериваясь как бы поточнее пихнуть ‘страдальца’ в бок.

– За языком следи, козлина! – прошипел Петров разъяренной коброй, наклоняясь над поверженным противником. – Ещё раз услышу, как ты материшься или по фене своей тявкаешь, язык вырву на… э-э-э… совсем.

– А я добавлю, – сурово посулил Гарик.

Веня побледнел.

– Петров, ты поаккуратнее с пациентом, – вклинилась Маринка. – Я ему сама руки-ноги поотрываю… в случае чего.

– Так, стоп! – не выдержала уже я. – Мы так ничего не выясним. Гриша, Миша, Гарик – темперамент сдерживайте, а ты, Мариша, пациента не запугивай, а то он у тебя раньше времени помрет. А вам, Вениамин, я бы порекомендовала вести себя потише. Все-таки вы в гостях, а мы, хозяева, хоть и сдержанные, но впечатлительные. Итак, что же произошло в кромлехе? И, пожалуйста, не нервируйте моих ребят ненормативной лексикой. Лучше подумайте, а потом говорите.

Веня помолчал несколько минут, но увесистый тычок в бок от Гарика добавил ему красноречия.

Итак, после нашего массового исхода, шпана решила пересидеть день в вагоне, а вечером идти искать воду. В кабине машиниста они нашли полный пятилитровый баллон с водой, поэтому рассчитывали, что на первое время им хватит, а потом что-нибудь подвернется.

Тут Веня всего не сказал, но очевидно, что они успели договориться с Лафи, и она пообещала не только вернуться, но и переделить наши припасы, а также вывести их на наш лагерь. Но это только мои домыслы. Лафи пока не спросить, а Веня клянется, что ничего такого они не планировали.

Контроль за расходом воды Клыков взял на себя, а чтобы соратники не доставали, он укрылся в кабине машиниста со своей подружкой Марой. Нет, сначала они все улеглись в вагоне, но потом некоему Гвоздю стало душно, и он раскрыл две ближайшие двери для получения сквозняка.

Клыков инициативы соратника не одобрил, потому как с детства не любит открытых пространств. Тем более что какое-то подспудное чувство опасности его грызло ещё с нашего ухода. А в кабину его затащила Мара, которая решила, что на новом месте секс у них должен быть ‘улетным’ (Господи, какой секс по такой жаре?!).

Только они приступили к процессу, как послышался тихий шорох, который усиливался с каждой минутой, а потом раздался первый вопль. Клыков сначала рванул посмотреть, но Мара его не пустила, что их и спасло. На песке через разбитые окна они увидели несметное количество червяков, дружно ломанувшихся в вагон на дневную трапезу через раскрытые двери.

В заблокированную дверь кабины колотили оставшиеся в вагоне неудачливые приятели, а Веня с Марой лихорадочно карабкались на крышу вагона.

Клыков успел заметить, что червяки вертикально по стенам не лазят, но поскольку с каждой минутой их становилось все больше и больше, то вновь прибывшие просто карабкались по головам и спинам первопроходцев. Значит, вскоре они могут и в кабину машиниста долезть.

Раскаленная крыша вагона оказалась не самым лучшим местом для спасения. Тем более что из вещей у беглецов оказалась только футболка Клыкова и босоножки Мары. Хорошо, что хоть воду успели закинуть. А вернуться за вещами в вагон они сдрейфили.

Остальных людей сожрали червяки. Крики быстро затихли, своих жертв мерзкие твари уволокли под песок, а сами остались караулить ещё живых, но добраться до них не смогли. Высота вагона не позволила, а соображалки на какие-то осмысленные действия у них не хватило. Похоже, они тупо жрут все, что попадает внутрь кромлеха. Вряд ли мы первые жертвы этой ловушки. Интересно, а куда девается несъедобное?

Вот так и оказался Клыков в живых. Правда, куда делась Мара, он не знает. Говорит, что его солнце сморило, он вырубился, а когда очнулся, то девушки уже рядом не было. Может, решила вернуться обратно в кабину, но не удержалась и упала на песок?.. А может просто сошла с ума от жары и страха и сиганула вниз? Кто знает?..

Я, например, почему-то уверена, что Клыков темнит. Как бы не он сам помог Маре упасть. Учитывая, что за день он извел всю воду, делиться и экономить он не приучен. А может червяки слишком энергично пытались к ним добраться, и он таким образом откупился? Не знаю. И вряд ли мы сможем узнать правду в будущем. Клыков не проговорится, а больше свидетелей нет.

