Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

В новой старой шинели и фальшивым лицом я бреду вдоль длинного ряда прилавков, разглядывая товары. Это рынок растёт, или это потому, что я никогда не выбираюсь посмотреть, что творится на уличном уровне? Я пару раз надолго прикладываюсь к бутылке. Если рынок растёт, то я знаю, почему. Я пытаюсь сосчитать все бутылки подпольных зелий, боеприпасы и коробки с едой. Пройдя квартал, сдаюсь и ещё раз прикладываюсь к бутылке.

Билл прав в одном. Мне много с чем надо разобраться прямо сейчас. Я знаю, что это дельный совет, потому что это то, что сказала бы Элис. Она всегда была умницей. Выбирай, какие и когда черепа раскалывать. Для меня никаких черепов сегодня вечером, большое спасибо. Я спокоен, как дремлющий на поллитровой банке «Роки Роуд» кот. На углу я направляюсь обратно к мотоциклу.

Я по-прежнему вижу в толпе босяков. Что-то новенькое. Налётчики ни за что не стали бы разгуливать в открытую по Пандемониуму, если бы им кто-то не заплатил. Мне следует почаще спускаться сюда. Это похоже на парад городских грехов. Что-то вроде бутиков на Родео Драйв.

Я делаю ещё глоток из бутылки. Я уже прикончил половину. Этой бутылки, и ничего больше. Чтоб мне сдохнуть.

Если Семиаза превратился в Лицо со шрамом[44]44
  Гангстер, главный герой одноимённого фильма 1983 года, убивший своего босса и занявший его место.


[Закрыть], это плохие новости. Он нужен мне, чтобы контролировать ситуацию. И чтобы помогать мне оставаться в живых. Мне нужно выяснить, кто пытается избавиться от меня или найти способ выбраться отсюда, и у меня плохое предчувствие, что мне придётся сделать первое, прежде чем я сделаю второе. Если бы святоша Джеймс был здесь, он бы уже знал, что происходит. Он занимается делами Майка Хаммера[45]45
  Вымышленный нью-йоркский частный детектив, герой произведений американского детективного писателя Микки Спиллейна.


[Закрыть], и у него это неплохо получается. Что касается меня, то мне понадобятся шпаргалки и чертежи, чтобы сделать лёд.

Я заворачиваю за угол и направляюсь туда, где оставил мотоцикл. Внезапно чувствую, что у меня заплетаются ноги. Эта Царская водка оказалась крепче, чем я думал. Мне нужно заказать такую во дворец. Я налетаю на стол лоточника. Отступая назад, я поднимаю руки в извинении, пока парень пятьюдесятью разными способами обзывает меня мудаком. Может, адовский и простой язык, но он может быть цветастым.

Последнее, что мне нужно сегодня вечером, – это неприятности, так что я бросаю оставшуюся Царскую водку в заполненную мусором бочку из-под масла. И промахиваюсь. Следующее, что я слышу, – это как кто-то кричит. Мне знаком этот тон. Я смотрю на него. Если я останусь, будут ботинки и кулаки. Если побегу, за мной будут гнаться шесть босяков. Не сочетается с моим намерением вести себя тихо. Он со своими приятелями направляются сюда. В принципе, у меня два варианта, которые в сумме не дают никаких вариантов.

Прости, Билл, но это не я тебя подвёл. Это Царская водка.

Оскорблённый налётчик на голову выше меня, крупный и мускулистый. Его друзья держатся позади него. Грязные лица. Грязная одежда. Сельские парни, только что прикатившие в город и осматривающие достопримечательности, когда городской пьяница практически ссыт им на ноги. Никаких шансов, что они отнесутся к этому спокойно. И всё же я говорю:

– Прошу прощения. Моя вина. Наверное, я могу найти кого-нибудь, кто почистит их вам.

Если бы взгляд мог убивать, я был бы сейчас в соседней могиле с Габби Хейсом[46]46
  Джордж Фрэнсис «Габби» Хейс (1885–1969) – американский актёр. Известен своими многочисленными появлениями в серии вестернов.


[Закрыть]. Босяк смотрит на свои забрызганные ботинки, а затем на меня.

– Побереги свои деньги. Иди сюда и почисти их сам. Своим языком.

Его друзья смеются. Мне и в лучшие времена не нравилась деревенщина, а сейчас явно не то время. У него за спиной стоит приземистый босяк с мягким рыбьим лицом и повязкой на глазу.

– Я бы так и сделал, но это заставит ревновать твою подружку.

