Текст книги "У Судьбы на Качелях"

Автор книги: Римма Глебова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Римма Глебова
У судьбы на качелях

ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ

Софочка и Веничка

«А в небе голубом

Горит одна звезда,

Она твоя, о ангел мой,

Она твоя всегда…»

В РУКАХ БАГАЖ, В ГЛАЗАХ ВОСТОРГ

После долгого и нудного оформления в аэропорту (печенья, булочек, кофе – сколько угодно – что значит, к себе домой приехала, да еще и деньги дали!), Софочка хотела пойти к конвейеру за своим багажом, но Веня крепко взял ее за руку:

– Куда вы?

– Как куда? За своими вещами!

– Так пойдем вместе, там ведь и мой багаж! И вообще, разве мы не должны теперь всюду вместе? – Веня робко смотрел на пунцовеющие Софочкины щеки. Но твердо стоял на своей позиции. – Софа, – ласково сказал он, – все евреи отзывчивые. Евреи помогают друг другу.

– Конечно, помогают. Но… своим!

– Вы что, расистка? Почему же вы за меня замуж пошли?

Софочка презрительно смотрела на него. Идиот или прикидывается?

Веня заплатил ей пять тысяч долларов за то, чтобы она вышла за него замуж. Чтобы взяла его с собой в Израиль. Свою однокомнатную, почти в центре Саратова, продал за пять с половиной, хотя мог бы взять все восемь. Да где ему! Неудавшийся художник, почти постоянно пребывающий в безработном состоянии, по мнению Софочки – совершенно никчемная личность. Но у Софочки и таких денег не было. Ехать в другую страну без денег страшно. Неизвестно, что там и как. Потому и взяла Веника в «мужья». Временно, разумеется. Теперь надо от него отделаться побыстрее и ехать к троюродной сестре – она обещала найти к их приезду недорогую квартиру. А куда же Левочка подевался?..

Софочка высвободила у Вени свою руку и беспокойно оглянулась. Она искала глазами рыжую голову, но, как всегда, смотрела не туда. Надо было глаза опустить. Рыжий Левочка сидел на корточках среди чужих сумок и чемоданов, а напротив него в такой же позе присел мальчик в черной шляпе и черном костюмчике, из-под шляпы свисали на румяные щеки черные локончики. Карие Софочкины глаза в изумлении округлились, а нижняя толстая губка отвисла.

– Левочка! – взвизгнула она. – Чему ты учишь этого хорошего мальчика? Негодяй, ты хочешь испортить этого чудного мальчика?

Негодяй немножко смутился, а чудный мальчик недоуменно посмотрел на Софочку большими сливовыми глазами и поправил шляпу.

– Дай сюда эти мерзкие штучки! И забудь о них навсегда! Под небом Израиля никто не играет в «стаканчики»!

Рыжий Левочка собрал с полу три цветных пластмассовых стаканчика – успел взять на столе, где кофе пили, нехотя встал и протянул Софочке. Под ее ожидающим взглядом отдал и маленький стеклянный кубик. «Стаканчики» – излюбленная дворовая игра в том дворе, где родился и пребывал в «тяжелом галуте» Левочка, пока его не посадили в самолет.

Софочка с омерзением на лице бросила стаканчики в урну, туда же полетел и стеклянный кубик, жалобно звякнув о металлический бок. Левочка внимательно посмотрел на урну. Когда он оглянулся, чудного мальчика уже не было. Его волокли за руки родители – так же одетый в черную шляпу и черный длинный лапсердак папа, и в темную юбку до пят мама, – даже не подозревающие о той жуткой угрозе разврата, которая на мгновение повисла над головой их правильного и умненького сыночка. Сыночек упирался и оглядывался на рыжего Левочку, но Левочка ничем не мог ему помочь.

Ты приехал сюда, чтобы портить детей Израиля? – прошипела Софочка и тоже поволокла Левочку за собой. Веня не отставал от них.

Пересчитывая свои баулы, Софочка отодвигала ногой две коричневые Венины сумки, а он потихоньку двигал их, тоже ногой, обратно, поближе к ее вещам.

– Наши пути здесь должны разойтись. – Сухо сказала Софочка.