Нет, я понимаю, что все мои подозрения основаны большей частью на неприязненном отношении к самому спасенному, но, похоже, что мои ребята полностью разделяют мои опасения. Вон, как Маринка недобро зыркает на своего пациента. Да, и нежности особой в её действиях не наблюдается. Больной только кряхтит в особо болезненных моментах.

Целый день на солнцепеке обернулся для Вени страшными ожогами. Особо лечить их нам нечем, но Рябкин и компания сразу не растерялись и обработали обожженные поверхности старым дедовским способом – свежей мочой. Замотали мокрыми тряпками руки, ноги и торс страдальца (то-то от него так воняло!), выдали таблетку анальгина и таблетку валерьянки и погнали в нашу сторону. Хорошо, что хоть Петрова выдали для подстраховки.

Да, теперь я понимаю, откуда Мишка так хорошо осведомлен о жизни Вени Зубка. Петров кого хочешь разговорит и раскрутит на информацию, не то что недалекого юношу.

Почему я решила, что Веня не слишком умный? Так он приличные слова подбирал по несколько минут. Это я все быстро пересказываю, а Веня каждое предложение минут по пятнадцать ‘рожал’. И его рассказ изобиловал междометиями, долгими перерывами, неправильными ударениями и глаголами ‘ложил’, ‘поклал’ и прочими в таком же духе. Хорошо хоть от мата воздержался. Но это, наверное, благотворное влияние Мишкиной личности сказалось… или Мишкиных кулаков. Да, тут море непаханое для нашей ‘русачки’. Хотя, где она и где мы… Эх!

Пока суть да дело, вернулись наши ‘барахольшики’. Улов оказался богатым: четыре набора хлопкового постельного белья (две наволочки ребята разодрали на Венины ожоги), два кулька с мужскими и женскими трусами жуткой расцветки, но, к счастью, тоже из натурального материала, больше десятка металлических труб разного размера и формы, кожаный портфель, доверху набитый дешевыми брошюрками экзотерического содержания, пустая кошачья переноска и так, по мелочи. Я, например, больше всего белью обрадовалась. Хоть и китайский ширпотреб, но условно чистое.

…На востоке уже золотился рассвет, а мы все ещё никак не могли угомониться. Скудный завтрак давно исчез в наших бездонных желудках, собрали ночной улов воды (меньше, чем днем, но ребята надеются, что овощи позволят увеличить дневной сбор), разместили раненых (Лафи так и осталась без сознания), а все что-то не давало нам улечься на дневной сон.

Ребята разбрелись кучками по скромному пятачку свободного пространства перед нашей палаткой, а я забралась на вершину бархана. Хочу немножко побыть в одиночестве. Да и рассвет на этой планете я ещё толком не видела.

– Анна Сергеевна, вы там поаккуратнее, – снизу окликнул меня Рябкин.

– Да, Гриша, не волнуйся. Я скоро приду.

Какое же здесь небо чужое! И песок этот тоже чужой. Я уж не говорю о местных зверушках. Не успели мы даже слегка обжиться на этой планете, а она уже сожрала четырнадцать наших соплеменников. И кто следующий?

Я же вижу, как переживает Маринка. Если с Вениными ожогами все более-менее ясно, то состояние Глафиры даже мне не внушает оптимизма. А что уж говорить о тех, кто в этом разбирается лучше меня?..

И опять перед нами встает проблема – нести Лафи с собой, тратя на это и так невеликие силы, или оставить её здесь? И что мне делать? Предлагать такое своим ребятам я не могу. Да, я прекрасно понимаю, что для выживания популяции требуется жертвовать отдельными особями, но это же дети! Как я могу предлагать им предательство и подлость! Даже если я уверена, что это будет во благо. Но сегодня я предложу оставить безнадежную Лафи, а завтра кем мы будем жертвовать?

Остаться с ней вдвоем? Тоже не выход. Нет, я понимаю, что моим детям именно мое присутствие не добавит шансов на выживание. Даже более того, если я останусь с Лафи и не смогу их догнать потом, то у них увеличатся шансы, но они меня не оставят. Это я точно знаю. Поэтому даже не буду и пытаться. Или попробовать… Ладно, жизнь разрулит.

И все-таки я не понимаю особой красоты рассвета в пустыне. Нет, небо действительно полыхает на весь горизонт, может быть даже и красиво, но мне в этом зареве мерещится только убийственная жара и смертельное для нас пекло. Красота, которая убивает. Стереотип… А ещё эта странная луна.