Чёрт. Я сказал это вслух? В конце концов, может быть, некоторые из этих драк – моя вина. Выражение лица Грязных Ботинок даёт мне понять, что он точно настолько туп, чтобы взбеситься из-за такой явной провокации. Я знаю, что будет дальше, но теперь мне известно, что это просто дуболомы из пехоты, а не переодетые ниндзя.

Хитрость в подобной ситуации состоит в том, чтобы сделать первый шаг и продолжать двигаться, несмотря ни на что. Они подумают, что ты чокнутый, и будут отступать, возможно, достаточно долго, чтобы ты смог уйти. Но всё же они шестеро обученных убийц. Даже в доспехах Люцифера они могут убить меня, но не раньше, чем я сперва прикончу нескольких из них.

Я делаю рывок прямо к ним. Пятеро отскакивают в сторону. Шестой, бородатый адовец, который голодал так долго, что его форма стала ему велика, достаёт из ботинка ка-бар и бросается на меня.

Даже пьяный, я в два раза быстрее этого захолустного протирателя штанов. Когда он промахивается ножом, то подставляется под удар. Я бью его ботинком по яйцам, и когда он сгибается пополам от боли, я поднимаю колено, чтобы сломать ему нос. Он падает, фонтанируя чёрной кровью, и, как по команде, пятеро его друзей просыпаются и налетают на меня.

Мало что можно сделать, когда ты на проигрышной стороне подобной свалки, кроме как наносить удары кулаком и ждать, когда кто-нибудь подставится. Я пригибаюсь, поднимаю руки перед лицом. Приседаю и уклоняюсь. Время от времени наношу удары, просто чтобы напомнить им, что я где-то здесь. Половину времени они лупят по доспехам, так что избиение могло бы быть намного хуже. Чего мне не хочется, так это чтобы они опрокинули меня на землю, где могли бы поочерёдно выполнять олимпийские прыжки с вышки мне на лицо.

Ужасная правда заключается в том, что мне вроде как нравится это избиение. Оно не похоже на то, как когда я попал в засаду на мотоцикле. Это я видел, что приближается. Оно больше напоминает тренировку на арене. Я не собираюсь лгать и говорить, что это не больно, но это знакомый вид боли, и это лучше, чем ещё один тихий вечер во дворце, лишь греки и я.

Не бойся бога.

Не беспокойся о смерти.

Благо легко достижимо.

Зло легко переносимо.

Шёл бы ты на хуй, Эпикур. Стань здесь перед кучкой прирождённых неудачников, которые хотят получить с твоей шкуры хоть какой-то реванш за своё дерьмовое существование. Сделай это, а потом порази меня какой-нибудь наикрутейшей эллинской логикой. Убеди меня, и я куплю тебе все узо[47]47
  Крепкий алкогольный напиток с анисовой вытяжкой, производимый и распространяемый повсеместно в Греции.


[Закрыть] и мусаку[48]48
  Традиционное блюдо из баклажанов.


[Закрыть] для микроволновки в Афинах.

На самом деле, это могло быть весело, если бы Кэнди была здесь. К этому времени она бы уже сбросила человеческое лицо и выпустила наружу нечеловеческую нефритовую сторону. Глаза, словно красные прорези в чёрном льду. Когти и улыбка с акульими зубами. Великолепная машина для убийства в рваных джинсах и поношенных Чак Тейлорах[49]49
  Знаменитые кеды фирмы «Конверс».


[Закрыть]. Идеальная подружка.

Мы танцуем уже пару минут, и драка слегка ослабевает. Мозговой центр пробивает талон ухода с работы. Я уже должен был лежать лицом вниз, забитый до смерти. Идиот с ка-баром снова на ногах, но он ранен и дерётся так, словно его руки упаковывают арахис в муфту из кроличьего меха. Я пустил кровь по крайней мере двум другим. Ещё один лежит ничком и не встаёт.

Удары прекращаются. Затем всё прекращается. Всё. Проклятия босяков. Звуки лоточников. Выкрики болельщиков, делающих ставки на драку. Весь рынок смотрит на улицу. Запах благовоний смешивается с запахами горячего растительного масла и отбросов. Тихо поют голоса. Не совсем песню. Скорее говорят нараспев. Намного красивее, чем большая часть адовской музыки, не то, чтобы та была тяжёлой. Адовская музыка скорее напоминает падающий в шахту лифта измельчитель древесины.