– Дорогая Софа, – ласково возразил Веня и потрепал рыжие вихры Левочки, – посмотрите сюда…

Веня держал перед Софочкой раскрытую темносинюю книжечку.

– Ну и что? – спросила Софочка, разглядывая два цветных фото на соседних страничках. – Качеством не блещет.

Софочка уже давно не нравилась себе на фотографиях, а эта и вовсе была отвратной. А Венина фотография ее и вовсе не интересовала.

– Это наш документ. Общий. – Со значением сказал Веня, захлопнул книжечку и положил во внутренний карман потертого, серенького в клеточку пиджачка – самое лучшее, что нашлось у Вени в дорогу. – И мы всё теперь должны делать вместе. Всё! – подчеркнул он.

Софочка задумалась. Вытерла платочком взмокший лоб. Да, всего не предусмотришь. Откуда она могла знать? Так радовалась, что освободится, наконец, от вечного нытья старшей сестры, безумно завидовавшей Софочке, потому что сама не могла уехать – была привязана к больным полуинвалидным родителям мужа, а папа и мама, увы, не дожили до счастливых перемен, ушли в лучший мир. И вот, избавившись от всего этого – нравоучений, тесноты и постоянного беспорядка в общей квартире, она в самолете мечтала о спокойной богатой жизни с Левочкой и мужем – тем мужем, которого она себе непременно найдет, в этом у Софочки сомнений не было – с ее-то большими выразительными глазами, пухлым ртом, тонкой (почти) талией, а уж волосы – у кого еще бывают такие густые черные волнистые волосы – чисто еврейская порода. Правда, слегка выступающие верхние зубы и широкие бедра – тоже признак еврейской породы, так она и летит туда, где все евреи, а не в какую-нибудь другую страну! А что там, в этом тоскливом галуте, у нее не получилось с личной жизнью, так это не ее вина. Просто ей не повезло – Моня вдруг умер два года назад, а все другие порядочные евреи уже давно в Израиле. И все разбогатели. Она непременно должна найти себе подходящего, пусть даже вдовца.

Об Израиле у Софочки были весьма смутные представления. А точнее сказать – никаких определенных сведений. Кто-то что-то сказал, кто-то кому-то написал. Но Софочка точно поняла, что там всегда тепло, фруктов, меда и молока, и другой всякой еды изобилие, а главное – там все евреи. Правда, именно последний факт ее слегка смущал. Радовал, конечно, а как же, но… Софочка никогда не видела много евреев сразу. В синагогу (единственную в их городе) по субботам они с Моней не ходили, Моня сказал – ходить надо пешком, а это далеко. Софочка подозревала, что не в расстоянии дело, а просто Моня побаивается – на работе узнают, и не будет продвижения по службе. Он таки и дослужился до заведующего большим складом. Софочка теперь будет ходить в синагогу – а как же. Там все ходят, и она пойдет. Надо соблюдать традиции своего народа, раз уж ты живешь со своим народом.

Новая жизнь рисовалась Софочке в ярких красках, подсвеченных солнцем, фруктами и мечтами о личном благоустройстве. Хватит мучиться в одиночку, и Левочке необходима мужская рука, чтобы не вырос шлимазлом.

И вот – здрасьте! Этот никчемный Веник так прилип к ней. Общий паспорт – кто бы знал! Придется потерпеть. Потом, попозже, развестись. Узнать надо, как это здесь делается…

Софочка смотрела в окошко такси – надо же, бесплатно везут! – какие красивые улицы! А дома! А пальмы!

– Левочка! Какая красота!

Левочка спал, положив рыжую голову на колени Вене.