Мишка высказал предположение, что это не спутник планеты, а её соседка по системе. Может и так. Особенно, если учесть, что эта ‘соседка’ видна даже днем, что для спутника не характерно.

И ночное небо здесь тоже неправильное. Почему то звезды только на одной половине неба, а вторая просто черная. Прямо, как под линейку очерченная граница беззвездной черноты. Странно…

– Анна Сергеевна! – запыхавшийся Севочка плюхнулся рядом на песок. – Пора внутрь, а то сгорите. Ребята волнуются.

– Да, милый, я уже иду.

– Вы не переживайте так, все у нас получится. Честное слово!

– Идем уже, утешальщик, – потрепала я мальчишку по вихрастой голове. – А чего тебя послали?

– А, – отмахнулся Севочка, – там Гришка народ воспитывает, а меня сказал, что поздно, – Севочка захихикал и тут же заложил Рябкина. – И ещё Зубик этот кипеж поднял, что не хочет лежать рядом с Лафи, так Гришка пообещал ему устроить дополнительные солнечные ванны, чтоб не возникал. Идемте, – подскочил сам и подал мне руку.

Эх, как же мне с ними со всеми повезло…

Глава 7.

Уму непостижимо, как меня достали эти подростки! Угораздила же нелегкая связаться с такими твердолобыми экземплярами! Битый час уговариваю их не упрямиться и все без толку. Понимают же, что я права, но продолжают спорить.

– Гриша! Я же тебе в сотый раз говорю, что ничего страшного в этом нет, – я уже хриплю от сухости в горле, но продолжаю надрываться. – Когда найдете воду, то вернетесь за нами. Транспортировка Лафи отнимет силы у вас и скажется неблагоприятно на её самочувствии. Поэтому самым лучшим вариантом будет оставить меня с ней на месте. Ну, я же права! Что же ты споришь?

– А я вам в тысячный раз отвечаю, – не унимается Рябкин, – это не правильно. Никто никого не будет оставлять. Шансы у нас невелики и сами но себе, так что нечего их ещё и уменьшать. Мы выдержим только вместе. И я вас тут не оставлю. И точка! – Он замахал на меня руками. – Не спорьте больше, Анна Сергеевна, ни к чему ваши возражения не приведут. Я уже принял решение и не отступлю. – И сбежал, а за ним и остальные ‘несогласные’. Вот как с ними можно нормально разговаривать?!

Мы все почти не спали. Сегодняшний день дался нам всем гораздо труднее, чем предыдущий. В голове набатом стучат колокола, страшно хочется пить, жарко, тесно, воняет. В общем, текущая обстановка явно не способствует умиротворению и благодушию. Поэтому мы стали подыматься задолго до вожделенного заката.

Ребята принесли воду, её разделили на всех, но как же мало этих жалких глоточков… Не спасают даже остатки овощей и фруктов. Яблоки уже делим на три части, а сгущенку выдали по две чайные ложки, но стало ещё хуже. Теперь к жажде, лично у меня, прибавился противный сладкий привкус во рту. Черт, и зубы уже два дня не чищены…

Один Веня дрых как убитый. К вечеру он выглядит вполне бодрым и оклемавшимся, чего не скажешь о Лафи. Девочка так и не пришла в себя, а её дыхание стало ещё более редким, как и пульс.

Маринка окончательно с лица спала и смотрит на всех такими виноватыми глазами, что так и хочется её приласкать и утешить. Дурочка, переживает, что её начнут упрекать в непрофессионализме. Кто? Она же и так делает больше, чем может. Какие уж тут упреки?..

Бессонница у меня поспособствовала просветлению в мыслях и накоплению нужного заряда решительности, поэтому сразу после еды, когда Гриша скомандовал сборы в дорогу, я предложила свой вариант: ребята уходят дальше, а я остаюсь с Лафи вдвоем. Из пищевой пленки мальчики соорудят нам два небольших водосборника, и на некоторое время у нас будет небольшое поступление воды. Остальные тем временем найдут воду и вернутся за нами. Таким образом, у ребят будут развязаны руки, и темп перемещения останется высоким. В противном же случае носилки с Лафи свяжут нашу группу по рукам и ногам.

Рябкин даже не стал до конца выслушивать мои аргументы, а сразу ушел в ‘отказ’. Я поначалу даже опешила от такой наглости. Это ж надо – решил, что он тут самый главный и орет на меня, как бешеный. И остальные от него недалеко ушли. Маринка даже нас всех наружу выгнала, чтобы мы над головой пациента не орали.