Затем они появляются в поле зрения. Все склоняют головы. Это религиозная процессия, но не из церкви Мерихима. Шествие состоит практически из одних женщин. Обизут впереди в маске, и на остальных женщинах такие же. Женщина во главе процессии не в маске. Её лицо покрыто шрамами и следами побоев, словно она многое повидала в войне Наверху. Её длинные чёрные волосы уложены вверх и обёрнуты вокруг набора тяжёлых пожелтевших рогов, которые торчат прямо вперёд, указывая обитыми металлом кончиками путь её стаду. Должно быть, это Деймус.

Деймус – верховная жрица ещё одной церкви Ада. Из того, что я слышал во дворце, это своего рода упоротое поклонение богине. Похоже, Мерихим со своими парнями заполучили гигантскую скинию в центре города, а девочки – дерьмовый гараж возле железнодорожных путей. Всё является политикой. В тех редких случаях, когда всплывает её имя, тайная полиция и представители Скинии Мерихима вдоволь смеются. Говоря о Деймус и её стаде, как о старом культе любви-и-мира Хейт-Эшбери[50]50
  Район Сан-Франциско. Центр движения хиппи в 1960-х.


[Закрыть]. Горстка безобидных малышек с бусами любви и манией величия хиппи.

Я не так уверен, что их следует списывать со счетов. Толпа, включая мужчин, похоже, воспринимает их вполне серьёзно, так что, что бы там ни втюхивала Деймус, это не только для женщин.

Напев становится тихим. Не совсем молитва. Скорее, будто если ты подойдёшь достаточно близко, то они откроют тебе секрет. Я могу тут и там разобрать несколько слов.

Бытие и становление…

…рука, расчищающая путь…

…холод, обжигающий, как тёмное пламя…

Я так увлечён наблюдением за ними, что мне требуется минута, чтобы вспомнить, что я в центре драки. Затем кое-что напоминает мне. Раздаётся выстрел из пистолета, и такое ощущение, будто в мою правую почку только что передним бампером влетел пикап. Я падаю на колени, держась за бок. Потом меня осеняет, что я не ранен. Единственная боль, – это там, где колени ударились о тротуар. Пуля даже не оставила вмятины на доспехе.

При звуке выстрела процессия пускается наутёк, а за ней следует половина рынка. Оставшиеся идиоты, наверное, сделали ставки на драку.

Я встаю и поворачиваюсь, чтобы обнаружить наставившего на меня свой «Глок» Грязные Ботинки. Он удивлён, что я стою, и теперь ждёт, что я упаду. Второй выстрел испортит ему момент из гангстерского фильма. Так же, как и его смерть на глазах у его друзей, но он ещё этого не знает.

Когда я лезу в карман за наацем, до него наконец доходит, что я не собираюсь падать. Он поднимает «Глок», чтобы снова выстрелить. Слишком поздно. Я выхватываю наац и наношу хлёсткий удар по его руке.

Только его ударяет не наац. И ударяет не по руке. Волшебный Шар Номер Восемь из призрачной комнаты. Он врезается в Грязные Ботинки и исчезает внутри него, оставляя в груди зияющую чёрную дыру. Тот слегка наклоняется вперёд, но не падает. Вздрагивает. И у него из спины вырываются пять металлических паучьих лап, пронзая насквозь его друзей. Лапы проходят сквозь мужчин, словно гарпун сквозь «Вельвету»[51]51
  Марка плавленого сыра.


[Закрыть]. Лапы закручиваются обратно и снова пронзают их. И ещё раз. Закручиваются и пронзают, снова и снова. Когда зазубренные отростки втягиваются, его друзей разрывает на части брызгами костей и хрящей, словно их поразили выпущенные из пушек бензопилы.

Паучьи лапы вырываются из дыры в груди Грязных Ботинок и, изгибаясь назад, смыкаются сами с собой, цепляясь за края дыры. Внезапным рывком, они разрывают грудь Грязных Ботинок, словно раскалывая омара. После чего не прекращают тянуть, пока, выгибаясь назад, не соприкасаются, практически выворачивая его наизнанку.

Грязные Ботинки падает влажной грудой, а паучьи лапы исчезают внутри его тела. Секунду спустя Шар Номер 8 выкатывается и возвращается обратно мне в руку.

Единственные адовцы, что ещё не бегут, – это те, что упали и ползают под рыночными прилавками. Я разворачиваюсь и иду в другую сторону. Мои руки покрыты адовской кровью. Я вытираю Шар Номер 8 и руки о шинель и засовываю его в карман худи. Бросаю шинель в бочку из-под масла, полную горящего мусора. Краду тяжёлый бушлат с вешалки в ларьке лоточника и быстро надеваю, перемещая Шар Номер 8 из худи в бушлат. Мне хочется, чтобы между им и мной было больше материала.