ЭКСКУРС В НЕИНТЕРЕСНОЕ ПРОШЛОЕ

Несмотря на некоторую, странным образом сохранившуюся к тридцати двум годам наивность, Софочка считала себя бывалой и тертой женщиной. После неожиданной смерти Мони (о, каким Моня был мужем – всегда умел заработать!) ей пришлось самой добывать пропитание, и она устроилась посудомойкой и, по совместительству, уборщицей в маленькую кафешку – забегаловку попросту. Забежал – хлопнул стакашек, закусил пирожком, или остывшей сосиской и дальше побежал. Но некоторые засиживались подольше. Обычно, если трое. Поскольку «Бог троицу любит», то и очередная троица поначалу всегда плыла любовью и благостными улыбками, ну, а когда дело доходило до «уважения», тут-то обычно и начинались неприятности. Дружеские улыбки сменялись злобой и вроде бы, поначалу, несильными тычками, и как-то вдруг возникала драка с отчаянным мордобитием, и даже мог блеснуть откуда-то появившийся ножик. Софочка всегда с изумлением наблюдала картину столь быстрого перехода от взаимной любви и уважения к матерным выкрикам и ненависти, и вот уже один валяется на полу среди осколков тарелки и вращает подбитым глазом, а на физиономии то ли кетчуп, то ли кровь, а другой вообще лежит трупом, а третий – «победитель» – норовит шмыгнуть в дверь. Но дверь уже преграждают бдительные милиционеры, «труп» быстро оживает под их крепкими тумаками, всех героев увозят, а кто же за разбитую посуду будет платить – негодует Софочка. Заведующий кафешкой, а, в сущности, ее хозяин, уже смотрит на Софочку неодобрительно заплывшими жиром узкими восточными глазками, но она-то в чем виновата, раньше бы вызвал милиционеров, или он думает, что она, женщина, должна разнимать драчунов! Софочка прекрасно знает, о чем он думает: как бы уложить ее в своем закутке, именуемом кабинетом, на узкий дерматиновый диванчик. Но она лучше уволится и пойдет мыть посуду в другое место. Не потому, что он ей противен – это само собой, а потому что она добропорядочная женщина и себя уважает.

И пуcть подавится своими липкими деньгами, которые пытается сунуть ей за лифчик. Так и пришлось Софочке уволиться, а другого места не нашлось, да она и не очень искала. Так как твердо задумала уехать. И восприняла Веню с его пятью тысячами как весьма удачное свершение ее судьбы. Фиктивное посещение загса ее нисколько не смутило. Хотя надо было ждать после этого посещения еще целый год (вот уж странный закон, уж если брак фиктивный, он и через год не станет лучше), но Веня сразу продал квартиру и отдал ей деньги – боялся, что она передумает и пойдет разводиться, и попросился жить к приятелю.

Иногда он приходил к Софочке, каждый раз объясняя, что случайно проходил мимо. Софочка наливала чай, доставала из шкафчика печенье, Веня не отказывался. Он радовался, если Левочка оказывался дома, они тут же пристраивались на уголке кухонного стола, и Веня рисовал смешные картинки. Появлялась Софочкина сестра, иронически косилась на «семейную идиллию» и начинала греметь у плиты кастрюлями. Веня догадывался, что пора уходить.

Визиты Вени были Софочке не интересны, но ведь не выгонишь человека. Она не очень понимала, зачем ему, русскому человеку, понадобилось уезжать, но Веня однажды, как мог, объяснил свою жизнь. Он закончил художественное училище, прикладное отделение, и всегда где-нибудь, что-нибудь рисовал – там рекламы разные, витрины оформлял, ну и всё такое. Но, пришли другие времена, и в новых рекламных технологиях он оказался ненужным, – объяснял Веня, глядя на Софочку грустными светлыми глазами. Они всегда у него были грустными. Но ей какое дело до его глаз. Неприкаянный мужичок. Бессемейный, что-то у него когда-то было, но не сошлось – Софочка в подробности не вникала. Мало ли их таких – перекати-поле. Там поработают-подзаработают, перекатятся еще куда-нибудь. «Хочется чего-то нового, пожить как-то иначе, посмотреть другой мир, а то так жизнь и кончится», – сказал Веня. Ну и ладно, мужичок тихий, невредный, пусть едет, как-нибудь там устроится, ее это, в общем-то, не касается.

Софочка доллары не транжирила – там пригодятся, мыла в домах подъезды, так и протянули с Левочкой до отъезда. Но наивность и незнание разных тонкостей подвели Софочку. Оказалось, что избавиться от Веника нельзя – пока, во всяком случае. И Веня без колебаний и даже весьма настырно поселился с ними в снятой двухкомнатной квартирке. Пришлось определить ему спальное место – на узком диванчике в салоне, а Софочка с Левочкой вполне умещались на двуспальной кровати в другой комнате, еще и много места оставалось. Ох, Софка, Софка, не сумела отделаться от мужичка, корила она себя. Но не выгонишь, хоть на улице и не мороз.

НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Что самое главное и самое интересное в Израиле? Ну, конечно же – шук!

На второй же день, расспросив очень милую и приветливую соседку Дору, разговаривавшую на смеси русского и украинского с добавлением непонятных и еще чуждых Софочкину уху слов, и прихватив большую матерчатую полосатую сумку, она отправилась на поиски шука. На одной из улиц, по которой Софочка шествовала не спеша и глазея по сторонам, она услышала громкие крики, шум… Убивают! Или грабят кого-то, встревожилась Софочка. Но всмотревшись на другую сторону неширокой улицы, догадалась – базар! Шук!

И Софочка погрузилась в этот шук, скоро полностью одурев от толкотни и гомона, от оглушительных выкриков и песен молодых, одинаково смуглых и глазастых продавцов. Спотыкаясь о чужие тележки, удивляясь невиданным фруктам и вздрагивая каждый раз, когда над самым ухом раздавался трубный вопль – ну и глотки луженые! – Софочка решилась. Сколько всего на прилавках – горы! Она купит только то, что хорошо знает. Главное – помидоры, огурцы и картошка, а там видно будет.

Софочка набрала в руки, сколько вместилось, огурцов, и понесла их к весам.

Молодой кудрявый продавец посмотрел на ее руки, тут один огурец выскользнул из растопыренных пальцев и упал на землю. Парень округлил и без того круглые черные глаза и рассмеялся. Поднял руку и ткнул пальцем вверх – Софочка проследила направление и увидела над собой толстую пачку голубых прозрачных пакетиков. Пока она их рассматривала, огурцы один за другим выскальзывали из ее рук и падали на землю. Продавцу это не понравилось, он выразительно покрутил пальцем у виска. Софочка покраснела, положила оставшиеся огурцы на высившуюся перед ней гору помидоров и ушла, слыша за своей спиной гортанный клекот – смеется, подлец! Она отошла подальше от «подлеца» и, остановившись в сторонке, стала наблюдать, каким образом происходит купля-продажа. Через полчаса она вышла из шука, нагруженная разноцветными пакетами, даже персики и груши купила. Одно ее немножко расстраивало – в кошельке осталось мало денег, так, мелочь одна, серебро и желтеньких монет несколько. Кидают пакеты на весы, долдонят что-то, Софочка дает и дает деньги, а кто знает, сколько надо и правильно ли сдачу дают. Конечно, обманули. Ведь бумажка в сто шекелей была! Однако, присев на скамейку и пересчитав, она успокоилась. Серебряных монет набралось на шестьдесят шекелей. А она столько всего накупила!

Спустя несколько дней Софочка снова отправилась на шук. Веня тоже просился, но она упорно брать его не хотела, нечего изображать семью! Она шла, не спеша, по рядам, сравнивая цены на табличках. «Геверет, геверет! Русия!..» Софочка глянула – кудрявый парень весь вылез из-за горы помидоров, сверкал зубами и глазищами и призывно махал ей рукой, потом засмеялся и указал пальцем на пакеты. Софочка тоже засмеялась, подошла и стала отбирать самые красные и крепкие помидоры, складывая их в пакет – продавец сам оторвал и протянул ей. С тех пор они подружились, – если, Софочка, забывшись, проходила мимо, он кричал ей: «Геверет! Русия!», и однажды даже спросил ее имя, и теперь звал: «София! Иды суда!»

Софочка в ульпане сделала упор на числительные, и скоро начала понимать, какую цену называет продавец и сколько она должна получить сдачи.

Как-то Софочка возвращалась домой с полной тележкой – пришлось обзавестись, очень удобно, и присела в маленьком скверике отдохнуть. Подошел подросток, черненький эфиопчик, и спросил: «Который час?»

«Эйн ли шаон», – ответила Софочка и услышала: «Так и скажи, что нет у тебя часов». Софочка воззрилась на него. Тут до нее дошло, что эфиопчик всё сказал по-русски, с самого начала. А она ответила на иврите. Даже в голову не могло придти, что эфиоп может спросить по-русски. Мальчишка расхохотался, сверкнул белыми зубами и белками, и побежал по своим эфиопским делам.