Я демонстративно плюхнулась на песок, все своим видом выражая несогласие с таким поведением моих учеников. Рядом топтались расстроенные Севочка и Амирчик, единственные, кто не последовали за Рябкиным.

– Ансергевна, – грустно выдавил из себя Сева, – Гриша прав. Нет, вы тоже по-своему правы, – тут же поправился он, правильно отреагировав на мою возмущенную гримасу. – Но мы должны быть все вместе, а там пусть все будет, как будет. – Он присел рядом и осторожно погладил меня по руке. – Не расстраивайтесь вы так – все будет хорошо, – улыбнулся и тут же добавил: – Или не будет…

– Да, малыш, а ты, однако, фаталист, – грустно улыбнулась я нашему солнечному мальчику. – Нельзя бездумно полагаться на судьбу, иногда надо действовать вопреки всему. Особенно сейчас.

– Вот-вот, – согласно закивал Амирчик, – а вы сопротивляетесь, когда мы уже все решили. Мы вас не оставим, Гришка прав, поэтому не надо нам сейчас перечить. Все равно ведь по-нашему выйдет.

Я вздохнула. И кого я воспитала? Монстров, упрямых эгоистов или смелых и порядочных людей с высоким чувством долга и собственного достоинства? Жизнь покажет… Если доживем…

Ладно, нечего тут рассиживаться, надо идти помогать ребятам собирать наши невеликие пожитки. Гарик с Мишкой уже потрошат наш водосборник, а девочки собирают имущество по компактным сверткам и кулькам. Причем все норовят пристроиться на свежем воздухе – в палатке от близости Лафи очень тяжелый дух.

Мы почти закончили со сборами, а Сережа и Амирчик даже соорудили вполне приличные носилки, когда полог откинулся в сторону, и на песок вывалилась встрепанная Маринка:

– Анна Сергеевна!

Я аж подскочила на месте от такого вопля. Вот же, поганка, нас выгнала, чтобы мы не шумели, а сами голосит, как скаженная…

– Анна Сергеевна! – кинулась она ко мне. – Там… там… она…

– Так, тихо, – бросился к Маринке Рябкин, перехватывая её и прижимая к себе. – Что там случилось? – слегка встряхнул он девочку, незаметно кивая в сторону палатки Сереже.

Тот понятливо кивнул и нырнул внутрь, чтобы через пару мгновений вылететь обратно с совершенно белым и вытянувшимся лицом. Да что там такое?

– Лафи умерла, – тусклым голосом выдавила из себя Маринка. Лавочкин подтверждающе кивнул. – Она совсем умерла, – вскинула на меня больной взгляд Светлякова. – А я не смогла ей помочь… Ничем…

– Ты ничего не могла сделать, – обняла я девочку. – И никто бы не смог. В таких условиях и без самого необходимого ни один врач не справился бы. А тебе ещё учиться и учиться. Вот вернемся…

– Да что вы врете! – заорал вдруг откуда-то сбоку Клыков. – Ни хрена мы не вернемся! Все тут поляжем! Да я вас всех **** **** в ***** и *****. Да вы у меня ещё все *****…

Поток грязной ругани оборвался так же внезапно, как и начался. Над поверженным и заткнувшимся противником возвышался презлющий Петров:

– Я ж тебя, крысеныш, на запчасти разберу! Ты ж у меня не только ругаться, но и… – Тут Мишка нервно обернулся в сторону Рябкина и уже более спокойно продолжил: – Все плохое, в общем, забудешь как делать. Правильно я говорю, Анна Сергеевна?

– Правильно, Миша, – кивнула я и увела расстроенную Маринку в сторону ближайшего бархана.

Никакого желания останавливать мордобой и спасать ‘бедного мальчика’ от разбушевавшегося ‘хулигана’ у меня не было. Не нравится ему наша компания – скатертью дорога. Мы никого не держим. А если решил быть с нами, то наши правила будь любезен соблюдать неукоснительно. И точка.

…Лафи мы похоронили просто в песке. Ребята подрыли стенку бархана, уложили туда тело незадачливой меломанки, засыпали песком, а сверху пристроили небольшой крест из двух кривых поручней. Извини, девочка, больше мы ничего не можем для тебя сделать…

А потом был новый переход в неизвестность. Ну, что я могу о нем сказать?.. Это было трудно, невыносимо трудно: груз тянул к земле, ноги все время вязли в сыпучем грунте, все мысли неуклонно сворачивали к жажде.