Нет быстрого пути обратно к мотоциклу, кроме как через рынок, так что я теряюсь в толпе, следующей за процессией.

Что это за хуйня только что произошла?

Я готов поклясться, что оставил Шар Номер 8 во дворце. Но не могу вспомнить, где. Я уверен, что клал наац в карман, но, очевидно, не положил. Неужели Шар Номер 8 обманом заставил меня взять его? В самом деле, что за хуйня только что произошла?

Я рад, что не позволил Мерихиму забрать Шар Номер 8 в Скинию. Я не хочу, чтобы он попал кому-нибудь в руки. Даже ко мне. Когда я вернусь, он будет заперт. Как и чёртов «Глок».

Моя голова кружится от Царской водки и взрывающихся тел. Я не собираюсь сейчас ничего выяснять. Лучше просто опустить голову и искать возможность исчезнуть.

Участники шествия собираются в нескольких кварталах дальше. Это женская церковь, если можно назвать её так. Она двухэтажная. Ненамного больше одного из тех молельных домов, которые можно видеть разбросанными по всем бедным районам Лос-Анджелеса. Крошечные общины истово верующих поклоняются там, что раньше было маникюрными салонами или Элкс лодж[52]52
  Благожелательный и защитный орден лосей (также часто известный как Элкс Лодж) – американский братский орден, основанный в 1868 году, первоначально как социальный клуб в Нью-Йорке.


[Закрыть].

Перед церковью висят четыре плаката. Первые три я узнаю. Евангелия церкви Мерихима и потолок библиотеки Люцифера. Мысль. Действие. И Новый Мир. Но я не узнаю четвёртый плакат. На нём расплывчатая фигура, как лицо, теряющееся в телевизионных помехах. Между плакатами находится плетёная фигура. Не могу сказать, мужчина это, женщина или Андре Гигант[53]53
  Французский рестлер и актёр болгарско-польского происхождения.


[Закрыть]. Это плетёное нечто высотой с церковь.

Я не знал, что Обизут была в мятежной церкви Ада, и что она в ней такая большая шишка. Это делает особенно интересным тот факт, что Люцифер рекомендовал её в Совет.

Она и другие высокопоставленные церковницы держат в руках горящие факелы. Женщины двигаются сквозь толпу, раздавая зажжённые свечи. Деймус раскручивает толпу с помощью довольно неплохой пародии на Элмера Гантри[54]54
  Американский драматический кинофильм 1960 года. Коммивояжёр Элмер Гантри совершенно случайно попадает на собрание верующих людей и понимает, что на религии можно очень хорошо заработать. Он перевоплощается в евангелиста и объединяется с сестрой Шэрон Фальконер, проповедуя вместе с ней в церквях.


[Закрыть].

– Старое должно сгореть, чтобы освободить место для нового. Не потому, что оно старое, а потому, что давние раны, которым оно поклонялось, и которые, оно верило, определяли его, стали болезнью, и эта болезнь угрожает распространиться повсеместно и на всех, и уложить всех.

По толпе прокатывается шёпот согласия.

– Вам нужно сжечь убеждения, когда они становятся удобной ложью, исключительно с целью заполучения и удержания власти. Разве не странно, что, когда весь город сотрясло до основания, и он истёк кровью, Скинию едва затронуло?

Снова шёпот:

– Она права.

– Город сгорел, а они хотят повернуть время вспять, чтобы всё было как раньше. Мы этого не допустим.

На этот раз она получает одобрительные возгласы. Деймус поднимает с земли факел. Обизут подносит свой факел, и Деймус зажигает от него свой. Она бросает факел в плетённую фигуру, а следом Обизут. Другие важные церковницы кидают свои. Толпа бросает свечи и подаётся вперёд. Я двигаюсь вместе с ней. С этого расстояния я могу сказать, что они сжигают человека. Бог-Отец облажался, так что устроим ему «велосипед»[55]55
  Вставить спички между пальцами ног и поджечь.


[Закрыть] и будем надеяться, что Мама спустится и всё исправит. Надеюсь, что вы, дамы, захватили ланч, потому что вам предстоит долгое ожидание. Папа разбит на больше кусков, чем Шалтай-Болтай, а Мамы не существует.

Молодая адовка протягивает мне свечу и машинально зажигает её.

– Брат, ты часть движения?

Я оглядываюсь на толпу.

– Я даже не знаю, что это. Я просто хотел посмотреть.

Она кивает.