Ну уж, если даже чернокожие евреи (неужто они тоже евреи – Софочка в этом несколько сомневалась) заговорили на русском, таком трудном для них языке, то неужели она менее способна, чтобы выучить иврит? Вот Левочка уже вовсю тараторит и даже помогает Софочке в домашних заданиях, но Софочка пребывает в тяжких сомнениях – не нахватался ли уже мальчик в школе плохих слов. Некому заняться ребенком и проверить его словарный запас, Веня, хотя и оказался вдруг очень способным к языку, но ленится, ходит в ульпан через раз, и стал очень занят – работает. Сидит на центральной улице на пластмассовом стульчике и рисует портреты всем желающим. Черным фломастером чирк-чирк – через несколько минут очень похожий профиль вырисовывается на белом листе. Веня и в фас может изобразить, но за фас берет дороже. Случается – кто-то недоволен (конечно, женщина) и не берет свой портрет. Веничка приносит его домой и кладет в стопочку на полке. Как-то он показал Софочке изображение очередной «отказницы».

– Симпатичная дамочка, – удивилась Софочка, – почему же ей не понравилось?

– Дамочка заявила, что у нее нет второго подбородка, и она надеется, что никогда не будет. Ты видишь, Софа, там уже третий припухает!

– Она совершенно права! Кому нужна твоя правда! Что ты суешь ее людям?

Ты же не фотографию делаешь, а рисуешь. Рисовать человека надо красиво!

Веня задумался. И «отказников» стал приносить гораздо реже. Учить, учить надо мужиков, – подумала Софочка, они же сущие дети! Что Веник, что Левочка – никакой разницы. Вот Моню ничему не нужно было учить, он все понимал без всяких подсказок. Так то ж Моня!

Заработанные деньги Веня пытался отдавать Софочке, но она не брала. Нечего изображать семью. «Картис» банковский и так у нее, и приходится покупать и готовить на всех троих. Не подпустит же она мужика к плите! Что он там может «наготовить»!

ТРУДНОСТИ ЯЗЫКА И ВОСПИТАНИЯ

Софочка пришла с занятий в ульпане, встревоженная.

– Садись и учи! – Она протянула Вене листок бумаги с десятком слов, написанных русскими буквами.

– Что это? – Веня взял листок.

– Плохие слова! В ульпане одна женщина дала переписать. Веня уставился на Софочку.

– Надо знать, что ребенок говорит! И, если употребляет эти слова, надо наказывать!

– А кто наказывать будет? – поинтересовался Веня. Софочка не ответила.

Наказывать Левочку она не любила. Накричать, сколько голоса хватит – это да, но поднять на ребенка руку – никогда. Тем более, не могла доверить это Венику – вдруг он увлечется процессом.

– В угол поставлю. Я. – Решила Софочка.

Веня хмыкнул. Его самого в детстве ставили в угол. Пол-детства он простоял в углу. И вот результат. Ничего не добился. Ни денег, ни чинов, ни приличного костюма.

– Детей надо не в угол ставить, а ремнем драть! – сказал Веня.

– Ты, что ли, драть будешь? – подбоченилась Софочка.

– Я?… – смешался Веня. – Почему это я?

– Учи! – Софочка ткнула пальцем в листок.

Веня начал громко читать непонятные слова. – А перевод? – спросил он.

– Ну, вот же, всё тут есть… – Софочка наклонилась и стала водить пальцем – вслух она не решилась произносить такие скверные слова.

Но, кроме скверных слов, есть еще и другие, и запомнить их – это ж какую светлую голову надо иметь! А выговорить – язык сломаешь. После одного случая Софочка решила не раскрывать на улице рот, пока не выучит все слова.

Софочка как-то подошла к «суперу» и наткнулась у входа на коляску. А в коляске – такой херувимчик кудрявый! Софочка с умилением и с желанием польстить молодой, смуглой и тоже кудрявой мамаше, воскликнула:

– Гур яфе! Ах, какой гур яфе!