Севочкина попытка спеть походные песни провалилась на начальном этапе. Григорий расшумелся, что нас демаскируют кошачьи вопли некормленых задохликов, поэтому некоторым лучше заткнуться. А Иришка тут же предложила всем желающим поголосить выдать тканевые намордники, чтобы не проглотили какую-нибудь летающую пакость. Севочка обиделся и затих.

Нет, я понимаю его желание взбодрить наш коллектив, но, правду говоря, петь и мне не хочется. Песок и так проник во все поры моего тела, так что нечего его ещё и в рот запускать. А насчет ‘летающей гадости’…

По-моему, эта планета стерильная. Ничего кроме песка на ней нет. Если бы ребята не видели собственными глазами этих ‘червяков кромлеха’, то я бы решила, что здесь поработали неизвестные стерилизаторы. Даже не знаю – радоваться этому факту или огорчаться…

Маршрут Рябкин прокладывал преимущественно по верху барханов. Честно говоря, я его понимаю – спускаться вниз в темноту не хотелось категорически, но идти там, наверное, было бы легче.

Сегодня я несла груз вместе с Элькой – заменила в их паре Лафи. Грушина все время старалась перетянуть на себя основную массу. Глупенькая, думает, что я не замечаю её тихушных манипуляций. Так что, всю дорогу мне ещё приходилось выравнивать перекосы, чтобы тяжесть распределялась если и не совсем равномерно, то хотя бы большей частью ко мне. Элька сопела сосредоточенно, но не сдавалась.

Доверили груз и близнецам. Они тащили все наши дамские сумочки, равномерно распихав их в два тюка из покрывал. На тяжесть не жаловались и даже первыми поддержали песенный порыв Колокольчикова. Дети…

К утру мы преодолели изрядный кусок пустыни. Я все время боялась, что мы начнем кружить, но Миша меня успокоил и сориентировал по звездам. Пусть здесь нет Полярной звезды и Южного Креста, но какие-то ориентиры выстроить можно.

А ещё у меня случилась личная трагедия, но я никому о ней не сказала. Не знаю, может быть я и не права, но боюсь, что детей напугаю изрядно.

Я забыла ВСЮ математику. Полностью. Вот так, сразу и напрочь.

Обнаружила я это совершенно случайно – решила отвлечься от монотонной ходьбы и мысленно прикинуть вероятный размер планеты, на которой мы оказались. Длительность суток мне известна, угол наклона тоже можно прикинуть на глаз, как и прочие необходимые параметры. Так что некую среднюю величину я смогу получить.

Итак, какие ещё данные мне нужны? Упс! И полный облом – в голове вакуум. Ничего не помню – ни параметры, ни их значение. Я слегка запаниковала, но списала все на нервные нагрузки последних дней и решила перейти к более простым вещам. И опять ничего! Даже теорема Пифагора формулировалась с трудом, не говоря уже о её доказательстве. Там вообще полный мрак. Это же касалось и основ алгебры. Да что там алгебра – я таблицу умножения с трудом смогла вспомнить и то с большими пробелами, а кое-где считала на пальцах.

От этого удара я чуть сознание не потеряла. Что это – последствия травмы, результат переноса, который коснулся только меня или же мы все в ближайшее время начнем все забывать?..

Я лихорадочно зашарила по закоулкам памяти, выуживая воспоминания детства, юности и так далее. Нет, с этим все в порядке. Более того – я легко вспомнила подробности своего первого школьного романа, о котором уже сто лет не вспоминала. И номер мобильного телефона последней папиной жены тоже всплыл как нарисованный. Это при том, что я такие вещи принципиально никогда не запоминаю. У папы жены и подружки меняются чаще, чем обновляется мой гардероб…

Так, а что у меня с бытовыми навыками? Вроде нормально – рецепты тортов, пирогов и прочих блюд помню исправно. Даже более чем – в памяти всплывают точные дозировки продуктов, указанные в рецептах. Ничего себе, обычно я и эти цифры в памяти не удерживаю, сбрасываю, предпочитая пользоваться кухонным справочником или ориентироваться ‘на глаз’.

Пошевелила пальцами – и петли вязания помню как вывязывать. Да что там вязание – я могу с легкостью перечислить наименование всех основных узлов в макраме, хотя никогда им не занималась, а все мои знания о нем зиждутся только на наблюдении за рукоделием детей. И ещё откуда-то всплывают наименования сортов кактусов и прочих зеленых насаждений. Это-то мне зачем?