– Всё в порядке. Мы все начинали с этого. Брось свечу и сделай следующий шаг.

Я ожидаю, что она двинется дальше, но она этого не делает. У неё свечи в одной руке и чаша в другой. На дне небольшая горсть монет.

– Брат, если можешь хоть как-то помочь.

Она адовский монстр. Но я тоже монстр. Её как мусор выбросили за стены Небес тысячи лет назад, но она выглядит и ведёт себя как ребёнок, получивший первую работу на лето. Чёрт подери, на секунду она напоминает мне девушку из «Пончиковой Вселенной», и я роюсь в кармане в поисках чего-нибудь, чтобы дать ей. И нащупываю одну большую монету. «Веритас». Я ещё раз смотрю на неё. Нет. У неё никогда не было зелёных волос, и она не подавала вчерашние яблочные оладьи.

Я бросаю в её чашку «Веритас». Малышка, тебе совет сейчас нужен больше, чем мне. Движущая сила и мощь библейского дерьма благополучно доставят меня домой на побережье. Или нет. В любом случае, может ты сможешь обменять «Веритас» на какую-нибудь приличную еду с чёрного рынка.

Она не видит, что я бросил в её чашку, но благодарно кивает головой.

– Не забудь свою свечу.

Я следую вперёд за вереницей истинно верующих. Это кажется вежливым. Кроме того, я только что заплатил за свечку. Смешно бы выглядело, если бы я бросил её и направился в другую сторону.

Все смеются и поют, как на слёте у костра в средней школе. Мне нужен фотоаппарат. Адовцы, смеющиеся у башни огня. Вот, это тот Ад, который я искал. Огонь. Безумные аплодисменты. И покалывающее ощущение того, что всё вот-вот выйдет из-под контроля.

Огонь поднимается выше пояса плетённого человека. Должен признать, он держится лучше меня. Я швыряю свечу и смотрю, как она, кувыркаясь, падает в огонь. Развернувшись, я ныряю вглубь толпы. И не могу удержаться от смеха. Должно быть, это самый странный день всей моей чертовски странной жизни.

Это я в яме для барбекю. Они сжигают Люцифера.

Я делаю круг по рынку и возвращаюсь туда, где оставил адовский супербайк. Я ещё раз подправляю чары, придавая себе новое лицо. Я не сбрасываю чары, пока не возвращаюсь во дворец и не поднимаюсь по потайной лестнице в библиотеку.

Я не в настроении разбираться с наёмными убийцами, Бримборионом или Жанной д’Арк поджигательницей, так что пользуюсь трюком друга Видока – заваливаю мебелью дверь спальни.

Утром я пинаю окровавленную одежду, которую оставил в ногах кровати, в кучу, которую хочу почистить, вместо того чтобы сжечь. Мне серьёзно не нравится идея, что Бримборион может входить сюда в любое время, когда ему заблагорассудится. То, что я забрал у него отмычку, вовсе не означает, что у него уже не припрятана где-нибудь запасная.

Всей моей жизнью управляют волшебные ключи и мудаки, у которых они есть, или их нет. Я нашёл ключ в комнате Мейсона, но, если не хочу начать вскрывать черепа адовцам, мне не будет от него никакой пользы.

Ад срезал с меня достаточно мяса, чтобы я ни за что не касался Волшебного Шара Номер 8 живой рукой. Я использую руку Кисси, чтобы переместить шар из кармана бушлата в нижний ящик комода, вместе с револьвером. Пока кто-нибудь не сможет сказать мне, что это за штуковина, я не хочу, чтобы она была рядом со мной. Что означает, что сюда никто не войдёт. Не после того, как я видел, что она сделала на рынке.

После вчерашней Царской Водки раскалывается голова. Я позволяю пульсирующей боли за глазами взять верх – старый трюк арены. Погружение в центр боли означает, что мне не нужно думать, а не думать означает, что мне не нужно искать ответы, а отсутствие потребности в ответах означает, что мне, возможно, удастся прожить день без убийств.

Я ни капельки не сожалею, что убил тех босяков вчера вечером. Но я не знаю, как это получилось, и как эта штука оказалась у меня в кармане. Здесь, в этой боли, мне и не нужно знать. Я просто отмечаю вопрос и двигаюсь дальше. Ответы редки и приходят в своё время, но похмелья безотказны и никогда не бывают в дефиците.

Спустя некоторое время пульсация боли синхронизируется с моим сердцебиением. Какой-то древнегреческий философ сказал, что нет ничего, кроме атомов и пустоты. Сейчас моя голова – это одна большая пустота. Я беру с тумбочки бутылку Царской водки и делаю небольшой глоток. Подобное лечит подобное. Чтобы уравновесить гуморы. Так сказал Гиппократ[56]56
  Гуморальная теория Гиппократа заключается в представлении о том, что в теле человека текут четыре основные жидкости (гуморы): кровь, флегма (слизь), жёлтая жёлчь и чёрная жёлчь. В норме эти жидкости находятся в балансе, однако избыток одной или нескольких из них вызывает практически все внутренние болезни.


[Закрыть]. Все вопросы к нему.

Я открываю глаза и смотрю в окно. Сейчас около четырёх. Облака перекати-полем катятся по синюшному небу. На юге города снова вспыхнули несколько пожаров. Подсветка выглядит как ядерный взрыв в замедленной съёмке. Моя Голгофа Лос-Анджелес никогда не выглядел красивее.

Я весь день ничего не слышу от Бримбориона. Интересно, нашёл он кого-нибудь пришить обратно палец? Я даже не знаю, занимаются ли они подобными вещами здесь внизу. Скорее всего, они считают, что если ты настолько туп, чтобы потерять палец, то заслуживаешь того, чтобы он оставался потерянным.

Позже проведать меня приходит Ветис.

– Вчера вечером на рынке сожгли ваше чучело, повелитель.

– Слышал. И не называй меня «повелитель».

– Я удвоил вашу личную охрану и разместил внизу ещё солдат легиона.

Мисс 45 просовывает голову в дверь. Ветис делает шаг назад. Она ждёт пару ударов сердца, и идёт дальше по коридору.

– Спасибо. Последнее время я чувствую себя хорошо защищённым.

Посреди ночи в спальне звонит телефон. Он никогда раньше так не делал. Я никогда им не пользовался. После четвёртого звонка я беру трубку.

– Алло?

– Смотрю, ещё жив и барахтаешься.

– Ты кто?

– Конь в пальто. Повтори вопрос, и услышишь: «слон в манто».

– Пошёл на хуй. Я вешаю трубку.

Когда я кладу трубку, снова раздаётся голос.

– Ты всегда такой серьёзный. Такой линейный. Тебе нужно научиться вникать в суть вещей.

Я почти узнаю голос, но не совсем.

– И в чём же здесь суть?

– Что ты – ничто. Ты всю свою жизнь дрался со Вселенной, и куда это тебя привело? Ты не настоящий Дьявол. Ты не Сэндмен Слим. Ты не человек, и ты не ангел. Некоторые живут в серых зонах, но ты, дружище, и есть серая зона.

– Предполагается, что я должен был что-то из этого понять?

– Ты всегда мог бы покончить с собой и избавить нас от хлопот.

– И что бы это изменило? Я бы просто очутился прямо здесь. Это тебя Бримборион надоумил?

– А ты как считаешь?

– Я считаю, что он где-то прячется и лечит руку с помощью виски, полируя его валиумом.

– Ну вот.

– Я должен был испугаться? Ты говоришь, как чей-то папаша, навязывающий печенья девочек-скаутов.

– Знаешь, не только у тебя есть гляделки. Не думай, что, если ты следишь за миром, мир не следит за тобой в ответ.

– Знаешь, я собираюсь найти тебя.

– Я рассчитываю на это.

Затем раздаётся щелчок, и линия замолкает.

Телефонный розыгрыш? Так это здесь выглядит? Это не Ад. Это какой-то детский сад.

Я просыпаюсь с болью. Похмелье прошло, и теперь я чувствую каждую частицу побоев, которые получил вчера вечером. У меня болит челюсть, а рёбра в синяках. При каждом движении доспехи давят на них, заставляя меня морщиться. В коридоре что-то разбивается вдребезги. Стекло и металл. Что-то тяжёлое падает на пол, как будто сквозь потолок провалилась машина. Я хватаю нож и бегу на звук.

Мисс 45 лежит на боку в гостиной возле одного из больших панорамных окон. Содержащий её мозг стеклянный купол разбит. Розовая плоть и спинномозговая жидкость вытекают на кафельный пол. Я стою возле тела и прислушиваюсь. Готовый к тому, что тот, кто добрался до неё, пришёл за мной.

Я ничего не слышу. Не было смысла в том, чтобы кому-то пробираться сюда, но они это сделали. Гляделка в коридоре исчезла, так что я не могу проиграть, что случилось. Может, мне не следовало так спешить отказываться от «Глока».

Обходя остальную часть пентхауза, я не вижу ничего необычного. Мне нужно вызвать кого-нибудь убрать гончую до того, как начнёт вонять как в лаборатории Мейсона. В спальне есть телефон. Я забираю из библиотеки «Глок» и направляюсь туда.

В спальне мелькает тень. Похоже, у Бримбориона всё-таки есть вторая отмычка. Здорово. Сперва я выясню, что он забыл в моём номере, а затем мне придётся убить его.

Но едва формируется эта мысль, я уже знаю, что она ошибочна. Бримборион не из этих ошиваюсь-вокруг-разбивая-адских-гончих. Особенно не тогда, когда только что потерял палец. Кто бы там ни был в спальне, яйца у него гораздо больше, а мозговых клеток намного меньше, чем у Бримбориона. Но он знает, кто охотится за мной, и назовёт мне имя, если мне придётся переклеить обои в коридоре его шкурой.

Держа «Глок» двумя руками как теле-полицейский, я плечом открываю дверь спальни. Никого не видно. Вхожу внутрь, обводя комнату пистолетом. Дверь тумбочки открыта, внутри пусто. Если мистер Скоро Умру находится в режиме перепуганного карапуза, он может оказаться под кроватью. Но, скорее всего, он в ванной, пытается протиснуться в сливное отверстие душа.

Я начинаю пересекать комнату, но добираюсь только до края кровати. Дверь у меня за спиной со скрипом открывается полностью.

– Вот твоя грёбаная почта.

Никаких сомнений, чей это голос. Бримборион. Я оборачиваюсь. Он видит у меня в руке «Глок» и во вдохновляющем проявлении инстинкта самосохранения отшатывается назад, ударяется головой о дверь и падает на колени. Я хватаю его за плечо и рывком поднимаю на ноги.

– Как ты сюда попал?

Он смотрит на меня так, будто я одновременно и туп, и спятил.

– Дверь была открыта.

– Не в чёртову спальню. В мою квартиру.

Он переводит взгляд на пистолет, а затем обратно на меня.

– У меня есть ещё один ключ. Ты собираешься убить меня за то, что я делаю свою работу?

В ванной разбивается стекло. Что-то ударяется о стену. Снова и снова. У кого-то там крыша едет. Я толкаю Бримбориона в угол комнаты. Он никуда не уйдёт, пока я не узнаю, не является ли участник номер два тем, кого он послал. Если он хочет получить какую-то компенсацию за свой палец, то будет разочарован.

Дверь в ванную медленно открывается, и выходит адовец. Парня можно было бы принять за человека, если бы его руки и ноги не были в полтора раза длиннее, чем следует. И если бы его кожа не была цвета дохлой рыбы со дна океана. Он весь мокрый. Я слышу, как льётся вода. По звуку похоже на то, что он вырвал раковину из стены.

– Лахаш? – спрашивает Бримборион. – Что ты здесь делаешь?

Лахаш делает пару неуверенных шагов из ванной. Он поднимает глаза, но едва замечает нас. Лахаш нравится мне всё меньше и меньше. Парень под какими-то серьёзными наркотиками или каким-то мощным худу. По обычным стандартам не-Властелина Подземного Мира спальня огромная, но даже если бы она была размером с ангар дирижабля, я всё равно не хотел бы находиться в ней вместе с этим парнем.

– Лахаш, я с тобой разговариваю, – продолжает Бримборион, – как ты попал сюда?

Я толкаю Бримбориона обратно к стене.

– Заткнись. С ним что-то не так.

Лахаш напрягается. Поворачивает молочно-белые глаза в мою сторону. Он узнаёт мой голос. Нет смысла теперь играть в церковную мышь.

– Лахаш, кто послал тебя сюда? Ты здесь ищешь меня или что-то ещё?

Тот поворачивает голову в другой конец комнаты, словно пытаясь вспомнить, где он. Где-то в его черепушке работает мозг, но, похоже, проводка слегка поизносилась. Бримборион пытается прорваться к двери. Я бью его по ногам, подрезая в районе лодыжек, так что он падает ниц. Лахаш визжит, словно банши в блендере, бросается на кровать и карабкается к нам.

Между Лахашем и мной добрых шесть метров. Одной рукой я толкаю Бримбориона обратно в угол, а другой нажимаю на спусковой крючок «Глока». Пуля попадает Лахашу чуть выше левого глаза. Он замирает, руки напрягаются. Словно я застигнул его в процессе отжимания. Секунду спустя его глаза наводятся обратно на меня, и он снова ползёт. На этот раз быстрее. Я всаживаю ещё две пули ему в голову. Он не замедляется. Встаёт на кровати, согнув колени, словно собирается прыгнуть. Я всаживаю пять пуль ему в центр груди.

Мне следовало придерживаться выстрелов в голову. Лахаш не падает. Он разваливается на части. Кажется, что его кости ломаются и разделяются под кожей. Отверстия в его груди сужаются в щели и открываются, словно пластиковый пакет с сэндвичем, только внутри не яичный салат на белом хлебе. Там жуки. Много-много жуков.

У меня за спиной Бримборион то учащённо дышит, то сносно пародирует фальцет Литл Ричарда[57]57
  Литл Ричард (1932–2020) – американский певец, пианист и композитор, который стоял у истоков рок-н-ролла.


[Закрыть]. Я и сам как-то в растерянности. Я никогда прежде не пробовал лупить жуков. Работать корпусом или наносить им обманные удары? Ничего лучше не придумав, я делаю несколько выстрелов в копошащуюся кучу. Жуки никак не реагируют, но я почти уверен, что прикончил свою кровать.

Единственное, что спасло нам с Бримборионом жизнь в эти несколько секунд, – то, что, когда жуки вырвались из Лахаша, они начали поедать его. Теперь первой волне наскучила его дохлая задница, и им хочется свежего мяса.

Я швыряю в рой какое-то аренное худу, простой удар, который ощущается, будто кто-то заезжает коленом тебе в солнечное сплетение. Середина роя останавливается, словно натыкается на невидимую стену, но остальной миллиард маленьких ублюдков обтекает её. Я мог бы сделать воздушный взрыв, подорвав весь кислород в комнате. Это убьёт жуков, но в подобном закрытом пространстве это вышибет наружу мои лёгкие и превратит органы в кошачий корм. Некоторые виды огня – моё лучшее оружие, но здесь неподходящая территория. Я перехожу к следующему лучшему варианту.

Я отползаю с Бримборионом в угол комнаты. Изо всех сил кусаю свою правую руку, пока не появляется кровь, и разбрызгиваю её по полу между жуками и мной. Кровь – это как помои для свиней. Они направляются прямо к ней, лакая её. Я продолжаю трясти рукой, разбрызгивая как можно больше крови между мной и жуками. Какой отстой, но это следующая часть, от которой будет довольно больно.

Шепча одно ужасное тёмное адовское худу, я пробиваю стену над розеткой. Нащупываю окровавленной рукой провода и хватаю оголённые медные шины там, где они касаются идущих к розетке проводов. Среднестатистический человеческий организм плохо реагирует, когда через него пропускают 120 вольт. По сути, он изо всех сил пытается спастись, поэтому, когда вы заставляете его делать что-нибудь настолько глупое, как хватать и не отпускать провода под напряжением, вам приходится испытать сдвоенное острое ощущение мучительной боли и абсолютного бунта вашей кожи и костей, потому что ваше тело не понимает, что ваш разум заставляет его делать это. Это боль на каждом уровне вашего существа. Нервы, мышцы и кожа пытаются расползтись во все стороны. Но вы держитесь, потому что это единственное, что сохраняет вам жизнь, и ваше тело, чёрт его дери, в состоянии собраться и справиться с этим.

Худу начинает действовать как раз в тот момент, как я начинаю терять сознание. Кровь как ничто другое даёт толчок тёмной магии, и когда худу срабатывает, моя спальня превращается в чёртово Четвёртое июля[58]58
  День Независимости США.


[Закрыть] по мере того, как текущее сквозь мою окровавленную руку электричество взрывается в брызгах крови на полу. Извивающиеся сугробы жуков мгновенно поджариваются. Тысячи выбрасываются в воздух силой взрыва. Жуки крутятся как вертушки, и из головы каждого к окровавленному полу тянется крошечная молния. Повсюду салюты и сигнальные ракеты. А когда жуки падают, они такие же хрустящие и мёртвые, как осенние листья.

Я вытягиваю руку из стены и падаю плашмя на спину. Мои колени вибрируют. Челюсти болят от того, что были так сильно стиснуты. Я смотрю на свою руку. Вы когда-нибудь начинали готовить бекон, тут звонит телефон, и вы забываете о беконе, пока не начинает пахнуть обугленной свининой? Это я. Я тот самый бекон. Услышьте мой рёв. С другой стороны, укус хорошо прижёгся.

За спиной я слышу, как Бримборион отодвигает стол, за которым прятался. Он подползает ко мне. На одной руке у него аккуратная чистая повязка.