Мамаша вытаращила на Софочку круглые коричневые глаза. А Софочка не унималась и продолжала «гуркать». Тут мамаша замахала на Софочку руками и что-то быстро и возмущенно закричала. Конечно, Софочка не поняла ни одного слова, но обиделась и скоренько нырнула в магазин. Что уж, на ребенка нельзя взглянуть и слово ласковое сказать? Ну и обычаи!

Вернувшись домой, она заглянула к соседке Доре и поделилась своей обидой.

Как, как ты назвала дитенка?.. О, так она тебя побить могла! Гур – это щенок, или котенок, ну, в общем, зверенок. А ребенок – тинок! Или – тинокет, если девочка. Повтори: ти-но-кет.

Софочка, конечно, расстроилась. Встретить бы эту мамашу и извиниться. Да где ее теперь найдешь. Еще и выучить надо, как правильно извиняться. А то опять можно при каком-либо случае ляпнуть что-то совсем обратное. Учиться надо! Лимдод и лимдод, как завещал Ленин.

Но Дора прервала ее самонравоучительные размышления. Ей тоже хотелось поделиться своими несчастьями.

– Слухай, Софа, мий бааль зувсим сказився, чистый мешугене стал! Шлимазл полный! Слухай, чего вин учинив!

Софочка с любопытством приготовилась слушать. О чужих бедах всегда интересно узнать, да и не без пользы для себя. Дора, используя весь свой мыслимый, а вернее, немыслимый набор из доступных ей языковых сфер, с пылкой горячностью и гневно сверкая черными глазами, рассказала, что ее Яша учудил на работе. Собирал он там складные лестнички – для квартирного ремонта, или для других целей, хотя какие могут быть другие, не за книжками же наверх лазить, неужто тут у кого библиотеки дома есть, так Яшка за смену живо повкручивал все винты и собрал целых восемь лестниц. Восемь! А другие собирали по четыре! На третий день все его заненавидели. Вразумляли: не спеши! Оплата-то почасовая, а не поштучная. А он, дурень, и на другой день собрал восемь штук, и к девятой подступился. Хозяин всё приглядывался, да как наведет на других работников шороху! Так Яшке пришлось сбежать, чтобы не побили! Ну, не шлимазл ли? План перевыполнял! Думал, премию дадут, чи шо? Сейчас ходит, незнамо где – другую работу шукае! А всё клятое советское воспитание, чтоб ему ни дна ни покрышки!

Дора на минутку пригорюнилась, но тут же опять сверкнула глазами: – Вот как найдет новую аводу, так я ему уже сказала, чтоб теперь ни-ни! Не выступай! Делай, как все! Скольки другие делают, стольки и ты! И баста! Да-а, нашим мужикам тут тяжко, чешутся руки в них! Так нехай в другом месте почешут!

Софочка согласно кивала и думала, что надо непеременно рассказать Венику, чтоб не попал, как Яша, в неприятное положение. У Веника тоже руки на работу чешутся, читает на улицах все объявления, потом висит на телефоне, но пока результата нет. Не в посудомойки же идти, или за старухами ухаживать! Но про здешние нравы он должен знать заранее.

Но Веник на ее рассказ не обратил должного внимания и, похоже, для себя выводов не сделал. Он улыбнулся и сказал:

– Когда работа есть, надо ее делать, а ваньку валять – это для ленивых.

– Ну да, вот ты все переделаешь, а тебе не заплатят, ну, не добавят, тогда что?

– Умный хозин добавит, а от дурака я и сам уйду.

Софочка спорить не стала, не привыкла она с мужчинами спорить.

СЧАСТЬЕ РЕБЕНКА – В КОЛЛЕКТИВЕ

Софочка отправилась в школу. Надо же, наконец, посмотреть – как учат, чему учат, и почему не задают на дом уроков. Может быть, Левочка просто их не делает, что взять с восьмилетнего глупого мальчишки?

Она приоткрыла дверь и заглянула в класс. И застыла надолго с изумленным лицом. Такого она еще не видела. Дети, вместо того, чтобы прилежно сидеть за партами – да и не парты, просто столы, – занимались черт те чем. Кто жевал бутерброд, кто сидел верхом на столе спиной к доске, один мальчишка валялся на полу и радостно дрыгал ногами, а две девочки бегали туда-сюда и хохотали. Где же учительница? Наверное, у них сейчас переменка. Учительница нашлась – она стояла у окна, ела питу и запивала колой из бутылки. В синих тренировках и кедах на босу ногу, со встрепанными, выкрашенными в яркофиолетовый цвет волосами, с кучкой блестящих сережек в каждом ухе…

Софочка, в ужасе прижав ладонь ко рту, отступила от двери. Но Левочка! Левочку она там не видела. Софочка посмотрела на табличку – ну да, это 1-й класс, а ей нужен 2-й.

Но и во 2-м классе происходило то же самое. Только учительница другая – толстая, в короткой белой юбке и желтой майке. Её Левочка сидел за последним столом и что-то рисовал, высунув в усердии кончик языка. Надо же, какой хороший у нее ребенок, не то, что эти оболтусы. Орут, бегают и все что-то жуют.

Софочка решительно шагнула в класс. Учительница с готовностью и неописуемой радостью на лице двинулась к ней.

– Шалом! Ат шель ми има?

То есть, чья ты мама – это Софочка сразу поняла.

Софочка указала пальцем на Левочку. Учительница еще больше обрадовалась и вдруг перешла на русский, ломаный, правда, но всё же более понятный для Софочки.

Оказалось, что Левочка меод хороший мальчик, всегда веселый, ведь главное что? – чтобы дети были веселыми, контактными, дружились, кол-лек-ти-визьм! – по слогам выговорила учительница и рассмеялась. Она подошла к Левочке и вытащила его из-под стола, куда он залез, как только увидел Софочку. Взяв с его стола листок, она, не заглянув в него, понесла торжественно Софочке. «Малчик лубит рисоват!» – сообщила она радостно. Софочка глянула и похолодела. На листке была нарисована женщина – бесформенная, в короткой юбке, с толстыми ногами-столбиками и спиральками волос на голове – вылитая учительница, но до пояса она была голая – с тщательно вырисованными кружками и точками посередине. Софочка поспешно сложила листок пополам и любезно кивала – учительница продолжала свой искренний монолог о коллективизме.

– А математика? А письмо? – робко заикнулась Софочка, но ее вопрос прошелестел мимо. Учительница только слегка приподняла черные бровки и, не отвлекаясь на пустое, пела свою песню. Ребенок, который усвоил значение коллектива, будет в жизни счастлив, кен, кен! – сияла крупными белыми зубами учительница, но тут визг и топот отвлек внимание обеих. Коллективизм вовсю развивался в углу класса: две девочки, черненькая и рыженькая, визжали и таскали друг дружку за волосы. А Левочка сидел за своим столом и опять что-то рисовал.

Софочка вернулась домой потрясенная. Левочка вполне может вырасти неучем! Даже должен! Но, отзывчивая на чужие неприятности Дора, у которой было трое разновозрастных шлимазлов (к ним причислялся и муж), ее успокоила и всё объяснила. Дети растут здесь свободно, никакого принуждения, в младших классах всюду творится то же самое. Зато в старших классах дети берутся за ум, начинают учиться, родители нанимают репетиторов и – всё в порядке! Софочка была потрясена еще раз. Откуда у Левочки появится ум, если он сейчас не наберется его, и откуда у нее будут деньги на репетиторов!

Она поделилась своим возмущением с Веней, он сочувственно ее выслушал, немного подумал и сказал: – Хочешь, я буду с ним заниматься? У меня по математике была четверка. Надо глянуть в его учебники.

Конечно, Софочка захотела. Ребенок должен получить образование!

Левочку таки поставили в угол. За то, что рисовал учительницу в «неприличном виде», за то, что накануне припозднился вечером и не думает, что мать волнуется, за то, что. Набралось много «плохих поступков, которые не делают другие (подразумевалось – хорошие) мальчики», и Софочка поставила его в единственный свободный угол в салоне. На пятнадцать минут – больше не получилось, пора было обедать. Не может же ребенок ходить, нет, стоять голодный, и так ребра просвечивают. Потом постоит, думала Софочка, собирая на стол в кухне тарелки и прислушиваясь к звукам в салоне. Не вытерпела, прошла по узкому коридорчику и заглянула… Левочка с очень грустным лицом стоял, опустив долу глазки, а Веня ему что-то тихо говорил. Левочка поднял рыжие ресницы, усиленно моргнул, выжимая слезу, но слеза не выжалась, и он только утвердительно кивнул головой, видимо, не согласиться с Вениными словами не было никакой возможности. Софочка тоже заморгала, но слеза так же не выжалась, и она вернулась к тарелкам. Через минуту крикнула: – Обедать! – И добавила потише: – Всем.

Левочка, против привычки, ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусочек, чему до сих пор безуспешно учила его Софочка, всё съел и даже вытер, не спеша, хлебом тарелку и задумчиво теперь жевал этот хлеб, с большим интересом разглядывая на тарелке цветочки. Видимо, с надеждой ждал амнистии.

Веня, давно покончив с обедом, возился в коридорчике – с утра задумал делать шкафчик для обуви, всё уже было припасено, на улице чего только не валяется, даже диваны выбрасывают совсем целые, а уж дощечек всяких – завались. Веня поглядел, как Левочка неуверенными медленными шажками направляется в ненавистный угол и сказал:

– Ну-ка, Лева, иди помогай, я один тут не справлюсь.

Левочка так и кинулся на зов, словно мечтал об этом шкафчике долгие годы.

К вечеру, объединенными усилиями, шкафчик был готов, внесен в салон, пристроен возле двери и поделен по полочкам. Левочка с удовлетворением раскладывал на своей полочке сандалии и кроссовки и косился на мать. «Хороший шкафчик», – сдержанно похвалила Софочка, и Левочка запылал всей своей рыжиной – веснушками, ресницами и голубыми глазами в рыжих точечках. С довольным видом он прошелся по комнате.

– Мама, а давай, поставим его в этот угол, здесь ему будет удобно. А то у дверей некрасиво.

О, хитрое еврейское дитя!

ЛОВИСЬ РЫБКА – МАЛЕНЬКАЯ И МАЛЕНЬКАЯ

Веня умудрился где-то вывихнуть палец и не мог рисовать. Он заскучал. Часика два в день он занимался с Левочкой, потом отпускал довольного окончанием мучений ребенка во двор, а сам с грустным лицом слонялся по комнате. Софочке это не нравилось – еще депрессия начнется, только и говорят вокруг и пишут в газетах про эту депрессию. В Союзе никто о ней понятия не имел.

Чтобы не оставлять Веню скучать одного, Софочка взяла его с собой на шук. Но там он куда-то делся. Исчез человек, как провалился. Софочка бегала с тяжелыми пакетами по рынку (тележку не взяла, рассчитывая на Веню), расталкивая неповоротливые чужие спины, зацепила ногой чью-то тележку, так, что та грохнулась, и пришлось бежать, унося ноги от гнева хозяйки, и тут, наконец, она увидела Веню. Он стоял возле маленького бассейна с живыми карпами и жадно их разглядывал. Софочка обрадовалась – нашелся! И сама удивилась этой радости. Став за спиной Вени, стукнула себя кулачком по лбу, приводя мыслящее устройство в надлежащее состояние. Софка, Софка, чего это ты? Куда он денется? Кому он нужен?…А что это за фифа рядом с ним стоит?

Возле Вени, что-то слишком близко, стояла маленькая полная и аккуратная дамочка и тоже глядела на рыб. Она что-то сказала Вене, он кивнул. У Софочки внутри ворохнулось недовольство.

– Веничка, – ласково пропела Софочка, вдруг сама не узнавая своего голоса. – Что ты здесь стоишь? Или рыбки хочешь? Так я вчера купила к Песаху двух карпов.

Дамочка оглянулась на Софочку, повернулась и ушла. Софочка проводила ее недружелюбным взглядом – ноги-то, ноги, выровняла бы их сначала, а походка – корова и только! Ходят тут, прилипчивые.

Веня потупил глаза и уперся в свои пыльные сандалии. Софочка тоже посмотрела вниз. Совсем разваливаются сандалии. Надо купить новые… А что еще?.. Новые брюки, или уж сразу парадный костюм?! Конечно, он занимается с Левочкой, и посуду моет, но это еще не повод… Разбаловать мужика – проще простого, он и возомнит что-нибудь. Софочка вспомнила прилипчивую дамочку и сказала: